Текст книги "Свободные (СИ)"
Автор книги: . Анна Дарк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
В итоге я плохо помню происходящее в кафе. Я говорила заученные слова, получая в ответ давно заготовленные фразы. Оливия смотрела на меня с торжеством, празднуя победу. А я просто задыхалась, захлёбывалась в своём горе. Убеждения, что всё это не по-настоящему и временно, не спасали. Мне было слишком плохо, и я видела отражение собственных чувств в голубом взгляде. Со стороны же, наверное, сцена выглядела эффектно: крики, претензии, оправдания и, как апофеоз действа, Оливия, требующая убираться и больше не досаждать, признать поражение.
Домой добиралась молча. Не было слёз, вообще. Ни в кафе, ни в такси. И хоть я заживо умирала, глаза были сухими, лицо спокойным. Дома я оставила Ирму в гостиной и пошла собирать вещи, которые ещё со вчерашнего вечера были упакованы в сумки. Зайдя в ванну, я достала из корзины с грязным бельем рубашку Адриана, вдохнула до боли знакомый аромат. И взвыла. Только получив столь желанную передышку в одиночестве, я ненадолго дала волю эмоциям. Кровь в венах кипела, в груди разрасталась чувство невыносимой, невосполнимой потери.
Как бы мне хотелось ничего не чувствовать. Отключить на время все эмоции, отдать власть холодному рассудку, который требовал быть сильной и просто ждать. Ждать… Одно осознание того, что я вынуждена сидеть и ничего не делать, пока эта дрянь развлекается с моим мужчиной, вызывало боль и бешеную ярость. Несмотря на всю мою нетерпимость к насилию, я жаждала крови этой женщины. Можно ли ненавидеть сильнее, чем я ненавижу Оливию Уайт?
Понимая, что долго засиживаться нельзя, я утёрла слёзы, ополоснула лицо холодной водой, подхватила сумки и вышла в гостиную. Покидая квартиру Адриана, я в очередной раз оставляла часть своей души. Подруга помогла мне освоиться в моей квартире и, дав обещание никому пока не рассказывать о произошедшем, ушла. Всё это время я чувствовала поддержку девушки, которая выражалась во взглядах и ободряющих прикосновениях. Она не говорила банальных «всё будет хорошо», за что я была ей благодарна.
У меня не было аппетита и желания лезть в воду, поэтому, застелив постель, я сразу легла. Конечно же сон не шёл, несмотря на приличную дозу снотворного. В голове метались отчаянные мысли. Фантазия ядом отравляла кровь, выводя перед внутренним взором картинки досуга Адриана с Оливией. Во тьме ночи мне казалось, я окончательно лишилась рассудка. Воспоминания и воображение, прошлое и настоящее, всё смешалось в моём сознании, заставляя кусать губы от отчаяния и страха будущего. Сколько бы я не цеплялась за сказанные Адрианом слова, за все его клятвы, обещания и заверения в любви, у меня не было уверенности что мы – именно мы, а не я и он, – сможем пережить этот Ад. Я боялась не выдержать, потому что уже сейчас чувствовала, как под гнётом реальности рассыпаются в прах надежда и вера в совместное будущее и счастье.
Адриан.
Синеватый сигаретный дым причудливым узором клубился в воздухе. Блаженно вдохнув порцию никотинового яда, я продолжал безразлично смотреть на стену. Оливия плескалась в душе, смывая следы грязного грехопадения, давая мне несколько минут вожделенного одиночества. На душе было невообразимо гадко, тоскливо и темно. Я не мог отделаться от ощущения грязи, и источником этой дряни был я сам. Который раз я убеждался, что я источник боли и бед для тех, кто имел глупость полюбить меня. Не желая зла, я мучаю окружающих, более того, даже самые благие из моих намерений, всегда оборачиваются для кого-то кошмаром. Как сейчас, например. Желая избавить мир от сумасшедшей бабы, я вверг любимую женщину в настоящее чистилище. А ведь столько раз обещал, что больше не причиню боли, и каждый раз нарушал обещание. Нарушаю и сейчас из-за собственной глупости и преступных ошибок. Будет ли этому конец? Или я до конца жизни обречен приносить страдания окружающим?
