Текст книги "Тайна жёлтой лилии (СИ)"
Автор книги: Autumn Leaves
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
========== Глава 1. Несчастье ==========
Ветер в тот день был сильным. У Руйи, ходившей в лабиринт посмотреть на нового Быка, едва не сдуло накидку. Девушка от всей души надеялась, что не пострадают мореплаватели – издалека на море были видны белые буруны огромных волн. Порой вся лазоревая гладь скрывалась под пушистой пеной.
Бык пил воду, когда Руйя подошла к перегородке его жилища. Заметив незнакомого человека, он злобно посмотрел на неё серыми блестящими глазами. Настоящий Бык – на солнце его шерсть отливает почти кровавым оттенком.
– Здравствуй, – поприветствовала его царевна. – Я рада, что ты снова рождён и живёшь с нами.
– Мммууу, – угрожающе протянул Бык.
Поклонившись, Руйя отступила. Он недоволен – его только утром привели во дворец. Прежний Бык, ставший к концу жизни совсем добрым с людьми, покинул этот мир давно, и его новое воплощение не успело привыкнуть к Руйе.
Не став мешать ему, девушка пошла прочь. Скоро день Игр, и если Бык разъярится, он на них убьёт всех прыгунов. Надо, чтобы Повелитель Кносса был в хорошем настроении.
Руйя спустилась вниз, в тень огромного разлапистого дерева. Несмотря на ветер, солнце палило жарко, по-летнему. Царевна свернулась клубочком в траве и задремала.
Игры на сей раз устраивались особые, в честь того, что царица Аэсса ждёт ребёнка. Юная и прелестная Аэсса была любимицей всего Кносса, если не сказать – всей восточной части Крита. После того как Илайя, сумевшая дать царю Маро лишь одну здоровую и дожившую до взрослых лет дочь, умерла, укушенная змеёй, Маро нашёл новую невесту, собрав прекраснейших дев со всего острова. И его внимание привлекла молодая жрица из Мальи.
Руйя, конечно, очень горевала по своей тихой, задумчивой матери, но время печали уже давно прошло. Пока она, Руйя, не замужем, продолжать род должна жена отца. К тому же Аэсса быстро подружилась с ней – она была лишь ненамного старше падчерицы и – что уж говорить – гораздо приветливее и умнее прежней царицы.
Говорят, у ахейцев и у египтян жрицы не должны выходить замуж. Вот чего Руйя понять не могла! Жрица ты или швея, ты – женщина. У женщины великая цель – поддерживать род человеческий.
Сама Руйя вышла из девчачьего возраста пару месяцев назад, очень этим гордилась и присматривала себе мужа. Пока что не выбрала подходящего. Но время ещё есть. Лет до двадцати, пожалуй. Она царевна, и ей никто не смеет приказывать. Особенно если Аэсса родит ещё детей, а тем более – если родятся мальчики.
Жизнь Руйи пока что и без мужа была замечательной…
Послышался звук трубы. Так, отец приехал, сейчас будут подавать обед. Руйя вскарабкалась по камням дворцового лабиринта, дружелюбно улыбнулась всё ещё недовольному Быку и побежала встречать царя.
Маро, ездивший на один из соседних островов с посольством, шёл в богатых одеждах по центральной лестнице. Ему бросали яркие цветы, на что он милостиво кивал.
– Здравствуй, дочка, – так же милостиво кивнул он и Руйе. Та поклонилась. Отца она бесконечно уважала и чтила, как уважал и чтил его любой другой подданный, но любить она его не любила совершенно. В отличие от матери, он никогда не говорил ей ласковых слов, никогда не играл с ней. Руйя не обижалась – для неё это было порядком вещей. Царских дочерей растят их матери, и это всем известно.
– Не видала ли ты, дочь, лилейнолицую Аэссу? – спросил тем временем Маро. – Она не вышла встречать меня.
– С твоего отъезда я её видела мало, отец, и редко, – объяснила девушка. – Мне кажется, она была очень опечалена разлукой с тобой.
– Ну так что же ко мне не вышла? – нахмурился царь и прошёл к внутренним покоям, уже не обращая внимания на цветы и приветствия. Руйя тенью скользнула вслед и прижалась к дверному косяку.
