Текст книги "Любовь и все, что с ней связано (ЛП)"

Автор книги: ausland

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Вместо того, чтобы сразу войти, как зельевар поступал по обыкновению, он позвонил и стал ждать на крыльце, не обращая внимание на пронизывающий до костей холод. Однако выражение ее лица, когда ведьма открыла дверь, того стоило, а поток теплого воздуха, просочившийся из ее дома, согрел его гораздо меньше, чем ее ослепительная улыбка.

– Входи, – проговорила Гермиона с такой застенчивостью в голосе, какой не было уже давно.

– Ты выглядишьвосхитительно, – сказал Северус, стряхивая снежинки с ворота пальто. – Ты уже готова?

«Восхитительно» – не совсем правильно отображало этот контраст, создаваемый шелковым струящимся платьем цвета красного дерева, молочно-белой кожей, украшениями с изумрудами и ее блестящими локонами. Она, казалось, выглядела старше. Раньше она практически никогда не пользовалась косметикой, и он с упоением отметил, что сейчас ее глаза казались более четкими, губы алыми, а ресницы еще темнее, чем обычно.

Некоторое время гриффиндорка стояла напротив, глядя на него, склонив на бок голову.

– Почти, – ответила она после паузы. – И… спасибо тебе.

Вечеринка была почти такой же невыносимой, как Северус себе и представлял. Как и предсказывала ведьма, там было полно народу, и все они безбожно налегали на выпивку. Среди них было много мужчин, которые в большинстве своем бросали оценивающие взгляды в сторону Гермионы. Он оставался рядом с ней весь вечер и смотрел испепеляющим взглядом на тех, кто ему особенно не нравился.

Если девушка это и заметила, то ничего не сказала. Но каждый раз, когда его взгляд становился слишком черным, на его руке появлялась ее мягкая ладошка, а ее лицо озарялось доброй полуулыбкой.

Он слышал перешептывания ее коллег так же отчетливо, как и она – все присутствующие интересовались, что делают двое британцев в толпе янки; взрослый мужчина и молодая девушка, которые не отходили друг от друга ни на шаг, тихо разговаривая с характерным британским акцентом и молчаливыми жестами. Никто из них не притрагивался к спиртному, и пока они держались на почтительном расстоянии друг от друга, шепот продолжался.

– … кто же знал, что мисс Прюд будет прятаться дома…

– … разве не он всегда вел себя так таинственно? …

– … Я не знал, что она с кем-то встречается…

– … вот почему она всегда отказывалась, когда я спрашивал…

– … как ты думаешь, сколько ему лет? …

Они проигнорировали все эти перешептывания и в конце концов отошли к самому дальнему и плохо освещаемому столу, где тихо беседовали до тех пор, пока не пришло время уходить домой.

Северус был совершенно уверен, что никогда раньше не испытывал более чудесного чувства, чем то тепло в груди от ощущение ее маленькой ладошки в его руке, когда он провожал ее домой.

========== Часть 3 ==========

Глава 3

В гостиной Гермионы стояла вечнозеленая рождественская ель, украшенная красными, золотистыми, серебристыми и зелеными игрушками, синими и желтыми огоньками. В комнате витал резкий сладковатый запах хвои, смешанный с ароматом печенья и корицы.

С приготовлением печенья Гермиона справилась сама. Если оно и было слегка подгоревшим, Северус по этому поводу ничего не сказал – он обнаружил, что ему нравится вкус жженного сахара, если к нему прилагалась гордая улыбка на лице Гермионы.

Декабрь принес в их маленький городок снег и холод. Но не тот нудный мокрый снег, который превращается в слякоть и лед, стоит ему лишь коснуться поверхности земли. Это был такой снег, который плавно падал с неба большими хлопьями и аккуратно ложился на все поверхности, покрывая их пушистыми снежными шапками. Температура заметно снизилась, но это не имело особого значения ни для Снейпа ни для Грейнджер, так как они оба предпочитали закрытую одежду, длинные рукава и высокие воротники вне зависимости от погоды.

