Текст книги "Завтра подует завтрашний ветер (СИ)"
Автор книги: Ariennim
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
– С чего ты взяла? Ты не понимаешь, что говоришь…
– Я все понимаю. Я совершила ошибку, поэтому я не стою тебя, никогда не стоила. Понимаешь… Я и Дзюн… Мы провели ночь вместе. Я не буду оправдываться. Презирай меня, забудь, так будет легче. Притворись, что мы никогда не любили.
Говоря это, она отирала свое лицо от слез, которых до этого и так пролила немало. Чонхо так и остался стоять с приоткрытым ртом. В один миг его личный мир перевернулся с ног на голову. Он не мог ничего сказать, не мог пошевелиться. Ничего не мог сделать. Она была серьезна как никогда, от того и было страшно.
– Прощай, Чонхо… – тихо сказала она, положив на стол ключ от его квартиры.
Слезы продолжали течь по ее лицу, но она их не замечала. Она уже пошла в сторону входной двери, уже открыла ее, как Чонхо остановил ее, придержав за руку.
– Постой… Все, что ты сказала, действительно, правда?
Взглядом он умолял ее сказать, что это ложь, розыгрыш, что такого никогда не было, а он, глупый, повелся на обман.
– Это правда, – только сказала она.
Рука, удерживающая ее, медленно опустилась, а в сердце стало в тысячу раз больнее. Чонхо так и оставался стоять на пороге, когда Мидори уже вышла, вся в слезах.
Этот день оказался для него самым худшим в его жизни. Он не понимал, как так вышло, как она пришла и сказала такое. Это было тяжело, мучительно. Он прошел в комнату и сел на диван, оставаясь в таком положении еще очень долгое время.
Что же это?.. Он повертел в руках коробочку с кольцом, открыл ее, посмотрел на пустое кольцо, без нее казавшееся обычной безделушкой. Коробочка закрылась с громким стуком. Она провела ночь с Дзюном… Правда ли это? Почему? Чонхо запустил обе руки в волосы. Этого всего просто не может быть!.. Вдруг ему показалось, что стены съезжаются, что они сейчас раздавят его. Это было бы лучшим вариантом. Он не хотел такого дня, не хотел его продолжения, не хотел, чтобы было так. Но она изменила ему. Ее лицо было совершенно серьезным, когда она говорила ему это. Он понял, что не сможет простить это ей. Как бы он ни любил ее. Она, его первая единственная любимая девушка, предала его, и от этого было только горше.
Он не заметил, как солнце уже начало садиться. Все это время он просидел вот так, запустив руки в волосы. Опомнился он уже вечером, когда настали сумерки. Она попрощалась с ним, попрощалась навсегда. А он упустил ее. Упустил в тот момент, когда уехал, оставив ее одну. Он спустился в гараж и выехал на своем мотоцикле, который когда-то она подарила ему. Он покатил по дорогам на самой быстрой скорости, которую только позволяли дороги. Бездумно, не вспоминая ни о чем, он раскатывал по дорогам и даже не заметил, как заехал в другой город, в Дайто. Эти дороги были ему не знакомы, но это и не было важно – он не задумывался, куда едет. Он просто ехал, пока не закончился бензин. А когда он закончился, он припарковался у первого же парка и пошел пешком. Главное – двигаться, сбежать от этих воспоминаний. Устав, он сел на первую попавшуюся лавочку, и воспоминания настигли его вновь. Каждое слово, каждая черточка ее лица – все это вспоминалось ему независимо от его желания.
– Что же ты наделала? – сказал он. Громко или еле слышно – он не знал, просто слова вырвались из груди, потому что держать их в себе было больнее. – Лучше бы ты не говорила, не говорила…
Он снова запустил руки в волосы, сильно согнувшись. Он сидел так очень долго, до тех пор, пока сон не лишил его последнего ощущения реальности. Он заснул на лавочке в безымянном парке безымянного города. И даже во сне на его лице были следы душевной боли.
Проснулся он с первыми лучами солнца. Первой его мыслью было то, что ему все это приснилось, что все это был просто неудачный сон, но затекшее тело говорило об обратном. Вмиг все воспоминания прошедшего дня встали на место, и вернулась та душевная боль, от которой было невозможно избавиться. Ему так не хотелось вставать, ведь лучше остаться так навсегда. Без нее вся жизнь теряет краски, но быть с ней он теперь не может, потому что теперь не доверяет ей. Оставалось только вернуться к своему серому существованию, что было до нее и чего он так боялся. Он продолжал любить ее. Он начал ненавидеть ее.
– Вам не следовало бы лежать в таком месте, – неожиданно раздался голос над ним. – Вы можете простудиться.
Чонхо приоткрыл глаза, увидев склоненную над собой голову девушки, по виду которой можно было сказать, что она занималась пробежкой. Он только отмахнулся от нее, на что она накрыла его полотенцем, которое достала из своего маленького рюкзачка.
– Чтобы не простудились, – пояснила девушка.
Чонхо скосил глаза на розовое полотенце. Он только сейчас понял, что действительно достаточно замерз за ночь.
– Спасибо, – буркнул он в сторону девушки, но полотенце снял, отдав его обратно ей.
– Не за что, – весело ответила она. – Только в следующий раз не ложитесь спать в таком месте.
Парк в такой ранний час был пустынен, кроме этой случайной девушки. Он поднялся и еще некоторое время посидел на лавочке, только потом отправившись обратно к мотоциклу. Потом вспомнил, что в нем кончился бензин и зашел на первую заправку, набрав бензина. Вернувшись обратно, он залил бензин. Мотор заурчал, довольный своим ранним завтраком, чего нельзя было сказать о Чонхо. Он не ел со вчерашнего утра, и пустой желудок давал о себе знать. Поэтому, прежде чем поехать на стадион Кинчо, потому что времени заехать домой у него не было, он зашел в первый ресторанчик. К счастью, в его куртке завалялось несколько сот иен, так что в завтраке он отказать себе не мог. Он наскоро поел, и снова сел за руль. Дорога была незнакома, благо, все дорожные знаки указывали на центральный город префектуры, так что особых трудностей в возвращении он не испытывал. Кроме одного. Его глаза постоянно оказывались влажными, и совсем не от ветра.
На стадионе Кинчо он старался забыть обо всем и сосредоточиться только на мяче и требованиях тренера, хотя это вовсе не получалось. Перед его глазами до сих пор было лицо Мидори. И он не мог избавиться от этого наваждения, как бы ни хотел. Все-таки они провели неисчислимо много времени вместе.
– Эй, что с тобой? – спросил его Чжун Хён ближе к концу тренировки. – Уже третий час работаешь без остановки…
Но Чонхо его не услышал, продолжая накачивать мышцы ног в тренажерном зале.
– Хён, с тобой все в порядке? – подключился Сун Юн.
– Вы опять… – начал было Катани, проходя мимо.
– Тсс… – приложил палец к губам Чжун Хён. – Кажется, у него что-то случилось.
– Может, спросить, что? – шепотом предложил Сун Юн.
– Нет, думаю, его надо оставить в покое на время.
Заговорщики и не заметили, как Чонхо закончил выполнять упражнения и подошел к ним.
– Вы долго еще будете меня обсуждать? – спросил он.
Он был немного ниже их обоих, но в данный момент казалось совсем наоборот.
– Нет-нет, хён, мы просто хотели поинтересоваться, почему ты сегодня так напрягаешься?
– Да, почему? – поддакнул Чжун Хён. – Я не играл, да и то так не стараюсь.
– Вас не касается, – сквозь зубы ответил Чонхо и отправился к другому тренажеру.
– Еще как касается! – крикнул Чжун Хён. – Мы же в одной команде…
Но Чонхо уже не слышал их, приступив к тренировке другой группы мышц. Ему казалось, что только так он сможет забыть эту боль, но она затихала лишь на время. Он ушел из тренажерного зала самый последний, когда солнце уже садилось за горизонт. От таких силовых тренировок он вряд ли завтра сможет встать нормально, но ему это было безразлично. Вдруг он вспомнил, что сегодня ее день рождения. Его рука уже машинально потянулась к телефону во внутреннем кармане куртки, когда он уже был на улице. Он уже достал телефон, но тут же передумал. Подарок ей так и продолжал стоять на полу его квартиры. Она с ним попрощалась навсегда. Навсегда…
Навсегда расстались они в тот день. Мидори сегодня исполнялось двадцать четыре, и это был самый грустный, самый ужасный день рождения в ее жизни. Она не вышла на работу, позвонив и сказав, что больна. Весь день она провела в своей комнате. Раздавались звонки друзей с поздравлениями, пришла Шиори и звала ее прогуляться, но на все это у нее было только одна реакция – полное безразличие к происходящему.
– Эй, да что с тобой сегодня? – наконец не выдержала Шиори такого безразличия.
Мидори еще долго молчала, прежде чем ответить.
– Мы расстались, – через минуту еле слышно ответила Мидори.
– С кем? – не поняла подруга.
– С Чонхо.
Взгляд ее при этом был устремлен в одну точку, но и в этой точке она ничего не видела. Перед ней было только его лицо.
– Как? – наконец дошло до Шиори. – Неужели правда? Пять лет были вместе и теперь расстались? Зачем?
На все эти вопросы Мидори не смогла ответить. Было очень тяжело это сделать. Она продолжала лишь смотреть в одну точку. На улице накрапывал мелкий дождь, что полностью соответствовало ее настроению, а она не замечала даже того, что делается за окном. Вместо ответов на все эти вопросы из ее глаз снова закапали слезы, которые она не в силах была остановить.
– Вот тебе и день рождения… – пробубнила Шиори, обняв подругу и поглаживая ее по спине.
А она, как ребенок, уткнулась ей в плечо и оттого разрыдалась еще пуще. Через некоторое время она все же смогла успокоиться и взять себя в руки. Она не стала объяснять причину, из-за которой они расстались. Когда-нибудь потом, не сейчас. А Шиори не задавала лишних вопросов, прекрасно понимая, что подруге сейчас нужно отсутствие этих самых вопросов.
На семейном ужине она сидела пустая и без всяких эмоций, потому что все они покинули ее вместе с ним. И даже столь любимые ею бенгальские огни не сумели хоть немного развеселить ее. Родители недоумевали, что такого могло с ней случиться. И только Коджи немного догадывался о происходящем, потому что прекрасно знал свою сестру. Он заметил отсутствие кольца на ее руке, заметил бледный цвет ее лица. По окончании ужина он как-то попытался взбодрить сестру, принес диск с фильмом в ее комнату, на что она ответила безразличным согласием. На середине фильма она встала и отправилась во внутренний двор. Брат проследил за ней сочувственным взглядом, а потом молча последовал за сестрой. Уже давно стемнело, а дождь все продолжал, но она, не обращая на него никакого внимания, встала на открытое место, совсем не укрываясь от дождя. Она подняла лицо, и капли заструились по бледной коже и начали стекать с кончиков волос и пальцев рук. Ей представлялась луна где-то за облаками, такая же одинокая и такая же печальная. Капли дождя заменяли ей слезы, умывая лицо от настоящих. Мидори подставила руку каплям дождя, и они послушно стекали в ее ладонь. Но вдруг в один миг они перестали стекать, хотя дождь еще продолжался.
– Простудишься ведь, – сказал Коджи, удерживая над обоими зонтик.
– Мне все равно, – ответила Мидори, опустив руку, с которой начала капать вода.
– Пойдем в дом?
И не дожидаясь согласия, Коджи повел ее домой, и она послушно последовала с ним. Он провел Мидори в ее комнату, высушил полотенцем волосы, а другим накрыл ее плечи и сделал чашку горячего чая. Все это она воспринимала так безразлично и впустую, что Коджи мог бы ей сейчас сказать, что в эту ночь лучше всего копать песок, и она бы послушно начала копать его.
– Вы расстались, – как утверждение произнес Коджи, сидя в крутящемся кресле.
Мидори только еле заметно кивнула, отпив еще один глоток чая.
– И это произошло из-за Кикучи-куна, – продолжил Коджи.
Мидори снова кивнула. Говорить вовсе не хотелось.
– И ты подумала, что самое лучшее – расстаться?
Она опять кивнула.
– Хмм… – только и произнес Коджи.
– Оставь меня, – вдруг впервые за несколько часов произнесла Мидори. – Я хочу спать.
– Точно все нормально?
Мидори лишь кивнула, и брату пришлось уйти. Она переоделась и легла в постель, но вряд ли могла сомкнуть глаза. Она просто лежала, думая, как теперь придется жить без него, но так ничего и не смогла придумать. Эта дыра в душе затянется только через очень долгое время.
С этого времени она стала более напоминать робота, чем человека. Она просто делала то, что от нее требуется на работе, просто желала доброго утра и спокойной ночи родителям и брату, машинально общалась с друзьями. Но все это она делала без какой-либо эмоции, без радости или сожаления. Она просто это делала и с течением времени начала привыкать к такой пустой жизни. На ее лице практически не появлялось улыбки, хотя она думала, что после того, как она признается, будет легче. Оказалось в сто тысяч раз хуже.
Она продолжала смотреть матчи, где он участвует, но только по телевизору. Она так же смотрела только на него, и ей казалось, что ему было только легче от того, что она сказала. Он играл, вкладывая в игру всю душу, и процент забитых им мячей стал больше. Она перестала отягощать его. Ну и хорошо. Ей было достаточно лишь того, чтобы он был счастлив, а она… Как-нибудь справится.
Еще через полторы недели в Осаку вернулась группа Hey-yo!, а с ними и Дзюн. Она это узнала из новостей шоубизнеса в их же газете. Эта газета тут же отправилась в мусорное ведро, хотя точно такими же была полна вся редакция.
В это же время ей предложили долговременную командировку в Штаты в качестве корреспондента. Главный редактор Танака сказал, что лучшее в ее состоянии – это сменить обстановку, и дал на раздумье два дня. Мидори только усмехнулась в ответ на это. «Все повторяется, да?» – пробормотала она, но все же к предложению отнеслась серьезно.
Жизнь покатилась по-прежнему, но в ней не было ее главной составляющей, оттого все и потеряло краски. Птицы пели не так, не так шумело море, не так летали самолеты и разговаривали люди. Все было не так, но ничего нельзя было изменить.
– Наверное, я поеду в Штаты на год, – вдруг произнесла Мидори за семейным ужином. Сначала ее не услышали, потому что как раз шел спор отца и сына о лучших шинах для их новой Toyota. Но первой отреагировала мать.
– Зачем? – ахнула она.
– По работе, – коротко ответила Мидори. – А может… и дольше года.
Слова как гром среди ясного неба. Родители уже привыкли, что их дочь теперь молчит практически все время, но именно в этот день она заговорила, как и прежде. Заговорила, чтобы сказать, что уезжает. Они уже смирились с тем, что она выходит замуж за Чонхо, и вдруг она сообщила, что никакой свадьбы не будет. Им бы и почувствовать облегчение, но к своему удивлению ни мать, ни отец его не ощутили. Было лишь одно сожаление о неисполненном. Они уже давно привыкли к Чонхо, недолюбливали лишь по привычке, но вот настал конец их отношениям. Родители не понимали из-за чего, пока Коджи не шепнул им об этом. И вот теперь она уезжает. Быть может очень надолго.
Коджи слушал это внимательно, не проронив ни слова. Он чувствовал, что Мидори совсем не хочет уезжать, но, если останется, будет только хуже. Вот только если…
Коджи вышел из-за стола раньше, чем обычно.
Все это время Чонхо напоминал себе машину, способную только на исполнение указаний тренера. Он не только практически перестал разговаривать, роняя слова лишь при необходимости, но и звонить матери, хотя раньше делал это раз в два-три дня. Так что через неделю ей пришлось позвонить самой, потому что она уже начала беспокоиться за своего сына. Разговор вышел очень коротким, но даже его хватило для того, чтобы выяснить все, что ее интересовало. Она четко поняла, что у него случилась неприятность в его личной жизни.
Это же подумали и товарищи по команде, уже более не приставая с расспросами, но пытаясь подбодрить его своими глупыми шутками. Больше всех старался Сун Юн, но даже ему не удалось хоть на йоту развеселить их правого нападающего. Так что вскоре эти попытки были оставлены за невозможностью выполнить задуманное. Было решено, что это должно пройти только со временем.
Ему несколько раз звонил Мин Хон, но Чонхо всегда просто прослушивал мелодию звонка, не отвечая. Наконец он ответил, потому что звонок был очень надоедливым. Мин Хон поинтересовался его жизнью и тем, когда все-таки будет свадьба. В ответ на то, что никакой свадьбы не будет, Мин Хон воскликнул: «Ты ее бросил?!», на что Чонхо просто прервал связь.
Нет, ему еще долго придется учиться жить снова без нее. А хотел ли он этого? Где-то глубоко в душе он вовсе не желал этого делать. И прошло слишком мало времени, чтобы перестать любить ее. Да он и сомневался, что когда-нибудь прекратит ее любить. Эти пять лет были окрашены во все яркие цвета радуги или фейерверка, который она так любила. Он вовсе не хотел забывать ее. Он совсем не хотел переставать любить ее. Но и быть с ней вместе уже не мог. Или…
Нет, ему сложно было простить ее после всего, что она сказала. То, что он согласился подвезти ее пять лет назад, когда еще работал доставщиком еды, было ошибкой. Лучше бы он так и продолжал существовать. Без нее. Так было бы легче.
Как-то раз он снова зашел в тот бар, где был после того, как родители Мидори встретили его весьма холодно. На этот раз он заказал себе нечто покрепче, хотя названия совсем не запомнил. Сидя у барной стойки, он разом осушил весь бокал и уже заказал второй, как услышал знакомый голос.
– Что, опять запиваешь свое горе?
Сун Юн иногда отличался необычайной надоедливостью, и отвязаться от него было весьма сложно. Чонхо ничего не ответил, осушив второй бокал алкогольного нечто. Сун Юн заказал себе что-то подобное.
– Дай угадаю… – снова начал он. – То, что родители не разрешают, мы уже проходили, а то, что… О! Она тебе изменила?
Чонхо подозрительно посмотрел на него. Интересно, если его поставить основным вратарем, сколько мячей он возьмет? Эта мысль промелькнула у него на задворках сознания и тут же была забыта. Чонхо осушил третий бокал.
– Значит, я прав, – продолжил Сун Юн, пригубив свой напиток.
– Да, прав, – неожиданно сказал Чонхо. – Что теперь скажешь?
– Что ты правильно сделал, что бросил ее. Не стоит она твоих мучений, вот, что я скажу. Сегодня пострадаешь, завтра найдешь еще лучше.
– Не найду, – тихо, но уверенно произнес Чонхо.
– Это ты сейчас так думаешь. А потом…
– Не найду, – повторил Чонхо.
Оставив деньги за выпивку, он пошел в сторону выхода. Сун Юн еще подумав немного, поспешил за ним. Оставив попытки вернуть Чонхо к нормальной жизни путем обещания еще лучшей красавицы, он постарался сделать это с помощью всяческих шуточек, но не помогла и они. Сун Юн хотел затащить его в первый развлекательный центр, но и это не помогло. Чонхо просто дошел до стоянки, где был его мотоцикл, и завел мотор.
– Ты меня хоть домой подбросишь? – применил Сун Юн свое последнее оружие.
Чонхо подумал еще некоторое время, а потом, снизойдя до запасного вратаря, пустил его на второе сидение. Самолюбие вратаря было потешено хотя бы здесь, хотя Чонхо просто хотел подольше не возвращаться домой. Ему вдруг вспомнилось, как он подвозил До Гына, который сейчас был со своим дедушкой за сотни километров. Ему вдруг вспомнились его поездки с Мидори…
Все-таки она оставила слишком большой след в его жизни. Его ничем не закрасишь и совершенно не сотрешь. Он лишь потускнеет, но при одном воспоминании загорится вновь.
Чонхо подвез Сун Юна до дома, но на предложение зайти ответил отказом. После этого он еще некоторое время поездил по улицам. Фонари робко начинали загораться, будто боясь, что только что зашедшее за горизонт солнце снова взойдет. Люди смеялись и весело переговаривались после тяжелого трудового дня. И только Чонхо один раскатывал по улицам города. Он заехал в первый попавшийся ресторан и поужинал. Когда-то ему даже такое не снилось, теперь он редко когда экономил деньги до последней воны. Наконец он приехал домой, потому что дальше уже было некуда ехать.
Зайдя в пустой и темный дом, он в сотый раз кинул взгляд на подарок, который приготовил на ее день рождения. Он так и не смог его выбросить или еще что-то сделать с ним, и подарок так и продолжал стоять у стены. Чонхо, так и не включая свет, повалился на кровать, но сон все не шел, обходя его вниманием. Он пытался думать обо всем на свете, о жарких пляжах на юге Испании и острой еде его национальной кухни, но все тщетно. Все мысли его возвращались только к ней, к Мидори, и избавиться от них было невозможно. Наконец полностью уверившись в том, что сегодня ему заснуть не удастся, он включил телевизор, который все-таки установил несколько дней назад. Он бездумно переключал каналы, даже не вникая в смысл того, о чем говорят. Но вдруг на одном он остановился, сделав звук погромче. Транслировали интервью той самой группы, где был Кикучи. Он непринужденно отвечал на вопросы и смеялся вместе со всеми. Его, конечно же, спросили об их связи с Мидори, и, конечно же, он ответил, что это был всего лишь дружеский поцелуй, который все расценили неправильно. О том, что между ними произошло потом, он, конечно же, не рассказал. Может, она и будет с ним счастливее, неожиданно подумалось Чонхо. Может быть, может быть…
Под речь того, кому Чонхо иногда хотелось врезать, но его спасало лишь то, что они до сих пор не пересекались, он наконец и уснул, будто провалившись в черный омут, где не было места ни снам, ни переживаниям. Только непроницаемый сон.
Проснулся он довольно рано, почувствовав себя полным сил, чего давно уже не было. Он сварил себе кофе и позавтракал остатками пиццы, которую заказывал позавчера. Курьер, привезший ее, заставил Чонхо вспомнить собственные трудовые будни, поэтому невзначай он положил вдвое больше денег. Он уже начал заниматься на тренажере, который стоял у него дома, как в дверь позвонили. Он удивился, потому что для гостей еще довольно рано, да и гостей-то к нему заходило катастрофически мало. Идея о том, что это могут быть какие-то сумасшедшие фанатки, что, кстати, было пару раз, ему пришла поздно, когда он уже открывал дверь.
– Здравствуйте, – начал представительный мужчина в костюме примерно одного с ним возраста.
– А вы… – начал Чонхо, но мужчина опередил его.
– Может, вы меня и не помните, но я встречался с вами несколько раз. Я Наойя Коджи, брат Наойя Мидори.
Только услышав это имя, сердце Чонхо подпрыгнуло и резко опустилось вниз. Он без лишних слов посторонился, пропуская Коджи в свою квартиру. Тот сразу же прошел в комнату, будто был у себя дома.
– Я участвовал в проектировке этого дома, – говорил он, усаживаясь на диван и приглашая Чонхо последовать его примеру. – В Осаке таких домов всего лишь несколько, так что вас было нетрудно найти.
Чонхо только смотрел на него, ожидая, когда он скажет, для чего он пришел.
– Я знаю, вы расстались с моей сестрой, – как само собой разумеющееся продолжал Коджи. – Но я хочу сказать, что вы поторопились с этим.
– Но она…
– Да, она совершила ошибку. Но поверьте, ей приходится во много раз хуже. Она почти ничего не ест и практически не спит. Она страдает намного больше вашего, беря все это на себя. А вы сами? Вы сами не ощущали, что жизнь стала совсем иной, когда моя сестра покинула вас?
По мере того, как Чонхо выслушивал все это, его сердце все более сжималось в комок. Она страдает…
– Она думала, что сделала лучше для вас, потому что только она во всем виновата, поэтому дала вам шанс начать все сначала. А она сама как-нибудь со всем разберется. Но нет, у нее не получается. Вы знаете, что она до сих пор вас любит больше жизни? А вы знаете, что сегодня в десять часов утра она собирается уехать в Штаты, чтобы хоть там начать жить нормально?
Чонхо вдруг посмотрел на Коджи совершенно по-новому. В его взгляде появилось удивление, за которым последовал и страх.
– Собирается уехать?.. – эхом повторил он.
– Да. Но я знаю, она не забудет вас и в Африке. Послушайте, раньше, года два назад, я был в точно такой же ситуации, что и вы сейчас. Она временно предпочла мне другого. И я не смог простить ее. А потом понял, что упустил свое единственное счастье, которое, возможно, мне больше никогда не суждено обрести. Так вот, – сказал он, уже вставая и направляясь к двери, – постарайтесь хотя бы вы быть счастливыми.
На этом Коджи ушел, тихо прикрыв за собой дверь и оставив Чонхо в полном замешательстве. Коджи назвал все своими именами. Чонхо чувствовал, что она тоже страдает, что ей тоже плохо, но он думал, что ему хуже. Оказалось, все наоборот. Но она же предала его. Он теперь не может ей доверять. Она же…
Какой же он дурак! Было еще девять-пятнадцать, он должен был успеть. Он довольно ощутимо хлопнул себя по голове, схватил куртку и мигом спустился в подземный гараж, через секунду уже завел мотоцикл, а еще через двадцать оказался на улице, обгоняя слишком медленные автомобили, как только мог. Там, где дорога была относительно свободна, он гнал изо всех сил, там, где было скопление машин – ехал по обочинам. Он должен был успеть, потому что потом…
А что будет потом, он просто не представлял, потому что не представлял себе жизни без нее. Те дни, которые он провел без нее, для него были пустыми и горькими. Они пронеслись для него, как один миг, не оставив в памяти ни следа. И вот она уезжает, чтобы забыть его навсегда. А он остается один, в той стране, в которую и приехал-то из-за нее. Не упустить, поймать свое счастье снова, которое покачнулось всего из-за одного человека, из-за одной ночи. Но разве простить – это не настоящая любовь? Он любил ее всем сердцем, и это не была просто привычка, выработавшаяся за пять лет. Она была единственная, самая лучшая, несравненная, прекрасная и удивительная. А он повелся на ее слова.
Через полчаса он уже подъезжал к аэропорту Кансай. Все было хорошо, но…
Полицейский. Он остановил его, просигнализировав сзади. Пришлось остановиться.
– Патрульный Ямада, – представился полицейский, только подойдя к Чонхо. – Вы превысили скорость. На данном участке можно ехать только со скоростью пятьдесят километров в час.
– Я очень спешу…
– Подождете, – командным тоном сказал патрульный. – Вам придется последовать за мной в участок для оформления протокола о нарушении скоростного режима.
– Послушайте, я, правда, спешу, – снова повторил Чонхо.
– Подождете, – опять сказал патрульный Ямада.
– Понимаете, прямо сейчас, может быть, девушка, которую я люблю больше, чем что-либо на свете, улетает и больше не вернется, а вы сейчас меня удерживаете от того, чтобы я ее остановил.
Ямада поднял пластик шлема, его лицо оказалось сравнительно молодым и доверчивым. Он внимательно посмотрел на Чонхо, еще что-то прикинул у себя в голове и только потом сказал, расчувствовавшись:
– Ладно, будем считать, что мой датчик ошибся, – смилостивился полицейский. – Поезжайте к своей девушке.
И Чонхо погнал дальше, выжимая из двигателя мотоцикла все его лошадиные силы. Разговор с полицейским занял несколько минут, и эти несколько минут могли стоить ему ее. Вот он уже выехал на насыпной остров, вот уже и виднеется аэропорт. Осталось совсем мало. Он подъехал к аэропорту и оставил мотоцикл у входа, даже не позаботившись о его сохранности. Как можно скорее он перемахнул через сидение, и побежал быстрее, чем когда несется наперерез противнику за мячом. Он бежал изо всех сил, по микрофону уже объявляли, что посадка заканчивается, но он продолжал бежать, следуя указателям. Вот уже и стол регистрации, но…
Около него уже никого не оказалось. Было пусто, если не считать служащую аэропорта. Чонхо больно ухватился за свои волосы обеими руками и начал оглядываться. Никого, никого…
Но вдруг из-за угла вышла Мидори, везя в руках чемодан. Только увидев Чонхо, она остановилась, а еще через несколько секунд упустила ручку чемодана из рук. Она просто смотрела на него, не говоря ни слова, будто не верила своим глазам. Чонхо помедлил немного, а потом подошел к ней.
– Зачем ты здесь? – тихо спросила Мидори.
За эти несколько дней она похудела и ее лицо напоминало скорее маску театра Но, а не лицо обычного человека.
– Я отпустил тебя уже один раз когда-то… Не хочу тебя отпускать снова.
– Почему?
– Потому что люблю тебя. Люблю тебя такой, какая ты есть. Всегда буду любить тебя, и ты этого не изменишь.
Он очень волновался, хотя мало это показывал наружно. От этого он начал путать слова и говорить на смеси японского и корейского, в конце окончательно перейдя на свой родной язык.
– Неужели ты…
– Давай забудем все это. Давай начнем жить новой жизнью. Кстати, ты забыла кое-что.
Он достал из кармана куртки коробочку, в которой лежало кольцо, открыл ее и надел кольцо на безымянный палец ее левой руки. Зеленый камень заблестел всеми красками. Мидори только неверяще смотрела на все это. Скажи ей кто-нибудь, что это все мираж или что ей это снится, она бы поверила, но до сих пор никто этого не говорил, а перед ней стоял только Чонхо, который снова надел на ее палец кольцо. Вдруг она расплакалась, уткнувшись ему в плечо, потом обняла крепко-крепко.
– Прости меня, прости, – шептала она бесконечные извинения.
А Чонхо лишь обнял ее в ответ, потом пригнулся и коснулся ее лба своим, заглядывая в глаза.
– Не надо, хватит, – в ответ прошептал он.
– Девушка, если вы не поторопитесь, то самолет улетит без вас.
Но замечание служащей аэропорта было оставлено без внимания. Наберись тут хоть тысяча людей, они бы чувствовали себя наедине. Неясно, сколько прошло времени, минута или целая вечность, но они стояли так, и никто не был в силах побеспокоить их.
Самолет благополучно улетел с одним пустым креслом, которое так и не дождалось своей пассажирки. Аэропорт продолжал функционировать, как отлаженные часы. Люди спешили на свои рейсы. Нормальная жизнь Кансая, но это все было неважно. Не говоря более ни слова, они, взявшись за руки, шли в направлении выхода из аэропорта. Он вез ее чемодан, а она только крепче держала его за руку, боясь отпустить хоть на секунду. Мотоцикл, к счастью, оказался на месте, не смотрю на свою полную незащищенность, и Чонхо, устроил его понадежнее, оставив на некоторое время – чемодан был слишком большой для верного двухколесного коня. Он приедет за ним позже. А сейчас он сел с ней на скоростной поезд, чтобы доехать до станции Цуканиси, которая как раз была недалеко от ее дома. Она изредка смотрела на него улыбаясь, и где-то глубоко в душе до сих пор оставалась частица неверия, а он просто уверенно вел ее за руку, и за ним она готова была последовать куда угодно. Патрульный Ямада как раз ехал параллельно этому скоростному поезду и совершенно случайно он заметил своего недавнего задержанного и ту, о которой он говорил. Он улыбнулся, хотя его улыбку и не видел никто, потому что она была скрыта темным пластиком полицейского мотоциклетного шлема.
День свадьбы был назначен на конец апреля. Родители Мидори дали им свое благословение и теперь относились к Чонхо как к полноправному зятю. Команда на следующий же день поняла, что теперь у Чонхо все в порядке. А Чжун Хён даже сказал:
