355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алькор » Немецкая провинция и русская столица деревень » Текст книги (страница 2)
Немецкая провинция и русская столица деревень
  • Текст добавлен: 12 июля 2021, 18:02

Текст книги "Немецкая провинция и русская столица деревень"


Автор книги: Алькор



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Световое загрязнение

В Бад Райхенхалле ночное освещение было сдержанным и неброским. Да и неброское освещение было только в центре, а на окраинах города– отсутствовало почти полностью. Но, на мой взгляд, это свидетельствовало вовсе не о немецкой экономности и скупости (по стандартным представлениям о немцах), а о здравом отношении немцев к жизни. Если бы главным мотивом организации ночного освещения была алчная рассчетливость, то тогда освещения было бы в городе, напротив, очень много. Ведь всякий курортный город старается выглядеть перед туристами красиво, в том числе, и ночью. А затраты на ночное освещение всякий рассчетливый город с лихвой перекрывает доходами от ночной туристической тусовки.

Но у баварцев рассчет был совершенно на другое. Их рассчет был на людей, ценящих реальную красоту. Баварцы считали, что ночная темнота красива сама по себе. А туристы, хотя вначале такой темноте удивлялись, после начинали находить в ней неизвестные им ранее положительные стороны. Так я, например, в Бад Райхенхалле впервые узнала о том, что в городе можно увидеть звезды,– и не одну-две звезды, как в Тюмени, а много-много звезд!

Надо сказать, что люди стали видеть звезды настолько редко, что турфирмы даже начали организовывать специальные экскурсии для тех, кто желает посмотреть на звезды. В Бад Райхенхалле же смотреть на звездное небо можно было совершенно бесплатно.

Кроме того, рассчет баварцев был на людей, которые ценят свое здоровье. Баварцы считали, что люди должны жить по естественным ритмам: ночью– спать, а днем заниматься активной деятельностью. Что такая жизнь является не только здоровой и продуктивной, но еще и приносящей удовольствие. Поэтому баварцы свое ночное освещение делали умеренным, а светильники ночного света делали узконаправленными.

Когда горожане ночью спят, а не слоняются по улицам, глазея на световые ухищрения и извращения, то это благоприятно сказывается на их самочувствии и на социальной деятельности. Это, также, способствует формированию у них таких черт характера, как сдержанность, спокойствие и доброжелательность.

Баварские уличные светильники имели такую конструкцию, которая не наносила вреда экологии и делала светильники экономически-выгодными. Хотя экономия в конструкции светильников была не главным принципом, но, тем не менее, существенным. Главным их принципом была узконаправленность. Освещали такие светильники только дороги и тротуары, и ничего более за их пределами. А сила света светильников была такова, что обеспечивала только безопасную езду (ходьбу), но– ничего более за этими пределами: ни развлечений ночным тусовщикам, ни забав припозднившимся гулякам. Такие светильники позволяли окружающей среде, в виде растений, насекомых и мелких животных, не страдать от искусственного света, и жить своей ночной жизнью.

Тюменские же светильники сами не знают, что им нужно, а потому светят куда попало: вверх, вниз, вбок, назад, в небо, в землю, в воду, в глаза прохожих, в жилые квартиры, в личную жизнь людей, в гнезда птиц, в обиталища насекомых, рыб, и т.д., и т.п. В конструкцию тюменских светильников, всех без исключения: и уличных, и дворовых, и подъездных заложены принципы разрушения людской физиологии и окружающей среды. Такие принципы могли бы быть уместны на военных объектах, где осветительная мощь используется для того, чтобы ни один человек не прошел туда незамеченным. На таких территориях уместны и прожектора, и светильники в виде прожекторов. Конструкция таких светильников и сделана специально таким образом, чтобы поражать людей во всех смыслах, в том числе, и в военном, и в медицинском. Но если на военных территориях прожектора поражают людей на законных основаниях, потому что нечего ходить туда, куда не положено, то за что страдают мирные люди в мирном, казалось бы, городе, на мирных, казалось бы, территориях?

В Бад Райхенхалле старинные здания и фонтаны подсвечивались ночью мягким камерным светом.