Аэсса сидела в тронном зале, совсем на себя не похожая – угрюмая, сгорбившаяся.
– Что с тобой, звезда Кносса? – резко произнёс царь. Верный признак того, что он сердит – наедине он всегда называл супругу по имени или каким-нибудь ласковым прозвищем, оставляя всякие затейливые обороты для дворцовых церемоний.
– Ничего особенного, сын Быка, – в том же тоне ответила царица. Руйя была просто ошеломлена: чтобы беззаботная, добродушная Аэсса говорила таким ледяным голосом!
– Почему ты не вышла, когда я торжественно подъехал ко дворцу?
– Мне нездоровится, наследник Миноса, – Аэсса встала и попыталась уйти, но Маро, схватив её за локоть, рявкнул:
– Женщина! Я взял тебя не затем, чтобы ты распоряжалась собой как хотела и позорила меня перед подданными! Ещё на Игры не явись! Попробуй, попробуй!
– Повелительница змей, могущественная… – забормотала дрожащая царица.
– Замолчи! Я думаю, Повелительница змей в страшном гневе от поведения собственной жрицы! Отошлю тебя с позором в Малью, если ты не будешь соблюдать правила, положенные для моей супруги!
Тут Аэсса разрыдалась. Разрыдалась так горько, что изумлённый Маро выпустил её локоть, и царица, захлёбываясь слезами, убежала в свои покои.
Как и следовало ожидать, это происшествие испортило Маро настроение на весь день. Он раздражался на Руйю, на советников, на каждого, кого видел. Даже чуть не метнул нож в Быка. В Быка!
А Аэсса не появилась за обедом. И за ужином тоже. И вообще она весь день не выходила.
Лишь ближе к закату, смилостивившись, царь величественно сказал:
– Я прощаю мою жену. Должно быть, ею овладела болезнь души, свойственная женщинам, имеющим дитя в утробе. Позови её, Руйя, в тронный зал. Пускай не таит обиду.
Руйя побежала в женские покои. Они пустовали – значит, царица всё-таки вышла через другую дверь. Конечно, в покоях в это время года духота, как ни обижайся, а погулять-то хочется… Царевна спустилась в лабиринт, откуда доносился сердитый рёв Быка.
Бык, видно, был зол до предела – ревел не переставая. Любопытно, из-за чего? Еду, что ли, порченую дали? Решив отложить поиски Аэссы, Руйя направилась к стойлу. Не хватало ещё, чтобы Бык заболел! Да так скоро после прихода во дворец! Да прямо перед Играми! Это не просто будет дурное, это будет страшное предзнаменование.
Однако оказалось, что еда тут ни при чём. Прямо перед стойлом Быка лежало уже окутанное стаей мух тело молодой царицы, и в её груди торчал костяной нож…
Над мёртвой Аэссой стоял неизвестный Руйе мужчина, лет двадцати пяти на вид. По одежде – критянин, по чертам лица – кто-то из юго-восточных народов. Бронзовый цвет кожи, как у египтянина, но глаза более узкие и нос побольше…
Руки у незнакомца были в крови, и рукоять ножа тоже была перемазана кровью.
Казалось, прошли века, прежде чем схватившаяся за сердце Руйя, очнувшись от оцепенения, завизжала:
– Царица мертва! Царица убита! Все сюда!
Мужчина повернулся и быстро зашагал прочь, но царевна цепко схватила его за руку:
– Убийца! Не уйдёшь!
Начал сбегаться народ – сперва слуги, которые были ближе всех. В общем переполохе Руйя растерялась, но руку незнакомца не выпустила. А тот лишь спокойно сказал:
– Я не убийца.
Наконец, подоспел Маро и тихо ахнул, увидев распростёртое на земле тело жены. Потом медленно повернулся к мужчине, которого Руйя держала.
– Ты убил царицу? – проскрежетал он.
– Нет, не я, славный царь, – ответил пойманный. – Я увидел, как некий человек, закутанный с головы до ног в покрывало, вонзает в неё нож. Я погнался за ним и успел его ранить, но он, выхватив мой меч, скрылся. В то же мгновение появилась твоя дочь и сделала не те выводы.
Побагровев от такой наглости в довершение ко всему, Маро вынул свой ножик и собрался было заколоть преступника на месте, но тот лишь отошёл и предупредил:
– Я не твой подданный, славный царь. Я финикийский посланник Алефи, и убить меня без приговора верховного судьи ты не можешь.
