Текст книги "Самадхи (СИ)"

Автор книги: Baal

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Ну, деваться-то некуда. Мне были нужны деньги хотя бы на проезд. Я, конечно, носила с собой экстренный запас печенья для Тикки, но что если повторится ситуация с Каменным Сердцем, и я не смогу перевоплотиться? Зайцем по Парижу особенно не поездишь, тут кондукторов больше, чем волков в лесу. Пожуют несчастную меня и выплюнут под ноги родителям, которых я не хотела расстраивать.

Итак, Манон. Маленькая, с тёмной кожей, огромными глазами навыкате и выступающими передними зубами. Кролик из преисподней, не меньше. Девочке не хватало то ли родительской любви, то ли ремня; вполне возможно, что и того, и другого. Родителем я ей не была, а бить детей предметами запрещала какая-то там конвенция.

У Манон было явно выраженное СДВГ{?}[Синдром дефицита внимания и гиперактивности. Ребёнку сложно сосредоточиться. он вечно будто на взводе, нервный и очень громкий. Не лечится, но может быть взять под контроль лекарствами и терапией. С этим учат жить.], который почему-то не контролировался матерью. Я не могла увлечь ребёнка ни игрушками, ни играми в воображалки. Мультики интересовали девочку минут пять, мои сказки – и того меньше. Единственное, что хотела делать Манон – это бегать, бегать, бегать, громить мою комнату и визгливо смеяться.

Я же говорю, исчадие. Она до отвращения напоминала мне… кого же напоминала?.. Был же у меня такой ребёнок в прошлой жизни. И я проводила с ним кучу времени… не помню. А, всё равно.

Надья закинула Манон в нашу квартиру и убежала на работу, – а может и на свидание, меня это уже не касалось. В глаза мне мадам Шамак старалась не смотреть. Интересно, почему.

Я посмотрела на девочку, та на меня.

– Чем займёмся? – спросила она, доставая из кармашка комбинезона конфету без обёртки и разгрызая леденец.

Ещё и сахара наелась, блеск. Я же просила Надью не кормить её сладким перед приходом ко мне! А-а-а, Манон же теперь мне мозг выест!

– Судя по количеству крови в твоём сахаре, мы идём на улицу.

– Я хотела играть в куклы.

– А я хочу свою комнату целой.

Манон пожала плечами и из другого кармана достала чупа-чупс. Развернув упаковку, она засунула конфету в рот, а фантик бросила на пол.

Я прищурилась и уставилась на ребёнка. Манон секунду поколебалась, прежде чем поднять фантик и убрать его в карман. Знала, что я за мусор и по рукам могу дать. Никакая конвенция не спасёт. Мой дом – мои правила.

Насколько же отчаялась Надья, раз её такое отношение к ребёнку устраивало?

В комнате я быстро переоделась в светло-голубое платье и перевязала волосы в высокий хвост. Маринетт в сериале явно не меняли причёску только из-за сложностей с анимацией; я любила два хвоста, потому что в прошлой жизни мне сначала не разрешали их носить родственники, – «ты выглядишь как дочка пекаря!», говорили они, что довольно смешно теперь, – а потом я и вовсе побрилась налысо. Вот номер был, когда меня увидели… шок – это по-нашему.

Волосы у Маринетт, – у меня теперь, мда, – были шикарными. По-азиатски густые, тяжёлые, и реально отливали синим.

Взяв небольшую сумочку через плечо, я дождалась, пока Тикки устроится внутри, и дала квами немного печенья на дорожку.

К моему огромному удивлению, Манон всё ещё стояла в коридоре. И тот даже был целым. Девочка вяло перекатывала чупа-чупс из одного уголка рта в другой и рассматривала счастливые семейные фотографии Маринетт и её родителей.

На площадке в парке неподалёку моё удивление продолжило расти: вместо того чтобы унестись к другим детям стремительным вихрем, Манон плюхнулась на лавочку рядом со мной и мрачно уставилась на людей вокруг.

Даже сурок бы понял, что что-то не так.

– Рассказывай, – приказала я, закидывая ногу на ногу и оглядываясь по сторонам.

