Текст книги "Открой душу и кричи (СИ)"
Автор книги: B_BlackCard
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
– Мистер Грэм, даже если разговор будет коротким, мне бы не хотелось стоять на ветру. Так что будьте любезны, войдите в дом. Если захотите, мы поговорим около двери, но я предпочту находиться внутри.
В ее голосе скользнули стальные ноты, так не сочетавшиеся с образом утонченной женщины, и Уилл решил не спорить. Она еще смотрела на него, когда закрывалась дверь, Грэм не смог остаться стоять на пороге. Его пальто заняло свое место на вешалке, Беделия уже опустилась в мягкое кресло в просторной гостиной, ожидая его. Она хотела предложить ему выпить, но в какой-то момент передумала, продолжая рассматривать мальчишку, заключенного в тело взрослого мужчины. Ганнибал слишком часто говорил о нем, чтобы Беделия могла сделать свои определенные выводы об этом человеке. Часть этих выводов была сочувственно-пугающей. Уилл долго мялся, прежде чем сесть напротив и сцепить пальцы в замок. Головная боль усилилась, совершенно не располагая к разговору, но он действительно собирался сказать все за несколько минут и вернуться в Вулф Трап до полуночи. Возможно, по дороге домой он заедет в один из круглосуточных супермаркетов, купит виски, желательно не меньше четырех бутылок, и посвятит оставшиеся до его возвращения к работе дни зализыванию новых, слишком глубоких шрамов. Беделия покрутила в ладони опустевший бокал, профессиональная этика не позволяла ей давить, тем более на чужого пациента, особенно когда она не знала, чем вызван этот неожиданный поздний визит. Грэм, наконец, собрался с мыслями. Вспомнил все, что планировал произнести, разгладил джинсы на колене, кидая скользящий взгляд по фигуре женщины. Он снова вздохнул, когти впились в его горло с еще большей силой, голос казался чужим.
– Я просто хотел сказать, что не буду мешаться, – Беделия смотрела на него непонимающе, ожидая подробностей. – Вы – отличная пара для Ганнибала, так что мне показалось, будет хорошо, если я сообщу, что не встану между вами и не буду на него претендовать.
Женщина рассмеялась. Громко, запрокинув голову, обнажив беззащитную шею. На секунду Уиллу захотелось обхватить эту шею ладонями и давить, давить, до тех пор, пока Беделия не забьется под ним, лишенная живительного воздуха, пока не перестанет хрипеть. Он не мог и предположить, что она поднимет его на смех. Возможно, Дю Морье была слишком пьяна, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях. Но, стоило отдать ей должное, она быстро взяла себя в руки и посмотрела на мужчину пристально, почти хищно, почти как Лектер.
– Это, конечно, очень благородно с Вашей стороны, мистер Грэм, – она встала, чтобы взять бутылку и снова наполнить свой бокал. – Приехать ко мне, говорить об этом. Ваше воспитание не может оставить меня равнодушной. Но сама мысль о том, что между мной и Ганнибалом что-то есть, абсурдна и смешна. Если это из-за недавнего приема, то он лишь попросил меня составить ему компанию на тот вечер. Хозяин приема – знатный ревнивец, присутствие одинокого мужчины могло спровоцировать неприятную ситуацию. Так что не вижу не единой причины серьезно считать, что нас с доктором Лектером могут связывать какие-либо другие отношения, кроме деловых.
Уилл вскинулся, но тут же вернулся в прежнее положение. Он чувствовал себя уязвимым, слишком открытым, и Беделия могла читать его, как открытую книгу. Раньше он так чувствовал себя только на сеансах терапии. Мужчина дернул плечами, словно ему было холодно, и снова попытался расставить все точки над и. Ситуация приобретала странный оттенок кислого нервоза.
– Доктор Дю Морье, я видел вас обоих в тот вечер, о котором, я уверен, уже знает весь Мэриленд. И Вирджиния в придачу. Я точно помню Ваше синее платье, если посмотрю на содержимое шкафа, то безошибочно укажу на нужную вещь. Вы танцевали с ним, когда все это произошло. Не надо убеждать меня, что ничего не происходит, – Уилл почувствовал, как тело охватила дрожь. Неуместная и жалкая. Он выглядел жалко.
