Текст книги "Если вы нашли что-нибудь ненужное (СИ)"

Автор книги: Антуриум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Наблюдая за улицей, я устроился у подоконника. Эта ночь была безветренной, от крон деревьев будто веяло спокойствием, я нежился в теплых воздушных потоках, идущих к окну от земли. На противоположной стороне находилась автобусная остановка, а на ее скамейке сидел огромный, вполовину человеческого роста, надувной заяц с забавными толстыми ушами – обычная детская игрушка, каких сейчас много. Он был самым ярким пятном на улице и блестел в свете фонаря, поэтому сразу привлек мое внимание. Рядом с зайцем был вовсе не ребенок, а взрослый мужчина. Наверное, он вез игрушку ребенку, а может быть она была частью декора какой-нибудь вечеринки? Или оригинальным подарком взрослому? Куда смертный может везти зайца в час ночи? Я не знал этого, наверно потому что давно не был смертным, и из любопытства продолжал разглядывать человека с игрушкой. Проследил, как подъехал автобус, и пассажир впихнул в него свою зацепившуюся за двери ношу. Загадку так и не разгадал, зато внезапно понял, что у нас с этим человеком, должно быть, есть кое-что общее. Он кому-то везет игрушку и значит, возможно, у него есть кто-то, о ком он заботится, кто-то похожий на него. И у меня теперь тоже было о ком позаботиться, о ком-то, кто был похож на меня. Уже долгое время я оставался одинок, я не мог быть со смертными и не мог получать удовольствие от общения с вампирами. А сейчас со мной был вампир, который временно не убивал людей. Казалось бы, эта простая мысль должна была прийти ко мне сразу, как только Лестат сообщил о своем состоянии, но я осознал ее только сейчас. Я больше не один. Со мною существо, которое сейчас лучше меня, не важно, что это только из-за болезни. И мы можем принять друг друга такими, какими есть, потому что все про себя знаем. «Мой» смертный давно уехал, а я еще продолжал смотреть вслед его автобусу.

Пока я размышлял, в комнату пришел Лестат с предложением прогуляться. Я был так увлечен своими мыслями, что вздрогнул, услышав звук его голоса. Он обиделся:

– Опять не хочешь меня видеть? Какой очередной пунктик я потревожил? Убеждения не позволяют тебе выйти из дома, что ли?

– Наоборот, я рад тебя видеть. Просто мне пришла в голову одна мысль: что, если попытаться обмануть нашу природу? Пить кровь животных, а для того чтобы не ослабеть обмениваться нашей кровью?

Он покачал головой, будто хотел сказать: “Опять бесплодные фантазии”, но я не отставал:

– Смотри: когда мы пьем, выпитое преобразуется в нашу собственную кровь, независимо от того, чьей она была раньше. Но кровь вампира для другого вампира целебна, значит, даже столетиями питаясь только кровью животных, можно поддерживать себя в тонусе, обмениваясь нашей. Ведь так?

Лестат серьезно посмотрел на меня:

– Выглядит складно. Но это наверняка должно было прийти в голову кому-то до нас, и, если бы способ работал, он бы уже использовался.

– Это стоит проверить.

– Возможно. Но ведь если ты пьешь только кровь животных, своей у тебя с каждым разом все меньше. И настанет момент, когда тебе просто нечего будет отдавать.

– Возможно, это неважно, если отдавать и получать одинаково. Надо проверить, – повторил я.

– Луи, поверь, это плохая идея. Ты знаешь, что мне было бы выгодно воспользоваться случаем, ведь я давно хочу обменяться с тобой кровью, – сказал он со смешком, намекая таким образом на полноценный любовный акт между вампирами. – Но я это говорю, потому что не хочу внушать тебе ложные надежды.

Я замолчал. Как бы там ни было, в одном Лестат был прав: пока он не смог бы поделиться со мной достаточным количеством крови.

========== Глава 8 ==========

Около моста на Рузвельт-Молл-Стрит я наметил очередную жертву. Она одиноко стояла, вглядываясь в темную воду. Потом оперлась о перила моста так, будто примеривалась перелезть через них. Самоубийца? Я замер, желая убедиться в этом и надеясь на поживу. Суицидники – лучшая и в каком-то смысле законная добыча вампира, сладкая тем, что ею можно насытиться почти без угрызений совести. Это единственные существа, у которых мы не только берем, но и даем взамен что-то нужное им: быструю и не самую болезненную смерть.

Но девушка уже отступила от перил и пошла в сторону Виктори-авеню. Я крался за ней, прячась в тени деревьев, растущих на обочине. Она вела себя странно или – вернее – нормально для человека в расстроенных чувствах: бесцельно брела, глядя под ноги, бормотала что-то под нос. Возможно, смертный сказал бы, что от нее веяло отчаянием, но для меня, голодного вампира, все перебивал запах ее крови, сочный и желанный. Пройдя несколько кварталов, она повернула назад. Вскоре мне стало ясно, что девушка возвращается к мосту. Наверно и правда самоубийца или наркоманка. Наркоманы как пища лишь немногим хуже самоубийц: они и так ходят по краю и легко могут упасть вниз, а значит не так уж страшно, если они сделают это с моей помощью.

Я не хотел допустить, чтобы она подошла к перилам, так как боялся, что не смогу действовать незаметно на освещенном фонарями пространстве и ее прекрасная кровь пропадет зря. Метнувшись вперед, как только она поравнялась с границей теней, я утащил ее в сквер, подальше от дороги. От неожиданности она дернулась и застыла на пару секунд – у смертных так бывает: их поражает быстрота, свойственная вампирам. Потом начала биться, пытаясь высвободиться, кусала ладонь, которой я закрывал ей рот. Это были жалкие попытки, ее сил не хватало даже на то, чтоб на секунду оттолкнуть мою руку. И от этого она боялась еще сильнее, я ощущал, как ее паника нарастает, чувствовал запах ее пота и страха. В таких случаях мне всегда хочется шепнуть смертной жертве, что я не собираюсь долго ее мучить и не имею власти отправить в ад, – мне кажется, эти слова должны их немного успокаивать, но сам понимаю, что эта мысль глупа и цинична одновременно. Поэтому просто стараюсь действовать быстрее, чтобы не затягивать мучения.

Удерживая девушку обеими руками, щекой я сдвинул ее воротник и прокусил шею – это сладкое чувство предвкушения, когда зубы входят в мягкую плоть. Сразу попал в артерию – за столько лет я научился делать это лучше любого врача. Мне в рот брызнула горячая влага, молодая, остро пахнущая свежестью, безо всякого привкуса наркотиков. Тело в моих руках дергалось, хрипело и билось, но стремительно слабело. Как всегда во время насыщения мой мозг будто частично отключился, в нем рождались смутные желанные образы. Иногда в такие секунды мне кажется, будто я открыл тайну мироздания, но после я никак не могу ее вспомнить… Вдруг мне послышался шепот:

– Пожалуйста, я хочу жить…

Это вывело меня из состояния эйфории, я очнулся, отстранился и повернул ее лицом к себе. У нее были красивые серые глаза, которые не портила явственная предсмертная пелена – наоборот, она придавала им выразительности.

– Зачем же ты хотела перелезть через перила?

Я был готов к любому ответу, от «я хотела умереть, но уже передумала» до «я просто искала потерянные ключи», однако ее губы только пару раз дернулись и замерли, а глаза уже стекленели. Я тряс тело, будто это могло заставить ее говорить, еще и еще, хотя понимал что это бессмысленно – я властен только отнимать жизни, но не возвращать их.

Тогда я оставил труп в траве и ушел.

Как всегда, когда жертва переставала быть для меня безликой фигурой, я не мог избавиться от навязчивых мыслей. Убил ли я ее по ошибке или она действительно хотела умереть? Если это ошибка, то какая же жестокая и одновременно глупая.

========== Глава 9 ==========

– Что с тобой? – поинтересовался Лестат, когда я вернулся домой.

Я знал, что он не поймет или, того хуже, начнет смеяться и поминать «милосердную смерть», но последнее убийство, хоть оно и не было самым жестоким, будто переполнило что-то и мне просто надо было поделиться этим с кем-нибудь: можно долго закрывать глаза на свои грехи, но рано или поздно всегда наступает момент, когда случайно посмотришь на них под другим углом, и они снова предстанут во всем своем безобразии.

Он выслушал меня без смеха и посоветовал забыть и не мучить себя. Я пожал плечами: с таким же успехом я сам мог дать себе этот совет. Тогда он серьезно посмотрел на меня и сказал:

– Луи, ты никогда не думал, что раз природа допустила, чтоб ты стал таким – и не ты один, – раз она создала целый вид, значит, мы ей для чего-то нужны?

– Это можно называть природой, но честнее – дьяволом. Ему мы точно нужны, – я чувствовал, что раздражаюсь, хоть дело было не в Лестате, – наоборот, он по-своему пытался поддержать меня.

– Но, правда, – настаивал он. – Я читал про пищевые цепочки: хищники созданы, чтобы регулировать численность травоядных, без них наступают перенаселение и голод. И тогда страдают уже не единицы, а все. Может и мы нужны для чего-то подобного?

– И что же, по-твоему, мы регулируем?

– Не знаю, но возможно что-то такое, что нелегко понять. Про пищевые цепи тоже поняли не сразу.

Я понимал, что если сейчас взорвусь, то потом буду жалеть об этом: он не был виноват в произошедшем. Точнее, косвенно был, тем, что когда-то обратил меня, но после всего случившегося с нами я был больше виноват перед ним, чем он передо мной.

– Что ж, думай так, если тебе от этого легче, а я не могу.

В ответ он осторожно дотронулся до моей руки:

– Луи, может я и был не прав, когда дал тебе этот дар, но теперь ты должен послушать мой совет: у тебя нет выбора. Невозможно все время себя грызть. Придумай себе оправдание или просто не думай об этом.

– Выбор есть всегда. Я попробую проверить свою теорию.

– Если ты десятилетиями будешь пить кровь животных, то превратишься в такую же развалину, какой был я, когда ты меня нашел. И это голод, Луи, постоянный голод. Не знаю, может быть, если б мы были намного старше и сильнее… – в его голосе звучало сомнение. – Тогда ты мог бы перестать ненавидеть себя и меня?

– Я тебя не ненавижу, – ответил я, отворачиваясь. Злость уступила место опустошенности: он сказал то, что я и так знал, но я почувствовал себя пустым, как сухая скорлупа. Он пододвинулся и обнял меня за плечи.

***

Как я ошибался, думая, что Лестату не понравится этот век. Однажды, возвращаясь домой, я услышал звуки хард-рока, разносящиеся по всему коттеджу. Они шли из приемника, перед которым сидел Лестат. Он это слушал. Слушал? Чтобы убедиться, что чувства мне не изменяют, я обошел явление кругом. Он даже двигался в такт, выделывая плечами и руками странноватые финты – движения, свойственные танцам современности.

– Что это?

– Вечеринка сатаны!

– Э?..

– Это музыкальная группа.

– И тебе… нравится?

– Конечно. А разве тебе нет? – спросил он удивленно.

К моему изумлению, он сразу принял главную примету времени, да так, что ему даже не пришло в голову, что у кого-то могут быть иные вкусы.

– Ну, это как-то… несерьезно, – сказал я, стараясь поосторожней подбирать слова. – Разве это похоже на настоящую музыку? – я вырос в эпоху, когда искусство было синонимом гармонии, защищающей от несовершенства бренного мира. Здесь же все было наоборот.

– Нет, ты не понимаешь, – нетерпеливо взмахнул он руками, – это так сильно и в то же время не лишено самоиронии. И это так секси!

С тех пор он ни одной ночи не проводил без такой музыки. Я постоянно крутил ручку приемника, стараясь сделать звук тише, но через некоторое время снова находил ее в исходном состоянии.

***

Однажды мы прогуливались по улице, солнце уже закатилось, но вечерний бульвар еще был полон. Лестат зашел в один из тех магазинов, которые украшают свои витрины гитарами, глянцевыми конвертами с пластинками и плакатами с подозрительными молодчиками, делающими вид, что они нечто среднее между буйнопомешанными и первобытными людьми. Я решил остаться снаружи: иногда, если подождать на улице, можно было надеяться, что он быстрее закончит с покупками.

Тогда-то я и заметил ее на книжном лотке. Яркая книга с надписью крупным готическим шрифтом: «Интервью с вампиром». Название меня привлекло, я взял ее и чуть не выронил: это была моя история, записанная тем журналистом. Он все-таки опубликовал записи, а это значило, что моя попытка может еще привести к какому-то результату. Хотя какой бы он ни был, вряд ли сулил что-то доброе лично мне. И еще теперь мне очень не хотелось, чтобы книгу увидел Лестат: каково ему будет читать это, с его-то дурными мыслями и страхами. Теперь мне казалось, что я слишком сосредоточился на его отрицательных чертах и слишком жестоко выписал изъяны.

Заметив, что он выходит из магазина, я засунул томик под другие и решил обязательно вернуться сюда один.

========== Глава 10 ==========

Дома я расслабился и забыл о книге. Главное было отбивать попытки Лестата уговорить меня послушать чудесную пластиночку, ту, которую он прикупил сегодня, – ведь я примерно представлял, что меня там ожидает. Честно, единственное, за что я ценю подобных музыкантов, – это то, что с их появлением мужчины снова стали носить длинные волосы. Раньше было что-то невозможное: моя прическа постоянно привлекала лишнее и не нужное вампиру внимание. Но мне хотелось бы, чтоб волосы рокеров были единственной чертой их обладателей, которая как-то влияет на мою жизнь.

Однако в этот раз Лестата было не слышно. Через некоторое время я нашел его сидящим возле крысиной норы рядом со свежим блюдцем молока. Он ждал сбежавшую от нас крысу. Не обычную крысу, из тех, что мы держали для еды, а ту, которую он отделил от остальных. Он назвал ее Фантиной и каждый вечер начинал с того, что кормил ее молоком и мясом с кукурузными хлопьями и пытался научить откликаться на свое имя. Пару дней назад эта Фантина прогрызла дно клетки и сбежала. Мы искали ее, звали и оставляли для нее еду, но все было напрасно.

– Можно попробовать завести другое животное. Может быть кошку или собаку? – сказал я, подходя к нему.

– Не получится, – вздохнул он, – Фантина была особенная, не боялась меня.

Я знал, что он имел в виду: шанс, что мы найдем другое такое животное, был очень мал. Их большинство, не важно – кошки, собаки, крысы – боится вампиров, чувствует в нас порождение тьмы. Они скалятся, рычат, поднимают шерсть дыбом или трясутся от страха и убегают при одном нашем появлении. И очень редко, один раз на миллион или около того, попадаются такие, которые относятся к нам как к обычным людям. Может быть, они слишком глупы или чувствуют духовное родство с вампирами – не знаю, но только это факт. Эта крыса вела себя с Лестатом как со смертным и быстро приручалась.

– Лестат, это всего лишь крыса.

– Да, я знаю, – угрюмо ответил он.

Я был удивлен тому, как он переживает из-за этой крысы, пусть даже в последние десятилетия его душевное состояние оставляло желать лучшего. Меня посетило нехорошее подозрение:

– Надеюсь, ты расстраиваешься не из-за того, что тебе якобы суждено быть всеми покинутым? Это крыса, она действовала согласно своим инстинктам, только и всего.

– Да, она только иллюстрация, – пробормотал он, глядя в пол, – только символ настоящих событий. А они всегда одинаковые.

Я сел на корточки рядом с ним:

– Не глупи. А если хочешь завести друга, попробуй искать его не среди тех, кем в данный момент питаешься.

– Я уже пытался подружиться кое с кем, – грустно ответил он, – ничего не вышло.

Похоже, он говорил обо мне. Я почувствовал себя виноватым.

– Ну… ты не совсем прав… – забормотал я, судорожно пытаясь вспомнить, как утешить человека, потерявшего домашнего любимца, пока не сообразил, что знаю беспроигрышный способ утешения:

– Давай лучше послушаем твою пластинку?

========== Глава 11 ==========

– Вот, а сейчас он сделает так: аауу! – сидя на подлокотнике моего кресла (у него было свое, но он счел, что с такой позиции будет удобнее делиться впечатлениями), Лестат изобразил своим гибким телом нечто неописуемое. Сомневаюсь, что смертный солист мог повторить это движение, хотя думаю, очень хотел бы.

Придав себе заинтересованный вид, я кивнул. Все-таки человечество создает мелодии по образу и подобию окружающих его звуков: эта напоминала мне бензопилу и, видимо, стала возможной только с изобретением последней. Динамичные аккорды, казалось, наполняли все вокруг, но солисту как-то удавалось привлекать внимание к своему голосу. Тексты были довольно интересные, хотя я слышал и лучше.

Гораздо интересней мне было наблюдать за Лестатом: за тем, как он поджимает губы или слегка оттопыривает нижнюю, открывая белые зубы, за озорными запятыми в уголках его губ, которые углублялись когда он улыбался. Я гадал, чем ему так нравятся эти песни. Их создатели выглядели дикарями и будто нарочно попирали все возможные нормы, а он снова стал похож на франта, каким был когда-то: волосы красиво расчесаны, одежда в порядке, дорогой одеколон. Это была лайт-версия прежнего Лестата, но, казалось, это должно было доказывать, что его представления об эстетике не изменились. Может, он чувствовал в рок-музыкантах своих, потому что мы, вампиры, тоже разрушаем все нормы одним своим существованием? Или его привлекало как раз то, что это модно? Сколько помню, он лип к словам «последняя мода» как муха к варенью.

В свете яркой электрической лампы, такой отличной от прежних свечей, его волосы сияли бело-золотым светом, а в тени отливали рыжиной. Мне почудилось, что в них запуталось солнце, хотя оно не могло касаться их уже несколько столетий. Он наклонился ко мне, улыбаясь:

– Наконец-то ты понял, какая это отличная музыка!

Я вдруг притянул его к себе и поцеловал. Наши зубы стукнулись, поцелуй прервался, и Лестат чуть не упал со своего неудобного насеста:

– Ахаха! Обычно я не такой неуклюжий. Впрочем, ты и так это знаешь… – пока я размышлял, хочу ли продолжения и возможно ли еще как-то отступить, не выглядя при этом идиотом, он уже возвращал поцелуй с таким пылом, что это было похоже на нападение. Чтоб он не нависал надо мной, а был, наоборот, в моих руках и на моей территории, я осторожно перетянул его к себе на колени и постарался перехватить инициативу. И мои маневры не встречали сопротивления, наоборот – принимались с радостью и энтузиазмом. Сначала я только аккуратно изучал, а потом вошел во вкус. Шелковистый язык Лестата показался мне таким же вертлявым, как и его хозяин, а остренькие клыки – безвредными игрушками.

– Не могу поверить! Я так давно мечтал об этом, – выдохнул он, когда мы оторвались друг от друга. – Сегодня удивительная ночь!

– И я так думаю!

Он рассмеялся чересчур громко – как ему свойственно – и обнял меня, притягивая и беспорядочно целуя. Я отвечал тем же, а потом остановился от внезапно пришедшей мысли:

– Надо же, мы так давно знакомы, а я совсем не знаю, что тебе нравится.

Я имел в виду то, что сейчас называется «эрогенные зоны», и всякие маленькие пристрастия. Он, смеясь, потерся щекой о мою щеку:

– Это хороший повод узнать, верно?

В это время что-то хрустнуло, и я вытащил из-под бока помятый конверт от пластинки. Лохматые парни с обложки смотрели на меня укоризненно. У Лестата это вызвало новый приступ хохота и предложение перейти на кровать. Так мы и сделали.

Я ласкал, шаря по его телу, пытаясь представить чужие ощущения, сверяя догадки с выражением его лица, и радовался отгадкам, как ребенок. Ему нравилось вбирать чужое восхищение, я давно это знал, но только сейчас готов был с радостью давать ему это чувство. Чего я не знал, – это того, что он будет с не меньшей страстью дарить удовольствие мне.

Потом я прочитал в его взгляде вопрос и кивнул. Он осторожно приложился губами к моей руке и прокусил кожу. Я чувствовал, как мое сердце сокращается и разжимается сильнее, чем обычно, будто хочет продолжать гнать кровь, даже когда та окажется в другом теле. А сам я наполнялся странным чувством, ощущая себя дальше своей физической оболочки, вне самого себя, будто частички отданной крови еще некоторое время сохраняли принадлежность мне и часть моего сознания. Будто я некоторое время существовал в Лестате. Я чувствовал, как мое сердце перекликается с чужим пульсирующим сердцем. Но что-то было не как обычно, а намного, намного лучше. Я знал что это, испытывал всего несколько раз в жизни: боли от укуса совсем не было, удовольствия было так много, что оно полностью ее перекрыло.

Закончив, Лестат протянул мне свое запястье:

– Теперь ты.

Я покачал головой: по моим расчетам он был слабоват для этого.

– Пожалуйста. Ну же, Луи, не обижай меня.

Его физиономия из счастливой так быстро стала расстроенной, что я удивился, как лицо может менять выражения с такой скоростью. Это тронуло меня, и я не стал больше спорить, взял протянутую мне руку и поплыл, слушая звук прибоя, только прибоем был стук наших сердец. Его сердце отвечало моему, и, казалось, оно так много рассказывает мне, так же как и вкус его крови. Если поцелуями я только пробовал, то сейчас жадно познавал. Я будто задавал вопросы и получал ответы, бессловесные, одними только ощущениями, но какие это были ощущения! Радость, сознание своей силы и в то же время невесомости. И физиологическое наслаждение, удивительное и сладкое.

На некоторое время я забыл, что Лестат болен, а вспомнив, испугался, что отпил слишком много. Но это оказалась ложной тревогой: он задыхался, как бывает когда отдаешь кровь, но и только. Значит, я пил мгновенья, а не минуты.

– Тебе понравилось? – жадно спросил он. – О чем ты думаешь?

Я смотрел в его глаза, очень красивые – большие, миндалевидные, с внешними уголками, едва заметно опущенными вниз – не раз замечал, что такой разрез придает лицам невинное выражение, чем, этой ложной безвредностью, Лестат не раз пользовался, обманывая людей. Но сейчас они смотрели удивительно нежно, так, будто эта невинность не была обманом. Будто эти глаза были созданы природой именно для такого выражения, а вовсе не для выражения хищного голода или злобы:

– Сейчас ты похож на ангела.

Он улыбнулся:

– Потому что сейчас я счастлив.

– Я тоже, – ответил я, продолжая вглядываться в него. Теперь мне казалось, что я хорошо представляю, каким смертным он был. Как жаль, что я никогда не видел его человеком. – Мы могли бы встретиться и не будучи вампирами, – прошептал я. – Кажется, между нами всего десять лет разницы.

Все могло быть совсем иначе. Сколько помню, я всегда воспринимал его как воплощение зла, но он не был самим злом, а просто таким же, как и я, существом, втянутым в его круговорот. Мы оба кружились в нем, постепенно обтачиваемые, как камешки гальки обтачиваются водой.

========== Глава 12 ==========

Днем мне приснилась Клодия.

– Ты прощаешь меня? – спрашивал я. – Знаешь, Лестат теперь снова живет со мной и пьет кровь крыс, правда забавно?

А она в ответ на все смеялась своим звонким смехом, похожим на звон колокольчиков.

***

С тех пор мы с Лестатом занимались этим почти каждую ночь. Иногда он ждал моего пробуждения и забирался прямо ко мне в гроб, где мы отлично проводили время.

А еще я стал потихоньку сокращать количество человеческих жертв и чаще убивать крыс.

И через некоторое время признал, что, как это ни глупо, влюбился. Я отлично знал недостатки Лестата или, точнее, помнил, что когда-то знал их, но про любой из них мне хотелось думать, что это мелочь или результат внешнего влияния, не важный для понимания его характера. Я видел в нем человека, каким он мог бы быть и каким был когда-то, а вампирские грехи списывал на необходимость. Я говорил себе, что, будь он смертным, он был бы намного лучше и чище, наверное, он был бы прекрасным человеком, ведь не каждый может простить попытку убийства, как он простил ее мне. И разве мне было осуждать его за убийства смертных, если я сам до сих пор делал то же самое?

Давно подмечено, что любовь это иллюзия, которая сродни безумию, но какая сладкая. Я жадно цеплялся за нее, может быть еще и потому, что чувствовал: когда все закончится, меня ждет тяжкое похмелье. Ловил себя на том, что улыбаюсь, как дурак, мне хотелось всем рассказать, какое удивительное существо живет в моем доме, существо с солнечными волосами и характером, замена солнцу, которого мы оба очень давно не видели. Мне даже было жаль смертных, ведь они не знали Лестата и не могли чувствовать того, что чувствую я, хотя это и было глупо: встреча с вампиром, пусть даже не опасным, не добавила бы им радости. Впервые за много лет мне неинтересно было наблюдать за людьми, гораздо важнее было то, что происходит в моей собственной жизни.

У него не было черты, которая не казалась бы мне привлекательной. Даже вены, которые слегка выделялись на его коже, как это бывает у любого недоедающего вампира, и с появлением которых я боролся, как с признаками болезни, стараясь дать больше крови, казались мне красивыми, будто нарисованными кисточкой на фарфоре. После обмена кровью он так здорово, так как-то бесхитростно умел откидываться на спину, подкладывая руки под голову. Сам не знаю, почему мне это очень нравилось.

А ему нравилось говорить: «Обещай, что никогда больше не будешь со мной злым, Луи».

И я смеялся и, конечно, говорил: «Да, да, никогда».

И мир в моих глазах тоже изменился: деревья стали зеленее, огни рекламы перестали быть навязчивым изобретением смертных и превратились в симфонию света, простые предметы вдруг стали открывать мне свою красоту. Мои чувства будто обновились. Я недоумевал: неужели этот мир мог казаться мне мрачным и лишенным красок? Да он просто воплощение яркости и красоты!

Мы вместе гуляли по веселой Бурбон-стрит, проводили время в «Магазине Лафитта» и в «Лафитте в изгнании»*. Однажды мы встретили вампира, того самого, который помогал Лестату и которого потом я обещал уничтожить, если он придет ко мне снова. Он не решился к нам подойти, а зря – сейчас я был готов любить весь мир и совершенно не думал осуществлять свою угрозу.

***

Конечно, иногда с ним бывало трудно. Например, однажды я застал дома какого-то человечка в клетчатой рубашке:

– А вот и Луи, капитан нашего звездолета, – приветствовал меня Лестат, – Луи, это наш сосед, мистер Свенсон.

Я поздоровался и попытался прожечь Лестата взглядом*. Он явно наслаждался моей реакцией.

– Здравствуйте, – с энтузиазмом откликнулся клетчатый, – полагаю, имя «Луи» тоже псевдоним?

– Разумеется, – подтвердил Лестат. – Луи, – подмигнул он мне, – этому человеку можно доверять, он знает, что мы прилетели из той области, которая у землян называется созвездием Андромеды.

– А… – протянул я, пытаясь понять, что делать дальше. Если Лестат убедил Свенсона в своем инопланетном происхождении, продемонстрировав наши сверхспособности, то не стоит отпираться, потому что лучше признаться в том, что ты инопланетянин, чем в том, что ты вампир.

А человечек уже восторженно прыгал вокруг меня:

– Я радиолюбитель, у меня приемник на чердаке, пытаюсь поймать сигналы из космоса… Ох, какая у вас удивительная кожа. Настоящая? или это биоконструкция, призванная скрыть ваш истинный облик?

– Биоконструкция, последняя модель, – серьезно подтвердил Лестат.

Я промолчал, так как не знал, что делать. В это время плут Лестат угощал нашего гостя молоком с кукурузными хлопьями, которые мы держали для крыс, объясняя, что в доме больше нет ничего похожего на человеческую еду, да и этой мы обычно заправляем наш звездолет. «Пролетал» несколько шагов, моментально включая и выключая свет на другом конце комнаты, сыпал понятиями, почерпнутыми из фантастических фильмов и книг, на бис читал мысли Свенсона и, судя по всему, наслаждался этим представлением.

Выпроводить гостя мне удалось только объявив, что скоро у нас будет сеанс связи с родной планетой. Лестат вежливо проводил его до двери, а потом повернулся ко мне и, хихикая, заявил:

– Это стоило того: выражение твоего лица было бесценно!

– А ты все-таки сумасшедший. Неужели не понимаешь, как это опасно? Ты же сам всегда настаивал, что нельзя открываться смертным, – возмутился я.

– Брось, Луи, сейчас замечательное время, эти люди скорее поверят в инопланетян, чем в вампиров. Это так мило! И удобно, – добавил он, усевшись на полку, конечно, не обращая внимания на то, что она может рухнуть под его весом. – Мог бы, кстати, пообедать им. У него уже был инфаркт, никто не удивится, если он скоропостижно скончается.

Это меня покоробило:

– Извини, не люблю нападать на того, кто мне доверился, – я сдернул его с полки. Но ему все казалось смешным:

– Ха-ха-ха, прекрати! Лучше скажи: у меня получилось бы сыграть инопланетянина, как у Дэвида Боуи*?

Я сказал ему, что это не шутки, и предложил подумать о том, что представляет собой современная полиция и что будет, если она сюда нагрянет. «В их распоряжении новое оружие и машины, – говорил я, – если понадобится, даже вертолеты и ученые, а у тебя может не хватить сил, чтобы вовремя сбежать».

– Вот именно, – разозлился он, – ты понимаешь, чем опасен голод, но продолжаешь голодать! И еще пытаешься учить меня! Я сам знаю, что делаю.

Кончилось тем, что мы подрались. Не всерьез, но мы так подпрыгивали, кусались и выделывали такие финты в воздухе, что если б шторы не были плотно задернуты, случайные прохожие и впрямь могли бы поверить в инопланетян.

Ему вообще не нравился мой эксперимент, как он это называл. А мне было очень хорошо. Ведь я никого сегодня не убил. И завтра не убью. И, возможно, еще долго. Странно, но для человека, который еще не стал убийцей, одно убийство это спуск в ад, а для того, кто раньше убивал каждые сутки, убийство раз в неделю кажется очищением и надеждой на лучшую жизнь.

Конечно я понимал, что со временем станет хуже. Уже и сейчас заметна была разница: теперь крысиная кровь нужна мне была только горячей, и я не мог позволить себе терять сытное тепло, наливая его в чашку. Но мне и не нужно было больше пить из чашки, ведь я стал ближе к людям другим способом. Вероятно, когда-нибудь мне станет совсем плохо. Но ведь я столько времени жил, мучаясь не физически, но морально. Неужели не смогу обменять одно на другое?

Комментарий к Глава 12

1 «Лафитт в изгнании»(«Lafitte in Exile») – гей-бар.

2 Это только фигура речи, Луи не из тех, кто это умеет.

3 Имеется в виду фильм «Человек, который упал на землю» (1976), главную роль в котором сыграл Дэвид Боуи.

========== Глава 13 ==========

Однажды мы сидели в городском парке, это была его уединенная часть, отделенная перелеском от более популярных участков. Стояла отличная ночь, с нашего места был виден водоем, луна красиво отражалась в воде, образуя лунную дорожку. Помню, как любовался серебристыми лунными отблесками в серых глазах Лестата. Цвет глаз у него всегда менялся в зависимости от освещения – от синего электрика до светло-голубого или темно-серого, и это меня тоже восхищало – как я уже говорил, тогда меня восхищало в нем все.