Вроде бы Алья писала, что у Адриана в этом парке должна проходить фотосессия… почему-то Сезер была уверена, что мальчик-модель на меня запал. Дескать, смотрит подолгу и пытается помочь.

– Помогает он, – спорила я с Альей, – потому, что его хорошо воспитали.

– А смотрит? – щурилась креолка.

– Жёлтая лихорадка, – припечатала я могильным тоном.

– Чего? Желтуха в смысле?

Вспомнив, что я говорю с подростком, я тогда потёрла переносицу.

– Забей.

Да уж. Вряд ли Адриан действительно заболел жёлтой лихорадкой{?}[Предпочтение в партнёры, друзья и окружение исключительно людей азиатской внешности.], слишком он для этого много общался с другими. Да и юмора Алья бы не поняла, маленькая ещё.

Короче, переубедить Сезер у меня не получилось, и всю неделю после нашего с Адрианом знакомства Алья закидывала меня его координатами. Что удивительно, мы действительно несколько раз пересекались с Адрианом и без помощи вездесущей будущей журналистки.

– Как понять, если родители тебя не любят? – спросила Манон, забавно насупившись.

Я заметила-таки Адриана и коротко махнула ему рукой. Несмотря на толпу фанатов, Агрест этот жест как-то увидел, и ответил таким же коротким махом, тут же получив нагоняй от фотографа.

– Ты думаешь, что Надья тебя не любит?

Дети на площадке были с родителями. Матери и отцы, как курицы-наседки, следовали за своими отпрысками. Будто бы ребёнок может убиться в той же песочнице.

Хотя, о чём это я. Это же дети. Они и соплёй из носа убиться могут.

Манон сидела рядом со мной – человеком, который даже морально поддержать ребёнка не мог. Если девочка падала и разбивала коленки, я не дула на них и не целовала больное место. Не могла, от такого проявления заботы меня воротило. Я заставляла Манон самостоятельно подниматься, а потом обрабатывала царапины болючей перекисью и замазывала щипучими мазями.

– Она не хочет быть со мной. Только и говорит: иди поиграй, Манон. Не мешай, Манон. Дай посидеть в тишине, Манон! Я как будто собачка.

– М-хм.

Что-то советовать в такой ситуации я не имела права, как мне казалось. У меня с родителями всё было плохо: отца я в последний раз видела лет в восемь, бабку ненавидела из-за деспотичности, дед снизил наше общение до минимума всё в те же восемь, а мать больше хотела быть подругой, а не старшей. Всё детство я провела наедине с собой и компьютером.

– Так что думаешь, она меня не любит?

– Почему ты спрашиваешь меня, а не, например, воспитателя в детском саду?

– Там будут лепетать, как будто я маленькая и совсем глупая. А ты не врёшь и тебе всё равно на мои слёзы.

Эта фраза меня удивила.

– С чего ты решила, что мне всё равно на слёзы? Совсем не так. Они меня раздражают.

– Вот про это я и говорю, Маринетт. Так что?

Я хмыкнула и задумалась.

Надью я, в принципе, понимала: женщина она молодая, даже моложе меня. Ей было двадцать четыре, вся жизнь впереди – а тут ребёнок. Не совсем понятно, зачем рожала, но может у неё были какие-то обстоятельства или по здоровью аборт противопоказан. Результат в любом случае вот он, сидит рядом со мной.

– Может, твоя мама устала и никак не может отдохнуть? – спросила я, покачивая ногой.

– Она отдыхает. Много. Уходит по вечерам в красивых платьях, когда думает, что я сплю, и возвращается только утром. И пахнет странно.

– Странно?

– Духами, только не её. Она такие сильные не использует. Мне они не нравятся, противные.

Да уж. А говорят, дети ничего не видят. Ага, конечно.

Но сказать мелкой, что мать её просто не натр… не нагулялась, я не смогла.

– Может, поговоришь с Надьей о том, что тебе её не хватает?

Манон нахмурилась и принялась грызть палочку от чупа-чупса, уже пустую. Какой-то ребёнок на площадке шлёпнулся с горки, и теперь заходился громким рёвом под кудахтание матери рядом.

– Поговорить?

– Тебе рот для чего дан, скажи на милость? Есть в него или только зубы чистить? Люди ртом ещё и разговаривают. Иначе как ты покажешь остальным, что тебе что-то не нравится?

