Текст книги "Сын врага (СИ)"

Автор книги: anatta707

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

====== Глава 1. Заменённый наследник ======

– Это невозможно… Яд не мог так скоро попасть в кровь! – Чанакья потерянно разглядывал лежащего на его руках мёртвого младенца, пытаясь выискать в неживом тельце хоть какие-то признаки жизни. – Я так торопился! Я извлёк его из чрева Дурдхары почти мгновенно! Почему же он мёртв?!

После перерезания пуповины малыш сделал несколько вздохов, а потом его скрутило судорогой, и он затих. Чанакья положил ребёнка на постель рядом с остывающим телом покойной матери. Вишнугупта снова и снова нажимал двумя пальцами на грудину мальчика, из последних сил надеясь заставить биться умолкнувшее сердце, но всё было бесполезно. Наконец, отчаявшись, ачарья оставил младенца в покое, в ярости отшвырнул в сторону свой меч-посох, а затем стукнул кулаком по постели.

– Почему всё пошло не так? – бормотал он. – Я точно рассчитал дозу яда и время, необходимое для спасения. Он должен был выжить!

Чандрагупта стоял рядом и бесстрастно наблюдал за учителем, слушая его слова, но не понимая их значения. Происходящие вокруг него события нынешний повелитель Магадхи воспринимал словно нескончаемый дурной сон.

– Ладно. Ничего не исправить, поэтому горевать нет смысла. Нам нужен другой ребёнок, – Чанакья поднялся на ноги и пристально посмотрел на Чандрагупту. – В том положении, в котором ты находишься, тебе необходим законный наследник прямо сейчас. Промедление смерти подобно.

Чандрагупта встряхнулся и пошатнулся. На миг ему стало жутко от лицезрения собственной опочивальни: посреди залитого кровью ложа, повернув голову на бок, лежала разрешившаяся от бремени отравленная Дурдхара со вспоротым на скорую руку животом, а рядом покоился её первенец, скончавшийся от того же яда, что и мать. Подступивший ужас внезапно сменился нездоровым чувством эйфории. Чандрагупта понимал, что с ним что-то не так, подобных противоестественных чувств не должно присутствовать ни в одном нормальном человеке, но плакать не получалось. Наоборот, хотелось с облегчением вздохнуть, словно он сбросил неподъёмную ношу.

Учитель сказал: махарани Дурдхару по ошибке отравили люди Дхана Нанда, хотя их настоящей целью являлся, конечно, Чандрагупта. Звучало убедительно. Но тогда почему учитель сейчас заговорил про дозу яда и время, необходимое для спасения? Как он мог рассчитать и то, и другое, если Дурдхару отравил кто-то другой?

Сосредоточиться и поразмыслить об этом не получалось. Мысли сбивались и путались. Эмоции скакали, словно дикие лошади по лесу. Чандрагупта сдался. Видимо, с ним неладное творится от пережитой боли, и его внутренние страдания приняли такую вот странную форму…

– Где мы возьмём другого ребёнка, ачарья? – наконец, беспомощно вымолвил он. – Ради этого мне придётся снова жениться, ждать девять месяцев…

– Нет, – перебил его Чанакья. – Бесспорно, при случае ты снова женишься, – он даже не заметил, как Чандрагупта вздрогнул, услышав о перспективе нового брака, – но не сейчас. Я сам подберу тебе подходящую партию. Однако если свадьба ещё подождёт, ибо надо соблюсти приличия и пережить хотя бы год траура, то наследник тебе нужен прямо сегодня! Если кто-нибудь проведает о том, что ваш с Дурдхарой сын мёртв, это возродит надежду в бунтарях, мечтающих о возвращении на престол Дхана Нанда. Твои права непременно должны быть закреплены. Сам пойми: есть большая разница между сыном какого-то лесного кшатрия и отцом царевича, являющегося наследником Нандов! Сына Дурдхары мы никак не можем потерять.

– Но он уже потерян, – Чандрагупта печально смотрел на мёртвого малыша, вскользь подумав о том, что этот ребёнок – счастливчик. Ему нет необходимости жить в мире, полном лжи. Едва родившись, он снова ушёл наслаждаться светом в небесные миры.