Зельевар все еще не совсем понимал, почему гриффиндорка прячет свои руки – однажды, когда они готовили, она на минуту забылась и беззаботно закатала рукава до локтей, но потом вдруг словно опомнившись резко их опустила. Снейп мельком увидел что-то, что могло быть шрамом в форме буквы «V» или, возможно, буквы «N». Ему стало любопытно, что же было вырезано на ее руках. Но мужчина не собирался настаивать и ни о чем ее не расспрашивал. А она и не рассказывала. Северус прекрасно знал, что Беллатриса Лестрейндж любила вырезать на своих жертвах слова. И это было все, что ему нужно было знать, для общего понимания всей картины.

После школьной рождественской вечеринки Гермиона стала вести себя с ним более открыто и раскрепощенно – она постоянно касалась его руки, улыбалась ему своей яркой искренней улыбкой, пританцовывала, тихо напевая какую-то мелодию. Когда она находилась рядом, было очень трудно сосредоточиться на чтении книги или на приготовлении какого-нибудь зелья – в такие моменты основным его инстинктом было следить глазами за ее движениями, тщательно запоминая ее черты, впитывая ее голос и то, как двигались ее бедра, покачиваясь в такт мотиву, который она напевала, думая в этот момент, что он не смотрит на нее.

Северус выбирал рождественский подарок для Гермионы с особой тщательностью. Их совместный поход на рождественскую вечеринку окончательно убедил его в том, что сохранение благосклонности этой девушки необходимо прежде всего для его душевного спокойствия и личного счастья. Снова дарить ей что-то для ее кота было бы грубой и непростительной ошибкой с его стороны. Поэтому он все-таки решил, что подарок будет только для Гермионы Грейнджер и ни для кого другого.

Это решение ему неосознанно помогла принять сама Гермиона – великолепная, прекрасная Гермиона, с глазами, подобными солнечному свету, преломляющемуся в стакане виски, и голосом, подобным кофе и шоколаду.

– Я не знаю, что бы я без тебя делала, – ведьма сказала это таким тихим голосом, как будто поведала какую-то тайну, в нем слышались стыд и принятие, сожаление и благодарность.

– Думаю, что это зелье неплохо справилось, – он не хотел принимать ее благодарность, как не хотел навязывать ей свои эгоистичные мечты и надежды. Мужчину это обеспокоило.

– Нет, Северус. Я… спасибо, – от чего-то девушка расстроилась. Обычно Северус так легко читал ее мысли, а сейчас, когда она пыталась сказать ему что-то важное – он, казалось, не понимал, что именно. Снейп видел, как запнулась Грейнджер и в его груди отчаянно расцвела надежда.

– Это… ничего… не стоит… – его охватило смятение, и он попытался отмахнуться от этого чувства.

– Я серьезно, Северус. Это намного больше, чем приготовление зелья или дружба… Нет я… нет, это бесполезно.

Она снова сморщила нос, а выражение ее глаз стало таким беспомощным, что волшебнику ничего не оставалось делать, кроме как помочь.

– Я понимаю, – был ли его голос всегда таким грубым?

– Что? – теперь и ее лицо озарилось светом надежды.

– Я понимаю, о чем ты хочешь мне сказать.

Их глаза встретились, черные, такие темные, что невозможно было различить, где заканчивается зрачок и начинается радужка, и карие, свет солнечных лучей, преломляющихся в стакане с хорошо выдержанным виски.

Ты нужна мне.

Ты нужен мне.

Значит, будем держаться вместе?

Да.

В этот момент все было решено. Нет, это не было сказано. Но они и без слов поняли все, что хотели сказать друг другу. Для Северуса Снейпа это будет Гермиона Грейнджер, и все.

***

По какому-то негласному соглашению Рождество решено было встречать в доме Гермионы. Это не было спланировано заранее, скорее просто Северус задержался допоздна, снегопад снаружи был довольно сильный, дом Грейнджер был теплым и уютным, а кровать в гостевой спальне была уже застелена. Он прекрасно выспался на простынях, пахнущих ее мылом. Зельевар проснулся, когда солнце только-только поднялось на горизонте, а его лучи ярко отразились от снега. Взглянув в зеркало на свою голую, покрытую ужасными шрамами шею, он поморщился и натянул черную водолазку.

