Текст книги "Сказка о Берте и Берти"

Автор книги: Анника

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Сказка о Берте и Берти

Состояние «сейчас не время делать что-то»

будет длиться всю жизнь.

Лучше не вовремя или поздно, но что-то сделать.

Пролог

Океан шумел приливом. Когда Берти вынырнул из воды и опустился на песок у берега, то почувствовал, что больше сил на поиски у него нет. Он сел, отжимая одежду руками прямо на себе. Собиралась гроза, и не было никакого смысла в том, чтобы снимать и сушить вещи. Нужно было возвращаться в деревню к брошенным друзьям, но оборванец тянул время, задумчиво глядя на горизонт.

Адельерра вновь ускользнула от него. Прекрасный город, в котором меняются судьбы, не хотел быть найденным. Закрыв глаза, Берти вспомнил пережитые кошмары, оставившие неизгладимый след на нем, его спутниках, на его отношениях с ними. Вспомнил, как он бросил их всех. Впрочем, так же, как и всегда.

Шум воды перенёс его воображение далеко назад, в тот день, когда он в Гавани Заката встретился с ведьмой Вирджинией. Старуха поверила всем его россказням и приняла в свой дом, где он узнал о том, что заставило его скитаться по миру.

– Это была первая сказка, которую написал Автор, – Вирджиния любила печь к вечеру апельсиновый бисквит и рассказывать что-то из давно ушедшего прошлого за чаем: – В каменном городе Адельерра, где никто не жил, поселился одинокий парень. Он выбрал себе прекрасный дом, уютный и простой. Он никогда ни в ком не нуждался, у него не было родных, друзья покинули его. Долгие годы он жил там, один, и ничего не тревожило его. Только один раз бессонница пришла к нему в гости, и Он не смог уснуть. Выйдя ночью в сад у дома, Он услышал, как кто-то поёт, далеко-далеко от него. Подняв глаза к небу, Он увидел, как по лунному свету спускаются к нему ноты и мелодичные слова, тихие и нежные. Там, на луне, звучала песня, которую напевала Она, такая же одинокая, как Он. – Старуха шумно отхлебнула остывший чай из своей чашки: – С тех пор он больше уже не спал, каждую ночь проводя у окна или в саду, наблюдая за луной. Он знал, что его придумал Автор, знал, что Он – лишь герой сказки. И в одну из ночей он взмолился к своему создателю о встрече с Любимой – той, кто живёт на луне. Автор услышал и решил исполнить его просьбу. Каменный город оторвался от земли и полетел высь. В предвкушении, Он стоял на пороге дома, чувствуя, что скоро счастье придёт в его жизнь. Оставалось лишь создать Её образ. Автор долго сидел над работой, а после изменил своё решение. Как же Он был разочарован, когда понял, что город снова падает вниз, на землю. Все его мольбы остались без ответа. Спустя время его создатель пришел в Адельерру, и они стали друзьями. Автор даровал ему способность влиять на Сказочный Мир. Говорят, он может помочь тем, кто недоволен своей судьбой, он может всё переписать. Он создал вокруг себя людей, чтобы не чувствовать одиночество, создал друзей. Но ту, кто пел на луне ночную песню он так никогда и не встретил.

Ночь наступала на океан. Берти знал, что скоро в деревню придут вурдалаки, и ему нужно выбрать: возвращаться ли за друзьями или идти своей дорогой.

Поднимаясь с песка, он вспомнил, как задал ведьме вопрос:

– Почему влюблённые так и не встретились?

В ответ Вирджиния лишь загадочно хмыкнула и пожала плечами.

Часть I

Глава первая

Морские Феи танцуют

Наблюдая за тем, как танцуют Морские Феи, можно забыть о шуме. Спрятать раздражение после пробуждения где-то в тишине сада и только дышать тем, как парят эти полупрозрачные создания, подобные ажурным медузам. Ночь, как и прежде, проходила душной, немой, но, всё же, с трудом отпускающей из своих сновидений пеленой.

Феи всегда танцевали в саду утром, когда еще никто не бродил по дорожкам, уложенным морскими раковинами. Лучи только что проснувшегося солнца пронизывали их силуэты, словно бы подтверждая саму сущность Морских Фей: ненастоящие.

Эти существа были выдуманными. И, как всё, сделанное Сказочником, завораживающими. Они смеялись и пели под музыку, издаваемую раковинами. Нежные ноты, шелестя стрекозьими крыльями, размешивали краски восходящего солнца в воздухе. Морские Феи радовались своему незамысловатому существованию, и вид их был прекрасен: крохотные тела с бледной кожей покрывали серебристые и голубые узоры цветов, тонкие фигурки едва заметно светились. Феи мало обращали внимание на свою полупрозрачность, их больше волновало то, как долго сегодня продлится утренняя свежесть, и как быстро наступит обычна дневная жара.

Скоро пелена алого рассвета растаяла, небо окрасилось в чистый синий цвет. И сказочное видение исчезло. Морские Феи попрятались до пробуждения нового утра, и пора было бы уже спускаться к завтраку. Но солнце все никак не хотело торопиться, оно остановилось, сделав несколько шагов от горизонта. Теплое, нежно-оранжевое, очаровательное, невозможно было отвести взгляд.

– Берта! Берта, твоя чашка чая уже остывает!..

А в памяти её проносились и перемешивались кусочки прошлых дней, незначительные события, складываясь в единую мозаику, застилали сознание, отгораживали от настоящего, не позволяя ей услышать голос, доносившийся с тенистой веранды. В голове девушки проносился разговор из прошлого.

– Скажи, пап, вы с мамой долго думали, прежде чем дать мне имя?

– Что-то не так?

– Да нет, просто зовут меня как в средних веках.

– Ты права, так же называли одно артиллерийское оружие в старину.

– И кому из вас пришло в голову назвать дочь в честь средневековой пушки?!

– Не груби отцу.

Она замолчала тогда. Берте нравилось ехать верхом, это было более чем необычно. Необычно даже для девушки, чей отец – автор детских сказок и немножко волшебник. Берта жила в обычном мире обычных людей и отец никогда прежде не брал её с собой сочинять сказки. В ту поездку он выглядел задумчивым и сосредоточенным, девушка понимала, что сейчас стоило бы помолчать. Но надолго тишины не хватило.

– Скажи, пап, куда мы едем на этот раз?

– Один мой друг пригласил нас с тобой погостить у него. Ты всегда жалуешься, что я не беру тебя с собой, когда работаю. В этот раз мы решили устроить тебе небольшие летние каникулы, пока я буду занят.

– Я помню, ты говорил. Но сейчас осень.

– У него – лето.

– Серьезно?

– Тебе понравится.

И ей понравилось. Это была спокойная и очень красивая местность, сочетающая в себе и пустыню, и яркий лес, и горы на горизонте, и мелкую, извилистую речку, через которую был перекинут, словно игрушечный, деревянный мостик. Всё в этом краю было словно наполнено нежностью и первозданностью, каждый день распускались цветы, и не вяли. В речке никогда не застаивалась и не зацветала вода. Здесь царило лето, вечный июнь с его первыми жаркими днями и еще по-весеннему шумными грозами.

Друг отца Берты, Сказочник, встретил их вместе со своей любимой женщиной, темноволосой и смуглой гречанкой.

– Автор, неужели это твоя дочь?

Необычно было вдруг оказаться в совсем другой обстановке. Видеть людей совсем из другого, волшебного мира.

Ее отец и Сказочник вместе творили новую историю, пока она проводила время среди книжных персонажей. По утрам Берта могла видеть в саду очаровательных белокурых фей, танцующих на дорожках, уложенных ракушками. Маленькими стайками кружились в воздухе возле них крылатые ноты, трепеща свежую утреннюю музыку.

С каждым днем она все больше вживалась в этот полуреальный, Сказочный Мир, порождающий детскую радость и смех. В нем было уютно, в нем было очень тепло. В нем было все ново и необыкновенно. Написанные утром персонажи садились с Автором и Сказочником за один стол завтракать, теплые и свежие, как утренние тосты с ветчиной и сыром, которые готовила жена Сказочника.

– Берта… – Пропело видение Морской Феи, проплывая где-то глубоко в воображении девушки.

– Берта! – Услышала она, очнувшись, наконец. Состояние задумчивости рассыпалось на мелкие осколки. Это негромкий, звонкий голос маленькой женщины, вечно носившей платья цвета айвори, напомнил ей о том, что она снова засиделась у окна, выходящего в сад, забыв и о завтраке, и об отце, и об его отъезде сегодня.

– Берта!!! – Укоризненно воскликнул Автор, едва она, пробежав через сад, вступила на ступени тенистой веранды: – Берта, почему тебя никогда не дозваться по утрам? Чем занята твоя голова? Неужели даже в день моего отъезда ты не можешь появиться здесь вовремя?

Она пожала плечами, не зная, что ответить. За столом сидела маленькая девочка с длинными темными волосами. Одета она была в детское белое кружевное платьице, и глаза ее, почти совсем чёрные, были полны очарования и любопытства. Смущенно ковыряя вилочкой рыжую корочку бекона, упавшего в ее тарелку с тоста, она украдкой поглядывала на Берту.

– Доброе утро, – проронила ей Берта, устраиваясь за столом: – Кто это у нас тут такой миленький появился сегодня?

Соскользнув со стула, смуглая девчоночка кинулась туда, где сидел Сказочник и, обняв его за ноги, уткнулась личиком в колени.

– Застеснялась, – объяснила Гречанка.

– Беатриса совсем не стесняется, – Автор усмехнулся, легонько похлопав по плечу девочку, которая тут же обернулась к нему, озорно сверкая глазами: – Она просто не упускает ни одного случая, чтобы привлечь к себе внимание…

– Это у нее от папы или от мамы? – Расстилая голубую салфетку на коленях, Берта задала вопрос лишь для того, чтобы что-нибудь сказать.

Оба творца переглянулись и резко замолчали. Девчушка, широко размахивая своими детскими ручками, убежала с веранды в сад, напевая по пути какую-то детскую невразумительную песню с неразборчивыми словами. Тишина повисла за столом, обдав завтракавших прохладной волной оцепенения.

Веранда, на которой проходил завтрак, занимала в доме Сказочника достаточно широкую площадь. Сам дом, казавшийся незатейливым и небольшим, вмещал в себе столько пространства, сколько только могла позволить фантазия самого хозяина. Здесь, кроме просторной веранды, было еще шесть больших комнат на первом этаже и четыре комнаты на втором, отведенные специально для гостей Сказочника. Его мастерская, кабинет, куда никто кроме лучшего друга не смел входить, располагалась в одной из комнат первого этажа. Там же были и личные комнаты Сказочника и его супруги, и гостиная, которой никто не пользовался, все, почему-то, предпочитали веранду. Еще одну комнату занимала библиотека, вечно пыльная, сколь бы там не прибиралась Гречанка. Именно такой видел библиотеку хозяин дома – заваленной не только книгами, но и прочим иным хламом комнату, очень светлую, где пылинки, витая в воздухе, облетали мягкие прозрачные лучи солнца, которые пробрались в библиотеку украдкой сквозь незанавешенные окна. И каждый гость, едва перешагнув порог, неизбежно чихал, вдыхая атмосферу запылившихся мыслей, того, что было оставлено на память, но забыто на выцветших полках из дерева кипариса.

Шестой комнатой была примерочная. Там Сказочник и Автор, обдумав, описав, создав и воплотив в жизнь свой новый персонаж, спустя несколько веселых, задумчивых, изнурительных часов, проведенных в мастерской, знакомили новорожденное создание с миром. С миром, в котором ему предстояло прожить несколько коротких дней перед отправлением в историю, где он забудет и о своих творцах, и об этом самом мире, и о том, что было с ним раньше. Персонажи забывали, что не существовали когда-то, что когда-то были истории и без них. Они забывали, что живут в уже написанной истории, в которой всем, кроме них самих, известны и конец, и начало.

Вход в Мир Сказки открывало старое, в раме покрытой трещинами и сколами, зеркало. Комната эта имела три стены, выходящие на улицу. И окна, расположенные в этих трех стенах, были вечно распахнуты, белые тюлевые шторы трепетали в волнах сквозняка, от которого невозможно было укрыться здесь. С подоконника изредка опадали хлопья изожженной солнцем белой краски, разбиваясь о паркетный пол. И лак на паркете был исцарапан ножками старого рояля в венецианском стиле, который таскал за собой когда-то один из персонажей Сказочника. Одному только хозяину дома было известно, сколько усилий и воображения пришлось ему потратить тогда на то, чтобы втащить громоздкий музыкальный инструмент в Мир волшебства и чудесных историй сквозь тонкую амальгаму серебра.

В доме так же были и чердачные комнаты, на которые вела кованая винтовая лестница. Ступени её пошатывались и скрипели, когда кто-либо поднимался по ним. У чердака не было постоянного состояния, все зависело от того, с каким настроением просыпался Сказочник утром. Иногда все его комнаты сливались в единую мансарду, где стояли витиеватые клетки для птиц с настежь распахнутыми дверцами. Солнечно-желтые и серебряно-голубые канарейки сидели на всех окнах в такие дни, и их гомон был слышен даже на мостике, находящимся в отдалении от дома. Но бывало и так, что на чердаке «штормило», как называла это явление жена Сказочника. Поднявшись по лестнице, стоило только открыть дверь, как входящего обдавало прохладной резкой волной, пенящейся, несущей в себе листья комнатных растений, словно клочки водорослей. И если настроение Сказочника с течением дня только ухудшалось, то вода начинала затапливать и нижние этажи, больше всех страдали от такой непогоды, конечно же, гости, чьи комнаты были расположены непосредственно под эпицентром самого чердачного шторма. От бедствия не спасали даже тарелки и тазики, которые Гречанка подставляла под ручьи воды, сбегающие с потолка – вредные бурные волны тут же возникали и в них, перебегая через край посуды, выплескивались на пол, бежали и раскатывались настолько далеко, насколько только хватало их мокрых сил.

Но гости бывали в этом доме редко, Сказочник и его любимая Гречанка жили вдалеке от всех, их редко навещал кто-либо из немногочисленных друзей. В основном, дом населяли те персонажи, которые выдумывались для новой сказки, притчи, для новых добрых нравоучений талантливого выдумщика.

А нравоучения Сказочник любил, и очень сильно. Высокий, широкоплечий, вечно одетый в свой любимый старый черный свитер крупной вязки, смотрящий на мир крупными горько-шоколадными глазами, он очень любил поучать жизни других. Это было одним из самых странных противоречий, которое никогда не могла понять его жена: всесильные и счастливые поучают борющихся, несчастных или отчаявшихся.

Однажды Берта спросила у Сказочника, счастлив ли он, но его слова поначалу не были достаточно понятны ей:

– Знаешь ли, Берта, счастье – одно из самых непостоянных состояний в нашем Мире. Так как же я могу ответить тебе на подобный вопрос?

– Сказочник, почему ты при каждом своем ответе ты только рассуждаешь? Просто скажи мне сейчас, счислив ли ты, или нет, вот и все?

– Это главное, – пожал он плечами: – Хочу, чтобы ты понимала, как именно я пришел к такому выводу…

– Ты всегда только рассуждаешь, но никогда не озвучиваешь итога своих рассуждений. Разве так уж сильно сложно ответить на вопрос, счастлив ли ты?

Он тогда посмотрел на нее, улыбнувшись едва-едва, и его густые брови-палочки собрались пирамидкой на лбу:

– Хорошо, раз уж ты так просишь. Да, Берта, я очень счастлив.

– А из чего складывается твое счастье?

Сказочник с грустью посмотрел на нее и ответил извиняющимся тоном, будто бы он говорил то, что должно было ее ранить:

– Берта, счастье в том, кто рядом.

– И это снова твои рассуждения, – недовольно фыркнула она.

– Не хочешь слушать рассуждения? Так научись делать выводы сама.

– Хорошо, я попробую… Ты имел в виду, что твое счастье – твоя любимая?

– Именно так, Берта, именно так…

Берта сразу притихла. Ей захотелось услышать умиротворяющую музыку морских раковин, вот только это был не рассвет. Сказочно-прекрасными придумал он Морских Фей в своём саду для любимой жены. И еще более прекрасную жену он придумал для самого себя. Придумал так внимательно, что она сама не знала об этом. Берта сочувственно опустила голову:

– Прости, Сказочник, мне так жаль…

Он отрицательно покачал головой:

– Никогда не используй это слово. По отношению к живым существам хотя бы, я прошу. Жалость – это то, что убивает все чувства, которые могли бы существовать и гореть в наших сердцах.

– Почему, Сказочник?

– Представь, вот ты видишь щенка, который еще неумело-неуклюже переставляет лапы по земле. Ты очарованна им, ты влюблена в столь удивительное существо. А вот ты видишь его же, но он поранил лапку. И больше не может не прихрамывать при беге. Пусть даже так: ты знаешь, что он всю жизнь так и будет поджимать поврежденную лапу. Очарованию уже нет места здесь. Ты все так же влюблена в него, но любовь та – иная. Ее питает жалость. Это чувство способно затмить остальные, разбавить, сделать горьким все вокруг…

– Довольно, – остановила его Берта: – Может быть даже ты и прав, Сказочник. Но ведь ты любишь свою жену?

– Я счастлив с ней. Да. Да, люблю.

– Думаю, поэтому мне грустно…

Больше она никогда не говорила со Сказочником на тему любви, счастья, и их основы. Она больше не хотела причинять ему боль. Как и себе. Но когда Берта думала о сказочно красивой Гречанке, Грусть нежно гладила ее по голове.

– Ты не будешь завтракать? – Услышала Берта голос жены Сказочника. Она уже собирала посуду со стола, все успели разойтись по своим делам: – Ты такая задумчивая сегодня, переживаешь из-за отъезда отца?

– А где папа? – Берту вдруг охватила тревога. Автор должен был сегодня вернуться домой на пару недель, в шумный город, где они жили. Написание новой истории потребовало больше времени, а дела в городе требовали больше внимания. Уже не раз Автор подумывал о том, чтобы перебраться к своему другу насовсем, но его держала Берта. Он говорил, что хочет, чтобы его дочь имела право выбора, жить ли ей обычной жизнью, или среди собственных мыслей и персонажей. Но всем вокруг уже было понятно – выбор этот он уже сделал за неё. На то, чтобы упросить отца оставить её в доме Сказочника на время отъезда потребовалось немало усилий. А теперь Берта переживала, что он едет один.

Она застала его в комнате, Автор собирал вещи.

– Я, пожалуй, возьму с собой только необходимое, – кивнул он на небольшую дорожную сумку: – Ты точно не хочешь вернуться домой?

Берта задумчиво покачала головой, безмолвно глядя на него. После прибытия сюда многое в её душе и голове переворачивалось, неизбежно меняя отношение ко многим вещам. Девушка чувствовала это, но объяснить толком не могла: от чего ей так тяжело без причины?

– Девочка моя, ну что случилось?! – Заметив в её глазах застывшие слёзы, Автор опустил стопку рубашек на постель и подошел к дочери: – Поедем со мной?

– Нет, папа, – Берта быстро вытерла глаза и улыбнулась: – Я подожду твоего приезда, всё будет хорошо. А потом ты закончишь работу, и мы вернёмся домой вместе.

Автор обнял её, он понимал: Берта просто очень молода. Как и прежде, переживает отсутствие матери, а взглядами своими она очень отличается от молодых людей её возраста. В конце концов, девятнадцать лет – это не тот возраст, в котором можно всерьёз думать о будущем.

– Ты только не влюбляйся в принца, – он произнёс заветные слова, и она расхохоталась. Давно, еще в детстве, когда отец Берты читал ей одну из своих сказок, там тоже был Прекрасный Принц. И, как и полагалось, по всем законам сказочного жанра, на белом коне. Заметив нежный блеск в глазах дочки, Автор тогда сказал ей:

– Никогда не влюбляйся в принцев, все это вымысел, их не существует на самом деле. Любить нужно настоящих, живых людей, Берта. Не персонажей книги, не чей-то вымысел…

С тех пор он разрешал ей многое с условием: «Только не влюбляйся в принца». Сейчас это условие было весьма актуальным – принцы за завтраком появлялись едва ли не каждый день.

Берта не стала провожать отца, они так и простились в комнате. Остаток дня она провела в пыльной библиотеке, разучивая с Беатрисой буквы.

Глава вторая

Прекрасный Принц впервые завтракает

Спускаясь на следующий день к завтраку, Берта по привычке считала ступени на лестнице. В то утро их было чуть меньше, чем обычно. Пахло свежими тостами, беконом и мармеладом. Пар от чая вылетал с веранды и заворачивался в причудливые кудрявые фигурки-облачка в прозрачном воздухе. Девушке казалось, что атмосфера в доме наполнена умиротворением и неподдельным счастьем. Отец уехал, и она почувствовала себя на много свободнее и живее. Утром она не пошла, как прежде, смотреть на Морских Фей, зато долго перебирала свои вещи, причёсывалась и что-то напевала. Словно по привычке, она опоздала на завтрак. Погода стояла солнечная и ясная.

За обеденным столом на веранде сидело несколько человек. Тех, кого она видела впервые. Несколько свежеиспеченных персонажей, которых в очередной раз придумал Сказочник для новой истории со сказочно-сладким эпилогом.

Гречанка, аккуратно помешивая свой чай десертной ложечкой, негромко произнесла:

– Твоя чашка уже остывает. Ты снова смотрела на Морских Фей?

Берта кивнула и уставилась на новичков, сидящих за столом. Пестрые фантазии Сказочника не обращали на нее никакого внимания.

Рядом со статным, белокурым, лощеным Принцем сидел носатый коротышка с абсолютно лысой головой. На соседнем стуле расположился худощавый парень потасканном пиджаке темно-коричневого цвета, на котором не было ни одной пуговицы, все они были оторваны, кое-где даже с кусками ткани. Его рубашка из лёгкого ситца выглядела ветхой и изношенной. На столе возле него лежала невысокая льняная шляпа с узкими круглыми полями. По вальяжной позе незнакомца читалось какое-то недовольство. Внимание девушки привлекло то, что правая рука оборванца была обмотана красным истертым и изорванным клочком ткани. Мужскую компанию новичков разбавляли две рыжие близняшки, девочки лет шести.

Взгляд Берты, полный недоумения, обратился к Сказочнику. По мнению девушки, это был достаточно странный набор персонажей для единой истории. Принц, Коротышка и Оборванец. Вдобавок, две очаровательные куколки с курносыми носами.

– Альберт, передай, пожалуйста, чашку Принцу, – разбил молчание мягкий густой голос жены Сказочника.

– Не надо меня называть Альбертом! – Худощавый парень действительно был чем-то раздражен. Его горящие озлобленные глаза смотрели на хозяйку дома, словно бы новоиспеченный персонаж, как не повзрослевший еще ребенок, испытывал терпение своих воспитателей.

Но Гречанка, давно уже привыкшая к случайным недостаткам, недоделкам в характерах сказочных героев, лишь пожала плечами.

Принц, поглаживая указательным пальцем позолоченный краешек своей чашки, которую перед ним поставила жена Сказочника, осторожно перевел свой взгляд с дымящийся поверхности чая на девушку, сидящую напротив него за столом. Едва он заметил, что Берта тоже смотрит на него, как взгляд Принца стал холоден. Гордо держа осанку, он стал задумчиво смотреть куда-то вдаль, зная, что девушка взгляда так и не отвела и без стеснения продолжает рассматривать его.

«– Красуется», – подумала Берта.

Она поймала себя на мысли, что Принц ей вовсе не понравился. Пафос этих голубых глаз «с грустинкой», каких-то уж слишком идеальных, непроизвольно отталкивал. Принц производил такое впечатление, будто бы его только что достали из старинного сундука и еще не успели смахнуть нафталин.

Принц, принц…

Среди всей этой сказочной идиллии Берта уже начинала чувствовать себя одиноко.

Завтрак не удался, и девушка уже мысленно представляла себе, как забудет обо всем, что здесь происходит сейчас, когда незаметно вышмыгнет с веранды и уйдет одна в сад, чтобы потревожить снова спящих Морских Фей. Она продумывала, как пройдет незамеченной мимо кухни, расположенной отдельно от дома в старом сарае по желанию гречанки. Как прошагает по песчаным дорожкам вглубь сада, где клумбы с голубыми ирисами и белыми лилиями выложены по краям домами-раковинами.

Берта вздохнула, делая вид, что дует на поверхность чая.

– Кого ты обманываешь, твоя чашка разве что только льдом не покрылась, пока все ждали, когда же ты спустишься к завтраку, – с усмешкой, но почему-то грустным голосом проворчал персонаж в рваном пиджаке и белой рубашке. Его дерзость не осталась незамеченной: Сказочник тут же впился в него колючим, осуждающим взглядом.

Худощавый парень по имени Альберт изменил все планы. Редко кто-то из персонажей осмеливался сказать что-то резкое гостям, а уж дерзить самой хозяйке дома было непростительным преступлением. Сказочник хмурился, выражая свое недовольство. Берта осталась на веранде, чтобы понаблюдать, что же будет дальше.

– Альберт, ты ведёшь себя всё хуже и хуже. Мне, уж наверное, лучше знать, какое имя ты будешь носить…

– Вовсе нет, – мирным голосом проговорил оборванец, рассматривая ногти на своих пальцах: – Я не собираюсь откликаться на то имя, которое мне не нравится.

– Я придумал тебя, а ты со мной еще и пререкаешься? – Лицо Сказочника не побелело от гнева, но губы его, сложившись в жесткую, чуть надломленную по уголкам линию, выдавали надвигающуюся бурю.

– Вас никто не просил.

– Не хочешь существовать в Мире?

– Уж лучше не существовать в Мире вовсе, чем быть кем-то придуманным, не иметь собственной жизни, знать, что твои поступки и мысли кто-то уже заранее написал на бумажке, – голос Альберта даже не дрожал, тон его был мягок, с легким оттенком наглости.

Все присутствующие на веранде ожидали того, что Сказочник от таких слов будет вне себя от злости. Но смуглая Гречанка склонила голову, пряча улыбку, пока ее муж просто барабанил пальцами о поверхность стола. Спустя одну мертвенно-немую минуту он вздохнул и таким же непринужденным тоном, каким разговаривал с ним персонаж, негромко произнес:

– Пошел вон…

Альберт небрежно поднялся, взял свою шляпу со стола, вальяжно чуть склонил голову, как бы раскланиваясь с присутствующими, и развалистой походкой направился к входной двери. Все молчали до того момента, пока он не исчез в проеме, увитом синим плющом. Затем лысый и носатый коротышка заговорил неожиданно-скрипучим голосом:

– Как только он может разговаривать так с Вами?! Вы не должны ему этого позволять! Ведь вы же намного мудрее и старше Счастливчика…

Тут Сказочник громко ударил ладонью по столу и, ко всеобщему удивлению, закричал на носатого персонажа:

– Теперь и ты называешь его этим глупым прозвищем?! Его зовут Альберт! Не Счастливчик! Альберт! И он должен быть благородным искателем сокровищ. А выглядит, почему-то, как какой-то нищий, как оборванец, как полуспившийся бродяга!..

Белокурый принц высокомерно улыбнулся:

– Вы хотели наделить персонажа собственным характером? У Вас блестяще это получилось, никто же не виноват, что Вы не знаете, что теперь с ним делать. Это исключительно Ваша ошибка, и незачем так сотрясать стол…

На лице Сказочника появился резкий красный румянец. Еще один из его собственных персонажей, еще одно его творение осмелилось учить его жизни. Почти ничего не видя перед собой от ярости, повторяя громким свирепым шепотом фразу «– Я их всех уничтожу!», он удалился с веранды. Гречанка обессилено села на стул с витиеватыми ножками, с немым упреком смотря на Принца. Берта, отгоняя от себя мысль о том, что вещи из комнаты нужно будет на время перенести куда-нибудь в сад, поближе к Морским Феям, тоже взглянула на Принца. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

«– Как же Сказочнику удается делать настолько невозможные вещи?», – подумала она. Преданные, грустно-голубые глаза сочетались с высокомерным выражением лица и педантичностью в одежде. Теперь только она поняла – вот откуда взялось ощущение нафталина. Так безупречно-аккуратно он был одет в свой старинного покроя костюм, расшитый серебром. Настолько аккуратно, что даже противно.

Принц, принц…

Она обещала отцу не влюбляться в принцев…

Переведя взгляд на коротышку, она тут же почувствовала отвращение. Отвращение другого рода, нежели чем к Принцу. Еще когда носатый подлизывался к Сказочнику, Берта для себя отметила, как он особенно подчеркивает свое обращение на «Вы». И если Альберт произносил его небрежно, то коротышка лицемерил, театрально-наигранно преклоняясь перед своим Создателем.

Рыженькие двойняшки перемазались пирожными, и не было в них ничего отталкивающего.

Но эти двое… Как две противоположные крайности отвращения: высокомерное самодовольство и лицемерное коленопреклонение.

Невольно, Берта задумалась о персонаже, которого Сказочник выгнал с веранды. Было ли в нем что-то подобное? Что-то такое, что поучает детей не быть подобным ему?

Молчание затянулось. Стекла в большом прозрачном витраже веранды на миг задребезжали, о них ударился невнимательный ветер, прилетевший из сада. Он ворвался через парадную, распахнул все двери в доме и, претворившись сквозняком, разбил окно на чердаке. Волна мутной морской воды выплеснулась через подоконник, сломав несколько веток деревьев, что росли прямо у самого дома.

Увидев, что жена Сказочника уже начала собирать посуду, и ссора с персонажами логически окончена, Берта все же поплелась в сад, хотя и без особого желания. Всё её сознание погрузилось в задумчивость.

Не было ни одной одинаковой раковины в саду, за которым ухаживала Гречанка. И даже пели каждая их них только свой морской мотив. Но днем среди шума и беготни сказочных призраков их совсем не было слышно. Морские раковины поют по утрам. Поют для своих Фей, для своих хозяек, а Берте хотелось услышать их сейчас.

Собрав самые крупные и яркие, она унесла их с собой на поляну за извилистой речкой, через которую был перекинут небольшой мост. На поляну, где цвели мелкие белые и синие цветы.

Обняв колени и закрыв глаза, девушка слушала морские мелодии, прикладывая к уху огромные раковины, одну за другой, представляя, что она сидит не на поляне цветов, а на берегу необъятного моря. На песке, и у ног бьется и пенится соленая вода. Синяя, как утреннее небо после окончания рассвета…

– Вода в море не синяя.

Задумавшись, Берта совсем не заметила, как напротив уселся Счастливчик Альберт, и как она начала непроизвольно говорить свои мысли вслух.

– Прости, – солнечный свет колол ее глаза после бархатной темноты закрытых век: – Что?

– Вода в море совсем не синяя.

– А какая же?

– Я не знаю, – Пожал плечами оборванец: – Я никогда не видел море.

Он замолчал, и Берта отложила раковины в сторону. Она не чувствовала раздражения от того, что её потревожили, бело-синие цветы, качая головками, наводили на нее умиротворение.

Разговаривать её совсем не хотелось, но Альберт снова первым нарушил тишину:

– А ты? Ты видела когда-нибудь море?

Девушка вздохнула. Его присутствие на поляне принуждало к разговору, а она так хотела провести время сама с собой, вдалеке от мыслей отца и Сказочника.

– Как тебя зовут, – тихо спросила она, рассматривая цветы у своих ног.

– Ты рассчитываешь услышать то, как меня называет Сказочник, или имя, которое я сам выбрал для себя?