Текст книги "Тайна жёлтой лилии (СИ)"
Автор книги: Autumn Leaves
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– Понятно, – вздохнула девушка. – Я пойду поговорю с колесничими… Если быстро ехать, то за день обернуться можно. Надеюсь, что всё успею.
– А всё-таки ты за меня переживаешь, – сказал Алефи. В его голосе не чувствовалось ни радости, ни издёвки, ни вопроса – он говорил ровно и спокойно. – Да, чтобы не угодить к самому же подозреваемому, опроси двух продавцов. Счастливого пути, царевна.
Руйя из тюрьмы стрелой бросилась к своему давнему знакомому, вознице Ноко. Задыхаясь от быстрого бега, она сумела выговорить только то, что ей очень, ну до зарезу, нужно в Малью.
– И отцу не говори, – присовокупила она, чуть отдышавшись. Возница с опаской поглядел на неё:
– Что за тайны такие завелись в Малье? Светлейшая царица вон тоже вскоре после Игр прибегала и чуть не плакала – отвези да отвези к побережью, и чтоб царь ничего не знал. Уговорила она меня, а наутро опять бежит, опять в глазах слёзки – передумала.
Так! Это уже совсем не пойми что. Значит, Аэсса хотела бежать в Малью? Наверняка продавец панцирей сумел передать ей какую-то весточку. Она собралась покинуть дворец ради него… Но потом она поняла, какой позор на себя навлечёт побегом, и в ужасе раздумала. Не с этим ли связана её холодность с царём? Хотя, если бы она раскаивалась в содеянном, она бы, наоборот, из кожи вон лезла, чтобы загладить вину.
– Ладно, можешь не делать из этого тайны, – сказала Руйя, когда поняла, что колесничий всё ещё выжидающе на неё смотрит. – Я хочу купить черепашьих панцирей.
Ноко позволил ей забраться в колесницу после этого объяснения, но косился на неё как на безумную. Нетрудно было догадаться, что творилось у него в голове. В такое время – царица зверски убита, скоро погребение – царевна велит гнать через весь остров ради каких-то безделок!
Однако преданность Ноко выдержала странное испытание. Он хлестнул лошадей, и те помчались. Бьющий в лицо ветер слегка освежил разгорячённую Руйю. Царевна смотрела на проносившиеся мимо горы, леса и оливковые рощи и размышляла, что произошло с Аэссой и что происходит с ней самой.
Ведь вполне вероятно, что, поражённая красотой и бесстрашием Алефи, она позволила ввести себя в обман. В конце концов, финикийца она сама увидела над трупом царицы! С ножом! Окровавленным ножом! А всё остальное… ну, подумаешь. Ну продавец панцирей хотел сделать приятное землячке. Ну Аэсса из-за беременности впадала в истерики. Как это связано с убийством?
Руйя прекрасно осознавала, что ей не хочется, чтобы Алефи был убийцей. Не хочется – и всё тут! А всё же пока что ровно никаких доказательств виновности кого-то другого у неё не было.
Колесница прибыла в Малью через час. Ноко пошёл обтереть и напоить покрытых пеной лошадей, а Руйя кинулась в первую попавшуюся лавку с черепашьими панцирями.
Купив один панцирь, миниатюрный, орехового цвета, она спросила у торговки, пожилой сухонькой особы:
– Здесь ловила?
– Здесь-здесь, где ж ещё, – пожала та плечами.
– А продаёшь тоже только здесь?
– Ну а где продавать, госпожа? Я ж не Ридо и не Лоссо, которые по всему острову ездят, – в голосе старухи слышалась жёлчь.
– Ой, вот кстати! – ухватилась за соломинку Руйя. – Недавно был у нас в Кноссе один из ваших торговцев. Такими жуткими панцирями торговал – треснутыми, блёклыми! Не то что здесь!
– Лоссо, он самый, – фыркнула старуха. – Ему и съездить в Кносс можно! Богатенький. Видела я, как он к вам отправлялся. Весь из себя такой, помнится, едет на муле, сияет как медное блюдо на солнце. Панцири везёт.
– Ужасного они у него качества, – из вежливости сказала царевна, попрощалась и вышла.
Дело двигалось на лад. На улице она, спросив нескольких прохожих, вскоре отыскала лавку Лоссо – ярко расписанную, украшенную лентами.
Хозяин, молодой, худощавый, с необычно светлыми волосами, сидел у прилавка и натирал маслом большой золотисто-бурый панцирь.
Без обиняков Руйя приступила к расспросам:
– Лоссо! Это ты ездил в Кносс и предлагал свой товар царице?
Торговец побагровел. По одежде он распознал знатную девушку и отпираться не посмел.
– Я, – сознался он. Его пальцы задрожали, панцирь со стуком упал на пол, глиняный кувшин с маслом разлетелся черепками, но Лоссо этого и не заметил.
– Зачем? – не унималась Руйя. – Царица вчера была убита. Ты об этом знаешь?
Он застыл на месте:
– Ты лжёшь!
– Клянусь Быком, это чистая правда, – царевна посмотрела ему в глаза.
Лоссо рухнул на скамью, закрыв лицо руками, и страшно застонал, почти заревел. Руйя даже перепугалась.
– Аэсса! – горестно вскрикнул юноша. – Аэсса! Значит, этот негодяй всё-таки извёл тебя!
– Ты о ком? – растерялась она и подумала, что, судя по всему, Лоссо невиновен. Даже самый отъявленный мерзавец не смог бы так правдоподобно изобразить скорбь.
– О царе, чтоб его Бык на рога поддел! – прошипел он. В священном ужасе Руйя ожидала, что сейчас-то его и поразит карающая молния. Однако никаких громов и бурь не последовало. Царевна хотела было сама преподать Лоссо урок, чтобы не говорил так больше о сыне Быка, но решила повременить. Сейчас главное – выпытать у Лоссо, что он делал рядом с дворцом.
В дальнейших вопросах не было необходимости: торговец сам продолжил:
– Она слышала мою перебранку со стражниками рядом с дворцом – я нарочито устроил шум, чтобы она поняла… Тем же вечером мы тайно встретились у городских ворот. Несчастная! Когда она уезжала отсюда, она цвела как роза. А после жизни в Кноссе… как будто её сломали.
– Она стала такой только после Игр, – ввернула Руйя. Лоссо с ненавистью уставился на неё:
– Это вы там ничего не замечали! Аэсса плакала и жаловалась мне, как царь над ней измывается.
Маро? Измывается? Руйя была потрясена. Её отец был обычно таким спокойным и сдержанным… А до Игр он не мог нарадоваться на молодую жену.
Страшное подозрение закралось в сердце: что, если это отец… Царевна встряхнула головой, ужаснувшись собственным мыслям.
– Я предложил ей бежать в Малью, ко мне, – захлёбываясь, говорил тем временем Лоссо. – Она согласилась. На следующий день она должна была приехать сюда вслед за мной, подкупив колесничего. Мы бы уплыли под чужими именами куда-нибудь – в Египет, в Паннонию, во Фракию, куда угодно!.. Маро бы нас не нашёл!.. Но Аэсса не приехала. Потом она передала мне весточку с одной рабыней, что передумала.
– Вы любили друг друга? – тихо спросила девушка.
– Если бы не царские смотрины, мы бы поженились, – выдохнул торговец.
В лавку зашёл покупатель, и Лоссо, сглотнув, натянуто улыбнулся.
– Добрый день, – начал покупатель, не замечая Руйи. – Как там мой заказ? Я понимаю, мы только вчера на закате закончили его обсуждать, но мне необходимы эти панцири…
Не слушая дальше, царевна вышла из лавки. Вчера на закате закончили обсуждать. Значит, как раз когда была убита Аэсса, её прежний возлюбленный находился в центре Мальи.
========== Глава 5. Военачальник ==========
Вернувшись в Кносс, Руйя в первую очередь рассказала обо всём услышанном Алефи. Тот нахмурился:
– Так. Всё больше путаницы. Значит, у царицы и вправду был возлюбленный, предложивший ей сбежать с ним. Почему она отказалась?
– Решила сберечь честь рода Быка, – неуверенно предположила Руйя.
– Знаешь, не думаю. Если Маро с ней действительно обращался ужасно – прости, царевна! – то ей уже было не до Быка и его рода.
– Да, пожалуй… и если б она раскаялась, она бы ласково приняла отца.
– Вот именно.
