Текст книги "Сын врага (СИ)"

Автор книги: anatta707

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Только ему я буду служить! – яростно отозвался аматья. – Но не вам двоим!

– Разумеется, – тонко улыбнулся Чанакья, – однако, помня о том, ради кого ты здесь, завтра в сабхе при всех должен ты поклониться мне и Чандрагупте, иначе твоё возвращение во дворец будет выглядеть подозрительно.

– Никогда! – закричал аматья. – Уж этого вы не дождётесь!

– А как же твои сёстры и мать? С ними может случиться какая-нибудь неприятность.

– Вот и вся твоя прогнившая дхарма, Вишнугупта, – с отвращением вымолвил советник. – Ты праведен, когда тебе это выгодно.

– А я и не скрываю, – улыбка ачарьи ширилась на глазах. – Дхарма – удобный инструмент управления простаками. И праведность с честностью – часть политики. Но ты-то не простак, Картикея. Зачем осуждать меня? Ты сам наверняка не раз пользовался этим инструментом и ещё многими другими ради своего любимого царя. Так почему бы не воспользоваться снова? Ради его законнорождённого сына? Правда, вот незадача. Какой злой рок… Биндусару будут знать в истории как одного из династии Маурьев, а не как потомка Нандов. Он прославит своими подвигами не имя родного отца, а имя отцеубийцы, из-за которого стал сиротой.

Чанакья откровенно издевался на Ракшасом, насмешливо глядя на него.

– Я тебя ненавижу, Каутилья, – только и смог выплюнуть аматья. – Как бы я желал удавить тебя твоей же собственной косой, да сила сейчас не на моей стороне!

– Приходи завтра на рассвете в сабху. Склонись к моим стопам. Скажи несколько слов о моём уме, долготерпении, благости и о величии Чандрагупты, а затем тебе будет позволено воспитывать сына твоего покойного повелителя, пока наш новый самрадж участвует в войнах. Ему-то будет некогда, а вот ты вполне способен посвятить всё свободное время нашему славному Биндусаре… Маурье.

Кипя от гнева, аматья вылетел прочь из покоев Чанакьи, так и не дав ему никакого ответа.

Чандрагупта испытал стыд и вину, когда трясущиеся руки аматьи, покрытые шрамами и зажившими язвами от укусов насекомых, коснулись следующим утром его стоп. Ему захотелось отстраниться, а затем взять аматью за руки и попросить не унижаться, но он не сделал этого. На него глядели подданные и Чанакья. Заранее спланированное представление нельзя было прерывать.

С того дня в его жизни не осталось иной отрады, кроме как смотреть на подрастающего Биндусару. Всё остальное сделалось горьким, как дым от костра, мерзким, как осклизлые, испорченные ладду… Власть и политика, особенно в исполнении Чанакьи, представлялись лужей грязи. О ненависти, испытываемой к нему Еленой, Ракшасом, а теперь и подданными, он отлично знал и не обольщался мыслью о том, что «где-то там в деревнях» его любят. Магадху окружали земли, завоёванные силой, с жителями, полными ненависти к своему угнетателю, ибо освободителем называть того, кто пришёл и поставил их на колени, ни у кого не поворачивался язык даже под страхом смерти. Не поддавались Чандрагупте и Чанакье пока только Калинга и весь юг Индии, включая провинцию Карнатака. Сколько бы сражений Чандрагупта ни затевал – победа над этими землями не давалась в руки.

– Кажется, твоя счастливая звезда угасла, раб, – злорадно шептал ему на ухо Ракшас, улучая моменты, когда Чандрагупта возвращался обратно с юга после очередного разгромного сражения. – А скоро и твою жизнь кто-нибудь заберёт! И как бы я хотел, чтобы именно Биндусара, узнав от кого-нибудь правду, снёс голову и тебе, и твоему распроклятому ачарье! Я бы хотел, чтобы он устроил вам обоим такие мучения, которые в Патале асурам не приснятся!

Чандрагупта скрипнул зубами, но ничего не ответил. Он часто в последнее время прогуливался по коридорам дворца, замечая, как по углам перешёптываются и хихикают слуги, явно настроенные аматьей против него. А спустя несколько дней кто-то метнул в него украдкой нож, когда Чандра сидел у себя в покоях. Поймать нападавшего не удалось. С тех пор царь Магадхи стал бояться засыпать. Везде ему мерещился заговорщик с кинжалом в руке.