К тому времени, как Снейп встал, Гермиона тоже уже проснулась и стояла у окна кухни, в одной руке держа чашку кофе, а другой обхватив себя за талию. Он остановился в дверном проеме и окинул ее изучающим взглядом, позволив красоте утра и девушки, стоящей у окна, создать ту идеальную картину, которую волшебник хотел бы запечатлеть в памяти навсегда. Нежный синий халат был слишком тонким и недостаточно теплым для кухни, выложенной кафелем, с огромными окнами, пропускавшими морозный воздух внутрь. Вырез немного провис, открывая взору нежную шею и верхнюю часть позвоночника – обычно этого вообще не было видно, но сейчас ее волосы были беспорядочно подняты наверх. В стекле окна были видны очертания ее фигурки, очерченные сверкающим сиянием солнечных лучей, отражавшихся от снега. Маг видел в оконном стекле только ее отражение: стройная фигура, длинные пальцы и изящный изгиб носа.

Прошло некоторое время, прежде чем она тоже увидела его отражение в окне. Гермиона повернулась к Северусу и ее губы тронула мягкая улыбка.

– Счастливого Рождества, Северус.

– Счастливого Рождества, Гермиона, – ответил он, тоже слегка улыбнувшись ей, от чего уголки его губ слегка приподнялись.

– Подарки? – предложила она, быстро отхлебнув кофе, радостно напевая.

– После кофе, – ответил Снейп. Ведьма указала на стойку, где аккуратно стояла дымящаяся чашка (его чашка, черная с серебряным ободком).

Под елкой Гермионы лежала груда подарков, завернутых в бумагу ярко-красного цвета с золотым, очевидно, от ее гриффиндорских друзей. Но, к вящему удивлению Северуса, с другой стороны елки было столько же подарков, завернутых в разноцветную бумагу. Он повернулся к девушке, которая застенчиво смотрела на него.

– Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя обделенным, – покраснев, сказала она.

– Значит, ты решила подарить мне двадцать подарков? – неверяще спросил зельевар.

– Нет! – запротестовала гриффиндорка. – Здесь есть один подарок от Марты. И еще один от Гарольда.

Гарольд был владельцем маленькой закусочной неподалеку дома бывшего профессора.

Он просто не мог в это поверить, он отказывался ей верить. Эта маленькая кучка подарков была больше, чем он получал за всю свою жизнь. Дома был один или два раза, когда ему дарили подарки в детстве, но потом Рождество было благополучно забыто. В Хогвартсе в течение пяти лет Лили дарила ему маленькие, но приятные мелочи. Будучи уже взрослым, Снейп регулярно получал подарки от трех человек: Альбуса Дамблдора, Минервы МакГонагалл и Люциуса Малфоя.

– Ну, что же, давай откроем их! – весело сказала Гермиона, неуклюже растянувшись прямо на полу.

Он последовал ее примеру, притягивая к себе первый попавшийся сверток. Обернутый бумагой мягкого золотистого цвета, размером и формой он был подозрительно похож на книгу. Северус осторожно снял бумагу, отметив при этом то, с какой тщательностью он был завернут. Его взору медленно предстала книга, толстый фолиант, о котором он как-то упоминал гриффиндорке четыре месяца назад.

Ведьма, сидящая рядом с ним, с большим энтузиазмом стягивала бумагу со своих подарков – конфет, книг, носков, переносного сада с травами и чего-то похожего на самодельную мягкую игрушку, помесь лошади, нарвала и голубя. Пока Северус методично распаковывал свои подарки один за другим, Гермиона, казалось, на Рождество вернулась в детство, разбрасывая вокруг себя оберточную бумагу.