В Тюмени по ночам подсвечивается не красивая архитектура, а уродливые бетонные коробки, и не мягким светом, а– резким и ядовитым. Бетонные коробки с помощью такой подсветки пытаются изо всех сил показаться «красивше», пытаются понравиться горожанам, и вызвать у них побуждение в эти здания зайти, и что-нибудь в них купить. Усердствует подсветка в этом так сильно, что не успокаивается даже глубокой ночью, когда все ночные гуляки расходятся по домам, и на улицах не остается никаких людей, которые могли бы ее «красоте» поражаться. Усердствует она даже утром. Убирается восвояси она только после того, как солнце всходит на небо совсем высоко.

В советское время на моих окнах висели легкие занавески, и я чувствовала себя с ними вполне комфортно. После Перестройки перед моим домом установили высокие фонари, и направили их свет прямо в мои окна. Мне пришлось вешать плотные занавески. Затем первый этаж нашего дома перешел во владение «свободных предпринимателей», которые установили ночную подсветку, и направили ее свет в наши окна. Стоящее напротив нашего дома здание тоже занялось «свободным предпринимательством» и тоже сделало ночную подсветку. Хотя направляло оно подсветку не конкретно на наш дом, а «куда-нибудь вообще», но нашему дому от нее тоже досталось. Пришлось добавлять на окна вторые занавески. Затем напротив моих окон появилась световая реклама. Мне пришлось повесить на окна третьи шторы, но даже «блэк-аут» оказался против рекламы бессилен.

Затем на нашей улице сделали реконструкцию, и вместо одного ряда уличных светильников установили целых четыре. Мне больше нечем закрывать свои окна на ночь,– у моего карниза всего лишь три ряда шин.

Однажды у моей знакомой гостил друг из Ульяновска, по профессии– электрик. Он был невероятно поражен тюменским освещением, -но отнюдь не в хорошем смысле слова, а, скорее,– в медицинско-травматологическом. Он сказал, что нельзя так бессовестно разбазаривать энергетические ресурсы.

Но если бы Тюмень разбазаривала одни только энергетические ресурсы! Но ведь она еще и разбазаривает ресурсы здоровья своих горожан, разрушая человеческую физиологию! Человек много сотен тысяч лет жил по ночам в темноте, пока тюменская администрация не заставила человека жить при «лучшем в мире» ночном освещении. Человеческая генетика оказалась к такому освещению совершенно неприспособлена, и начала сразу же давать сбои. Одним из таких сбоев стала плохая сопротивляемость вирусам. Все сейчас озабочены повышением сопротивляемости к вирусам, но все почему-то ищут ее в таблетках, и никто не ищет ее в нормализации городского освещения.

Физиологи говорят, что современный человек, как бы он ни кичился своей «высокотехнологичностью» и своей «прогрессивностью», по сути своей, был и остается дневным хищником, который подчиняется тем же суточным ритмам, которым подчиняются все дневные животные. Дневные животные могут сохранить свое здоровье и дееспособность только тогда, когда спят ночью, и бодрствуют днем. Причем, для полноценного отдыха, спать им нужно в полной темноте.

Конечно, современный человек без электрического света обойтись не может. Но должен же электрический свет хоть на время оставлять человека в покое! Физиологам это время прекрасно известно: с двадцати двух часов вечера до шести часов утра. Почему это время неизвестно санитарным врачам и обществам защиты потребителей, никто не знает. Тем известно только то, что в двадцать три часа нужно отключать один фонарь из десяти, а подсветку отключать не нужно вообще.

Однажды я вызвала в свою квартиру специалистов по замеру освещения. Войдя ко мне, они сразу же сказали, чтобы я ни на что не надеялась. Они объяснили, что горожане вызывают их в свои квартиры довольно часто, потому что горожанам уличное освещение довольно часто мешает. Но, после произведения замеров и рассчетов, практически всегда оказывается, что уличное освещение не превышает «норму». Так и вышло.

А что же это, вообще, за «норма» такая, если многие горожане от нее страдают, а «норма» на страдания людей никакого внимания не обращает? Насколько мне известно, эта «норма»– вовсе не директивная, а– рекомендательная, и совершенно спокойно допускает уменьшение освещенности. Наверное, «норма» здесь вообще не при чем,– наверное, городские власти просто не хотят освещенность уменьшать.

Ночной свет и сейчас вызывает у горожан проблемы со здоровьем, а ведь он не только не уменьшается, но еще и усиливается с каждым годом! Из своих окон я сейчас по вечерам даже на улицу смотреть не могу, потому что там светло, как днем, и нет ни одного темного участка, на котором глаз мог бы отдохнуть.

