Текст книги "Игра, финал которой - жизнь (СИ)"

Автор книги: Астромерия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

========== Часть 1. Приезд на каникулы… ==========

Все передумываю снова,

Всем перемучиваюсь вновь.

В том, для чего не знаю слова,

Была ль любовь?

Кто был охотник? – Кто – добыча?

Все дьявольски-наоборот!

Что понял, длительно мурлыча,

Сибирский кот?

В том поединке своеволий

Кто, в чьей руке был только мяч?

Чье сердце – Ваше ли, мое ли

Летело вскачь?

И все-таки – что ж это было?

Чего так хочется и жаль?

Так и не знаю: победила ль?

Побеждена ль?

Марина Цветаева. Под лаской плюшевого пледа.

Тихий треск поленьев в камине, чуть уловимый аромат горящих дубовых веток, тиканье часов и стрекотание сверчка за открытым окном. Молодая женщина в длинном черном платье отложила пяльцы, воткнув иглу в белую ткань, на которой ее умелые руки выводили красивый узор в форме крохотных песочных часиков. Дюжина таких же, только созданных из золота, стояла в застекленном шкафчике на стене… Тех, что еще не нашли свою хозяйку или не перешли к новой. Они часто возвращались после смерти той, кто их носила, не признавая новую валькирию. Но еще чаще маховик, когда его хозяйка покидала этот мир, умирал вместе с ней. И тогда их хоронили вместе. Символ дара, вещичка, обладающая поистине огромной значимостью, уходила навеки с той, кто отдавала этому призванию мечты, былые желания, за обладание этими способностями отдавала свое право жить так, как обычные люди.

Миг, когда маховик надевался на шею новой валькирии, знаменовал необратимый момент. Приобретение дара, сильного, могущественного. За который нужно было очень дорого платить…

Шорох длинного подола по деревянному полу, шелест страниц огромной старинной книги. Наконец взгляд Королевы Времени, когда-то такой же валькирии, как и те, чьи судьбы она теперь держала в своих руках, остановился на очередном изображенном там портрете. Красивая молодая женщина улыбалась с него, открывая ровные белые зубки. И только где-то далеко за внешним светом и счастьем в ее глазах читалась для знакомых с расплатой за их дар боль и щемящая тоска. Этой девушке одновременно и повезло, ведь ей не о чем было тосковать и жалеть, она не узнала обычной жизни, она получила дар совсем малышкой. И страшно не повезло – она, возможно, так и не узнала, что значит жить… И за выбор, сделанный за нее другими, заплатила несоизмеримо высокую цену. Финалом игры, которую она не начинала и в которую ее втянули, не спросив, для Розалины Эванс стала ее жизнь.

– Никаких эмоций, – горькая усмешка появилась на губах тысячелетней женщины, давно уже существовавшей словно бы между двумя мирами. – Только если у меня нет никаких эмоций, отчего же я чувствую себя виноватой во стольких бедах людей? – взгляд ее скользнул по красивым чертам лица, каштановым локонам и маховику на шее. Маховику, похороненному вместе с хозяйкой. Анна очень хорошо помнила тот день, когда хоронили эту молодую женщину. А ведь у нее осталась совсем маленькая дочь. Дочь, получившая дар, требовавший дорогой расплаты. Дар, дававший огромные возможности и забиравший всего одно лишь право. Право на обычную, человеческую, настоящую жизнь… – Прости меня, Розалина, – прошептала женщина, покачав головой. – Всех нас, – подумав о ста с лишним остальных «жизнь несущих», поправилась она… – Я очень надеюсь, что Кэтрин мне не придется этого говорить, – эти слова были почти не слышны, и уж тем более услышать их не могла молодая девушка семнадцати лет от роду, в этот теплый летний вечер читавшая книги, посвященные приготовлению зелий, в домике в Паучьем Тупике, пока мужчина с длинными сальными черными волосами рылся в тех же книгах и рукописях, чертыхаясь себе под нос и пытаясь найти рецепт, который избавил бы ее лицо от ужасных кровавых шрамов… Того же, что однажды девушка услышит эти слова, и произнесет их не одна валькирия, не знала в тот миг даже Анна Экала, Королева Времени, та, чье слово было для валькирий непререкаемым законом… Та, в чьей власти было подарить этой девочке то, что она отняла у ее матери. Настоящую, человеческую, искреннюю жизнь.