– А я зубы и не чищу! – похвасталась мне Манон.

– Фу-у-у, – я скривила максимально страшную морду. – Ну ты и свинюха!

Я была уверена, что в этот вечер мелкая точно отдраит каждый свой зуб до унитазной белизны.

========== Переписки ==========

Мы ушли из парка раньше, чем у Адриана закончилась фотосессия. Примерно через десять минут после нашего ухода Агрест прислал мне грустный смайлик.

С парнем мы обменялись телефонами на второй день знакомства; может, ещё и из-за этого Сезер не хотела признавать, что между нами ничего нет. Телефон Адриана был у меня, у Хлои и у Нино – парни, как и в каноне, быстро и крепко сдружились.

Я и сама не понимала, как так получилось, что я заимела номерок Агреста. Моей заслуги в этом не было: на следующий день после боя с Каменным Сердцем Адриан просто подошёл ко мне на перемене между химией и литературой и предложил переписываться. Аргументировал он это красными ушами и тем, что беспокоится о моём здоровье после произошедшего. И удобством.

Что бы там Алья ни говорила, я считала, что это просто желание дружить. Ну и чувство вины: будь я на месте Адриана, точно его испытывала бы, хоть и недолго. Примерно представляю его мысли: у меня есть Камень Чудес, а Маринетт всё равно пострадала от злодея, с которым я должен был справиться одной левой. Или что-то в этом роде.

Поговорить бы с ним об этом… но встретиться с Котом Нуаром у меня не получалось. Даже отдохнуть и отоспаться нормально не выходило, несмотря на то, что Бражник всё ещё не проявлял своей скотской натуры.

Все силы у меня забирала собственная больная голова. Психолог, к которому меня упорно продолжала водить Сабина, решила, что острая фаза моего невроза уже прошла, и теперь можно меня нагрузить самостоятельной работой: медитациями под аудиогид, чтением, йогой и ещё чёрт знает чем; прошедший случай, где я пострадала от Каменного Сердца, только добавил к этому списку противосуицидальные меры. Я же к душевному здоровью относилась по-канадски серьёзно, так что тщательно выполняла все предписания и к ночи была выжата, как простынка после стирки.

Даже с Тикки нормально поговорить не выходило. Но квами у меня была золотком и благодушно махнула лапкой: времени у нас впереди – целая жизнь.

Коллеж тоже оказался не райским местом. Свою первую школу я ненавидела настолько, что психосоматически заболевала каждую неделю-две. Однажды, чтобы уйти с ненавистного немецкого, – меня задирала учительница, богатая, но совершенно неудовлетворённая жизнью, – я сделала вид, что у меня началась аллергия и расчесала руки до крови. Ух, как классный руководитель был в шоке и ужасе от этого… даже вспоминать приятно. А вот то, что я потом занесла инфекцию и до двадцати пяти мучалась высыпаниями на руках – совсем не прикольно.

Коллеж Франсуа Дюпон был немногим лучше моей прошлой школы. Здесь был психолог, – связавшийся с моим основным и спевшийся с ним, предатель, – учителя не позволяли себе никаких негативных высказываний и обучали на совесть. Как взрослому, мне было интересно учиться, но не по шесть-восемь часов же в сутки! Программа, рассчитанная на детей, иногда совершенно убивала мой мозг.

Так что не было ничего удивительного, что на уроках я могла отвлечься. К примеру, на ту же переписку с Адрианом – сначала на бумажках, а потом и по телефону.

Парень, выросший в ежовых рукавицах Габриэля и Натали, заметно обгонял программу и тоже скучал на уроках. Я предполагала, что в коллеж Адриан пошёл не ради уроков, а для социализации и дружбы, так что на маленький бумажный шарик, прилетевший на его парту сзади, отреагировал с интересом. Развернул, прочитал, – просмотрел, там была карикатура жирного кота за учебной партой, стонущего о том, что ему скучно, – обернулся ко мне и понимающе усмехнулся. Я сидела, подперев голову рукой и зажав карандаш между носом и верхней губой, что ещё больше развеселило Агреста. А моё ничего не понимающее лицо и показательное игнорирование вообще, казалось, привели его в восторг.

Адриан ответил мне кривеньким рисунком: пародия на мадам Менделееву, которая поливает уснувшего за партой моего жирного кота чем-то из пробирки. Радиоактивный значок прилагался.

Я отрисовалась жалобно мяукующей кракозяброй.

Ну, собственно говоря, так это всё и началось. После переписки, – перерисовки? – у нас пошли нормальные бумажные сообщения со стандартными вопросами о предпочтениях и обсуждением происходящего. За сдвоенную химию мы успели не только получить максимальный балл{?}[Во Франции максимум – 20 баллов, если верить гуглу.], но и вдоволь нахихикаться с совершенно упоротых рисуночков. После урока мадам вызвала нас и попросила больше так не отвлекаться: своим весельем мы мешали другим детям.

Я клятвенно обещала впредь не нарушать общественный правопорядок, а на следующей литературе Адриану на парту прилетел рисунок: жирный кот за решёткой, в тюремной полосатой робе и с заклеенной скотчем мордой.

Ха, только дошло. Адриан-то, оказывается, предложил обменяться номерами, чтобы не палиться на уроках с бумажками. Вот Алья будет разочарована, никакой любви, реально одно удобство!

Общение с Адрианом оказалось ненапряжным. Я сразу предупредила Агреста о своей дурной привычке: бывает, что я не отвечаю на сообщения так долго, что мне становится стыдно, и я не отвечаю на них уже по этой причине. Игнорирую.

– В таком случае, – сказала я Адриану, – если это всё-таки произойдёт, не стесняйся подойти и спросить, какого хрена. Ну или позвонить и спросить. Главное напрямую.

Смешно, что от простеньких ругательств Адриан смущался и неловко улыбался, розовея скулами.

– Договорились, – тянул лыбу мой второй друг в этом мире. – Но ты всё-таки старайся не игнорировать, хорошо?

– Ничего не могу обещать. Проблемы головы – они такие… проблемные.

– Я даже не удивлена, что ты психическая, Дюпэн-Чэн, – влезла в наш разговор Хлоя, закатывая глаза. – Кто ещё будет носить эти два нелепых хвостика?

– Ледибаг? – невинно улыбнулась я.

Было приятно видеть, как Буржуа, почему-то ставшая фанаткой супергероини, – я же не спасала её в полёте, как канонная Маринетт, – теряется и замолкает. Эх, прелесть. Хлоя была из тех девушек, что очень милы и красивы ровно до того момента как открывают рот.

Адриан тогда увёл Хлою на очередной приватный разговор. Сколько их уже таких было? Всё равно не работают.

Чаще всего мы с Агрестом перекидывались картинками, мемами и эмодзи. Чувство юмора что у меня, что у парня оказалось совершенно упоротым, и на этой волне мы неплохо спелись. На листочке я нарисовала ему двух рыбок и подписала их на русском{?}[Мем судак-тудак, реально мой любимый.], объяснив суть прикола – Агрест хохотал, словив чёткое понимание шутки. Прелестный мальчик.

На пришедший плачущий смайлик после разговора с Манон в парке я ответила эмодзи, разводящим руками. И следующим же сообщением предложила Агресту зайти в гости. Мне нужен был кто-то, чтобы сагрить{?}[Игровой термин. Значит перевести атаку монстра на кого-то, кто будет его отвлекать, пока остальные участники игры этого монстра убивают из безопасного места.] на него Манон: в плохом настроении обычные деструктивные порывы девочки поистине ужасали.

Проще говоря, из исчадия она становилась ИСЧАДИЕМ. А оно мне надо, терпеть это в одиночестве?

В квартирке Дюпэн-Чэнов я заставила Манон вымыть руки и стала размышлять, что бы такого разгружающего придумать. Мелкой бы дать что-нибудь для выпуска агрессии, а то так можно и несварение словить. Несварение, хм… кажется, я опять забыла поесть сегодня.

Значит, обед.

Еду мелкая ковыряла вяло, но после краткого запугивания, – «Ешь, а то будешь выглядеть как я!» – всё-таки взяла вилку и шустро принялась сметать с тарелки макароны с овощами. Готовить я умела, но не любила: сложные рецепты вызывали изжогу из-за потерянного времени, а простая еда не нравилась никому, кроме меня. Почему-то мало кто мог оценить вкус пустых макарон или салата без заправки.

Манон, к моему огромному изумлению, смогла. Несмотря на пристрастие к фаст-фуду, который покупала домой Надья, и сахару, который мог напрочь убить вкусовые сосочки. Или, – что тоже возможно, – она эту еду воспринимала через призму психологической привязанности.

Короче говоря, чужая голова – потёмки.

Примерно на середине нашего обеда в дверь позвонили. На пороге оказался Адриан: парень неуверенно переминался с ноги на ногу и явно думал о том, чтобы сбежать.

– Заходи, – я посторонилась, пропуская Адриана внутрь. – Сейчас тихо, но ты не обольщайся: скоро Исчадие придёт в себя, и нам будет весело.

– В смысле? – округлил глаза Адриан.

– Добро пожаловать в ад, – гнусно захихикала я в ответ на его искреннее непонимание. – У меня девочка, с которой я нянькаюсь.

– Ты называешь её… исчадием?

Я пожала плечами и закрыла-таки дверь.

– Потом поймёшь. Есть хочешь? Пошли на кухню. Изысков не обещаю, но голодным ты точно не уйдёшь.

Адриан, – вежливый мальчик, – поздоровался с Манон, помыл руки и осторожно уселся за стол. Кухня у Дюпэн-Чэнов не предполагала большого количества гостей, так что вместо большого обеденного стола приходилось сидеть за стойкой, напоминавшей мне барную. Стулья тоже были высокими, так что Манон нужно было подсаживать.

На макароны с салатом Адриан никак не отреагировал: ровно поблагодарив, принялся за еду. Я тоже села, возвращаясь к своей порции и понимая, что просто не хочу давиться едой. Было вкусно, конечно… но тошно.

Уговорив себя ещё на три вилки, я накрутила макаронины и подняла голову, встречаясь взглядом с Адрианом. Тот смотрел как-то… не знаю, как точно этот взгляд описать: не жалость, но что-то похожее. Мне не понравилось.

– Тебя надолго отпустили? – спросила я, закидывая макароны в рот и стараясь побыстрее с ними расправиться.

– Я договорился с Гориллой, тот связался с Натали… пара часов есть. Мне позвонят, – добавил он, отводя взгляд от моей почти полной тарелки.

– Приятного аппетита, Адриан, – с нажимом сказала я, хмурясь.

Мальчик кивнул и вернулся к еде. Манон, уже успевшая расправиться со своей порцией, выглядела более воодушевлённой, чем утром. Извинившись перед Адрианом, я вышла из-за стола, – сбежала от тарелки, – ссадила Манон с высокого стула и отправила в гостиную смотреть мультики.

– А потом ты дашь мне что-нибудь порвать? – полюбопытствовало Исчадие.

Иногда я давала ей старые рисунки Маринетт, которые не вызывали у меня никакого отклика в душе. Было немного жаль так уничтожать чужую работу, но захламлённость моей комнаты вещами другой девочки серьёзно действовала на нервы. Давно пора было разобраться там и привести жилище в нормальный вид, на самом деле. Только руки никак не доходили, или же я была не в ресурсе.

– Посмотрим. Если найдём что-нибудь ненужное.

– А-йя! – девочка вскинула руки вверх и умчалась в гостиную, откуда сразу же раздались крики местных Пауэр-Рейнджеров.

– Сделай тише!

– Ла-адно.

Я вернулась к Адриану. Воспитанный мальчик сидел и медитировал над тарелкой, ожидая меня. Всё-таки, он очень миленький.

– Как прошли съёмки? – улыбнулась я, с ненавистью смотря на тарелку с едой.

Оставалось ещё две вилки до моей свободы.

========== Прикосновения ==========

Как я и думала, Манон не смогла долго предаваться меланхолии. К тому моменту, как мы с Адрианом, – ладно, только Адриан, – доели, Исчадие в теле маленькой девочки пробудилось ото сна. СДВГ, больше не подавляемое детской депрессией, заставило Манон буквально перевернуть гостиную вверх дном: подушки от дивана были раскиданы по всей комнате, сам диван как-то оказался разложен, телевизор кокетливо выглядывал из-под пледа, а несколько листьев от комнатных растений были оторваны и валялись где попало. Манон, рассматривающая открытый фломастер, не внушала мне никаких хороших мыслей.

Серьёзно, я могла бы подумать, что девочка одержимая. Утром она была нормальной, приятной мелкой, способной думать и разговаривать. Теперь же…

Адриан кашлянул у меня за спиной. Я, не оборачиваясь, пожала плечами.

– Манон.

Мелкая замерла. Потом она ме-едленно опустила фломастер, постаралась аккуратно его закрыть и невинно улыбнулась.

– У тебя две минуты, чтобы привести здесь всё в порядок. Время пошло.

Манон скривилась, но начала быстро убираться. Адриан смотрел на это с интересом.

– А если она не управится за две минуты? – тихо спросил он. – Какие санкции?

– Такого ещё не было, – шёпотом ответила я. – К тому же, она не замеряет отведённое время.

«Пизд… Ложь во благо», – прозвучало у меня в голове голосом Ивлеевой. Первое, чему учится любой родитель при общении со своим ребёнком после года – это врать с каменным лицом.

«Нет, шоколад нельзя – у тебя аллергия!» Хотя на самом деле ты просто не хочешь, чтобы ребёнок сходил с ума от сахара и мизерного количества кофеина.

«Если купим ещё одну игрушку, то остальные обидятся!» Хотя на самом деле эти игрушки дома просто уже некуда девать, и ребёнок про них начинает забывать.

«Ты отлично выглядишь, что ты!» Если стрижка выдалась неудачной.

И моё любимое: «Если съешь косточку от арбуза, то он вырастет в твоём животе, и ты лопнешь!»

Манон убрала почти всё; в руках у девочки остались листья растения, которые обратно было уже не прикрепить. Я вздохнула и потёрла шею. Почему это должна делать я, а не Надья? Я няня, а не родитель.

Я подошла к девочке и села рядом с ней на одно колено, чтобы оказаться на уровне с мелкой.

– Что, не получается?

– Нет. Они не крепятся обратно!

Листья, которые Манон прикладывала к несчастным ободранным растениям, закономерно падали.

– Они и не прикрепятся. Ты их оторвала.

– Совсем?

– Совсем.

Глаза у Манон были на мокром месте. Я собрала листья и сжала их в один зелёный влажный комок.

– Ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что после твоих действий всегда идёт ответ, – задумчиво сказала я, проводя пальцем по комку.

Своего ребёнка я учила этому с трёх лет. Вполне успешно.

– Ты меня накажешь?

– Нет. Смотри, Манон: ты оторвала листья, и обратно их уже не прикрепить. Они умрут. Растению больно, видишь, из места отрыва идёт сок? Это кровь растения.

– Кровь?..

– Да, как у тебя, когда ты царапаешься. Понимаешь?

– У растения теперь рана?

– Да.

– И её не вылечить? – Манон посмотрела на листья в моих руках. – Они не…

– Так, как было, уже не сделать: ты сломала растение, и теперь остаётся только ждать, когда его раны затянутся. С людьми и животными так же, – добавила я, заметив, что Манон, пусть и с трудом, но фокусирует внимание на мне. – Твои слова и действия могут нанести непоправимый вред. Тот, который не исправить, как ни старайся.

– Я… я понимаю.

Может, она и не понимала меня до конца, но этот момент точно останется у неё в памяти, и надолго. Как бы не навсегда. Манон-то, на самом деле, была хорошей девочкой. Все дети были хорошими, пока их не начинали воспитывать плохие взрослые.

– Но значит, если я могу ранить других так, что это не срастётся, то и меня могут так ранить?

Я кивнула.

– Да.

– Как мама?

Сравнивая небольшой опыт дочеринства Манон со своим, я отрицательно мотнула головой.

– Это пока царапины. И, чтобы они не превратились в большие раны, тебе надо поговорить с Надьей и рассказать, что тебя травмирует. Что тебе не нравится. Понимаешь?

Девочка выглядела решительной, так что я улыбнулась и, пересилив собственное отвращение, коротко погладила её по голове. Ненавижу касаться кого-то, кто вызывает у меня неприятные эмоции. Сразу хотелось вымыть руки, ладони начинало печь, грудь сдавливало.

Это у меня с детства. Сначала оно проявлялось вспышками: после нормальных обид и разочарований я какое-то время не хотела, к примеру, обнимать мать или касаться рук бабушки. Потом всё переросло в хроническую форму, и даже воспоминания о прикосновениях неприятного мне теперь человека вызывали отвращение.

Незнакомцев, – кроме детей, – я касалась спокойно, кстати. Так что дело, как всегда, в голове.

– А теперь давай возьмём бинты из аптечки и попросим Адриана помочь нам перевязать пострадавшего. Если ты как-то накосячила, Манон, то проблему надо исправлять.

– А если исправить нельзя?

– Действуй как можешь. И никогда не отказывайся от ответственности.

План сработал как надо: показав Адриану, где лежит аптечка, я с чистой совестью завалилась на диван и с удовольствием наблюдала, как Агрест с Манон «лечат» растение Сабины. Главное не забыть потом снять эти бинты до прихода моей новой матери.

Несмотря на почти два месяца под одной крышей, касаться Сабины мне всё ещё было не противно.

========== Вечер ==========

Вставать по утрам не-жаворонкам всегда тяжело. Особенно если до этого ты полночи переписываешься с мальчиком, который в другой вселенной становился возлюбленным для твоей тушки.

Это я про Адриана, если что.

Когда Надья забрала Манон, – девочка всё ещё выглядела решительной, но всё равно оглянулась напоследок, чтобы увидеть мой подбадривающий кивок, – Адриан тоже надолго не остался. Его ждал китайский, фортепиано и очередной втык от вечно недовольного родителя.

После короткого звонка от Натали Адриан выглядел так, будто его побили мокрой тряпкой. Чтобы хоть как-то подбодрить парня, я взяла его за руку и улыбнулась в ответ на удивлённый взгляд.

– Что у тебя там?

Он коротко посмотрел на наши руки и чуть сильнее сжал пальцы. Ладонь у Адриана была горячей и немного потной из-за нервов. Вот довели парня, от звонка дойти до мокрых ладошек!

– Отец недоволен, что вместо фортепиано я пошёл к тебе в гости. Так что придётся вечером отрабатывать гаммы в два раза дольше.

– Мда… мои макароны явно этого не стоили.

Он отвёл взгляд и сел на диван. Учитывая наши сцеплённые руки, мне пришлось сесть следом.

Без Манон было хорошо и тихо. Я откинулась на спинку и запрокинула голову, рассматривая побелку на потолке.

– А мне сыграешь? – спросила я. – Люблю как звучат клавишные, даже кое-что умею играть. Ничего серьёзного, но две мелодии знаю. Даже три. Или две с половиной, тут как посмотреть.

Эти несчастные три мелодии я отрабатывала чуть ли не до кровавых подушечек, пока у меня ещё был синтезатор. Потом из-за переезда его пришлось продать, но пальцы помнили путь по чёрно-белым клавишам даже спустя три года.

Адриан посмотрел на меня по-другому.

– Сыграю, – улыбнулся солнечный мальчик. – Но только если ты тоже сыграешь мне.

– Ой, да у тебя уши в трубочку свернутся, я тебе гарантирую, – я потрясла нашими руками, словно кому-то погрозила кулаком; потом уставилась на переплетённые пальцы и нахмурилась. – Тебя не смущает моя тактильность? Я знаю, что некоторым неприятно, когда их трогают в таких количествах.

– Нет… нет, всё нормально.

– Ну и отличненько. Знаешь, из-за любви к прикосновениям к людям, которые мне нравятся, меня однажды очень некрасиво обозвали. Да-а, это был конец моей первой серьёзной дружбы…

Обидно было, на самом деле. Я пожалела девочку, которая перевелась в наш класс: типичная тихонькая мышка, короткие кудрявые волосы, большие щёки, мягкое аморфное тело и полное отсутствие социализации. Девочка оказалась пусть не идеалом, но неплохой. Мы общались, сидели вместе за предпоследней партой, обсуждали Rappelz{?}[Онлайн игра. Достаточно мрачная, как по мне, но с неплохими сюжетами и локациями.] и аниме. Даже фамилия у неё напоминала про мышек и тушканчиков.

А потом оказывается, что эта мягкая девочка-слизень распускает за моей спиной грязные слухи и, не стесняясь, обзывает по-всякому.

– И как обозвали?..

– Она сказала, что я распущенная, – рассеянно отозвалась я, даже не замечая, что сильнее сцепляю пальцы.

Это было ударом в спину. Вторым в жизни от «друга», кстати, но от этого не менее сильным.

– Смешно вышло, – продолжила я, прикрывая глаза.

– Что же смешного?

– Да так. Как-нибудь потом расскажу.

Эта девочка, потеряв мою дружбу, потерялась так же в моём классе. У меня был хороший класс, если так подумать: сборище сильных личностей, у каждого – миллион планов и собственное мнение о чём угодно. Тушканчика эта мельница, любящая меня за познания в английском, биологии и химии, просто перемолола.

Я даже не помню эту девочку потом, после прекращения нашего общения. Наверное, мой мозг решил удалить её из моего восприятия.

Из своих мыслей я вышла от того, что Адриан осторожно гладил мою руку.

– Прости, – я улыбнулась и ослабила хватку побелевших пальцев. – Столько времени прошло… да и ситуация незначительная. А всё равно триггерит.

Агрест пожал плечами и подмигнул, словно ничего не произошло; словно я только что не раздавила ему к чертям ладонь. Надеюсь, что его кошачья ипостась спасёт свою лапку, Адриану сегодня ещё гаммы играть.

– Бывает.

Неприятное воспоминание окончательно выбило меня из колеи. До самого вечера я слонялась по квартире, переставляла едальные будильники на попозже и общалась с Тикки на отвлечённые темы. Малышка рассказывала мне о своих прошлых носительницах: какими они были, что делали, что умели. Чего боялись и к чему стремились.

– В моём мире тоже была Жанна Д’Арк, – сказала я, ненамеренно перебивая Тикки на полуслове.

Квами подлетела ко мне, устроилась на плече и приготовилась слушать.

Рассказ про моё перемещение в этот мир был коротким. Вздумай я его записать, не вышло бы и альбомного листа; разве что большими буквами. Тикки задавала уточняющие вопросы: когда переместилась? как себя чувствовала? как чувствуешь себя сейчас?

Какой была та Маринетт?

– Глупой, – сорвалось у меня с языка прежде, чем мозг успел отфильтровать. – Безрассудной. Молодой. Неопытной. Самоуверенной. Эгоистичной. И при этом очень, до приторности хорошей.

– Звучит как обзывательство, а не комплимент.

Меня передёрнуло. Слабые отголоски синдрома Туретта, который иногда давал о себе знать в моей прошлой жизни. Больше, как мне казалось, психологическое проявление, чем болезнь ЦНС.

– Она была хорошей Ледибаг, хотя косячила очень, очень много, – задумчиво произнесла я, смотря на доску мечтаний Маринетт; выкинуть с неё листы и записки с фотографиями у меня пока рука не поднималась. – Вы хорошо ладили, хотя она меня иногда бесила до ужаса. Ладно, часто бесила. Она была лучшей Ледибаг, чем я.

Она накосячила с Каменным Сердцем, но не забыла убрать предмет Супер-Шанса. Она свела в итоге Милен и Айвана, чего не произошло здесь; местный Ваня вообще меня, кажется, избегал. Она не упустила забавной сцены с зонтом, с которой началась их с Адрианом история; я про этот зонт вспомнила только через несколько дней, во время очередных хаханек с Агрестом по СМС.

Эх, не быть мне главной героиней сёдзе{?}[Манга, ориентированная на девочек-подростков. Много романтики, любви, сердечек. Есть ещё махо-сёдзе – это знаменитая Сейлор Мун. Берём сёдзе, добавляем магию – и voilà!].

Маринетт помогала людям вокруг, исходя из собственной доброты. Я же… ну, тут без комментариев.

– Ты слишком плохо о себе думаешь, – вздохнула Тикки.

Она снова была Титанией, я – Ураном. Почему-то квами нравилось медленно кружить возле моей головы, иногда мягко задевая лапками хвостики или чёлку.