– Ничуть, – тонко улыбнулся Чанакья. – Ты опять недооцениваешь своего учителя. Я заранее подготовил для тебя запасной вариант.

– Запасной? – голова отказывалась быстро соображать. Мысли поворачивались медленно и неохотно, словно плохо подогнанные колёса телеги.

– Тарини, – Чанакья лучезарным взглядом одарил своего растерянного ученика.

– Чем она поможет, если давно мертва? – при одном упоминании покойной жены Дхана Нанда мысли почему-то мгновенно прояснились. Зато от лицезрения Дурдхары, стремительно покрывающейся поверх смертельной бледности зеленовато-бурыми пятнами, его замутило.

– Неправда, – мягко промолвил Вишнугупта. – Ты никогда не задумывался о том, что Дхана Нанд не смог бы нанести своей супруге смертельный удар. Да, она потеряла много крови и едва не погибла, а он, пребывая в расстроенных чувствах, решил, будто Тара умерла. Царский лекарь давно был подкуплен мною и работал на меня. По первому моему требованию он готов был подтвердить что угодно. Решив, будто он убил жену, Дхана Нанд оставил её тело на полу опочивальни и уехал на битву, которую проиграл, после чего был изгнан тобой за пределы Магадхи. Ни он, ни его верный аматья Ракшас так и не узнали, что случилось с телом Тарини. Да царь и не спрашивал о ней… А я в общей суете, поднявшейся после изгнания последнего из Нандов, приказал тайно увезти раненую Тарини из Паталипутры и спрятать в Поураве. Всё это время за ней присматривали служанки, понятия не имевшие о том, за кем ухаживают. Им лишь сообщили, что истекающая кровью беременная женщина некогда помогала спасти из темницы их ныне покойного царя Малаякету и мужественно защищала тебя. Большего им не дозволено было узнать. Сейчас Тарини полностью здорова. Она по-прежнему тайно, никуда не выходя, живёт на женской половине дворца среди обычных служанок вместе со своим новорождённым сыном.

– Сыном?! – вяло удивился Чандрагупта.

– Несмотря на пережитый ею страх и глубокую рану под нижним ребром, она сохранила ребёнка. Её чрево оказалось не задето. Сыну Дхана Нанда, о котором наш изгнанный царь ничего не знает, сейчас исполнился ровно месяц от роду. Но этот ребёнок вполне сойдёт и за новорождённого, ибо он появился на свет чуть раньше срока и выглядит крохотным и слабым. Я позабочусь о том, чтобы его вскоре привезли сюда. Завтра утром мы его предъявим в сабхе. Нареки его Биндусарой. А я возьму на себя сочинение душещипательной истории о том, как в последний момент мальчик был спасён из чрева царицы Дурдхары, отравленной собственным братом. Клянусь, твой сын станет любимцем народа! Ему будут сочувствовать, а где сочувствие – там и преданность.

Чандра стоял и слушал своего учителя с таким видом, словно в него ударила молния. Чанакья наконец заметил это.

– Что с тобой? Тебе нехорошо? – спросил он.

– Вы хотите отдать мне сына Дхана Нанда? – дрогнувшим голосом уточнил Чандрагупта.

– Да.

– Вы хотите, чтобы я принял сына своего злейшего врага, воспитывал его, любил, будто родного, и лгал ему всю жизнь о том, кто его настоящие родители?!

– Да, – нетерпеливо кивнул Чанакья, всё ещё не понимая. – Что не так с моим планом? Он безупречен.

– Он… омерзителен! – выкрикнул царь Магадхи, теряя самообладание. – Вам, – он направил трясущийся палец на своего учителя, – всё равно, каково будет мне видеть его лицо каждый день?! Смотреть, как он растёт и всё больше напоминает своего настоящего отца! Я видеть не могу Дхана Нанда, а вы подсовываете мне его сына на всю оставшуюся жизнь?! Да я скорее усыновлю ребёнка прислуги!

Чанакья схватил Чандрагупту за плечи и встряхнул.

– Какая тебе разница, если ты уже женился на сестре врага и зачал с ней ребёнка?

– Я согласился на это исключительно ради блага Индии!

– Усыновить ребёнка Дхана Нанда тебе тоже необходимо ради блага страны!

– Нет, – Чандра вырвался из рук ачарьи. – Никогда. Не убеждайте меня, учитель.