– Хочешь ещё пожить, гадина? – дрожащим от ярости голосом прошипел царь. – Ну что ж, поживи. Судья Куро сейчас в Малье, но он вернётся уже с часу на час! Стража!
Дворцовые стражники схватили Алефи и уволокли его в одну из крытых построек лабиринта, предназначавшуюся специально для преступников, ожидавших казни.
Не выдержав больше, Маро со стоном опустился на колени перед мёртвой Аэссой. Служанки деликатно прикрыли царицу покрывалом, чтобы запах не привлекал мух.
Руйя, только сейчас по-настоящему осознав потерю, расплакалась. Что такого случилось, что у неё отнята теперь и вторая мать? Весёлая Аэсса, оживлявшая весь дворец своим присутствием…
Чтобы оставить царя и царевну наедине с их горем, большая часть людей разошлась. Вместе с Маро и Руйей царицу оплакивали лишь знатнейшие приближённые царя – военачальник Улато, отважнейший полководец мира, ни разу не проигравший сражения, и советник Кано, горбатый уродец, немногословный, зато уж отличавшийся умом острей иглы.
– Только чужеземец проклятый и мог такое сотворить! – воскликнул насупленный Улато. – Аэссу любили все, все…
– А каким зверем нужно быть, чтобы убить женщину, носящую ребёнка! – ужаснулся Кано.
Руйя была не в силах это терпеть. Она побежала прочь, не разбирая дороги. Глаза ей застилала пелена слёз. Очнулась она, лишь ударившись головой о какую-то дверь.
Оказалось, что она пришла к тюрьме.
Тюрьма!
Девушке остро захотелось самой войти и убить этого негодяя, задушить, ударить камнем, как угодно, как угодно… Но тут же она вспомнила: нет ведь, чужеземцев и вправду даже сам царь, не говоря уж о ней, не имеет права казнить.
Что ж, но избить-то можно! О да, простое отсечение головы – слишком высокая честь для мерзавца, убившего царицу и её дитя!
Руйя постучалась. Стражники пропустили её внутрь без вопросов.
– Я соболезную тебе, царевна, – раздался голос. Глаза Руйи ещё не привыкли к почти полной темноте, и она вздрогнула. Затем, присмотревшись, убедилась, что это Алефи. Он был в тот день единственным узником.
– Ты ещё смеешь мне соболезновать! – в ярости закричала она. – Ты, ты, проливший кровь невинных жертв…
– Я не проливал этой крови, – всё с тем же холодным спокойствием прервал её финикиец.
– Ах так? – Руйя уже и не знала, как бы его в ответ на такое назвать. Его дерзость не имела границ. – Может, ты, убийца, ещё и о пощаде меня будешь просить?
– Тебя я просить о пощаде не буду, – гордо сказал он. – Это низко для мужчины – молить о снисхождении женщину.
– Я царевна!
– Я знаю. Я уже несколько раз тебя видел, когда приехал сюда несколько дней назад.
У Руйи промелькнула мысль, что это вообще не человек. Как он может вести себя таким образом, когда ему вечером предстоит умереть позорной смертью?
– Ты не боишься казни? Может, ты собираешься заново возродиться, как Бык?
– Моё имя и значит «бык» на моём родном языке, – сообщил он. – А казни я, конечно же, боюсь. Но я с младых ногтей плавал по морям, я пережил уже не помню, сколько бурь и прочих приключений. Если паниковать, не выберешься из переделки точно. Если нет – ещё есть надежда.
Это всё просто лишило девушку дара речи. Она замолкла. Алефи тоже молчал, глядя на неё в упор своими чёрными глазами.
– Что ты на меня смотришь? – прищурилась Руйя. – Просишь-таки пощады?! Не дождёшься, со всем твоим хвалёным хладнокровием! Я ненавижу тебя, убийца…
Он поправил её:
– Нет, я же сказал, что не буду просить. А смотрю я на тебя потому, что ты красивая.
– Что?!
– Я бы сказал, очень красивая. Даже в таком разозлённом виде.
Руйя резко развернулась, думая, не вызвать ли стражу. Но потом, смутившись, не стала поднимать шуму. Что этот Алефи, скованный цепями и почти приговорённый к казни, может сделать?
Когда она уходила, финикиец сказал ей вслед:
– Аэссу убил не я.
========== Глава 2. Печать ==========
Верховный судья действительно приехал вечером. Его сразу же оповестили об убийстве и привели в тронный зал, где готовили к погребению Аэссу.
Узнав подробности, Куро хмыкнул:
– Да уж, приговор ясен как день. Сейчас поем и быстро напишу.
– И ты, Руйя, поешь, – велел Маро.
– Что? – обернулась Руйя, всё ещё всхлипывавшая.
– Ты не ела весь день, дитя моё, – непривычно ласково сказал отец. – На тебе теперь висит судьба нашего рода, пока я не найду новую жену. Не дай горю извести и тебя.
Девушка слабо кивнула. Ей и Куро подали хлеб, баранину и оливковое масло. Проголодавшийся с дороги судья ел сытно, а царевна лишь чуть-чуть погрызла кусочек хлеба. Есть ей совершенно не хотелось.
Дело было не только в печали. Если бы! Но у Руйи из головы не шёл этот растреклятый Алефи. Почему, ну почему сначала она ненавидела его всеми фибрами души, а теперь не могла собраться с силами для ненависти… Вновь и вновь она напоминала себе, что это худший из людей, убивший без зазрения совести беременную царицу – хуже нет преступления! И всё же у неё в памяти всплывали его пронзительные глаза, прямые губы, лишь немного скривившиеся в горькой усмешке, копна тёмно-каштановых волос. Не зря его в честь Быка назвали – он очень силён, если бы она не созывала людей, когда держала его за руку, ему бы ничего не стоило её отбросить…
Царевна не помнила, как закончился ужин, как стража была послана, чтобы привести Алефи. Верховный судья тщательно написал на папирусе приговор и открыл свою котомку, чтобы достать печать – царскую печать с жёлтой лилией.
Его глаза удивлённо расширились. Он сунул внутрь руку, пошарил по всей котомке. И испуганно поднял глаза:
– Великий царь… великий царь…
Маро напрягся, готовясь к новому несчастью.
– Печать пропала.
– Как?
– Не знаю! Я заходил во дворец и проверял – она была! А сейчас нет!
Царь быстро велел обыскать каждый уголок дворца, считая стойло Быка. Все стражники и рабы бросились исполнять приказ – без царской печати верховный судья как без рук, да и сам царь тоже.
Через два часа, вбежав, задыхаясь от усталости, в тронный зал, Руйя известила отца:
– Нигде ничего.
– Значит, пока что моя казнь отложена, – сделал вывод сидевший в кандалах на полу Алефи. Царь в ярости сжал кулаки. Узник был прав: знатного чужого подданного просто так не убьёшь. Даже ради покойной Аэссы нельзя рисковать миром с финикийцами.
– Сколько времени нужно для изготовления новой печати? – спросил Куро. Царь подумал:
– Если привлечь к делу лучших мастеров… два дня. Мне надо будет ещё объявить о её подлинности.
Они с судьёй удалились – отдавать распоряжения касательно изготовления замены. Стража и слуги всё так же продолжали снаружи поиски, и Алефи оставался без охраны. Впрочем, это было неважно – его руки и ноги были скованы.
Руйя, опасливо косясь на него, прижимаясь к стене, бочком направилась к своим покоям.
– Ах, ясно. Ты думаешь, царевна, что я не только заколол твою мачеху, но и задался целью перебить всех женщин Кносса, – съязвил Алефи. – А не приходила никому в голову мысль, что это Бык уничтожил печать, чтобы не допустить несправедливой казни?
– Несправедливой?
– Я не убивал царицу, – повторил он снова.
Руйя, осмелившись, подошла к нему:
– Но кто тогда, как не ты? Из здешних Аэссу любили все.
– Её хвалили и славили, потому что её любил царь.
Царевна онемела. Она, одна из лучших подруг несчастной Аэссы, и подумать не могла о таком. А ведь её мать, помнится, тоже везде прославляли – пока она не впала в царскую немилость из-за отсутствия здоровых наследников…
– Я не знаю, кто истинный преступник, – продолжал финикиец. – Но причин убить царицу могло быть множество. Кто-то мог опасаться её влияния на царя. Кто-то мог быть из враждебной ей семьи. Кто-то мог считать её злой мачехой!
Руйя побелела от ужаса:
– Это ложь! Я любила Аэссу почти как мать!
– Это лишь разные возможности, – успокоил её Алефи. – Я не думаю, что это ты, царевна. Ты горюешь по ней, и это очевидно. Однако, между прочим, есть и вероятность того, что царицу заколол кто-то, кто её любил.
– Как так?
– Очень просто. Какой-то молодой дурень из её прежних поклонников мог не вынести того, что она замужем за Маро, и спьяну её прирезать.
Алефи рассуждал о таких вещах спокойно и бесстрастно, а Руйе было невыносимо это слушать. Со дня свадьбы Аэсса в её глазах вознеслась до небес, до той вышины, на которой уже пребывал Маро. Звезда Кносса! Супруга сына Быка! Считать её обычной женщиной? Никогда!
– К-как можно быть таким непочтительным? – прошептала она.
– Это не я непочтителен, а ты, царевна, наивна, – улыбнулся Алефи. – На этой земле большинство из нас всё-таки остаётся людьми, а не чем-то сверх того. Аэсса, хоть и стала царицей, продолжала быть много кем: жрицей Повелительницы змей, дочерью малийского купца, ну и, наконец, молодой красавицей, которой, не исключено, было скучно и тоскливо!
У Руйи уже и слов не нашлось, чтобы ответить на новую дерзость. Владычица Кносса не бывает несчастна!
Стражники, утомившиеся после поисков, ввалились в зал и схватили Алефи. Тот лишь кивнул на прощание Руйе:
– Обдумай всё, госпожа царевна. Тебе природа дала ум и воображение, жаль только, что в сочетании с простодушием.
Один из стражников грубо заткнул ему рот.
Вскоре тяжело дышавшая от волнения Руйя осталась одна. Голова у неё кружилась. В ужасе она пыталась мысленно убедить себя, что Алефи всё же наговорил ей с три короба самой отвратительной лжи, какую только можно измыслить… но все её попытки разбивались о правильность его суждений.
Вспомнилась вновь родная мама. «Дитя моё, меня недолюбливают советники…» «Под этим деревом незадолго до царских смотрин юный Хенно признался мне в любви. Тогда я была красивей, чем сейчас, да и веселей…» «Маро почти не обращает на меня внимания. Руйя, родненькая, без тебя я бы здесь померла с тоски…»
Почему же царица Аэсса не могла страдать, как прежде царица Илайя? В конце концов, Маро не спрашивал её согласия, когда женился. Царям дано такое право. Кроме того, мама хоть местная была, а Аэссе пришлось уехать из родной Мальи, едва ли не с другого конца острова. Вдруг у неё остался там возлюбленный…
Впрочем, нет, надо размышлять не так. Всё это возможно, но к смерти Аэссы вряд ли имеет отношение. Вот почему царица была такой угрюмой и замкнутой в последнее время? Даже приезд Маро её ни капли не развеселил! Да что там – она же ребёнка ждала, женщина в таком положении сейчас поплачет, через час хохотать будет, таким переменчивым нрав делается. А Аэсса ни разу не улыбнулась за последние дни… или недели?
В отличие от жрецов или писцов, Руйя не вела точного счёта времени и теперь об этом пожалела. Так, напрягаем память. На предыдущих Играх, когда прежний Бык был ещё жив, Аэсса ещё была весела-веселёшенька. Шутила, в ладоши хлопала, цветы прыгунам бросала. Потом… да, вот о беременности она уже объявила, будучи довольно безрадостной.
Она не хотела ребёнка? Руйя читала, что иногда попадаются сумасшедшие женщины, не желающие рожать. Даже знахари есть, которые ядами младенцев нерождённых убивают или ножом вырезают… бр-р-р!
Прогоняя от себя гадкие видения, девушка пошла спать.
Спалось ей плохо. То опять мерещился труп Аэссы, окровавленный клинок в груди царицы, жужжащие вокруг мухи. То появлялось красивое и гордое лицо Алефи – и через мгновение Руйя видела мёртвое тело финикийца на камнях и голову, отсечённую топором. То вовсе девушке чудилась лишённая тела рука с ножом, поднимавшаяся над ней самой…
Царевна встала, когда на горизонте только-только зазолотилась и заалела заря. Перед глазами всё ещё мелькали ночные кошмары, красные искры-брызги крови. К горлу подкатил комок тошноты.
