Текст книги "Немецкая провинция и русская столица деревень"

Автор книги: Алькор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Друг человека по-тюменски

– «здесь слишком много собак. Зачем они?»

– «Наверное, у них есть время, чтобы уделять его животным. Наиболее восторженными любителями собак иногда бывают одинокие неврастеники или обиженные чем-то люди. Для них привязанность собаки служит опорой, как бы убеждая их, что и они для кого-то высшие существа.»

И.Ефремов «Час быка»

В Тюмени собака– это священное животное, задевать которое не разрешено ни полиции, ни городским службам, ни добропорядочным горожанам. В отличие от Индии, где священные животные тихо ходят по улицам, не причиняя окружающим людям проблем, за исключение того, что оставляют после себя навозные кучи, в Тюмени священные животные объединяются в бандитские формирования и нападают на людей.

Собаки, бродячие и домашние, наполняют всю Тюмень. Они валяются на тротуарах, грызутся в общественных местах отдыха, ходят за прохожими и нюхают их ноги, гоняются с лаем за велосипедистами, кидаются на маленьких детей, и совокупляются на автобусных остановках. Для отправления своих половых инстинктов собаки выбирают такие места, где побольше людей,– чем больше людей, тем им приятнее.

На улицах Тюмени разыгрываюся сцены, на которые слабонервным лучше не смотреть: сюсюкающая бабушка подносит крохотного внучка к носу страшной облезлой дворняги; пенсионерка кормит рычащую тварь на детской площадке, приблудные собаки кидаются на прихожан перед входом в церковь; маленькие дети гуляют по собачьему навозу и трогают его руками.

Одна жилица нашего дома собирает в нашем дворе бродячих собак, и кормит. Она раскладывает объедки для собак во дворе, а корм для кошек рассовывает в подвальные окна домов: не только нашего, но и всех близлежащих. Тараканы с объедков ползут к соседям, а из подвальных окон тараканы ползут в квартиры тех людей, которые живут от этой собачницы далеко, и о ее миссии даже не подозревают. Ни разу никто ее за это не оштрафовал: для штрафа нужно составить коллективное заявление, а ни один тюменец никогда в жизни такое подписывать не станет.

Однажды в сквере меня покусала стая бродячих собак. Стая жила где-то в другом месте, наверное, в гаражах, а в сквер прибегала кормиться из рук добродетельных старушек. Хотя тюменские собачники кричат во всех официальных инстанциях, что собаки на людей без причины не нападают, а если и нападают, то только с целью защиты, но я, вопреки их утверждениям, на собак не нападала, и их не дразнила. Я вообще их не видела, пока не почувствовала зубы на своей ноге. Меня спасло только то, что у меня была сумка на длинной ручке, я начала ею махать, и отогнала собак от себя. Когда после этого я пошла на прием к травматологу, то врач сказал, что из этого сквера к нему постоянно поступали покусанные люди, в том числе, и маленькие дети.

Раньше я часто ездила в отпуск за границу. Я побывала во многих европейских странах, и мне везде нравилось, и везде со мной обращались хорошо– везде, кроме Румынии. Румыния в отношении собаководства была копией Тюмени.

Румыния напоминала мне еще сюжет одного популярного фильма, в котором главный герой гоняется за своей девушкой по всей Европе, переезжая из страны в страну, и попутно наслаждается красивыми ландшафтами, приятным обществом, и дружелюбием местных жителей. Но как только он въезжает в страну бывшего соцлагеря, то красивый ландшафт и приветливость местных жителей моментально исчезают. Героя тут же окружают рычащие собаки, злые люди, горы мусора, и мерзкие тряпки, свисающие с балконов (взаимосвязь вещей прослежена невероятно точно).

В бухарестском парке была огромная, удобная, великолепно оборудованная собачья площадка. Но, когда я пошла погулять в парк, то оказалось, что собаки и их владельцы собрались не на своей площадке, а перед входом в парк. Гуляющие люди были вынуждены проходить сквозь собачий строй, и лавировать между собаками. Хозяева равнодушно на них смотрели, и не делали никаких попыток посторониться.

Перед нашим отелем тоже болталось огромное количество собак, только грязных и беспризорных. Гид рассказал нам городскую легенду о том, что однажды ночью бродячие собаки загрызли и съели японского туриста. Думаю, что доля правды в этом была.

Из отеля в Бухаресте мы переехали в отель в горах. Утром я вышла прогуляться, не представляя, что меня ожидает. Рядом с рестораном мне навстречу вышли две огромные собаки, похожие на хаски, только в два раза крупнее. Они встали лапами мне на плечи, и повалили меня на землю. Вываляв в пыли, они меня отпустили. Позже в «интернете» я выяснила, что это были волкособы– помесь волка и собаки. Я вышла с территории отеля на проселочную дорогу. Как только я там появилась, изо всех огородов на дорогу начали выскакивать озверелые собаки, и пытаться меня покусать. Тогда я свернула на дорогу, которая имела указатель «для туристов». Но оказалось, что на этой дороге туристов ждали еще меньше, чем в нашем отеле и в соседнем поселке. Собаки в еще большем количестве повылезали на дорогу из-под заборов, и начали преследовать меня еще агрессивнее. Хозяева собак, копающиеся в своих огородах, флегматично на меня смотрели, и не звали собак обратно в свои огороды. Стоящая рядом с огородами табличка несла на себе не только надписи о том, что эта дорога предназначена для туристов, но даже графическое изображение туриста, на тот случай, если местные жители не умели читать. Но жители табличку игнорировали.

После этого я никогда больше не ездила в Румынию. Но с Тюменью я, к сожалению, не могу поступить так же, как с Румынией.

В Тюмени тоже есть огромные обустроенные «собачьи площадки», и на «собачьих площадках» тоже нет ни одной собаки. Ходить в Тюмени вечером в парки и скверы так же опасно, как и в Румынии.

Беспризорных собак в Тюмени так же много, как и в Румынии. Борются с ними так же «успешно». Изредка по Тюмени проезжает машина с ловцами, чтобы отвезти бродячих собак к ветеринару на кастрацию. Такую машину еще издали замечают пенсионерки, которые кормят собак домашней едой, и молодежь, которая кормит собак объедками из ресторанов. Все доброхоты тут же бегут в собачье логово, и разгоняют своих подопечных. После этого ловцы уезжают несолоно-хлебавши, а собаки продолжают беспрепятственно плодиться, кусаться и распространять заразу.

Домашние собаки в Тюмени еще хуже диких.

В Тюмени собака живет в каждой второй квартире, причем горожане отдают предпочтение не комнатным, а крупным и бойцовым породам.

Все тюменцы любят жаловаться на нехватку денег, но при этом тратят огромные деньги на покупку, содержание и ветеринарное обслуживание собак, которые живут вместе с ними в квартирах. Когда мне какой-нибудь земляк жалуется на маленькую пенсию, я всегда спрашиваю, сколько у него собак. Обычно оказывается, что у него или две собаки, или одна собака и несколько кошек, или внук и внуков автомобиль, и на всех на них его пенсии прекрасно хватает.

Тюменские собачники заводят собак по разным причинам, но ни одна из них не является уважительной.

Тюменские родители убеждены, что маленькие дети «должны расти с собаками». Хотя в человеческом обществе принято, чтобы дети росли с людьми, но у тюменцев есть на это свое мнение. Любой психолог, если бы тюменские мамочки приучились обращаться к психологам вместо кинологов, сразу бы им объяснил, что, их детям не хватает человеческого внимания, и что родителям нужно побольше с ребенком играть и разговаривать. Но тюменские родители играть и разговаривать со своими детьми не любят. Они перекладывают эту миссию на собак. Такое воспитание быстро дает свои плоды, и тюменские дети все чаще начинают смахивать повадками на собак.

