Текст книги "Если вы нашли что-нибудь ненужное (СИ)"

Автор книги: Антуриум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Луи, неужели ты все еще дуешься?

Я пожал плечами.

– Луи, пойми… – он снова стал серьезным и будто подталкивал себя к каким-то словам. – Много лет я сидел в одиночестве в холодном доме. Я уходил под землю, но и там был один. Я столько передумал! Много десятилетий ужасного холода… – его передернуло.

Я вспомнил его тогда и мне снова стало его жаль. И одновременно я чувствовал раздражение от подозрения, что все это лишь еще одна попытка обаять и обмануть меня. От этого и от его горечи и неловкости, которые я ощущал, мне хотелось прекратить наш разговор. Но он продолжал:

– Я был готов на все! А потом ты вернулся, и я видел, что ты можешь оставаться рядом со мной. А я столько мечтал об этом. Я видел, что ты добр ко мне, но только до тех пор пока думаешь, что мне нужна помощь. Как это говорится? Физическая помощь, – его брови страдальчески изогнулись: – Ты не понимал, что мне требовалась помощь иного рода. И быть со мной ты тоже готов был только пока считал, что я нуждаюсь в помощи… Я не хотел врать, все, чего я тогда хотел, – это быть с тобою рядом. А ты собирался от меня избавиться, – он обвиняюще уставился на меня своими, казавшимися ярко-синими при этом освещении, глазами, и я понял, что снова готов растаять. Он говорил то, что я жаждал услышать, то, что чувства, которые между нами были – правда:

– У меня тогда совсем не было воли к жизни, единственным, что мне еще оставалось интересно, был ты. Музыка, изменившийся просвещенный мир с новыми правилами и взглядами – все это очаровало меня позже. А ты хотел лишить меня единственной спасительной ниточки, привязывающей к нормальной жизни… Мой обман был всего лишь самозащитой.

Я давно понял, что все те признания – тогда, когда я нашел его в доме рядом с кладбищем, и позже – не были неконтролируемым следствием истерики, как мне казалось когда-то. Вероятно, признания доводили его до истерики, но шел он на них хоть и неохотно, но сознательно. Или все это было игрой от начала и до конца? Я не мог сказать наверняка, но много думал над его версией событий и пришел к выводу, что она походила на правду, потому что объясняла почти все. Непонятно только, зачем ему такая скучнейшая и, главное, плохо относившаяся к нему личность, какой был я. Но, может быть, не зря говорят, что любовь зла… Почти смирившись с тем, что снова очарован и погиб, я отодвинулся от него больше потому, что еще смутно помнил о своем решении не верить:

– Я вовсе не собирался выселять тебя сразу. Я же не знал, выздоровеешь ты или нет. Но оформление документов могло занять несколько месяцев, и лучше было заняться этим заранее, чтобы, если ты выздоровеешь, ты мог сразу зажить собственной жизнью…

– Значит, я тебя не понял, – грустно ответил он. – Иначе я не стал бы тебя обманывать. Ты мне не веришь и снова оттолкнешь?

Мне пришло в голову, какое это странное стремление – во что бы то ни стало желать быть с существом, которое предало его так, как предал его я в свое время. Неужели все человечность и благородство Лестата каким-то странным образом ушли только в одну область, в отношение к любимым, так, что на весь остальной мир уже ничего не осталось?

Наверно, я не должен был забывать, что то, чем мы являемся, делает нас недостойными любой любви. Но Лестат, сознательно или нет, снова повернулся ко мне своей самой трогательной стороной, так, что я не выдержал и пропал. И я был очень перед ним виноват. Он мог быть недостоин хорошего отношения всего света, но моего хорошего отношения он был достоин, хотя бы из-за той боли, которую я ему причинил когда-то, когда помогал его убить.

– Возможно, это я виноват, мне надо было выражаться яснее, – пробормотал я и шагнул к нему.

Он сразу понял, что это знак примирения, и бросился обниматься. Я прижал его к себе, чувствуя, как соскучился по его прикосновениям.

– Наверно, раз извинился ты, мне тоже следует извиниться еще раз, – пробормотал я. – То что я сделал когда-то – ужасно. Настолько, что у меня не хватает слов, чтобы это описать. Не знаю, можно ли простить такое, но все же прошу прощения, – получилось слишком сухо, но у меня правда всегда не хватало слов. Наверно, потому я избегал говорить об этом. А, может быть, мне просто было слишком стыдно.

Лестат мотнул головой: – Спасибо, но ты знаешь, что я давно простил, – кажется, ему тоже не хватало слов – пока он жил со мной, я пытался поправить содеянное, но такое просто так не исправить. Поэтому мы снова сделали вид, будто этого не было.

– Ты говоришь, что спал под землей? – спросил я, гладя его по спине. – Это тогда ты так исхудал, что стал похож на скелет? И не смог после этого восстановиться?

Лестат кивнул, продолжая прижиматься ко мне, не понимая, как важен для меня ответ, так что я скорее почувствовал, чем услышал это подтверждение. Но мне его было достаточно. Кажется, пазл наконец сложился: до этого я никак не мог понять, как можно было добровольно терпеть голод столько времени, что получилось довести себя до того состояния, в каком я нашел Лестата. По крайней мере как это мог сделать Лестат, который не был ни гигантом воли, ни излишне совестливой личностью. Но я слышал, что у впавшего в анабиоз вампира притупляется чувство голода и знал, что к этому чувству отчасти привыкаешь. Возможно, Лестат иссох во сне, а когда проснулся, уже так привык к своему состоянию, что оно ощущалось им как сносное. Если так, я мог поверить, что изменить его ему мешало только уныние и чувство вины. Выходит, Лестат говорил правду и все, что я мог ему предъявить, это только его слова, будто он не может пить человеческую кровь? Ну, и еще то, что мой “эксперимент” с участием двух персон провалился, но Лестат всегда честно признавался, что не хочет в нем участвовать, так что в этом не было его вины, просто идея попробовать такое с ним с самого начала оказалась мертворожденной. В конце концов, я по-прежнему мог делать со своей жизнью все, что захочу, а Лестат волен был распоряжаться своей, какой бы она ни была. Не было смысла выяснять, кто из нас лучше, кто хуже: с точки зрения морали мы были примерно равны, то есть одинаково плохи. Между нами стоял только его обман, он мог быть огромным и страшным в своей неизвестности, но оказался небольшим. И я знал о нем уже несколько месяцев. Наконец-то я мог обнять Лестата без опасений! Мне хотелось стать как можно ближе к нему, но обнять его еще крепче я не мог, потому что и так уже крепко обнимал. Я зарылся носом в его волосы – и почти исколол нос, потому что волосы Лестата, обычно красивые как ангельские локоны, сегодня были жесткими и выглядели так, будто их пару недель не расчесывали – так же, как волосы его любимых рок-звезд. Судя по твердости и парфюмерному запаху, этот эффект достигался искусственно, с помощью какого-то средства для укладки. Это было странно, но я решил не обращать внимание на такие мелочи.

Еще от него пахло одеколоном, немного человеческим потом, сигаретным дымом, бензином, но больше всего я ощущал запах крови – болезненно приятный и одновременно тревожный и горький запах. Почувствовав, что я принюхиваюсь, Лестат напрягся, а потом отпрянул:

– Если хочешь знать, сегодня я никого не убил! Я охотился на дискотеке: убеждал смертных отойти в сторонку, вводил в транс и отпивал понемногу…

– Но я ничего и не говорил…

– …Там никто не обращает на это внимания, потому что все и так обжимаются по углам. Это утомительно, но забавно. Надеюсь, я все еще достаточно хорош для тебя? – спросил он с вызовом. – От тебя тоже пахнет кровью! Как же я устал от этого камня преткновения…

– Я не собирался сейчас говорить о нашей сущности, – ответил я. – Наоборот, думал, что, может быть, нам стоит принять все связанное с насыщением как личное дело каждого, в которое другой не вмешивается.

– Я чуть все не испортил, да? – Лестат заглянул мне в глаза. – Если ты не хочешь говорить об этом, то я и подавно.

Я подумал, что, возможно, он все же лучше меня, а потом растворился в тактильных и чувственных подтверждениях нашего свидания. Я целовал, трогал и гладил его везде, где мог дотянуться. Наслаждался шелковистой, сейчас почти по-человечески теплой кожей, а он с радостью отвечал мне тем же. Он давно расстегнул свою дурацкую жесткую куртку, но она все равно мешала и, когда мы стали снимать ее, он, что-то вспомнив, достал из кармана новенькую книгу:

– У меня для тебя подарок, – сказал он со смешком.

– Что это? – если быть честным, наша близость сейчас была гораздо интереснее любой книги.

– Моя книга, ответ на твою. Хочу разоблачить твою глупую писанину, – он снова засмеялся. – Не обижайся. Я дарю ее не для этого, а потому что нашел способ рассказать тебе о происхождении вампиров, не рискуя твоей головой. Ты ведь когда-то мечтал узнать об этом.

– Какой еще способ? – Я уже чувствовал, что от этой столь не вовремя появившейся книги не стоит ждать ничего хорошего.

– Я понял, что самое простое решение лежит на поверхности: если хочешь безнаказанно открыть тайну – расскажи о ней всему миру, ведь ее хранитель не сможет убить всех, кто ее прочитает, – Лестат казался очень довольным собой. – Вот здесь, – он открыл нужное: – Глава «История Мариуса».

Я пролистал пахнущие типографской краской страницы. Там было многое из того, что Лестат рассказывал мне около года назад. На всякий случай я нашел свое имя, но там не было ничего такого, что он мог бы написать, если б хотел выместить свои обиды. Конечно, он пытался обелить себя и сетовал на нашу с Клодией жестокость, но кто бы не сетовал на его месте? Я решил, что дело не в сведении счетов. Однако то, что Лестат решил пойти по моему неверному пути и написать книгу о бессмертных… Я не мог оценить достоверность истории Мариуса, поскольку не знал ее, но и того, о чем мне было известно, оказалось достаточно, чтобы понять: Лестат раскрыл немало тайн детей ночи, и завсегдатаи вампирского кафе будут иметь к нему не меньше претензий, чем ко мне.

Между тем он с почти детским предвкушением наблюдал за тем, как я перелистываю страницы:

– Теперь ты наконец поймешь, что я не тот ничтожный лгун, каким ты меня считаешь! – видимо, для него эта книга была очень важна.

– Лестат, – сказал я, с каждой страницей все больше убеждаясь, что она может принести ему много несчастий. – Она уже в продаже? Надо уничтожить ее тираж, иначе у тебя будут большие неприятности.

Он обиделся:

– Хочешь, чтоб твое сочинение осталось единственной точкой зрения?

– Дело совсем не в этом! – попытался объяснить я. – Пойми: тебе будет грозить опасность, такая же, как мне. Я зря рассказал все журналисту, это ничего не дало, кроме неприятностей, но я и так считаюсь изгоем среди вампиров, а ты перед ними пока чист.

– Не могу понять: ты такой заботливый или такой мелочный? – с досадой спросил он. – А «чист» я в любом случае буду недолго, – и он вытащил что-то из кармана: – У тебя есть кассетник?

– Это еще что? – удивился я, разглядывая кассету в его руках.

– Это, – он загадочно и одновременно самодовольно улыбнулся, – скоро будет звучать везде по нашу сторону Панамского канала.

Кассетник нашелся. Лестат бережно и одновременно гордо, как свое любимое детище, вставил в него принесенную кассету:

– Это та группа, «Вечеринка сатаны». Помнишь?

Зазвучали настойчивые аккорды, а потом голос солиста, но на этот раз им был Лестат. И даже если б я никогда не слышал его тенора, все равно понял бы, что поет вампир, потому что мои уши улавливали ноты, несвойственные смертным. И пел он тоже про вампиров.

– Ты бросаешь тайны как, как… – я задохнулся, не находя слов. – Или ты снова так шутишь?

– Ты поймешь, что не шучу, когда клип с этой песней станут крутить по всем каналам, – он ухмыльнулся, а потом счастливо закружил по комнате. – Это прекрасно, Луи! Мои смертные музыканты знают, кто я, но все равно приняли меня. – На секунду в нем снова проглянул тот Лестат, который боялся, что обречен на вечное одиночество, и тут же затерялся в лавине хорошего настроения. – Ты даже не представляешь, как это здорово! Мы записали диск и начинаем его раскручивать. А потом будет большой концертный тур!

– Постой… Ты сказал «тур»? Это означает, что тебя все увидят? Ты хочешь показать вампирам не только голос, но и внешность? – я схватился за голову. – Но это невозможно: тебя убьют. Ты должен отказаться. Или нет… Все-таки ты шутишь. Я тебе не верю.

Я и правда снова начал сомневаться. И в то же время сама мысль, что сказанное им может быть правдой, меня возмущала, поскольку она означала что теперь, когда я, наконец, снова смог дорожить Лестатом, сам Лестат ни секунды не собирался дорожить собой.

Он сказал будто знал, что я не поверю, поэтому не зря пришел именно сегодня. И предложил включить телевизор. Я пожал плечами и вручил ему пульт. Он устроился рядом, переключая каналы:

– Сейчас! Сегодня, – он посмотрел на часы, – меньше чем через четверть часа должна быть премьера. «Ты полон сюрпризов», – не без иронии ответил я, и мы уселись ждать. Я думал, что, если он не шутит, то на часть этих безумств его толкнули моя книга и наше расставание – ведь, кажется, раньше он не собирался писать свою биографию. Она была способом что-то мне доказать. Не могу сказать, что мне это нравилось, потому что вызывало чувство вины. Кажется, мы оба в нем давно погрязли.

========== Глава 18 ==========

Наконец диктор что-то прокричал, заиграла громкая музыка, картинка сменилась, и на экране возник Лестат. Он вертелся и скакал в клубах искусственного дыма, а позади него прожекторы выхватывали из дымовой завесы музыкантов и танцоров в псевдоегипетских одеждах. Я открыл рот.

– Подожди, – копия телевизионного Лестата по эту сторону экрана подняла палец, – смотреть в студии не то же, что сейчас. Удивительно, как меняется восприятие.

Он вглядывался в двигающееся изображение, шевеля губами в такт песни, а я был так удивлен, что даже осмотрел телевизор в поисках подвоха. Но все выглядело как обычно. Тогда я набрал номер своего агента – я специально доплачиваю ему большую сумму за право поднять в любое время ночи. Лестат не соврал: агент оказался в порядке, если не считать того, что был разбужен в два часа.

– Джон, – сказал я. – Простите, но мне это очень важно… Не могли бы вы включить канал X? Что вы там видите?

В трубке послышалось шуршание и шлепанье тапочек: это Джон выбирался из постели и шел к телевизору. – Какой-то клип.

– Как выглядит певец?

– Как все они. Светловолосый парень в коже. Постойте… Он недавно приходил ко мне. Искал вас.

– Спасибо, Джон, вы мне очень помогли. Я обязательно включу это в сумму вашего гонорара. – Я вернул трубку на рычаг. Фигурки на экране еще делали последние па. Сделав эффектный пируэт вместе со своим экранным двойником, Лестат уселся на подоконник. А я, пораженный, рухнул обратно на диван. Теперь я верил, что все это не обман и не шутка, потому что таким не шутят. Но это не радовало меня. Значит, правда, что Лестат решил стать мишенью, видимой с любого конца света. Но зачем? Как можно так глупо рисковать – и для чего? Этот вопрос я задал ему.

– А зачем ты рисковал своей книгой? – ответил он вопросом на вопрос.

– Это другое дело! – возмутился я, и, увидев, как он насмешливо поднял брови, пояснил: – Я не открывал свои внешность и голос.

Он задумался, будто сам еще не объяснил себе этого:

– По многим причинам. Понимаешь, я всегда хотел выступать на сцене. И мечтал быть звездой, хоть даже не знал как это называется, потому что два века назад такого понятия еще не существовало. Но это удивительное время дарит даже неосуществимые мечты. И еще… В общем, сейчас я наконец могу жить как хочу и нельзя упустить такой шанс.

– Вот этого ты хочешь? – удивился я. – Петь перед смертными? Ты готов рисковать ради этого спокойствием, жизнью, вообще всем?

Он кивнул, легкомысленно болтая ногами. Такая беспечность походила на позу, впрочем, что еще было ожидать от такого позера как Лестат. Я понадеялся, что он просто дразнит меня, и попробовал успокоить его больное самолюбие:

– Слушай, если ты затеял все это, чтобы доказать, что говорил правду, то можешь торжествовать: я побежден и уничтожен, а ты во всем прав. Теперь, пожалуйста, убери все: уничтожь книгу, расторгни музыкальный контракт. Если еще не поздно. Я очень прошу тебя.

– Нет, не могу, – упрямо мотнул он головой. – Дело не только в тебе. Я же говорил. Но… Еще я надеялся, что ты вернешься ко мне, – последние слова прозвучали вопросительно, и я понял, что он спрашивает меня, но то, что он говорил, казалось мне безумием, и я не знал, какие слова подобрать, чтоб он сам это понял:

– Пойми… Вспомни тех шестерых из городского парка и представь, что бы произошло, будь они равными нам по силе. Нечто подобное, только гораздо хуже, случится, если нас найдут вампиры. И их будет не шесть, а намного больше. Мы неуязвимы лишь для смертных – и то не всегда.

Он нетерпеливо кивнул, будто я зря тратил его время. Действительно, все это было понятно. Но почему же тогда он не хотел понимать?

– Лестат, – сказал я. – Но ведь ты уже страдал. Ты уже горел. Ты несколько раз чуть не умер. Я так сожалею и мне так стыдно, что это произошло тогда, и я так рад, что ты оправился после произошедшего. А тебе будто плевать, что это или даже худшее может произойти снова!

По его лицу пробежала тень, но он упрямо мотнул головой, видимо, отгоняя грустные мысли:

– Может быть. Но я слишком хочу попробовать. Ты не представляешь, что такое стоять на сцене! Если хочешь, я покажу тебе… Конечно, если ты хочешь…

Что мне было делать: удерживать его силой? Но сейчас он сильнее меня, и, похоже, намного. К тому же лишить его свободы мало, главное – прекратить распространение книг, музыки и видео. Я поймал себя на том, что бегаю по комнате. Я бы понял, если б он рисковал жизнью в минуту отчаяния, но сейчас, когда он сам признается, что почти счастлив?! Меня это просто бесило. Лестат с беспокойством следил за моими перемещениями:

– Луи, если ты не хочешь, я не буду тебя впутывать. Я вовсе не собирался втягивать тебя без твоего согласия и учел это в книге. Но… С моей стороны глупо было надеяться, да? – несколько упавшим голосом спросил он.

– А ты не собираешься ничего менять?

– Нет, но…

– Что толку быть с тобой, если тебя все равно убьют? – спросил я, надеясь хоть так отрезвить его.

– Луи, ты просто пессимист…

– Я реалист.

– Ладно, прости. – Он вдруг сполз со своего подоконника и пошел к двери: – Если тебя спросят обо мне, можешь сказать, что не видел меня со времен встречи, описанной в твоем «Интервью».

– Лестат! – окликнул его я. – Я с тобой. Не могу оставить тебя на произвол судьбы, ведь ты сам себе опасен.

Он замер, и я подошел к нему, мы обнялись. «Может быть, мы просто разные?» – подумалось мне. «Может быть, он сумеет выпутаться там, где я не найду выхода?» Но история его жизни, казалось, не подтверждала этого. Обнимая его, я думал, как хрупки могут быть наши тела, как близка опасность. Мне бы очень хотелось предотвратить ее, но не в моих силах было ни защитить от нее Лестата, ни уговорить его отказаться от своей затеи – к сожалению, он действительно волен был делать со своей жизнью все, что захочет. Наверно, я бы никогда не стал впутываться в такое сам, но теперь, когда я верил, что тот Лестат, которого я знал несколько месяцев и который показался мне иллюзией, все-таки существует, я не мог оставаться в стороне. Будь что будет.

fin