Затеплив светильник, Руйя лежала без сна. В тронном зале начали собираться советники – нужно было обсудить не только готовившиеся похороны, но и важное торговое соглашение с египтянами. Голоса доносились даже до женских покоев.
В конце концов, Руйя тихонько прокралась к дверям в зал, чтобы понаблюдать за Маро и двором. Она почти окончательно уверилась: Алефи невиновен… он не может быть виновен… Убийца – среди обитателей Кносса.
Царь с непроницаемым, не меняющимся лицом – будто только маску скорбную надел – вполголоса что-то говорил. Взгляд Руйи заскользил по придворным.
В присутствии царя выпрямившийся, насколько это было для него возможно, Кано уже собирался выдвигать возражения. Его глаза сверкали, а руки поднялись в выразительном жесте. Рядом стоял мрачный Улато, отступив на пару шагов – разговор шёл не о войнах, его мнение было мало кому нужно. Эхио, наместник Фаиста, плохо знавший кносских жителей, неловко, будто извиняясь, улыбался. Писец Шеро что-то напряжённо царапал на дощечке…
Все так или иначе ощущали потерю. Всем было неуютно… кроме убийцы.
Но как же Руйя могла его высмотреть?
Нет, так не выйдет. Советники, преданные царю, не желающие рисковать своими должностями – да разве они могли убить царицу? Ведь даже за малую рану, нанесённую кому-то из правящей семьи, можно отправиться в изгнание. А вот тот же Кано, например, или Улато – они, что пиявки, вцепились в свою власть. О нет, убийца Аэссы, скорее всего, прячется среди простого люду. Ведь в лабиринт, в отличие от собственно дворцовых помещений, пускают всех.
Руйя прокралась обратно к своей спальне и рассеянно положила в рот услужливо поданный рабыней изюм. Нужно заморить червячка, а потом пойти в город. Вот тогда-то преступник и изменник не избежит правосудия.
========== Глава 3. Город ==========
Со вчерашнего дня ветер утих. В такую погоду только бы лежать под оливой да опахалом обмахиваться… но Руйя решительно, стараясь не глядеть на отдыхающих знатных женщин, зашагала по направлению к городу.
Правда, по пути она сделала небольшой крюк и заглянула в темницу. Стражники, конечно же, её снова впустили без всяких вопросов.
– Я иду вниз, в город, искать убийцу Аэссы, – сообщила Руйя пленнику. Глаза её понемногу привыкли к мраку, и она заметила, что Алефи улыбнулся:
– Ну наконец-то ты прислушалась к моим словам, царевна. Будем надеяться, что двух дней хватит на то, чтобы твои поиски увенчались успехом.
Двух дней? Руйя вздрогнула. Она и забыла, что уже послезавтра будет готова новая царская печать. Приговор Алефи будет подписан…
– Если что, я умолю отца отложить казнь! – неожиданно для себя воскликнула она.
– Радеешь обо мне или о правосудии? – уточнил финикиец и отвернулся. Покраснев, Руйя быстро вышла наружу, лишь на мгновение задержавшись, чтобы спросить у стражников:
– Пленника кормили?
– Нет, – удивлённо отозвался один из них.
– Принести ему воды, хлеба и фруктов.
– Но, царевна, его казнят…
– Приговор ещё не подписан.
– Царь будет недоволен…
– Отец и не узнает. Разве он заботится о том, как я распределяю мои собственные запасы продовольствия? Я приказываю вам дать Алефи покушать и и тем более попить. В такую жару без воды зачахнуть можно.
Руйя отправилась дальше к городу, зная, что стража её послушается. Голова у неё слегка кружилась, в висках стучало – и причиной тому была не только жара. Девушка сама не полностью осознавала, почему так рвётся помогать Алефи. В конце концов, она почти с ним не знакома… но он не похож ни на кого из тех заискивающих льстецов, которые ей известны.
Два дня, только два дня! А Маро неизвестно, согласится ли, если дочь попросит его перенести исполнение приговора на потом.