Те горожане которые имеют загородные дома, отдыхают от ночного света хотя бы там. Остальные горожане обречены на то, чтобы жить без отдыха и испытывать хроническое утомление, хотя они даже не понимают, чем их утомление вызывается. «Усталость надпочечников»– частый в последнее время диагноз– это как раз от него,– от ночного света! Горожане лечатся от такого диагноза какими-то таблетками, хотя таблетки на ночную иллюминацию никакого влияния совершенно не оказывают!

Один пользователь интернета разместил в соцсетях фотографию своего газона, на который падал ночной светодиодный свет. На большей части газона, вместо травы, торчала желтая щетина. Местами на газоне проступала голая земля, лишенная даже щетины. А вот на участках, которые соответствовали тени от перил террассы, трава была зеленой и сочной.

В Тюмени зеленой травы тоже не стало. Хотя зеленая трава появляется, как и положено траве, на тюменских газонах весной, но уже в начале лета она желтеет, и стоит в таком виде до осени, несмотря на то, что поливается и дождями, и поливальными установками. Даже трава не выдерживает ночного света, а что можно сказать о людях!

Немецкие ученые исследовали вред ночного освещения, и его пагубное влияние на человека, городскую флору и фауну. Оказалось, что от переизбытка ночного света страдает все живое не только в самом городе, но и за много километров вокруг. Поскольку немцы относятся к жизни серьезно, и не хотят разрушать ни здоровье людей, ни флору, ни фауну, то, узнав об этих исследованиях, они тут же приняли серьезные меры, и начали сводить ночное освещение к минимуму.

В Баварии такие меры тоже были приняты. Кроме тех мер, которые я уже перечислила, приняты были меры и к ночной подсветке. Многие ночные подсветки, даже туристическо-фотографические, стали отключаться на ночь совсем. Увидеть подсветки можно было только вечером.

Днем, напротив, баварцы любили, чтобы было очень светло, но– естественным образом. Баварцы впускали солнечный свет и в свои квартиры, и в общественные здания, и в автомобили. Чтобы света было больше, они держали окна в чистоте, и не допускали на окна рекламу.

В Тюмени же, при всех разговорах об «озабоченности» экономией и энергосберегающими технологиями, тратится впустую громадное количество электрической энергии, которая не только не нужна, но и вредна. Причем, электрическая энергия в чрезмерных количествах расходуется не только ночью, но даже и днем. Днем электрический свет горит и на улицах, и в парках, и в салонах автобусов, и в общественных зданиях. В автобусах и в зданиях он горит потому, что их окна занавешены и заклеены объявлениями так кардинально, что людям внутри ничего не видно, а на улицах и в парках– потому что чиновникам кажется так веселее. Про светящиеся табло я даже не говорю. Если пройти по Тюмени в пасмурный день, то можно увидеть, что на многих улицах и в парках горит свет. А в парке на нашей улице свет включается даже безо всякой пасмурности, при ярком солнце,– за час-два до захода. Видимо, чиновники считают, что чем раньше включать освещение,– тем лучше.

А ведь российские медики утверждают, что смешанный свет от искусственного и естественного освещения очень вреден для глаз! Но кого в Тюмени это заботит!

Немецкие медики подробно объясняют немцам по немецкому телевидению, насколько полезно ограничивать искусственный свет, и пользоваться естественным светом. Они даже объясняют, сколько минут в день нужно находиться на дневном свету офисным работникам, сколько– работающим в ночную смену людям, и как уменьшать вредное воздействие электрического света. Немецкие медики рекомендуют использовать вечером как можно меньше искусственного света, а телевизоры и смартфоны заменить книгами, играми или беседами.

А вот тюменцам этого не только никто не объясняет, но еще и искусственно вырабатывает у них нездоровые световые привычки. Поэтому днем тюменцы или прячутся от солнечного света, или, наоборот, торчат на солнце целыми днями, пока их кожа не приобретает оттенок вареного рака, а вечерами ходят смотреть на городскую светотехнику: как она прыгает, скачет, мельтешит, и меняет цвета. Но нездоровые привычки в тюменцах настолько укоренились, что им даже и такой светотехники кажется мало. Чтобы усилить вредное влияние ночного света, они, во время ночных прогулок, непрерывно заглядывают в смартфоны, и смотрят на световые табло.