Перед глазами постоянно возникало лицо Кристы. Её глаза – бездонные озёра, полные безысходности, жгучей боли и неимоверной горечи. Мольба во взгляде, немой призыв прекратить всё, на который я так хотел, но, увы, не мог откликнуться. И сейчас я испытывал удушающее чувство беспомощности и безотчётный страх, что происходящее сейчас станет последней каплей. Окончательной точкой, гранью, после которой не останется ничего. И так хотелось просто взять и свернуть тонкую шейку бывшей жены, избавляясь от необходимости иметь с ней дело. Нельзя. Оливия наделала шума, привлекла внимание к своей персоне. Ей сочувствуют, ей восхищаются, её любят. Наивные глупцы! Они даже не подозревают, какая уродливая тварь скрывается за маской невинной жертвы. Так всегда – за самой миловидной внешностью скрывается самая гнилая начинка.
Взгляд упал на пол, где лежали использованные контрацептивы, заставляя скривиться от отвращения. Все последние дни я досадовал на Кристу, чувствуя её молчаливый протест при намёке на близость, и вместе с тем понимал её. Как я могу судить девушку, если мне на самого себя в зеркало смотреть противно?
Снова затянулся горьким дымом. Да когда же эта сука освободит ванную? Так отчаянно хотелось в душ, хотя бы на несколько минут почувствовать себя чуточку чище, без удушающего запаха Оливии на своей коже. И, словно в ответ на мои чаяния, дверь открылась, и показалась сыто улыбающаяся брюнетка.
– Соскучился? – проворковала она.
– Безумно, – улыбнулся я, вернув на место маску безмятежности и довольства. – Я быстро, не скучай.
Подмигнув, я проскользнул мимо девушки. Ещё несколько минут отдыха перед продолжением жутковатого спектакля. Вода расслабляла, немножко притупляя одуряющую боль в душе, даря подобие сил. Покончив с водными процедурами, я не спешил покидать помещение, собирался с духом. И вот я вышел в спальню, готовый улыбаться, обольщать, лгать.
***
Шикарный ресторан, один из лучших столиков и Оливия, сидящая, как герцогиня или графиня*. Тихая музыка и гул голосов. Люди тихо перешёптывались, перемывая нам косточки. Мой спутнице было наплевать на них и мне приходилось тоже натягивать маску безразличности, хотя внутри всё кипело от негодования.
Психотропные, которыми я щедро подкармливал Оливию, делая её восприятие мира более размытым, а психику неустойчивой, к сожалению, имели и свой побочный, для меня, эффект. Девушка стала гораздо мнительнее. Ей везде чудились заговоры и предательство, о чём она прямо сообщала мне в виде истерик и обвинений. Потом слёзно извинялась, даже не подозревая, насколько была права в своих выводах. Четыре дня назад её словно заклинило, и она потребовала обнародовать наши отношения. Она больше не хотела скрываться и желала заявить о нашей связи на весь мир. Как бы мне не претила сама мысль подобного, пришлось согласиться, дабы не вызывать лишних подозрений. Мы вместе посетили выставку модного художника и привлекли внимание общественности. Уже на следующее утро заголовки печатных изданий кричали о нашем воссоединении. Меня журналисты называли блудным мужем, вернувшимся в лоно семьи, и, конечно же, эти шакалы не упустили возможность лишний раз окатить помоями Кристу, заявив, что шлюха-разлучница получила то, что заслуживает. Скрипя зубами, я улыбался и молча глотал это дерьмо, мечтая об одном – разорвать ублюдков на части. Моя бедная девочка не заслуживает ничего из этой грязи. Как и той боли, которую я вынужденно причиняю ей.
– Прекрасный вечер, – улыбнулась Оливия. – Предлагаю выпить за нас.
Одарив экс-супругу сияющей улыбкой, я поднял свой бокал. Вечер плавно близился к своему завершению и был бы весьма приятным, будь рядом со мной другая женщина, а так я очень и очень ждал его окончания. Глаза Оливии сияли от удовольствия, она безостановочно болтала и дважды вытащила меня танцевать, лишний раз привлекая к нам внимание людей.
– Адриан Джонсон, – услышал я девичий голос и мне захотелось провалиться сквозь пол. Сложив руки на груди, у нашего столика стояла подруга Кристы – Моника. – Гляжу, неплохо проводишь время?
– И тебе здравствуй, Моника, – произнёс я, стараясь сохранять спокойствие. – И да, мне нравится вечер.
– Тебя совсем совесть не мучает? Ночами спать не мешает? – голос девушки буквально сочился ядом.
– Нет, не мешает, – а в душе всё выло от точности её слов. Я боялся ночей, потому что стоило только остаться в тишине и темноте наедине с собой, приходили воспоминания, рвущие сердце на куски. – Это всё, что ты хотела узнать? Или ещё есть какие вопросы?
– Да нет, мне хватает того, что я вижу. Всегда знала, что ты сволочь, но не думала, что до такой степени. И чего в тебе Криста нашла? – яростно прошипела девушка.
– Слушай, милочка, шла бы ты от сюда. Чего к моему мужчине пристала? За подружку обидно? Так она получила лишь то, чего заслужила. Нечего лезь к чужим мужьям. Адриан совершенно прав, что поимел её, опустил и избавился. И ты проваливай давай, – влезла Оливия.
Издав внутренний стон, я наградил благоверную тяжёлым взглядом и снова посмотрел на Монику. Скривив лицо в брезгливой гримасе, она смотрела на нас, словно на грязь.
– Не тебе затыкать мне рот, – бросила она Оливии, а потом посмотрела на меня. – А тебе желаю на собственной шкуре испытать какого это, когда предают самые близкие. Надеюсь ты когда-нибудь сполна хлебнёшь горя и боли, которые будут в стократ сильнее тех, на которые ты обрёк Кристу.
Моника ушла, как и остатки моего, пусть и притянутого за уши, настроения. Сама того не зная, девушка попала точно в цель с одной лишь ошибкой: я уже хлебнул всего, что она пожелала. Более того, я тону в этом болоте и понятия не имею, хватит ли мне сил выбраться.
Заметив моё лицо, Оливия предложила отправиться домой и там продолжить наш отдых. Я поддержал её идею, испытывая при этом облегчение. Десятки любопытных взглядом давили на психику, вызывая раздражение.
Пока ехали домой, я автоматически ласкал тело девушки через ткань платья, награждая её отработанными до мелочей «страстными» поцелуями. Мысли при этом были далеко. Я думал о Кристе, и как она сейчас. В общих деталях я знал о том, как она живёт, куда ходит и с кем общается. Но мне хотелось знать её мысли и чувства, которые были сейчас недоступны для меня. Я банально боялся, что она переняла взгляды той же Моники, и мне будет не к кому возвращаться, когда всё кончится. Всё, что мне сейчас оставалось, это продолжать свою игру и верить в лучшее. Как назло, Оливия оказалась крепким орешком, и пока я не добился ничего, кроме нервных срывов и истерик.
– Хочешь? – лукаво улыбаясь, Оливия кивнула на белую дорожку на зеркале, когда мы добрались до её квартиры.
– Ты же знаешь, у меня были с этим проблемы и я больше и близко к этому дерьму не подойду. И тебе советую завязывать, – строгим голосом отчитал я брюнетку.
– Не будь занудой, – ответила она и ловко увернулась, когда я попытался отобрать у неё наркотик.
Миг и она вдыхает смертоносную пыль, блаженно прикрыв глаза. Пусть. Вся моя строгость напускная. Мне плевать, я был очень даже за, если бы она с концами залипла на этой дряни. Не жалко. Опустив взгляд на собственные руки, с неудовольствием отметил, дрожат. Её «хочешь» – испытание моей воли. Я могу врать ей и кому угодно, но есть ли смысл врать себе? Хочу. Безумно. До дрожи в теле. Меня мутит от окружающей реальности, и желание хотя бы ненадолго сбежать в наркотическую нирвану безмерно велико. И только клятва данная себе и Кристе сдерживает от опрометчивого шага. Я сильнее этой тяги и могу сказать себе «нет». Поэтому выдохнув, я улыбнулся Оливии, притворно сердито качая головой.
– Оливия, это не игрушки.
– Я знаю.
Она потянулась ко мне и поцеловала. Глубоко, проникая языком в мой рот. Я уже перестал чувствовать отвращение, привык, наверное. Просто механический процесс. Не более. Перевозбуждённая от вечера и дури, девушка буквально срывала с меня одежду, подталкивая меня к своей спальне.
– Я хочу поиграть, – томно прошептала брюнетка.
Парадокс жизни: Оливия, которая в повседневности предпочитала быть стервозной сукой, играющей чужими жизнями и обожающей контроль, в постели предпочитала стезю нижней. Ей нравились тематические развлечения, и я доподлинно знал, в её жизни были настоящие домы, не то, что я. По сути, я самого начала нашего знакомства знал об этих её наклонностях, так что её настойчивое желание привнести что-то подобное в нашу сексуальную жизнь не стало для меня откровением. И в этот раз я согласился.
Удивительное дело, как влияют на нас окружающие люди. В одиночестве я был далеко не лучшим представителем рода человеческого, но и не самым худшим. Когда рядом была Криста, всё моё гнилое нутро тянулось к свету, и я отчаянно старался быть лучше, чем я есть на самом деле. Оливия же пробуждала во мне всё самое худшее. Всю грязь и чернь моей души, все порочные и низменные наклонности. Рядом с ней я становился истинным ублюдком.
С отвращение в душе я обнаружил, что мне нравятся такие вот «игры» с Оливией. Мне нравилось причинять ей боль, унижать её. И пусть она была убеждена, что всё это лишь сексуальные развлечения, я делал это с душой. Обхаживал её плетками, с великим трудом удерживая себя на грани, не переходя от порки к жестокому избиению. А потом ужасался, как низко я пал. А может это и есть настоящий я? Извращенец, моральный урод, ловящий кайф от чужой боли? Каждый раз я всеми силами старался прийти в себя, выкинуть из головы сами мысли о подобном. И из раза в раз делать это становилось всё сложнее. Теряю себя или, наоборот, становлюсь собой? Моё Эго** отказывалось нормально соотносить две стороны личности и это всё превращалось в такую кашу, от которой блевать будет даже спартанец.
После небольшой порки, инициатором которой была сама Оливия, кожа её ягодиц была ярко-красной. Она тяжело дышала, буквально источая волны похоти. Я же сегодня, конкретно сейчас, не чувствовал совершенно ничего, вымотанный и опустошённый событиями вечера.
– Ну же, Адриан, трахни меня, – простонала девушка, стоя на коленях и держась за спинку кровати, она призывно выгибалась.
– О да, детка, – отозвался я и потянулся за резинкой. – Я тебя сейчас жёстко отымею.
– Не надевай, не нужно, – в голосе недовольство.
– Мы это уже обсуждали, – отмахнулся я, надрывая пакетик фольги.
И это было правдой. Оливия с самого начала была против использования презервативов, я же категорично стоял на своём. Мы даже повздорили из-за этого. Она клялась, что принимает таблетки, я же заявил, что не намерен рисковать. Одного раза мне уже хватило. Да и просто, мне хотелось хоть в чём-то соблюдать с ней дистанцию. Глупо? Возможно, но так мне нравилось больше.
– Твою мать, Джонсон, расслабься ты уже! – прохрипела она, изнывая от нетерпения. И всё равно вздрогнула, когда я грубо вонзился в неё со всей силы. – У меня вообще детей быть не может, уже лет семь, наверное.
И тут же она резко замолчала и как-то сжалась, осознав, что сболтнула лишнего. Вино, наркотики и перевозбуждение сыграли с ней злую шутку. Я же насторожился, понимая, вот оно – первый успех!
– И что это значит? – вкрадчив поинтересовался я, на автомате совершая новый толчок. – У тебя совсем недавно, вроде как, выкидыш был.
Какое-то время она молчала, двигаясь со мной в одном ритме. А потом, решила отпираться нет смысла и произнесла:
– Да не было ничего. Ни беременности, ни выкидыша. Просто я испугалась, думала теряю тебя и с отчаяния и сочинила сказку. Прости меня, Адри. Я перед тобой очень виновата! Но я всего лишь женщина, которая любит и не хочет терять любимого.
Вот ведь тварь! Изначально знал, чувствовал, не беременна она. Но надо отдать ей должное, её жестокость и подлость не знают границ! Желая досадить мне, она шла по головам, не брезгуя даже убийством. И, как результат, жизнь Кристы в руинах, а я тут, трахаю эту стерву, с трудом сдерживаясь от желания задушить её голыми руками.
– Оливия, тебе не кажется, что это перебор? – мягким, с придыханием, голосом поинтересовался я.
– Возможно. Прости. Такое больше не повториться, – хрипло ответила брюнетка.
– И как же такое произошло? – вопрошал я, ускоряя ритм, чувствуя приближение физической разрядки.
– Неудачный аборт в молодости, – простонала она.
Больше я ничего не спрашивал, молча вколачиваясь в податливое тело. Разрядка не принесла удовольствия, пришлось симулировать оргазм, потому что мыслями я был далёк от происходящего действа. Обводя комнату взглядом, я молился, чтобы микро-гаджеты, установленные тут, зафиксировали факт этого признания. Плевать, что посторонние увидят наш секс. Главное, первое компрометирующие признание у меня есть. Внутренне я ликовал. И пусть это только начало, но оно наполняло душу верой, что вся эта грязь, боль и страдания не напрасны, и всё обязательно получится.
Глава 41. Криста и Адриан.
Адриан.
«На работу, как на праздник», – это изречение последнее время чётко отражает мою жизнь. С каждым днём находиться в обществе Оливии становилось всё сложнее. Поэтому любую возможность побыть отдельно от неё я воспринимал с восторгом. Я и раньше любил своё дело, но теперь работа стала спасением, отдушиной, и я с радостью спасался от благоверной в своём кабинете.
Порой мне рядом с Оливией становилось даже страшно. Психотропные и нанятые мной люди, и установленная в доме техника делали своё дело: девушка становилась всё более нервной. Часто мне она казалась и вовсе безумной. В попытке заставить её признаться в собственных грехах, я и группа верных мне людей превратили её жизнь в кошмар. Тени прошлого, её жертвы, которые давно погребены под двумя метрами земли, преследовали её в буквальном смысле слова. Она часто видела их в толпе, слышал их шёпот дома, и это сводило её с ума. Если раньше я просто, неоднократно заставал её в невменяемом состоянии, на что она отмахивалась, отговариваясь то плохим настроением, то кошмарами, но сейчас она уже не скрывала происходящего. Часто звонила на работу, говоря, что опять видела его или её, при этом не спеша пояснять, кого именно. Каждую ночь будила и с белоснежным лицом и глазами полными ужаса говорила, что слышит голоса. Тяжело было делать вид, будто я ничего не слышу. На славу ребятки постарались, казалось, словно и в правду обвиняющие шептания раздаются прямо из воздуха.
Постоянно не выспавшийся, уставший от её истерик и отказов рассказать, что конкретно она слышит и видит, я отсиживался, и даже отсыпался в своём кабинете. У сложившейся ситуации был, правда, и свой плюс – Оливию всё меньше интересовал секс, чему я был несказанно рад. Интим с ней был тяжким испытанием, после которого оставалось чувство гадливости и грязи.
Но и от определённых страхов избавиться мне никак не удавалось. А что, если она так и не заговорит? Вдруг она просто окончательно спятит? И это было бы даже неплохо, при условии, что она просто угодит в специальное учреждение. Только, зная Оливию, её характер и наклонности, я боялся, что она наоборот станет агрессивной и опасной. Если это случится – жертв не избежать, а, учитывая её лютую ненависть к Кристе, не сложно догадаться, кто будет первым в списке. От таких мыслей всё внутри леденело, и потому я старался как можно тщательнее приглядываться к девушке и малейшим изменениям в её поведении. За себя, я, как ни странно, страха не испытывал. Мне не привыкать к опасности.
Эта игра на грани фола и постоянное напряжение невыносимо изматывали. Ко всему этому чёрная тоска, сжирающая душу, не отпускала ни на минуту. Я скучал по своему ангелу, невыносимо тосковал. Дни без неё казались безумно долгими и безликими. Элементарное незнание её мыслей и чувств вызывало страх. Страх порождал отчаяние. Всё чаще я задавался вопросом: не переоценил ли я собственные силы? И не придётся ли за мерзость, пусть и во благо, которую творю сейчас, заплатить собственной душой? Своего будущего без Кристы я не мыслил, однако с каждым днём его перспектива становилась всё более призрачной.
– Адриан, помоги! – именно это я услышал, ответив на звонок Оливии.
– Что случилось? Оливия? – всеми силами я старался казаться обеспокоенным.
– Приезжай скорее. Пожалуйста, – прошептала девушка и отключилась.
Смотря на безмолвный телефон, я невольно поморщился. Вот и отдохнул от этой истерички. Что у неё там опять?
Домой ехал в весьма мрачном расположении духа. Подобные инциденты уже стали нормой, поэтому я ожидал новой истерики. Шанс, что она наконец заговорит, был ничтожно мал. Просто поразительно. Самоконтроль Оливии вызывал невольное восхищение. Большинству людей достаточно хорошенько напиться, чтобы развязался язык. Она же хранила свои тайны, несмотря на любую дурь и обстоятельства.
– Детка, я дома! – крикнул я, зайдя в её квартиру.
По молчаливому уговору мы жили в её квартире. Она была больше по площади и тут всё соответствовало вкусам и требованиям Оливии, поэтому она хотела жить тут, я же не протестовал.
– Ты пришёл, – подбежав ко мне, девушка крепко стиснула меня в объятиях. Её била крупная дрожь.
– Конечно, пришёл. Что с тобой, солнце? – спросил я мягко.
Какое-то время она молчала, просто крепко прижимаясь ко мне. А потом отодвинулась и посмотрела испуганным взглядом мне в глаза. На лице застыла борьба. На что-то решала для себя.
– Мне кажется, я схожу с ума. Я постоянно их то вижу, то слышу. Они преследуют меня, обвиняют. Они хотят моей смерти, Адриан!
– Оливия, кто они? О ком ты говоришь? Я не могу тебе помочь и не могу защитить тебя, если ты мне не доверяешь.
– Я… Я не могу. Я не хочу тебя терять. Ты… Даже ты не поймёшь.
Она запиналась и заикалась одновременно. Ко мне же пришло понимание: вот он, момент, когда я наконец могу получить вожделенное признание, которое будет зафиксировано всеми доступными способами. Оливия смотрела на меня огромными глазами, в которых плескалось отчаяние. Сейчас в ней не было привычной стервозности, расчётливости и жестокости. Она была в отчаянии, очень напугана и совершенно раздавлена. Невольно в душе шевельнулось нечто, очень похожее на жалось. Тогда я вспомнил данные собранные на неё. Сколько жизней она сломала просто так, развлечения ради. Вспомнил полные боли глаза любимой женщины и собственное существование в браке с ней. Этого хватило, чтобы в зародыше задушить любое сочувствие к этой девице. Собрав всю волю в кулак, я представил родное лицо и, смотря Оливии в глаза взглядом любви (я надеялся, что мне это удавалось), поцеловал.
– В мире, наверное, почти не осталось вещей, которые я не смог бы понять. К тому же я люблю тебя. Доверься мне. Позволь мне помочь тебе.
И вместе с потоком слёз наружу хлынули отвратительнейшие признания. Она рассказывала, как впервые, совершенно нечаянно разрушила чужие отношения. В итоге отвергнутый парень свёл счёты с жизнью, а девчонка бежала из страны от собственной боли. Но раскаяния Оливия не чувствовала. Наоборот, странный восторг и чувство собственной неотразимости, ощущение непонятной власти наполнили её существо. И она стала намеренно искать пары, чьи чувства и отношения, были примером для окружающих, вызывали восхищение своей силой и глубиной. После сбора информации, она приступала к делу. Совращала и всячески развращала мужчин, подсылала своих людей к женщинам. И потом с наслаждением наблюдала, как между влюблёнными появляются недоверие, обиды, как рушатся отношения и семьи. И когда мужчина оказывался целиком и полностью в её власти, был готов ради неё на всё, она бросала его. Собирала жертв вместе и раскрывала карты. Но этого ей было мало. После она окончательно добивала свои «живые игрушки», отнимая у них всё. Работу, друзей, перспективы. Настраивала против несчастных родню. Лишала их воли. И если кто-то из жертв отказывался ломаться окончательно, не сводил счёты с жизнью, не совершал преступлений и не сходил с ума, она им помогала. Убивала их или запирала в психушке, где уже врачи, предварительно купленные ей, превращали их в овощи при помощи сильнодействующих лекарств. И жертв этих было много. Двенадцать человек, шесть пар, как и говорилось в моём досье. И у двух пар были дети, которые теперь живут в детдоме.
Так же Оливия раскрыла секрет согласия её отца на наш брак. Уайт, каким бы ублюдком он не был, дочь свою любил. Он был в ужасе от её «развлечений», и порой было непросто устранять их последствия. Ведь любимая дочь выбирала иногда людей весьма обеспеченных, имеющих некие связи. Только получив от Оливии клятвенное обещание прекратить развлекаться таким образом, он помог ей поймать меня в ловушку.
К концу её рассказ, у меня было чувство, будто меня с головой макнули в омерзительно смердящие помои. Нет, я и сам святым не был. У меня достаточно грехов и руки по плечи в крови, но я никогда не убивал ради развлечения. Не разрушал чужие семьи от скуки. И пусть я заранее знал, что услышу, всё равно было жутко.
– Ты меня ненавидишь теперь, да? – прошептала Оливия.
– Нет, что ты, солнышко, – успокоил я её.
Ещё, наверное, час я потратил, чтобы окончательно свести истерику брюнетки на «нет». Когда она легла спать, я напряжённо думал, как бы быстрее завершить этот фарс. Необходимые признания у меня были на руках, а значит пора заканчивать с этим. На душе впервые за эти бесконечно долгие полтора месяца было легко и радостно. Решено, что завтра я встречусь со своим человеком, передам ему копии данных, чтобы придал им приличный вид, способный убедить, если понадобится, и прессу, и власти в их подлинности.
***
Последние сутки с лишним, прошли в напряжённом ожидании. Высказавшись, Оливия наконец притихла. Не будила ночью и даже на работу позвонила всего лишь дважды. Наврав ей про срочные деловые переговоры, я направился на встречу с Джеком, который собственно и должен был заниматься добытой информацией.
Жутко волнуясь, я припарковался у его офиса и направился внутрь. Ещё немного, день или два, и кошмар будет закончен! Смогу увидеть Кристу, смогу постараться воскресить наши отношения… Так, сейчас не время думать об этом. Сначала дела.
– Джек, что за пафос, – поморщился я, переступив порог его кабинета.
В помещении было темно. Густая тень скрывала от меня сидящего в кресле мужчину, виден был только силуэ, т и то смутно. И ещё он молчал.
– Ладно, дело твоё. Птичка попалась. Сможешь всё сделать быстро? – продолжал я, игнорируя его странное поведение: – Хочу поскорее покончить со всем и стать наконец свободным.
– Я тоже жажду положить конец этому фарсу.
От голоса, разорвавшего тишину, внутри все похолодело от ужаса. Этого не может быть!
– И я это сделаю.
Криста.
Очередной отказ, уже не такой болезненный в бесконечной череде подобных. В этот раз хотя бы позвонили и вежливо известили, что не могут принять меня на работу. Обычно и этого не делают.
Полтора месяца прошло с момента, как я снова живу в своей квартире, как я добровольно отпустила любимого мужчину в объятия другой. И с каждым днём жизнь становилась всё невыносимей. Слёзы давно кончились, и это ужасно. Страшно, когда внутри всё пылает от боли, и нет возможности облегчить душу слезами или хотя бы поделиться с кем-то своей бедой.
Надо отдать должное подругам – они часто навешали меня и всячески поддерживали. Особенно Мони. Она вообще почти всё своё свободное время проводила со мной. Как я и ожидала, она была в бешенстве, узнав о «предательстве» Адриана. Грузчики в порту, наверное, покраснели бы, услышав, как она честила его. Я ничего не могла ей рассказать, а слушать потоки гневной брани и постоянное упоминание его имени было выше моих сил. Поэтому я попросила подругу ничего о нём не говорить и вообще сделать вид, будто его на свете не существует. И она меня послушала, хотя я видела, как порой ей хочется разразиться чередой ругательств в его адрес, особенно когда все газеты начали кричать о воссоединении Адриана с Оливией.
Но как бы не старались девочки, лучше не становилось. Мной владели дикая ревность, жгучая ненависть и всепоглощающая боль – ядовитый коктейль чувств, уничтожающий всё светлое в душе. Лишающий сил и надежды.
Вдали от Адриана я поймала себя на том, что всё чаще думаю: «А не стала ли я сама жертвой игры?». Безмерно жестокой и беспощадной. Может, он не с Оливией сыграть решил, а со мной? Может, они сидят где-то там и смеются над наивной идиоткой, которая, вопреки логики и здравому смыслу, на что-то надеется и чего-то ждёт. Подобные мысли были столь разрушительны, что я всеми силами гнала их прочь. Просто, если это правда, то я, наверное, просто не переживу.
А ещё я неоднократно думала о наших взаимоотношениях, об этой любви, которая подчинила меня себе. Ведь это ненормально – то, что происходит сейчас. Вообще все наши отношения слишком далеки от понятия «нормально». Где моё разум, где моя гордость, как в здравом уме можно простить столько всего? Как можно дать любимому мужчине добро на связь с другой, и в это время ждать и мучиться? Неужели я уже лишилась рассудка? Ведь всё это слишком, и ни один адекватный человек меня не поймёт. А с другой стороны, какое мне дело до всех остальных? Это моя жизнь и я имею права делать с ней всё, что сочту приемлемым.
В попытке хотя бы немножко отвлечься, я решила заняться устройством того, что осталось от моей жизни. Адриан открыл счёт на моё имя, куда зачислил более чем солидную сумму. Но мне не хотелось брать оттуда и цента. В свете последний событий, со всей этой неопределённостью и незнанием чего ждать и на что надеяться, у меня мысль воспользоваться его деньгами вызывала отторжение. Я не могла отделаться от мерзкого ощущения, будто это деньги за секс, и потому старалась медленно и крайне экономно расходовать свои личные накопления. Однако, они были весьма невелики, и потому мне была необходима работа. В начале я наивно полагала, что сумею без особых проблем найти её. Сейчас же, после огромного количества отказов, я совсем пала духом и отправляясь на очередное собеседование, уже почти ни на что не надеялась. Неужели у этой дряни, бывшей жены столь длинные руки? Не её ли это работа, что меня никуда не хотят брать? Или просто совпадение, и я слишком самонадеянна?
Может я слишком многого хочу от жизни, и мой удел – продавец в дешёвом магазине? Ведь свою прошлую работу я получила только потому, что так было нужно Оливии. А правда, кому я нужна с моим ничтожным опытом и скандальной славой разлучницы и детоубийцы? Но мне до последнего не хотелось сдаваться, и поэтому я сейчас ехала на собеседование, а крохотное рекламное агентство.
***
– Сожалею, мисс Паркер, но мы уже взяли сотрудника на эту должность, – с неестественной, лживой улыбкой произнесла женщина из отдела кадров.
Всё в ней: взгляд, интонация и даже эта мерзкая улыбка, говорили – лжёт. Стало до жути обидно и зло. Неужели нельзя прямо сказать – сотрудник нам нужен, но только не ты. К чему это вежливое лицемерие?
