Текст книги "Роль «зрелой женщины»"

Автор книги: Астра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Как в Грозном?

– Очень просто. У нас договор на несколько лет.

– Там опасно, Сережа. Ты не представляешь, что там делается!

– Ничего.

Он прошелся по кабинету. Открыл дверцу книжного шкафа и вдруг шагнул в него.

– Иди-ка сюда.

Там оказался вход в небольшой спортзал. С потолка свисали гимнастические кольца и кожаная груша, лежали гантели, гири, боксерские перчатки, стояли два спортивных тренажера. В углу белела душевая кабина.

– Намотаешься по стройкам, жизни не рад, а заглянешь сюда – и снова как новенький. Здорово, правда?

Марианна с серьезностью посмотрела на него.

– Сережа… скажи … ты всегда решаешь все сам?

– Да. Привыкай.

Она помолчала. Он тоже.

– Когда ты летишь?

– Завтра в полдень.

– А почему я ничего не знаю?! – вскрикнула она.

– Я не хотел огорчать тебя накануне нашей свадьбы.

– Сережа!

Она опустила голову, удерживая слезы. Вышла из спортзала в кабинет, прошлась, переживая, вдоль придвинутых тяжелых стульев, молча взяла свою сумку, перчатки. Они спустились вниз. Сергей отворил дверцу машины.

– Садись, подброшу тебя в Академию. Поговорим по дороге.

Они развернулись, промчались вниз по Тверской, миновали Охотный ряд. Из глаз Марианны текли слеза. Сергей молчал.

– Когда ты вернешься? – спросила она почти спокойно.

– Двадцать восьмого апреля к вечеру.

«Сегодня двадцать четвертое», – подумала она.

Подъехали к величественному зданию Академии. У входа возле колонн стояла, покуривая и греясь на солнышке, Инга, облаченная в длинный сетчатый казакин и короткую юбку. Заметив «Мерседес», Марианну и молодого бизнесмена за рулем, она лениво помахала мизинцем в знак приветствия.

– Кто это? – спросил Сергей.

– Инга. Моя наставница и подруга.

Сама того не ведая, Инга помешала им проститься перед разлукой.

Наутро Марианна позвонила ему в офис. Была половина десятого.

– Сергея Ивановича нет, – произнесла секретарша.

– Это Марианна, – напомнила она. – Мне нужно поговорить, пока он в Москве.

Секретарша не изменилась.

– Вам ясно сказано, его в офисе нет. Оставьте свое сообщение, я передам, если он появится.

Марианна набрала номер мобильного, но тот был отключен. Плохой знак, качнула головой она.

К Марианне Дима зашел дня через три после приезда и расколбасных встреч с ребятами. Был выходной, погода стояла жаркая, листва на деревьях распустилась, и, то-есть, «за окном цветет виноград, а мне…».

Она открыла ему, одетая в тренировки, с платком на голове, потому что занималась обычным весенним делом, мыла окна. Сергей звонил каждый день, был шутлив и нежен, говорил таким голосом, таким мужским, что она замирала… Послезавтра. А там шестнадцатое мая… Он так решил.

– Здравия желаю, – сказал Дима приготовленные слова.

– Ой, Димка! – она бросилась ему на шею, таким он был красивым, плечистым, в пятнистой одежде. – Мама! Смотри, кто пришел!

Татьяна Алексеевна тоже обняла солдата.

– Дима, родной! Совсем мужчина! Марианна, заканчивай с уборкой, садимся за стол.

Они выпили водки за его здоровье, за приезд, за встречу.

– Совсем взрослый мужчина. Как служба? Нам Гоша рассказывал… Тяжело?

– Ничего особенного, Татьяна Алексеевна. Там быстро взрослеют. А мне у вас вломно, на гражданке. Наивняк такой, лохи! Совсем жизни не знают. Все про башли да про навар.

Он стал рассказывать о службе, и не мог понять, почему его слушают с таким вниманием? О своем участии в разных заморочках он не обмолвился ни словом, но все равно получалось, что он герой, брат Гошке Алексееву, который привез им привет еще в декабре. А вот что Марианна его не ждала, как и обещала, Дима врубился сразу. Он и не рассчитывал, так, на всякий случай, просто хотелось встретиться с девушкой-зазнобушкой, столько лет дружили. Но если вообще, начистоту, в натуре, то он тянул время, чтобы собраться духом перед другой встречей. Он думал о ней день и ночь.

Марианна говорила об Академии, показала свои гобелены, альбом мирового искусства, подарила пистолет-зажигалку. Застолье под водочку, селедочку и домашнюю капустку с жареной картошечкой уже завершалось, когда Татьяна Алексеевна спросила как-то слишком серьезно.

– Скажи, Димочка, с деловым человеком, москвичом, в Чечне ничего не случится?

Он сразу протрезвел.

– Кто у вас там?

– Жених Марины.

– А-а! – он встал и протянул ей руку. – Поздравляю. Знал бы, с цветами пришел, – он поцеловал ее в щеку. – Кто он? Где? Давно?

– Он строитель. Завтра ждем обратно.

– Строителей там уважают, – солидно заверил Дима. – Вернется, никуда не денется. Все, спасибо за встречу, рад был повидаться. Еще раз поздравляю. Пока.

… Вот так, – думал он, сбегая по ступенькам. – Одни воюют, а другие шуры-муры, женихаются… Его вновь охватила потерянность, женская половина человечества показалась жестокой и вероломной… А, и она такая же, – безысходно махнул он рукой.

В этот вечер Сергей не позвонил, Марианна ждала до часу ночи. Мать дежурила в госпитале, Марианна ночевала одна с кошкой. Было страшно. Они так и уснули вдвоем. Утром телефон зазвонил чуть свет, но это был заместитель Сергея, Алексей Петрович, он звонил из своей квартиры.

– Простите, Марианна, доброе утро. Вчера Сергей выходил на связь?

– Нет.

– И со мной нет. Странно.

У Марианны стукнуло сердце.

– Что могло произойти?

– Ничего не могло, связь ненадежная. Подождем до вечера.

Перед уходом, Марианна набрала номер офиса.

– Корпорация «Возрождение» приветствует вас, – учтиво проговорила секретарь.

– Это Марианна. Добрый день. Есть ли вести от Сергея Плетнева?

– Нет вестей, – секретарь положила трубку.

Армейская форма, надоевшая до мути, очень шла Диме. Все, кто его видел, любовались мужеством, исходящим от него, чем-то родным, надежным, что внушает людям солдатская гимнастерка, шинель. Поэтому он вычистил и снова надел эту зелено-коричневую пятнистую одежду, собираясь осуществить то, ради чего приехал. Для начала он устроил засаду возле ее дома. Пришел с утра пораньше, потому что все равно, как ни крути, больше идти было некуда. Добрые дела начинаются утром. Он закурил, перекинул ногу на ногу. Время шло. Утренняя свежесть сменилась жарой, весна было ранняя. Он сидел на отдаленной беседке и наблюдал за подъездом. В такую погоду, как он понял в минувшие дни, молодые мамаши гуляют с колясками с утра до вечера, сидят в парке с книжкой или вязанием, болтают, собравшись в пеструю толпу на семь, на восемь колясок. Боясь нарваться, он обходил их стороной, но с каждым днем круги сужались. Наконец, он здесь, возле ее дома, сидит в укрытии, как десантник.

Вначале он увидел чернявого мальчугана, который выкатил синюю коляску и встал возле нее на посту. «Братишка», – понял Дима. Потом появилась она сама в светлом платье, с ребенком на руках. Дима смотрел как ястреб. Он и не помышлял, что она может так измениться, так развернуться, похорошеть. Какая там «Ромашка»!

«Эх, моряк, ты слишком долго плавал!»

Она уложила ребенка в коляску, поместил внизу на сетку сумку с припасами, раскрыла пестрый зонтик от солнца и медленно пошла вдоль дома, удаляясь от Димы. Он поднялся. Неслышным шагом разведчика двинулся следом, держа расстояние. Ему было не по себе. Новой Оле он был явно не нужен. Это было ясно, как дважды два. А он-то… «Два года смотрела…». Дурак. Да такую бабу, чистую, скромную, с готовым ребенком на руках любой подхватит, если уже не подхватил. Дурак, дурак!

Он казнился, как грешник, следуя, словно привязанный, за женщиной с коляской, а она, наклоняясь к ребенку, что-то говорила, поправляла рукой, укачивала. Они приближались к лесу. Оля медленно пошла по дорожке. Народу было немного. Весенний лес благоухал первой листвой. Оля дошла до скамейки и села, придвинув коляску.

«Та самая скамья-то, – ахнул Дима, глядя из-за деревьев мерах в сорока от дорожки. – Помнит. Неспроста же меня пуля боится, тьфу, тьфу, тьфу. Подойти? Нет, не пора». Он не двигался, присев на корточки возле березы. Робость сковала его. Ребенок, видно, заснул. Оля читала. Прошел час. Дима собрался с духом. Но тут из коляски послышался плач. Оля взяла малыша на руки, стянула мокрые ползунки, надела новые. Прижимая его к себе в одеяльце, сделала несколько осторожных шагов по земле, села спиной к дорожке, лицом к Диме, и стала кормить сына грудью. Зеленый солнечный свет струился вокруг них, щебетали птицы. Ребенок водил ручкой по ее груди, мать целовала пухлую ладошку. Дима дрожал. Сердце его стучало. Он готов был грохнуться на колени, умолять о прощении. Что ему еще нужно? Вот она, его семья… Но Оля уже поднялась. Вновь уложила ребенка, прошлась с коляской туда и обратно, укачивая его, и вернулась на скамью.

И тут Дима решился. Не чуя ног, прошуршал по хворосту грубыми ботинками, шагнул на дорожку. Оля оглянулась. Вскочила, глядя на него расширенными глазами, и вдруг стала медленно оседать. Не подскочи он, она упала бы возле скамейки.

– Ты? – спросила тихо.

– Напугал?

– Предупреждать надо, – слабо улыбнулась она.

Дима сидел, комкая краповый берет. Слова не шли. Он смотрел на ребенка. Мальчик проснулся и тоже смотрел на него. Он был похож на мать Димы, это бросалось в глаза.

– Ты не беспокойся, я его одна воспитаю, – проговорила Оля.

– Не то говоришь.

Она погладила сына по светлой льняной головке, дала в руки цветного попугая-погремушку.

– Раздень его, – попросил Дима.

– Зачем? – тихо удивилась она.

– Штаны сними.

Она послушалась. Он увидел солидное мужское сооружение, родинку на том самом местечке, большенькие ступни.

– Мой, – признал он. – Как назвала?

– Дмитрий.

– Соколов?

– Краснов.

Они замолчали. Оля посмотрела на часики и поднялась.

– Нам пора, Дима.

– Пошли.

Осторожно ступая друг подле друга, они направились из леса. Под ногами шелестел гравий. Она расспрашивала о службе, он отвечал кратко, но запинался, повторял слова. У ее дома он остановился.

– В общем… я здесь. Приду к вам дня через два. Надо подумать.

– До свидания, – проговорила она.

Ни двадцать восьмого, ни двадцать девятого апреля звонка от Сергея не было. Фамилия его в списках пассажиров авиарейса из Северного значилась одной из первых, то-есть, билет был на руках, но в самолете он не появился. Так доложил Марианне Алексей Петрович. Глухое молчание сводило с ума. Вся надежда была на Сергея Петровича. Тот уже связался с военными, те задействовали кого нужно, но время шло, вестей не было. Наступили праздники, на рабочих местах никого не осталось, даже Алексей Петрович уехал на дачу.

– Что могла случиться, мама? Что надо делать? – Марианну бил озноб. – Давай спросим Диму. Он все знает, он поможет, как Гоше помог.

Она схватилась за Диму, как за последнюю соломинку.

– Спроси, конечно, – мать уже не противоречила ей ни в чем.

Было четыре часа утра. Марианна позвонила Диме. Он собрался тут же, но она, чтобы не терять времени, побежала навстречу. Они сошлись на полдороге. Она сбивчиво обрисовала положение, действия военных.

– Они сто лет будут возиться, – отмахнулся он. – Почему сразу не сообщила? Жди до вечера, постараюсь разведать. Как его имя?

– Сергей Плетнев, генеральный директор Концерна «Возрождение».

По его жесткому голосу Марианна поняла, что дело может быть совсем плохо. Дима ободряюще тряхнул ее за плечи.

– Не боись, однокашка, прорвемся.

– Да? – она смотрела, как на спасителя.

– Я тебе позвоню.

– В любом случае?

– Не трясись, накликаешь.

Дома он присел к телефону и вызвал одному ему известную квартиру. В этот раз ему тоже дали поручения насчет лекарств, он уже выполнил их.

– Салам алейкум, – приветствовал он.

Дальнейший разговор шел по-чеченски. Долго объяснять не пришлось, его поняли с полуслова.

– Сергей Плетнев, директор-строитель. Лучший друг.

– Точно друг?

– Да, да, с детства.

Он словно увидел, как в эту минуту Руслан получил его сообщение, звонит сам и кричит при этом на весь дом, потом выбегает к машине. Или нет. Сейчас Руслан держит жеребца, сам чистит и холит его, и сейчас мчится во весь опор на своем ахалтекинце, только ветер свистит в ушах. После этого Дима вернулся к своим делам. Завтра они с отцом идут в дом Оли Красновой свататься. Там уже готовятся. Дима будет при параде, в костюме, при галстуке. И хотя между домами всего двести метров, они подъедут на белой машине, и, само собой, не с пустыми руками. Дима усмехнулся. Это не для него, это для нее, Оли. Его долг воздать ей по возможности за все. Перед соседями, перед родными. Мать останется переживать дома. Завтра в одиннадцать часов. Дима прошелся, почесывая крепкий стриженый затылок. Если все сладится, то завтра же начнется и свадьба дня на три, на четыре. Тут мечты его приняли слишком крутой оборот, он выпрыгнул в окно и побежал в лес на разминку.

Вторично набрал он номер той квартиры часов в восемь вечера. Выслушав то, что ему сообщили, тотчас позвонил Марианне. Она схватила трубку, словно все это время сидела рядом.

– Значит, так, – сказал он. – Сергей Плетнев пока жив. Он захвачен с целью выкупа, но произошла свалка, он дрался, как джигит, покалечил двух человек. Это не мои слова. Кто-то выстрелил. Его увезли в горы, надеясь вылечить и получить деньги. Сейчас таких надежд нет, его готовы отдать. Но отдадут его только женщине.

Дима опустил слова Руслана о том, что отдадут Сергея и вообще будут возиться с этим лишь из уважения нему, Диме.

– Дальше решай сама. Риск велик, везде глаза да уши. Неосторожное слов – погубишь себя и его. Сечешь?

Она кивнула головой.

– Не слышу, – сказал он.

– Да, да.

– С тобой будут работать под мое ручательство. Поэтому ни в какие игры с милицией не вступай. Поняла?

– Да.

Дима перевел дух. Он слишком знал всю трудность.

– А почему ты все на себя грузишь? Где его предки?

– В Слюдянке.

– Это далеко?

– На Байкале.

– Отпад! Жди, я сейчас зайду.

Марианна закрыла лицо руками.

– Что? Что с ним? – Татьяна Алексеевна поняла, что Сергей жив. – Только подробно. Что с ним?

– Он ранен, находится в горах в плохом состоянии, отдадут его только женщине. Лететь надо завтра. Дима сейчас придет.

К Марианне вернулась способность действовать.

– Как позвонить в аэропорт? Что взять с собой?

– Ты собираешься лететь? Одна? Ты с ума сошла! – прикрикнула мать.

Марианна молча отворяла створки шкафов, серванта, буфета, вынимала золоченый немецкий сервиз, драгоценную скатерть в фирменном пакете с окошечком, бриллиантовое колье.

– Куда он ранен? – просто спросила мать.

– Не знаю. Они хотели получить выкуп, но он ранен и так плох, что…

– Мы летим вместе, Масенька. Одной слишком опасно, да и Сергею нужны не слезы, а срочная медицинская помощь.

Минуту спустя пришел Дима. Таким серьезным они его не видели.

Они сели.

– Значит, так. Вызволить твоего парня отсюда я не смогу, да и ты слышала условие – только женщине, – он упер локти в колени и хрустнул пальцами.

Она кивнула.

– Мы едем. Я невеста, мама хирург.

Он качнул головой. Солдатской стрижки у него давно не было, ее заменил плоский квадратный ежик.

– Вы не представляете, что там делается. Там злая война. Пускаться в горы без охраны – это зарез, ни одного шанса.

Вместо ответа Марианна подошла к телефону и набрала справочную аэропорта.

– Завтра два рейса на Северный, утренний и вечерний, в девятнадцать часов, – пересказала она, не отрываясь от трубки. – Утренний весь продан? Тогда два билета на девятнадцать. Через час выкупим. Волошина.

– Безумие, – схватилась за виски Татьяна Алексеевна. – Как туда добираться? И куда это – туда? Вокруг войска, бандиты.

– Надо что-то делать, мама! – вскричала Марианна.

Дима молчал. Марианна выбежала из комнаты, потом вбежала, готовая к поездке за билетами. Девушка была бледна, губы ее сжались, но глаза оставались сухими. Дима вдруг гаркнул на нее, как на плацу.

– Слушай меня.

Марианна хлопнулась на стул. Так с нею еще никто не разговаривал. Дыхание опасности обдало ее мурашками.

– Значит, так. Ехать наобум – дохлый номер, до первого блокпоста. Так. Вас встретят в аэропорту. Найдите скамеечку и сидите. И чтобы поблизости никто не крутился.

Дима встал у окна. Верхушки весеннего леса были почти такие же, как «зеленка» на юге.

– Главное, не вызвать подозрений у наших ребят. Там все «в ружьё», бдят, следят, слишком много трупов, – он рванул ворот рубашки. – Может, не поедите? Слишком опасно.

– А Сергей?

– Тогда последнее.

Он помолчал, вынул из потайного кармана картонный пропуск величиной со спичечный коробок и показал Марианне. Она увидела зеленую печать с изображением флага, скрещенных сабель, снежной горной вершины.

– Я голову подставляю, знай это. Так. В горах люди другие, им равнинные не указ. Лишь в самом остром, под дулом автомата, случае покажите это чеченцам. Сечешь?

Марианна приняла картон.

– Спасибо, Дима. Я верну тебе этот пропуск.

– Не вздумай!

Он перевел дух.

– Не забудьте про деньги, подарки. И ни слова упрека.

Он ушел. Татьяна Алексеевна поспешила в клинику за докторским чемоданчиком, Марианна в кассы Аэрофлота. На другой день присели на «дорожку» и тронулись в путь. Самолет отправлялся полупустой. Мужчины-южане внимательно смотрели на двух русских женщин, их вещи, светлый медицинский саквояж. Внизу белела равнина облаков, солнце светило в правые окна. Вскоре оно село, облака поредели, внизу в просветах появились россыпи огоньков.

– Температура воздуха на земле плюс двадцать три градуса, – объявили по салону. – Просьба пристегнуть ремни.

Теплый вечерний воздух дышал степью, ароматами трав, цветов, приносимыми широким темным ветром. Над головой светили низкие южные созвездия, месяц был тоже другой, словно опрокинутый. Москвички постояли в здании аэровокзала, вышли наружу. Пассажиры быстро разошлись. Два-три мужчины несколько раз оглянулись на них, выжидая чего-то, и тоже скрылись. Надвигалась ночь.

– Что дальше? – поежилась Марианна. – Кто-то должен подойти.

Возле них появился милиционер, просмотрел их паспорта, билеты, с интересом окинул скромный багаж.

– Не советую задерживаться в такой час вне помещения. Аэровокзал открыт круглые сутки, ожидайте встречающих там.

Он ушел. Женщины оттащили вещи в черноту небольшого скверика. Там на скамейке они прождали около часа, показавшимся вечность.

– А вдруг никто не подойдет? – сказала Марианна.

– Все может быть. Сейчас от нас ничего не зависит. Наберись терпения и жди.

«Мы ждем, а Сережа…». Мать обняла ее. Прижавшись друг к другу, они пригрелись и задремали. Ночные звезды спустились еще ниже, но тишины не было, в аэропорту гудели двигатели, что-то лязгало, тарахтело. Оттого они и не услыхали шагов. Луч фонарика ослепил их.

– Почему вдвоем? – с акцентом спросил мужчина.

– Я его невеста, а это моя мать, она врач, – волнуясь, заговорила Марианна.

Он не помог им нести чемодан, не убавил шага, но открыл перед ними дверцу легковой машины, стоявшей далеко от главной дороги. Едва они сели, как машина сорвалась с места. В боковое окно бился упругий встречный поток, фары высвечивали куски шоссе. В степи горели нефтяные факелы, по обочинам дороги чернела сгоревшая военная техника.

– Едем, мама, – прошептала Марианна.

Вот машина свернула на мягкую грунтовую дорогу. Здесь поджидала другая легковушка. Их пересадили. Новый водитель взялся было за чемодан, собираясь бросить его в багажник.

– Осторожно! – вскрикнула Татьяна Алексеевна.

– Ва? – насторожился он.

– Там хрусталь.

– Покажи.

Убедившись, он сел за руль. Снова в машине забился свежий ветер. Запахи сменились, пахло овечьим пастбищем, дымком, свежескошенной травой. Под колеса все чаще подвертывались каменные гривки, трещала щебенка. Вдруг впереди, на развилке дорог, они увидели темную группу людей. На автоматах поблескивал лунный свет.

– Кто такие? – по-русски спросили чеченцы.

Что это были они, сомнений не было. Шофер на взрывной чеченском языке сказал несколько слов. Имя Руслана Догаева произвело впечатление, но присутствие женщин веселило мужчин.

– Пусть с нами расплатятся, тогда отпустим, – смеялись они.

Марианну уже вытаскивали за руку, она сопротивлялась, из последних сил держалась за дверь.

– Выходи, хуже будет, – ее ударили по лицу.

В это время на дороге показался темный силуэт БТР. Все замерли. Марианна юркнула в кабину, и машина с темными форами понеслась на юг, подальше от развилки. Тяжело дыша, Марианна закрыла лицо руками. Татьяна Алексеевна держалась за сердце. Короткая весенняя ночь кончалась. Посветлело. По кабине гулял свежий ветер, остужая горевшее лицо. Где они сейчас? Приближаются к горам. К Сереже.

Последнюю пересадку они сделали в горах. Дальше предстояло добираться на зеленом армейском джипе, сидя на полу, потому что сидения были сняты. Пол был слегка влажный, видимо, его окатили водой из ручья. Номера обеих машин были забрызганы грязью. Бородатый водитель тоже взялся было за их чемодан, намереваясь бросить его в кузов, но прежний издал резкий предостерегающий звук. Тот замер с вопросом в глазах.

–  Хрусталь, – со смехом объяснил тот.

Теперь езда шла рывками. Машина круто лезла вверх, спотыкалась о глыбы, накренялась, дергалась вправо и влево.

– Уу, уу, уу, – выл мотор.

Было уже светло. Вокруг теснились утесы, горная дорога лепилась к отвесной скале, внизу кипел ручей. Утренний луч зажег дальние снежные вершины, вознесшиеся над ближней грядой обрывистых серых скал. Воздух был чист, словно отсутствовал вообще.

– Как называется эта гора? – спросила она у нового водителя.

Рыжебородый мужчина мягко улыбнулся и не ответил.

Татьяна Алексеевна одной рукой придерживала на коленях докторский набор, другой рукой крепко сжимала продольный поручень; Марианна оберегала чемодан и себя, вцепившись в поручень у другой стенки.

«Где уж военным найти это место, за сто лет не добраться. Успеть, успеть, Сергей сильный, они успеют…»

За поворотом их остановили.

– Выходите, – коротко качнул головой стройный военный с черной бородой.

Приказ был суров, пришлось подчиниться. Несколько человек с оружием испытывающе смотрели на них.

– Кто такие?

Имя Руслана было им известно, но вызвало возражения.

– Враги тоже знают его. Как я поверю, что вы не разведчики, не снайперы? – их старший был груб, но красив сумрачной восточной красотой.

– Я студентка, а это моя мама, она хирург. Мы едем спасать моего жениха, – убеждала Марианна.

– Знаете, что ваши полковники делают с нашими девушками? Пойдемте – ка разберемся.

В эту минуту над ущельем пролетел вертолет. Все прижались к скалам. Вертолет ударил ракетами, мимо.

– Видели? Я вам не верю.

– Покажи зеленый пропуск, Марианна, – проговорила Татьяна Алексеевна.

Марианна сняла туфлю, загнула стельку и достала завернутый в тонкий полиэтилен заветный кусок картона. Этого боевик не ожидал. Зеленая печать сразу решила исход дела.

– Проезжайте. Слышали мы про вашего строителя, может, еще живой. Доллары есть?

– Две тысячи.

– Настоящие? Давай.

Вновь завыл мотор, взбираясь по круче. Затем машина сползла чуть вниз, пересекла ручей и свернула к домам селения.

– Приехали, – сказал рыжебородый.

Их повели к двухэтажному каменному дому, обнесенному оградой из угловатых камней. Слева и справа стояли другие дома, поменьше, с такими же оградами. Над крышами струился дымок, запах дыма был не смолистый, кизячный. Зеленели ветвистые чинары, кусты барбариса, но повсюду преобладал камень.

Все вошли во двор. Внутри него теснились хозяйственные постройки, пахло скотом и сеном. Сняв обувь, женщины вошли в горницу на первом этаже. Ее устилали пестрые половики, стояла легкая плетеная мебель, на беленых стенах висели портреты стариков в чалме и национальной одежде. В открытую дверь виднелась и вторая комната, светлая, с коврами, но туда их не пригласили. Их-то не пригласили, но что это? Занавески были подшиты златотканой лентой и красиво завязаны бантом! «Пять аулов…» – мелькнуло в уме. В горницу поместилось человек пять мужчин и хозяйка, пожилая чеченка в пестром, сложно-намотанном головном платке. Все молчали. Расстегнув чемодан, Татьяна Алексеевна спокойно, с врачебной приветливостью положила перед хозяйкой драгоценную скатерть в упаковке с окошечком, потом, неспешно высвобождая каждый предмет от шелестящей бумаги, принялась расставлять на лавке хрустальный сервиз, отделанный золотом. Закончила. Повернулась к Марианне. Та достала из сумки широкий черный футляр. Нажала на замочек и подала хозяйке бриллиантовое колье в овальном углублении черного бархата.

«Сережа, где ты?»

Один из мужчин поднялся. Они вышли во двор, приблизились к хлеву. Наклонившись, он толкнул дверь на ремнях. После яркого света показалось темно.

– Там.

В стороне от кур и овец на соломе лежал человек.

– Сережа! – кинулась Марианна.

Он не отозвался. Мать быстро надевала зеленый хирургический халат и шапочку.

– Кипяченой воды, и побольше.

Вода появилась. Она вымыла руки с мылом, протерла спиртом. Беспамятного Сергея вынесли на дневной свет, положили на кошму, которую быстро накрыли клеенкой. Натянули марлевый полог. Сергей был худ, небритость мешалась с куриным пухом. Они не опоздали. Марианна разрезала на нем рубашку и майку. Ранение было в грудь, в верхушку легкого, рана уже воспалилась, краснота захватила грудь и плечо.

– Надень перчатки, Марианна, будешь помогать. И чтобы никаких обмороков. Протри спиртом вокруг раны, теперь иодом. Скальпель. Зажим, тампон.

Она погрузила зонд в рану. Сергей застонал. Главное – вынуть пулю, обработать рану, сделать внутривенное вливание, чтобы поддержать силы для обратного пути. В докторском чемоданчике нашлось все, что нужно. Чеченцы молча сидели в трех шагах. Хозяйка подавала воду, отгоняла назойливых мух. С ограды глазели ребятишки.

– Вдень шелк в иглу, Марианна… завяжи нить… залей йодом весь шов.

Наложи салфетку… Теперь широко бинтуй вокруг тела, руки, шеи. Все.

Хирург стянула перчатки. Марианна надевала на Сергея чистую рубаху. Старое, окровавленное она свернула в пакет, чтобы не оставлять на хозяйском дворе. Сергей очнулся. Затуманенным взором увидел Марианну, тень улыбки скользнула по лицу, он забылся сном от лекарств, которые ввели в его кровь.

– Пойди к ручью, вымойся, отдохни полчаса. Ты пока не нужна, – отослала Марианну мать.

После ее ухода они осторожными руками обнажили исхудалое молодое тело, крепко вымыли горячей водой с мылом и губкой. Доктор осмотрела его, смазала йодом кровоподтеки, размассировала кровяные сгустки. Наконец, его переодели в чистое больничное белье. Хозяйка острой бритвой умело побрила ему лицо и голову. После всего окатили кипятком клеенку и повесили сушить на солнце. Видно было, что и клеенка, и марлевый полог пришлись ко двору.

Сергей спал, ухоженный и спасенный. Чеченцы о чем-то переговаривались. Бородатый водитель, который привез их в аул, подошел к Татьяне Алексеевне.

– Уважаемая, – застенчиво сказал он. – У нас в ауле есть раненые. Помоги им.

– Я врач, – ответила она. – Поехали.

Марианна осталась возле Сергея. День разгорелся, солнце припекало по южному, но здесь на высоте было прохладно. Аул стоял в теснине среди горных склонов на всхолмленном возвышении, опоясанном каменистым руслом ручья; шум пенистого ледяного потока доносился снизу, не замечаемый местными жителями. Ущелье замыкалось горами. По их отлогостям, чуть подернутым зеленоватой шкуркой, бродили пятна облаков. Облака неслись быстро и низко, ветер дул ровным теплым потоком снизу вверх из степей. Марианна достала из чемодана кусок хлеба. Увидев это, хозяйка вынесла ей простокваши и полную миску жареной баранины, горячей, необычайно вкусной. Поев, Марианна прилегла на кошму возле Сергея и заснула. Она не слышала, как вернулась мать, не видела, как смотрел на Татьяну Алексеевну бородач-водитель, вдовец с двумя детьми. Докторский саквояж был пуст, кроме раненых мужчин она осмотрела трех детей и двух женщин.

Машина покинула аул до сумерек. Дорога была столь же тряской, несмотря на все старания водителя. Сергей пришел в себя, силы его прибывали, он полусидел, вцепившись в поручень, удерживаясь от стонов. Марианна улыбалась. Он смотрел на нее и не верил.

– Как ты решилась? Отважная моя.

Горы отступили, вокруг тянулось гористое плоскогорье, прорезанное каменистыми гривками. Зеленый джип спустился на равнину и стрелой полетел в Северный без пересадок.

– Я разорву пропуск, мама?

– Конечно. Теперь нам все поверят.

Чего-чего они только не насмотрелись! Война, злая война. На шоссе их остановили наши, молодые ребята лет по девятнадцать-двадцать, удивленно посмотрели на женщин. Проверили их московские паспорта, документы Сергея. Они тоже слышали о нем, и тоже не верили своим глазам. И еще останавливали раз и другой.

Шофер сидел молча.

Наконец, показался аэропорт. Не доезжая очередных патрулей, водитель помог Сергею выбраться и тотчас уехал. На летном поле стоял большой пассажирский самолет. Они прибыли за полчаса до московского рейса. Сергей не позволил себя нести, дошел сам и сам поднялся по трапу.

Марианна обняла мать.

– Мамочка, мы сделали это!

– Отчаянная твоя головушка!

– Золотые твои ручки!

Оля стояла на балконе, накинув куртку на праздничное платье. Еще пятнадцать минут. В одиннадцать появится белая машина ее счастья. Стиснув холодные руки, она пряталась за выступом, не смея верить в свою судьбу. Она была бледна, как мел. Встреча с Димой вновь перевернула все в ее душе, а ведь она не сомневалась в своей судьбе. Только он! После родов она словно перешла порог безгрешных девичьих грез, Дима снился ей как любимый мужчина, сны были смелы, горячи… И вот он перед ней. Он будет ее мужем. Мужем! За что ей такое?

Накануне вечером Анна Николаевна как бы между прочим известила всех соседей и знакомых из ближних домов о том, что… ну, чтобы, если есть время, желание, взглянули бы в окошечко или пришли к подъезду к этому времени. Никто не пренебрег. Ее уважали. День был свободный, нерабочий, всем хотелось счастья и сказки, а история Оли оказывалась такой, что хотелось увидеть все собственными глазами и прожить во всех подробностях. Не забыла Анна Николаевна и отправить радостную весточку Тарасику; его ответ на красочном бланке с поздравлением и пожеланием семейного счастья уже прилетел ранним утром.

Без трех минут одиннадцать в конце улицы показалась сверкающая белая машина, украшенная цветами и лентами, с двумя золотыми кольцами на крыше. Народ, запрудивший улицу перед подъездом, заволновался. Машина медленно подъехала и остановилась напротив входных дверей.

– Сюда, сюда, касатики, – засуетились бабки, распахивая обе половинки.

Мужчины, отец и сын, оба крупные, празднично одетые, с достоинством проследовали в подъезд. Дверца лифта стукнула на этаже ровно в одиннадцать, и тут же раздался звонок в дверь. Открыла Анна Николаевна, разодетая, накрашенная, свежая, как молодушка. Позади нее, у порога в комнаты улыбался Рубен.