Однажды я летела из мюнхенского аэропорта в Тюмень в то время, когда аэропорт уже был убран к Рождеству.

На площади перед аэропортом располагался рождественский базарчик, на котором продавался глинтвейн, пряники и игрушки. Несмотря на оживленность базарчика, света на нем было очень немного. Освещены были только окна ларьков, а вся остальная часть площади находилась в полумраке. И этот полумрак создавал такую рождественскую, такую сказочную, и такую уютную атмосферу, какой в Тюмени не бывает никогда! Люди подходили к ларькам, покупали сувениры или кружку глинтвейна, и освещения для того, чтобы расплатиться с продавцами, им вполне хватало, а больше им не было и нужно. Выпивать кружку глинтвейна можно и в полумраке. А сувениры рассматривать можно не на улице, а в аэропорту.

В Тюмени подобные базарчики всегда залиты ядовитым операционным светом, таким ярким, что у оперируемых,– то есть, оговорилась, у покупающих, видна каждая жилка на носу. На таких базарчиках всегда полно толкучки, мата и злых окриков. Никакой рождественской, а тем более, никакой уютной атмосферы на таких базарчиках не бывает.

Тюменцы мне на это, конечно, скажут: «да пусть эти немцы экономят свою электроэнергию, раз у них электроэнергии недостатает! А у нас электроэнергии– полно, мы– богатые, у нас– широкая русская душа, нам экономия электроэнергии не нужна»! -«Мне всегда хочется этих людей спросить» (как выражается тюменское радио): а богатые ли вы, тюменцы, на самом деле? А широка ли, на самом деле, ваша душа?

А баварцы электроэнергию не то, чтобы экономили, хотя экономия была частью их жизни, а просто обращались с нею разумно, и следили за тем, чтобы избыточная электроэнергия не вредила людям и окружающей среде.

Освещение мюнхенского аэропорта было достаточно ярким для того, чтобы пассажиры отчетливо видели билеты, бирки, ценники, талоны, и все остальное, что нужно видеть пассажирам, но в его освещении была приятная матовость и умиротворенность. Ни один мюнхенский светильник не сверлил пассажиров пристальным злобным оком, а световое табло ни одно не дергалось, не впадало в рождественскую истерику, и не стреляло фейерверками.

Убранство аэропорта было настолько уютным, что хотелось просто устроиться в зале ожидания и помурлыкать, а, более всего– остаться в аэропорту жить. Рождественское убранство не вызывало ни головной боли, ни утомления праздником, но вызывало доброе праздничное настроение. Очень не хотелось из такого доброго аэропорта улетать туда, где все– недоброе, где все залито ядовитым светом и все трясется в световой трясучке, но– пора было возвращаться в буйную Тюмень.

Wer nicht wirbt, stirbt

«Кто не рекламирует, тот умирает». Немецкая пословица

В советское время мое утро обычно начиналось с того, что радио говорило: «Здравствуйте, дорогие товарищи!», а моя мама отвечала: «Здравствуй, дорогой товарищ!»

Сейчас мое утро начинается с того, что я прихожу на кухню, а там меня уже поджидает «доброе радио России». Вместо того, чтобы сообщить мне добрый прогноз погоды или добрые новости, радио безапелляционно заявляет: «у вас грипп и простатит, головная боль и половое бессилие, бессонница и затрудненное мочеиспускание». А потом добавляет: «включил и заслушался».

Я выключаю радио, но через некоторое время, в надежде услышать что-нибудь доброе или полезное, опять его включаю.

Но радио только того и ждет, чтобы доканать меня окончательно, и немедленно сообщает: «вас ожидает отслоение сетчатки, ампутация ног, нищая старость и пропущенные звонки! Гы-гы-гы-гы!».

Я теряюсь, что мне делать, а радио тут же приходит на помощь: «вам срочно нужен новый медицинский прибор, элексир молодости и ортопедическая подушка». И добавляет: «приобрести все это вы можете только сегодня с огромной скидкой».