Вскоре рядом с зельеваром лежала аккуратная стопка книг, а также небольшой флакон с одеколоном, похожий на тот, что он сделал сам, что-то, что было похоже на довольно жидкий вязанный шарф зеленого цвета, новые контейнеры для хранения ингредиентов, подарочная карта в закусочную (предположительно от Гарольда) и несколько коробок конфет.

Грейнджер закончила с подарками раньше него и теперь смотрела на мага со счастливой улыбкой, обхватив колени и положив на них подбородок.

– Ну?

Северус приподнял одну бровь.

– В этом совершенно не было никакой необходимости.

– Значит, тебе нравится? – спросила молодая женщина.

Лгать в этот момент, чтобы сохранить лицо было бы жестоко, но в действительности с Гермионой у него уже не было лица, которое нужно было держать.

– Конечно, – наступила небольшая пауза и Снейп решил последовать совету своего внутреннего голоса. – У меня есть еще кое-что для тебя.

Глаза ведьмы загорелись.

– Правда?

Он упаковал в подарок для нее книгу – безопасный выбор. Но было кое-что еще, что маг приберег.

Северус молча встал и принялся рыться в кармане брюк. Гермиона тоже встала напротив него, ее волнение немного поутихло. Она стояла перед ним, так близко, что он мог разглядеть едва заметные веснушки на ее носу и каждую ресничку, бросающую тень на ее лицо.

Его рука коснулась металла подарка и, прежде чем он успел передумать (уже слишком поздно), он сказал девушке:

– Закрой глаза.

Она встретилась с ним взглядом и повиновалась. Он поднес к ее шее цепочку и легко застегнул, потому что ее волосы были подняты наверх и не могли помешать его движениям.

– Теперь можешь открыть.

Она так и сделала, и ее рука тут же взметнулась к шее. Цепочка была недостаточно длинной, чтобы гриффиндорка могла ее рассмотреть. Поэтому она прошла к зеркалу, висевшему над комодом в прихожей.

– О, Северус, это прекрасно, – проговорила она на выдохе. Он тоже подумал, что это выглядело на ней прекрасно – серебро мягко мерцало на ее коже. Кулон был обработан безупречно – Снейп был очень доволен тем, как все получилось. Руны здоровья, счастья и любви были наложены друг на друга в знаке, который выглядел как просто интересное переплетение линий, но он знал, что Гермиона обязательно поймет, что это такое. Он отправился в деревню Салем и заказал этот кулон специально для нее, только для Гермионы, а потом сам наложил на него защитные чары.

Мужчина подошел к девушке и, встав у нее за спиной, встретился с ней взглядом в зеркальном отражении.

– Значит, тебе нравится?

Нежная улыбка озарила ее лицо.

– Я в восторге, – она повернулась и запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

Он не совсем понимал, что заставило его тогда, в тот момент, это сделать, но Северус вдруг быстро наклонился и легко коснулся ее губ своими. Это был совсем не поцелуй – просто прикосновение губ друг к другу, гладкость ее кожи в том месте, где его пальцы удерживали ее лицо на месте самым легким движением, и трепет от того, что он находился к ней так близко.

Когда Северус после секундного колебания отстранился, Грейнджер вздохнула и ее чудесные губы приоткрылись. Потом она открыла глаза и заглянула ему в глаза.

– Как долго?

– Я не знаю.

– А что ты знаешь?

– Что готов любить тебя.

– Любить меня?

– Ну, да. Я готов дарить тебе любовь и все, что с этим связано.

Ведьма снова улыбнулась и придвинулась ближе к нему, прижавшись всем телом и уткнувшись головой в его грудь. Он обнял ее, на этот раз его движения были более уверенными. Когда он почувствовал, что она отстраняется, Снейп тут же убрал руки, но снова поднял их, увидев, что она лишь потянулась за очередным поцелуем. Гермиона босыми ногами поднялась на цыпочки, обвила руками его шею и приблизила его лицо к своему.

На этот раз ее губы сами открылись ему навстречу, углубляя поцелуй и позволяя его языку исследовать ее рот. У нее был вкус мяты, кофе и Гермионы. Сочетание ее хрупкого тела в его объятиях и ее вкуса во рту было самой восхитительной вещью, которую Северус когда-либо испытывал.