Беделия наклонилась вперед, будто пыталась заглянуть в его лицо, резко поднялась, исчезла на несколько минут, а после вернулась с граненым бокалом виски. Она грубо впихнула его в ладони мужчины, и под внимательным взглядом пришлось сделать несколько глотков. Глотку обожгло, от иллюзорных когтей стало больно.
– Вы говорили с доктором Лектером об этом? О Ваших галлюцинациях в тот день, если быть точнее. Мистер Грэм, могу Вас заверить, в моем гардеробе нет подобного платья, оно бы убило мой цвет лица. И на том приеме меня не было. Я получила приглашение от господина Валастро, но прийти не смогла – мой последний пациент в тот день разгромил кабинет, и я провела весь вечер за уборкой, – мужчина все же осмелился посмотреть на нее, хотя задержать взгляд дольше, чем на секунду, на красивом лице не смог, предпочитая разглядывать подлокотник кресла. Внезапно рисунок обивки показался ему чрезвычайно занятным. – Уилл, могу я обращаться к Вам так? Послушайте меня, Уилл. Скажу, не как врач, а как Ваш друг и союзник. Ганнибал – охотник. Цель всего его существования – ломать людей и разрушать их жизни. Ему нравится смотреть, как его жертва корчится в муках, как истекает кровью, а он этому причина. Уилл, он уничтожит Вас, как уничтожает все на своем пути. Я знаю его давно, поверьте мне на слово, такой человек, как Ганнибал не способен на романтическую привязанность к людям. Вы вызываете у него интерес, но не тот, который вообразили себе. Остановитесь, пока не поздно. Если Ваш инстинкт самосохранения не уничтожила работа в Бюро, то Вы услышите меня и закончите эту связь.
Уилл с стуком поставил тяжелый бокал на стол. Он загрохотал, словно раскат грома, кресло сдвинулось, когда мужчина встал. Беделия лезла не в свое дело, и это выводило его из себя. Он торопливо направился к двери, неаккуратно всунул руки в рукава пальто. Женщина стояла за его спиной, сложив руки на груди, и тяжелым взглядом прожигала его затылок.
– Спасибо, что согласились поговорить, доктор Дю Морье, – Грэм так и не повернулся, не желая смотреть на нее. Задушить ее с каждой секундой хотелось все сильнее. – Для женщины, незаинтересованной в Ганнибале, Вы очень рьяно отговариваете меня от отношений с ним. И думаю, не так уж хорошо Вы его знаете, тем более не знаете меня. Я не Ваш друг, не Ваш пациент. Не суйте свой нос, куда не следует, я вполне в состоянии разобраться самостоятельно, не нуждаюсь в Ваших советах. Запомните, Беделия, Вы не знаете его так, как я, и Ваши нападки выглядят как жалкие потуги ревности и соперничества. Прошу простить, что нарушил планы на вечер, более я Вас не потревожу.
Он хлопнул дверью, истерично и слишком по-женски, но на размышления об этом не было ни сил, ни желания. В машине мужчина пристегнулся, но трогаться с места не решился, давая себе время успокоиться и взять себя в руки. Разговор с Беделией действительно вывел его из равновесия. Она ничего не знала, не имела права говорить все эти вещи. Лектер впустил его, Уилла, в свою жизнь, позволил видеть себя заспанным и небритым по утрам, позволил стоять рядом на кухне, оказывая посильную помощь в приготовлении ужина. Не Беделии, ему. Но что-то в словах женщины показалось ему цепляющим. Он чувствовал ее уверенность в том, что она произносила, когти разорвали его глотку и добирались до гортани. Грэм опустил стекло, позволяя холодному ветру позднего вечера обдувать его лицо, остужая разгоряченную голову. Сейчас ему действительно стоило вернуться домой, чтобы обдумать все.