За двадцать четыре года до этого…

– Розалина! Роззи! – наперебой кричали мальчик и девочка, обхватив ручками ноги невысокой девушки в потрепанных синих джинсах и светло-серой блузке без узора. У ног молодой волшебницы стоял тяжелый чемодан, набитый битком учебниками, свитками пергамента, перьями, одеждой и привезенными родным из Хогсмида и Косого Переулка подарками, на которые девушка весь год откладывала свои карманные кнаты и редкие сикли. – Роззи приехала! Ой, и Ан… Ато… Анто… – юноша с таким же огромным чемоданом в руке, стоявший чуть позади, смущенно улыбнулся.

– Можно Тони, – негромко заметил он.

– Ан-то-нин, – по слогам произнесла Розалина, присев на корточки и нежно обняв по очереди племянника и племянницу. – Давайте-ка вместе! Ан-то-нин…

– А-то-нин, – хором озвучили дети. И тут же повернулись к парню. – Привет! – тот, покачав головой, поставил наконец чемодан и присел к детям, пожимая им руки.

– Они твое-то имя учились два дня произносить, – улыбнулась в дверях небольшой кухоньки вышедшая оттуда молодая женщина с густыми темно-каштановыми волосами до середины спины, в нарядном фартуке. – Роуз, ну ты и вымахала за год!

– Ирма! – Розалина, напрочь забыв и о чемодане, и о госте, и о племянниках, крепко обняла старшую сестру и расцеловала ее в щеки. – Вот уж кого я тут не ждала увидеть! Сестренка! Я тебя… Ты почему вообще не пишешь, а?! Уехала со своим поляком и сестры не нужны, да?! Да мы с Джесс этому твоему ифриту покажем, как тебя домой не пускать!

– Боюсь, ты меня сейчас убьешь, – когда Роуз чуть поутихла, заметила Ирма. – Я за детьми приехала, мы их в Польшу забираем. Маме тяжело стало с ними возиться, а ты в Хоге пока еще. Поэтому-то мой Тадеуш со мной не прибыл.

– И это его спасло, считай, – прорычала валькирия. – Сама уехала, теперь еще и Ядвигу с Майклом забираешь! Вот подожди, пройду я посвящение, я тебя и в Польше достану! И ифриту своему так и передай, прилечу и клюну!

– Роуз, потише, – Ирма потрепала девушку по каштановой гриве. – Ну что ты вскипела, право? Мы, может, их потом в Хог отправим. И я буду писать, обещаю, буду. Антонин, – она помахала гостю, что-то рассказывавшему умирающим от смеха малышам, рукой. Тот приветливо и смущенно ей улыбнулся. – Как мама с папой?

– Отец пишет, что ей лучше, – отозвался паренек. – А так я в августе домой поеду, увижу.

– А где мама с папой? – осведомилась Розалина, перебив его.

– Они в городе, скоро придут, – отозвалась ее сестра.

– Ну так вот, я у вас до конца июля, отец разрешил, мол, мама там поправилась с лекарств и теперь худеет, просит меня ее не смущать, а в конце июля поеду домой, на август, – договорил Долохов наконец, вручив малышам по шоколадке, которые извлек из кармана своей джинсовой куртки.

– Мы тоже в августе домой, – поведала Ирма, под гневным взглядом младшей сестры. – Роуз, ты к нам с Тадеушем поедешь?

– Еще чего! – фыркнула валькирия. – Чтоб я с этим паразитом польским в одном доме жила?! – Ирма, прекрасно понимавшая, что сестра просто шутит, и на самом деле ни о какой злости речи нет и быть не может, рассмеялась.

– Передумаешь – ждем, – она взмахнула палочкой и оба чемодана торжественно поплыли на второй этаж. – Антонина как обычно, в гостевую… кхм… спальню?

– Скорее уж гостевой чулан, – вздохнула Розалина. – А в вашей с Джесс комнате… Может, я туда, а Тони ко мне?

– Я там с малышами, – покачала головой Ирма. – Боюсь, ты туда уже не уместишься. Страшно представить, что через неделю Джесс с мужем приедут! Мы с мамой вчера голову ломали, как их вместить, но так и не придумали.

– Я могу, если надо, не знаю… В гостиной поспать или на чердаке, там в общем-то у вас чисто, – робко предложил Долохов. – Ну а они в комнату Роуз, например.

– Да ну их в гостиной и устроим, – заметила Розалина, поднимавшаяся следом за чемоданами. – Детей у них нет, так что потеснимся и влезем.

– Скорей бы ты уже замуж вышла бы и не занимала бы по приезду две комнаты, – буркнула Ирма. Она поднялась вместе с сестрой, оставив Антонина присмотреть минутку за малышами.

Парнишка тут же начал пересказывать им еще одну школьную шутку, что заставило двойняшек звонко смеяться, схватившись за животики… Как отметила за несколько лет до того третья сестра Браун, Джессика, заскучать в обществе Долохова было просто невозможно…

– Эй, мне еще год учиться в Хоге и три – на аврора, – возмутилась Розалина. – Какое замуж?! Да и за кого?

– А что, у тебя нет мальчика, который тебе нравится? – Ирма замерла, удивленно посмотрев на сестру. – Прямо-таки никого? Роуз? Но…

– Ты же прекрасно понимаешь, что это так, и знаешь, почему, – девушка взглянула на старшую сестру полными слез глазами.

– Но разве… – Ирма оглянулась на лестницу, ведущую на первый этаж. – Ты каждые каникулы или у него, или приезжаешь с ним. И в Хоге, я слышала, вы постоянно вместе. Я думала, что вы с ним, ну, что он тебе нравится, и ты ему…

– Антонин – мой лучший друг. Но я не знаю, Ирма, выбор ли он для меня. Я вообще не знаю, что такое выбор и как понять, что это он… Я, гоблин побери, сама не знаю этот свой несчастный дар и его выражение. Хороша валькирия! – прошептала девушка. Ирма, поставив чемоданы, обняла сестру и погладила по спине.

– Я уверена, ты будешь счастлива, – прошептала она. – Главное, милая, не торопись делать никакие выводы. И копаться в своей душе. Ведь возможно, что ответ, который ты будешь искать глубоко в себе, будет лежать на поверхности. Я не знаю, что такое выбор, но я уверена, что однажды ты вот так же будешь стоять рядом со мной и скажешь, что ты понимаешь, что такое любовь. Понимаешь потому, что она коснулась и тебя. Я в это верю, Роззи…

– А я хочу в это верить, – всхлипнула девушка. – Я очень хочу в это верить, Ирма, – открывая дверь в свою крохотную спальню в родном домике, чтобы сестра поставила туда ее тяжелый чемодан, прошептала Розалина. – Только получается это слабо, – провожая взглядом свой багаж, выдохнула она себе под нос…

========== Часть 2. И что судьбой отведено? ==========

Ароматный запах тушенных грибов разносился по домику, затерявшемуся где-то в крохотном городишке на востоке Англии, почти на самой границе с Шотландией, когда старенькая дверь заскрипела, поворачиваясь в не менее старых петлях. Негромкие голоса послышались из холла, а затем радостные крики двух пятилетних малышей, приветствовавших бабушку и дедушку.

– Вот и мама с папой, – поставив на стол кастрюлю с ужином, заметила Ирма. Розалина, делавшая салат, тут же отложила нож, вытерла руки о передник в черно-белый горошек и выскользнула навстречу родителям.

– Вот она, наш ангелочек! – пожилая женщина, немного худая даже для своего низкого роста, обрадованно всплеснула руками, выронив какой-то сверток, и обняла девчушку. – Роззи! Ты прости, что мы тебя не встретили, тут у нас с папой вот получилось кое-какие деньжата подзаработать, а тебе-то мантия новая нужна и учебников список поди опять будет, как каталог в библиотеке Хогвартса, – посетовала она. – Ну да ладно. Выкрутимся. Доченька, – Лили Браун утерла глаза рукавом и расцеловала младшего ребенка в лоб и щеки. – Как я соскучилась!

– Ну все, слезы развела, – усмехнулся старенький волшебник, приобняв дочку и стукнув ее по спине, легонько и нежно. – Роуз, ты ее не слушай, у нее одно на уме – бросаете вы нас, стариков, и будем мы в этой домине одни доживать. А вы и навещать-то нас не будете. На днях вон аж расплакалась вся, Ирма мол детей в Польшу забирает, не доверяет ей… Сейчас идем к дому, так опять в слезы. Плакса ты моя! – погладив жену по коротко стриженным черным волосам, в которых уже пробивалась явная седина, покачал он головой.