***

Теперь их жизнь вошла в новую колею. Теперь, когда Гермиона готовила для них еду, при этом напевая и пританцовывая, Северус мог подойти к ней сзади и поцеловать в шею. А когда он сидя на диване читал при тусклом свете настольной лампы, Гермиона пробиралась к нему в объятия и зажигала палочку, а он читал ей вслух. В ее лице появилось что-то новое, счастье, чистая радость, которая отражалась во всех ее движениях, в том, как девушка дотрагивалась о него, брала его за руку, прикасалась к его лицу или губам – все в ее действиях говорило о том, как она счастлива.

У Снейпа голова шла кругом от осознания того, он – причина ее счастья. Он – стареющий сурового мужчина, который так редко улыбается. Но ее улыбок хватало на них обоих – когда они вместе шли в библиотеку рука об руку, ее лицо сияло.

Зельевар хотел бы посвятить все свое время исследованию Гермионы, изучая ее губы, ее формы и ее вздохи, точно так же как он изучил ее привычки, выражение ее лица и ее смех.

Они все еще немного стеснялись друг друга – все ходили вокруг да около прежде чем найти повод для маленьких почти целомудренных поцелуев. Северусу нравилось лежать с ней на диване, завернувшись в теплый плед, читать или смотреть маленький телевизор в доме Гермионы, или разговаривать.

Они говорили обо всем на свете и в то же время совершенно ни о чем, старательно избегая тем, которые их пугали. Снейпа беспокоили его шрамы, ее шрамы, то, насколько она серьезна в своем отношении к нему, а также то, на сколько сильны его собственные чувства. В какой-то момент было негласно условлено, что они будут продвигаться вперед медленно-медленно, чтобы не торопить этот чудесный период поцелуев, взаимного обожания и новизны.

Он упивался крошечными едва заметными различиями последних дней от предыдущих. Гермиона была свободна от занятий, они вместе могли расслабиться, почитать и поговорить без помех. То, как загорались ее глаза, когда он наклонялся, чтобы поцеловать ее, без слов указывало ему на то, что ей нравятся его поцелуи. Осознание этого факта заставляло его улыбаться. Маленькая ладошка, проскальзывающая в его широкую ладонь, по дороге в библиотеку, заставляла его замедлять шаг, чтобы наслаждаться этим ощущением как можно дольше. Это была не столько новая сторона Гермионы, сколько новая грань их отношений.

Да, они разговаривали и спорили и раньше, но никогда раньше в самый разгар спора ведьма не забиралась к нему на колени, чтобы целовать его до бесчувствия, когда понимала, что спор ей не выиграть.

Они и раньше готовили еду вместе, но теперь все их блюда подгорали с завидной регулярностью, потому что ни один из них не замечал, как на заднем плане сработал таймер, так как в этот самый момент Северус посадил Гермиону на кухонный стол и был чрезвычайно занят ее губами, шеей и волосами.

Они и раньше касались друг друга, да. Но это были лишь случайные прикосновения или редкие объятия, которые были далеки от тех прикосновений, которые теперь они дарили друг другу. Теперь, подходя к волшебнику сзади Грейнджер проводила руками по его плечам, слегка их поглаживая, или зарывалась пальцами в его волосы и позволяла ему обнимать ее и целовать.

Мужчина думал, что уже и забыл, как это делается – и неуклюжесть всех его движений добавляла ощущение невинности. Гермиона была так же неуверенна, как и он – дело было не столько в неопытности, сколько в ее чувстве уязвимости. Ведь прошло еще слишком мало времени.

Ситуация достигла своего апогея однажды ночью, уже в новом году – в январе, всего за неделю до дня его рождения. Той ночью они были заняты тем, что целовались, лежа на диване в доме Гермионы. Северус наслаждался пьянящим ощущением ее тела под ним, ее рук, скользящих по его спине, ее поцелуев. Его рука скользнула под ее блузку, большая шершавая ладонь прикоснулась к гладкой коже ее живота, и ведьма вдруг замерла.