Тут в передачи центрального радио вклинивается местное радио. У местного радио есть свои методы общения с радиослушателями. У него есть сумасшедшая девочка, которая угрожает драчливому мальчику, и зовет на помощь брата, который «родится в следующем году вместе с «материнским капиталом». У него есть и сумасшедший мальчик, который громко кричит своим родителям, что он только что родился. Но, несмотря на громкие крики, родители мальчика так и не замечают, что у них кто-то родился.

После этого тюменское радио сообщает, что оно «вечно молодое» и «доброе», и уступает место центральному радио .

Центральное радио тут же принимает эстафету, и начинает рассказывать о дедушках, вылечивших свой простатит, и пустившихся в бурную половую жизнь, к ужасу своих бабушек. Рекламные бабушки не остаются у рекламных дедушек в долгу. Они пьют элексир молодости, и вступают, в пику дедушкам, в недозволенную связь с Карлсоном, после чего превращаются в чудовищных «турбобулей». Затем рекламные слепые пьют лекарства от слепоты и прозревают, а рекламные инвалиды пьют лекарства от инвалидности, и отбрасывают рекламные костыли.

Вконец отчаявшись услышать от радио что-нибудь вразумительное, я выхожу на улицу. Но там меня встречают уличные репродукторы, которые тоже начинают на меня кричать и пытаться заставить меня что-нибудь у них купить. Рекламные репродукторы окружают и места отдыха, и входы в магазины, спортзалы, массажные салоны, аптеки и косметологические кабинеты. Мне очень сложно найти даже простую лавочку, на которой можно тихо посидеть и почитать книжку, потому что на каждую лавочку находится свой бубнящий репродуктор и свой вопящий фонарный столб, равно как и своя вонючая мусорная урна, которая идет с ними в комплекте.

Перед входами в тюменские магазины и аптеки меня встречают надувные рекламные чучела, которые бьются передо мною в конвульсиях и пытаются, с помощью конвульсий, заставить меня что-нибудь у них купить. Одни чучела страдают нервным тиком, другие– пляской Святого Витта, третьи– эпилепсией, но все они вызывают у меня тяжелые чувства, и наводят меня на трагические мысли. Я стараюсь от этих чучел поскорее и подальше уйти, в то время, как других прохожих эпилепсия не пугает (они, наверное, еще и не такое видали), и они смело заходят в рекламируемые чучелами заведения.

Однако в Тюмени реклама бывает еще более суровой. Она спрашивает покупателей напрямую: «вы чё, ку-ку?», и покупатели, внезапно столкнувшись с суровой реальностью, сворачивают с того пути, по которому шли, и честно отправляются в «ку-ку» и в «ничёсе», и что-то там покупают.

Но реклама в Тюмени бывает еще и трогательной и умилительной. Она сообщает детям, что скоро по такому-то адресу начнется «Мозгобойня: веселая интересная игра». Дети, заинтересовавшись, отправляются по указанному адресу, и начинают играть в «мозгобойню».

Так и не найдя себе в городе места без рекламы, я возвращаюсь домой. Но реклама встречает меня и на двери моего подъезда, и я утыкаюсь в нее носом, когда подношу ключ к замку. Хотя реклама находится на нашей двери незаконно, и хотя жильцы ее постоянно отдирают и соскребают, но она неизменно возрождается в новом виде, и делает приличную дверь какой-то похабно– бомжовской.

Не оставляет меня реклама и на моем телефоне. Мне постоянно звонят на телефон незнакомые персонажи, требуют «уделить минутку», и, не получив разрешения, тут же пускаются в рекламу своих услуг. На мою попытку вклиниться в их увлекательный разговор с самими собой они отвечают: «чего?», и «чего вы орете?».

В Бад Райхенхалле реклама никогда не приставала к людям на улицах, в общественном транспорте и в местах отдыха: она понимала, что люди приходили туда не ради нее. Не вмешивалась реклама и в личную жизнь людей. Единственное, что в Баварии приставало на улицах, лезло в двери и в личную жизнь– это свидетели Иеговы, которые, как и в России, ходили парами, и имели ко всем окружающим множество вопросов.

На улицах Бад Райхенхалля не было рекламных табло: ни световых, ни механических. Двери бадрайхенхалльских домов были чисты и солидны. Уличные лавочки и сиденья автобусов были непорочны, и не носили на себе ни рекламных, ни похабных надписей. Чучела были забавны, и наводили на юмористические, а не на трагические мысли.