Некоторые родители покупают ребенку собаку из-за того, что их ребенка обижают и дразнят сверстники, но этим только усиливают его проблемы. Ребенок, привыкнув к тому, что он является авторитетом для собак, но не является авторитетом для людей, вырастает еще более социально-неадаптированным, и не может ни создать полноценную семью, ни отстоять свои права, ни преуспеть в профессиональной деятельности.

К тому же, детям собаки быстро надоедают, они отказываются за ними ухаживать, и родители вынуждены вместо них выгуливать, кормить и убирать за собаками. Такие родители– это собачники поневоле,– самая унылая разновидность собачников.

Кинологи и председатель общества защиты собак– это самые авторитетные лица не только в деле воспитания детей, но и во всех остальных сферах тюменской жизни. Их влияние ощущается и на поведении взрослых собачников, например, тюменских мужчин.

Тюменские мужчины часто заводят собак для того, чтобы с их помощью создавать видимость нахождения «при деле». Многие тюменские мужчины в рабочее время, когда все порядочные люди работают, занимаются тем, что пасут, кормят и чешут своих собак, вместо того, чтобы выполнять семейно-общественно-полезные дела. И у них для этого есть оправдания, потому что тюменские авторитеты хорошо им разъяснили, что уход за собаками– это полезное и достойное мужчин занятие.

Еще одна разновидность собачников– это мизантропы. Таким людям приятнее общаться с собаками, чем с существами своего вида. Они требуют от людей проявлять предупредительность и почтительность к своим собакам: уступать дорогу, позволять собакам себя обнюхивать, облаивать, прыгать на себя, пачкать себя грязными лапами, и т.п.

Еще одна категория собачников– это люди, возлагающие на собак миссию сохранения своего здоровья. Они не могут мотивировать себя на то, чтобы выйти из дома и прогуляться по улице самостоятельно, им обязательно нужна для этого собака. Такие собачники выходят из дому только по собачьей нужде.

Все эти категории собачников нуждаются не в собаках, а в трудотерапии и в консультации психолога. Крайне несправедливо, что с психологическими проблемами таких людей приходится сталкиваться не специалистам, а ни в чем неповинным добропорядочным горожанам.

В Тюмени с собакой принято есть из одной тарелки и спать в одной постели, выгуливать ее в тех местах, которые предназначены для детей, стариков и инвалидов, и тратить на собаку последние деньги. С собакой также принято ходить по магазинам, и облаивать там покупателей. С помощью собаки принято запугивать мирных людей.

Несмотря на облагораживающее влияние «собачатины», количество психологических проблем у собачников гораздо больше, чем, например, у фелинологов, сенполистов или аквариумистов. Владельцы собак очень агрессивны, и, чем дольше общаются с собаками, тем больше становятся на них похожими. Я наблюдала однажды, как моя приятельница, тихая, казалось бы, интеллигентная женщина, неузнаваемо изменилась, выведя на прогулку свою собаку. Собака подбежала к девушке, сидящей на скамейке, и начала царапать ей ноги. Девушка оттолкнула собаку ногой, а моя приятельница заорала на девушку таким голосом, которого я доселе у нее никогда не слышала, и не хотела бы слышать в дальнейшем.

Однажды я мирно сидела на городской скамейке, и вдруг сзади меня раздалось оглушительное рявканье. Я сильно испугалась, а хозяйка собаки, вместо того, чтобы извиниться и взять собаку на поводок, начала обзывать меня «гегемоном» и кричать, что у ее собаки есть конституционные права, но зато нет никаких обязанностей передо мной и другими отдыхающими людьми.

В другой раз собачища, ростом с теленка , прыгнула на меня у входа в парк. Я закричала от ужаса, а хозяйка заорала на меня, что я пугаю ее собаку (!!!).

В городском лесопарке пенсионеры гулять боятся. Из кустов на них выскакивает множество собак, которые на них лают, рычат, кладут лапы им на плечи, сбивают с ног, хватают их за брюки. Собаки обнюхивают им ноги и пачкают своими слюнями их одежду. А некоторые собаки лезут обнюхивать у прохожих и другие места, как это принято у собак, но не принято у людей. Хозяева собак с интересом за этим наблюдают.