На осознание произошедшего понадобилось два дня. Под капотом машины что-то снова гудело, и Уилл снова копался в металлических внутренностях, пытаясь понять причину. Всего неделю назад все было в порядке, наверное, ему стоит отогнать авто в сервис, но хотелось сделать это своими руками. Он уже начал работу, если не закончит сам, то чертов гештальт, о котором твердила добрая половина прочитанных им книг по психологии, не завершится и принесет еще больше кошмаров. Так что Уилл продолжал ковыряться с утра до ночи все эти два дня, пока не устранил проблему. Когда он закончил, то удивился, как мог проглядеть такую пустяковую поломку. Уинстон ходил за ним, словно привязанный, будто чувствовал надлом внутри хозяина, клал голову на колени, требовательно скуля, и вытаскивал из-под дивана закатившиеся мячи. Грэм был благодарен псу за эту ласку. На третий день после разговора с Беделией, он нашел в себе силы подняться с постели, привести себя в порядок и отправиться в Квантико, перед этим методично собирая и сортируя все свои бумаги. Джек настиг его уже в аудитории, за двадцать минут до начала лекции, когда почти все места были заняты. Кроуфорд критично осмотрел его лицо, синяки уже сошли, разбитая губа зажила, хотя состояние мужчины было таким же нестабильным, как и раньше. Джек на это больше не обращал внимания. Уилл поделился с ним своими наработками по делу, он посвятил этому две недели, и, кажется, начальник остался доволен проделанной работой. Он пообещал собрать отдел позже, чтобы обсудить эти заметки, и оставил Грэма на растерзание откровенно соскучившихся по своему преподавателю студентов. Он провел две лекции, задерживаясь после каждой, чтобы ответить на возникшие вопросы, прятал взгляд, когда Дженнифер заискивающе улыбалась, протягивая свое эссе на проверку. Ему хотелось посмотреть на себя ее глазами, сравнить восприятие себя этой девушкой и самим собой. Видит ли она его вечно встрепанные волосы, уставшие глаза, залегшие под ними тени. Вывод напрашивался грустный – вряд ли он действительно мог понравится столь молодой студентке, так что списал это на типичную влюбленность в преподавателя, которая преследовала каждого студента в жизни. Ему самому нравилась миссис Питерсон, к которой он ходил на дополнительные занятия на первом курсе. Домой он вернулся вымотанным и уставшим, собаки ткнулись в руки холодными носами, махали хвостами, изо всех своих собачьих сил показывая, как они соскучились по нему. Ужин был безвкусным, кофе отвратительно горчил на языке. Уилл посмотрел на молчащий телефон. Порыв возник внезапно. Он просто встал с дивана, поднялся на второй этаж и придирчиво окинул взглядом содержимое шкафа. Ему не потребовалось много времени, чтобы выбрать одежду – простой синей рубашки и темных джинсов было достаточно, чтобы он чувствовал себя комфортно. В какой-то момент Грэм потрогал свой подбородок, раздумывая, стоит ли ему побриться, но отказался от этой идеи. Щетина была его броней, той частью внешности, которая позволяла прятать глубоко свои кошмары. Он задержался в душе не больше чем на полчаса, убедился, что действительно наполнил собачьи миски едой, а это не произошло в его фантазии, схватил ключи от машины и поспешил убраться из дома, пока порыв не ослаб.
Чувство дежавю посетило его в ту же секунду, когда Уилл встал перед тяжелой дверью особняка, занося ладонь над кнопкой звонка. Три дня назад он стоял перед домом Беделии, а что он собирается делать сейчас, оставалось жуткой тайной, подернутой пеленой тьмы. Грэм обернулся, почудившаяся оленья тень оказалась лишь игрой листвы под натиском ветра, и почти полностью растерял свою решимость. Усилием воли он заставил себя обозначит свое присутствие, кнопка звонка жгла подушечки пальцев. Он не знал, что делает здесь. Лектера могло не оказаться дома, у него могли быть гости или, об этом было ужасно думать, свидание, но надежда, словно тлеющий уголек, сияла в темноте. Мужчина уже собирался развернуться и поехать домой, у него мог сложиться неплохой вечер в компании виски и материалов для статьи, время-то всего чуть за семь, но дверь перед ним распахнулась. Ганнибал несколько раз моргнул, словно пытаясь прогнать наваждение.
– Уилл? – вопросительная интонация была попыткой убедиться, что сам психиатр не начал страдать галлюцинациями. – Не ожидал увидеть тебя.
Грэм зябко поежился. Он не удосужился надеть пальто, оно висело на его руке, и кожа покрылась мурашками, они вызывали ощутимую боль.
– Я не помешал? Если ты занят, могу уехать.
Уилл потупил взгляд. Сейчас он не мог смотреть на Ганнибала, будто боялся, что тот оттолкнет его, прогонит, подтверждая слова Беделии. Но мужчина галантно распахнул дверь шире и, стоило Грэму войти, забрал его пальто. Уилл неспешно прошел в гостиную, разглядывая знакомые картины на стенах, тяжелую мебель. Лектер пригласил его в столовую, удалился, чтобы накрыть ужин еще на одного человека. Тарелки и приборы появлялись словно из ниоткуда, вырастали между странным оформлением стола – букет засушенных роз, перевязанный черной кружевной тесьмой шириной в три пальца. Выглядело мрачно и удручающе, как тени из его пугающих снов. Тарелки были простыми, белые с золотой каймой абстракции в лучших традициях Кандинского. Уилл заметно поднаторел в вопросах искусства с тех пор, как сблизился с Ганнибалом. Тишина давила на виски, царапала изнутри кости, Грэм тоскливо посмотрел на предложенный ужин.
– Это телячья печень с жареной полентой и инжирной заправкой, – молодая медсестра в стоматологической клинике была непозволительно груба с ним четыре месяца назад, так что хорошо подходила на роль телятины. – Главный секрет в том, чтобы перед подачей печень постояла минут пять и окончательно подошла. И инжир должен быть свежим.
Уилл кивнул. Так начинался каждый ужин, и мужчина был благодарен Лектеру за то, что тот и в этот раз не отступил от традиции. Печень была удивительно нежной, почти растекалась на языке, а теплый инжир обволакивал рот. Грэм уже забыл, насколько прекрасен был вкус всего, что готовил Ганнибал. Несколько минут застоявшаяся тишина нарушалась только скрипом столовых приборов по фарфору тарелок, тихим звоном, с которым горлышко винной бутылки коснулось края тонкого стекла бокалов. Уилл хотел отказаться, но от одного бокала ничего не случится, а если разговор не сложится, то он вполне сможет добраться домой самостоятельно. Ганнибал ждал. Не давил, не задавал наводящих вопросов и не интересовался обыденными мелочами. Проявлял свой чертов психологический этикет даже за собственным столом. Тарелки оставались заполнены наполовину, от этой атмосферы кусок перестал лезть в горло. Грэм внимательно следил за движущимися под кожей мышцами на предплечьях мужчины, рукава его рубашки были закатаны до локтя. Уилл подцепил еще кусочек печени, уставился на него, словно на нанизанную на зубцы вилки мышь, и после перевел взгляд на слишком сосредоточенного Ганнибала.
– Нам нужно поговорить, – Лектер кивнул, и вино в его бокале огладило стекло. – Но разве ты бы не связался со мной, если бы я не объявился на твоем пороге?
Мужчина ухмыльнулся, уголки губ дернулись вверх. Слишком хищно.
– Я собирался наведаться к тебе на выходных, если бы ты не приехал, – Ганнибал, видимо, решил сразу расставить все по местам. – Нам обоим нужно было время, чтобы обдумать произошедшее, трех недель, наверное, достаточно. Тем более сегодня уже девятое, и мне хотелось бы прояснить всю ситуацию до твоего дня рождения.
Уилл покачал головой, принимая такой ответ. Ему действительно нужно было успокоиться, но сейчас он чувствовал себя обиженной пятнадцатилеткой, которой не хотел быть ни в чьих глазах. Он глубоко вдохнул, позволил вину остудить его пыл. Ганнибал все еще следил за ним, словно за желанной жертвой.
– Надеюсь, то происшествие не испортило твою репутацию, – Грэм вздрогнул от того, насколько издалека начинал и как беспокоился о чужих чувствах. – Это было жутко невежливо с моей стороны, так накидываться на мистера Валастро.
– Да, это было грубо, Уилл. Но Маурицио получил по заслугам. Если не можешь держать свой язык за зубами, то приходится платить за слова. Может, ты хочешь еще что-то сказать? – Лектер отбросил профессиональный тон, оперся локтями о стол и подался вперед. Сидящий рядом с ним мужчина дернулся.
– О том, что я сказал тебе тогда. Да, нам стоит это обсудить, – Уилл застучал пальцами по колену, не в силах справиться с нервами. По пути сюда заготовленные фразы казались правильными и осмысленными, но сейчас все мысли превратились в кашу, и слова путались в его голове.
Ганнибал наполнил его опустевший бокал. Грэм даже не заметил, как уничтожил вино, не почувствовав его, несомненно, тонкий вкус и богатый букет. Он уже не знал, куда приведет этот разговор, но почувствовал острую необходимость выпить. Хотя, возможно, ему стоило сдержаться, чтобы доехать до дома целым и невредимым.
– Послушай, Уильям, – полное имя кололо слух, вызывая жуткие воспоминания о детстве и непростых годах в академии. – Ты сказал мне, что не являешься принцессой. Так вот, Уильям, если бы я хотел отношений с женщиной, то выбрал бы доктора Дю Морье или Алану Блум. Или кого-нибудь другого, а не тебя.
Грэм заерзал на стуле. Наконец-то, хоть кто-то из них дал конкретное определение тому, что между ними происходило. Отношения. Он почувствовал, как самоконтроль ослаб, позволил себе положить ладонь на стол, она была влажной и липкой от волнения. Тарелка была пуста, и теперь занять себя было нечем. Пришлось сверлить взглядом одну из свечей в тяжелом бронзовом подсвечнике.
– Ты считаешь, что я не приглашаю тебя составить мне компанию на приемы, как у Маурицио, потому что ты смотришься там дешево и неуместно. Ты не позоришь меня, Уилл, ни в коем случае. Тебе некомфортно на подобных вечерах, и даже если я советовал тебе социализироваться, явно не подразумевал что-то такое. Тебе неуютно среди балтиморских, как ты их назвал, толстосумов, так что я не хочу вынуждать тебя мучиться в этих условиях. Но ты не должен думать, что портишь мою репутацию своим присутствием. Для меня большая честь появляться в обществе моих знакомых в твоей компании, Уилл, – мужчина неспешно разделался с остатками печени и инжиром, отодвинул тарелку от края стола.
– Я не понимаю, Ганнибал, – Грэм вцепился в столешницу, будто она была его единственным спасением. Его сердце так колотилось, что он мог почувствовать его под кадыком. – Мне это напоминает выпускной класс в школе. Мисси Несс сказала, что я отличный парень, и всю эту чушь про честь и прочее, а за два дня до выпускного позвонила и заявила, что пойдет на бал с Лесли Райдером. У него даже имя такое женское, но зато он был капитаном футбольной команды. Так что объясни мне, Ганнибал. Я не разбираюсь ни в искусстве, ни в светских темах, не понимаю, чем занимается большая часть твоих знакомых. Что тебе может нравиться в том, чтобы таскать меня с собой? Чокнутый преподаватель в дурацкой клетчатой рубашке, с галлюцинациями и десятком маньяков в голове. Это же кошмарно, быть с таким, как я, – кошмарно.
Лектер скрипнул зубами, покрутил между пальцами тонкую ножку бокала. Будет жалко разбить сейчас богемское стекло, чтобы распороть острым краем этому мужчине глотку. При всем его интеллекте в некоторых вопросах он оставался непроходимым глупцом.
– Я был у доктора Дю Морье пару дней назад. Хотел поговорить с ней о тебе. Не считая того, что мы выяснили, что я галлюцинировал на том приеме у Маурицио, она сказала мне несколько занятных вещей. Беделия, – он позволил себе назвать женщину по имени, фамильярно и вызывающе, – сказала, что ты уничтожишь меня, разрушишь мою жизнь. Говорит, ты не способен на привязанность к людям, так что все, что между нами, – фикция и обман. Я не знаю, что мне с этим делать, Ганнибал. Когда ты говоришь, что ценишь мою компанию на этих приемах и в собственном доме, я чувствую себя будто на расстреле. Словно в любую минуту ты всадишь мне пулю между глаз. Я умею объективно смотреть на вещи и оценивать себя. Вряд ли я тот, кто подходит тебе.
– Позволь мне кое-что прояснить, Уильям, – Грэм снова дернулся, будто от удара. Это имя лишало его возможности дышать, произнесенное низким, вкрадчивым голосом Ганнибала. – Доктор Дю Морье считает, что, имея несколько неточных фрагментов, может представить себе всю картину целиком. Но она слишком самоуверенна, так что ее мнение касательно наших с тобой отношений не имеет никакого веса. Да, возможно я и разрушу часть твоей жизни, но только ту, которую ты позволишь разрушить, как и сам что-то изменишь во мне. Уилл, ты – настоящее сокровище в этом доме, в своих рубашках и в окружении кошмаров ты – произведение искусства, которое я сумел разглядеть раньше, чем все остальные. И я не позволю ни Беделии, ни Маурицио, ни Джеку, ни кому-либо еще лишить меня наслаждения любоваться тобой в своей жизни. А та твоя подружка очень сглупила. Как можно было променять твои восхитительные глаза на недалекого футболиста, не понимаю.
Грэм выдохнул с облегчением. С его плеч будто упала целая скала, легкие снова наполнились кислородом. Он больше не чувствовал обжигающего дыхания оленя на своей шее, не видел мрачных теней на стенах. Он протянул руку и обхватил ладонь Ганнибала своими пальцами, крепко стискивая ее. Нужно было что-то сказать, но слов просто не нашлось. Лектер расслабился вслед за ним, погладил большим пальцем грубую из-за работы кожу и убрал руку, неслышно отодвигая стул. Десерт не вставал в горле комом, абрикосовый клафути****** был плотным и умеренно сладким, Уилл и не ожидал, что мужчина сможет приготовить сладость неудачно. Они обсудили последние новости, Грэм поделился переживаниями из-за дела, умолчал о кошмарах. Для рассказа о снах у него есть время на сеансах. Взгляд Ганнибала потемнел, когда они допили вино. Мужчина неспешно собирал тарелки, а стоило Уиллу попытаться помочь убрать со стола, одернул его одной фразой.
– Поднимайся наверх.
Уилл вздрогнул в очередной раз за вечер. Он знал эту интонацию, попытался унять тремор в пальцах, но ничего не вышло. Оставив Ганнибала в столовой одного, он нервно поспешил к лестнице, каждый шаг по которой вызывал пугающую сладостную боль внизу живота.
Заходить в душ третий раз за день уже претит. Но необходимость этого отрицать невозможно. Разговор вышел нервным и напряженным, а его ожидание ощутимо пошатнуло и без того слабую психику. Спина неприятно липкая от пота, и горячая вода болезненно ударяет по коже, смывая остатки тревоги. От влажности в просторной запертой комнате волосы скручиваются в тугие кольца, приводя голову в абсолютнейший беспорядок, Уилл пытается распутать хоть несколько кудрей мокрыми пальцами, но бросает это занятие, все равно бесполезное. Он смотрит на свое отражение в зеркале, чужое и незнакомое, возможно даже отталкивающее больше, чем обычно. Мужчина тщательно стирает с тела воду, растирает кожу до красноты у основания шеи и на груди, критично осматривает всего себя. Потому что не понимает. Не знает, что Ганнибал нашел в нем, настолько изувеченном. Он смотрел на себя, видел все свои переломанные кости, все двести шесть, прорвавшие кожу и зияющие сквозь открытые раны своими изломами. Закутанный в черный саван кошмаров и боли, он, дышащий, вскрытый по живой, трепещущей плоти, вызывал отвращение у самого себя, но не у Ганнибала. Тот, видимо, находил его уродство искусством, творением больного художника-шизофреника, рисующего свои видения. Уилл отлипает от зеркала, очки остались в комнате вместе с одеждой, он оборачивает бедра полотенцем, доходящим ему почти до колен, вытирает капли воды с массивной гранитной раковины и возвращается в спальню, где ему, по мнению большей части знакомых Лектера, самое место. Симпатичный сообразительный мальчишка, ублажающий своего благодетеля. В том, чтобы выглядеть младше своих неполных сорока, было больше минусов, чем плюсов. Ганнибал уже поднялся, собранный и методичный, он убирал в шкаф костюм, без стеснения обнажаясь перед другим мужчиной. Уилл завидовал этой уверенности. Он слеповато осмотрелся в полутемной комнате, от бликов света углы мебели расплывались, сглаживались, создавая ощущение безопасности. Наверное, это было единственное место, где Уилл чувствовал себя в безопасности. Лектер неслышно подошел к нему, мягкий ковер заглушал шаги, невесомо скользнул пальцами от ключиц до живота, неощутимо прочертил грудину и белую линию, на мгновение задержался у выступающих остей подвздошной кости и потянул за неплотно заправленный угол полотенца. Ткань послушно поддалась, скользнула по ногам, сброшенной кожей укрыла стопы. Грэм судорожно вздохнул. Ганнибал рассматривал его словно идеальный анатомический объект, изучал, взгляд его был таким, будто он решал, в каком месте сделать разрез, чтобы вскрыть, посмотреть на содержимое покрытого кожей и мышцами скелета. Кукла, молчаливый манекен, покорно принимающий любое воздействие. Уилл сделал шаг назад, а затем еще один, когда большая ладонь уперлась ему в грудь, подталкивая, направляя. Он собирался повалиться на постель, позволить делать с собой все, что мужчине вздумается, но Ганнибал настойчиво поймал его за запястье, заставляя поднять загнанный взгляд.
– Встань на колени, спиной ко мне, и выпрямись, – Грэм почувствовал, как ноги стали ватными, словно чужими. – Не трясись, я не собираюсь потрошить тебя.
И усмехнулся. Его улыбка, опасно-хищная, почти жестокая вызвала странный благоговейный трепет, внутри все свело. Матрац под коленями прогибался, не давал стоять устойчиво, Уилл покачнулся, но оказался удержанным сильными руками. Он шумно и часто дышал, чувствовал, как сердце колотилось в глотке, оглушая. Ганнибал прижался грудью к его спине, Грэм заерзал, волосы защекотали кожу в момент первого соприкосновения. Лектер огладил его грудную клетку, пальцы провели по ключицам, надавили на ямку между ними, Уилл почувствовал, как задыхается. Голова кружилась, горло будто сдавил тугой ремень. Дыхание Ганнибала, размеренное и спокойное, ерошило волосы. Его рука повторила самый первый путь, от шеи до живота, ногти оцарапали кожу на лобке.
– Нам бы стоило обсудить это на сеансе, но там не будет такого эффекта, – Лектер прижался теснее, лишая возможности двигаться. – Говоришь, что считаешь себя женщиной, видишь себя таковым. Где? Здесь?
Уилл закричал. Надрывно и коротко, все тело прошило болью, такой острой, что под веками заплясали белые пятна, когда Ганнибал с силой сжал пальцы на его мошонке. Под пальцами горячо пульсировала плоть, посылая волны боли к каждой клетке, заставляя кровь шуметь в ушах. Он попытался вырваться, но смог лишь еще раз крикнуть, беспомощный и слабый. Лектер мягко огладил пострадавшее место самыми кончиками пальцев, успокаивая боль, повел ладонью выше, давая обманчивое ощущение спокойствия. Приласкал вздымающуюся грудную клетку, оставил за ухом короткий поцелуй сухими губами.
– Или здесь?
Уилл не был готов. Казалось, что Ганнибал ломает голыми руками его ребра, Грэм слышал, как хрустели кости, чувствовал, как они крошатся, осыпаясь на внутренние органы. Боль разрывала его изнутри, он мог только безостановочно кричать, срываясь на сиплые стоны, когда мужчина расцарапывал его кожу и выкручивал соски, причиняя страдания, несравнимые ни с одним убийцей, пробирающимся в его голову. Уилл готов был разрыдаться, как девчонка, обиженная жестоким старшим братом, но, одержимый своим насильником, доверчиво подался навстречу ладоням, заглаживающим пострадавшее тело. Он трясся в чужих руках, не падал только потому, что его крепко держали, мучился от боли, пронизывающей все его естество. Ганнибал, словно извиняясь, наградил его долгим, влажным поцелуем в основание шеи, Грэм подался назад, прижимаясь так тесно, будто пытаясь срастись кожей. Он знал, Лектер его наказывал. Наказывал за устроенную драку, испорченную репутацию, сцену, разыгранную на пороге дома. Внезапное осознание ударило под дых – наказывал за Алану, за ее неосторожно произнесенное имя в ответе на вопрос. Ладони сжались на его голове, висках и челюстных суставах, Уилл напрягся, приготовившись к очередной вспышке боли. Но Ганнибал сдавил совсем несильно, только чтобы мужчина ощутил это давление.
– А может твоя проблема здесь? В этой умной голове, породившей беспочвенное заблуждение о своей личности? – Лектер огладил его лоб, вплел пальцы в волосы, с наслаждением путая их в жестких кольцах завитков. – Мы обязательно обсудим это на сеансе. Вопиющая наглость считать себя не тем, кем ты являешься.
Он убрал руки, и Уилл повалился на кровать, словно подкошенный. Он тяжело дышал, больше не чувствуя этого подавляющего влияния, чужое дыхание все еще ощущалось фантомом на его коже. Ганнибал размял мышцы на его плечах, тронул бока коротким прикосновением, остановил ладони на бедрах. Грэм застонал, вскинулся, упираясь грудью в постель. Лектер прочертил линию позвоночника, обвел кончиками пальцев каждый позвонок, сжал ягодицы, разводя в стороны. Уилл дрожит, остро реагируя на каждое прикосновение, он до сих пор не может принимать собственное тело. Он ерзает, пытаясь найти более устойчивое положение. Ганнибал проскальзывает пальцами ниже и шумно, сорвано выдыхает.
– На что ты рассчитывал, Уильям? – Грэм вжимает голову в плечи и сильнее упирается лбом в постель, когда мужчина слишком резко проталкивает внутрь него два пальца. Он все еще влажный и достаточно растянутый. – Что я буду жесток с тобой и не потружусь уделить достаточно времени, чтобы подготовить тебя? Или собирался выпрыгнуть из штанов, как только закроется дверь? Совершенно несносный.
Ганнибал выворачивает руку, прокручивает пальцы, толкаясь глубже, разводит их ножницами и добавляет третий, не предупреждая, заставляя мужчину под собой всхлипывать, приподнимая бедра. Уилл хрипит, когда Лектер намерено касается простаты несколько раз подряд, крепко пережимая член у основания. Ему невыносимо терпеть, с их последней близости прошло около месяца, и сейчас он жаждет получить все, что мужчина может ему дать. Пальцы покидают тело, Грэм разочарованно, стыдливо стонет, громко и протяжно, теряя ощущение наполненности, а потом вскрикивает, когда те же самые пальцы, более мокрые и скользкие снова толкаются в него, резко и болезненно.
– В следующий раз ты сделаешь это здесь, – Уилл скребет ногтями по простыне, комкает во влажных от пота ладонях плотный хлопок, пока пытается заставить свои легкие работать. – Задерешь свои ноги повыше, а я буду смотреть.
Лектер царапает его живот, оставляя на коже быстро краснеющие полосы. Ганнибал никогда не был таким. Был требовательным, жадным, напористым, но никогда – агрессивным и жестоким, подавляя и отбирая последние крохи самоуважения и воли. Уилл подставляется, жалобно скулит, унижается, выпрашивая больше ласки. Он с трудом говорит, вместо слов из глотки вырываются неразборчивые хрипы, сухие и колючие, царапающие горло не хуже когтей. Ганнибал кажется удовлетворен приведенным в исполнение приговором. Жертва покорна и больше не желает сопротивляться. Он раскатывает презерватив быстрым, точным движением, будто делает разрез на коже, не теряет самообладания ни на секунду, смазывая себя, и мажет губами по плечу одновременно с первым толчком, в последний момент передумывая сжимать зубы на коже. Уилл выдыхает с облегчением и благодарностью, опираясь на руки, чтобы приподняться над постелью. От соприкосновения расцарапанной груди с простыней нестерпимо больно, царапины горят и, кажется, кровоточат. Ганнибал удерживает его бедра, двигаясь неторопливо и размерено, внимательно наблюдает, откладывая в памяти столь восхитительную картину. Грэм – словно хищник, дикий и необузданный, мышцы на его спине мягко перекатываются под почти нетронутой загаром кожей, он весь невообразимо гибкий и сильный, выдерживает любое воздействие, удовлетворенно шипя. Дикое животное, прирученное опытным исследователем. Лектер надавливает ему между лопаток, вжимая грудью в постель, толкая в боль, от которой Уилл стремился уйти, и ответом ему служит скуление, перемешанное со стоном, а бедра дрожат в возбуждении. Он пахнет вожделением, острым и пряным, жгущим язык, оборачивается через плечо, глядя невидящим взглядом. Грэм дергается, насаживается сам, его ритм рваный и беспорядочный, сипит, придавленный тяжелым телом к постели. Ганнибал обхватывает его член все еще скользкой от смазки ладонью, Уилл толкается в кулак, стремясь получить оба удовольствия разом. Мужчина сжимает его бедро, оставляя синяки, и кусает над лопаткой, благосклонно даря отметину красную и болезненно пульсирующую. Грэм изгибается, почти неестественно, будто лишенный костей, кричит хрипло и надрывно, трется исполосованной грудной клеткой о простыню, вызывая все новую вспышку боли, заставляющую его колени дрожать. Ганнибал двигается в нем грубо и резко, звуки, которые он издает, на грани первобытного рыка, он стискивает пальцы на горячей плоти, царапая уздечку, прижимается грудью к мокрой от пота спине мужчины, прогибаясь до жжения в позвоночнике, его дыхание сухим горячим ветром обдает ухо.
