Текст книги "Любовь и все, что с ней связано (ЛП)"

Автор книги: ausland

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Когда дрожь Гермионы и болезненные стоны затихли, а потом и вовсе прекратились, единственным источником света в комнате была только настольная лампа. Когда девушка наконец расслабилась, и опустошенная обмякла на диване, Снейп шумно выдохнул. Облегчение захлестнуло его на одно сладкое мгновение, прежде чем он снова взял под контроль все свои чувства.

– Неужели вся боль прошла? – спросил он, немного удивленный хрипотцой в голосе.

Но она была ничто по сравнению с ее собственным охрипшим голосом.

– Еще нет, – прохрипела гриффиндорка, – Но в целом уже легче. Сколько сейчас времени?

– Скоро будет восемь, – ответил волшебник. – Тебе что-нибудь нужно?

Ведьма хотела было ответить, но поколебавшись, смущенно отвела взгляд. Северус тяжело вздохнул.

– Скажи мне, – резко сказал он. – Забудь на минуту о манерах и вежливости и скажи мне, что тебе нужно. Если это в моих силах, я дам тебе это.

– Ну, раз ты говоришь так, будто тебя только что выпустили из лампы, – устало сказала Грейнджер, – Я хотела спросить, не станешь ли ты возражать, если сегодня я переночую у тебя на диване. Я очень устала.

Это было видно по ее лицу – волосы все еще были влажными и казались темными, а кожа – липкой от пота.

Мужчина одарил ее подобием своей полуулыбки, которую, как он обнаружил, использовал в ее присутствии все чаще и чаще.

– Конечно, нет.

По ее ошарашенному лицу было ясно, что ведьма ожидала совсем другого ответа.

– Что?

– Ты будешь спать в моей постели, а не на моем диване, – закончил он свою мысль, и в каждой черточке его лица читался черный юмор. – Как ты думаешь, сможешь дойти сама?

– Гм… нет, пока нет… Северус! Что ты делаешь?! – Гермиона издала пронзительный звук, что-то среднее между визгом и смехом в тот момент, когда он поднял ее на руки вместе с одеялом, в которое она была завернута, словно в кокон.

– Это же совершенно очевидно, – ответил мужчина. – Я несу тебя в свою спальню.

Какая-то часть его предательского разума услужливо подсказала ему несколько альтернативных сценариев, где это было бы уместно, но он мысленно отмахнулся от них и сосредоточился на том, чтобы не оступиться, поднимаясь по лестнице.

Ее густые локоны были совсем рядом с его носом и норовили заставить его чихнуть. Гермиона вздохнула и зарылась лицом в ложбинку, образованную между его ключицей и плечом, устраиваясь в его раках удобнее. Для двадцатипятилетней женщины у нее был довольно хороший рост, но у Снейпа были сильные руки и ему нетрудно было ее держать и при этом найти опору на старой крутой лестнице.

– Тебе лучше быть осторожнее, а то я начну думать, что ты становишься мягкосердечным, – пробормотала девушка сонным голосом.

Она не могла видеть ни его лица, ни выражения его глаз. Это было хорошо – он задумался над своим ответом, пытаясь подобрать слова.

– Может быть и так, – сказал наконец Северус таким же тихим и мягким голосом, как и она.

Но это уже не имело значения. Женщина в его объятиях уже крепко спала, убаюканная его плавными укачивающими движениями и чувством безопасности, которые эти объятия ей дарили.

***

На следующее утро Северус проснулся оттого, что Гермиона в одних носках изо всех сил старалась спуститься по лестнице так, чтобы его не разбудить. Было очевидно, что она в этом не преуспела по многим причинам, главной из которых заключалась в том, что сон зельевара был очень чутким еще с тех пор, как он стал двойным шпионом. Глубокий и размеренный сон с того момента стал для него непозволительной роскошью.

Поэтому, когда Гермиона тихо прокралась в гостиную, чтобы его проверить, она подпрыгнула и пискнула от неожиданности, увидев, что два открытых черных глаза с любопытством наблюдают за ней.

– Доброе утро, – вежливо приветствовал ее Снейп.

– Доброе утро, – ответила Грейнджер, все еще пытаясь отдышаться, приложив руку к груди. – Мне жаль, что я тебя разбудила.

Северус зевнул и выпутался из гнезда из одеял, разложенных на диване.

– Нет, тебе не жаль. Держу пари, ты сделала это нарочно, потому что знала, что когда я проснусь, то наверняка испеку блинчики.

Девушка прищурилась, глядя на него.

– Вовсе нет. Потому что вафли намного лучше блинчиков.

Ведьма уперла руки в бока и ее костлявые локти образовали букву «V». Волшебник приподнял одну бровь.

– Моя дорогая мисс Грейнджер, в какой-то момент вас ввели в заблуждение. Именно блинчики, а не вафли, являются вершиной завтрака. Лично я предпочитаю шоколадную крошку, но специально для вас я могу приготовить с черникой.

Гермиона улыбнулась ему одной из своих обворожительных улыбок.

– Шоколадные вафли были бы очень кстати, – сказала девушка, развернулась и бросилась вон из гостиной вверх по лестнице. – Спасибо, Северус! За вафли и за то, что позволил мне воспользоваться твоим душем.

Он посмотрел ей вслед, отвернулся и с улыбкой покачал головой.

Когда Гермиона вернулась с мокрыми волосами, собранными на макушке, она обнаружила, что Северус непрерывно сыплет проклятьями себе под нос, при этом с помощью палочки заставляя исчезнуть подгоревшую вафлю.

– Даже я умею делать вафли, – спокойно заметила она. – Помощь нужна?

Он повернулся и посмотрел на нее долгим немигающим взглядом.

– Учитывая твои взаимоотношения с кухонными приборами, если бы я передал эту чертову вафельницу тебе, ты бы умудрилась… Ты что надела мою рубашку?

Гермиона пожала плечами, подошла и взяла тесто со стойки. Обнаружив в нем шоколадную крошку, она чуть было не замурлыкала от удовольствия.

– Я ее одолжила, – сказала молодая женщина, невинно глядя на него своими большими карими глазами. – Ты ведь не станешь возражать, Северус?

В ответ Снейп лишь хмуро зыркнул на нее.

– Дерзкая девчонка.

– Ворчливый мерзавец, – отозвалась Грейнджер, но в ее голосе не было и следа злобы. – Вот… тебе нужно повернуть вот этот маленький диск в нужное положение.

Завтрак прошел в дружественной обстановке: Северус ел блинчики, а Гермиона – свои вафли. Он был счастлив видеть на ее лице довольную улыбку – очевидно от зелья не было запоздалых побочных эффектов, и ведьма была, наконец, свободна от боли. Ели они в обоюдном молчании – Северус заканчивал читать довольно увлекательную книгу какого-то американского автора о влиянии заменителей ингредиентов на основной состав зелий. Особенно забавным ему показался рассказ о действии некого американского напитка под названием «самогон», заменяющего другие виды алкоголя в зельях. Гермиона же в свою очередь читала книгу о рунической защите, которую нашла в его библиотеке. Он уже достаточно девушке доверял, чтобы позволить ей есть и читать одновременно. Очень кстати оказалась и ее аллергия на кленовый сироп – никакой липкости.

– Когда у тебя начинаются занятия в школе? – нахмурившись спросил Снейп. Он вдруг подумал о том, что понятия не имеет, сколько времени у него осталось до того, как ее внимание уже не будет полностью принадлежать ему.

Гриффиндорка что-то промурлыкала и подняла вверх тонкий указательный палец, как бы прося его подождать минутку.

– Двадцать третьего августа, – ответила, наконец, ведьма. – Но мне нужно быть там к тринадцатому. Какое-то дурацкое правило.

Осталось всего три недели.

– Когда мы начнем уроки кулинарии?

– Для начала нам нужно пройтись по магазинам. Сейчас только десять утра – мы, наверное, успеем на рынок до обеда. Но сперва мне нужно сделать покупки рядом с домом. – она криво улыбнулась и потянула за рубашку. – Как бы я ни восхищалась твоим стилем одежды, я предпочитаю немного больше цвета. Но в утешение я тебе аплодирую. И еще мне нужно покормить Крукшанкса.