– Каков упрямец! – вспыхнул Чанакья. – Твой родной сын тоже напоминал бы Дхана Нанда, потому что в нём текла бы кровь его сестры! Так какая разница: воспитывать племянника врага или сына врага?!

– Для меня разница есть! И преогромная! Кроме того, мать ребёнка ещё жива, и Тарини не захочет отдать своего единственного наследника кому-то, я уверен в этом!

– Отдаст, – убеждённо отозвался Чанакья. – Я уговорю её. Скажу, что так будет лучше для мальчика. Если сын останется с ней, его участью станет лишь служение во дворце Поурава. Всё, чего он сумеет достичь – превратиться в ничем не выдающегося брамина. Если же Тара отдаст Биндусару тебе – ты вырастишь из него царя. Какая мать откажется от такого блестящего будущего для своего ребёнка?

– Но ей ведь не позволено будет радоваться его возвышению, находясь с ним рядом?

– Разумеется, нет, – лицо ачарьи стало жёстким. – Никто не должен заподозрить настоящее происхождение мальчика. Мы даже имя ему поменяем, чтобы не осталось никаких следов его прошлого.

– А как его зовут сейчас? – заинтересовался Чандра.

– Неважно. Для тебя и для всех он станет Биндусарой. Вот посмотришь, Тара не станет противоречить, как это до сих пор иногда делаешь ты. Она – моя верная ученица, – заметив, что Чандрагупта уже открыл рот, собираясь протестовать, Чанакья сурово припечатал. – Ты уже видел, как трудно получить власть. Ты осознал, через какое количество испытаний нужно пройти, чтобы стать царём. А удерживать власть ещё труднее. Только ум и находчивость помогут тебе остаться на троне, куда волей богов и благодаря моей мудрости ты попал. Если ты начнёшь проявлять слабость – тебя ждёт бесславный конец, как это случилось с Дхана Нандом. Кстати, любить сына Дхана Нанда тебе вовсе не обязательно. Он и без любви вырастет отличным воином. На самом деле ему даже не отец нужен, а учитель, который указал бы ему правильный путь. И гуру у него появится, – Чанакья важно приосанился. – Поверь, тебе не потребуется возиться с мальчишкой. Лишь иногда дари ему царские подарки, ласково трепли по волосам и называй сыном. Остальное сделаю я.

Чандра ещё раз покосился на тело супруги, на мёртвого младенца, лежащего рядом с ней, и кивнул.

– Хорошо. Будь по-вашему. Я согласен.

Ему неведомо было, с каким трудом младенца отрывали от матери…

Оставив Чандрагупту во дворце скорбеть о Дурдхаре и отдавать распоряжения по поводу её похорон, Чанакья отправился в Поурав, где изложил бледной, растерянной Тарини свои планы насчёт её сына. Вопреки его ожиданиям, бывшая махарани вовсе не пожелала расстаться с мальчиком. Она сказала, что предпочтёт уйти вместе с ним в ашрам и прожить там столько времени, сколько ей и ребёнку позволят боги. Выслушав её ответ, Чанакья приказал своим ученикам, сопровождавшим его в поездке, вырвать младенца из её рук. Когда же Тарини принялась кричать и отчаянно звать на помощь, угрожая рассказать правду о себе, Чанакья лишь усмехнулся:

– Кто поверит тебе, что ты была царицей Магадхи, если всем известно: махарани Тару убил муж. Твоего лица никто из простого народа не вспомнит, ибо ты украшала собою трон Магадхи недолго… Слуг, знавших тебя, давно нет в Паталипутре. Я их заменил. Братья Дхана Нанда мертвы. Твоя мать полгода тому назад тоже внезапно скончалась. Кто подтвердит, что ты действительно Тарини?

– Но даже если никто не узнает меня, всем, живущим в этом дворце, известно: у меня был ребёнок, – беспомощно пролепетала Тара. – Мой сын не может просто так исчезнуть!

Чанакья очаровательно улыбнулся: на обеих его щеках появились крохотные ямочки, придававшие его лицу выражение детской невинности и заставлявшие тех, кто его плохо знал, верить каждому его слову.

– О каком ребёнке вы говорите, дэви Тарини? Об этом? – он указал кончиком посоха на младенца, который закатывался от плача на руках одного из учеников милосердного ачарьи. – Ошибаетесь. Это сын покойной махарани Дурдхары, царевич Биндусара. А ваш сын умер месяц тому назад в этой комнате. Я сам проводил последние ритуалы для него. Забыли? А мои ученики помнят! Что значит один ваш голос против десятков других голосов?

– Нет, – только и смогла вымолвить Тарини, падая на колени и простирая руки к малышу, который с этого мгновения перестал принадлежать ей. – Ты чудовище, Чанакья!

– Я? – не переставая улыбаться, промолвил брамин. – Возможно. Но как назвать вас, своими руками убившую деверя, многократно предававшую своего супруга и других его братьев? Даже ракшаси не способна строить заговоры против собственного мужа! Вы хуже ракшаси, дэви Тарини. Подумайте об этом. Прощайте, – и Чанакья покинул комнату.

– Если будет продолжать настаивать на том, что у неё был сын, а она сама – бывшая махарани Магадхи, свяжите её, заткните рот и отвезите в ашрам к гуру Нагендре, – жёстко сказал Вишнугупта, обращаясь к слугам, молчаливо стоявшим за дверью. – Передайте уважаемому ачарье, что доставленная вами женщина обезумела, и ей необходимо полное уединение в подземелье и строгое ограничение в питании, ибо только это излечит её повредившийся рассудок.

Слуги покорно кивнули, хором ответив лишь одно:

– Всё сделаем, господин. Не извольте беспокоиться.

Забрав ребёнка, Чанакья отправился назад в Магадху. Лёжа ничком на полу в комнате для служанок, глухо рыдала Тарини, царапая ногтями соломенную циновку, брошенную возле её нехитрого деревянного ложа.

– Как я и предполагал, услышав про трон Магадхи, Тарини отказалась от сына. Она не потребует его назад и ничего никому не расскажет. Держи, – с довольным видом Чанакья положил на колени Чандрагупты черноволосого младенца с огромными тёмно-карими глазами, которые мальчик с любопытством таращил в потолок, пытаясь понять, куда он попал.

– Ух, какой! – только и смог вымолвить Чандра, невольно улыбаясь в ответ на открытую детскую улыбку. Некоторое время он неотрывно глядел на малыша, а потом потрогал кончиком пальца маленький сжатый кулачок. – Тёплый, – рассмеялся царь Магадхи, неожиданно испытав прилив нежности. Осмелев, Чандрагупта погладил мальчика по голове, а затем взял на руки и попытался убаюкать. – Неужели я ему нравлюсь?

– Конечно. Ты ведь его отец, – ответил Чанакья с такой гордостью, словно заслуга в появлении ребёнка на свет принадлежала исключительно ему. – Кормилицу я нашёл – привёз из Поурава вместе с семьёй. Женщина она молчаливая и не любопытная. Будет кормить и своего первенца, и твоего и не задавать лишних вопросов. Мужа её пристрою к делу. Осталось последнее – мою легенду о царевиче, пережившем смерть матери, надо подкрепить. Поднеси Биндусару ближе к этой лампаде.

– Зачем? – Чандра слегка встревожился.

– Что ты беспокоишься? Я тебе хоть раз сделал что-нибудь плохое?

Чандрагупта попытался вспомнить, наморщив лоб, но смутные образы ускользали. Выловить из собственной памяти ничего не удалось.

– Давай, неси его. Быстрее!

Чандра с Биндусарой на руках неуверенно подошёл ближе. Чанакья снял со своего пальца перстень с печатью, накалил его в пламени лампады, держа на кончике ножа, а затем, обмотав руку несколькими слоями плотной ткани, снял перстень с лезвия и прижал его ко лбу мальчика. Запахло горелой плотью. Младенец закричал от боли, дёрнувшись всем телом. Чанакья, почуяв жар металла сквозь ткань, торопливо отбросил украшение в сторону, удовлетворённо глядя на алеющий чуть выше переносицы ребёнка свежий ожог, подобный изящной капле.

Чандрагупта отпрянул, в ужасе прижав мальчика к себе.

– Зачем вы это сделали?!

– Нам нужна трогательная история, которая заставит простой народ полюбить твоего сына и возненавидеть бывшего царя. По дороге сюда я сочинил красивую легенду о том, как царевич спасся от яда, значит, необходимо оставить на его теле особый знак. Вот эта отметина теперь станет следом от капли яда, попавшей на ребёнка при рождении. Убедительно?

Чандрагупта дрожал, с отвращением глядя на своего гуру.

– Можно было обойтись без этого. Я отлично помню, как больно, когда на твоём теле ставят клеймо! А он – всего лишь младенец.

– Надо же, как заговорил, – Чанакья смерил своего ученика с ног до головы хмурым взглядом. – Ещё недавно кричал о том, что тебе ненавистен ребёнок врага, а теперь прекословишь учителю, защищая сына Дхана Нанда?

– Биндусара – не сын Дхана Нанда!!! – неожиданно рявкнул Чандрагупта, в бешенстве глядя на Чанакью и прижимая мальчика к своей груди. – Передо мной на поле боя безумный царь хвастался тем, что убил жену и сына, показывая мне ладони, обагрённые их кровью! Этот убийца не заслужил иметь наследника! И Тарини не заслужила, ибо, польстившись на ваши посулы, предала его! Все отреклись от него, значит, Биндусара отныне только МОЙ! И, клянусь всеми богами, если вы или кто-либо другой сделает хоть одну попытку навредить ему, этот человек будет иметь дело со мной!

Чанакья с изумлением смотрел на Чандрагупту, потом тихо засмеялся, похлопав молодого царя по плечу.

– Поздравляю. Ты станешь хорошим отцом. Удачи, – и возложив на мгновение свою ладонь на голову ученика, словно благословляя его, Чанакья покинул царские покои.

====== Глава 2. Призрак во плоти ======

Спустя несколько дней после того, как были проведены последние ритуалы для царицы Дурдхары, а на главной площади объявили о рождении наследного царевича, шпионы донесли Чанакье, что Дхана Нанд и Селевк Никатор готовят наступление на столицу.

– Мы непременно выиграем, – успокаивал Чанакья своего ученика, кормя его с руки попеременно то роти, макая их в пряно-сладкий соус, то кхиром, то кусочками фруктов. Со дня свадьбы Дурдхары и Чандрагупты это стало неизменной традицией – ежедневно утреннюю трапезу новый царь Магадхи вкушал только в покоях Чанакьи, и лишь днём и вечером садился за стол в окружении многочисленных подданных, восхвалявших его ум и доброту. – Я заблаговременно устроил множество ловушек на поле битвы. Мы выставим вперёд небольшую часть нашей армии, а основная часть воинов нападёт из засады, из ближайшего леса. Селевка и Ракшаса сразу же возьмём в плен. С Селевка потребуем его дочь тебе в жёны. И только не начинай снова стенать про браки без любви! Мы это проходили. Ракшасу расскажем правду про Биндусару и заодно припугнём здоровьем матери и сестёр, до сих пор живущих в Таксиле. Если и того окажется недостаточно, я придумаю, чем ещё его можно зацепить. Поверь, я добьюсь своего! Он покорится нам, став государственным советником. Дхана Нанда в плен брать смысла нет. Его необходимо убить, чтобы он и дальше не мутил воду.

Услышав последнюю реплику ачарьи, Чандрагупта внезапно подавился кхиром и потянулся за водой, чтобы запить кусок, вставший комом в горле. Заботливо похлопав юношу по спине, Чанакья продолжал:

– Я надеюсь, ты сможешь хоть теперь покончить с ним. Проткни его мечом или порази копьём, наконец! Я жду твоей победы на протяжении шести лет. Чандра, давай заканчивать войну, сжирающую наши ресурсы. Ты уже показал себя благородным кшатрием, много раз щадившим смертельного врага, но довольно благородства! Давно пора направлять свои силы не на сражения с Дхана Нандом, а на расширение границ империи. А старый царь, прямо скажем, давно мешает… Что? – недовольно спросил ачарья, увидев, как решительно Чандрагупта отодвинул его руку от себя.

– Я и сам могу есть свой завтрак, – он потянулся за лежащей на тарелке папайей.

Чанакья нахмурился.

– Меня не радует то, как ты со мной обращаешься в последнее время! Тебе кажется, я неправ? Дхана Нанд не заслужил смерти?

Чандрагупта молча жевал мякоть плода, прежде столь приятную и ароматную, но теперь казавшуюся совершенно безвкусной. В горле всё ещё противно першило, и он снова зашёлся приступом кашля.

– Запей, – Чанакья подал ему воды, незаметно подсыпав в хрустальный бокал, некогда купленный у персидских торговцев, немного бледно-серого порошка.

Чандрагупта выпил воду. Кашель немедленно унялся, зато спустя некоторое время юноша опять ощутил, как мир становится нереальным, подобным сну.

– Посмотри на меня, – Чанакья приподнял лицо Чандрагупты за подбородок. – И ответь мне снова: ты считаешь, Дхана Нанд не заслужил смерти?

Перед внутренним взором так отчётливо и ярко всплыли самые болезненные сцены из прошлого. Вот Дхана Нанд хохочет, словно ракшас, после того, как погубил Чандравардана. Вот он клянётся убить Муру… Протягивает бритву, чтобы Чандрагупта перерезал горло Дхумкету… Хвастается перед армией противника тем, что своими руками убил беременную жену, узнав о её предательстве, и его рука не дрогнула…

– Если бы он ударил махарани в живот, а не в бок, не выжила бы она, и не было бы у тебя никакого сына, – словно подслушав его мысли, промолвил вслух Чанакья. – Таре крупно повезло, что Дхана Нанд ранил её неглубоко!

Слюна во рту стала кисло-горькой. Малыш Биндусара мог умереть по вине этого изверга, которому жизнь младенца была безразлична!

– Я убью его, – прохрипел Чандрагупта. Глаза юноши налились кровью от поднявшейся внутри ярости. – Не сомневайтесь, ачарья, я его уничтожу!

Он сдержал слово. Но почему-то и во время боя, и вскоре после него не пропадало ощущение, будто он совершил нечто ужасное, неправедное настолько, что и после миллиона лет в Патале ему будет не отмыться от такого греха. Он помнил широко распахнутые глаза Дхана Нанда, в которых стыл не страх смерти, скорее, неверие в то, что противник, занесший меч над ним, способен его убить:

– Никому не победить Магадху! – таковы были последние слова бывшего царя.

Чандра опустил меч, перерубая шею тому, кого столько лет ненавидел… Облегчения не наступило. Он стоял, выпрямившись в полный рост над мёртвым царём, тяжело дыша, и почему-то вспоминал нежное прикосновение к кулачкам Биндусары… И такие же огромные тёмные глаза, невинно и доверчиво глядящие на него.

«Я спас ребёнка от ужасного отца! – успокаивал Чандрагупта сам себя. – Этот малыш вырастет совсем другим, не похожим на Дхана Нанда. Я позабочусь об этом. Он будет нести на земли Бхараты справедливость. Он продолжит дело моего учителя, объединив все земли в одну огромную империю».

Чандрагупта знал, что всё сделал верно. Но сердце почему-то болело так, словно в нём навеки застряла отравленная стрела или дротик.

– Можешь не оставаться на церемонию погребения, – услышал он над ухом голос Чанакьи. – Уезжай обратно во дворец.

– Нет. Я останусь.

Он стоял и смотрел на костёр, но видел перед собой совсем иное: те далёкие дни, когда не было в его жизни ни Чанакьи, ни Муры, ни мести за отца, ни борьбы за чужой трон. Просто светлое детство, игры с Субхадой и друзьями, тогда ещё живыми и счастливыми… И Чандра улыбался блаженно, чем приводил в немалое недоумение тех, кто замечал на его лице эту ясную, мягкую улыбку.

Чандрагупта уже не помнил, какую сказку выдумал Чанакья, чтобы женить его на Елене вскоре после похорон Дхана Нанда. Кажется, обосновал всё тем, что младенцу нужна заботливая мать. Но Елена не стала ни хорошей матерью Биндусаре, ни верной женой завоевателю Магадхи.

С первого дня совместной жизни она стала разговаривать с мужем грубо, непочтительно, цедя слова сквозь зубы и периодически напоминая Чандрагупте, что не обязана делить с ним ложе, ибо не было её воли в том, чтобы стать его супругой.

– Ты недостоин лизать сандалии покойного царя Магадхи, – с презрением говорила Елена, когда они остались наедине. – Пусть вы и выторговали этот брак у моего отца со своим ачарьей, но не жди моей благосклонности! Я готова взойти на костёр, как это делают многие ваши женщины, но никогда по доброй воле я не стану принадлежать тебе. Если же возьмёшь меня силой, то ответом тебе будет моя смерть. Я дождусь, когда в моём теле завяжется плод и убью и себя, и твоего ребёнка, лишь бы причинить тебе боль. Я ненавижу тебя! Я отдала бы свою любовь лишь самраджу Дхана Нанду, но отец был против нашего брака. А теперь, к великому горю, мой прекрасный царь погиб. Отныне я жду лишь часа, когда смогу взойти на небеса и встретить его там. Я уверена, небеса одни для всех праведных людей любой веры. Мы с самраджем встретимся и разделим вечность, а такие изменники как ты и Тарини будете мучиться в Тартаре или вам придётся вечно бродить по берегам Стикса, стеная о своей судьбе!

В конце концов Чандрагупта приказал Елене принимать пищу у себя в покоях, не выходя к общему столу. Также он сообщил ей о том, что и сам не намерен проводить с ней ночи, ибо нет в нём никаких чувств и желаний, связанных с нею. Елена усмехнулась и некоторое время не появлялась мужу на глаза. Чандрагупта успокоился, но долго наслаждаться покоем ему не пришлось. Шпионы Чанакьи донесли: Елена вздумала приглашать к себе по ночам в опочивальню царских телохранителей – тех, кто молод и привлекателен ликом. Разъярённый Чанакья, полыхая гневом, явившись к Чандрагупте, кричал ему в лицо о том, что недопустимо терпеть такие неприкрытые преступления жены, творящиеся прямо у них на глазах, но, не дождавшись никакой реакции от своего ученика, просто распорядился, чтобы телохранители, оберегающие и махараджа, и махарани, всегда были исключительно женского, либо среднего пола.

Царица сделала вид, будто смертельно оскорблена, и заперлась в покоях, а через семь месяцев преподнесла мужу сюрприз – дочь Ахилью, удивительно похожую на одного из младших помощников аматьи Ракшаса. Чанакья, скрипнув зубами, посоветовал Чандрагупте принять этого ребёнка и оставить его в Паталипутре на попечение нянек, а Елену отправить в Поурав или в Хава Мехел, чтобы следующий позор царицы случился, по крайней мере, не на виду у всех. Чандрагупта, как обычно, последовал совету учителя, однако всё чаще в последнее время он ощущал: присутствие Чанакьи отравляет его душу, ему всё тяжелее выносить груз общения с учителем.

Он жил, пока сражался, плёл интриги, устраивал заговоры. Теперь всё, что ему осталось – следовать словам ачарьи и уныло существовать. Правил брамин, завязавший косу. Чанакья решал, на какие земли нападать, а какие – защищать от нападения, кого казнить, а кого миловать. Чандрагупта подписывал бумаги, присутствовал на войне, но сражаться ему почти не приходилось. От этого он был избавлен. Чанакья всегда находил, кого выставить перед царём и кем пожертвовать. С любой войны Чандрагупта возвращался невредимым, с отвращением слушая очередные советы учителя о том, что неплохо бы ещё увеличить армию, взять новых боевых слонов, поднять налоги…

Однажды, когда он в горделивой позе проезжал на спине слона в городские ворота после очередного сражения с Таксилой – восстания там стали на удивление регулярными, – простые жители закидали его раздавленным луком. А вслед – яблоками и сгнившей тыквой. Опешив, Чандрагупта остановил слона и просто смотрел на то, как в него летят овощи и фрукты вперемешку с криками о том, что он мучитель и душегуб.

«За что?! – билось в голове. – Я не такой, как Дхана Нанд! Это несправедливо!»

Разумеется, когда он рассказал о случившемся Чанакье, учитель немедленно успокоил его и посоветовал «унять бунтовщиков», предав их дома огню. Чандра вздрогнул. Неожиданно ему вспомнился горящий ашрам в Таксиле, умирающие деревенские жители, давшие ему и Чанакье приют… Он ведь тогда осуждал Дхана Нанда, называя его убийцей и демоном. И вот теперь точно так же народ, устав ждать лучшей жизни, нелестно величал его самого. И за эти слова Чанакья предлагал наказать людей тем же способом, которым некогда пользовался Дхана Нанд? Наверняка Чанакья уже много раз поступал так, пока Чандрагупта проводил недели и месяцы на войне, а царь даже не ведал об этом!

«Я не сделал свой народ счастливым, – внезапно понял Чандрагупта. – Я творю то же самое, что делал Дхана Нанд: повышаю налоги, увеличиваю армию, убиваю чьих-то сыновей, заставляя участвовать в войнах… Чем я лучше? Выходит, я просто стал таким, как он?! Или хуже?!»

Но тут же он спохватывался и начинал успокаивать себя, вспоминая слова ачарьи:

«Нет, я другой! Между нами огромная разница. Дхана Нанд грабил народ, наполняя свои личные тайники, а я помогаю бедным, одариваю браминов, оказывая им уважение. Дхана Нанд не любил даже родную сестру. Его любовь была эгоистической. Он пытался запереть её во дворце для себя одного, как птицу в клетке. Дурдхара сама так говорила. А я освободил её из этой клетки! Дхана Нанд пытался убить Тару и собственного сына. А я люблю Биндусару. Нет, я совершенно не такой! А, значит, ачарья прав. Те, кто кидал в меня луком – неблагодарные бунтовщики. Наверное, это бывшие люди Дхана Нанда, а таких людей действительно следует унять».

И он позволил Чанакье снова действовать по его усмотрению. Но, отдав такой приказ, Чандрагупта почему-то вдруг с горечью вспомнил разговор о прогнившей дхарме, состоявшийся много лет назад между ним, Чанакьей и аматьей Ракшасом.

Это случилось вечером того дня, когда тело Дхана Нанда было предано огню. Стоило аматье заикнуться о том, что он уходит в лес, и Чанакья тут же пригласил советника в свои покои под предлогом обсуждения важного государственного дела, усадил напротив себя и Чандрагупты и сказал:

– Картикея, подумай снова: неужели ты не собираешься послужить законному наследнику своего царя?

Ракшас зло расхохотался.

– Уж не намекаешь ли ты, Вишнугупта, на то, что этот пишач, – аматья указал пальцем на Чандрагупту, – сын или брат моего царя?

– Конечно, нет, – Чанакья скромно потеребил свои волосы. – Но вот Биндусара…

– Меня не интересует ребёнок предательницы. Для меня Дурдхара стала мертва с тех пор, как покинула самраджа.

– Погоди! – ачарья жестом прервал своего бывшего друга. – Ты можешь сколько угодно ненавидеть покойную махарани, но Биндусара ей никто. Он на самом деле сын Тарини и Дхана Нанда.

Глаза Ракшаса расширились и стали стремительно наполняться слезами.

– Я не верю, – только и выдавил он. – Это ложь. Ты всегда лжёшь!

– Нет. Пусть Чандрагупта подтвердит: его родной сын умер, а я спешно привёз ему ребёнка Тарини из Поурава. Биндусара и есть тот мальчик.

И тогда Чанакья поведал ему во всех подробностях историю рождения мальчика. Дослушивал его аматья, отвернувшись лицом к окну, чтобы не показать своё душевное состояние. Разумеется, Вишнугупта не забыл предупредить, что ребёнку лучше никогда не узнать всей правды.

– Пусть растёт в неведении. Ведь мальчику придётся нелегко, если он услышит, что его настоящая мать – предательница, помогавшая мне и Чандрагупте победить его родного отца. Для Биндусары лучше продолжать считать своим отцом Чандрагупту и знать о нём только хорошее, иначе его душа навсегда будет сломана. Ты ведь не хочешь этого? Однако тебе, Картикея, я был обязан сказать правду, чтобы ты не испытывал чувства вины. Ты никого не предашь, начав служить нам, наоборот, поможешь единственному сыну царя, которому давал клятву верности, со временем воссесть на престол. У Чандрагупты нет родных детей. Может, оно и к лучшему. Не будет грызни между многочисленными претендентами на престол. Всем ясно, что именно Биндусара станет следующим царём. Так почему бы тебе не послужить младшему из Нандов, пока ты жив? Успеешь ещё уйти в лес, приняв аскезу.