Многие тюменцы боятся гулять по тюменской набережной и водить туда своих детей, потому что по набережной носится огромное количество собак без поводков и намордников.

Однажды у городского озера, где люди купались и ловили рыбу, гуляла огромная зверюга, без поводка и намордника. Когда отдыхающие начали проявлять беспокойство и возражать, хозяин собаки начал кричать «фас». После этого озеро перешло полностью во владение одного собачника. Таким образом собачники обращаются с мирными людьми во всех общественных местах.

Мою пожилую соседску собака не пускала в ее собственную квартиру. Женщине было плохо с сердцем.

В последнее время тюменцы стали чаще заводить комнатных и охотничьих собак, но и таких собак они продолжают воспитывать в духе ненависти и отвращения к людям. А бессобачные тюменцы по-прежнему не любят, чтобы на них лаяли и хватали за ноги, будь это даже маленькие собаки.

В Тюмени даже таксы кидаются на людей, и пытаются их съесть. Даже карликовые пинчеры охотятся за чужими лодыжками, а дома устраивают такой лай, что их слышно на несколько этажей.

В нашем доме круглосуточно слышится лай собаки, которая живет в протезном предприятии. А по ночам мы слушаем еще и ее вой.

Однажды на остановке со мной вступила в разговор бабушка маленького мальчика. Она со смехом рассказала, что их домашняя собака искусала внуку всю попу. Я не поняла, что здесь смешного, а бабушка со смехом показала мне шрам у мальчика под глазом, от укуса собаки. Я опять не поняла причины веселья, и спросила, не боится ли она, что ее внук лишится глаза. Она с тем же смехом отвечала, что не боится, и что мальчик сам виноват в том, что собака его укусила. Любая нетюменская бабушка стала бы защищать мальчика, а не собаку, даже если мальчик сам виноват. Но в Тюмени собаки важнее мальчиков.

Те собаки, которые от природы обладают беззлобным нравом, воспитываются хозяевами тоже очень плохо. Такие собаки, хотя и не кусаются, но доставляют неприятности своим назойливым приставанием. В летние дни, когда тюменцы отдыхают рядом с водоемами, собаки топчутся по одеялам отдыхающих грязными лапами, стряхивают воду на людей, а их хозяева делают при этом отдыхающим людям замечания. Когда я во время прогулки присаживаюсь на лавочку, рядом со мной зачастую водружается пенсионерка с двумя большими собаками, которые начинают тереться об меня своими боками. Хозяйка с умилением за своими питомцами наблюдает, и отказывается увести собак от меня подальше.

Одна известная целительница по центральному телевидению утверждала, что в семьях, где есть собаки, члены семьи между собой постоянно «собачатся». Причем, она говорила не о волкодавах, а о маленьких комнатных собачках.– По моим наблюдениям, она совершенно права.

Во всех народных традициях собака считается синонимом неблагонравия. Например, в мусульманской традиции собак считают «грязными». У мусульман принято выливать воду для омовения, если ее коснулась собака, зато можно пользоваться водой после кошек. А сосуд, из которого пила собака, моют до семи раз. Но тюменские собачники внимания на чувства мусульман не обращают, несмотря на то, что мусульмане составляют большую часть тюменского населения.

В связи с этим я вспоминаю день рождения у моей «интеллигентной» приятельницы. Хозяйская собака, привыкшая, чтобы ей во всем потакали, и хозяйка, привыкшая во всем ей угождать, предоставили гостям, сидящим за столом, наблюдать, как собака лезла слюнявой мордой во все стоящие на столе тарелки. Гости не решались оттолкнуть собаку от стола, и молчали. Одна гостья решила собаке помочь. Она заметила, что собака не может дотянуться до колбасы, взяла кусок, и сунула его в мокрую собачью пасть, затем взяла мокрыми руками следующий кусок с общей тарелки, и снова сунула его в собачью пасть. Собака облизала ее пальцы. После этого гости перестали посещать этот дом.

Я перестала ходить в этот дом после другого случая, хотя из-за той же собаки. Однажды я прилегла отдохнуть на хозяйский диван, а собака прыгнула мне на голову. Я ее столкнула, а хозяйка начала причитать, что бедной собаке в своем доме совсем нет места. После этого я навсегда освободила диван для собаки.

В Баварии собаки вели себя совершенно по-другому. В Бад Райхенхалле собак было очень много, но они составляли такую неназойливую часть городской среды, и так замечательно никому не мешали, что я почти что полюбила собак. В Бад Райхенхалле водились собаки исключительно мирных пород, охотничьих и декоративных. По характеру баварские собаки были очень спокойными, сдержанными, и доброжелательными. Они всегда знали свое место, никогда не лезли в «гегемоны», не нюхали людей, не рычали и не рявкали. Бродячих собак на улицах города не было в принципе, а домашние собаки прилично гуляли на поводках рядом со своими хозяевами. Баварские собачники были воспитаны еще лучше, чем собаки. Стоило какому-нибудь псу гавкнуть на прохожего, как хозяин тут же пугался, принимался пса стыдить, и тот понимающе умолкал. В Тюмени же все происходит с точностью до-наоборот: прохожий пугается, хозяин орет на прохожего, что тот– *****тый, а пес продолжает делать то, что он делал: лаять, нападать, или приставать.

По тротуарам в Баварии можно было ходить совершенно спокойно, не вляпываясь в собачий навоз. Более того– можно было совершенно безопасно гулять по газонам с мягкой альпийской травкой в маргаритках и примулах, и выходить оттуда без липких ингредиентов на подошвах. Можно было даже полежать на этой травке,– благо, это было разрешено.

Мне приятно было гулять по баварским горам и по лесам, и наслаждаться природными звуками. Мне не приходилось, как в Тюмени, вздрагивать от собачьего рычания, и отбиваться от собак и собачников. Часто я гуляла совершенно одна, и на меня ни разу не напали и не облаяли ни двуногие, ни четвероногие, ни двухколесные (по поводу последних: в Баварии велосипедисты никогда не орут дебильным голосом: «дорогу!», а самостоятельно объезжают пешеходов).

Оказывается, собака может быть и другом человека, когда ей попадется вменяемый человек.

Но и человек должен быть другом собаки. Ни один порядочный хозяин никогда не выбросит собаку, если она заболела или надоела его ребенку. Немцу такое даже в голову никогда не прийдет, зато тюменцу– приходит, и даже очень.

На перекрестке перед моим домом какой-то иногородний водитель оставил свою собаку. Собака несколько дней бегала вокруг перекрестка и выла, а потом куда-то исчезла.

Многие тюменские собачники– это большие «позитивисты». Заводя собаку, они думают только о том, что собака будет их развлекать, но никогда не думают о том, что собака когда-нибудь заболеет и умрет. Собаководческий «позитивизм» никогда не «опускается» до того, чтобы рассчитать свои расходы, в том числе, и расходы на лечение и усыпление собаки. Усыпить собаку стоит 4000 руб., а выбросить ее– ничего не стоит. Поэтому тюменский собачник «позитивно» бросает собаку в незнакомом месте, и уезжает.

Баварец же, напрочь лишенный «позитивизма», еще в щенячьем собачьем возрасте прекрасно понимает, что он должен предусматривать расходы на лечение собаки, и думать о том, что его собака когда-нибудь одряхлеет, и что тогда хозяин должен будет заботиться о старой собаке.

Баварская любовь к собакам означает уважение к людям, с которыми сталкивается их собака, пока она молода, и заботу о старой собаке.

Тюменская любовь к собакам означает ненависть к людям до такой степени, что, пока собака молода, собачьи потребности не идут ни в какое сравнение ни со здоровьем маленьких детей, ни с самочувствием пожилых людей, ни с санитарными нормами. Зато со старыми собаками тюменцы обращаются сурово: в «лучшем случае» отправляют их в деревню, а в худшем– сами понимаете.

В Тюмени бывает много иностранных гостей, в том числе, и немецких. Таких гостей принято водить по «культурным» тюменским местам. Но немцев тюменская «культура» совершенно не прельщает. Немцы обращают внимание не на внешнюю сторону вещей, а на практическое их содержание. В частности, по поведению собак и собачников немцы самостоятельно и точно определяют уровень культуры и законности во всем городе.

Городская больница

Моя баварская знакомая сказала, что мне будет интересно посмотреть бад-райхенхалльскую больницу, куда можно было войти беспрепятственно. Она сказала, что, когда ей бывает грустно по вечерам, она ходит в больницу, и гуляет по ее коридорам.

Мне было непонятно, как можно по своей воле пойти в больницу, да еще и выйти из нее с положительными эмоциями, поэтому я попросила меня туда отвести.

Мое знакомство с «лучшей» больницей «лучшего города Земли» положительных эмоциий у меня не вызвало.

В тюменскую больницу я ходила к своей маме. Как бы я ни торопилась, мне нужно было вспомнить, что нужно остановиться рядом с больничным киоском, и купить бахилы для себя, и средства ухода для мамы. Родственникам больных вменялось покупать чертову уйму вещей за свой счет, хотя, теоретически, все это должно было предоставляться в больнице бесплатно. Однажды медсестра в мамином отделении отказалась дать мне даже марлевый тампон, и отправила меня покупать тампон на первый этаж.

Войти к маме можно было, только выполнив многочисленные входные ритуалы. Нужно было одеть бахилы, раздеться в гардеробе, показать пропуск вахтеру, который сидел перед вертушкой, доказать ему, что пропуск– не поддельный, ответить на подозрительные вопросы, протиснуться через вертушку, миновать коридор, и долго дожидаться лифта, который поднимал меня на мамин этаж.

В мамином отделении медперсонала было много, но весь он был занят какими-то непонятными для непосвященных делами. Напротив маминой палаты, в одиночной палате, лежала бабушка, к которой родственики не приходили. Она кричала на весь коридор, и звала медсестру. Медсестры и санитарки пробегали мимо палаты бодрой рысью, и к бабушке не заходили. Вскоре из этой палаты вывезли накрытые простыней носилки.

Когда маму перевели из реанимации в общую палату, я наняла за большие деньги медсестру, чтобы та посидела с мамой ночью. Утром соседки по маминой палате сказали, что медсестра к маме даже не подходила.

Что касается маминого врача, то описать ее – никаких слов не хватит.

Бадрайхенхалльская больница располагалась в тихом зеленом месте. На вертолетной площадке стоял вертолет. Вокруг здания росли высокие деревья, и лежали ухоженные зеленые газоны.

Забора в больнице не было. Но местные автомобилисты не спешили этим воспользоваться, чтобы завладеть ровными, идеально подходящими для парковки машин газонами. Мало того, что газоны были ровными, но были они еще и затененными соблазнительной древесной тенью, могущей создать в автомобильном салоне приятную прохладу. Но, тем не менее, газоны стояли пустыми.

(А как приятно было бы въехать на чистую травку, незагаженную предыдущими посетителями, распахнуть дверцы, вытащить пачку чипсов и банку пивка, закурить сигарету, врубить матерный рэп, вывалить наружу ноги, и «побалдеть» так, чтобы никто впоследствии не усомнился, что «здесь был Вася». Для полноты ощущений можно было бы написать на чистой стене похабное слово, и порадоваться тому, что жизнь удалась…Эх, вы, бестолковые немцы! Ничего-то вы в жизни не понимаете!)

Холл больницы был просторным, светлым и пустым. В нем не было ничего из того, что было в тюменских больницах. Не было киосков, торгующих грелками и клизмами, потому что здешние больные все им нужное получали прямо в палате. Не было гардеробов и вахтеров. Не было толп посетителей и очередей. Не было дермантиновых скамеек с торчащей ватой. Не было масляных церковных лиц.

И не было того, чем так кичатся тюменские больницы, и что более всего свидетельствует об их ненависти к пациентам: скользкого керамогранита на полу. Вместо керамогранита на полу было мягкое, глушащее шаги покрытие. Хотя дешевое покрытие и не могло тягаться с помпезными холлами тюменских больниц, но зато оно идеально соответствовало своему назначению: помогать больным людям легко передвигаться, и не создавать им сложностей. Покрытие не скользило, не гремело, и не сверкало. Оно вело себя тихо и умиротворяюще.

В дальнем углу холла за стойкой с букетами свежих цветов сидела администратор в белом халате, и что-то писала. Она не обратила на наш приход ни малейшего внимания, и продолжила заниматься своими делами. Мы беспрепятственно прошли дальше. Нас никто не заставил даже одевать бахилы.

На первом этаже больницы располагались кабинеты врачей и процедурные. Стены и пол первого этажа были выполнены из тех же гуманных отделочных материалов, что и холл,– хотя и глухого тона, но зато аккуратных и чистых. На стенах коридора, вместо плакатов, изображающих пленительные медицинские подробности: трупы с вываливающимися кишками, скалящиеся черепа и зверские физиономии возбудителей рото-вирусных инфекций, висели незатейливые таблички с фамилиями и специальностями медицинских сотрудников, а также картины с оптимистическими пейзажами. Скромность табличек простиралась до такой степени, что лишала себя даже удовольствия изображения соответствующей специализации врача части человеческого тела.

Коридор был настолько лишен больничных признаков, что мог бы быть коридором загородного дома отдыха.

Мы бесшумно продвигались вперед, и вдруг до меня дошло: нет запаха! Ни хлорки, ни йода, ни спирта! Ничего, что могло бы намекать на то, что за этими дверями производятся неприятные, болезненные и кровавые процедуры. Самым потрясающим в этой больнице был именно запах отсутствия медицинского запаха! Можно скрыть за дверями зубоврачебное кресло или инсулиновую помпу, но скрыть запах антисептиков– это действительно огромное достижение!

Мы погуляли по коридору, рассматривая таблички и пейзажи, и дошли до лестницы на второй этаж, где располагались палаты больных. Наверх подниматься мы не стали, потому что наверху могли проверить правомерность нашего там нахождения, а удовольствовались тем, что рассмотрели второй этаж через стеклянное лестничное ограждение. Интерьер второго этажа был оформлен в стиле дорогого отеля: красивые картины на стенах, пастельные цвета стен и ковровых покрытий, мягкое освещение. И опять– отсутствие каких-либо запахов! Не пахло ни жареным луком, ни медицинскими процедурами, ни хлоркой. На втором этаже, как и на первом, было очень тихо– не было слышно ни стонов, ни криков, ни телевизоров. Сразу было заметно, что здешним больным не приходилось прилагать усилия, чтобы позвать к себе санитарку, и уж, тем более, не приходилось этой санитарки дожидаться.

Полюбовавшись на баварскую больницу изнутри, мы вышли наружу так же беспрепятственно, как и вошли.

Вот когда я поняла, что посещение ТАКОЙ больницы действительно может успокаивать, и что существуют способы лечения, совершенно противоположные тюменским!

Благодаря тому, что я посетила немецкую больницу, мне впоследствии было совершенно понятно, почему Германия лучше всех в мире справляется с коронавирусом.

Я не думаю, что разница между бадрайхенхалльской и тюменской больницами была как-то связана с разницей в их бюджетах, и что бюджет баварской больницы был больше, чем тюменской. Судя по тому, что я видела, бадрайхенхалльская больница свой бюджет просто использовала по-другому, чем тюменская. Она делала ставку на заботу о больных, а не на мраморные покрытия, замки, вертушки, охранников и торговлю. Думаю, что тюменская больница вполне могла бы стать столь же гуманной, как и баварская, и для этого даже не потребовалось бы дополнительных денег. Просто научившись по-хорошему относиться к пациентам и к их родственникам, можно многого было бы достичь.