Волшебник махнул рукой.

– Тогда тебе нужно во что бы то ни стало идти домой, осмотри свои шкафы на наличие продуктов и покорми этот рыжий меховой шар. А я собираюсь выпить еще чашечку кофе.

Гермиона фыркнула и поудобней перехватила палочку.

– Тогда встретимся у меня дома, когда закончишь с кофе, – она крутанулась на месте и аппарировала.

Теперь, когда Грейнджер ушла, Северус мог позволить себе улыбнуться одними уголками губ. «Мне нужно составить план занятий по кулинарии, – подумал он. – Я думаю, что мы начнем с чего-нибудь простого – возможно, жаренного сыра на обед, а затем хорошего жаркого на ужин».

С необычной для него поспешностью зельевар допил свой кофе (с американскими молочными сливками, которые обожала Гермиона и которые он лишь недавно для себя открыл) и пошел в ванную, чтобы принять душ и побриться. Скорее всего, поход с Гермионой Грейнджер за продуктами станет для него настоящим испытанием и бесценным опытом.

***

Дым методично заполнял красивую кухню, выполненную в голубых тонах, в доме Гермионы, вызвав пожарную сигнализацию, которая запищала пронзительно и громко. Из гостиной донесся протяжный протестующий вопль Крукшанкса.

– Нам нужно убрать дым! – воскликнула девушка, нервно заломив руки. – Надо открыть окна!

Когда она бросилась к окнам с кружевными занавесками, Северус быстро выхватил палочку и при помощи заклинания рассеял дым. Грейнджер уже во всю боролась с ветхим деревом оконной рамы, когда поняла, что он сделал.

– Умно, – пробормотала ведьма.

– Готов поспорить, ты жалеешь, что не подумала об этом первой, – подсказал Северус. Он улыбнулся уголками губ, когда она повернулась и посмотрела на него.

– Заткнись, – Гермиона выглядела очаровательно, когда надувала губы, и его улыбка стала шире.

Мужчина указал на плиту.

– Она все еще горит.

Гриффиндорка пискнула и бросилась отодвигать сковородку. Внутри лежали два засохших черных бутерброда с жаренным сыром.

– Они испорчены, – печально сказала она. – Как это случилось?

– Ты просто отвлеклась, – ответил волшебник и снова взмахнул палочкой, заставляя бутерброды исчезнуть.

Грейнджер фыркнула и плюхнулась в одно их своих старых шатких кресел.

– Это ты меня отвлек.

– Приготовление пищи требует сосредоточенности, – возразил Снейп. – Я тебя проверял.

Сказать по правде, он в тот момент был также рассеян, как и она.

***

К тому времени, как сентябрь окончательно вступал в свои права, укорачивая дни и делая их более прохладными и позолотив кроны деревьев, добавив им янтарных красок, Гермиона уже могла приготовить жаркое, жаренный сыр, запеченную курицу, овощное рагу и несколько других несложных блюд. Крукшанкс оценил день, посвященный печенным кошачьим угощениям.

Начало школьных уроков ознаменовалось шквалом планов уроков, карандашной стружки и тематических глянцевых плакатов, которые учителя развешивали в своих кабинетах. Однажды днем, перед приходом детей, Северус провел три часа в кабинете Гермионы, помогая ей украшать класс, мрачно хмурясь в своей излюбленной манере, когда она строго давала ему указания, где именно нужно расставлять вещи, то есть там, где она не могла дотянуться сама.

– Знаешь, с тобой очень удобно иметь дело, – сказала ведьма, тихо посмеиваясь. Это была чистая правда – он был более чем на голову выше ее, – но улыбнулся Снейп, стоя к ней спиной, совершенно не поэтому.

Он оставил на ее столе красивую резную деревянную шкатулку с пакетиком кошачьей мяты ко дню ее рождения. Если бы она спросила его об этом, он бы ответил ей, что это для Крукшанкса, и что он понятия не имел, что сегодня день ее рождения. Но девушка так и не спросила.

Дни для Северуса тянулись в каком-то странном парадоксе, а когда Гермиона вернулась в школу, неожиданным образом ускорились. Большую часть своего дневного времени он проводил в библиотеке. Но теперь у него вошло в привычку возвращаться домой в пять часов, как раз в то время, когда Гермиона выходила из школы. Они встречались на главной дороге и шли вместе. Грейнджер рассказывала ему о том, как прошел ее день – иногда она говорила о детях и других учителях или о школьной администрации, а иногда она радостно рассказывала об успехах какого-нибудь отдельно взятого ребенка или о новой программе, которую девушка решила реализовать. Северус по обыкновению внимательно ее слушал, подстраиваясь под ее шаг. Американская система образования казалась ему интересной.

Хотя его дом был первым на их маршруте, обычно они шли до дома Гермионы, а потом расходились каждый к себе. Снейп оставлял ее у дверей и возвращался домой. Около шести или семи часов вечера они снова встречались за ужином.

Слушая ее рассказы по дороге домой, зельевар мог сказать, был ли этот день особенно тяжелым для гриффиндорки. Если день выдавался особенно трудным, маг приходил к ней в уже сгущающихся сумерках, три раза стучал в деревянную дверь и ждал, когда она откроет с усталой улыбкой на лице и красными чернилами, размазанными по рукам. В такие моменты он сам готовил для них ужин на ее кухне, пока Гермиона заканчивала проверять работы. Иногда, если что-то стояло в духовке и не требовало его постоянного внимания, Северус тоже брал стопку несложных работ и имитируя ее почерк помогал выставлять оценки. А потом они вместе ужинали, ведя неспешные беседы.

Мужчина и женщина легко выработали удобный им обоим ритм – они практически постоянно были вместе, расставаясь всего на несколько часов, чтобы потом увидеться снова. Снейп и не задумывался над тем, что жаждет ее, что ему жизненно важно, чтобы она была рядом. В те моменты, когда он не видел буйную копну ее кудряшек, теплого взгляда карих глаз, не слышал ее тихого смеха волшебнику было тревожно и он гадал, сидя у себя дома в своем любимом старом кресле, что она делает, о чем думает.

В те моменты, когда они были вместе, они не всегда разговаривали или еще как-то взаимодействовали – зельевар был более чем счастлив побыть на кухне один, пока Гермиона работала в гостиной, или уединиться в свою лабораторию, пока девушка читала в его библиотеке. Ему было достаточно просто знать, что в этом ветхом старом доме он теперь не один. Просто знать, что она рядом.

По настоянию Гермионы Северус стал писать статьи по продвинутым зельям и получать комиссионные для дополнительного заработка. Он назвался вымышленным именем и отказался обнародовать степень Мастера зелий. В волшебном мире было слишком мало зельеваров, которые имели степень Мастера зелий (когда он проверял в последний раз их было меньше пяти дюжин), и волшебник не хотел, чтобы кто-нибудь случайно его узнал.

Из рассказов Гермионы он постепенно сформировал для себя картину Волшебной Британии, которую оставил позади; теперь это было место, где Кингсли (он был хорош для аврора) занимал должность нового министра магии, Гарри Поттер только что стал главой аврората, а Люциус и Нарцисса Малфой тихо доживали свой век в опале.

По словам Грейнджер, почти все Упивающиеся смертью, у которых были метки, были схвачены в первые несколько недель после Финальной Битвы. Остальные либо умерли в своих укрытиях, либо, как Северус, умели достаточно хорошо прятаться от правосудия и их еще не поймали. Не схватили пока только Долохова. Гермиона сообщила об этом странным поникшим голосом. Маг долго копался в закоулках своей памяти, пока не вспомнил, что именно он уложил ее в больничное крыло после безрассудного и катастрофически провального приключения в Отделе тайн. Это воспоминание почему-то вызвало у зельевара приступ неконтролируемой ярости, почти такой же, который сопровождал приезд сюда гриффиндорки.

Волшебник снова чувствовал себя в своей колее, достаточно комфортно живя своей размеренной жизнью – хотя «комфортно» было не совсем верным словом. Нельзя было сказать, что ему чего-то не хватало. Ему скорее, казалось, что в его жизни могло быть еще что-то, чего там не было, что-то, что дразнило край его подсознания и ускользало, когда он отказывался как следует подумать над этим. Ведь Снейп должен быть вполне доволен своей нынешней новой жизнью – у него теперь есть друг, партнер, кто-то, кто нарушил его одиночество и заставляет его улыбаться. Казалось, не было необходимости искать что-то еще.

– Ты совершенно не следишь за своей корреспонденцией, – сухо заметил Северус однажды, наклоняясь, чтобы собрать разбросанную по полу стопку пергаментных конвертов, которые образовали на ее письменном столе шаткую конструкцию, и которая рухнула всего за несколько секунд до того, как Гермиона села за стол.

Грейнджер сморщила нос, ее обычная реакция на напоминание о вещах, о которых она не хотела думать, и на его поддразнивания.

– Тише ты. Я займусь этим.

– Я считаю… тринадцать нераспечатанных писем, – сообщил Снейп. – Если ты и дальше будешь их игнорировать, Чудо-мальчик и его рыжий друг в один прекрасный день сами постучат в твою дверь.

Ведьма тяжело вздохнула, откидывая назад тяжелые волосы.

– В том-то и дело. Они хотят приехать и проведать меня. Они говорят, что у меня было несколько месяцев, чтобы освоиться, и они беспокоятся… но… – она фыркнула. – Я не хочу причинять тебе неудобства. Я думала, что возьму небольшой отпуск на День благодарения и сама отправлюсь в Лондон. Я не особенно люблю индейку и прочее. И ты не будешь испытывать никаких неудобств.

Это был хороший план, разумный, продуманный до мелочей, но зельевару он все равно не понравился. Он отказывался признаться в этом даже самому себе, но мысль о том, чтобы провести без нее даже несколько дней была лишь немногим менее тревожной, чем появление в этом городе Поттера.

– Тогда поезжай, – сказал он, стараясь скрыть свое истинное отношение за достаточной порцией яда в голосе. – Одна треть вашего трио – уже перебор для этого городишки. Что будет, если соберутся все три даже подумать страшно. А Крукшанкса можешь оставить со мной. Он не сделал ничего плохого, чтобы его тащили через океан.

Если раньше Снейп думал, что считать дни до ее возвращения в школу – это плохо, то теперь он был уверен, что считать дни до дурацкого американского гастрономического праздника – еще хуже.

По его скромному мнению, сентябрь пролетел слишком быстро. Дни становились все короче, а по утрам погода была все холоднее и вскоре Гермиона надела свитер, связанный Молли Уизли, чтобы хоть как-то спасаться от холода в продуваемом сквозняками доме. Теперь, когда они проводили вечера вместе, в камине весело потрескивал огонь, а фарфоровые чашки, наполненные горячим чаем, стали обычным делом. Однажды вечером Гермиона появилась на пороге его дома с полным пакетом каштанов и гордой улыбкой на лице. Они жарили их прямо на каминной решетке, а потом чистили, обжигая пальцы и с пылу с жару отправляли их в рот, не дожидаясь, когда они остынут.

Наступивший октябрь был холодным и тоскливым, несмотря на предпраздничную суету, связанную с подготовкой к Хэллоуину. Северус ожесточился, стал более раздражительным, как обычно, во время праздника. Это было очередное напоминание о том, как много он потерял – сколько вины он нес, скольким пожертвовал во имя искупления, сколько крови будет еще медленно остывать на его руках, сколько бы он ни сделал, сколько бы он ни боролся, несмотря ни на что.

Во время Хэллоуина он по обыкновению вспоминал Лили, вспоминал ее волосы цвета осени, глаза цвета весны и ее сердце цвета зимней стужи. Женщина, которая его оставила, а затем умерла, так отличалась от женщины, которая была такой живой и настоящей – Гермиона была цвета лета. Она была летней девушкой с глазами, похожими на солнечные лучи, проходящие сквозь бокал с выдержанным виски, и с волосами, которые закручивались и вились в свое удовольствие. Гермиона улыбалась, как лето, дышала, как лето, и была для него всем, чем было лето – солнечным светом, полевыми цветами и покоем.

Весь город был украшен в оранжево-черной цветовой гамме. Повсюду можно было наткнуться на вурдалаков, гоблинов, призраков, ведьм на метлах и с кошками. Гермиону это очень развеселило. Северус все еще пытался убедить ее, что одеваться ведьмой на Хэллоуин не так уж смешно, но пока не очень в этом преуспел.

– Северус, это было бы так иронично, – настаивала ведьма, улыбаясь во все свои тридцать два зуба. – Такая ирония с оттенком драматизма. Мы знаем то, чего не знают другие, так что это будет забавно.

– Нет, это совершенно не забавно, – сухо возразил Снейп. – И это Хэллоуин. Это не должно быть смешно.

Ее глаза расширились от понимания.

– Конечно… – девушка замолчала, не зная, что сказать. Ее захлестнуло смущение и чувство вины. – Мне очень жаль, – тихо продолжила Грейнджер. – Я сразу должна была сообразить.

Возможно, на ее лице, как и на его, тоже отразилась боль.

– Нет, – сказал зельевар, покачав головой. – Разве я не говорил тебе раньше, что то, что видел Поттер не было полной историей?

Было ясно, что она хочет знать всю историю.

– Да, – уклончиво ответила Гермиона, – Но…

– Я пытался спасти Лили Поттер не потому, что любил ее, точнее не только поэтому, а потому, что чувствовал себя виноватым, – резко проговорил Снейп. – Я был глуп, идеалистичен и ужасно боялся того, во что ввязываюсь. Я хотел уйти, и я хотел, чтобы Лили вытащила меня оттуда. Я никогда не хотел, чтобы вышло так, как вышло.

На лице гриффиндорки отразилась горечь.

– Хорошо продуманные планы, – пробормотала она вполголоса. – Я очень сожалею, что это стоило тебе так много.

В ее голосе, в ее взгляде, которым ведьма встретилась с Северусом, была искренность.

К его (все уменьшающемуся) удивлению, это стоило целого мира.

***

Ее не было в городе всего лишь два дня, а он уже нервно расхаживал по гостиной. Сосредоточится на каком-нибудь сложном зелье не получалось, как Снейп не пытался.

Ему было интересно, о чем она говорит с Поттером, что именно рассказывает о своей жизни, думает ли вообще о нем.

Потому что он думал о ней не переставая.

Он старался не думать о том, как быстро они привыкли друг к другу, как быстро он принял ее в свой дом и в свою жизнь. Они взаимодействовали друг с другом в полной гармонии, принимая друг друга полностью.

Он готовил для нее, провожал ее домой из школы, помогал ей проверять контрольные работы и позволял пользоваться своей библиотекой. Гермиона, в свою очередь, разговаривала с ним, улыбалась ему, иногда касалась его руки или плеча. Она позволяла ему провожать ее из школы домой, а потом ужинала с ним вместе. Ведьма вела неспешные беседы в его компании и в груди Северуса росло какое-то теплое и уютное чувство, название которому он еще не определил. Она постоянно существовала с ним рядом, прибираясь, вытирая пыль, напевая себе под нос незатейливый мотив. Ее кот взял за правило ложиться к нему на колени и требовать, чтобы его погладили, а иногда принимался облизывать ему руки.

Гермиона скрасила его одиночество.

Она смотрела на Северуса добрым теплым взглядом своих глаз цвета виски и не видела в нем Упивающегося смертью, не видела в нем человека, который когда-то пытал и мучил других людей. Она знала все о его прошлом, но все равно приняла его.

Северус Снейп думал о Гермионе Грейнджер и не мог перестать, он не мог думать ни о чем другом. Зельевар вспоминал ее лицо, которое обрамляли густые непослушные локоны каштанового цвета, вспоминал как ее пальцы касались его плеча, вспоминал ощущение ее маленького дрожащего тела в его руках. Он думал о ней и не мог избавиться от чувства нежности, тоски и головокружительного счастья, которое он уже отчаялся испытать с кем-либо.

Снейп считал, что давно уже потерял способность чувствовать что-то другое, кроме ярости, гнева и горькой печали. Он считал себя старым, использованным и уже ни на что не годным, кроме как доживать свой век в одиночестве, с выжженным войной сердцем. Войной, в которой не было правых сторон – одна хотела захватить мир с помощью крови, боли и горя, а другая хотела остановить это со смертью невинного мальчика, «ради общего блага», не задумываясь о существующих предрассудках, ненависти. И он собирался отдать свою жизнь за одну или за вторую сторону, но при этом его жизнь не значила ровным счетом ничего ни для Волдеморта, ни для Дамблдора. Всего лишь пешка.

Но теперь все изменилось. Он стал важным для Гермионы Грейнджер, и это было такое чудесное чувство, что он был уверен, что сделает все, что в его силах, чтобы сохранить его.

***

В день, когда она вернулась, было холодно и ветрено. Голые ветви деревьев, черные и тонкие, как чьи-то костлявые пальцы, тянулись к небу. Их листья большими коричневыми массами громоздились у основания стволов.

Гермиона появилась ровно в назначенное время, плотно закутанная в дорожную мантию. Под ее глазами залегли глубокие тени, такие же фиолетовые, как облака над ними. Ее волосы были собраны на затылке в строгий пучок и отсутствие обычного вихря ее локонов делало ее одновременно старше и моложе. Возможно, «моложе» – не совсем подходящее слово. Скорее, так она выглядела более уязвимой, когда ни что не могло скрыть линию ее подбородка и тонкую шею молочно-белого цвета. Ее потрескавшиеся губы ярким пятном выделялись на фоне бледного лица, а глаза казались усталыми.

В тот момент Снейп ничего так сильно не хотел, кроме как заключить ее в объятия, согревая своим дыханием ее макушку, чтобы его сердце билось рядом с ее и не отпускать до тех пор, пока его жизненная сила не наполнит ее, и она вновь станет счастливой и яркой. Грейнджер снова была одета в одежду серых, черных и пурпурных тонов. Цвета траура.

Вечером того дня в салемском центре портключей больше никого не было. Гермиона была единственной прибывающей, Северус был единственным встречающим.

Их взгляды встретились, и волшебник глубоко вздохнул. Она была дома и все было так, как должно было быть. В уголках ее глаз появились мелкие мимические морщинки, когда ведьма улыбнулась ему и тень усталости уступила место радости от долгожданной встречи.

Она не бежала к нему, и он не ускорил шаг, но тем не менее они оказались друг перед другом раньше, чем следовало. Девушка бросила на него странный взгляд, полный противоречивых эмоций – сомнения и самоуверенности. И прежде чем мужчина успел что-то сделать или сказать, две маленькие руки обвились вокруг его грудной клетки, а теплое тело прижалось к нему спереди.

– Я скучала по тебе, – выдохнула Гермиона, но фраза прозвучала так беспорядочно и с тихим всхлипом, что Северусу на какое-то мгновение показалось, что она плачет.

Но потом ее руки и восхитительное тепло, что они дарили, исчезли так же внезапно, как и появились. Грейнджер снова подняла свой чемодан.

– Как поживает Крукшанкс? – спросила она, отводя взгляд и прикрывая рот рукой, подавляя зевок.

Снейп что-то ответил из разряда тех фраз, о которых завтра и не вспомнит. Его мысли были все еще слишком заняты ведьмой, идущей рядом с ним, чтобы думать о чем-то еще.

***

Судя по всему, Поттер и Уизли находились в добром здравии, а другая Уизли, которая теперь стала Поттер, была снова беременна и в связи с этим чрезвычайно счастлива. Это была вся информация, которую он узнал, и этого было более чем достаточно, чтобы удовлетворить его любопытство. Большего он знать не желал. Все то время, что она рассказывала о своей поездке, Снейп сосредоточенно наблюдал за изгибом ее губ, округлостью ее бедер, грациозными движениями ее рук, когда она говорила. Казалось, Гермиона состояла из тысяч изгибов, округлостей и углов, и он любил (о, да, теперь он мог в этом признаться самому себе) каждый из них.

Конец ноября ознаменовался серией ледяных дождей, а декабрь пришел вместе с рождественской мишурой и обычными для этого времени украшениями. Гермиона наколдовала и повесила на свою дверь очаровательный венок и предложила сделать такой же и для Северуса. Он, как ни странно, согласился без своих обычных препирательств и недовольства по поводу никому не нужной мишуры. Грейнджер соорудила гирлянду из серебристых ягод, маленьких белых цветов и вечнозеленых веток остролиста, от которых исходил сильный запах.

В последний день занятий перед Рождественскими каникулами дети в школе Гермионы разыгрывали небольшую пьесу. Северус сидел в последнем ряду и с лицом, начисто лишенным каких-либо эмоций, наблюдал, как они бегают по сцене и коверкают слова, состоящие более чем из двух слогов. Однако, ее класс явно добился определенного успеха и к концу спектакля Грейнджер во всю сияла.

– Они прекрасно справились! – уже в пятый раз за вечер воскликнула ведьма и обязательно хлопнула бы в ладоши, тоже в пятый раз, если бы на ее коленях не сидел мурлыкающий Крукшанкс, которого нужно было гладить.

Северус вздохнул.

– Они сделали все, чего можно было ожидать от группы семилетних детей, – ответил он.

– Чудесно, – сказала девушка, словно соглашаясь. – Теперь, если только рождественская вечеринка, организованная для персонала школы, пройдет хорошо, то я смогу расслабиться до конца каникул.

– Что? – спросил зельевар.

Гермиона сморщила нос в своей излюбленной манере.

– Штатная вечеринка, – повторила она. – Все учителя начальных, средних и старших классов должны быть там. Приводите свою вторую половинку и веселитесь, получайте удовольствие. Я ведь являюсь учительницей первого класса, так что это в равной степени относится и ко мне. Я должна пойти.

– Такие же вечеринки устраивал и Дамблдор, – проговорил волшебник, не отводя взгляда от книги. – Я их ненавидел.

– Они могут быть гораздо веселее, если ты сможешь как следует разозлиться, – посетовала гриффиндорка. – Раз уж я не могу, не хочешь ли ты пойти со мной и язвить всем напропалую?

Теперь он оторвал взгляд от книги и поднял на нее глаза.

– Почему ты думаешь, что после семнадцати лет такого обращения со стороны Альбуса Дамблдора я снова подвергну себя этому ради тебя?

Он не хотел, чтобы слова прозвучали слишком грубо, но выражение ее лица тотчас изменилось; живость и удовлетворение, которые проглядывались в ее чертах, сгладились и скрылись за спокойным и собранным фасадом.

– Ладно, забудь.

Ему сразу же отчаянно захотелось взять свои слова обратно, объясниться, сказать ей, что если уж на то пошло, то только ради нее он сам лично готов закатить Рождественскую вечеринку для всех ее коллег, но Снейп не смог. Вместо этого он сглотнул образовавшийся в горле комок и вернулся к чтению своей книги. Он закончил читать и молча вышел из ее дома.

Рождественская вечеринка должна была состояться три дня спустя. Гермиона стала заметно холоднее с ним с того вечера после школьного спектакля. Не то чтобы она была обижена и пыталась таким образом его наказать. Скорее, она чувствовала, что зашла слишком далеко в своем слишком вольном отношении к нему и его ответом стал упрек. Северус видел это. Ведьма попыталась дать ему больше личного пространства, которого он совершенно не хотел, и у него была только одна идея, очень глупая идея, как вернуть все на круги своя.

У него был один строгий костюм, который все еще был как новый и сидел на нем довольно хорошо. Снейп нашел его в дальнем углу шкафа, проветрил и надел. Волосы он перевязал шнурком на затылке, тщательно побрился, спрятал волшебную палочку в рукав пиджака и, идеально рассчитав время, вышел из дома.