Снейп тут же отстранился от нее и сел, давая ей больше личного пространства. Глаза Грейнджер были закрыты, и она судорожно вздохнула. А потом вдруг резко поднялась и тоже села рядом с зельеваром, с вызовом заглядывая ему в глаза. Скрестив руки, она ухватилась за нижний край блузки и стянула ее через голову.

«Она прекрасно сложена», подумал Северус. Она осталась в тонком кружевном бюстгальтере, прикрывающем грудь. Кожу от правого плеча вниз по животу к левому бедру пересекал толстый шрам. На животе рядом с пупком виднелась еще одна старая отметина – изогнутый шрам, как от разреза.

А на предплечьях – работа Беллатрисы Лестрейндж. На одном ее предплечье было вырезано слово «Грязнокровка», а на другом – грубая безобразная молния. Северус решил, это потому что она магглорожденная и связанна с Гарри Поттером.

Он не нашелся, что сказать. Вместо этого, снова встретив ее пристальный взгляд, он начал расстегивать рубашку. Этот процесс был отнюдь не быстрым. Еще со времен своего преподавания Снейп имел привычку носить черные брюки и белую рубашку на пуговицах. Эту привычку он сохранил и по сей день. Его манжеты были уже закатаны, теперь остался только передний ряд пуговиц. Наконец он повел плечами из стороны в сторону, скидывая рубашку.

Северус знал, что его тело было слишком худым и неуклюжим. Но при этом оно было сильным, жилистым, хотя его плоские мышцы не совсем соответствовали классическому понятию о впечатляющем телосложении. Годы стресса, плохого питания и регулярные пытки сделали его тело худым, а кожу слегка желтушной – печень тоже была не в лучшей форме. Но с тех пор, как он окончательно обосновался в Америке, мужчина набрал вес, а его волосы и зубы стали выглядеть гораздо лучше.

Его грудная клетка, живот и спина были сплошь покрыты шрамами – когда Темный Лорд был недоволен своими последователями, он либо проклинал их сам, либо поручал кому-то, вроде Беллатрисы, сделать это вместо него. И как шпион, который не всегда мог предоставить точную информацию, Северус был наказан много раз.

Его шея тоже также знала и лучшие времена – масса шрамов, которые остались у него после укуса Нагини. Яд этой проклятой змеи лишь усугубил процесс, еще больше изуродовав кожу – зрелище было не из приятных.

Снейп нерешительно потянулся к Грейнджер. Она, казалось, поняла, чего он хочет – ведьма вложила свою ладонь в его и позволила ему провести ее рукой по шее, там, где она была покрыта ужасными шрамами.

– У меня тоже есть шрамы, – сказал мужчина тихим голосом. – Когда ты на меня смотришь, ты видишь только мои шрамы?

Пальцы Гермионы ласкали его шею. Ощущение от ее нежных прикосновений были ошеломляющими и одновременно с этим затормаживающими – он чувствовал это, когда пальцы ведьмы повторяли контуры линий, которые когда-то пылали болью.

– Я вижу человека, который был ранен слишком много раз. И теперь, глядя на тебя, я понимаю, что готова отдать все на свете, чтобы избавить тебя хотя бы от части всех этих страданий.

Снейп поднял руку и провел большим пальцем по ее щеке, вытирая слезы, которые грозили вот-вот пролиться.

– Для меня ты прекрасна, – другой рукой он провел по длинному шраму, что пересекал ее грудь и живот. Он почувствовал, как напряглись ее мышцы под его рукой, ощутил шелковистую гладкость кожи, которую покрывал это шрам.

Она одарила его улыбкой сквозь слезы.

– Тогда поцелуй меня.

Северус подчинился.

Большая часть одежды была сброшена с гостиной Грейнджер, а затем было негласно принято обоюдное решение хотя бы попытаться добраться до спальни.

Он потерялся в ней – Северус растворился и единственной его целью было целовать Гермиону, ощутить ее вкус, взять ее, сделать ее своей, потому что сам он уже давно принадлежал ей. Были носы, которые не вовремя сталкивались, и волосы, которые мешали. А комната и простыни на кровати были такими холодными, безупречно холодными. Но это было не важно, потому что тело девушки горело огнем.