…В городе было шумно и весело – простые люди не всегда могли себе позволить валяться под деревьями. После полудня, разумеется, они тоже лягут отдыхать, но до полудня надо сделать все дела. Расхаживая по узким улочкам, Руйя немного растерялась от заполонившей улицы толпы лавочников и покупателей.
– Рыбка, свежая рыбка, только что из моря!
– Лучшее оливковое масло в Кноссе! Налетай!
– Пифосы, вазы, амфоры, миски, кувшины! Ахейская роспись!
– Египетская слоновая кость! Только у меня!
Было столько народу, кричащего и бегающего, что Руйя оторопела. Где здесь в этой пестроте прячется убийца Аэссы? Его и за два года не отыщешь, даже если ты царевна.
Девушка подошла к ближайшему лотку, принадлежавшему фруктовщице. Торговка, узнав покупательницу по богатой одежде и ожерелью из золотых бычьих голов, склонилась в поклоне, явно разрываясь между церемонной вежливостью и стремлением побольше расхвалить товар:
– Славная царевна, мои соболезнования по поводу смерти звезды Кносса, чем могу услужить? У меня отличные яблоки, золотистые, как солнышко. И совершенно дивные анатолийские вишни, очень полезны для цвета твоих щёчек и губок…
– Мину вишен положи, – попросила Руйя и подала ей слиток почти чистого серебра в четверть мины. Понятное дело, даже совершенно дивные вишни такой платы не стоили, да что там, весь лоток стоил меньше. Но царевне очень хотелось разговорить торговку, иначе от неё ничего путного не добьёшься.
И точно – просиявшая женщина всплеснула руками и защебетала веселее прежнего:
– Ах, добрейшая царевна! Уверена, что не хочешь яблочек? А персики какие есть – пушистые, что твой котёнок!
– Я б хотела, чтобы ты мне помогла, дорогуша, – пояснила Руйя. – Как зовут-то тебя?
– Лисса, царевна.
– Ты местная или из деревни?
– Местная-местная, уже который год ежедневно здесь торгую, меня все знают!
Некоторое время Руйя молча ела вишни (надо признать, действительно отменные), обдумывая, с чего бы начать.
– Я хочу разыскать убийцу царицы Аэссы, – наконец, начала она. – Думаю, ты сможешь мне немножко подсобить.
– Царевна, а ведь говорят, что убийца схвачен…
– Ложные слухи, – отрезала девушка. – Итак, Лисса. Скажи, пожалуйста, ты ведь, говоришь, каждый день тут сидишь… Не приезжал ли в город кто-нибудь из Мальи со времени последних Игр?
– Куро, судья верховный, вчера вернулся…
– Да нет же! Я имею в виду коренных жителей Мальи!
Лисса задумалась:
– Через три дня, по-моему, после Игр приехал один из тамошних знатных, неделю в Кноссе пробыл…
Руйя кивнула – она тоже помнила, что как раз в это время во дворце побывал сын малийского наместника.
– Потом, – продолжала торговка, – проездом был тут продавец черепашьих панцирей. Один панцирь даже царице хотел передать, да что-то не заладилось.
– А как его звали, не припомнишь?
– Где уж мне! Тощий такой, высокий. Целый ящик панцирей тащил. Утром пришёл, а после полудня и отбыл.
Это было уже любопытнее. Конечно, сейчас уже будет очень трудно вычислить, кто был этот мужчина – мало ли подобных торгашей приходит из прибрежных областей! Но Лисса утверждает, что он пытался переслать один из панцирей Аэссе. Почему ему это не удалось? Нет, может, конечно, стража всего-навсего сочла товар слишком неказистым для знати.
– Перед новолунием путешественник один из Мальи тут был. Походил, всё посмотрел, что-то на табличке глиняной нацарапал и дальше пошёл. Богатый такой, щедро мне за фрукты заплатил. Тоже поджарый, кожа – как у африканца, видно, под солнцем много ходит. Да-а, щедрый был он. А то мне как в день Игр господин советник серебра дал, так с тех пор потом я долго на мели была, и тот гость меня прямо выручил.
– Больше никого не назовёшь?
– Да нет, вроде никого.
– Ладно… Спасибо, Лисса. Тот богатый путешественник тебе не говорил, куда он дальше едет?