– Опять двадцать пять, – всплеснула руками Ирма, показавшаяся в дверях кухоньки. – Мама, я ведь тебе говорила, дело не в том, что я вам не доверяю, просто тебе уже тяжело с двумя непоседами и я их заберу, поскольку я ушла с работы. Тадеуш получил повышение, нам теперь и так прекрасно хватит средств, так что я уж сама с этими сорванцами посижу, – подозвав малышей, уже заинтересовавшихся было свертком, который уронила их бабушка, улыбнулась она.

– Мама! Папочка, – Розалина обняла родителей, тряхнув каштановыми кудряшками до плеч, вечно слегка спутанными и всегда распущенными. Она принципиально не заплетала косу и не собирала их в хвост, в какой-то мере даже гордясь своими густыми локонами. – Я тоже очень соскучилась! Ну остался год, и я доучусь…

– Добрый вечер, миссис Браун, – со второго этажа спускался молодой парень с длинными черными волосами и проницательными серыми глазами. – Добрый вечер, мистер Браун, – он деловито пожал руку Брендона Брауна, приветливо улыбаясь Лили.

– Антонин, рад тебя видеть, – подмигнул ему волшебник. – А я уж было испугался, что вы с Роуз поссорились. Она есть, а тебя не видать, – в то время, как Лили с глазами, снова полными слез, обнимала друга младшей дочки, заметил глава семейства.

– Чтобы мы поссорились, мир должен повернуться вверх тормашками, – уверенно заявила Розалина. – Мы же лучшие друзья!

– Ладно болтать, пойдемте ужинать, а то мои грибы остынут, – окликнула остальных Ирма.

– Ой, девочки! – встрепенулась Лили. – Ну одна с поезда только, ты третий день у нас, не отдохнула еще. Ну подождали бы, уж я бы накормила. Глупышки мои. Роуз, – окликнула она засуетившуюся младшую дочку. – Ну-ка сознавайся, помогала ведь этой вот поварихе, а?

– Мамуль, мы обе взрослые, мы тебе помогаем, – чмокнув пожилую волшебницу в щеку, на что парнишка, приехавший с ней вместе, взглянул с оттенком легкой зависти, беззаботно отозвалась Розалина. Недавние слезы на ее глазах уже высохли и никто и не мог бы теперь подумать, что девушка совсем недавно вся в слезах разбирала свои немногочисленные вещи, вспоминая о вроде бы самых обычных, житейских словах Ирмы, ей причинявших, однако, сильную боль. Розалина не была обычным человеком. Она, более того, даже не уверена была, что она вообще человек.

Девочка никогда в жизни не видела свою тетю, Вирджинию Браун, свою предшественницу. Та умерла, когда Розалина была совсем крохой, буквально пара дней от роду. Умерла, мучаясь от неисцелимого проклятья, наконец-то сумев передать кому-то дар, не дававший ей уйти и забыть о страданиях и боли. Передала она его, конечно же, новорожденной Розалине. Вместе с этим даром к девушке пришли большие обязанности и строгое предназначение, полное, однако, в самой цели своей тепла и доброты. Нести жизнь в мир, где существуют страдания и смерть, помогать обычным людям и волшебникам. Способствовать сохранению равновесия двух начал, на которых строится и живет все мироздание. Не сохранять лично, конечно, таким могуществом не обладал и не может обладать никто. Но по мере сил своих, особых, специфических, способствовать.

Розалина знала и то, что родилась очень слабенькой, как говорили магловские врачи – Лили родила дочку в магловской больнице – не желая привлекать внимание магического сообщества такими поздними родами – ей было уже сорок пять в тот момент, Розалина была «не жилец». Но полученный дар принес и самой Роззи некоторую пользу – дар, сущность которого заключалась в какой-то мере в большей жизненной энергии и силе, чем у других, не только наделил ее довольно необычными способностями, но и способствовал ее исцелению. И, как отмечали все кругом, энергичности Розалины и ее работоспособности можно было теперь позавидовать… А еще все отмечали ее необыкновенную доброту и веселый, почти никогда неунывающий характер. Только самые близкие ей люди знали, как на самом деле часто у нее на глазах блестят слезы легкого сожаления о том, что она не может жить как все. Хочет, конечно же, но… не может. Этого ей было не дано. К этим людям относились всего несколько человек. Родители, старшие сестры и лучший друг. Для всех остальных девушка была кладезь оптимизма, жизненной энергии и внутреннего света. И даже самым близким она старалась не показывать свои слезы, вызванные у нее в последнее время мыслью о том, что ей не дано будет не только испытать обычные человеческие события вроде ревности, ссор, настоящих обид, понять, что же это такое, но и по-настоящему полюбить. За валькирий выбирали спутника жизни, и даже это делалось в соответствии с их даром. Права же делать этот выбор сама не имела ни одна валькирия. По крайней мере, Розалина о таком никогда не слышала и не читала…

– Очень вкусно, мам! – заметил темно-русый мальчик, уплетая за обе щеки тушеные грибы. Ирма ласково улыбнулась.

– Ну на самом деле тетя Роззи мне посоветовала одну очень интересную придумку, так что скажи и ей тоже спасибо.

– Роззи, спасибо! – проглотив очередную ложку и случайно пнув ножкой, которой он болтал под столом, пока не видела строгая мама, Розалину, на это только покачавшую головой, отозвался Майкл.

– Тетя Роззи, – поправила Ирма. Малыш закатил глаза.

– Тетя-тетя… Она Роззи и все тут, – пробурчал он. Ядвига, сидевшая напротив брата, хихикнула.

– Вот тетя Джессика и правда тетя, а Роззи у нас маленькая, она же еще в школу ходит, – заметила она. Голосок ее звучал увереннее, чем у брата, и куда более бойко.

– Роззи у нас большая, она уже самая настоящая волшебница, ей уже целых семнадцать лет, – низкий женский голос послышался в дверях кухни. Брауны и Долохов мгновенно повернули головы на звук. В дверях стояла, весело улыбаясь, женщина лет тридцати пяти на вид, в джинсах и свитере с оленями. За ее спиной стоял мужчина в твидовом пиджаке и строгих брюках.

– Джесс! – ахнули обе младших сестры. – Ты же говорила, что приедете через неделю?!

– У нас слегка поменялись планы, как, впрочем, и всегда. Сами знаете, мой Натан и сам-то никогда свои планы не знает, – махнула она рукой. – Мы приехали неделей раньше и уедем неделей раньше, вот и все дела. А грибы-то небось и права вкусные, вон как уплетаете, аж не слышали, что мы пришли, – засмеялась она.

– Бобгый веег, Дже… – попытался сказать Антонин с полным ртом, но, осознав, что лучше не стоит, проглотил и уже нормально произнес: – Добрый вечер, Джессика и Натан.

– О, и этот тут, – покачала головой Джесс. – Ты хоть раз без него приезжала? – взглянула она на мадшую сестру. – Я скоро тебя уже звать Антонин Браун начну, – подмигнула она парнишке.

– Или Розалину Долоховой кто-нибудь из его родителей назовет, – заметил Брендон. – Она ж у них тоже, поди, неотъемлимый атрибут школяра нашего стала, – добавил он. Розалина чуть покраснела, опустив голову так, чтобы длинные волосы скрыли ее пылающие щеки. А вот то, что Долохов покраснел до кончиков ушей, скрыть ему не удалось бы при всем желании – волосы его были длинными, но все-таки не настолько.

– Хватит детей смущать! Тем более при малышах! – одернула семейство Лили.

– Вот именно, мы просто друзья! – проворчала Розалина, уткнувшись в тарелку с преувеличенным интересом. Антонин же настолько вжался в свой угол, что еще бы чуть – и исчез бы.

– Ну, мы дружим, – пролепетал он, бросив быстрый взгляд на подругу.

– Мы с Тадеушем тоже просто дружили, ага, – хихикнула Ирма на ухо Джессике, примостившейся с ней рядом. Натану с трудом нашли место, усадив Майкла к нему на колени. На и без того маленькой кухне разом стало неизмеримо теснее.

– Грибы и правда одно удовольствие, – заметил супруг старшей из сестер Браун. – На языке тают. Джесс, возьмешь рецептик?

– Ну, у нас с сестренками секретов друг от друга нет, правда, девчонки?

– Ну а как мы со старшей сестрой не поделимся? Ты у нас самая взрослая и самая опытная и умная, – отозвалась Розалина, взяв себя в руки и натянув на лицо выражение умиротворенного спокойствия. Долохов же все еще краснел, как помидор, с какой-то слегка маниакальной жадностью вылавливая по тарелке постоянно ускользавший кусочек гриба и делая вид, что он целиком и полностью поглощен этим процессом. Попытки Джессики и Брендона его растормошить, расспрашивая о Школе, семье и первой их с Розалиной трансгрессии – как раз-таки домой к Браунам – особым успехом не увенчались. А коснувшись в тесноте сидевшего за столом круга семьи руки Розалины, случайно, он покраснел так, что Майкл даже предположил, что Антонин – имя малыш пытался произнести добрых минуты две – превращается в помидорку. Розалина, видя смущение своего друга и в общем-то понимая, чем оно вызвано (как ей казалось), пришла ему на выручку и свела ситуацию к шутке, заметив, что Долохов пытается изобрести нечто вроде анимагии, но только с превращением в овощ или фрукт.

Под громкий смех семьи и предложения малышей превратиться в огурец или картошку инцидент, казалось бы, был исчерпан. Но после ужина все огромное семейство ждал еще один сюрприз. Очень, однако же, ожидаемый. Джессика и Натан, уставшие за рабочий день – они оба трудились в Министерстве и подчас до глубокой ночи – после ужина ушли спать, в гостиную, где их за неимением других комнат и поселили, Майкла и Ядвигу отправилась укладывать Ирма, со словами о том, что этим непоседам вообще-то давно надлежит видеть десятый сон, а родители, порядком уставшие за день, тем более что оба были уже не первой молодости, поскольку Брендону, бывшему на десять лет старше супруги, было уже семьдесят три, с трудом пытались не задремать и наговориться всласть с младшей дочерью. Не навещавшей их аж с самого Рождества. И вот когда семейство начинало разбредаться по комнатам, дело шло к полуночи, в дверь домика постучали. А следом всех обитателей его заставил встрепенуться тихий, едва слышный, издаваемый самим светом плач.

– Совет? – недоуменно подняла на дочку глаза Лили. – Официально. А по какому поводу?

Розалина пожала плечами, поднимаясь из-за стола.

– Не знаю. Может, какие-то поручения появились? – потерянно пробормотала она. Между тем Джессика, сонная, в длинном халате, открыла гостьям дверь. То, что гостий десять, прекрасно знали все взрослые обитатели «Убежища». Но вошла только одна. Пожилая волшебница с длинными седыми волосами, ниспадавшими на белую мантию с золотистым узором, перехваченными зеленой лентой, и с большим маховиком времени на шее, поманила медленно плетущуюся к дверям напряженную Розалину.

– Роуз, все в порядке, – приятным голосом промолвила она. – Ты пройдешь посвящение. Вот и вся причина. Мы летели долго, вообще-то хотели тебя с поезда встретить. Ну, тут точнее, но пораньше.

– Просто посвящение и все? – прищурилась девушка. Валькирия кивнула. – И ничего больше?

– Роззи! – одернула ее Лили. Девушка ослепительно улыбнулась матери.

– Я не думала, что вы сегодня решите, вы же говорили про все лето в целом, – заметила она. – А кто будет свидетелем? – оглядела она остальных.

– Только не я, – зевнула Джессика. – Я – спать.

– Давайте я, – прикрыв рот ладонью, пробормотал отец.

– Мистер Браун, идите лучше спать, – улыбнулась валькирия. – И миссис Браун тоже. Ирма здесь?

– Она малышей укладывает, – отозвалась Розалина, отправляя родителей отдыхать. – Подождем ее? – но Великой Валькирии на глаза уже попался скромно стоявший поблизости Долохов.

– Тебе семнадцать есть? – поинтересовалась она. Юноша кивнул. – Вот ты и будешь. Точно есть?

– Точно, мне осенью восемнадцать будет, – дар речи наконец вернулся к парню, на которого очень странно повлиял Зов Совета. Раз услышав этот звук, его нельзя было забыть. Он навсегда врезался в память…

– Так, пошли пожалуй во двор, у вас тут тесновато, – покачала головой валькирия. Розалина молча выполнила указание, жестом позвав друга с собой. Едва за ними закрылась дверь домика, одна из девяти ждавших снаружи женщин с силой ударила молодую девушку по щеке, наотмашь. Другая валькирия поясняла напрягшемуся было Антонину правила посвящения, одновременно коснувшись рукой его плеча и успокаивая его таким образом.

– Розалина Браун, ты пройдешь посвящение и станешь истинной валькирией, – начала официальным тоном Великая Валькирия. Девушка перебила ее.

– Наставница Оливия, я и так все знаю, – робко улыбнулась она.

– Тогда ближе к делу. Роуз, встань на колени и закрой глаза. Ответишь на пару вопросов и пройдешь само посвящение. Будет немножко больно, – улыбнулась она. Девушка выполнила указания и десять валькирий обступили ее плотным кольцом, закрывая от Антонина, напряженно и взволнованно следящего за происходящим.

– Итак, Розалина, – начала молодая немецкая валькирия, женщина лет тридцати пяти, совсем недавно вошедшая в Совет. – Вопрос первый. Если прямо сейчас мы заберем дар и дадим тебе право на обычную жизнь, назначив другую валькирию, что ты ответишь?

– Ты хотела бы отказаться от этого дара? – спросила другая валькирия. Розалина, не открывая глаза, покачала головой. Она попыталась представить себе такую иногда желанную обычную жизнь, житейские горести и радости, которых ей порой так не хватало, и не сумела. Она не знала, что такое жизнь без дара… Она не знала, как можно представить их разделенными.

– Нет, – ровно и четко прозвучал ее ответ. Голос не дрогнул ни на долю секунды. – Я не хотела бы от него отказаться.

Валькирии переглянулись, покачав головами.

– Второй вопрос. Если ты сумеешь помочь кому-то, кому будешь нужна, что ты отдашь, чтобы ему или ей помочь? Чем ты готова пожертвовать?

И на этот раз перед ответом прoшли лишь доли секунды. И на этот раз голос не дрогнул.

– Все, что будет в моих силах. Если это будет нужно – свою жизнь, – ответ вполне устроил тех, кто проводил эту проверку, и испытание началось. Страшная боль в порезе, вызванном пощечиной, уколы хрусталя, растворявшегося в ладонях, безумное желание открыть глаза и успешное подавление его. Произнесенная вслух, неосознанно, клятва. И наконец испытание было завершено. Розалина поднялась на ноги.

– Проверишь способности? – поинтересовалась немка. Девушка помотала головой.

– Успеется еще, – девушка склонила голову, чтобы Великой Валькирии было проще надеть на нее маховик. Золотые часики блеснули в лунном свете.

– Тогда держи и помни – с этого дня ты валькирия, тебе подвластно само время. Но ты хранишь его во имя добра. И бережешь жизни тех, кого в силах спасти. Любой ценой. Разбив маховик, ты вернешь время к последнему моменту, о котором думала. Разобьет не валькирия – мир ждет катастрофа. Отныне и до конца своих дней ты не вправе отказаться от своей миссии.

– Я и не откажусь, – в глазах Розалины вспыхнул странный огонек. – Никогда. И ни за что. До конца своих дней… – в глазах многих валькирий мелькнуло уважение и тепло, но вот в глазах Оливии Говьер на миг промелькнуло выражение боли и грусти. Она, в отличии от остальных сестер, предчувствовала, что эта самая жизнь у девушки, что сейчас стояла рядом, будет недолгой… И в глубине души надеялась, что Розалина откажется от дара. Но этого не случилось. Девять белых сов уже улетели, а вот Великая Валькирия задержалась, не торопясь обращаться. Она кольнула палец шпилькой для волос и выступившей кровью исцелила порез на щеке Розалины.

– Знаешь, дитя мое, я хочу дать тебе совет. Цени каждый миг жизни, ведь никто не знает, сколько нам ее даровано.

– Спасибо, – пробормотала Розалина. – Наставница Оливия, но ведь вас накажут! Нельзя исцелять эту ранку! – встрепенулась она.

– Это просто глупый обычай. Да и наказание не будет страшным. Меня могут лишь снять с должности Великой Валькирии на какое-то время, вот и все. А может статься, никто об этом и не узнает, – она нежно поцеловала девушку в лоб и вскоре золотистая сова растворилась в темном ночном небе.

– Тони, идем спать, – Розалина, проводив ее взглядом, потянула друга к двери. Тот остановил ее, как-то нежно проведя рукой по ее щеке.

– Ты в порядке? Что они делали? – взволнованно спросил он, неосознанно взяв ее за руку второй рукой.

– Все нормально, обычное посвящение. Идем спать, – нежная улыбка показалась на губах девушки, мягко потянувшей руку.

– Ой, извини, я случайно! – отпустив ее руку, всполошился парень.

– Все в порядке, – заводя его в дом, улыбнулась девушка. Вскоре и они уже разошлись по комнатам. Розалина уснула, измотанная поездкой, трансгрессией и неожиданным посвящением. А вот Антонин, вспоминая ощущение ее теплой кожи под его ладонью, нежность ее улыбки и внезапно показавшиеся огромными глаза, не спал почти до утра.

– Ты мне нравишься, Роуз, – взглянув на стену, граничившую с ее спальней, прошептал он. – Почему ты этого не видишь?

Оливия Говьер, вернувшись в свой афинский кабинет, опустила голову на руки, тяжело вздохнув.

– Никто не знает, сколько нам отведено, – прошептала она. – Иногда лучше и не знать, сколько отведено другому. Бедное дитя. Сколько же им придется пережить лишь потому, что так решили за них другие и в том числе ты, Оливия, – усмехнулась она своему отражению. – Теперь осталось самое сложное. Сделать этот несчастный выбор до того, как она вернется в школу. Хочешь ты того или нет, – оглядев кабинет усталым взором, она поднялась на ноги, начиная рыться в куче сложенных на столе бумаг и пергаментных свитков, – но за дело, Говьер. За дело…

========== Часть 3. Кто мне ответит на вопросы эти? ==========

Июль пролетел, как одно мгновение, приятно-неуловимое. Розалина, носившая теперь маховик, изучала новые возможности, из которых ей больше всего понравилась способность превращаться в сову. Возня с малышами, вечерние посиделки большой семьи в тесном и теплом кругу, прогулки в компании Долохова и иногда племянников по лесу, окружавшему городок, уютно скрывая его от большого и суетливого мира вокруг… Звонкий смех девушки наполнял старенький домик весельем, жизнью и теплом. Окруженная близкими людьми, Розалина на какое-то время даже забыла о том, что так долго вызывало в последние месяцы шестого курса ее грусть и счастье в ее глазах, как и задорный блеск, было неподдельным.

Антонин, к концу второго дня привыкший к подшучиваниям Джессики и Ирмы о его грядущей свадьбе с Роуз, довольно быстро утратил робость и вскоре полностью соответствовал данной ему старшей сестрой Браун характеристике «с ним не соскучишься!» – все семейство, включая сентиментальную Лили, то и дело улыбалось его шуткам и язвительно-добрым репликам, а Розалина, к такой манере его речи привыкшая уже давно, не скрывая этого, хихикала. Впрочем, то же самое касалось и обожавшего своего «взрослого друга» Майкла, Антонина искренне считавшего членом семьи (он ни разу не видел двух друзей по отдельности, и детское восприятие решило, что и Антонин такая же часть семьи, как и обожаемая всеми Роззи).

Джессика и Натан оставались до самого августа, получив весьма продолжительный отпуск, что несказанно порадовало всю семью Браун, старшую из трех сестер видевшую почти так же редко, как и живущую после свадьбы в Польше Ирму. Та, поразмыслив, осталась до того дня, как уедет Джесс, чтобы вдоволь повидаться с сестрами и родителями. Это, в свою очередь, обрадовало Лили и Розалину, почти четыре года растивших маленьких и непоседливых Ядвигу и Майкла. Такой подбор имен Ирма всегда объясняла весьма просто: дочь названа была Тадеушем, поляком, на польский манер. А сына называла сама Ирма, придавшая его имени британский оттенок и подчеркнув для себя таким образом связь с родной страной. Так или иначе, но весь месяц «Убежище» Браунов было полно гостей, и разговоры, смех и добрые, семейные подшучивания друг над другом, не умолкали с утра до глубокого вечера. В семье, довольно бедной, царила дружелюбная атмосфера взаимной любви и уважения, и именно это-то так и притягивало Антонина в этот маленький старый домик, где даже скрип ступенек под ногами и оконных рам в грозу был каким-то теплым, уютным и домашним. В его собственной семье, жившей в куда большем и куда более презентабельном доме, атмосфера царила совершенно иная…