Пальцы гриффиндорки запутались в его волосах, со всей страстью притягивая Снейпа ближе. Когда он, устроившись в колыбели ее бедер, полностью соединился с ней, их обоих накрыло восхитительное ощущение полного восторга. Мужчина слышал, как она шептала его имя, он слышал ее стоны вперемешку со всхлипами. Видел ее лицо в тот момент, когда она шагнула через край и упала с ним вместе в бездну наслаждения, прижимая его к себе так сильно, словно боялась потерять ту близость, что возникла между ними.

Было что-то неописуемо прекрасное, что-то невероятно мощное по ощущениям в том, чтобы видеть раскрасневшееся лицо Гермионы, когда ее накрывала волна удовольствия. Он упивался осознанием того, что какие бы ужасные воспоминания она не хранила, он забрал часть из них и на короткие мгновения дал ей покой. Для нее он больше не был бывшим Упивающимся Смертью. В этот момент он был мужчиной, а она была женщиной, и у них не было ни прошлого, ни будущего, только настоящее.

Они заснули, запутавшись ногами в беспорядочно сбившихся простынях. Северус накрыл их теплым пуховым одеялом при помощи беспалочковой магии, устало пробормотав заклинание. Он сгреб ее в охапку, поцеловал влажную от пота кожу за ухом и заснул рядом со своей ведьмой.

Проснувшись, Снейп почувствовал себя абсолютно счастливым. Ему было очень тепло – они уютно устроились в коконе из одеяла, делясь своим теплом друг с другом. Дыхание Гермионы все еще было глубоким и ровным. Зельевар не хотел просыпаться, не хотел вставать и нарушать ее покой. И поэтому он остался в постели – кажется, впервые за много лет Северус позволил себе расслабиться и снова заснуть, не обращая внимания на солнечный свет, льющийся в комнату через сквозь широкое окно.

В следующий раз, когда он проснулся, Гермиона обнимала его за пояс, положив свою голову ему на плечо и закинув ногу на его бедро. Теперь, когда мужчина проснулся окончательно, он уже не сможет снова заснуть и ему оставалось только дождаться, пока проснется ведьма, мирно посапывающая рядом с ним.

Пока гриффиндорка спала, Снейп рассматривал ее лицо – гладкость и нежность ее кожи, то, насколько она была хрупкой там, на ее веках, где синими прожилками проглядывались кровеносные сосуды, как прозрачна она была на внутренней поверхности ее рук. К своему немалому удовольствию, маг заприметил на шее девушки красные отметины, оставленные им ночью. Она была его. Его ведьма – это удивительно.

Теперь сомнений не оставалось – волна защищенности, которую он ощущал в этой новой жизни, поглотившая его, была глубокой и головокружительной.

Раньше Северус думал, что Лили навсегда останется его единственной любовью. Но как же он оказался неправ – настолько неправ, что мысль об этой женщине с волосами Гермионы, обнимавшей его, уже не казалась ему кощунственной. Абсолютно никакого сравнения – Гермиона затмила все, на что он когда-либо мог надеяться.

Это и было тем, чего ему не хватало, тем, чего он подсознательно ждал, даже не подозревая о существовании всего этого.

Это все была Гермиона, проснувшаяся в его объятиях. Она широко открыла глаза и растворилась в ощущении его сильных рук, обнимающих ее. В уголках ее глаз появились мелкие морщинки, что было верным признаком ее довольной улыбки. Волшебница провела пальцами по его груди.

– Доброе утро, – пробормотала она охрипшим ото сна голосом.

– Доброе утро, – приветливо отозвался мужчина. Он осторожны высвободил руку из мягкого плена ее волос, стараясь не причинить ей боли, и крепко поцеловал.

