Текст книги "Открой душу и кричи (СИ)"

Автор книги: B_BlackCard

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

– Проклятие! – Уилл ударил по рулю, разглядывая отражение своего лица в зеркале заднего вида.

Его зрачки были настолько расширенными, что превратили радужку в тончайшую стеклянную кайму вокруг черных провалов. Хотелось верить, что это из-за отвратительно недостаточного освещения в его машине, а не потому, что придется покинуть этот крохотный оплот спокойствия, чтобы сделать шаг в самый настоящий бассейн с акулами. Уилл чувствовал себя так, словно сидел на игле и мучился от ломки, он даже мог почувствовать, как пульсирует аорта в верхней части его живота. Ему потребовалось несколько минут и два десятка глубоких вдохов, чтобы избавиться от этого ощущения. Он вообще не должен был приезжать сюда. Он мог прямо сейчас повернуть ключ, выехать из массивных кованых ворот и направиться домой, мысленно извиняясь перед собственным авто за то, что ему пришлось пережить эту бесконечно долгую поездку из Вулф Трап в Балтимор. Ганнибал не настаивал на его присутствии здесь. Он лишь обмолвился о приеме, бросил скользкие слова о том, что был бы рад видеть Уилла, но ни на чем не настаивал. Его отвратительно понимающий и сдержанный взгляд оставил глубокую вмятину в памяти, постоянно воскресающий, стоило мужчине закрыть глаза. Грэм бегло осмотрел себя и стиснул зубы, сдерживая раздраженный вздох. Конечно, он заехал домой, после того, как Джек перестал разделывать его мозг на мелкие куски из-за очередного дела, и попытался привести себя в порядок. Он собирался выглядеть настолько нормально, насколько это возможно, вот только его собаки, с довольным лаем вернувшиеся с улицы, пока Уилл пытался сделать что-то приличное со своими волосами, нашли его разложенную на диване белую рубашку отличным местом для вытирания своих грязных лап. Так что сейчас мужчина боролся с удушьем в этой зеленой в клетку рубашке, оказавшейся единственной чистой и приемлемой, и думал, что скажет о его виде Ганнибал. Конечно, он ничего не скажет, снисходительно улыбнется и погрязнет в светской, непонятной беседе, но Уилл будет чувствовать это осуждение на своей коже еще неделю, а то и больше. Машина Лектера, по угнетающему стечению обстоятельств, была припаркована совсем рядом, блестела своими глянцевыми боками под каплями усилившегося дождя и заставляла нервничать еще больше. Ничего, Уилл может это сделать. Он прямо сейчас выйдет из машины, добежит до тяжелых дверей дома, чтобы не вымокнуть до нитки, и будет вести себя нормально. Будет улыбаться этой толпе снобов-толстосумов, даже попытается поучаствовать в беседе. Грэм еще раз посмотрел на свое отражение. Возможно, он выглядел не так хорошо, как должен был. Ночью его снова мучили кошмары, хорошо хоть не бродил по окрестностям, и аспирина сейчас в нем было больше, чем рекомендовалось в инструкции к лекарству. Его галстук сбился, пока он бежал к дому, а ключи звенели в кармане, будто прося вернуться назад. Он опоздал на два часа, совершенно не учел, что нужно будет покормить собак, и не принял в расчет дождь, не позволяющий ехать с максимальной скоростью. Естественно, все взгляды были прикованы к нему, как только двери за его спиной закрылись, отрезая необходимый путь к отступлению. Уилл выглядел жалко. Он быстрым, профессиональным взглядом окинул зал, гротескно переполненный дизайнерскими ухищрениями и гостями в дорогих костюмах. Он не был уверен, что платье той пожилой леди, мягко улыбнувшейся ему, когда их взгляды встретились, не стоило больше, чем вся та сумма, которую Грэм тратил на еду для своих собак в месяц. Он слышал перешептывания и был уверен, что говорили о нем. Он выглядел здесь так же уместно, как пластмассовая статуэтка из Волмарта* на выставке в Лувре – дешево и глупо. Мужчина простоял около порога не меньше десяти минут, пришпиленный к двери тяжелыми взглядами, пока не почувствовал движение сухого воздуха на своей голой шее. Ганнибал смотрел на него с интересом, с тем самым снисходительным одобрением и протягивал пузатый бокал на тонкой хрустальной ножке, наполовину заполненный вином.

– Я совершенно не ожидал тебя здесь увидеть, – их пальцы соприкасаются при передаче бокала, и это единственный их откровенный контакт. – Тебе стоило предупредить меня, чтобы я мог оставить для тебя приглашение. Господин Валастро прислал мне два, для меня и моего спутника. Тебе бы не пришлось участвовать в этом балагане на входе.

Уилл отводит взгляд, не выдерживая этих слов. Он действительно чувствовал себя отвратительно, когда какой-то вышколенный мужчина лет тридцати, облаченный в строгий форменный костюм выяснял, что он здесь забыл. Это было унизительно даже по меркам Грэма. Его терроризировали пару минут, но ощущение было не из приятных. Уилл делает еще один глоток, вино неприятно кислит на языке, немного вяжет рот, но вряд ли он найдет здесь виски, чтобы смыть горечь. Ганнибал улыбается ему сдержано, одним уголком губ, в приглушенном освещении холла это выглядит жутко.

– Достаточно было назвать свое имя и добавить, что я с тобой. Это избавило меня от остальных расспросов, и вот я здесь, – не то чтобы Грэм был большим знатоком вин, но он предпочел бы сухое или хотя бы полусладкое, а не эту дорогую бурду, что плескалась в его бокале.

Лектер смеется совсем тихо, если не прислушаться – не понять, и неспешно ведет его подальше от дверей. Людей слишком много, Уилл чувствует себя уязвимым и открытым, но тепло и спокойствие мужчины рядом с ним немного успокаивает. Пока с ним никто не собирается разговаривать, он может пережить. На несколько мгновений он теряется, похороненный под тяжелыми запахами духов присутствующих дам, пряных специй, аромат которых доносится от большого стола у стены, и чужих эмоций, противоречивых и отвлекающих. Мимо них незаметной тенью проскальзывает официантка – девушка около двадцати пяти, с красивыми чертами лица и печальными глазами, она затянута в черную юбку-карандаш до колена и заправленную в нее белую рубашку, на шее повязан изумрудный атласный платок. Грэм опускает на ее поднос свой пустой бокал и улыбается, не смотря в глаза. Подобная работа должна окупиться вежливостью хотя бы от некоторых гостей. Он знает, что его улыбка не осталась незамеченной, и ладонь обжигает прикосновение теплых пальцев, поощряющее за учтивость. Ганнибал вскользь расспрашивает его о прошедшем дне, будто они не стоят почти в самом центре просторного зала, а сидят в тех тяжелых кожаных креслах, неподвижно замерших в кабинете психиатра, об усталости после тяжелого дня и плохой погоде, мешающей водить. Ни к чему не обязывающий разговор, чтобы не привлекать лишнего внимания, но взгляды все равно устремлены на них, и это целиком и полностью вина Грэма и его дурацкой, неуместной рубашки. Он представлял себе этот вечер не так. Мог приехать вовремя, пару часов Лектеру хватило бы, чтобы обменяться любезностями с высокопоставленными гостями, а потом они бы смотались отсюда подальше. В планах Уилла вечер закончился бы в доме Ганнибала, в его гостиной, а может и спальне, в компании хорошего, действительно ласкающего язык вина и разговоров, которыми были переполнены их взаимоотношения. Но он опоздал, и теперь вынужден стоять здесь, словно выпавший из гнезда птенец в самом центре змеиного гнезда. А рядом с Ганнибалом он выглядит и того хуже – как та самая фигурка из Волмарта в соседстве с Давидом**, и нет ничего хуже, чем продолжать чувствовать на своей коже чужие ощущения. Кажется, он даже перехватывает короткий сочувствующий взгляд той пожилой леди, пытаясь не анализировать, что она имеет в виду. Грэм бы забился в каком-нибудь темном углу, чтобы не встречаться ни с кем, но их окружают люди, и это действительно чертовски неловко. Он чувствует, как подрагивают его пальцы. Одна из женщин, оказавшихся в этой компании, смотрит на него пронзительно своими по-кошачьи хищными глазами, и блеск ее золотых сережек с россыпью бриллиантов слепит глаза. Она делает шаг вперед, рассматривая каждую черточку его лица.

– Доктор Лектер, не могу поверить, что Вы не познакомили нас со своим спутником. Право, это невероятно неуважительно с Вашей стороны, – женщина выглядит ровесницей Ганнибалу, но, возможно, просто умело скрывала свой возраст пластической хирургией и хорошей косметикой.

Лектер издает короткий смешок, его голос глубокий и низкий, и он совершенно не выглядит оскорбленным подобным заявлением. Еле уловимым движением мужчина поправляет свой галстук, темно-зеленый с золотистыми линиями, удивительно подходящий к рубашке Уилла, и кивает, признавая свою неправоту.

– Прошу простить мою неучтивость, миссис Рэндел. Позвольте представить, Уильям Грэм, мой очень близкий друг, – он кладет свою ладонь на его плечо и сжимает пальцы, жестом указывая, насколько близкий. – Уилл, миссис Рэндел владеет небольшой сетью отелей в Балтиморе, управляет ей после смерти мужа.

Грэм на секунду теряется. Он не привык обсуждать свою жизнь и тем более не хочет говорить о проблемах других людей вне работы. Но он держит лицо, впитывая спокойствие и умиротворенность Ганнибала. Уилл осторожно обхватывает ладонь женщины и оставляет короткий поцелуй на тыльной стороне, поражаясь мягкости кожи, несмотря на ее исчерченность возрастными глубокими морщинами.

– Соболезную Вашей утрате, – заезженная фраза режет слух, но мужчина надеется, что она звучит достаточно вежливо.

– Не стоит, милый. Мой муж был чудесным человеком, хотя курение убило его легкие напрочь. Но мы прожили душа в душу почти тридцать лет, так что я не жалуюсь, – миссис Рэндел улыбается, и морщинки в уголках ее глаз расходятся короткими лучами. – Лучше расскажите о себе. Если Вы тот самый Грэм, о котором говорят, по слухам, Вы работаете…

У нее звонкий смех, такой нехарактерный для женщины ее возраста, но Уилл с отчаянием смотрит на мужчину рядом с собой, почти умоляя спасти от этих разговоров. Он совершенно точно не хочет обсуждать всю мерзость своей работы, особенно когда ночью его кошмары были неприлично ужасающими. Их с Ганнибалом зрительный контакт длится несколько дольше положенного, что, естественно, не остается незамеченным для окружающих. Лектер понимает его, легко сворачивает беседу в совершенно другую сторону, принимаясь обсуждать недавнюю выставку Климта. Грэм невероятно благодарен ему за это, временная передышка дает ему возможность успокоиться, хотя взгляды, которыми его одаривают стоящие вокруг мужчины, игнорировать сложно. Особенно трудно оставлять их без ответа, когда не можешь поднять взгляд на постороннего. Ему и с Ганнибалом потребовались долгие недели, прежде чем их зрительные контакты стали дольше трех секунд. Смотреть на других Уилл пока не собирается. В разнородной трели голосов его головная боль становится почти невыносимой, хочется выпить еще пару таблеток аспирина, но они остались в бардачке, так что ему придется мучиться еще неизвестно сколько времени, пока Лектер не решит, что с них обоих хватит в этом доме. Нить разговора давно ускользнула от понимания, так что Грэму только и остается слушать вполуха, продолжая осматривать богато украшенный для приема зал. Внезапное прикосновение к плечу заставляет мужчину вздрогнуть всем телом, и взгляд его становится затравленным.

– Кажется, я видел здесь бутылку приличного вина. Принесу нам выпить, а потом мы не задержимся здесь, – он улыбается своей хищной улыбкой, и тонкие губы поджимаются в еле заметную линию.

Уилл кивает, выдыхая от облегчения. Ганнибал был чертовски хорошим терапевтом, раз решил избавить своего пациента от утомительного и скучного процесса социализации. Он оставляет его одного в компании всех этих богатеев, исчезая среди кружащихся в танце пар. Миссис Рэндел посылает еще одну ободряющую мягкую улыбку, отходя на несколько шагов, чтобы побеседовать с одной из очаровательных леди, и лысеющий полный мужчина устремляет на него свой масляный взгляд поросячьих глаз, слой за слоем снимая с Грэма кожу и мышцы.

– Не ожидал, что доктор Лектер пригласит Вас в такое общество, – Уилл не хочет портить впечатление о себе, но готов обороняться, если это потребуется. – Обычно он выбирает более… подходящих спутников.

Уилл оскорблен таким обращением. Он догадывался, что о нем могут говорить в таких местах, но никогда не хотел услышать их лично. Он – не одна из бродячих собак, которую Ганнибал подобрал и пытается успешно выставить как породистого пса. Праведный гнев переполняет все его естество, а головная боль настолько сильная, будто кто-то сдавил его череп металлическим обручем, и шипы вонзились, разрушая кости. Нет, Уилл не скажет ничего лишнего, ему не стоит выставлять Лектера в плохом свете из-за своей болезненной несдержанности. Его телефон жестко вибрирует в кармане брюк, и, даже если это невежливо, он собирается посмотреть, кому он понадобился в такое время, хотя ответ уже крутится на языке. Он сбрасывает звонок Джека, неуместный прямо сейчас, решая перезвонить, как только выберется отсюда, отводит взгляд и делает шаг назад, когда толстяк, оскорбивший его пару минут назад, пытается заглянуть в его лицо. Уилл старается выцепить взглядом в толпе доктора, но, к его ярости, он в самом центре зала неспешно вальсирует с Беделией, и ее талия кажется неестественно узкой в корсете темно-синего платья. Это худшее, во что можно было вляпаться. Стоило остаться дома, в окружении собак и документов из нового дела.

– Видимо, Ваши услуги многим оказались по вкусу, раз звонки раздаются в столь неуместное время, – Грэм ощеривается, на его щеках играют желваки, и он с трудом удерживает грязное высказывание, так и норовящее сорваться с губ. Он будет выше всего этого, не посмеет испортить вечер еще сильнее. – Как жаль, что Ганнибал не видит Вашу истинную сущность. Хотя, может и видит. Хозяин запрещает botolo*** смотреть на других? Вы, мистер Грэм, самая настоящая bagascia****.

Женщины меняются в лице, прикрывая неприлично открытые рты своими изящными ладонями, мужчины откровенно насмехаются, их смешки доносятся словно из-под толстого слоя ваты. Уилл сам не помнит, как его кулак встречается с твердым подбородком этого толстозадого ублюдка-итальянца. Если бы у него был пистолет, он бы вынес все мозги уроду, размазал бы их по полу, чтобы ни одна горничная не смогла смыть следы. Он пропускает удар в лицо, осколки стекол его очков врезаются в кожу, он чувствует горячую кровь, стекающую по его лицу. Грэм видит мелькнувший бэйдж журналиста, его ослепляют вспышки камер, фиксирующие вопиющее нахальство на приеме такого уровня – агент ФБР сцепился с известным в городе владельцем картинной галереи, и уже завтра эти снимки будут во всех желтых газетенках. Даже Фредди Лаундс не погнушается нагреться на этой истории. Уилл почти не чувствует боль в лице, все же отпускает несколько грязных ругательств, хватает мужчину за галстук, приподнимая его голову и собираясь в следующую же секунду впечатать затылок в гладкий мраморный пол. Чужие руки перехватывают его поперек груди, тянут вверх, отрывая от истерично смеющейся жертвы, и Грэм может видеть окрашенное багрянцем крови лицо Валастро, переполненное болью от крепких ударов. Ганнибал, это осознание приходит к Уиллу вместе с запахом его древесного одеколона, отпихивает мужчину за свою спину, сверлит тяжелым, нечитаемым взглядом поднимающегося хозяина вечера. Его не было не больше пяти минут, как он может судить, – успел только заскочить в уборную и поздороваться с парой людей на пути обратно в зал. Валастро совершенно негалантно сплевывает кровь под ноги психиатру, кривит губы в злостной усмешке.

– Это было грубо, Маурицио, – мало что отличает голос Ганнибала сейчас от предупреждающего шипения змеи, но, возможно, Грэм слишком сильно ударился головой, слух может подводить его. – Bastardo*****, ты не имеешь право распускать свои руки по отношению к своим гостям, по отношению к тем, кто пришел со мной.

Валастро выпаливает, очевидно, особенно резкое ругательство, журналисты записывают каждое произнесенное слово, и Лектер не собирается терять лицо. Он хватает Уилла за запястье, слишком грубо стискивает пальцы на обнажившемся запястье, и тянет мужчину за собой.

– Надеюсь, ты подавишься своим языком, Маурицио.

Это последнее, что слышит Грэм, прежде чем они вдвоем оказываются в большом холле, где Ганнибал каким-то выверенным, почти звериным движением сдергивает его пальто с вешалки и расправляет. Уилл автоматически просовывает руки в рукава, позволяет вывести себя из дома и, только оказавшись около своей машины, понимает, что произошло. Он стал участником унизительной драки, о которой завтра будет говорить весь Квантико. Полное дерьмо. Он пытается потереть горящее от ударов и царапин лицо, но Лектер перехватывает его руки, выжидающе глядя в пустые глаза.

– Садись в машину, – Грэм не в силах пошевелить ни единой частью тела, так что мужчина подталкивает его, насильно заставляя разблокировать дверь с пассажирской стороны. – Сядь в машину, Уильям. Мне нужно осмотреть твое лицо.

В вольво привычно и успокаивающе пахнет домом и собаками. Спустя несколько секунд Уилл вспоминает, что для работы легких нужно вдохнуть и не задерживать дыхание. Он не может рассмотреть, что происходит вокруг, лишь на расстоянии вытянутой руки, а когда дверь со стороны водительского сидения хлопает, то поворачивает голову, чтобы тут же натолкнуться взглядом на большой кожаный саквояж в руках Лектера. Тот бесцеремонно устраивает его на коленях мужчины, недолго роется в бездонной сумке, прежде чем извлекает на свет несколько спиртовых салфеток и пинцет. Ганнибал пытается провести осмотр, но освещения в машине недостаточно, чтобы увидеть все повреждения, а дергающийся Грэм в его руках совсем не помогает. Мужчина предупреждающе шикает и растеряно обводит взглядом чужую машину. Уилл тяжело вздыхает, сипло и надорвано, прежде чем потянуться к бардачку и достать фонарик. Батарейки он сменил не больше четырех дней назад и почти не пользовался, стоит надеяться, этого света хватит. Ганнибал больше не выказывает признаков недовольства, просит закрыть глаза и включает фонарик. Его белый ослепляющий свет выжигает глазное яблоко даже под закрытыми веками. Лектер кривит губы, с тоской глядя на изувеченное красивое лицо напротив.

– Тебе придется потерпеть. Три осколка застряли слева, один справа, мне придется их достать прямо сейчас. Держи салфетку в руках, иначе мне некуда будет их складывать, вдохни и не шевелись, – Уилл кивает запоздало и растеряно, разворачиваясь так, чтобы мужчине было удобнее работать.

Он пытается думать, зачем Ганнибал таскает с собой этот саквояж, непонятно чем заполненный, тем более на такие приемы, фантазирует о том, чем заполнено нутро сумки, чтобы отвлечься от боли, пронзающей до самого копчика, когда пинцет легко выдергивает застрявшее стекло. Вести машину он точно не сможет, его близорукость и в хорошую погоду опасный друг для вождения, а уж в такой ливень и того хуже. Лектер сворачивает салфетку с осколками и впихивает ее в руку мужчине, пока протирает оставшиеся порезы, предотвращая инфекцию. Уилл бессмысленно шарит в саквояже, на ощупь определяет скальпель в плотной заводской упаковке, бинты, пластыри, тюбики с какими-то мазями, а потом его пальцы нашаривают длинную, тонкую картонную коробку. Извлекать ее на свет кажется ужасной идеей после того, как Грэм, поднося картон ближе к подслеповатым глазам, читает название.

– Серьезно, доктор Лектер? Я, наверное, не должен спрашивать, зачем в Вашем чемодане экстренной помощи лежит упаковка тампонов. Нет, я ничего не хочу об этом знать, – Уилл даже не пытается сдержать смешок, утыкаясь взглядом в приборную панель.

– Случаи бывают разные, Уильям, – Ганнибал на усмешку никак не реагирует, убирает саквояж на заднее сиденье и внезапно становится серьезным до чертиков. Его взгляд мрачный, тяжелый и пугающий. – Не верю, что ты начал драку из-за пустяка. Что он сказал тебе? Что Маурицио сказал тебе, Уилл?

Лектер чувствует острый запах ярости и горчащий на языке оттенок отчаяния. Уилл глубоко вдыхает, задерживает дыхание, так, чтобы легким стало больно, вспоминая, как шевелились губы Валастро, чтобы воспроизвести максимально похоже.

– Назвал меня botolo и bagascia, – Ганнибал хмурится, глубокие морщины на его лбу сейчас видны отчетливее, чем когда-либо раньше. – Я понял про второе, но первое слово для меня загадка. Поделитесь значением, доктор Лектер.

– Я отвезу тебя домой, тебе нужно отдохнуть. И будет лучше, если ты не узнаешь итальянский, – Грэм крепко сжимает его пальцы своими, вынуждая посмотреть на себя. Вряд ли еще одно оскорбление унизит его еще больше, но оказывается неправ. Лицо Ганнибала искажается болезненным выражением, а губы снова сжимаются в тонкую полоску. – Он назвал тебя дворнягой и девицей легкого поведения. А сейчас пристегнись и помолчи.

Уилл отворачивается, смотрит на залитое дождем стекло и пытается не думать, что ремень безопасности душит его так сильно, что легкие горят, словно облитые бензином и подожженные.

Путь до Вулф Трап кажется бесконечно долгим. Три поста оплаты на дороге добавляют к этому времени еще целую вечность, но Грэм не может даже задремать, чтобы забыть все произошедшее. Слова Маурицио еще крутятся в голове, оглушают, даже не произнесенные вслух, выдавливают его барабанные перепонки из слухового прохода, он даже может почувствовать стекающую по шее кровь. Тишина не нарушается ни бесполезными сейчас разговорами, ни музыкой, радио выключено, чтобы не доставлять Ганнибалу неудобство неприемлемыми для его утонченного вкуса звуками. Уилл не может не думать обо всем этом. Он знал, что в таких местах к нему относятся не с тем же почтением, что к Лектеру, но слышать подобные оскорбления – унизительно. Отвратительно знать, что его считают безродной дворнягой, пригретой Ганнибалом из жалости, чтобы хвастаться добрым сердцем. Вспоминается Беделия, ее идеально облегающее стройную фигуру платье и уложенные в простую, но элегантную прическу светлые локоны. Ее ладонь так органично смотрелась на плече Лектера, будто доктор Дю Морье была рождена, чтобы находиться в руках мужчины. Не то, что он. Возможно, было бы лучше, чтобы Беделия сопровождала Ганнибала на подобные вечера. Было бы лучше, если бы она заняла свое законное, принятое моралью напыщенного общества место утонченной спутницы. Уиллу кажется, что он влез туда, куда ему не следовало. Не желающий социализироваться мужчина далеко за тридцать – не лучшая пара для уважаемого доктора. Он пытается не думать о том, зачем Лектер все это делает. Он гонит мысль, что Ганнибал наслаждается восхищенными взглядами окружающих, выставляя на обозрение созданное из дешевки творение, чтобы погреть свое блестящее, словно хвост павлина, эго. Но мысль настойчивая, крепко оплетает своими мокрыми, скользкими щупальцами его мозг, можно даже почувствовать, как они проникают в мозолистое тело, разделяя полушария мозга. Дождь оглушающе лупит по крыше машины, в ушах начинает звенеть, а лицо горит. Утром сине-фиолетовая кожа отпугнет от него всех сотрудников отдела, возможно, Джек даже предложит ему взять несколько выходных, чтобы привести себя в порядок. Глаза щиплет, они слишком сухие, будто в них песка насыпали, а головная боль приносит с собой тошноту и очередной виток колючей проволоки по вискам. Вольво послушно замирает в нескольких метрах от двери дома, мотор глохнет, словно насытившийся зверь, и где-то в памяти всплывает звонок Лектера в такси. Точно, ему еще нужно вернуться домой. Психиатр слишком галантен, когда выходит из машины, открывает свой большой черный зонт, не позволяя Уиллу вымокнуть под натиском взбесившейся стихии, и это раздражает до мурашек и приподнявшихся на руках волосков. Возможно, Грэм слишком сильно хлопает дверью авто, но это не то, что его на самом деле волнует в этот самый момент. Они стоят на крыльце, не глядя друг другу в глаза, и Уилл выпускает скулящих собак. И те неотвратимо предают его. Огибают его ноги, машут хвостами и утыкаются мокрыми, холодными носами в ладони Ганнибала, облизывая пальцы. Мог ли этот день закончится еще хуже?

– Мы можем поговорить об этом, если ты хочешь, – Лектер говорит мягко, вкрадчиво, словно собирается вести сеанс прямо сейчас. – Или оставим до нашей следующей встречи, чтобы ты мог успокоиться и все осмыслить.

Уилл смотрит на него с нездоровой злостью, чувствуя, как монстр в его голове разделяет мозг на составные части, лишая возможности нормально соображать. Кажется, он может почувствовать липкий конец щупальца в мозжечке, потому что движения его рук становятся абсолютно нескоординированными.

– Вот только не надо щадить мои чувства, доктор! – Грэм срывается и имеет на это полное право, он уверен в этом. Ярость клокочет внутри его, вырывается из-под кожи обжигающим гейзером, заливая все вокруг. – Я, блять, тебе не ебанная принцесса, чтобы ты так со мной обращался.

Брови Ганнибала устремляются вверх. Это было последним, чего он ожидал, и ему хочется прямо сейчас взять мужчину за волосы и промыть рот с мылом, чтобы больше не слышать подобных слов. Но Уилла, кажется, его вид ничуть не заботит, он заводится сильнее, растекаясь пламенем по всем поверхностям. Он горит, и это, наверное, видно даже со спутника, как полыхает его тело, объятое гневом. Он тычет пальцем Ганнибалу в грудь, пытаясь заставить отступить, но мужчина стоит непоколебимо, словно тысячелетняя скала под напором природы.

– Я – не женщина, чтобы ты подбирал слова и вел себя так обходительно со мной. И не твоя вшивая собачонка, которую ты можешь показывать своим друзьям, когда вздумается, – Лектер пытается дотронуться до взбешенного мужчины, но тот дергает плечом, стряхивая несостоявшееся прикосновение. – Перестань вести себя так, словно я невменяемое чудовище на посмешище.

Дождь заливает за высокий поднятый ворот пальто Уилла, он чувствует, как плотная ткань промокла насквозь, как прилипает гладкая подкладка к голым запястьям, рукава рубашки давно задралась, и их манжеты перетягивают предплечья, нарушая кровоток в кистях. А может, они посинели от холода и ледяной воды, снова и снова омывающей пальцы и ладони. Внезапные слабость и отчаяние охватывают тело Уилла, он чувствует, как его колени подгибаются, а голова становится пустой. Он свистом загоняет разыгравшихся под ливнем собак домой и сжимает пальцы на дверной ручке.

– Проваливай, куда хочешь. К Беделии, к Валастро, куда угодно, Ганнибал.

Даже сквозь шум дождя слышен звон стекла, когда дверь захлопывается перед носом мужчины. Лектер стискивает зубы, сдерживая животный порыв вломиться в дом и впечатать зарвавшегося Грэма лицом в стену. Такси приезжает только через двадцать минут, зонт совершенно не спасает, в подъехавшую машину Ганнибал садится до жути раздраженным и заведенным до предела. Водитель, кажется, совершенно не настроен на разговор, еще раз уточняет адрес и лишь единожды спрашивает, не помешает ли пассажиру включенное радио. Лектер неопределенно кивает головой и оставляет попытки проанализировать случившееся. Им обоим нужно остыть, а потом уже приходить к выводам.

Уилл запирает дверь и прижимается к ней спиной, скидывая свои туфли с такой силой, что они приземляются где-то в районе разложенного дивана. Собаки испуганно скулят, жмутся по углам, а в глазах Уинстона мужчина видит, кажется, осуждение. Рубашка душит, он пытается расстегнуть ее, но дрожащие, окоченевшие пальцы не желают проталкивать пуговицы в маленькие петли, и, чтобы глотнуть спасительного воздуха, наполненного запахами собак, виски и собачьей еды, приходится стараться. С шеи словно слетает тугой ошейник, когда Грэм жадно дышит широко открытым ртом и теребит рукава мокрого пальто. Тяжелая ткань падает на грязный пол, утром придется потратить время, чтобы очистить его от мокрой земли и воды, но какое это сейчас имеет значение. Он пытается дойти до шкафа, чтобы оставить одежду в надлежащем виде, но ее путы такие крепкие, сдавливающие, что избавляться от мешающихся вещей приходится прямо по пути куда-то, куда он и сам не знает. Он слышит, как скулит Бастер, прячась за диваном, а может это его очередная галлюцинация. Может, на самом деле это звук, с которым швы костей черепа расходятся, а этот звон – удар теменных костей о пол. Его мозг вываливается мелкими, уродливыми слизнями на ладони, падает на голые ноги, они ползут по его лицу, шее, плечам, вылезают из глазниц и носа, чтобы забраться в его глотку. Он чувствует, как они забираются в его легкие, как копошатся там, мешая дышать. Уилл находит себя на полу не меньше чем через полчаса, в одних трусах, с невыносимой болью во всем черепе, таблетки рассыпаны рядом с ногами, а собаки испугано окружили его, не смея протянуть к нему свои морды. Он снова закрывает глаза и чешет кого-то из псов между ушей, возвращая себе иллюзорное благополучие. Когда Грэм опять осматривает комнату, в ней нет ни слизней, ни кусков его костей, ни крови. Он с трудом становится на колени, позволяет Уинстону облизать свое лицо, откровенно наплевав на то, что может занести инфекцию в раны от стекла, и с оглушающе громким вздохом, разрывающим его грудную клетку, направляется в душ. Стоит собрать таблетки, заглотить парочку, запивая горьким виски, и провалиться в черный кошмар своих снов. Уилл надеется, что Ганнибалу будет не лучше этой ночью.

Вода в душе настолько горячая, что, попадая на лицо, заставляет раны вспыхивать нестерпимой болью. От пара ничего не видно даже на расстоянии ладони, он клубится, словно ядовитый туман, отравляя все вокруг, а зеркало запотело. Мужчина вытирает отражающую поверхность, странно холодную под его жаркой ладонью, и смотрит на свое отражение. Синяки уже начали наливаться цветом, а места, где стекло вошло в кожу, вспухли и покраснели. Возможно, ему стоит приостановить преподавание, пока лицо не придет в норму. Наверное, некоторых его студентов хватит удар, когда они увидят своего преподавателя таким. Он заставил их написать рефераты, или это было эссе, на тему, которую даже не помнит, не сможет вспомнить даже под пытками и сывороткой правды, и можно попросить Джека собрать эти бесполезные листы, прошедшие пытку горячим картриджем принтера, ознакомиться с ними дома, чтобы перечеркнуть большую часть работ, ставя под сомнение знания некоторых студентов. Но все это будет потом, после того, как он попробует поспать хоть немного, делая щедрый подарок самому себе – несколько часов блаженного забытья. Собаки укладываются на полу вокруг дивана, негромко ворча, отвоевывая себе место потеплее и помягче, одеяло ничерта не греет, только душит своей тяжестью, но Уилл не скидывает его на пол, доверчиво теряясь в шерстяном плену, обещающем защиту от дурных снов. Проваливаясь в зыбкую темноту, он слышит храп Элли и сопение Макса, и эти звуки окончательно погружают его во тьму.