Только Биндусара неизменно радовал отца. Скорее всего, аматья и его пытался исподволь настроить против Чандрагупты, но мальчик не поддавался злым наветам. Его глаза, обращённые к отцу, оставались всё такими же ясными, открытыми и добрыми. Он верил на слово всем историям, рассказанным Чандрагуптой. Биндусара искренне гневался и сжимал кулачки, с раннего детства слушая о том, как долго мучился его отец, будучи разлучён злобным тираном Дхана Нандом со своей семьёй. Он радовался, узнавая, как постепенно Чандрагупта сумел отомстить жестокому младшему из Нандов за смерть царя Чандравардана, царицы Муры и всех своих близких друзей.

Мальчик с тех пор, как научился сидеть, устроил себе любимое убежище и место для игр на коленях отца. Часто они просто сидели вместе на траве в саду или на лесной поляне. Биндусара устраивался удобнее, обняв отца за шею и прильнув щекой к его щеке, и не было для Чандрагупты мгновений слаще этих. Он давно забыл, кто на самом деле этот ребёнок… Он просто знал, что это – его сын.

А Биндусара рос. Он научился отлично владеть почти всеми видами оружия, схватывая знания, будто на лету. Он становился всё выше ростом и сильнее. Вот уже в его могучей фигуре стали проступать такие знакомые черты: широкие плечи, красивая мускулистая грудь и руки, тонкий стан, изящные щиколотки, крепкие, сильные бёдра и длинные голени. Он не позволял отрезать свои волосы, и к семнадцати годам они струились по его спине блестящей чёрной рекой… Такой знакомой… Такой прекрасной!

Дыхание Чандрагупты срывалось и замирало, когда он наблюдал за юношей. Он всё реже позволял себе обнимать сына. Биндусара не понимал, что происходит, удивляясь внезапной отстранённой холодности своего единственного родителя.

– Чем я прогневил вас, отец? – горестно спрашивал он, устремляя на Чандрагупту взгляд своих тёмных глаз, обрамлённых густыми ресницами, когда повелитель Магадхи в очередной раз уклонялся от его приветственных объятий.

Чандрагупта так надеялся, что оттенок глаз Тарини победит, но он ошибся. Чем старше становился Биндусара, тем яснее в его глазах обозначался дразнящий, серебристо-зелёный отсвет, постепенно изгонявший тёмно-карий цвет радужки. С каждым годом с лица Биндусары на Чандрагупту всё отчётливее смотрели глаза самраджа Дхана Нанда.

Чандрагупта боялся, что возненавидит приёмного сына, когда тот станет слишком похож на своего настоящего отца, но случилось иное, куда более страшное. Царю казалось, он сходит с ума. Каждый раз, видя юношу, Чандрагупте хотелось рыдать. Словно призрак покойного Дханы Ауграсайньи воскрес и ходил возле него, не отступая ни на шаг, глядя на своего жестокого убийцу с любовью и обожанием, искренне ожидая такого же обожания в ответ и ничуть не сердясь. Никогда не сердясь… Это было невыносимо!

«А он ведь действительно так на тебя смотрел. Помнишь? До того, как ты его предал», – шептал невидимый голос внутри, и Чандрагупта всё бы отдал, лишь заткнуть этот голос, вырвать его из себя, но не получалось.

Юный Дхана ожил и снова стал его судьбой, словно не подозревая о том, что Чандрагупта его убил. Горько-сладкий сон сводил его с ума, заставляя страдать хуже, чем в нижних мирах.

– Отец, почему вы так на меня смотрите? – Биндусара остановился, опустив меч и с удивлением глядя на Чандрагупту. – Я так плох в ближнем бою? Вы даже не считаете нужным уклоняться от моих ударов?

– Нет… Ты не плох. Наоборот, великолепен. Ты – лучший воин из всех, кого я знаю.

– Прямо как мой дорогой отец, да?! – радостно подхватил Биндусара, не догадываясь, какую глубокую рану наносит своими словами.

Чандра бросил меч на траву и отошёл к апельсиновому дереву, пытаясь унять сердцебиение. Прислонился спиной к стволу.

– Я чем-то обидел вас, отец? Или вы устали? – Биндусара приблизился к нему и положил ладонь на плечо.

«Обнять. Обнять крепко!»

«Нельзя обнять»…

«Он твой сын!»

«Он не сын мне. Он сын врага. И он постепенно сведёт с меня с ума»…

Всё спуталось внутри. Чувства стали острыми, словно клинки.

– Наверное, скоро начнётся новая война с Калингой, – Чандра произнёс это, лишь бы что-то сказать, лишь бы разрушить мучительное молчание.

– Я помогу вам, отец! Я буду воевать вместе с вами. Я уже взрослый! Советник Картикея научил меня сражаться. Хватит меня беречь. Я хочу, наконец, как преданный сын, послужить вам и душой, и телом…

«Я готов служить вам сердцем и телом, мой царь…»

Невыносимо…

«Если бы я мог вернуться назад во времени и встретить юного Дхана Нанда – вот такого же, каким стал теперь его сын – что бы я ощутил? Если бы мы волей судьбы не стали врагами, а сражались бок о бок, завоёвывая Калингу и остальные государства и навлекая на себя ненависть и проклятия народов своими победами, был бы я счастливее?! Если бы нас закидали яблоками и луком на въезде в столицу, но не поодиночке, а вместе? Но Биндусара… Я не могу сделать из него замену. Это нечестно… Я же действительно его люблю, но это не та любовь, которой я некогда желал от Дхана Нанда! Не та, которой я пылал много лет назад, проклиная себя…»

– Отец… Отец! Что с вами?!

Биндусара сам не ожидал, что от его простых слов привязанности может произойти такое: сильный воин Чандрагупта Маурья, повелитель Магадхи, съёжившись, осел на траву, выставив руку вперёд, словно запрещая помогать себе.

– Пожалуйста, уходи, – наконец услышал юноша. – Оставь меня одного… сынок. Поговорим потом.

– Но, отец, – умоляюще начал Биндусара и вдруг умолк, осознав, что начал прекословить тому, кого поклялся слушаться всегда, не задавая вопросов. – Простите. Если вы того желаете, я ухожу, – и, поклонившись, он ушёл, недоумевая, почему его могучий и смелый отец, победивший столько опасных врагов, вдруг стал на его глазах слабым, как дэви, безо всяких на то причин.

А Чандрагупта сидел под деревом, хватая ртом воздух и умоляя высшие силы вернуть ему разум, заставить его вновь видеть на месте сына лишь сына, а не того, от чьего лика разрывается сердце, стенает душа и по кускам умирает тело.

====== Глава 3. Возвращение махарани ======

Как за хрупкую соломинку, он держался теперь за чистую любовь и преданность сына. Чандрагупта слишком хорошо понимал: ничего другого ему не осталось. Он взял юношу на войну с Калингой и сам, отчаянно бросаясь в атаки, прикрывал его спину, боясь потерять Биндусару. Ему было безразлично, выиграют они сражение или проиграют, одно он знал точно: нельзя потерять сына, невозможно! Если потеряет – ему в этой жизни не останется ничего, разве что Ганга или костёр.

И они вернулись. Живыми! Однако Чандра слишком хорошо знал: Биндусаре обрадовались многие, но только Чанакья обрадовался возвращению самого Чандрагупты. Каутилья правил страной через посредство царя, а до души Биндусары пока не успел добраться. Сын Дхана Нанда не доверял ачарье и не подпускал к себе с детства, говоря приёмному отцу:

– Отец, твой учитель – злой. Я его боюсь.

Став взрослее, Биндусара избегал Чанакью под любыми предлогами и никогда не брал из его рук еду, подарки или напитки, словно внутренним чутьём знал, чем это чревато. Вишнугупта долго злился, но потом махнул рукой.

– Никуда не денется. Станет царём – сам прибежит просить моих советов.

Елена перестала плодить детей от стражников и слуг, остановившись на числе шесть. Никого из этих незаконных отпрысков Чандрагупта не признал своим ребенком и не желал даже ничего знать о сыновьях и дочерях, не имеющих к нему никакого отношения. Он предоставил Елене возможность самой заботиться о них и строго-настрого запретил записывать их в летописи как своих детей. Только Ахилья росла в Паталипутре, но даже ей не перепадало ласки ни от кого, кроме привязавшихся к ней служанок.

Чанакья ещё некоторое время изводил своего ученика требованиями выбрать себе третью жену среди принцесс Бхараты, но Чандрагупта ответил учителю категорическим отказом.

– В моей жизни уже побывали две женщины. Одна умерла по вашей вине, забрав с собой моего сына. И не говорите мне ничего о вине Дхана Нанда! Я уже давно вырос из ваших сказок. Вторая отравила ядом наш брак и убила мою репутацию. Третья, наверное, покончит со мной. Давайте не будем искушать судьбу.

Подумав немного, Чанакья впервые согласился с Чандрой.

– Не будем. Достаточно нам Биндусары.

Произнося вслух имя царевича, Вишнугупта каждый раз испытывал странное наслаждение от мысли, что сын Дхана Нанда не знает правды о себе. Брамин словно продолжал и дальше мстить таким образом мёртвому самраджу Магадхи через его сына. Но неведомо ему было, что где-то вдали от него жизнь Тарини уже течёт не так, как он запланировал. Сначала, потеряв ребёнка, бывшая махарани металась по комнате и рыдала, отказываясь от пищи и воды, а потом решительно встала, собрала вещи в узел и потребовала слуг отвезти её в тот самый ашрам, куда в наказание намеревался отправить её ачарья Чанакья.

– Хочу смирить свой дух и тело, – так объяснила слугам своё желание отчаявшаяся женщина.

Отправив письмо с почтовым соколом и получив в ответ разрешение ачарьи, слуги отвезли Тарини в ашрам гуру Нагендры и оставили там на волю Триады.

Ачарья Нагендра не стал долго церемониться с новоприбывшей. Ему было безразлично, кем она являлась прежде, кого в своей жизни обрела или потеряла. Он нагрузил её тяжёлой работой, давая самую простую пищу и выдав вместо красивого бело-золотого сари выцветшую тряпку, которую постыдилась бы надеть самая невзыскательная служанка во дворце Паталипутры. Тарини терпела всё, по ночам вознося молитвы богам о том, чтобы они сохранили ей и её сыну жизнь до того дня, когда Биндусаре исполнится двадцать. Тарини прекрасно знала, что в этот день по традиции для наследного принца будет устроен роскошный праздник. Во дворец самраджа Чандрагупты в честь большого торжества пригласят всех, включая самых презренных нищих.

Тара жила только ради этого дня, искупая тяжёлой работой и унижениями грех, совершённый некогда по отношению к мужу, умоляя дэвов помочь вернуть себе сына. План её был прост: в огромной толпе, которая хлынет в Магадху, затеряться несложно. Да и времени пройдёт достаточно, чтобы получилось неузнанной явиться к сыну. Раньше никак нельзя. Рассказать правду ребёнку или даже подростку недопустимо. Она рискует сломать его душу, превратив жизнь мальчика в кошмар, но рассказав правду взрослому мужчине, уже прошедшему через огонь битв, познавшему, что такое правда и ложь, дружба и предательство, она превратит в ад жизнь тех, кто причинил им с Биндусарой боль, разлучив их на столько долгих лет: Чанакье и Чандрагупте.

Ожидание невероятно растягивает время. Двадцать лет тянулись для Тарини, словно вечность, но она дождалась своего часа. В честь двадцатилетия Биндусары в Паталипутре по приказу Чандрагупты организовали столь пышный праздник, что слухи о нём докатились до самых отдалённых уголков земель Бхараты. Не миновали известия и ашрам Нагендры. Отшельник долго размышлял, стоит ли ему покидать обитель, но в конце концов решился.

– Ради такого случая даже я готов выйти из леса и явиться в столицу. Я там лет сорок не бывал, – заявил он своим ученикам.

Тарини ликовала, но тщательно скрывала свои чувства и прятала от ачарьи глаза. Если бы учитель хоть на миг заподозрил в ней странную радость, он бы не выпустил её из леса. Скорее всего, Тару приковали бы в пещере на несколько дней, оставив рядом лишь миску с водой. Всем ученикам ачарьи Нагендры полагалось жить так, словно земля – это вечная юдоль скорби, где полагается молиться и исполнять предписанный долг, а радость и веселье недопустимы. А уж тем более запрещено в день рождения наследника престола безумной ученице нарушать царское спокойствие, рассказывая небылицы о том, будто она и есть настоящая мать царевича.

Аматья Ракшас уже вторую неделю много работал, почти не отдыхая ни днём, ни ночью. Ему давно не доводилось устраивать столь огромное пиршество. Ежедневно прибывали махараджи из союзных и завоёванных земель со своей свитой, представители всех варн с богатыми подношениями, певцы и музыканты, юные танцовщицы… Такой роскоши Паталипутра не видела, наверное, уже сотню лет. Махападма Нанд никогда не разбрасывался деньгами, отмечая юбилеи сыновей. С точки зрения Ракшаса, он поступал верно. Ведь если каждому из восьми сыновей устраивать столь шикарные празднества, средств в казне не хватит. О том, сколько золота отсыпал на торжество единственного сына Чандрагупта, знал лишь Чанакья. Ракшас догадывался, что затраты были колоссальными, и Каутилья такие огромные расходы не одобрил, однако император впервые проявил упрямство, настояв на своем, и ачарье пришлось смириться.

Аматья по-настоящему страдал. Чандрагупта был ему глубоко ненавистен, но узурпатора всей душой любил Биндусара. И подлый царь, как ни странно, Биндусару тоже любил. В его чувствах к приёмному сыну аматья не замечал лицемерия.

Ракшас вздохнул. Бхутова клятва, которую он дал Чанакье, сжигала сердце. Ничего не говорить. Никогда! А вот попробуй, промолчи, когда с каждым днём молодой царевич всё сильнее похож на обожаемого царя, одна улыбка которого возносила Картикею на небеса. Как тут промолчишь, если в каждом жесте, движении, улыбке снова видишь смелого, доблестного юношу, не боящегося ни дэвов, ни данавов, воина, равного которому ещё поискать на этой земле.

– Люби вы меня одного, я бы уберёг вас, самрадж, – часто шептал сквозь слёзы Ракшас, обнимая влажную подушку перед тем, как уснуть. – Я бы не позволил и волосу упасть с вашей головы. Но боги прокляли вас страшной любовью, несправедливой страстью, которую не смог угасить ни я, ни Амбхикумар. Мне ли не знать, что даже Тара для вас была лишь жалкой заменой. Ничтожной подделкой… Я знаю, кого вы любили больше всех, Величайший. Но этот подлец никогда не был вас достоин! Я каждую ночь умоляю богов спуститься и помочь мне отомстить и ему, и его ачарье… Однажды это случится, я верю!

В тот удивительный день, когда наконец Триада послала помощь, и восторжествовала правда, во дворец прибыли брамины с учениками из самых отдалённых от столицы земель. Сам ачарья Нагендра, известный суровым нравом, сравнимым лишь с характером риши Дурвасы, тот самый гуру-отшельник, о котором Ракшас уже много лет ничего не слышал, ступил внутрь дворца. С ним явились несколько его молодых и пожилых учеников. И ещё пришла согбенная старуха в сбитых старых сандалиях, с головой, покрытой белой тканью, с наполовину закрытым лицом. Вдовьи одеяния, никаких украшений на руках, ногах и поясе, даже самых простых… Только бинди на лбу – точка-капля, словно свежая кровь. Ракшас смотрел на то, как старуха горбится и шаркает ногами, еле волоча их по земле. Её морщинистые высохшие руки тряслись, из глаз непрерывно катились слёзы. Аматья смотрел и понимал – откуда-то он знает эту старуху, знает давно. Он бы ни за что не вспомнил её, но вдруг словно боги прояснили его разум.

– Тарини, – прошептал Ракшас, едва не рванувшись с места, но вовремя остановился, не сделав и шага.

Он стоял на месте с бьющимся сердцем и пристально смотрел на постаревшую, исхудавшую махарани-предательницу и откуда-то в глубине сердца знал: своими страданиями эта женщина давно искупила старый грех.

«Посмотри на меня», – мысленно умолял он Тарини, не решаясь подойти ближе – вдруг кто-то из людей Чанакьи заметит его интерес к обычной нищенке?

На его счастье, ощутив взгляд аматьи, Тарини вздрогнула и подняла на советника слезящиеся глаза. Он тоже изменился за эти годы, но она узнала его по одежде и чёткам, висящим на шее – подарку самраджа. Поклонившись ачарье Нагендре и испросив его позволения попросить у распорядителя празднеством милостыню или немного угощения, старуха-вдова медленно приблизилась к аматье и поклонилась ему.

– Добрый человек, мне нужно подаяние.

– Что за подаяние ты желаешь? Денег или еды? – спросил ачарья.

– Мне надо попасть во дворец раньше, чем начнётся праздник. Проведите меня на кухню. Я очень голодна.

– Я помогу, матушка. Иди за мной.

Тара упала к его стопам, молчаливо благодаря. Аматья склонился и поднял женщину, поддерживая её за плечи. Сунул ей в ладонь золотую монету.

– Возьми. А теперь, – он ещё немного понизил голос, – сделай вид, будто мы идём в сторону кухни, и я действительно решил тебя накормить… Но мне-то известно, зачем ты пришла… махарани Тара. Ради царевича Биндусары, угадал?

Она остолбенела, глядя на него, как на божество, спустившееся с небес.

– Вы… узнали меня, советник?

– Узнал. Боги открыли мои глаза.

– И вы… поможете?

– Непременно. Пусть прежде вы были мне ненавистны, но куда более за эти двадцать лет мне стал ненавистен Чанакья с его любимым учеником. Я готов на всё, лишь бы эти двое испытали на своей шкуре всю горечь и боль тех, кого они предали и лишили жизни. Я живу лишь ради мести. Тайным путём я отведу вас в свои покои, куда вскоре под предлогом важного разговора приведу раджкумара Биндусару. Я знаю, именно вы – его настоящая мать. Я знаю, более всего на свете вы мечтаете хоть раз поговорить с ним. Махарани, – аматья сложил руки возле сердца, – я дал клятву проклятому Чанакье не говорить ничего, но у вас отобрали сына силой, и вы не связаны клятвой. Расскажите царевичу правду! А я готов подтвердить каждое ваше слово! Пусть царевич Биндусара узнает наконец, кто его настоящий отец, а кто – злейший враг. Пусть он станет для подлого Чандрагупты таким же опасным муравьём, объедающим корни дуба, каковым Чандрагупта много лет являлся для моего повелителя, да будет благословенна на небесах его душа. Пусть предатель познает вкус предательства. Больше всего на свете я жажду этого!

====== Глава 4. Смертоносная правда ======

Вывести царевича из его покоев незаметно ничего не стоило. К счастью, Чандрагупты и Чанакьи не оказалось рядом. Служанки сказали, что царь вместе с Чанакьей осматривает тронный зал и трапезную, готовя оба помещения к приёму гостей, а заодно проверяя коридоры дворца, чтобы лично убедиться, не просочились ли внутрь заговорщики, готовые внезапно напасть на наследного принца.

«Начальнику охраны наш махарадж, похоже, не слишком доверяет», – невольно подумал Ракшас, злорадно усмехнувшись.

На самом деле с некоторых пор Чандрагупта не доверял ни единой живой душе, кроме Биндусары и Чанакьи, при этом прекрасно осознавая, что учитель заботится о нём и о Биндусаре не ради блага Бхараты, а исключительно ради собственной выгоды. У Чанакьи к тому времени уже подрастал собственный сын – Радхагупта, которого великий гуру прочил в будущие учителя ещё нерождённому и даже не зачатому внуку Чандрагупты.

«Если твой сын не доверяет мне, то уж Радхагупте он доверять непременно будет и внушит это доверие своему наследнику. Они дружат, и меня это радует. Да и как один ребёнок не поверит другому? Я намного старше и выгляжу суровым, а они – почти ровесники. Им проще прийти к согласию». Биндусару в его двадцать лет Чанакья всё ещё считал ребёнком, которому рано садиться на трон. Чандрагупта не возражал ачарье, однако ему, напротив, казалось, что Биндусара уже способен справляться с государственными делами и принимать решения.

«Я-то сам стал царём в двадцать с небольшим. Чем мой сын хуже? После празднования непременно скажу Чанакье, что Биндусара отныне всегда будет сидеть в зале собраний рядом со мной. Ему пора приобщаться к жизни царя».

Если бы только Чандрагупта мог знать в тот миг, что приобщение произойдёт гораздо раньше, чем ему кажется.

– Куда вы меня ведёте, советник? Скоро начнётся церемония поздравления, и отец меня хватится! – Биндусара удивлённо оглядывался по сторонам, пока Ракшас побуждал его спускаться всё ниже по лестнице. Когда они оба вошли в потайной ход, согнувшись в три погибели, Биндусара заволновался ещё больше. – Зачем все эти предосторожности? За мной разве охотятся?

– Потерпите немного, принц. Скоро вы удовлетворите ваше любопытство в полной мере, – загадочно отвечал Ракшас, продолжая уверенно продвигаться вперёд.

Тайный ход снова превратился в лестницу, ведущую наверх, и Биндусара вместе с советником вышли наружу через замаскированный люк, оказавшись в опочивальне Ракшаса, где было довольно душно. Все оконные проёмы кто-то плотно закрыл тяжёлыми занавесками, хотя снаружи не шёл дождь. Сначала принцу показалось, что в покоях никого нет, но внезапно в полутьме, освещённой лишь парой лампад, шевельнулась какая-то тень.

– Кто здесь?! – Биндусара отпрянул назад.

– Погодите немного, царевич. Сейчас всё увидите, – Ракшас подошёл к горящим лампадам, взял одну и постепенно зажёг от неё остальные.

Стало светло, и тогда Биндусара увидел женщину с совершенно седыми волосами, худую, морщинистую, иссохшую, в простых одеждах, без украшений на теле. Она сидела прямо, сложив руки на коленях, и смотрела на Биндусару удивительно молодыми чёрными глазами, в которых горел опасный огонь. Отблески пламени лампад делали зрачки странной старухи похожими на глаза богини Кали.

– Кто вы? – удивился Биндусара.

– Бывшая махарани Магадхи, вдова императора Дхана Нанда. Меня зовут Тара или Тарини, кому как больше нравится, – гордо представилась женщина.

– Вы что-то путаете, матушка: махарани Тара умерла за год до моего рождения! – воскликнул юноша, попытавшись улыбнуться, но, заметив полную серьёзность гостьи, воздержался от неуместного веселья.

– Я многое расскажу тебе, а ты сам решишь, что в этом мире возможно, а что – нет, – раздалось в ответ.

Женщина встала с места и плавной походкой приблизилась к нему. Ракшас изумлённо отметил про себя, что сейчас Тарини не шаркала, не горбилась и вовсе не казалась беспомощной старухой, в облике которой явилась ему на площади перед дворцом всего час назад. Если бы не худоба, седина и морщины, советник бы даже не усомнился в том, что эта женщина сама согнёт в дугу кого угодно, но не позволит обидеть себя.

– Картикея, благодарю, – заговорила Тара, продолжая неотрывно смотреть на сына. – Одна бы я не справилась. А теперь сядь на моё место, советник, пока я беседую с царевичем.

– Да мне не о чем говорить с вами, матушка, простите! Я вас не знаю вовсе, – Биндусара развернулся, собравшись уходить. – Если вам требуется подаяние или дары, попросите советника Картикею. Я прикажу ему, и он даст всё необходимое. А мне надо уходить! Сегодня мой день рождения, и я должен быть рядом с отцом, а не здесь.

– Рядом с отцом тебе быть не надо, Ананда, – вдруг неожиданно изрекла Тара, кладя ладонь на плечо юноши, но тот вздрогнул и отшатнулся, отступив почти к самой стене. – Твой отец на небесах, но тебе рано отправляться туда. Прежде ты должен стать достойным царём, вернув себе престол, принадлежащий тебе по праву. И чем скорее, тем лучше.

«Да она помешанная!» – пронеслось в голове юноши. И вдруг страх накрыл его тёмным покрывалом, а в душе разверзлась бездна.

– Погодите… Вы намекаете, что на отца напали?! Он сейчас в опасности? Тогда мне надо спешить! – Биндусара, поняв всё по-своему, метнулся к дверям, но «помешанная» оказалась проворнее и встала на его пути, раскинув руки в стороны.

– Твой настоящий отец умер двадцать лет назад. Его убил нынешний махарадж Магадхи – Чандрагупта Маурья.

– Простите, матушка, но… Вы говорите очень странные вещи, – Биндусара выдохнул с облегчением, окончательно убедившись, что перед ним – безумная. – За такие слова можно попасть в темницу. Но, возможно, вам просто нужен лекарь? Пусть советник позовёт сюда целителя, а мне пора, – он снова сделал шаг вперёд, но его опять не пустили.

Безумная прижалась спиной к двери, закрыв её собой, при этом она смотрела в лицо царевичу отчаянно и смело.

– Ты сможешь выйти отсюда, только убив меня. Живая я не сдвинусь с места.

Биндусара смутился. Неужели эта женщина готова была даже умереть, лишь бы заставить его поверить в какие-то выдуманные ею сказки?

– Выслушай её, Биндусара, – спокойно отозвался со своего места Ракшас. – Я клянусь тебе, она не лжёт. Я хорошо знал её, когда она вышла замуж за императора Дхана Нанда. Это действительно бывшая махарани Тара.

– Но чего она хочет? – не понимал молодой принц. – Если присутствовать на празднестве, то я могу её пригласить. Но ей необходимо переодеться и перестать говорить странные вещи. А иначе я никак не могу позвать её за общий стол.

– Просто выслушай всё, что она скажет. Даже если тебе это кажется странным. Прошу.

– Хорошо. А потом я смогу уйти?

– Даю слово.

– Я была плохой женой, – вдруг бессвязно забормотала Тара, руки её опустились, – и плохой матерью. Мне следовало придумать что-то и вернуть сына раньше, но… я не смогла ничего сделать… Кроме одного: прождать двадцать лет, придти к нему, когда он уже станет взрослым. Но он не понимает и не хочет слушать… Он считает меня сумасшедшей. Что ж… Я заслужила.

– Даже безумную мать сын не имеет права отвергать, иначе он – никчёмный сын! – в сердце Биндусары вспыхнуло сочувствие, но понимание так и не осветило его разум. – Где этот юноша? Я отправлю за ним слуг, приведу сюда и заставлю извиниться! И забрать вас домой!

На лице Тары появилась слабая улыбка. Она протянула руки и осторожно коснулась кончиками пальцев лица Биндусары.

– Неужели не понял? Ты – мой сын. И тебе не за что извиняться, Ананда. Тебе всегда говорили, что твоя мать умерла и что это была царица Дурдхара, но всё ложь. Я жива, видишь? Мёртв твой отец, а эта безумная старуха перед тобой – твоя родная мать.

– Какие глупости! – отшатнувшись от царицы, сказал Биндусара, его вдруг начала бить мелкая дрожь. – Зачем вы мне лжёте?!

– Ачарья Чанакья отнял тебя у меня, едва тебе исполнился месяц, – продолжала Тара, начиная плакать и неловко вытирая слёзы тыльной стороной ладоней. Было заметно, как дрожат её руки. – Он увёз тебя во дворец и отдал на воспитание Чандрагупте, чтобы у того появился законный наследник. Настоящий сын Чандрагупты умер при родах, не прожив и минуты. Всем сказали, что его мать, махарани Дурдхару, которая тогда была беременна, отравил Дхана Нанд, но это неправда! Каким бы ни был мой муж, свою сестру он очень любил. Он бы ни за что не подсыпал яд в еду Чандрагупте, если бы существовала хоть малейшая вероятность, что эта пища попадёт к Дурдхаре. Он бы не стал так сильно рисковать!

Биндусара метнулся в сторону и наткнулся на вазу с цветами, ударившись о неё, словно слепой. Ваза закачалась, но не упала. Тара поймала юношу за запястье, но царевич выдернул руку.

– Прекратите! Я не верю ни единому вашему слову! Возможно, вы когда-то и были царицей Магадхи, но теперь ваша единственная цель – отомстить отцу, потому что он сделал вас вдовой. И вы, и советник, – Биндусара с гневом посмотрел на Ракшаса, – сговорились и сочинили эту историю про меня! Признайтесь же наконец в этом.