Мое знакомство с немецкой рекламой происходило преимущественно посредством телепередач. Немецкие телепередачи, как и русские, время от времени прерывались рекламой, но делали они это в несравненно более мягкой форме, и с несравненно меньшей частотой, чем русские. Немецкая реклама никогда не взрывала телевизор залпами, шизофреническими воплями и полоумным мельтешением, не старалась перекричать «предыдущего оратора» и не наезжала «тихой сапой», коварно подстраиваясь под предыдущую передачу, и заставляя думать, что телезритель продолжает смотреть передачу, когда он давно уже смотрит рекламу. В отличие от русской, немецкая реклама знала свое время, свое место и цивилизованные способы общения.

Немецкая реклама была приятной, и даже забавной. Она обладала даже юмором, хотя русские и считают, что у немецев юмора нет. Она не голосила, не вопила, не пугала, не угрожала и не завывала. Наоборот, она старалась обойтись с телезрителем как можно тактичнее, и не вызвать у него собою стресса.

Если русская реклама старается захватить телезрителя штурмом как раз в то время, когда он расслабляется перед телевизором, и нападения не ожидает, то немецкая реклама, очевидно, заключила с телезрителем мирный договор. Немецкая реклама показывала свои товары миролюбиво и спокойно, провозила их по экрану медленно и плавно, и объясняла особенности товаров тихим мелодичным голосом. Она не взвинчивала нервы, а наоборот, их успокаивала. Она вежливо сообщала то, для чего она перед телезрителем являлась, и спокойно уходила восвояси, без прощальных залпов и канонады.

На немецком телевидении, так же, как и на русском, под конец передачи показывался анонс следующей передачи. Немецкий анонс был всегда лаконичен, сдержан и короток. Каковы анонсы на русском ТВ, вы знаете и сами: еще задолго до окончания передачи, на фоне ее сюжета, начинают появляться персонажи из следующих передач, и усиленно телезрителю мешать: бродить из одного конца экрана в другой, пускать стрелы, подмигивать, махать топорами, и делать любые непотребства, лишь бы не дать ему досмотреть то, что ему хотелось.

Когда я приезжала в Германию из России, где реклама постоянно меня запугивала, угрожала, шантажировала и держала в перманентном стрессе, даже на платных телеканалах, которым я платила за отсутствие рекламы, то, внезапно, я обнаруживала, что немецкая реклама мне очень нравилась. Могла ли я когда-нибудь подумать, что смогу испытать симпатию к рекламе!

Знакомство с немецкой рекламой позволило мне лучше, чем что-либо другое, понять, почему немцы так спокойны и уравновешенны, и почему русские так мрачны и раздражительны. Откуда у русских возьмется уравновешенность, если «куда не взглянешь– всюду непорядки, то кариес, то запах изо рта; у женщин– перхоть, у мужчин– прокладки»?

Когда по российскому радио и телевидению с утра до вечера повторяются команды такого типа, как: «простатит, катаракта, запор, тромб, гангрена, перелом», то слушатели и зрители становятся из-за этого нервными, раздраженными, начинают чувствовать неопределенное беспокойство и неотчетливую тягу куда-то, и начинают нервно ходить по улицам, пока неотчетливая тяга не приводит их прямо в аптеку. В аптеке у них, наконец, срабатывает условный рефлекс, в мозгу загорается красная лампочка: «вот оно!», и их неопределенное беспокойство оформляется в покупку лекарств. Они облегченно вздыхают от того, что, наконец, поняли, что им было нужно, и начинают поглощать лекарства от болезней, которых у них, вероятнее всего, нет. Это называется нейропрограммированием.

Реклама подстраивается под то, как люди воспринимают действительность вокруг себя, и отражает подсознательные запросы людей.

Например, английская реклама рекламирует товары через смешные и нелепые ситуации. Она использует склонность англичан к парадоксальному мышлению. Пусть это и кажущееся для нас странным мышление, но все же это– мышление.

Немецкая реклама отражает склонность немцев к основательности, упорядоченности и серьезности.

А российская реклама отражает слепую веру людей в волшебные таблетки, в элексиры молодости, и в доброго радио(теле)-барина, который бесплатно о них позаботится.

Моя мама только один раз повелась на радиорекламу. Но после того, как она купила у «радио России» «чудо-прибор», она никогда больше у него ничего не покупала, да и слушать его прекратила.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю