Текст книги "На том берегу (СИ)"

Автор книги: Ayris S.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Микаса рвалась вперед, не разбирая дороги. Впервые за несколько месяцев она ощущала себя по-настоящему живой. А еще наполненной… Трепетом ожидания и предвкушением встречи… не радостью, но ее предчувствием. Душой, сердцем, глазами и рукой – всем своим существом тянулась она сейчас за Эреном, макушку которого случайно выхватила взглядом среди прохожих.

Бежала за ним, боясь упустить, и наконец догнала в каком-то сумеречном проулке.

– Эрен! – сорвалось имя с обветренных губ, и гулкое эхо запрыгало между кирпичных стен, в такт сердцебиения отстукивая снова и снова: «Эрен… Эрен… Эрен…»

– Чего тебе? – низкий голос резанул слух.

А затем человек обернулся, и Микаса чуть ли не в ужасе отдернула руку.

Не Эрен. Она ожидала увидеть иные черты и другой взгляд, теперь же это лицо – обычное, в общем-то ничем не примечательное лицо мужчины средних лет – показалось ей уродливой карикатурой. Как если бы кто-то надругался над глиняным слепком головы с идеальными пропорциями: расплющил произведению искусства скулы, вытянул нос, расцарапал лоб, а еще сместил глаза ближе к переносице и закрасил их коричневой акварелью.

– Пр… – задохнулась Микаса в невольном отвращении и разочаровании. – Простите…

Она отшатнулась и тут же развернулась, не в состоянии еще раз взглянуть на человека, которого спутала с Эреном. Сил вдруг не осталось. Девушка кое-как добралась до ближайшей стены и прислонилась к ней, ощутив кожей на виске все шероховатости кирпича. В ушах бушевало море. На месте сердца зияла дыра из тоски и отчаяния, ведь надежда только что выпорхнула из груди стаей стремительных воронко́в*. Теперь эти ласточки расчерчивали ленту небосвода над узким проулком узорами ломаных линий, а Микаса, подняв взгляд к крышам, чувствовала себя одной из птиц. Такой же черно-белой ласточкой, что упала на землю и никак не может взлететь самостоятельно – вот и замерла у стены в ожидании рук, которые смогли бы подкинуть ее в небо. Его рук. Да что там… Ей бы хватило просто взгляда, голоса… ощущения присутствия. Как хватало всегда.

Быть не вместе, но рядом…

«Где же ты, Эрен?»

– Что, потеряла кого-то?

– Да, – кивнула Микаса, даже не повернув головы.

Воронки сновали между крышами словно отряд разведкорпуса на УПМ, свободные и молниеносные в лучах яркого солнца, пока она задыхалась среди полумрака и бессилия в пыльном проулке гетто.

– Эрен, значит…

Наверное, человек услышал, как Микаса называла того мужчину.

– Да… – снова ответила она кратко и без каких-либо ожиданий спросила: – Возможно, вы знаете здесь кого-нибудь с таким именем?

– Я – нет, – ответил голос, но тут же бодро добавил: – Может, Цукурс сможет тебе помочь.

Она повернула голову и наконец нашла в себе силы выпрямиться. Обладатель голоса оказался молодым парнем примерно ее возраста. Тугие рыжие завитки волос и конопушки по всему лицу – пожалуй, единственные приметы, на которые обратила внимание Микаса.

– Кто это? – спросила она.

Парень присвистнул и, щелкнув подтяжками, в удивлении приподнял бровь.

– Не знаешь Яниса Цукурса? – Теперь он с откровенным любопытством окинул Микасу с головы до ног пристальным взглядом. – Новенькая, что ли?

– Да.

– Янис Цукурс – один из двенадцати членов Элдийского совета**, подруга. Он в курсе большинства дел в этом месте. – Молодой человек ненадолго задумался, а потом, кивнув себе, усмехнулся: – Раз такое дело, пойдем. Отведу тебя к нему.

Будто судьба, смилостивившись, протягивала Микасе руку помощи в лице Яниса Цукурса. Ведь было бы опрометчиво соваться в гетто без плана и просто надеяться, что, бесцельно блуждая по улицам, они тут же столкнутся с Эреном нос к носу (если он, конечно, каким-то образом все же попал сюда). Спрашивать прохожих – бессмысленно. Прочесывать гетто самостоятельно – опасно. Оставалась единственная возможность получить информацию – встретиться с кем-то из членов Элдийского совета. С людьми, которые имели списки всех жителей гетто. Теми, кто в своих руках держал нити элдийских судеб, потому что помимо помощи в организации быта и решения внутренних административных вопросов, именно совет принимал решение: кому здесь жить, а кому умирать во имя имперских амбиций Марли. Хотя выходить на кого-то из совета тоже было рискованно. Кем были эти люди для жителей гетто? Карателями, возомнившими себя хозяевами внутри стен? Или спасителями, которые всеми силами защищали элдийцев от войны и обращения в безмозглых титанов? Жан несколько раз сцеплялся с Ханджи в дискуссиях о том, насколько деньги и иллюзия собственного могущества портят каждого человека, каким бы добрым, образованным и милосердным он ни был…

Жан! Микаса только сейчас спохватилась, что приятеля нет рядом – она оставила его прямо посредине улицы разбираться с пекарем и кинулась за знакомой фигурой по переулкам. Впрочем, как всегда: понеслась за Эреном сломя голову, тут же позабыв про всех остальных. Жан, наверное, сейчас злится и переживает, а ей потом снова чувствовать себя перед ним неблагодарной дурой.

– Идешь?

– Нет. – Твердое, решительное несогласие. В первую очередь с самой собой и со своим глупым поступком. – Мне сначала нужно вернуться к моему спутнику, и потом вместе мы…

Парень не дал ей договорить:

– Так ты хочешь сейчас искать спутника или поскорее найти своего Эрена? Через полчаса у Яниса начнется обед, а попасть к нему или к кому-то из совета на личную аудиенцию не так-то легко. Тебе просто несказанно повезло, что я его друг и вообще добрый малый, который вызвался помочь.

– Но Жан будет волно…

Ее снова нетактично прервали:

– Ясно. Ну тогда хорошего дня.

Парень махнул на прощание и, сунув руки в карманы, направился прочь из проулка. Если бы не рыжие завитушки, Микаса упустила бы шанс навсегда, стоило молодому человеку скрыться за поворотом.

– Погодите, – схватила она его за плечо уже среди людной улицы, как две капли воды похожей на ту, где они разлучились с Жаном.

Однако вряд ли той же самой. Все улицы гетто слились сейчас для Микасы в отвесные берега безликих домов, между которыми тек мутный поток одинаковых прохожих.

Парень тем временем довольно хмыкнул:

– Тогда следуй за мной, это недалеко.

Не соврал. Они оставили позади пару кварталов, затем свернули за угол и почти сразу вошли в одну из дверей неприметного двухэтажного дома, где поднялись по крутой боковой лестнице на второй этаж.

Сначала Микасу оставили ждать в коридоре под присмотром двух угрюмых элдийцев с сигаретами в зубах; они были настолько увлечены партией в очко, что даже не взглянули на нее. В окружении пошло-дешевых красных обоев и под аккомпанемент визгливого женского смеха, который доносился из-за стены, Микаса сквозь приоткрытую дверь наблюдала, как ее проводник что-то торопливо наговаривал вполголоса члену Элдийского совета Янису Цукурсу – уже немолодому и слегка полноватому мужчине в военном кителе, – который кивал и с неприкрытым интересом разглядывал ожидавшую в коридоре Микасу. Наконец парень вышел, разбогатев на пару монет, которые хозяин кабинета сунул вместо прощания, и ей позволили зайти.

Дверь за спиной девушки закрылась почти бесшумно. Женский визгливый смех оборвался, и в тишине полупустого кабинета раздалась твердая поступь армейских сапог. Янис Цукурс подошел к окну и решительным жестом распахнул шторы, а затем взял один из стульев, что стоял напротив рабочего стола, и поставил его в центре комнаты – прямо в разлитое на полу солнечное пятно.

– Садись, – указал он рукой на стул.

Микаса покорно выполнила не то просьбу, не то приказ. А присев, вынуждена была тут же опустить взгляд на потертый дощатый пол, иначе солнечный свет из окна нещадно резал по глазам. Цукурс тем временем не ушел за стол и не принес себе второго стула, так и остался стоять в паре метров от Микасы. Хитрая и дешевая демонстрация собственного превосходства сработала великолепно – девушке стало не по себе от ощущения, что этот человек может продолжать разглядывать ее, в то время как она из-за солнца даже взгляд поднять на него не в состоянии. Впрочем, долго размышлять об этом не пришлось.

– Значит, ты ищешь Эрена… – перешел сразу к делу Янис Цукурс.

– Так он все-таки здесь? – она дернула себя за рукав, взволнованная от произнесенного имени, готовая снова впустить в сердце надежду на скорую встречу.

– Возможно… Эрен… Хм… Высокий, темные волосы… – Микаса понимала, что имя и пара примет, которые мог запросто рассказать ее рыжий проводник, – еще ничего не значат, но все равно почувствовала, как сердце начинает стучать громче, настойчивее, требовательнее. Цукурс между тем продолжил: – Пожалуй, я смогу тебе помочь. За вознаграждение.

Все-таки Жан оказался прав. Люди везде одинаковы, и за деньги можно купить многое даже в гетто: покровительство, информацию и, скорее всего, жизнь. Что ж, в данном случае так даже проще – именно на это они и рассчитывали.

Микаса потянулась к карману:

– У меня осталось немного денег. Я отдам все, что есть, – торопливо пробормотала она.

Однако Цукурс упреждающе поднял руку и одним властным жестом пресек ее намерение.

– Деньги… Деньги… – протянул он с наигранным сожалением в голосе. – Я что, похож на элдийское отребье, которое нуждается в деньгах? Или на того, кто может оставить девушку без гроша в кармане?

«Элдийское отребье»? Микаса, сощурившись, удивленно посмотрела на самодовольную физиономию Цукурса, не показалось ли, и снова опустила взгляд. Ей не раз доводилось слышать подобное от марлийцев, которые с искаженными от отвращения и брезгливости лицами рассказывали о гетто. И Янис Цукурс для них, вне сомнения, был таким же «отребьем», потому что в нем тоже текла кровь демонов. Он отличался от большинства местных разве что стоимостью своего кителя и сапогов, однако так же, как и все, вынужден был носить нарукавник с девятиконечной звездой.

– Молчишь? – спросил Цукурс, не дождавшись от Микасы ответа. – Тогда задам еще вопрос прежде, чем назначу цену. На какую жертву ты готова была бы пойти ради Эрена?

На этот раз она ответила без промедления. Честно и решительно:

– Отдать свою жизнь ради его жизни.

– Какое громкое заявление! – в голосе послышалась ирония, после чего Янис подошел к Микасе и остановился, коснувшись сапогом пыльного ботинка девушки. – Мне ни к чему твоя жизнь, но такой серьезный настрой определенно нравится.

А затем Цукурс склонился почти к самому уху Микасы. Голос, ставший вкрадчивым и почти ласковым, вместе с несвежим дыханием окутал ее тошнотворным облаком, и слова ржавыми гвоздями неожиданно сковырнули рубцы детских страхов.

– Слушай меня внимательно, дорогуша. Встанешь со стула – уйдешь ни с чем, а твой Эрен следующим же эшелоном покатит на передовую в отряде элдийского пушечного мяса и сдохнет, не дорыв своего первого окопа. Останешься и ублажишь меня – встретишься с ним через пятнадцать минут после того, как мы закончим. – Цукурс выпрямился и, ощутив себя хозяином положения, заложил руки за спину. – Как считаешь, жизнь Эрена важнее твоей гордости и чести?

Микаса невольно сжала колени и в который раз дернула рукав кофты, пытаясь натянуть его ниже запястья. А еще лучше укрыться в растянутых петлях грубой вязки. Испуганная и пристыженная предложением, которое только что услышала. Ей захотелось спрятаться или навсегда исчезнуть из комнаты… Забыть произнесенные этим человеком слова, а главное… Скрыться от его взгляда. Янис Цукурс навис над ней неподвижным изваянием, и хоть она видела лишь его колени и сапоги, но отчего-то знала, что он смотрит на нее. Неотрывно. Пристально. Омерзительно откровенно скользит сейчас взглядом по ее лицу и фигуре, будто прикасается и гладит… прожигает голодным взглядом одежду… Ждет… Ждет ее покорного согласия.

Где-то за дверью скрипнула половица.

Ужас прошлого накрыл Микасу оцепенением и ужасом. Загнал ее в клетку детского кошмара… Она вновь была той девятилетней девочкой со связанными руками. Слабой девочкой, которую собирались продать в столичный бордель за стену Шина, чтобы ублажать вот таких же Янисов Цукурсов. День за днем… Снова и снова… Ненавидеть себя и мир вокруг. Существовать в аду из унижений, грязи, стыда и животной похоти…

Если бы не Эрен.

Только вот сегодня он не придет на помощь. Она оказалась здесь одна. Из-за него.

Ради него.

Так неужели сейчас настал момент отдавать долги: принести в жертву собственную гордость ради возможности встретиться с ним?

Микаса вздрогнула, когда Цукурс снова склонился к ней и дотронулся до волос, отросших за время пребывания на материке почти до плеч. Его толстые пальцы-сосиски, пахнущие табаком и прогорклым жиром, прочертили линию вдоль шрама на скуле, а потом грубо схватили и сжали подбородок, вынуждая Микасу поднять голову. И когда она, щурясь от слепящих лучей солнца, встретилась с ним взглядом, Янис нетерпеливо спросил:

– Ну, чего мнешься? По-моему, выбор очевиден.

За окном свистнула ласточка, и ее тень на миг скользнула по лицу Микасы, вернув девушку из горького прошлого в настоящее.

Выбор?

И правда. Она ведь уже сделала выбор.

Не сейчас.

Она сделала его еще тогда, десять лет назад, в лесной хижине, что пропахла деревом, сыростью и кровью. В той самой хижине, где Микаса Аккерман обрела силу. В той самой хижине, где Эрен Йегер спас ее честь и свободу, преподав жестокий урок выживания в этом мире.

Защищай то, что тебе дорого, иначе оно исчезнет навсегда. Не сдавайся. Иди вперед, испачкав руки в крови тех, кто встал на твоем пути.

Борись!

Убивай…

Янис Цукурс глухо захрипел, когда Микаса, внезапно подавшись вперед, сжала его мясистую шею в железных тисках своих пальцев.

Комментарий к Глава 3. Шантаж

* Вороно́к – другое название городской ласточки.

** Элдийский совет – аналог юденра́та нашего мира. В годы Второй мировой войны административный орган еврейского самоуправления, который по инициативе германских оккупационных властей в принудительном порядке учреждался в каждом гетто для обеспечения исполнения нацистских приказов, касавшихся евреев.

========== Глава 4. Жестокость ==========

Сначала Эрен принял ее за крысу. Птица неуклюже выползла на тропинку, ведущую к задним воротам госпиталя, и испуганно затихла, уставившись на человека бисерным глазом. Воронок. Одна из тех городских ласточек, которые сновали между крышами гетто сотнями, не умолкая днем ни на секунду. Такая восхитительная и неуловимая в полете, но такая жалкая здесь – в пыли и с переломанным крылом…

Эрен мог бы сделать пару шагов, мог бы предостеречь, окрикнуть или даже преградить путь.

Но он не сделал ничего.

Просто молча наблюдал, как черно-белое тельце птицы исчезло под подошвой с едва слышным хрустом. Теперь из-под старого замызганного ботинка виднелись лишь ее распростертые на тропинке крылья – все, что осталось от ласточки, которую только что растоптал один из пациентов госпиталя. Невзначай или нарочно? Эрен не знал. Ведь для этого нужно было посмотреть на лицо убийцы, а он все не смел оторвать взгляд от острых концов крыльев и встопорщенных предсмертной судорогой маховых перьев. Боялся. Больше всего Эрен боялся увидеть сожаление, сострадание или страх в глазах сумасшедшего. Ни к чему это. Ведь сегодня он не искал проявлений милосердия. Напротив, ему нужны были ненависть и жестокость… Эрен жаждал их, собирал по крупицам и впитывал в себя с одной-единственной целью: задушить последние крохи сомнений. Отбросить сожаления. Доказать самому себе, что даже здесь – в гетто – живут сломленные ненавистью люди. Как же трудно вынести смертный приговор невинным, то ли дело мрази вроде тех, что с наслаждением или хотя бы равнодушием на лице убивают раненых птиц…

И даже когда пациент ушел, обогнув препятствие-Эрена по широкой дуге, молодой человек продолжал смотреть на втоптанное в пыль тельце. Над его головой по-прежнему носились за насекомыми городские ласточки, за спиной шептал листвой старый ясень и брызги детского смеха рассыпáлись весельем из-за невысокой ограды госпиталя, но Эрен не слышал и не видел; не замечал ничего, кроме мертвой птицы перед собой.

Смотри на смерть. Привыкай.

Отныне не будет ничего, кроме смерти…

Звонкий голос над головой вернул его в реальность из тьмы будущего:

– Эй! Надо быть аккуратней, Крюгер.

Перед тем как присесть перед Эреном, Фрита, не колеблясь ни секунды, откинула мертвого воронка носком ботинка в сторону, и от птицы остались лишь пара капель крови да перо на белоснежном мыске. Неприятное зрелище. Хоть и не причастная к убийству, Фрита вдруг тоже стала помечена смертью.

– Так и второй ноги можно лишиться.

– Лишиться ноги? – Эрен непонимающе поднял взгляд на девушку и только сейчас сообразил, что уселся прямо на середине тропинки и теперь, калека, вряд ли сможет встать самостоятельно. – Да, пожалуй. Поможешь мне подняться, Фрита?

– Конечно, – кивнула она, а затем взяла костыль и услужливо протянула руку. – Держись за меня.

Эрен схватил ее ладонь, пытаясь подняться, и чуть не уронил на себя – забыл… Забылся, что перед ним не Микаса, которая смогла бы, наверное, удержать быка, а уж Эрена и подавно. Да все они, девушки и женщины, прошедшие армейскую подготовку и способные пользоваться УПМ, были сильнее и выносливее местных врачей и медсестер. Однако упорства Фрите тоже было не занимать. Стиснув зубы, она все же помогла Эрену, а затем, убедившись, что он твердо стоит на ноге и крепко держится за свой костыль, Фрита снова кивнула, на этот раз скорее самой себе, и направилась по тропке дальше – на задний двор госпиталя. Про Эрена она тут же забыла.

А он смотрел ей вслед. Рассеянно и задумчиво. Снова вспомнил, как принял ее в темноте за Микасу, и хмыкнул. С нахлынувшей внезапно горечью подумал, что Микаса, сложись их жизнь по-другому, тоже могла бы работать в госпитале Шиганшины. Ассистировать своему приемному отцу – Грише Йегеру – на операциях и возвращаться вместе с ним затемно домой. Мертвецки уставшая, зато с лучащимися радостью глазами от того, что спасла днем чью-то жизнь. Она рассказывала бы об этом за ужином долго и обстоятельно, а Эрен ворчал бы в ответ, называя ее занудой.

Если бы…

Он снова опустил взгляд, с запоздалым сожалением подумав, что должен был спасти эту ласточку… и увидел на тропинке белый квадрат. Эрен уставился на бумагу, оглянулся по сторонам и поднял. Записка от Фриты? Ему? Или просто какая-нибудь сложенная вчетверо записулька (рецепт, список покупок, любовное послание), которую медсестра случайно выронила из кармана, пока помогала ему встать? Эрен повертел квадрат в руках – никаких надписей снаружи не было. Поколебался немного, на всякий случай снова оглянулся, не смотрит ли кто на него, и, развернув лист, пробежался глазами по заголовку. «Список лиц на депортацию». Далее, действительно, следовал какой-то пронумерованный перечень из имен, фамилий и адресов с парой-тройкой карандашных пометок.

Ясно. К Эрену бумажка не имела никакого отношения. Значит, девушка обронила ее случайно.

– Фрита! – позвал он громко.

Но его голос заглушил жалобный скрип задних ворот, которые Фрита как раз открывала для подъехавшей к госпиталю машины. Прогнав маленькую девчушку-попрошайку с той стороны забора, медсестра махнула водителю, и тот сдал назад. Эрен сразу узнал этот автомобиль – в гетто Либерио такие называли труповозками. Из кузова торчали посеревшие от окоченения ноги. Четыре. Босые. Обувь, а также все ценное с мертвецов уже сняли родственники… или случайные прохожие, если смерть застала элдийцев на улице… Не цинизм, просто житейский прагматизм живых по отношению к мертвым. Здесь так делали все.

Двое санитаров тем временем вынесли с черного хода тело, и Эрен даже издалека узнал умершего утром Брайана. Мужчины держали его за руки и ноги, а рядом с ними суетилась Фрита. С перекошенными брезгливостью и отвращением лицами санитары дотащили мертвеца до машины и небрежно скинули его в кузов – головой наружу.

Эрен продолжал наблюдать. Не за мужчинами, не за орущим на них водителем, который теперь размахивал руками и, видимо, требовал повернуть тело как надо…

Эрен смотрел на Фриту. Внимательно. Только на нее.

Оживленную, бойкую сестру милосердия, которая не боялась лика смерти перед собой. Не брезговала, не сторонилась и не морщилась от отвращения. Напротив. Смерть будто влекла ее, зажигала взгляд жизнью и питала душу. Она поправила Брайану голову, убрала с его глаз волосы и погладила по щеке. Ласково и осторожно. Словно провожала Брайана в увлекательное путешествие, а не отправляла в последний путь до крематория.

А еще Фрита улыбалась…

Эрена передернуло от отвращения при виде этой счастливой улыбки, и он вдруг впервые задумался, а что же все-таки Фрита хотела вколоть Брайану ночью? А если она увела Эрена в душ и вернулась в палату с новым шприцом? Или пришла уже позже, когда Эрен заснул мертвецким сном? Неужели она?..

А может, он все не так понял или это всего лишь его упрямое желание видеть везде тьму человеческих сердец? Даже там, где ее нет.

Он снова развернул лист бумаги и, побежав глазами по списку, вдруг споткнулся на имени, перечеркнутом карандашом. Брайан Видманн. Опустился взглядом ниже и прочел второе зачеркнутое имя – Эгиль Кляйн. Адреса обоих совпадали; наверное, это и был адрес госпиталя.

Смотреть на улыбку Фриты стало невыносимо. Круто развернувшись и чуть не потеряв равновесие – ох уж этот чертов костыль, – Эрен так быстро, как только мог себе позволить, направился внутрь госпиталя и там, едва не задохнувшись от летней духоты и смрада немытых тел, добрался до кабинета с картотекой больных.

– Простите, – открыл он дверь без стука и устремился, взволнованный, к пожилой медсестре. – Я вспомнил еще одно имя. Моего друга зовут Эгиль Кляйн, и он тоже должен быть в этом госпитале. Кажется, я видел его здесь.

Женщина недовольно покачала головой, но выговаривать за неподобающее поведение не стала – что с них, умалишенных, возьмешь.

– Одну минуточку, – она придвинула к себе один из журналов и долго листала засаленные страницы, пока не остановилась взглядом на какой-то записи, а затем подняла голову и с сочувствием посмотрела на Эрена: – Соболезную, мистер Крюгер. Ваш друг Эгиль Кляйн скончался три дня назад.

Во рту пересохло.

– Жаль, – выдавил из себя молодой человек. Возможно, это всего лишь совпадение. Это еще ничего не значит, ведь так? – Я не припомню, чтобы он был сильно ранен… От чего он умер?

Медсестра резко закрыла журнал и поднялась из-за стола. Ее голос похолодел:

– Извините, мистер Крюгер, но мне нужно отвести пациентов на процедуры.

– Да, спасибо большое.

Пока Эрен снова брел во двор госпиталя, мозаика в его голове собиралась в единую картину произошедшего. Потрясенный, он ощутил себя бесконечно уставшим, поэтому опустился на скамейку у больничной ограды.

Внутри все бурлило и переполняло Эрена черной воняющей жижей ужаса, в которой он внезапно начал захлебываться.

Пожалуй, хватит на сегодня жестокости. Насколько же прогнил этот мир, если даже медсестры… те, чье призвание – спасать, отбирают жизни, а потом цинично улыбаются, заглядывая в гримасы смерти своих жертв…

И все же Эрен не верил. Не хотел верить.

Он выстраивал в голове цепочки причинно-следственных связей в попытке оправдать Фриту. Возможно, ей приказали? Угрожали убить близких? Шантажировали? А если она лишь приводила в исполнение смертный приговор, вынесенный кем-то другим? Может быть, медсестра Фрита – сама жертва обстоятельств?

Эрен почти убеждал себя в истинности каждого из своих предположений, но потом снова вспоминал улыбку, ту чудовищно счастливую улыбку Фриты, которая смотрела на мертвеца так, будто любовалась им. Довольная. Воодушевленная. Гордая.

И ее радость перечеркивала все его попытки оправданий.

Эрен закусил губу от захлестнувшей его волны злости, а потом оперся локтями в колени и спрятал лицо в ладонях. Мысли жалили мозг иглами гнева. На Фриту. На себя. На весь мир.

Смирись, Эрен. Ты ведь все правильно понял.

Не было никаких приказов, шантажа, принуждений и угроз, были лишь собственная инициатива и энтузиазм. Очевидно, что Фрита стала судьей и палачом по собственной воле.

И как он мог сравнивать это чудовище в платье сестры милосердия с Микасой? Да, Микаса тоже убивала десятки раз. Да, она считала себя убийцей, которая только и умеет, что «резать мясо»… Однако Эрен знал главное: Микаса Аккерман не чудовище и никогда им не была.

Потому что его Микаса ни разу в жизни не улыбнулась, отняв чью-либо жизнь.

«Где же ты, Микаса?»

Он резко поднял голову в порыве мимолетной надежды снова увидеть ее глаза. Здесь. Сейчас. Немедленно. Хотя бы на миг…

И действительно на мгновение утонул в медовом взгляде светло-карих глаз. Конечно, не Микасиных. Из-за ограды госпиталя на него с любопытством смотрела девочка, которую Фрита недавно прогнала от задних ворот. Нечесаная, чумазая и худая, она с детской непосредственностью разглядывала Эрена, перескакивая взглядом с его культи на лицо и обратно. Ей едва ли было больше восьми лет – совсем ребенок, которому пока что интересно все на свете. Будь то калека или жук с оторванной лапой.

– Уна! – окликнул ее мальчишка чуть постарше, и девочка сразу же отвернулась от Эрена. – Я же сказал ждать меня с другой стороны!

Скорее всего, старший брат. Уж слишком похожими казались черты их худощавых лиц и одинаково медовые глаза. Девочка тем временем насупилась:

– Какая-то тетка из госпиталя подумала, что я попрошайничаю, и прогнала меня оттуда.

Парень выудил из-за пазухи каравай и со взглядом, полным триумфа, улыбнулся сестре. Гордый и довольный собой.

– Смотри, что я достал! На, ешь, – протянул он ей хлеб.

– Не буду! – девочка испуганно замотала головой. – Эйрик, ты украл его!

– Нет. Не крал. Ешь, – он оторвал ей огромный ржаной ломоть и насилу сунул в руку.

– Врешь! Ты не мог купить хлеб, у тебя денег нет.

– Тебе-то какая разница, малявка? Жуй давай.

– Просто не хочу, чтобы ты попался полицаям и тебя забили до смерти так же, как Колля.

– Только нюни снова не распускай, лады? – мальчишка хмыкнул и неряшливо потрепал сестру по темной макушке. – Не краденный это каравай. За меня заплатил какой-то лопух.

Эрен увидел, как Уна скептически сощурила глаза. Почти как Микаса в детстве, когда понимала, что Эрен ей только что соврал.

– С чего бы? – хмыкнула девочка.

– А я почем знаю?! – Эйрик опасливо посмотрел по сторонам, на мгновение встретившись взглядом с Эреном, который наблюдал за ними со скамьи и тут же удостоился убийственного волчьего взгляда этого немытого звереныша. – Молчи и лопай быстрее, пока никто не отобрал.

Девочка откусила огромный кусок и зажмурилась от удовольствия, медленно пережевывая с таким видом, будто ела леденец, а не обычный хлеб грубого помола.

– А ты? – вдруг спросила Уна все еще с набитым ртом.

– Не хочу, – соврал Эйрик. Да. Соврал. Эрен был в этом уверен. – Бабушке и остальным еще надо оставить, – и он снова спрятал хлеб за пазуху.

Пока девочка ела, а брат молча глядел на нее и улыбался, Эрен впервые за день посмотрел на небо – такое ослепительно голубое, прозрачное и бескрайнее. Целый океан неба плескался над его головой, и он на несколько живительных вздохов нырнул в его бесконечную глубину… ощутил лучи солнца на коже… услышал тревожное щебетанье ласточек…

…А затем тиски стен гетто снова сжали его горло и вернули на землю хрипловатым голосом Эйрика:

– Ого, смотри, Уна! Там же Фрост с Хауком! – он замахал двум мальчишкам в дальнем конце улицы и закричал что есть мочи: – Эй! Мелочь! Назначаю вас демонами Парадиза! Готовьтесь сдохнуть, отродья!

И Эрена бросило в жар от услышанного. Он вцепился пальцами в край скамьи и сжал ее крайнюю перекладину так, что ногти наверняка оставили следы в мягкой древесине. Эйрик между тем опять повернулся к Уне:

– Ну что, закидаем их снова камнями? – его глаза сияли от восторга. Мальчишка наклонился и набрал две пригоршни мелкой щебенки с обочины. – Я буду звероподобным титаном.

Уна улыбнулась и хихикнула:

– А я тогда буду титаном-перевозкой! – она поспешно сунула кусок хлеба в карман и опустилась на четвереньки. – Смотри, похоже?

– Да, да! – восторженно подбодрил ее Эйрик. – Уничтожим всех демонов с острова, и тогда нас выпустят отсюда и полюбят! Так ведь бабушка говорит.

И сорвавшись с места, вприпрыжку понесся к детям, которых только что объявил врагами.

– Эйрик, меня подожди! – закричала ему вслед Уна и, вскочив, бросилась было за братом, но неожиданно остановилась и вернулась к забору. Нерешительно достала из кармана кусок хлеба, который не успела доесть, и, поджав губы, положила его на ограду прямо перед Эреном. А затем подняла на него взгляд и зашептала: – И тогда больше никому не придется умирать на войне… и голодать… и калечиться… и все будут счастливы. Нужно просто уничтожить всех наших врагов. Так ведь?

– Да, – прошептал Эрен еле слышно в ответ. Потрясенный и погребенный заживо под ее словами. – Нужно просто уничтожить всех наших врагов… – эхом повторил он за ней.

Не мертвая ласточка.

И даже не улыбка Фриты.

Кажется, шепот этой элдийской девочки из гетто только что потушил в Эрене последнюю искру сомнений и нерешительности.

========== Глава 5. Кара ==========

Двое элдийских полицейских важно брели вдоль улицы, стреляя взглядами по прохожим. Будто выискивали, к кому бы прицепиться. Твою ж мать! Проверки документов еще не хватало! Только бы не попасться. Жан свернул за угол дома и, присев на корточки, сделал вид, что завязывает на ботинке шнурок.

Повезло. Полицаи чинно прошествовали мимо, даже не взглянув в сторону замусоренного переулка. Жан выждал еще немного, а затем выпрямился и с облегчением выдохнул – одна опасность миновала. Теперь нужно было успокоиться и подумать, как действовать дальше: надеяться, что Микаса все-таки возвратится к месту, где они разошлись, и поэтому продолжать ждать ее около пекарни… или прислушаться-таки к внутреннему голосу-предчувствию, который упрямо шептал Жану, что с ней что-то могло произойти, иначе давно бы уже вернулась. Успокаивать себя мыслью, что лучший после Леви боец Разведкорпуса может заблудиться на улицах гетто – казалось глупостью. Ведь каждому на Парадизе известно: кто владеет навыками пространственного маневрирования, тот прекрасно ориентируется на местности, и это умение доведено у всех бойцов Разведкорпуса до автоматизма.

Значит, Микаса попала в какую-то заварушку…

Вот черт!

Не в силах больше сдерживаться, Жан со злостью вдарил кулаком по стене, громко выругался, а затем уселся на отмостку, привалившись спиной к кирпичной кладке.

И что теперь делать? Как быть? Где искать Микасу?

«Думай! Думай! Думай! Вот же дерьмо! Все еще о командовании мечтаешь?! Да какой из тебя командир, если тебе и одного человека доверить нельзя!»