– Вдобавок мне ещё вот что странно. Аэсса жаловалась на мужнино обращение… но до Игр она была вполне счастлива и весела. Вряд ли она притворялась.
Алефи задумался:
– А отношение к ней мужа? Не изменилось?
– Нисколько. Особенно если учесть, что он долго был в отъезде. Его только после возвращения вывела из себя её холодность.
– Задачка… – финикиец встал и, кое-как переставляя скованные ноги, начал ходить взад-вперёд. – Всё время возвращаемся к тому, что Аэсса в итоге не сбежала. По-моему, это потому, что она испугалась.
– Что отец её поймает? – удивилась Руйя.
– Нет. Это было что-то другое. Я думаю, кто-то подслушал их с Лоссо и начал вымогать у неё в обмен на молчание…
– Золото?
Неожиданно Алефи сел и ударил руками об пол:
– Не знаю! Не сходится! Если бы кто-то начал вымогать у неё золото или что бы то ни было, она, наоборот, поторопилась бы с побегом. Ты сама сказала: Лоссо до последнего не решил, куда им отправиться. Они бы уплыли из Мальи – и ищи ветра в поле, будь тут хоть сотня вымогателей!
– А может быть, она вдруг поняла, что больше не любит Лоссо?
– Кстати, это мысль… Да, действительно! Аэсса осознаёт, что не так привязана к нему, как в старые времена, долго мечется, боясь нарушить данное бывшему любовнику слово – и в итоге решается остаться. В таком случае её подавленность связана или с тем, что у неё появился ещё какой-то возлюбленный среди придворных, или с тем, что она опять ошиблась и всё-таки любит этого черепашьего продавца…
– …и, в общем, я ничего не понимаю, – Руйя осела на пол и прижала руки к вискам. – Может, это всё и не связано с убийством? Может, мы тратим время не на то, что надо?
– Всё, что происходило в последний день жизни царицы, может быть с убийством связано, – жёстко сказал Алефи. – Лоссо, к примеру, мог видеть кого-то подозрительного в окружении Аэссы…
Царевна побледнела. Ей снова вспомнились слова убитого горем торговца о том, что виновник гибели Аэссы – царь. Но нет, это же неправда!.. Даже если б Маро уличил жену в измене, он бы казнил её по правилам… но что, если он не хотел позориться? Ведь о нём начали бы болтать, что он неспособен подобрать себе достойную супругу – одна, мол, почти бесплодная, другая изменница…
Видно, Алефи догадался, о чём думает девушка. Он помог ей подняться:
– Ладно. Зацепка в Малье не помогла. Попробуем приступить с другой стороны. Поговори с приближёнными царя.
– Да не может кто-то из них быть убийцей!
– Но может о нём что-то знать.
Подумав, Руйя согласилась:
– Так и быть. Я подойду к Улато. Он один из самых хладнокровных и наименее потрясённых всем этим… к тому же воин. От него больше всех проку будет.
Военачальника она разыскала быстро. Улато точил боевой топор – любимый трофей, отбитый у финикийского пирата, который, в свою очередь, отбил его у венета, который отбил его вообще неведомо у кого на далёком севере. Вся эта захватывающая история была выбита затейливым рисунком на рукояти топора.
– Привет тебе, царевна, – кивнул он.
– Здравствуй, Улато, – вздохнула она. – Слушай… как там печать?
– Я не знаю, но вроде как и ожидалось. Через два дня закончат.
Помявшись, Руйя решилась. В раннем детстве она дружила с Улато – он, тогда ещё скромный десятник, мастерил для неё деревянных лошадок и лепил глиняных воителей. Доля прежней откровенности сохранилась между ними до сих пор.
– Улато, – приступила она к делу, – скажи, как тебе нравилась царица Аэсса?
Горько усмехнувшись, он откинул назад растрепавшиеся от ветра длинные волосы и лишь потом ответил:
– Аэсса была прекраснейшей из всех женщин, которых я когда-то видел. Я не знаю, как у этого подлого финикийца могла подняться на неё рука, – его спокойный голос дрогнул. – Прости, царевна. Ты не представляешь, как я тебе соболезную.
– Скажи… скажи, ты ведь не замечал за ней чего-то странного в последнее время?