– Гм… – напрягла память лоточница. – Мне не мне, но я слышала, он кому-то рассказывал, что собирается дальше на север, в Паннонию. Я не уверена.
– А черепаший торговец?
– Да его я вообще почти не помню, царевна, он к моему лотку и не подходил. Кто его знает! Наверное, когда весь товар распродал, обратно в Малью отправился.
Поблагодарив Лиссу и вручив ей ещё и жемчужный браслет, Руйя отошла и стала размышлять. Есть ли вероятность, что кто-то из этих двоих связан с гибелью царицы? Путешественник? Навряд ли. Он богат, а значит, фигура заметная, рисковать тоже не захочет. И если он был тут перед новолунием, а потом поехал на север, сейчас его уже куда угодно, хоть в гиперборейские земли занести могло, о которых ахейцы рассказывают. К тому же, раз он в Кноссе швырялся серебром направо и налево, он не заботился о том, что его запомнит много народу.
А вот продавец панцирей… вправду, кто его знает? Более безликого существа не найдёшь. Любой, особенно в береговых селениях, может им сделаться – поплавай в море, налови черепах и тащи на рынок. Лиссе этот тип запомнился только тем, что предлагал товар для царицы… Почему именно для царицы? Ведь все посылки во дворец в первую очередь преподносятся царю.
Ну и ясное дело, что таинственный торговец не хотел быть потом узнанным! Раз избегал местных памятливых лоточниц. Это необычно – кому после долгой поездки не хочется прохладных сочных фруктов?
Не чувствуя жары, Руйя кинулась наверх, в лабиринт. Ей нужно было посоветоваться с Алефи. Опытный финикиец, скорее всего, подскажет, как выследить этого загадочного малийского гостя – и как мог быть связан гость с Аэссой и её убийством.
Во всяком случае, выглядела вся эта история с панцирями очень подозрительно.
На входе в лабиринт Руйя столкнулась с Кано. Он по обычаю шёл навестить родителей, живших в городе. Точнее, плёлся.
– Ах, прости, царевна, – пробормотал он, заметив, что она упала на землю.
– Да ничего, – отмахнулась, встав, Руйя. Даже не поглядев на неё во второй раз, советник побрёл дальше. То ли он ещё горевал по царице, то ли на совете ему не удалось протолкнуть какую-то свою идею. Руйе очень хотелось бы думать, что причина в первом, но после беседы с Алефи она уже побаивалась верить слишком явно выказываемой скорби.
В стойле лабиринта кормили Быка. На мгновение царевна остановилась, полюбоваться могучим Повелителем Кносса. Он постепенно привыкал к окружающим и глядел на своих слуг намного милостивее. А возможно, его вдобавок жара разморила. По летней погодке никому мычать и лягаться не хочется.
========== Глава 4. Малья ==========
Выслушав сбивчивый рассказ Руйи, Алефи задумчиво согласился:
– Да, странноватым мне кажется этот торговец…
– Как его можно отыскать? – в отчаянии спросила царевна. – Если уж лоточница его в лицо не запомнила, то о его существовании забыли к сегодняшнему дню уже все!
– Тебе надо поехать в Малью, сейчас же, – хмуро подсказал узник.
– Но там же их сотни, таких продавцов!
– Во-первых, не сотни, а меньше. Во-вторых, далеко не все из них могут позволить себе так просто взять и отправиться в Кносс. В день Игр, скажем, или на какой-то подобный праздник – да, сюда весь остров съезжается. Но, прошу прощения, по жаре, без всякого видимого повода… Только ради того, чтобы попробовать передать товар госпоже царице!
– Я понимаю, – уныло кивнула Руйя. – И как же нашего гостя найти?
– Я как раз об этом. Продавцы панцирей, чтоб ты знала, друг друга терпеть не могут. А уж те из них, кто ухитрился разбогатеть, и вовсе заслуживают лютую ненависть собратьев по ремеслу. В сладком сне каждый подобный торговец видит себя единственным и безраздельным владельцем всех черепах моря – и соответственно роскоши, которую он может на них заработать. То есть если ты придёшь к любому продавцу панцирей и заявишь, что ищешь убийцу, который был замечен в Кноссе через несколько дней после предыдущих Игр… тебе с радостью выложат список всех знакомых продавца, которые ездили в этом направлении.