***

Когда в школе начались занятия, их повседневная жизнь снова изменилась. Северус неожиданно для себя обнаружил, что ему не нравится спать в одиночестве, что в те моменты, когда его мучила бессонница, лучше быть в теплой постели рядом с тихо посапывающей ведьмой, чем наедине с нескончаемым ревущим потоком собственных мыслей. В эти моменты, когда зельевар лежал без сна, он мог сосредоточиться на ней, на том, как она пахнет, на количестве веснушек на ее носу, на ее глубоком, размеренном дыхании. Бывали дни, когда она тоже не могла заснуть. В эти моменты они обычно разговаривали. Их беседы были пропитаны той душевной открытостью, которая может возникнуть только в комнате, погруженной в ночную тьму, когда собеседники настолько устали, что это больше похоже на сон, чем на реальный разговор.

В одну из таких ночей маг рассказал Грейнджер о Лили. А девушка описала выражение лица Драко Малфоя, когда его в конец обезумевшая тетка пытала ее в Малфой-мэноре. В ответ, зельевар рассказал ей об Альбусе Дамблдоре, намного больше, чем планировал. А она рассказала, как после войны все друзья оставили ее. И потерянный Гарри, который нашел свое счастье в объятиях Джинни, и скорбящей по погибшему брату Рон, который призвал на помощь все свое самообладание, чтобы пережить эту невосполнимую утрату и разобраться в собственных запутанных чувствах по поводу закончившейся войны. Снейп рассказал ей о своих родителях и их печальной жизни. А Гермиона заплакала и призналась, что ее родители отказались с ней разговаривать после того, как она вернула им воспоминания о себе, которые когда-то стерла.

Но также у них были ночи без сна, когда девушка была счастливее. Она рассказывала ему о том дне, когда получила письмо их Хогвартса, о волнительном полете на гиппогрифе, от которого потом долго тошнило, о том, как она мечтала стать целительницей или адвокатом, прежде чем поняла, что престижные должности не всегда доступны для магглорожденных девочек. А если она все же ее получит, то от нее ожидают, что она будет лишь образом Гермионы Грейнджер защитницы Хогвартса, обладательницы Ордена Мерлина первого класса и не будет выполнять никакой реальной работы. Он рассказал ей несколько своих счастливых воспоминаний из детства о Лили и о тех днях, когда его мать еще не сошла с ума.

По утрам Снейп провожал ее в школу, аккуратно поддерживая под руку. В первые несколько дней после каникул Гермиона приходила домой крайне взволнованная тем, что весь день коллеги расспрашивали ее о Северусе.

– Что мне им сказать? – спрашивала она, бессознательным движением накручивая на палец прядь волос. – Я ведь знаю, как важна для тебя личная жизнь, и, конечно, я не хочу, чтобы кто-то вмешивался и в мою личную жизнь, но…

Он ухмыльнулся ей, хитро сверкнув глазами.

– Я позабочусь об этом, – пообещал зельевар. – Завтра утром.

Это правда, что Снейп был тем человеком, который очень ценил уединение, но по своей натуре он был очень противоречивым. С одной стороны, мужчина хотел сохранить все, что происходило между ним и его гриффиндоркой в тайне от всех, чтобы никто не смог прикоснуться к этому своими любопытными пальцами. Их отношения должны быть только их. С другой стороны, он хотел решительно заявить о своих правах, пометить ее как свою самым очевидным способом, объявить всему миру о том, что Гермиона Грейнджер находится под его защитой, что любой, кто вызовет ее гнев, вызовет ярость и у него, потому что он, черт возьми, тоже принадлежит ей. Зельевар хотел, чтобы ни у кого не возникло сомнений в его преданности этой женщине, но в то же время он хотел сохранить ту иллюзию одиночества, которую они создали вместе.

Именно поэтому следующим утром, проводив ее до ворот школы, волшебник посмотрел вокруг, проверяя, не пришел ли кто-то из детей слишком рано, а потом наклонился к ее лицу и прижался своими губами к ее губам в целомудренном поцелуе. Северус не без удовольствия отметил, как ее щеки медленно покрываются очаровательным розоватым румянцем. А потом ведьма пристально посмотрела на него и строго сказала: