Текст книги "Обратная сторона медали (СИ)"

Автор книги: Baal

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

По храму разливается её громкий смех.

_____

Мулан смотрит в глаза своему отцу совершенно спокойно, вздёрнув подбородок и чуть выпятив нижнюю губу. Она стоит прямо, распрямив плечи и сжав кулаки. На девушке надеты тяжёлые доспехи, а за пояс заткнут меч. Её прекрасные волосы были криво обрезаны и ныне затянуты в тугой хвост.

Перед её отцом стоит мужчина.

Фа Чжоу необычайно угрюм и зол, точно демоны преисподней, но он не может и слова сказать. Потому что если он откроет рот, то Мулан рассекретят в мгновение ока. А тогда исход печален: быстрая казнь или заключение. Возможно, её отправят в публичный дом, а на семейство Фа падёт вечный позор.

И отец, и “сын” молчат. Потому что слов слишком много, чтобы произнести их вслух.

Первая сдаётся Мулан.

– Отец, я же говорил, что тебе нельзя служить. – Фа Чжоу отмечает, что девушка занижает голос. – Я послужу нашей стране за тебя.

Глава семейства Фа морщит лоб и поджимает губы, сжимая в руках трость.

– Это честь для меня… – наконец сдаётся он, устало опуская голову, – честь иметь такого ребёнка, как ты.

В его голосе Мулан чувствует нечто вроде благодарности или гордости, но девушка не обращает на это внимания. Она складывает руки в молитвенном жесте и кланяется Чжоу в пояс. Её отец, несмотря на свою больную спину, также кланяется ей. Затем Мулан просто разворачивается и уходит, оставив своего отца в поклоне.

– Чуть не раскрыли, – шипит Му-Шу ей на ухо. Дракон, изрядно уменьшившийся в размерах, облюбовал шиворот девушки. Она и не против, потому что доспехи отца ей велики. – Ты испугалась, Фа Мулан?

– Пинг, – мрачно бросает девушка, неизвестно к кому обращаясь: к дракону или к воину, ведущему перепись. – Из семейства Фа.

Краем глаза Мулан удаётся заглянуть в шатёр полководца, и её острый глаз приметил двух заметно выделяющихся людей: генерала Ли и, скорее всего, его сына. Молодой полководец был весьма недурен собой, он унаследовал от отца волевой подбородок и тёмные глаза, острые скулы и прямой нос. Мулан думает, что, наверное, у них были бы красивые и сильные дети.

Их взгляды встречаются, и Мулан действительно жалеет, что сейчас она выдаёт себя за мужчину. Сын генерала ей действительно понравился, и да простят боги Мулан за такие мысли.

Спустя каких-то два дня Мулан уже ненавидит Ли Шэнга, но сейчас она почти влюблена.

========== Девушка, спасшая Китай. Часть 2. ==========

“Каждый, кто нарушит дисциплину, будет иметь дело со мной”, – вот что сказал Шэнг в первый день тренировок.

Боевой лагерь перенесли на несколько миль севернее города, где был назначен пункт сбора. Сейчас юных бойцов окружают дремучие леса, кишащие различными опасными тварями.

Мулан упрямо поджимает губы, совсем как её отец. Девушка искренне считает, что сейчас генерал Шэнг тратит и её, и его время, пытаясь её отчитать.

– Как ты не понимаешь?! – наконец взрывается Ли, одним жестом сметая со стола важные бумаги и чернила. Тёмное пятно разливается прямо на тех самых бумагах, навсегда хороня под собой каллиграфически выведенные иероглифы.

Шэнг почти готов избить своего подчинённого, а Мулан думает о том, что из-под его кисти выходят невероятной красоты письмена. Ей немного жаль, что руки генерала покрыты мозолями от рукояти меча, а на пальцах множество шрамов. Возможно, от пыток.

– Я невиновен, – вновь повторяет Пинг, наконец, поднимая взгляд от пальцев генерала.

– Ты ведёшь себя, как девчонка.

– Возможно, – она смотрит мужчине прямо в глаза, и, кажется, это становится последней каплей.

Шэнг переворачивает стол, бросаясь на Мулан. Он хватает её за запястье, дёргая на себя и моментально лишая девушку равновесия. Ли бьёт её по лицу раскрытой ладонью, но девушка запоздало думает, что лучше бы он ударил кулаком – было бы не так больно. Капитан придавливает её своим весом к земле, Мулан больно натыкается носом на какой-то камень, пока Шэнг выкручивает ей руки.

“Му-Шу остался в палатке”, – спокойно думает девушка, пытаясь вырваться. Не выходит, зато неприятно хрустит плечо, – “я совсем одна”.

Ей немного страшно и интересно, узнает ли Шэнг, что она девушка. Но больше всё-таки страшно. За семью тоже страшно, но за себя – в первую очередь.

– Ты не знаешь, что означает быть бабой, – голос у Шэнга сводит девушку с ума, но смысл его слов заставляет только рассмеяться.

И генералу окончательно срывает крышу.

Он, одной рукой всё так же выворачивая руки Мулан, быстро расстёгивает застёжки на своей броне, и девушка понимает, что он хочет сделать. Она начинает вырываться ещё яростнее, но это похоже на войну сверчка против дракона.

Шэнг сдёргивает с девушки лёгкие тренировочные штаны, и Мулан не знает, проклинать или благодарить затмевающую глаза генерала ярость и кромешную темноту, опустившуюся на землю с заходом солнца. Свечей в шатре Шэнга не было.

– Прекрати! – Остервенело кричит девушка, когда генерал одним движением вводит свой член в её, чёрт возьми, задницу.

Шэнг зажимает её рот своей ладонью.

У Мулан текут слёзы из глаз. Она плачет от боли и того совершенно невозможного унижения, что испытывала в тот момент, когда Ли мощными толчками вбивал её в землю. Девушка со всей силы впивается зубами в пальцы генерала, но его это не волнует.

Ей остаётся только дождаться конца всей этой вакханалии.

Наконец, Шэнг изливается в неё, утыкаясь горячим потным лбом в шею Мулан. Девушка кусает губы и глотает слёзы, тихо постанывая.

– Убирайся, – генерал отстраняется от неё за считанные секунды, и Мулан спешит поскорее натянуть штаны. Щёлкают застёжки его брони. – Я сказал, убирайся.

Девушка старается как можно быстрее уйти из шатра Шэнга. Её рвёт, едва она выходит из духоты на свежий воздух.

Нестерпимо болит анус, и по ногам стекает горячая вязкая жидкость. Мулан ненавидит Шэнга всей душой, но поделать ничего не может. Она медленно бредёт к озеру, что располагалось неподалёку от лагеря, и слёзы льются из её глаз не переставая. Ей больно, но больше – обидно и противно.

Мулан ненавидит Шэнга, но ещё больше она ненавидит себя.

На следующую ночь Мулан стоит напротив высокого столба, а на её руках висят два неимоверно тяжелых каменных диска: символ дисциплины и символ её силы. Из её красных опухших глаз не упадёт ни одной слезинки, так Мулан решила для себя.

В этом она поклялась перед богами.

Мулан раз за разом пытается забраться на столб, чтобы достать стрелу, выпущенную Шэнгом, но каменные диски раз за разом тянут её вниз. Словно эта тяжесть – не просто вес, а её страхи, злость, неприязнь. Всё то, что мешает ей преодолеть себя.

Девушка больше не плачет. Не отчаивается, не расстравивается. Она рычит. Громко, с расстановкой. И настолько по-звериному, что наблюдавшие за ней солдаты боятся к ней подойти.

Мулан размахивается, и кожаные ремни, на которых были подвешены диски, любовно переплетаются, будто обнимая деревянный столб. В памяти девушки всплывают картины прошлой ночи, и Мулан чувствует, что ещё немного – и она станет демоном.

Девушка упрямо лезет всё выше и выше, подгоняемая своей ненавистью к генералу и желанием доказать, что она тоже человек, достойный банального уважения.

Когда Шэнг с рассветом выходит из палатки, то стрела, выпущенная им, впивается в землю у его ног.

Мулан досадно сплёвывает, сидя на верхушке столба.

Она целилась в голову.

========== Девушка, спасшая Китай. Часть 3. ==========

На перевале Тань-Шао всё меняется.

Мулан смотрит на генерала Шэнга, стоящего на коленях перед воткнутым в землю мечом, и ей почти жаль своего командира. Он потерял отца, и девушка даже не может себе представить, что творится в его душе.

– Он был хорошим человеком?

Шэнг усмехается.

– А я – хороший человек?

– Нет, – моментально отвечает Мулан, вздёрнув подбородок, и Шэнг опускает голову. – Не самый худший, кого я встречал, но хорошим тебя нельзя назвать.

– Ты хотя бы честен, – бросает Ли, поднимаясь с колен.

Мулан всё ещё сжимает в руках детскую куклу, найденную на поле боя. Она ничего не может поделать с собственным мягким сердцем: живое воображение быстро рисует картины, до ужаса пугающие девушку.

Вот она играет со своими детьми в родовом поместье Фа. У неё три ребёнка, резво бегающих по саду, два мальчика, сражающиеся на деревянных мечах, и девочка, ласково обнимающая такую же куклу. А ещё Мулан беременна, и поэтому ей кажется, что она похожа на кобылицу. Дети радостно смеются, убегая от своей матери и размахивая руками. Её муж, невероятно похожий на Шэнга, подходит к ней сзади, гладит большой живот и шепчет, что Мулан прекраснее всех цветов мира. И что она, конечно, напоминает тигрицу, а не кобылу.

Но картины меняются, резко и неожиданно, и вот уже вместо поместья одни обугленные головёшки. Её муж лежит на спине, пустыми глазами смотря на мрачное небо. Её дети – рядышком друг с другом, намертво сцепившись руками, а на их бледных щёчках слёзы.

В её воображении грохочет гром и капли дождя смешиваются со слезами на лицах её детей. В реальности царствует тишина, и даже снежинки нет в воздухе.

– Мне жаль, – говорит Мулан. Вот только Шэнгу или себе?

Генерал хлопает её по плечу и уходит.

Мулан кладёт куклу к мечу и идёт за своим командиром, не оглядываясь.

– Гунны движутся быстро, – бросает Ли, вскакивая в седло своего скакуна, – мы пойдём через перевал Тань-Шао, это кратчайший путь.

Дальше была оплошность Мулан, из-за которой армия Ли Шэнга лишается почти всех боеприпасов. Гунны, появившиеся из ниоткуда. И глупая-храбрая идея вызвать лавину.

– Ты уйдёшь со мной, – яростно воет Шань-Ю, замахиваясь своим изогнутым мечом.

Мулан немного жаль, что её судьба не переплетена с судьбой Шэнга.

Зелёная лента больше не сдерживает её волосы.

Шань-Ю думает, что воины Китая не боятся смерти.

– А все-таки, Му-Шу, кто ты?

Дракон усмехается, глядя на просторы поднебесья.

– Твоя душа, наверное. Маленькая Мулан, девочка с душой дракона…

Она смеётся весело и громко, но её смех тонет в грохоте лавины, как и отвратительное хлюпанье крови, когда Шань-Ю вытаскивает свой меч из её груди.

Мулан умирает.

Свободной.

========== Мамина дочка ==========

Сначала всё кажется очень и очень безобидным.

Рапунцель всего лишь гуляет по королевскому лесу и время от времени прохаживается мимо зарослей тёмно-зелёных кустов, скрывающих за собой знакомый ей мир, вращающийся вокруг высокой башни. Принцесса немного озадаченно хмурит тёмные бровки, по привычке пытаясь нащупать на плече тяжёлый золотистый локон, но натыкается лишь на мягкий шёлк платья. Рапунцель разочарованно вздыхает и качает непривычно лёгкой головой: с такой ужасной причёской она больше похожа на цыганку, нежели на принцессу, но сменить стиль нельзя. Разве что ещё больше обрезать волосы.

“Да, а потом уйти в монастырь. Или рыцарем стать”, – фыркает про себя девушка, осторожно поглаживая зелёные листики куста. И уходит в замок, потому что скоро их с Юджином свадьба, а невеста даже не знает, как украсили большой обеденный зал.

____

На следующий день Рапунцель, оставив своего нового мужа спать в их новой постели с новыми простынями, идёт прямо к кусту. Девушка не останавливается, когда несколько шипов расцарапывают ей кожу.

Ночью она впервые испугалась Флина, ей было так страшно позволять этому мужчине касаться её везде, где только ему вздумается, что сейчас у Рапунцель не осталось слов, лишь слёзы и невысказанная обида пополам с леденящим душу ужасом.

Рапунцель пользуется тайным ходом, который так и остался открытым с Того-Самого-Дня. Ноги сами несут её по крутой винтовой лестнице с высокими ступенями, и принцесса успевает влететь в свою, пусть и разгромленную, но такую знакомую комнату как раз в тот момент, когда первая слезинка срывается с её подбородка.

Не в силах себя побороть, девушка падает на кровать, захлёбываясь рыданиями.

Флин не поймёт. Даже не попытается понять.

Проплакав целый час, Рапунцель заставляет себя подняться и начать прибирать комнату. Потому что негоже так захламлять свой единственный родной дом.

С того самого дня, который должен был стать самым счастливым в жизни Рапунцель, всё и началось.

Девушка тайно ходила “домой”, а иногда и проводила ночи в башне, смотря на далёкие звёзды и думая о том, какой же глупой она была. Весь её мир был замкнут вокруг этой башни и мамы. Родной, милой мамы, которой уже нет в живых.

“Рапунцель, ты ужасная дочь!” – чудится принцессе, и она только кивает в ответ.

Хорошие дети своих родителей не убивают. Даже ради красавчиков с прямым носом.

____

Когда Флин всё узнаёт, то закатывает истерику. Он замахивается на Рапунцель, а в его глазах столько боли, что принцесса пугается его взгляда больше, нежели поднятой руки. У девушки дрожат губы, когда она стремительно убегает от своего мужа в единственное безопасное место – в башню.

Флин не может найти башню непозволительно долго, как раз столько, чтобы Рапунцель поднялась в свою комнату и спряталась под одеялом. Принцесса надеется, что это спасёт её от гнева Райдера, а еще она вспоминает свою любимую маму-колдунью, которая наверняка сейчас ей помогает.

Но, видимо, недостаточно её помощи, раз Юджин уже карабкается по стене башни. И ведь не боится сорваться.

– Рапунцель, идём домой, – кричит Флин, цепляясь пальцами за выступающий кирпич.

Принцесса даже не успевает ничего подумать или принять решение. Просто когда она видит руки Флина на своём подоконнике, то срывается с кровати и отцепляет пальцы мужа от камня.

– Рапунцель! – Райдер протягивает к ней руки и пытается заглянуть в глаза.

Его полёт не длился и пяти секунд.

Рапунцель с испугом смотрит на вывернутые конечности тела внизу и нервно смеётся. Вот так поворот сюжета: теперь она вдова.

Девушка мелкими шажками пятится назад, отступая от окна. Наконец, что-то решив для себя, Рапунцель усаживается в кресло и достаёт любимую, зачитанную до дыр книжку. Принцесса смотрит на картинки, но не видит ничего из-за слёз.

Права была матушка Готель, когда говорила, что им вдвоём больше никого в этом мире не надо.

Мама была умней.

========== Принцесска не первой свежести ==========

Каждый Принц с детства знает, что ему нужно совершить в жизни всего три вещи: убить дракона, спасти принцессу и погибнуть в славной битве.

Наш Принц, как полагается, знал это правило даже лучше, чем собственное имя. Он, как и полагалось, был красив, галантен и весьма силён. Одним взмахом руки он сметал на пути огромные деревья-исполины, а одной своей белозубой улыбкой ввергал краснощёких девиц в пучины множественных оргазмов. Его золотые кудри сравнивали с солнцем, голубые глаза с небом, а крупные белые зубы с жемчужинами. Только вот про характер никто ничего не говорил, боялись сглазить, наверное.

Принцесса тоже, как и полагается быть добропорядочной принцессе, была златокудра, мила и обаятельна, а ещё очень даже привлекательна своими пышными формами, и, как водится, была в заточении из-за плохой жизненной ситуации: какая-то ведьма заколдовала веретено, и вот теперь красавица ждёт своего освободителя от оков сна. Она ласково улыбалась своими пухлыми губками с полотен известных художников, и принц немного жалел, что не видел её воочию.

– Она мила, это верно, – как-то раз отозвался придворный маг, стоило только принцу спросить о красавице, – только я бы не гнался за внешностью. Проспать сотни лет – кто знает, какие последствия…

Ну, принц всё-таки был настоящим, поэтому жажда подвигов и приключений, а ещё неусидчивая на месте задница, посовещавшись, решили, что лучше бы проигнорировать слова старого-доброго Мерлина и отправиться на поиски сокровищ. То есть, принцессы. Но если подвернутся на пути пара драконов с золотыми горами, то принц, само собой, возражать не будет. Золото, принцесса и убитый дракон принесут ему в сто крат больше славы и почестей, нежели просто принцесса.

Окрылённый своими мечтаниями красавец-принц собирается в дальнюю дорогу всего за один вечер, и, не в силах ждать, выдвигается в ночь, попутно отмахиваясь от предупреждений и упрёков придворного колдуна.

Всю дорогу он мог думать только о том, что седло натёрло ему мозоль на заднице, да о прекрасной девушке, что наверняка ждала своего не менее прекрасного принца. Он с восхищением представлял себе, как его волосы картинно развеваются, когда он обнимает свою невесту, как она нежно касается его очень мужественной щетины и как вокруг них снуют разные-разные люди, что при случае могли бы подтвердить, что подвиг совершился.

Принц довольно хмыкает, видя перед собой башню. По закону жанра она была очень высокой, но вот дракон её не охранял. Немного повозмущавшись тем, что подвиг будет недостаточно красочным, принц лихо взбирается по отвесной стене, цепляясь пальцами за выступающие камни.

Обстановка внутри его немного смущает: обветшалая мебель, поеденные молью дорогие ткани и ужасный смрад были созданы явно не из романтических побуждений.

– О, моя прекрасная Принцесса, – начинает было он, но, подавившись залетевшей в его рот мухой, досадно сплёвывает и совсем не по-королевски ругается.

Как и любой Настоящий Принц, этот был весьма нетерпелив. Он быстро шагает к кровати, скрытой за тяжёлыми занавесями бархата, в нетерпении потирая руки: подвиг и слава совсем близко. Наконец, его руки касаются полога, и принц раскрывает ложе принцессы, поднимая целое облако пыли.

Принц не чихает и не ругается, мрачно смотря на свою “невесту”.

Немного странно понимать, что веретено было не “заколдовано”, а банально “отравлено”.

Невеста, естественно, не может посмотреть на него в ответ, потому что, как знает любой лекарь, глазные яблоки гниют одними из первых. А тело, лежащее перед принцем, разлагалось явно не первый год.

“Не дождалась”, – с отвращением думает принц, смотря как полусгнившее лицо криво усмехается перекосившимися синеватыми губами. Ему, конечно, жаль девушку, но больше жаль себя: придётся искать другую принцессу.

С другой стороны, прославиться он и по-другому сможет.

========== Невеста Ифрита. Часть 1. ==========

Невообразимая жара пустыни медленно сменялась минусовой температурой, и у людей были пара часов, чтобы перевести дух и насладиться лёгким ветерком. Песок под ногами всё время норовил попасть Майку прямо в кроссовки и натереть крупную мозоль, но парень пресёк на корню коварные планы песчинок, снимая с гудящих ног обувь.

Вообще, Майк был уроженцем свободолюбивой Америки по папаше и вольнодумной России по мамке, но его это не особо беспокоило, когда он отправлялся на раскопки в Африку. Майк по образованию был археологом, и его первые раскопки города Аграбы, который когда-то был весьма могущественным, обещали быть очень скучными: днём новичка не выпускали из палатки, заставляя переписывать отчёты, а ночью парень, невероятно утомлённый и с нервно трясущейся левой рукой (он был левшой) забывался тяжёлым тревожным сном под завывания песков и укрывшись парой тёплых одеял.

И вот такие спокойные вечера выдавались вынужденной “офисной крысе” очень редко, поэтому Майк решил размять ноги. Уставшие археологи только возвращались в их лагерь, и парень поспешил поскорее уйти с их пути: судя по злым и раздражённым потным грязным лицам день был не самым удачным, а это чревато дополнительными отчётами. Только отойдя от лагеря на пару сотен метров, он вздохнул спокойно (тут же подавившись песком, будь он неладен) и медленно побрёл куда глаза глядели, всё же иногда оборачиваясь и вглядываясь во всё уменьшающийся огонёк костра. Голоса его коллег давно сменились унылыми завываниями ветра и шорохом движущегося песка.

Под ногами пробежала пара скорпиончиков, и Майк отскочил в сторону. Тёмно-красные панцири маленьких убийц гарантировали Майку долгую и мучительную смерть, если бы он не посторонился. Парень фыркнул и повернулся было обратно в сторону лагеря, но замер, точно громом поражённый.

Огонь вдалеке погас, кажется, археологи, изрядно наругавшись, решили лечь спать. Конечно же Майка никто не хватился – право слово, ну кому нужен археолог-недоучка, только и способный, что отчёты писать да казённую еду употреблять?

Майк поморгал пару раз для достоверности и потёр слезящиеся глаза. Песок стремительно остывал под его ногами, и парень поспешил натянуть кроссовки, не особо заботясь, что у него в обуви теперь самая настоящая пустыня. Когда Майку надоело рассматривать однообразный пейзаж в поисках огоньков (хотя бы от мобильных телефонов, честное слово), и археолог уже было решил, что хуже быть не может, вой ветра усилился. Майк тихонько застонал.

Приближалась песчаная буря.

Голова у него гудела, горло раздирала адская боль, а конечности казались парализованными, но несмотря на всё это, Майк почему-то решил подняться из лежачего положения.

– Тихо ты, – буркнул кто-то ему на ухо, довольно сильно давя на грудь парня и заставляя его снова лечь. – Шайтан, прыткий, словно песчаные духи.

Майк открыл глаза, и, стараясь не производить лишних движений, бегло осмотрел комнату. Она была маленькой и светлой, и вся заставлена различными склянками и баночками. Ещё на стенах были прибиты книжные полки, а с потолка свисало множество различных вещей, к примеру, засушенная рука.

– Рука славы, – отмахивается спаситель, что-то выковыривая из самой маленькой склянки во всей комнате, – вставь в неё свечу, и никто, кроме тебя, не увидит её света. На-ка, съешь.

Послушно приняв какую-то вязкую субстанцию, больше по цвету и вкусу напоминающую перемолотых червей, Майк уставился на “врача”. У того была слишком светлая для этих мест, немного отдающая голубизной кожа, спокойные чёрные глаза, небольшая бородка и туго затянутый конский хвост. На вид лекарю нельзя было дать больше тридцати лет, но с определением возраста у Майка всегда были проблемы.

– Негоже это по пустыням во время бурь шастать. Да ещё и ночью! Неужто потерялся? – добродушно усмехнулся спаситель, потирая бороду. – Ну ладно, так и быть, вылечу тебя. А потом уж и отправишься восвояси. Давно у меня гостей не было…

Он, насвистывая что-то себе под нос, ушёл в другую комнату.

Майк кашлянул и сплюнул песок. Выходит, этот человек его спас, но вот самого археолога волновало другое: интересно, а в лагере заметят его пропажу?

Два дня, что он провёл в небольшом домике посреди пустыни, пролетели совсем незаметно, но очень весело.

– А всё-таки, как ты тут оказался? – После сытного и невероятно вкусного ужина Майк вытирал полотенцем тарелки и чашки, что подавал ему Спаситель. Мужчина своё имя не называл, как бы археолог ни упрашивал, поэтому приходилось выкручиваться. – Ну, я имею в виду… пустыня и всё такое?

– Всегда здесь был, – ответил брюнет, протягивая Майку последнюю тарелку. Затем он выключил кран и потряс руками, – сколько себя помню. Тысяча лет уже прошла, не меньше.

– Ясно. Значит, – Майк усмехнулся и убрал посуду в шкаф, – ты знаешь, где здесь остатки Аграбы?

– Значит, знаю, – отозвался спаситель, лениво потягиваясь. – Только негоже вам духов тревожить, мальчик. Духи злы на всё человечество, особенно один из них.

У Майка всегда был нюх на интересные и увлекательные истории, поэтому он с интересом поглядел на Спасителя. Пустыню медленно обволакивала пелена ночи, на небе зажигались первые звёзды, а поставленный на огонь чайник довольно свистел.

– Ну, что же может быть лучше, чем ночью у костра рассказывать истории за чашкой чая? – намекнул Майк, довольно улыбаясь.

– Чая нет, – хохотнул Спаситель, – но могу угостить тебя напитком Аграбы – отваром засахаренных листьев персикового дерева.

– Главное, чтобы вкусно было.

Спаситель махнул рукой, мол, иди во двор, и Майк послушался совета. Парень вышел на улицу и довольно вздохнул: легкий ветерок обдал его лицо прохладой, под ногами змеился песок, на небе, подобно алмазам, сверкали звёзды. Майк уселся на сине-фиолетовый узорчатый ковёр, в середине которого стояло огромное блюдо, в котором весело потрескивал огонь. Скоро подошёл Спаситель, и, протянув Майку дымящуюся кружку, уселся напротив него.

– И что ты хочешь услышать?

Майк мечтательно улыбнулся, прикрывая глаза и отпивая из кружки.

– Про духов. Ты сказал, что духи Аграбы не должны быть потревожены. Почему?

– Это не самая весёлая история, поверь. Может, мне рассказать тебе о поражении сорока разбойников или о правлении могущественных султанов? Могу поведать о временах, когда вместо песка здесь были огромные леса, а до лесов – горы, а до гор – вновь песок.

– Лучше про духов.

Спаситель посмотрел на Майка остекленевшим взглядом и рассеянно отхлебнул отвара.

– Это было так давно, что уж и не упомнить…

========== Невеста Ифрита. Часть 2. ==========

Пески, раскалённые солнцем добела, невыносимо жгли ступни путников тысячи лет назад, однако торговый караван, важно отбрасывая тень, медленно двигался вперёд. Небесное светило нещадно жгло тёмную кожу людей и старалось проникнуть в самые их сердца и головы, выжигая их мысли и чувства, не оставляя ничего, кроме мечтаний о глотке воды.

– Вперёд, парни, – хрипло рычит их предводитель, заставляя щелчком хлыста одного из верблюдов подняться. Животные были истощены даже больше, нежели люди, ведь помимо всего прочего верблюды тащили на своих горбах нелёгкую поклажу.

Один из подчинённых – их было ровно сорок человек, не считая его самого и их предводителя – остановился, внимательно всматриваясь вдаль. На горизонте настырно маячили купола огромного вычурного дворца, богатого, как и сам город.

– Нам стоит немного сменить маршрут, – уклончиво произнёс он как можно более мягким тоном. – Отец, люди устали, да и звери тоже.

Юноша, стянувший с лица бежевый платок, защищавший его от песка, не потерял душевного спокойствия, даже когда его отец сурово глянул на него. На плече юноши сидела маленькая дрессированная обезьянка, что любовно обвила свой хвост вокруг его шеи.

– Ты сам прекрасно знаешь, Алладин, что мы не можем…

Алладин только покачал головой, и, махнув рукой, повёл своего верблюда в сторону высокого дворца. Медля и всё время бросая друг на друга вопросительные взгляды, караван засеменил за сыном предводителя.

– Ты даёшь им слабину, – тихо сказал отец Алладина, когда догнал его. – Не разжимай пальцев, иначе пойманная тобой змея вывернется и отравит тебя.

Юноша кивнул, но всё равно продолжил идти вперёд, будто бы разговора не было. Да и что он мог сказать? Разбойники слишком изворотливы и думают лишь о собственной выгоде, так что им ничего не стоит расправиться с сыном их вожака. Даже если он – их будущий глава.

Аграба встретила караван непривычным молчанием и долгожданной тенью. Алладин был готов поклясться, что, когда они с отцом посещали этот город ранее (кажется, самому Алладину было лет пять), ярмарка гудела, словно потревоженный пчелиный улей. Но сейчас улицы молчали, и только издалека доносились обрывки музыки и восторженные вскрики.

– У них какой-то праздник, что ли? – спросил один из громил позади Алладина. В ответ юноша только пожал плечами, быстрым шагом подойдя к огромному фонтану и дав верблюду напиться. И сам парень, не брезгуя, выпил той же воды.

– В любом случае, нас это не касается, – хмуро заметил главарь, так же подводя своего верблюда к фонтану.

Но он точно знал, что лихорадочно заблестевшие глаза его сына говорили только об одном: это дело скоро станет нашим.

Праздники удавались людям в любой точке земного шара (хотя тогда люди и не думали, что живут на шаре), в любую погоду и при любом раскладе. Алладин восхищённо озирался по сторонам, не переставая громко исторгать из себя потоки ругательств, направленных чтобы подчеркнуть красоту украшений. Снующие туда-сюда зеваки неодобрительно хмурились и качали головами, но Алладин плевать на них хотел – разбойничье воспитание позволяло ему делать что угодно и когда угодно, а отец только подстёгивал его к подобному поведению, как, в прочем, и все остальные члены банды.

– Погоди, – юноша выхватил из общего потока счастливого народа маленького мальчишку, который явно был бездомным. Сорванец зло глядел на Алладина ровно до тех пор, пока тот не впихнул в маленький грязный кулачок золотую монету, – что за повод?

– Принцессу замуж сватают, – расплывчато ответил мальчик, пробуя на зуб монетку. – Иди быстрее, с задних мест ничего не видно, а так, может, и проскочишь в первые ряды.

И был таков.

Алладин немного раздражённо посмотрел вслед убегающему мальчишке, но всё же последовал его совету. Расталкивая на своём пути людей, он на удивление быстро оказался в самых первых рядах толпы – и поражённо ахнул.

Красота принцессы могла бы быть сравнена лишь с ликом полной луны или слепящими лучами солнца, но Алладин забыл все прекрасные эпитеты, лишь взглянув на девушку. В абсолютно пустой голове билась всего одна мысль: ведьма, прекрасная, точно цветок.

– Принцесса Жасмин, – тут Алладин усмехнулся своей догадке, но страж, стоящий совсем рядом с ним, продолжал невозмутимо зачитывать слова с какого-то свитка, – ныне представлены Вам благородные мужи из благородных родов, один из которых станет благородным правителем.

Алладин поморщился: слишком много благородства.

От торжественности в голосе стража хотелось блевать не только ему, но и, судя по выражению её лица, самой Жасмин. Девушка вольготно разлеглась на парящем в воздухе узорчатом ковре, в её пупке поблёскивало золотое колечко. Алладин смотрел на золотые отблески и думал, что ничего сексуальнее в жизни не видел.

Принцесса обвела стоящих перед ней принцев изучающим взглядом из-под густых чёрных ресниц и устало подпёрла голову рукой.

– Никто из вас мне не подходит, – бросила принцесса, и тут её глаза остановились на Алладине, замотанном в ярко-красный плащ. Юноша улыбнулся и быстро натянул на лицо тряпицу, чтобы принцесса не запомнила его.

Это чревато. Потому что ночью Алладин решил выкрасть из дворца самый прекрасный цветок.

Алладин не был глупцом, и он прекрасно понимал, что сорок два человека – пусть и все они были первоклассными разбойниками и мародёрами – недостаточно, чтобы украсть принцессу. Дворец охранялся даже лучше гробницы одного из Великих царей, что сорок разбойников совсем недавно ограбили. Они вынесли столько золота, сколько каждый только смог утащить за собой, помнится даже, что один съел несколько колец и цепочек, ведь рук и карманов ему просто не хватало. В той же гробнице отец Алладина приобрёл кольцо, узоры на котором неизменно указывали на восток, как бы ты его не крутил, а сам Алладин утащил нечто более… ценное.

Юноша оглянулся по сторонам, и, убедившись, что он совсем один, быстро достал из-под плаща старую потускневшую лампу с длинным носиком и немного погнутой ручкой. Привычным движением Алладин потёр ребром ладони надпись, и из носика повалил густой сизый дым.