– Думаешь, она что-то предчувствовала? – нахмурился военачальник. – Говорят, в роду Быка иногда дано предвидеть кончину… Хотя Аэсса была лишь женой царя и в ваш род не входила…
– Но Бык-то рядом, – взволнованно махнула Руйя рукой в сторону стойла. – Так всё-таки что-то ты заметил?
– Я не знаю, мало ли какие могут быть тайны у великой царицы… Но после минувших Игр она стала не та. До Игр – как раз вот, помню, уезжал я в тот поход против хеттов… она провожала наше войско со светлым, точно солнце, лицом. Потом, когда мы вернулись, она ходила как в воду опущенная… Вот не надо было тогда заключать мир с финикийцами! – Улато внезапно ударил топором по ближайшему камню. – Я бы этому негодяю голову свернул!
– Улато, а у царицы не было никаких вра… никаких… кто бы не очень её уважал? – Руйя понимала, насколько по-дурацки это звучит. Враги у царицы Кносса! Ещё скажите – враги у царя. Тем более среди кносских же первых советников двора.
К счастью, военачальник смеяться не стал (или не осмелился – Руйя всё же тоже царевной была, пусть и дружила с ним). Он вздохнул:
– Неужели ты веришь байкам, которые нарассказал финикиец, лишь бы избежать казни? Аэссу мы все любили, а уж мы с Кано особенно. Да, я знаю, любить царицу как женщину нельзя, но теперь-то скорбеть, наверное, можно? Главное, что никто в Кноссе не смог бы её убить.
Услышав его слова о байках, Руйя вспыхнула. Улато словно читал её собственные мысли – точнее, не мысли, а то, что она через силу твердила себе с самого начала. Да, скорее всего, так всё и есть, как он считает. Настоящий убийца наплёл неведомо чего, а она поверила и теперь подозревает кого попало.
Однако после разговора с военачальником она вновь навестила Алефи.
– Картина странная, – в раздумье Алефи пожевал губами. – Конечно, Улато может и врать. Но, знаешь ли, Руйя, я с ним близко не знаком, но одного беглого взгляда хватило, когда меня под стражу брали. Это такой человек, у которого всё на лице написано. Обычный честный вояка.
– Ты думаешь, они и впрямь все л-любили Аэссу? – у Руйи всё язык не поворачивался это произнести.
– Царевна, ты снова мыслишь как дитя малое. Что царь, что советники все уже не первой свежести. И тут прямо посреди появляется юная прелестная женщина. Последствия неминуемы, конечно же, все, кроме младенцев да евнухов, по ней вздыхали. Любовью это, может, и не назовёшь, но желание её красота пробуждала. И Улато, безусловно, прав – никто из приближённых не стал бы хватать нож и резать Аэссу. Слишком она от них ото всех была далека, разве они надеялись на ответную любовь?
– Они бы и думать об этом боялись, если у них есть хоть капля почтения к сыну Быка! – возмутилась Руйя и тут же осеклась. – А отец… неужели отец… тебе кажется…
– Ничегошеньки мне не кажется. Я сижу тут в кандалах и вообще не знаю, что у вас там происходит. Может, ты ни с кем не говоришь, а просто выдумываешь истории сама и меня развлекаешь напоследок, – рассмеялся Алефи. – Ладно. Насчёт Улато я сразу думал, что ты мало что узнаешь. Я бы на твоём месте подошёл к этому вашему горбуну. Он ведь человек умный?
– Ближайший отцовский советник.
– Вот именно. К нему и подойди.
– Может, ему рассказать о расследовании и о том, что ты невиновен? Кано поймёт…
– Ни в коем случае! Чем ты докажешь, что я невиновен, кроме того, что ты сама хочешь в это верить? – Руйя опять зарделась. – Вдобавок, кто бы ни был преступник, пока что он должен считать, что за убийство царицы осуждён я и что казнь отложена чисто из-за печати. Что так и есть. Если только истинный убийца что-то заподозрит, он может сделать что угодно и убить кого угодно, хоть тебя, хоть царя, хоть Быка, лишь бы шкуру спасти. Поэтому – ни словечка! Ни Кано, ни отцу.
– Хорошо, – девушка вздрогнула при мысли о том, что кто-то может ради собственного спасения убить Быка. Неужели в Кноссе нашёлся такой изверг?
– Принесите пленнику ещё воды и фруктов! – крикнула она стражникам, а Алефи шёпотом сказала, прежде чем уйти:
– С Кано я переговорю.
========== Глава 6. Советник ==========
Рабы передали Руйе, что Кано всё ещё гостит у родителей. Это ей было на руку – в городе, в низине, было всё же немножко прохладнее, чем среди раскалённых каменных колонн дворца и лабиринта, и думалось там тоже гораздо легче.
Дом семьи советника Руйя знала прекрасно – она не раз ходила туда с кем-нибудь из родителей, если нужно было обсудить какое-то особо секретное дело. Сторонний человек ни за что бы не догадался, что в этом крохотном домишке, почти шалаше из обмазанных глиной веток, живёт родня одного из первых людей Кносса.
А причина такой бедности была не только в необходимости скрывать те самые тайные совещания с царём от любопытных глаз, но и в стеснительности хозяев домика, кажется, до сих пор не свыкшихся с тем, до каких высот поднялся их сын. Старый Тодо был похож на Кано только внешне, тоже горбатенький был, а так даже и не скажешь, что отцом ему приходился – всю жизнь он прожил скромным гончаром, казалось, отходившим от своего круга только тогда, когда нужно было набрать свежей глины. Из того же теста была и его жена Китта, робкая, тихая и ужасно боявшаяся чем-нибудь расстроить царскую семью.
Китта и открыла Руйе дверь, когда та постучалась:
– Сиятельная госпожа царевна! Ох! А у нас в доме нет ничего, только полкувшина вина да немного орехов! И вот…
– Не переживай, Китта, – ласково улыбнулась Руйя, – мне ничего не надо, я сыта. Мне бы только с Кано кое о чём переговорить.
– Ах, конечно, конечно! Проходи, госпожа царевна, – и Китта отступила в сторону, низко кланяясь.
Тодо, как всегда, сидел за гончарным кругом, а Кано притулился рядом, вертя в руках уже готовый горшочек – таким странным образом советник успокаивал любые волнения.
Помня о том, что Алефи велел ей сохранять расследование в строжайшей тайне, Руйя на этот раз не стала прямо спрашивать Кано, были ли враги у царицы. Советника это могло навести на верные догадки.
Вместо этого она начала издалека:
– Я всё беспокоюсь из-за той пропавшей печати, Кано. Кто мог её выкрасть? Точно не А… не финикиец, он уже в это время был под стражей. Если настоящий вор не пойман… кто знает, какое он может измыслить предательство?
– Не думаю, что всё так мрачно, царевна, – ответил он. – Я считаю, виновник пропажи – сообщник финикийца, вернее всего, из его свиты. Он украл печать у Куро ещё до его приезда во дворец и давно уже скрылся, может, вообще уплыл. А цель кражи одна – потянуть время. Вполне возможно, когда будет готова новая печать, обнаружится, что казнь надо отложить ещё по какой-то причине. Потом будет ещё отсрочка, и ещё… В итоге приедет какой-нибудь важный финикийский сановник, проведёт переговоры, и пленника выпустят.
Такого объяснения Руйе и в голову не приходило.
– Кано, постой! Куро же говорит, что печать была на месте, когда он приехал!
– Разумеется, ему не хочется признаваться, что он не углядел и потерял её по дороге.
«Алефи не может быть виновен… не может… не может…»
Руйя сглотнула. Беседа пошла совсем не в том направлении, в каком ей хотелось. Она-то надеялась с похитителей печати перейти на врагов царя, с врагов царя на противников царицы… Однако всякий, кто хоть как-то соображал, понимал, что гибель Аэссы и исчезновение печати – часть единого замысла.
Кано между тем продолжал крутить в руках горшочек. Руйя внезапно поняла, как глухо он всё это время говорил и какими тусклыми были его глаза. Хоть он не откровенничал с ней, как Улато, было видно, как тосковал он по Аэссе.
– Но зачем… зачем финикийцам вообще мог понадобиться такой заговор? – дрожащим голосом прошептала она. – Какое зло им сотворила бедная Аэсса?
– Этого я и сам не понимаю, – вздохнул Кано. – Если бы против царя замышляли – это хоть ясно было бы… а царица… – он быстро провёл пальцем по глазам.
– Может, они хотят какую-то женщину из финикийской или вообще египетской знати за царя выдать? – предположила Руйя.
– Египетской? Вряд ли. Египтянки такие чванливые, что они за чужака не пойдут, хоть их озолоти. Да и в любом случае… если бы финикийские вельможи желали прислать свою ставленницу в Кносс, они бы это сделали на смотринах, но не проливали бы крови звезды Кносса потом. Нет, не могу я, царевна, взять в толк, почему финикийцы её убили.
– А вдруг тогда это были не они? – очень осторожно спросила девушка.
– Кто же тогда? – хмуро отозвался Кано. – Я тоже ведь думал – об Алефи я слышал, говорят, что он благороден и отважен. Не стал бы, кажется, он царицу убивать… а если б убил, не стал бы отрицать вины. Но никак не складывается по-другому.
– Может, можно узнать, чей это нож – Алефи или чей-то другой?
– Костяные ножи более-менее дешёвые, они могут быть у кого угодно. Никто бы не стал брать на такую подлость именной или тем более ритуальный клинок. Алефи вон не стал осквернять бронзовый меч, уверяет, что его у него выхватили.
С этим сложно было спорить. Хотя где-то со времён прапрадеда Руйи бронза стала дешеветь, благоговейное отношение к ней сохранялось до сих пор.
Руйя хотела было чётче выразить своё убеждение в невиновности Алефи, но вовремя прикусила язык, вспомнив его же предостережения. Даже в разговоре с Кано это будет рискованно.
Все их с Кано рассуждения о финикийцах она попыталась перенести на других ближних и дальних соседей Крита. Могли ли заговор против Аэссы подстроить ахейцы, или египтяне, или вавилоняне? Вдруг кому-то невыгодно было рождение у Маро наследника? А что, если кто-нибудь из царских приближённых, да хоть тот же Кано или Улато, втайне работает на правителей вражеской страны?..
Вот тут Руйя пожалела, что так мало общалась с отцом – о войнах, переговорах да торговле представление у неё было смутным. Ради чего критянин может пойти на такое дикое преступление, на убийство супруги сына Быка? Чем его можно подкупить? Золотом и серебром? Бронзой и медью? Ляпис-лазурью и ониксами?
Солнце уже висело совсем низко над горизонтом. От всего, что Руйя выслушала за день, у неё раскалывалась голова; усталые ступни зудели, страшно хотелось есть – она сильно жалела, что отказалась от вина и орехов у Китты. Когда она добралась до тюрьмы, она вообще почти не чувствовала ног – редко ей приходилось столько бегать.
Алефи радостно улыбнулся, увидев её, и сердце Руйи, как она ни была измождена и расстроена, затрепетало, как цветок на ветру.
– Прости, у Кано я ничего не узнала, – сказала она и вкратце пересказала свою беседу с советником.
– Ничего страшного, царевна, ты сделала всё, что могла, – Алефи держался всё так же бодро и безмятежно. – А у меня ещё целый день впереди.
«Всего лишь день!»
– Если ты не очень боишься своего отца, поговори с ним.
– Ой! – Руйя даже отшатнулась.
– А, боишься? Тогда не надо…
– Н-нет, не то чтоб боюсь… ну не очень… просто… просто немножко… – она замялась, смущённо уставившись в пол. – И ведь Лоссо сегодня говорил, что царь измывался над Аэссой…
– Этот пылкий отвергнутый юноша мог сгоряча всё сильно преувеличить, – сказал Алефи. – Я твоего отца видел, не забывай. Мог он или не мог убить Аэссу, тебя он сейчас будет беречь как зеницу ока. Ты же единственная наследница, верно? Подойди к нему, успокой его в горе – и осторожно, очень осторожно попытайся расспросить.
– Х-хорошо, – Руйя по-прежнему была не очень уверена. – Но ведь я у Кано не смогла ничего выпытать, а если у отца тоже?..
– Ну, лучше сперва попытаться, а потом уже делать выводы. К тому же с родными детьми люди нередко выходят на откровенность, даже если прежде не были очень близки. И да, царевна…
– Что? – Руйя уже встала, чтобы уйти: она хотела успеть во дворец, пока Маро не ляжет спать и пока её собственная решимость расспросить его не улетучилась.
– Если Кано частично прав и здесь виноват целый отряд чужеземных заговорщиков, будь осторожна вдвойне. Вы с царём можете стать их следующими жертвами.
На мгновение Руйя похолодела от страха, но тут же взяла себя в руки:
– Я буду начеку, обещаю.
Сама поразившись собственной дерзости, она внезапно протянула руку и коснулась взлохмаченных тёмных кудрей Алефи. Глаза финикийца заблестели в сумраке:
– Не стоит привязываться к узнику, которого послезавтра казнят.
– Не казнят, – твёрдо сказала Руйя. – Я не допущу.
========== Глава 7. Царь ==========
Руйя нашла отца не во дворце, а в одном из закутков лабиринта. Мрачно обмахиваясь опахалом – он даже не позвал для этого раба, – Маро чертил что-то длинной палкой на песке, видимо, размышлял о переговорах с египтянами.
Некоторое время девушка неловко переминалась с ноги на ногу, стоя за поворотом каменного коридора, чтобы отец её не заметил, и не зная, что делать дальше. Конечно, она видела, не только среди бедных горожан, но и среди знати, как запросто иные девушки общаются с отцами. Подойдут, сядут рядом, заговорят… Руйя так не умела.
Вот если бы рядом была Аэсса, она бы посоветовала, как ей поступить…
«Если бы рядом была Аэсса, мне бы не пришлось вообще приходить теперь к отцу».
Хотя накануне казалось, что все слёзы по царице уже пролиты, сейчас Руйя ощутила, как глаза защипало вновь, а сердце сжалось от боли.
Уже не по собственному расчёту, а просто потому, что ей невыносимо было в таком состоянии оставаться в одиночестве, она прошла к каменной скамье, где сидел отец, и осторожно присела на краешек, не забыв перед этим почтительно поклониться.
– Руйя, – тихо сказал Маро, подняв глаза. Редко он называл её по имени. – Где ты пропадала весь день? Тебя никак не могли найти.
Её щёки запылали от стыда. Как же она могла упустить, что отец будет о ней беспокоиться?.. Да, раньше он никогда особо за неё не волновался, но теперь, когда, кроме неё, не осталось никого из рода Быка…
– Прости, отец, – пролепетала она, снова встав и поклонившись. – Я была в городе, мне казалось, ты желал остаться один.
– После того, что случилось с Аэссой, Руйя, я близок к тому, чтобы вообще запретить тебе выходить из дворца без свиты, – резко ответил он.
Хотя был риск вызвать в отце ещё более сильный гнев, Руйя, вытирая предательски капавшие из глаз слёзы, перешла к исполнению своей задумки:
– Но, отец, разве убийца сиятельной Аэссы не схвачен?
– Если он осмелился на такое злодейство прямо рядом со стойлом Быка, кто поручится, что больше никто не повторит его преступления? – воскликнул Маро.
– Наши подданные такого не совершат! Алефи финикиец, он не чтит Быка.
Маро замялся. Это было настолько непривычно для Руйи, привыкшей видеть его решительным и властным, что она едва не сорвалась с места и не убежала прочь. Сам царь Маро подавлен и не может принять решение! Как будто… как будто сами основы дворца и лабиринта задрожали.
– Или… или ты веришь тому, что он говорит? Что не он зарезал царицу? – спросила она, силясь скрыть пробудившуюся надежду.
– Мне очень хочется думать, что он лжёт, что он убийца, – сознался Маро. – Это было бы так удобно… Но чем больше я об этом размышляю, дочка, тем больше сомневаюсь. Зачем финикийскому послу, который только-только назначен в Кносс, убивать Аэссу, с которой он даже не знаком? Чтобы убить женщину с ребёнком во чреве, чтобы преступить все возможные законы этого мира, нужны действительно серьёзные причины, а я их у Алефи не могу найти.
– Отец, так не лучше ли будет отложить казнь и разобраться во всём досконально? – вырвалось у Руйи.
– Я уже расспросил рабов и рабынь. Последний раз Аэссу видели, когда она вышла погулять в лабиринте – после того, как мы… мы с ней рассорились. Вышла она одна – она с недавних пор возлюбила одиночество, видно, из-за ребёнка. А как теперь узнать, что произошло перед её убийством?
Руйя вспомнила, о чём говорила с Кано:
– А чей ножик, никто не посмотрел?
– Ничей. Это даже не настоящий ножик, а наточенная кость на деревяшке. Любой мальчишка сделать может.
– И что тогда? – прошептала Руйя. Последняя ниточка, за которую она надеялась зацепиться, оборвалась окончательно. – Неужели ты казнишь Алефи только из-за того, что надо казнить хоть кого-то?
Маро пригляделся к ней:
– Тебе бы этого не хотелось?
Он впервые так пристально посмотрел на неё, будто она была чужеземным послом на дворцовом совете, и Руйе показалось, что он видит её насквозь. Даже убитый горем, её отец оставался царём, и об этом не стоило забывать.
– Я… я… я только стремлюсь к тому, чтобы свершилось правосудие… – начала было она, но тут потрясения минувших двух дней и сегодняшние бесплодные и суматошные поиски дали о себе знать. Рухнув обратно на скамью, Руйя зарыдала:
– Ах, отец, я и сейчас не нахожу себе места от горя, а если Алефи умрёт, я лишусь рассудка!
Теперь уже Маро, привстав и склонившись над ней, неловко стоял рядом, пока она не выплакалась. Руйя понимала, что он привык видеть её спокойной и сдержанной, даже в скорби – она ещё в раннем детстве плакала нечасто и только наедине с матерью.
– Так вот оно в чём дело, – произнёс он, когда она немного успокоилась. – Долго ты с ним знакома?
– Со вчерашнего дня, – всхлипнула Руйя. – Но, отец, разве обе твои супруги не были выбраны сразу же в день смотрин?
– Муж для жены должен избираться тщательнее, чем жена для мужа. В любом случае, Руйя, у меня связаны руки.
– У тебя? – ошеломлённо переспросила она.
– Если я хоть чего-то стою как царь, воин и мужчина, я обязан казнить убийцу Аэссы. Иначе… если все так чтут Быка, как ты надеешься, меня, может, и не свергнут, но меня больше не будут ни уважать, ни слушать.
– А если я завтра укажу тебе на настоящего убийцу? – выпалила Руйя. Маро хмуро вздохнул:
– Иди и ляг спать, дитя моё, твой рассудок уже замутнён твоими чувствами. Мы даже не можем быть уверены, что Алефи не лжёт. Скорее всего, он и убийца – по какой-то причине, о которой мы ещё не знаем.
Слёзы снова закипели в её глазах.
– Отец, умоляю тебя…
– Руйя, нам в роду Быка часто приходится принимать решения, причиняющие боль нам самим, – сказал Маро. – Вот что, дочка. Я скоро собираюсь отправиться по важному делу в Киликию. Ты останешься здесь моей наместницей. Ты уже взрослая, пора тебе готовиться к правлению на случай, если не будет у меня других детей.
Ещё три дня назад у Руйи бы голова закружилась от такой чести. Но сейчас она могла лишь в ярости посмотреть на отца.
– Иди спать, Руйя, – повторил он.
Девушка обречённо побрела ко дворцу, поняв, что спорить дальше бессмысленно.
«Мало того, что не узнала ничего полезного, так ещё и Алефи не смогла защитить… А ведь я поклялась ему, что остановлю казнь».
В голову лезли совсем сумасшедшие идеи – например, схватить в день казни какой-нибудь меч или яд и пригрозить покончить с собой, если финикийца не пощадят. Конечно, тогда его никто и пальцем тронуть не посмеет… в её присутствии. Доказательств его невиновности у неё по-прежнему нет никаких! Её сочтут предательницей, изменившей памяти названой матери ради неизвестно кого. А к Алефи сам же Маро, скорее всего, подошлёт наёмных убийц, перед этим показательно отпустив его на волю.
Будь у неё хоть немножечко побольше времени, Руйя бы решилась на другой дикий шаг – она бы лично отправила письмо финикийским вельможам с просьбой упросить Маро остановить или хоть отсрочить казнь. Финикийцы согласились бы даже без чётких доказательств – им же точно не хочется, чтобы знатного соплеменника казнили по обвинению в настолько низком убийстве. Но за один жалкий день такое письмо не уйдёт дальше Мальи…
Руйя легла спать, чувствуя себя совершенно разбитой и уже мало надеясь что-либо исправить.
