Текст книги "Плохие парни оставляют раны (СИ)"

Автор книги: Айнави

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– А ты спроси его, как он с Женей расстался. Спроси, откуда у него принцип этот дебильный появился: «Натрахались и разбежались». Хотя, о чём я, – Дима улыбается довольно, – он тебя к себе теперь и на километр не подпустит. Баста, карапузики, закончилась ваша любовь. Да не дрожи ты так, – бросает на меня насмешливый взгляд. – Ничего я тебе не сделаю, нахуй ты мне не сдалась. Такси сейчас вызову и вали.

Выхожу из дома на негнущихся ногах. Жду машину на улице, привалившись спиной к соседнему забору. Оказавшись дома, первое, что делаю, подключаю телефон к зарядке и звоню Никите. Он не отвечает. Пишу ему смс, объясняя, что все слова Димы – ложь. Но снова не получаю ответа. Я пытаюсь достучаться до него ещё пару дней, но с каждой новой безуспешной попыткой во мне всё сильнее разгорается злость на Ника, и слова Димы о том, что от любимых так просто не отказываются, всё больше отравляют меня. Несмотря на какую – то мутную историю с Женей, я искренне не понимаю, как? Как Ник мог поверить Диме?

Через два дня выхожу на работу в кафе. Мне не становится ни легче, ни лучше, но работа хоть немного отвлекает от того, чтобы раз за разом прокручивать в уме сначала слова Ника, потом Димы. Успокаиваю себя тем, что мне не впервой, не впервой пытаться забыть Никиту. Вот только обещаю себе, что этот раз станет последним. Хватит! Мы пытались быть вместе, но, наверное, какие – то высшие силы против этого. Что ж, у меня впереди новая жизнь в новом городе с отличными перспективами. Осталось – то и потерпеть всего ничего. Я успокаиваю себя, как могу, а внутри пустота... чёрная абсолютная пустота.

Глава 10

Что это за аллергия на сны?

Сутками дома совсем один.

Заморочила голову тайной,

Оглушительна тишина спальни.

Если бы вошла – я бы растаял.

Раз сто на день представлять это устал.

Ведь она пуста, как и мы сами стали.

Хрустальный замок и фундамент

Меня все держит и не отпускает.

Каюсь! Знаешь, я так скучаю.

Интонация – Аллергия

«Хорошо. Всё будет хорошо».

Мантра. Аутотренинг. Самоуспокоение. Самообман. Фраза, заменяющая собой ворох мыслей. Удобно. Повторяя её каждый день, раз за разом, можно больше ни о чём не думать. Главное, ни о чём не вспоминать.

«Всё будет хорошо». И удалить номер Ника из телефонной книжки. И стереть все его смс. От самой первой, которой уже больше полутора лет, до последней, той самой: «Я в душ. Холодный. Второй раз».

«Всё будет хорошо». И выкинуть его подарок в мусорное ведро. Потом достать, опять выкинуть. Достать. И так по чёртову кругу, пока под собственный истерический хохот, не закинуть в итоге эту несчастную коробочку с подвеской в самый дальний угол самой дальней полки.

«Всё будет хорошо». И пробовать уснуть, часами глядя в потолок. И облегчённо выдыхать, проснувшись, потому что снится Никита: и во сне он всегда мне верит. Во сне он такой, каким был в наши самые лучшие моменты – весёлый, нежный... любящий... и снова истерический смех. «От любимых не отказываются так просто, правда же?» Я вообще слишком много смеюсь. Может, потому что плакать не получается. Вытерев слёзы ещё там, на даче, больше ни одной выдавить из себя не могу.

«Всё будет хорошо». И утром наложить консилер под глаза, румяна на скулы и улыбку не забыть. У меня же, блять, «всё будет хорошо». Новый город, перспективы...

– Полина, у тебя всё нормально? – голос хозяйки звучит с искренним сочувствием.

– Всё хорошо, – кивнуть уверенно, улыбнуться. – Я хочу работать до закрытия, вы не против?

– Как же ты домой будешь добираться? Да и зачем тебе это? – женщина с недоумением смотрит на меня.

– Деньги нужны, – на хер они мне не нужны. – Домой – на такси.

– Ну, если ты уверена...

Теперь дома я оказываюсь около часа – двух ночи: душ, сон, завтрак, сборы, работа, дом, душ, сон...

Больше некогда думать, вспоминать, жалеть себя. Так не легче, но проще. И ещё, теперь я в полной мере понимаю отца и Веру.

*****

– Полина, подойди, пожалуйста, – хозяйка зовёт меня, заметив, что я освободилась, убрав столик после ушедших гостей.

– Да?

– Твой рабочий день закончен, – глядя мне в глаза, размеренно произносит она.

– Как? – ещё даже темнеть не начало. – Почему?

– Завтра у тебя выходной, – игнорируя мои вопросы, продолжает говорить она. – И послезавтра тоже.

– Я не устала.

– Полина, – хозяйка жёстко обрывает меня. – Ты уже десять дней в таком режиме работаешь. От тебя скоро только тень и останется. Так что, не спорь, – смотрит с сочувствием. – Я к тебе в душу, конечно, лезть не буду, но мой тебе совет: позови подругу, напейся с ней и поплачь. Потом отоспись. И только после этого возвращайся на работу, – уже мягче добавляет она.

Я лишь молча киваю в ответ. Забираю зарплату за день, иду на остановку. Подруга, с которой я могла бы поговорить по душам, у меня одна. Но рассказать Маринке о произошедшем? Нет уж! Это для меня Никита и Дима – парни, оставившие после себя раны на сердце, а для неё они любимые братья. И будет лучше, если таковыми и останутся.

Задумавшись о Маринке, понимаю, что я почти не разговаривала с ней последние две недели. Она звонила, но я была не в том состоянии, чтобы выслушивать её восторженные рассказы об отдыхе, о каком – то парне, встреченном ею в местном клубе, потому старалась свернуть эти беседы, как можно скорее. Последние дней пять мы и вовсе не созванивались. Наверное, она обиделась.

Выходной... и что мне делать? Провалявшись в постели почти до обеда, пересмотрев на ноуте первые пять серий «Остаться в живых», решаю, что всё же нужно заняться чем – то более полезным. Оглядевшись по сторонам, понимаю, что ещё немного, и я своего отражения в зеркале не увижу из – за толстого слоя пыли, которая, впрочем, покрывает не только его. Вооружившись ведром воды, тряпками и чистящими средствами приступаю к уборке. Основательно. Настолько, что мою даже окна.

Разобравшись с уборкой, готовлю лёгкий ужин. И вот время восемь вечера, все дела сделаны, и мне, по сути, нечем заняться. И ненужные мысли начинают лезть в голову. Насчёт того, что впереди у меня ещё один свободный день, и вовсе предпочитаю не думать.

Звонок в дверь одновременно и пугает и обнадёживает: может, отец решил заехать? И я была бы рада его увидеть, вот только ему вряд ли понравится мой не слишком радостный вид.

– Полька! Сюрприз! Как же я соскучилась!

Даже пикнуть не успеваю, как оказываюсь в крепких объятиях лучшей подруги. Обнимаю её в ответ, понимая в этот момент, что и мне её безумно не хватало.

– Я тоже, – шепчу еле слышно, потому что дыхание перехватывает. На глазах выступают слёзы радости. Отстраняюсь немного, повторяя уже громче: – Я тоже безумно соскучилась.

Маринка улыбается, тыльной стороной ладони вытирая увлажнившиеся глаза. Поднимает вторую руку, в которой у неё зажат пакет. Характерное позвякивание не оставляет сомнений в том, что именно она принесла. Разглядываю её, отмечая, что за месяц на юге она не только загорела, но и немного похудела, и стала как будто взрослее. Марина же пристально вглядывается в моё лицо. Потом произносит неожиданно серьёзным тоном:

– Пошли, подруга, плеснём винца в бокалы, и будешь мне исповедоваться.

– В смысле? – спрашиваю обескураженно, послушно следуя за Мариной на кухню.

Она ставит пакет на стол, оборачивается ко мне, усмехается:

– Расскажешь, что тут у вас троих приключилось, пока меня не было.

У меня от её слов внутри всё холодеет, а желудок скручивает неприятным спазмом. Делаю глубокий вдох, пытаясь выровнять вмиг сбившееся дыхание. Марина же, как ни в чём не бывало, открывает кухонный шкафчик, достаёт пару бокалов. Находит штопор, начинает возиться с одной из двух бутылок, что вынимает из пакета.

– Ты меня покормишь чем – нибудь? – спрашивает, разливая вино. – А то я с утра почти ничего не ела.

– Да, – отвечаю машинально. – Марин, – она оборачивается ко мне. Сглотнув, стараясь избавиться от кома в горле, уточняю: – Что ты знаешь?

– В том – то и дело, что почти ничего, – раздражённо произносит она в ответ.

– Тогда с чего ты взяла...

– А с того, – перебивает меня подруга, – что вернувшись, я никого не узнаю. Дима с Ником явно в ссоре. Последний вообще сам на себя не похож, выглядит так, – она умолкает, подбирая слова, – да в гроб краше кладут! Впрочем, ты недалеко от него ушла, – вновь, осмотрев меня с ног до головы, заключает она. – А уж когда я при них о тебе упомянула... короче, – Марина усаживается за стол, протягивая мне один из бокалов, – колись, давай. Только поесть что – нибудь положи.

Достаю тарелки, противень с рыбой, которую запекла на ужин, овощной салат из холодильника. Молчу, пытаясь собраться с мыслями. Я не знаю, что и как рассказать Марине. Она же просто наблюдает за мной, не торопит, но я почти физически ощущаю повисшее между нами напряжение.

Разложив еду по тарелкам, ставлю их на стол. Усаживаюсь сама, утыкаясь взглядом в столешницу. Марина молча чокается со мной бокалом, делает пару глотков вина. Следую её примеру, так и не решив, что говорить.

– Поля, – вздохнув, подруга кладёт ладонь мне на плечо. – Я примерно догадываюсь, что у вас произошло. Я ж не дура и не слепая, видела, что всё то время, пока ты «встречалась», – на этом слове она поднимает руки вверх, пальцами изображая кавычки, – с Димой, продолжала сохнуть по Нику. Только вот решила, что не стоит вмешиваться, что ты сама должна разобраться в себе. А теперь не знаю, что и думать. С Димой, так понимаю, вы разбежались, – я киваю ей, подтверждая её догадку, – а с Ником тогда у вас что произошло?

– Марин, ты просто не понимаешь, о чём просишь. Я не могу, не могу... – у меня голос срывается. Дрожащими руками беру бокал, опустошая залпом. Может, хоть так полегче станет.

– Поль, мы так – то с тобой поклялись всё друг другу рассказывать. Забыла? – и, подумав, добавляет тише. – Я всё пойму, правда. И тебе не кажется, что я всё – таки не чужая вам всем, и имею право знать правду?

– Налей мне ещё, – прошу я.

Марина выполняет мою просьбу. Выпиваю ещё бокал вина. Голова понемногу начинает кружиться, уверенности в правильности того, что я собираюсь сделать, у меня не прибавляется, но решительности прибывает. Потому, заглянув наконец Маринке в глаза, произношу:

– Хорошо, слушай.

И я рассказываю ей всё: и о том, как чуть не переспала с Ником на вечеринке, и о прошлом наших родителей, и о... не скрываю ничего. Марина слушает молча, ни разу не перебив. Лишь подливает периодически вина в бокал, да постукивает пальцами по столешнице.

Заканчиваю. Старательно отвожу глаза в сторону. Наверное, впервые за всё время нашего знакомства, я не знаю, какова будет реакция Марины на услышанное. Хотя как на такое можно отреагировать? Я пойму, если она решит поставить точку в нашей дружбе. Потерять её будет не намного легче, чем Ника.

– Пиздец, – выдыхает Марина.

Я всё же встречаюсь с ней взглядом. Она смотрит на меня с такой злостью, что кажется ещё немного, и у неё искры из глаз посыпятся. Сжимаюсь в комок, готовясь выслушать всё «хорошее», что она думает обо мне.

– Вот же, блять, подогнал Боженька двух братцев – долбоёбов! – выдаёт Марина, со всей дури хлопнув ладошкой по столу. Бокалы подскакивают, я тоже, подхватывая последние. – Хотя не – е – т, – со злостью в голосе тянет она, – один – козёл, второй – дебил. Ну, я им устрою! – она выхватывает у меня из пальцев свой бокал, допивает вино и решительно направляется в прихожую, продолжая бормотать: – Придурки, идиоты... – оборачивается ко мне, – это ж, блять, надо было до такого додуматься? – это, видимо, про Диму. – А Никита? Идиота кусок. Как можно было поверить в подобную ересь?!

– Марина! – бегу за ней, выхватываю у неё из рук балетку, которую она, чуть покачиваясь на одной ноге, пытается нацепить на вторую. – Не надо никуда ходить!

– Почему? – подруга смотрит на меня с искренним непониманием. – Уж, поверь, я им мозги – то прочищу! Устрою «сладкую» жизнь!

В Маринке плещется почти бутылка вина, и я вполне верю, что парням не поздоровится. В глубине души я бы даже порадовалась такому заступничеству, не будь они её братьями.

– Не надо, Мариш, – прошу тихо. – Я не хочу. Мне это не нужно, – начинаю уговаривать её. – Знаешь, это как – то... унизительно, – подбираю верное слово. – И ещё, я не хочу, чтобы из – за меня ты совсем с ними рассорилась. Они твои братья, всегда ими будут.

Марина смотрит на меня некоторое время, потом к огромному моему облегчению кивает. Мы возвращаемся на кухню. Она вновь усаживается за стол, а я, подумав, решаю заварить чай. Нам обеим не помешает успокоиться. Включаю чайник, пока он греется, оборачиваюсь к притихшей подруге. Ловлю её взгляд, полный искреннего сочувствия. Мне даже становится немного стыдно за то, что сомневалась в ней, боялась, что она не поймёт меня, что встанет на сторону Димы.

Подхожу к ней, и обнимаю порывисто. Говорю от души:

– Спасибо, Мариш. И прости. Я... я боялась твоей реакции, боялась, что ты во всём будешь винить меня.

– Тебя? – подруга с искренним недоумением смотрит на меня. – Дура ты, Самойлова, и не лечишься, – выносит свой вердикт. Потом добавляет: – Если и злиться на тебя, то только за твою скрытность, – вздохнув, смотрит недовольно на закипающий чайник. – Э – м – м, а что вино закончилось?

– Ты ещё хочешь выпить? – спрашиваю я, покрутив в руках пустые бутылки.

– Ага, – кивает Марина, – за дружбу, – уточняет, улыбнувшись.

– У меня вроде было.

Нахожу в холодильнике бутылку вина. Достав её, чувствую как горло постепенно сжимает тисками. Подруга видит, как меняется моё выражение лица, спрашивает обеспокоенно:

– По – о – ль, что случилось?

А я не могу и слова произнести. Только смотрю на бутылку в руках, которую и купила – то специально к своему дню рождения. Думала тогда, вдруг после разговора с Димой мы с Никитой поедем ко мне. Готовилась...

Остаток вечера мы с Мариной проводим так, как, наверное, и должны проводить две лучшие подруги, у одной из которых в личной жизни случился полный пиздец: я реву, она меня успокаивает. В перерывах приканчиваем злополучное вино. Потом Марина снова рвётся «навалять этим долбоёбам по полной», я её останавливаю. Вырубаемся под утро, причём подруга несёт какой – то бред про какое – то озеро, но я уже не в том состоянии, чтобы вникать в суть.

*****

Просыпаюсь ближе к трём часам дня. Голова ожидаемо раскалывается, во рту сушит, и вообще ощущение, что я минимум полночи вагоны разгружала. В общем, все прелести похмелья налицо. К своему безмерному удивлению обнаруживаю, что Маринки нет. Вместо неё нахожу на кухне записку: «Взяла твои ключи, скоро буду». Ну скоро, так скоро.

Маринка объявляется только к шести часам вечера. К тому времени я успеваю принять душ, выпить кофе с аспирином, и более – менее прийти в себя.

– Полька! Ты чего, даже не думала собираться? – энергия из подруги хлещет через край. Как будто и не пила накануне.

– Эм – м – м... – зависаю я, пытаясь сообразить, о чём она толкует. – Куда собираться?

– Так я и знала, что ты с утра ни хрена не вспомнишь, – разочарованно тянет Марина. – Вообще – то, мы вчера, ну то есть сегодня, – уточняет она, – договорились, что ты берёшь ещё выходные, и мы едем на пару дней на Парное.

– Что?! – в голове всплывают отголоски разговора об озере. Но я абсолютно не помню, что соглашалась на эту авантюру. – Подожди, мне завтра на работу. И как мы поедем? А жить где?

– Самойлова, не тупи, – Марина в нетерпении притоптывает ногой. – Ты вчера своей хозяйке смс отослала. Поедем на машине матери, я – за рулём. Жить будем в палатке, я уже взяла напрокат. И спальники тоже, – добавляет, явно довольная собственной предусмотрительностью.

Первое, что я делаю, хотя бы частично «переварив» новости, проверяю телефон. И нахожу упомянутую смс:

«Берру отпускдня три».

Отправлено сообщение в 4:42. Но, главное, есть ответ:

«Рада, что ты последовала моему совету. Отдыхай, приходи в себя».

Звоню хозяйке. Извиняюсь, но она лишь добродушно смеётся. Говорит, что ничего страшного не случилось, всё равно смс прочитала утром, проснувшись. И уже нашла мне замену.

Марина внимательно прислушивается к моему разговору, удовлетворённо кивает, понимая, что конфликта с хозяйкой не случилось. Я же продолжаю сомневаться в рациональности её затеи:

– Тебе не кажется, что Парное – это слишком? Ты за рулём – то почти не ездила. А хочешь сразу на расстояние в триста километров замахнуться?

Так – то я не против вырваться из города в компании с Мариной на пару дней. С ней мне никакая хандра не страшна. Тем более, тёплых деньков по прогнозам синоптиков осталось всего ничего. Но...

– Не ссы, квакуха... – начинает Марина свою коронную фразу, но я её обрываю.

– Поедем на Ману, – произношу решительно. – Я знаю хорошее место. Всего час езды. Там что – то вроде платного кэмпинга: территория ухоженная, охрана есть, удобства. И не сегодня, на ночь глядя, а завтра с утра.

– Чёрт с тобой, – соглашается Марина. – Тогда сейчас дуем в магазин. Продукты купим, винишка. Только у меня денег немного осталось. Ты ж подкинешь?

– А то, – усмехаюсь я.

Мы с Маринкой идём в комнату, где у меня в старой деревянной шкатулке хранится наличность. Открыв её, отсчитываю несколько купюр. Подруга, заглянув через плечо, не может удержаться от ехидного комментария:

– Оу, я смотрю ты в подпольные миллионеры записалась. Может и фамилию на Корейкоуспела сменить?

– Ну, – захлопнув шкатулку, пожимаю плечами я, – должна же быть хоть какая – то польза от разбитого сердца, – не зря я всё – таки за работой от Димы пряталась, а потом и от... нет, о Нике лучше не вспоминать. Оборачиваюсь к Марине: – Ты мне вот что скажи, ты родителей – то поставила в известность насчёт поездки? Не завернут они тебя?

– Нее, – уверенно заявляет Марина. – Тут тётя вроде как рожать собралась, – покосившись на меня, продолжает подруга. – Мама к ней в роддом в обед уехала. Отец в Абакане, неприятности там какие – то. В общем, до меня никому нет дела.

– Так, может, не стоит тебе уезжать...

– Поль, тёте я при всём желании ничем помочь не смогу. Да и «этот дебил», – Никиту Марина теперь зовёт только так, – явно неподалёку будет ошиваться. И раз ты не хочешь, чтобы я всё ему высказала, то лучше мне пока держаться от роддома, как можно дальше.

Вот так и выходит, что на следующий день ближе к полудню мы с Маринкой оказываемся на живописном берегу местной речушки. Осмотревшись на территории кэмпинга, с удовольствием отмечаю, что народу немного. Стоят всего три палатки. Несколько компаний отдыхают непосредственно на травянистом берегу речки.

Мы с Мариной решаем расположиться на небольшом пятачке между трёх сосен. Тем более, что и место под костёр рядом предусмотрено. И даже пара брёвен лежит по обеим сторонам от него.

Марина предлагает не терять времени зря, и первым делом мы, переодевшись в купальники, идём купаться и загорать. Течение в Мане сильное, даже в двух шагах от берега оно вполне может сбить с ног, стоит зазеваться. Но так как жара стоит уже больше месяца, вода довольно приятной температуры. Поплескавшись, выползаем на берег. Я не особо люблю загорать, потому предпочитаю спрятаться в тенёчке, прихватив плеер с наушниками. Марина же решает отполировать сочинский загар сибирским солнцем.

Переворачиваюсь на спину. Сквозь ветки сосен видны кусочки неба: ни одного облачка нет. И так спокойно. В наушниках поёт Земфира. Кажется, ещё немного, и я навсегда потеряюсь в её волшебном голосе.

Мне кажется, мы крепко влипли,

Мне кажется, потухло солнце.

Легче. После разговора с Мариной становится немного легче. Злость на Никиту уходит, а вместо неё внутри поселяется какое – то сожаление по несбывшейся мечте. Я до сих не понимаю, как он мог поверить в эту дикую ложь, что сочинил Дима. Но если бы Никита сейчас оказался рядом, если бы он попросил прощения, всё объяснил... да, я тряпка, и гордости у меня, наверное, совсем нет, но я бы его простила. Если бы он пришёл сам, поняв, что я не могла... вот только он не придёт.

Тихо. Не слышно ни часов, ни чаек,

Послушно сердце выключаем...

Тихо. Внутри и правда становится тихо. Но не как в последние две недели, когда я просто вырубалась от усталости. Может, я начинаю успокаиваться? Может, удастся «выключить сердце»? Я больше никогда не позволю себе так влюбиться. Рано или поздно, но чувство к Нику перегорит. Должно перегореть. Хотя у Веры же не перегорело. Остаётся надеяться, что я не повторю её судьбу.

Прикрываю глаза, засыпая уже под следующий трек. И снова снится Никита. Во сне он всегда верит мне. С его губ не срываются уничижительные слова. Мы оказываемся в его квартире. И он целует меня, как в тот вечер, перед днём рождения: так жадно, так сладко... его губы и руки дарят ласку, наши тела сплетаются, становясь единым целым...

– Вставай, соня, – голос Марины вырывает из нереальности, в которой я бы хотела остаться навсегда, – нас ждут великие дела!

Вторую половину дня мы с Маринкой занимаемся тем, что обустраиваемся на выбранном месте: ставим палатку, да разводим костёр. У нас обеих почти нет опыта походной жизни, если не считать археологической экспедиции, в которой мы побывали после первого курса. Вот только тогда подобными «великими делами» занимались парни. Тут же приходится рассчитывать только на себя. Но мы справляемся. И какими же безумно вкусными кажутся сосиски, поджаренные на собственноручно разведённом огне, и как божественно хороша запечённая в углях картошка, пачкающая руки чёрной золой.

А потом мы сидим бок о бок уже в темноте у тихо потрескивающего костра, потягивая красное полусладкое из белых пластиковых стаканчиков, и молчим. И нет для меня роднее человека на этой планете, чем Маринка. Она как будто взяла на себя часть моего груза, и мне стало легче. И я никогда этого не забуду.

– Поль, – подруга тихо зовёт меня. – Давай я с ним поговорю, – вздрагиваю, и уже собираюсь возразить, но Марина жестом останавливает меня. Продолжает: – Поль, я не пытаюсь его оправдать, но я видела его, – смотрит на меня пристально, – ему плохо. Очень. И тебе плохо. Может, я смогла бы донести до него, что ты ни в чём не виновата. И может, ты смогла бы простить его.

– Нет, Мариш, – отвечаю не раздумывая. – Если бы он пришёл сам... а так... не хочу. Да и смысла нет, я через две недели уезжаю. И раньше – то было непонятно, как бы всё это было, а теперь... – тяжело говорить о нас с Ником, – знаешь, Мариш, пусть всё останется здесь. Может, когда – нибудь всё это станет приятным воспоминанием.

– Хорошо, – неожиданно легко соглашается со мной подруга. – Я не буду лезть. Ты права, у некоторых отношений, видимо, судьба такая, становиться лишь приятным воспоминанием.

– Марин, – до меня только сейчас доходит, что я даже ни разу не спросила, а как она провела время в Сочи. А ведь она говорила мне о парне, о свиданиях. И сейчас, когда я вижу почти отчаяние в её поблескивающих в свете костра глазах, когда слышу, с какой болью в голосе она произносит последние слова... – Марин, что случилось?

– Любовь всей жизни случилась, – с сарказмом в голосе отвечает она.

– А если серьёзно?

И я узнаю о Саше, с которым Марина познакомилась в сочинском клубе. Она ведь на отдых не только с мамой ездила. Уже в Сочи к ним присоединилась какая – то дальняя родственница с дочкой. Вот Марина и проводила большую часть времени с той девушкой: днём вместе на пляж, вечером в клуб. Так на пятый день своего пребывания в Сочи Маринка и встретила Сашу. Ему уже двадцать пять, он из Екатеринбурга, и на отдых приехал с другом, хотя собирался с почти невестой, которую за месяц до поездки поймал за изменой.

– Ты ж меня знаешь, Поль, я никогда в такую глупость, как любовь с первого взгляда, не верила. А как его увидела, – у Марины губы в кривой усмешке изгибаются, – словно все ограничители сорвало. Я с ним той же ночью переспала, – я вином давлюсь, а подруга то ли смешок издаёт, то ли всхлип, – ты бы видела его лицо, когда он понял, что я девственницей была. И потом две недели безумия. Мать же рядом была, а я по ночам к нему бегала. До сих пор удивляюсь, как она меня не запалила. Друг его через две недели уехал, а Саша ещё на несколько дней остался. Но...

Марина замолкает. Обнимаю её за плечи. Она лишь вздыхает тяжко. Спрашиваю:

– Ты жалеешь?

– Нет, – отвечает без капли сомнения в голосе. – Я потом всё думала, а стоило оно того? Сразу же понимала, что это только курортный роман, не более. Понимала, что потом будет плохо. Да и воспитание мамино сказывалось. Она ж мне всю юность про девичью честь заливала, да про гордость. А я, по сути, к первому встречному сама в койку запрыгнула, – Марина отпивает немного вина, потом медленно покачивает стаканчик, покусывая нижнюю губу. Наконец продолжает: – И, знаешь, я решила, что всё сделала правильно. Первым должен быть такой парень, от которого крышу сносит напрочь, с которым про всё забываешь, от которого поджилки трясутся. Вот Саша стал для меня таким. Таким и останется, пусть и в воспоминаниях.

Мы сидим ещё в обнимку какое – то время. Костёр постепенно прогорает, вино заканчивается, да и глаза у подруги начинают слипаться. Затушив огонь, забираемся в палатку. Марина ложится рядом, берёт меня за руку.

– Всё будет хорошо, Поля, – в её голосе нет уверенности.

Но я улыбаюсь ей в темноте, тихо повторяя:

– Всё будет хорошо, Мариш.

Подруга засыпает. А я ещё долго размышляю над её рассуждениями о любви, первом мужчине, гордости и воспоминаниях.

*****

В середине августа мне звонят из университета. Заместитель декана по учебной работе просит подойти в универ. Говорит, что декан выходит из отпуска двадцатого числа, и хочет побеседовать с теми, кто уезжает в питерский ВУЗ.

Встречаюсь с однокурсниками на крыльце. Все выглядят отдохнувшими и загоревшими. Оля сияет от счастья, даже обнимает меня, хотя мы никогда не были близкими подругами. Но я не против. В конце концов, осваиваться вместе на новом месте будет легче.

Декан ждёт нас в своём кабинете. Произносит небольшую воодушевляющую речь, желает удачи и дарит каждому по своей новой монографии с автографом. Потом жмёт парням руки, девушек целует в щёки.

Подхожу прощаться последней. Благодарю за подарок и уже собираюсь уходить, но он придерживает меня за руку. Ждёт, когда мы останемся в кабинете одни. Усаживается в своё кресло, жестом указывая мне на свободный стул. Закуривает.

– Полина, не буду скрывать, – улыбаясь, произносит он, – на вас я возлагаю особые надежды. Покажите им там, чего стоят настоящие сибиряки, – взмахнув рукой с сигаретой, заговорщически подмигивает мне.

Не могу сдержать улыбки. В этот момент пожилой мужчина скорее похож на студента, чем на декана. Подняв правую руку и сжав её в кулак, решительно произношу:

– Обязательно. Спасибо, что дали второй шанс, – возвращаясь к серьёзному тону, благодарю я.

– Не за что, – отмахивается от моих слов он. – Всё зависело от вас. Я и Никите так сказал, когда он пришёл замолвить за вас словечко, – сделав затяжку и медленно выпустив дым изо рта, декан добавляет, – знаете, Полина, он меня тогда удивил. Единственный раз, когда Никита обратился ко мне за помощью, как к декану, а не как к своему деду. Наверное, вы ему как – то по – особому дороги, – окинув меня задумчивым взглядом, заканчивает он. – Что ж, – вздохнув, гасит окурок в пепельнице, затем протягивает мне руку. – Удачи вам, Полина, на новом месте.

Пожимаю руку декана, прощаюсь с ним и выхожу из кабинета. Внутри смятение. Я стою посреди пустого коридора и вспоминаю, как в марте также вышла из этого кабинета, окрылённая радостной новостью о восстановлении в программе. Как бросилась на шею Диме, как обнимала его, целовала в щёку, благодаря за помощь. И как Никита стоял в стороне и наблюдал за всем этим. А Дима тогда в очередной раз позвал меня на свидание, и я не смогла ему отказать.

Ну почему, почему, почему Ник тогда промолчал? Почему я была такой дурой, доверяя Диме как себе? Ведь если бы я тогда не согласилась... у нас с Никитой всё могло быть совсем иначе. Пусть медленно, постепенно, но мы пришли бы к тому, чтобы быть вместе. И сейчас я бы не стояла на подкашивающихся ногах, опираясь руками о подоконник, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не разрыдаться в голос.

Добираюсь до дома, почти не помня как. Я словно в тумане оказываюсь, никак не могу прийти в себя после слов декана. Все мысли крутятся только вокруг того, как бы всё могло сложиться у нас с Никитой.

А мне ведь надо закончить со сборами: у меня билет на двадцать первое куплен на утренний рейс до Питера. Надо ещё... а я только и могу, что думать о Нике. Руки дрожат, вещи из пальцев вываливаются. Я ведь о нём почти не вспоминала как вернулась с Маны. Нечеловеческим каким – то усилием воли буквально все мысли о нём разгоняла, потому что Марина, сама не понимая, подлила масла в огонь: «Первым должен быть такой парень, от которого крышу сносит напрочь, с которым про всё забываешь, от которого поджилки трясутся».

У меня билет на завтра, а мысли только о Нике. Как Марина говорила? Все ограничители срывает. Мне завтра улетать, а я только и думаю, что никогда его забыть не смогу, не поставив жирную точку. Никогда он не станет приятным воспоминанием, если я так уеду, не увидев его ещё раз. А вдруг он сомневается? Может, уже и пожалел о своих словах, но не знает, как сказать? Или по – прежнему уверен, что Дима правду сказал? Я должна узнать, должна проверить.

И я звоню Марине, узнаю его адрес. Я же ни разу у Ника на квартире не была. И пока в такси к нему еду, всё твержу себе, что хочу... в голове такая каша. Я сама толком не знаю, зачем стою перед дверью в его квартиру, не решаясь нажать на звонок. Меня на истерический смех пробивает, когда я всё – таки жму на этот чёртов звонок. Потому что я не дура, и понимаю, что у меня просто ничего уже не осталось: ни гордости, ни ограничителей, что я просто хочу провести с ним хотя бы одну ночь. И неважно, что он обо мне думает. Пусть шлюхой считает, пусть... но я же люблю его всё ещё.

За дверью тишина, меня трясёт всю, и то ли от разочарования, то ли от облегчения. Может, сама судьба не даёт мне возможности себя до конца растоптать? И я уже делаю шаг назад, как дверь распахивается. И всё, нет пути назад, потому что Никита замирает на пороге. Он меня рассматривает изумленно. А мне на миг чудится радость в его глазах, но нет, взгляд холодным становится, неприязненным, чужим. Мой Никита на меня никогда так не смотрел. Хотя нет, так и смотрел, тогда, на даче.

– Ты? – сквозь зубы, еле слышно. – Чего хотела? – а голос у него всё же дрожит. И с ноги на ногу он переступает нервно.

– Поговорить, – хочется взгляд отвести, потому что тяжело смотреть на него. Меня от эмоций противоречивых почти наизнанку выворачивает.