Текст книги "Под властью отчаяния. Часть 2. Катарсис"

Автор книги: Алиса Лиделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Так всё дело в ней, мой commendatore1212
  «Командир»; слэнг итальянской мафии


[Закрыть]? Прикажи мне – и я тут же убью её, – широко улыбнулся Эдвардс, одаривая гангстера нежным взглядом.

– Vafa Napole1313
  «Иди в Неаполь»; слэнг итальянской мафии


[Закрыть], – прошипел Эрик, поднимая на Кристиана разозлённый взгляд. – Мне плевать на твою женщину.

– О, Крёстный Отец, а Вы говорили, что Вам чужды эмоции и чувства! Но Вы испытываете ревность! Признайте, Вы ревнуете! – чересчур эмоционально выкрикнул гангстер.

Ричардсон скривился, поражённый диким неконтролируемым гневом. Да как этому ничтожеству вообще пришло в голову, что он, сам Крёстный Отец «Нации Розы», будет ревновать своего свихнувшегося подчинённого, которого давно бы стоило заживо закопать в земле, если бы не его природная жестокость и хладнокровность, так подходящая мафиози.

Эрик сорвался со своего места и вытащил пистолет, крепко сжимая его побелевшими пальцами, после чего поднёс дуло к виску Кристиана. Эдвардс вмиг перестал улыбаться и поёжился, прекрасно понимая, что совершил огромную ошибку, поддавшись эмоциям. С доном шутки плохи, особенно когда у того плохое настроение. Сам Ричардсон, к слову, кажется, даже не шутил, потому что холодный метал крепко прижимался к тёплой коже Криса, а взгляд бирюзовых глаз всё оставался таким же безумным и грозным. Гангстер уже видел, как Крёстный Отец собственными руками, которые и не без того пролили немало крови – Эдвардс точно это знал, – задушил подчинённого, предавшего преступную группировку. Да Кристиан вообще знал и наблюдал собственнолично много страшных вещей, которые вытворяли эти худые кисти и тонкие пальцы.

– Я… прости меня? Просто глупая шутка. Я strunzo1414
  «Дерьмо»; итальянский язык


[Закрыть], знаю. Мне самое место в Неаполе, – жалобно проскулил Эдвардс, вжимаясь в стол.

Эрик довольно усмехнулся. Мужчина отпустил Кристиана и убрал пистолет, вновь падая на стул, но уже в более расслабленном настроении.

– Да, piccioto1515
  «Самый младший по чину гангстер»; слэнг итальянской мафии


[Закрыть], тебе самое место в Неаполе, – зло оскалился дон.

Эдвардс ещё несколько минут просидел на столе в неестественном положении, пытаясь прийти в себя после случившегося, пока в это время Ричардсон занимался своими делами, наслаждаясь тихой и спокойной работой, которую не прерывал никакой идиот своими нездоровыми шутками. Но покой продолжался недолго, потому что Кристиан был словно наделён неисчерпаемым запасом энергии и дурацких идей.

– Но ведь я твоя правая рука! – возмутился Эдвардс, будто бы прямо сейчас дон не пытался убить его.

– Это пока что, – будничным тоном ответил Эрик, изогнув уголки губ.

Кристиан подвинулся ближе к Ричардсону, спихивая в сторону бумажки.

– Я застрелю тебя, веришь? – фыркнул Эрик, впрочем, также складывая документы в одну стопку.

– Единственная смерть, которую я приемлю, – это смерть от твоих рук, – улыбнулся Эдвардс. – Но всё-таки, что с тобой сегодня? Ты переживаешь из-за того мальца?

Ричардсон невольно замер, вспоминая недавнее прошлое, в котором сначала к нему в галлюцинациях пришёл Ренди, а потом Крис сообщил о самоубийстве Грина. Конечно, Эрик никогда не питал каких-то особенных чувств и, тем более, привязанности к этому мальчишке, потому что таких, как Ренди, было миллион, но чьи-то жестокие чёрные руки продолжали надавливать на шею гангстера, нашёптывая на уши слова обвинения. И ведь даже не поспоришь со своими демонами. Грин действительно умер исключительно по вине Ричардсона.

– Я угадал, да? – уже с беспокойством в голове произнёс Кристиан. – Но почему это вообще тебя волнует? Ты никогда не переживал из-за таких вещей.

– Не волновало, да, но теперь волнует, – вздохнул Эрик. – Ты не видишь, что я виноват в его смерти? Как и в смерти многих других людей… у них были семьи, была своя жизнь. Прямо, как и у… прямо, как и у…

Дон закрыл лицо руками и опрокинулся на спинку стула. Что-то острое и холодное, сравнимое с лезвием ножа, но в несколько раз больнее, не давало Ричарсону закончить фразу. Словно вся тяжесть, которую Эрик столько лет пытался удержать в далёком запертом шкафу, вырывалась наружу, пытаясь расколоть льды, мешающие выбраться из заточения и поглотить целиком гангстера, сжать его в своих жестоких объятиях.

– Я не понимаю, дон, – прикусил губу Кристиан. – Что с тобой? Все эти размышления, страхи – это совсем не похоже на тебя.

Конечно не похоже. Потому что настоящего себя, который как раз сейчас и пытался вырваться наружу, Эрик никому никогда не показывал после своего совершеннолетия. Нельзя было позволить старой фарфоровой маске слететь с лица, чтобы показать окружающим все свои шрамы, синяки, порезы. Никто не должен был видеть настоящее уродливое лицо страшного и ужасного Эрика Ричардсона.

– Не знаю, что на меня нашло, – нацепив на губы улыбку, покачал головой Ричардсон. – Наверное, просто устал.

– Да, думаю да, – нахмурившись, кивнул головой Эдвардс. – Тебе надо расслабиться. Поехали на точку? Уверен, там много красивых девчонок, которые помогут дону Ричардсону освежить свои мысли, – Крис заговорщически подмигнул.

– Серьёзно? – фыркнул Эрик. – А мистера Эдвардса интересует, разрешите спросить, что-нибудь помимо девчонок?

– Обижаешь, Рик, – сухо рассмеялся Кристиан, легонько ударив гангстера коленкой по бедру.

– Крис, ты же знаешь, что я женат, да и-

– Да брось! Я не заставляю тебя с ними спать, – махнул рукой Эдвардс. – Просто развлечься и отдохнуть.

– Ладно, поехали, – после недолгих размышлений кивнул головой дон.

***

Twenty One Pilots – Goner

Новый патефон, привезённый Эриком из-за границы совсем недавно, проигрывал мягкие классические мелодии, такие приятные и родные сердцу. Невольно в памяти возникали воспоминания совсем юных лет, когда ещё был жив отец. Вильгельм казался человеком агрессивным и необычным, но его душа всегда находилась в поиске новых впечатлений и вдохновений. Ричардсон мутно помнил, как зимними вечерами играл в вырезанные из дерева отцом игрушки, когда тот сидел рядом за стареньким письменным столом и осторожно выводил какие-то непонятные буквы на листах бумаги. А комнату окружали потрясающие классические мелодии, под которые мальчик неумело пытался танцевать, а Вильгельм, замечая это, всегда отвлекался от своих дел и с какой-то неуловимой нежностью во взгляде наблюдал за своим сыном. Но такие вечера обычно прерывала Франческа, ругая своих мальчиков за бодрствование в столь поздний час.

Господи. Ещё с давних пор Эрик пытался забаррикадироваться от любых воспоминаний, усердно делая вид, что всё в порядке. Точно тем же самым занималась Франческа. Женщина убрала все вещи отца на чердак, предпочитая забыть про них, как про страшный сон. В разговорах имя Вильгельма никогда не упоминалось. День рождения и смерти Франческа и Эрик якобы не помнили, но на самом деле каждый из них хранил в памяти эти даты.

Ричардсон тяжело вздохнул, искренне не понимая, почему и зачем именно сейчас его прорвало на эти болезненные воспоминания, которые острым уколом стального лезвия вонзались в несчастное сердце, уже почти полностью лишённое своей ледяной оболочки. Все чувства вновь просыпались, все эмоции вылезали наружу и давали о себе знать. Нет! Это то, чего ни в коем случае нельзя допустить!

Кристиан ласкал сидящую на коленях полуголую девушку, при этом будучи словно незаинтересованным в ней. Он постоянно бросал на Эрика взволнованные взгляды и, когда наконец столкнулся глазами с бесконечно равнодушной бирюзой, тяжело вздохнул, спихивая с себя девчонку. Та лишь пожала плечами и ушла к другому мужчине, пытаясь доставить ему радость.

– Зря ты. Дебора прекрасная девушка, – усмехнулся Эрик. – Причём она прекрасна не только внешне, но и внутренне.

– Не верю в то, что внутри у куртизанок находится цветущий вишнёвый сад, – раздражённо бросил Кристиан.

– Ты не прав, – нахмурился Ричардсон. – Каждая из этих девочек – а я разговаривал с каждой – отличается удивительной историей и необычным взглядом на мир.

– Ой, блять, прекрати, – отмахнулся Эдвардс. – Что ж ты тогда ещё ни одну из них не трахнул, раз они все так прекрасны, а?

– Потому что я уважаю женщин, – изогнул бровь Эрик, медленно раздражаясь поведению Кристиана. Вообще-то, Ричардсон прекрасно понимал, с чем связана эта резкая перемена, но от этого становилось ещё более неприятно.

– Это проявляется в том, что ты перевозишь проституток через границу, верно? – фыркнул гангстер. – На самом деле, ты так говоришь только по той причине, что тебе не нравятся женщины. Если бы они тебе нравились, то ты бы наплевал на Анджелль и на свою дочь и перетрахал бы каждую.

– Какого черта ты несёшь? – сквозь сжатые зубы прошипел Эрик.

Кристиан перевёл взгляд на Ричардсона и тяжело вздохнул, резко меняя раздражённое выражение лица на несчастное. В его глазах даже проскочил огонёк искреннего страдания, но через пару мгновений взгляд гангстера стал слегка даже безумным, словно тот затеял что-то страшное, но весьма интересное.

– С мужчинами всё сложнее. Очень тяжело найти того, кого привлекает свой пол. Поэтому ты остаёшься верен своему партнёру, пока не понимаешь, что привязываешься к нему или он банально тебе надоедает, после чего ты избавляешься от него во благо себе. А учитывая то, что тебе надоела твоя собственная жена и ты постоянно избегаешь её, скорее вероятно то, что ты крайне ветреный человек, жаждущий новых впечатлений и общения с новыми людьми. Может быть, твоя тяга к мужчинам вообще обусловлена твоим желанием пробовать что-то ненормальное? Или тем, что тебя тошнит от женщин, которые должны тебя привлекать? Они настолько тебе надоели, что тебя не привлекают даже обнажённые длинные ноги и пышные груди.

– Гениально, Эдвардс, – закатил глаза Эрик. – Однако в твоей гипотезе вижу несколько несостыковок: мне не надоела моя жена и, что самое главное, мне не могли надоесть женщины, потому что за всю мою жизнь в моей кровати была лишь одна. А до неё я всё так же был заинтересован лишь в мужчинах. Чего не скажешь о тебе. Когда в тебе проснулось желание лечь в постель с мужчиной? Не тогда ли, когда тебя стало тошнить от своей любимой девушки? – язвительным тоном произнёс Ричардсон.

Кристиан озадаченно нахмурился и помрачнел окончательно, не зная, что сказать в ответ. На уме крутилось слишком много слов, но все они не должны были быть услышаны Эриком до смерти Эдвардса.

Дон тяжело вздохнул. Вокруг проходили милые девушки в коротких платьях и чулках, разнося по столикам алкогольные напитки и табачные продукты. Они ловили много похотливых взглядов, что с какой-то стороны было очень на руку Эрику. Официанточки разжигали страсть в тщедушных телах мужчин, табак, спирт и музыка обеспечивали состояние уюта и безопасности. В таких комфортных условиях грех было не спуститься по лестнице через полумрак, царивший в заведении, до нужной двери. А там уже тебя ожидала маленькая принцесса, или грубая властительница, или резвая наездница – всё, как пожелаешь. Иногда Ричардсон испытывал жалость к своим девочкам, прекрасно понимая, что большая часть бежала в Америку на такую весьма незаманчивую работу из безысходности. И поэтому Эрик чувствовал в них людей,

столкнувшихся с той же проблемой, что и он сам – с отчаянием. Гангстер всегда старался оберегать ночных бабочек и создавать им как можно более комфортные условия, а также надёжную охрану в лице гангстеров, которые в часы работы всегда посменно дежурили в борделе, находящемся в подвале модного кофе, где нелегально круглые сутки разливали алкоголь. Выгодный, но крайне опасный и криминальный бизнес. Впрочем, всё вокруг Эрика было таковым.

– Кри-и-ис, – протянул Ричардсон, резко поворачиваясь в сторону гангстера. – У тебя есть что-нибудь сладкое?

Эдвардс расплылся в довольной и даже несколько очарованной улыбке, кивнув несколько раз головой.

– Для тебя я всегда найду конфетку. Или ты хочешь не конфетку?

– К черту конфеты. Дай мне пыли, – облизал нижнюю губу Ричардсон.

– Пойдём попросим комнату, и я дам тебе всё, чего ты хочешь, – продолжал счастливо улыбаться Кристиан.

Эрик сжал в руках свою сумку и быстро поднялся с дивана, с большим нетерпением ожидая действий Эдвардса. Всего несколько минут – и станет хорошо, станет легко, станет спокойно. Ричардсон сможет отвлечься от своих проблем и успокоиться. Пускай ненадолго, но омерзительный образ, крутящийся в голове чуть ли не постоянно, заткнётся и перестанет винить Эрика во всех проблемах человечества. И он обязательно забудет Йоханесса. Йенс кто?

Правильно, никто. Какой Ольсен? Ричардсон не знает таких.

Наконец, Кристиан высыпал на стеклянный столик в одной из комнат, где обычно развлекались богатые мужчины с красивыми девчонками в разнообразных одеждах, белый порошочек. Ричардсон скрутил из страницы какой-то старой газеты два косяка, один из которых протянул Эдвардсу.

– Как давно мы не виделись? – ухмыльнулся Эрик.

– Кажется, с тех пор, как ты связался с тем разноглазым очкариком. Кстати, я очень рад, что вы с ним завязали. Он уж точно тебя не стоил, – серьёзным тоном заключил Кристиан.

Ричардсон бросил на него раздражённый взгляд. Господи, опять этот Йоханесс! Когда уже, наконец, весь мир вокруг гангстера забудет это имя и перестанет мучать его несчастное сердце? Ольсен ненавидел Гловера за то, что тот тогда привёл своего кузена, ненавидел Анджелль за то, что она пальчиком указала на Ольсена, ненавидел себя за то, что позволил себе влюбиться. Влю… что? Нет, никакая это не влюблённость! Так, мимолётная симпатия. Скоро пройдёт. Йоханесс просто слишком сильно похож на Энтони.

Хватит бесполезных мыслей! Ричардсон поднёс косяк к порошку и медленно втянул пыль через ноздрю, чувствуя, как сладко распространяется наркотик по крови. Мужчина глубоко вздохнул и откинулся на кровать. Тело наполнялось новыми силами, мысли освежались и обновлялись, заполнялись интересными идеями. Рядом плюхнулся Кристиан, широко улыбаясь во все свои белоснежные зубы.

– Быть гангстером прекрасно, – усмехнулся Эдвардс, через прищуренные глаза наблюдая за Эриком.

Дон кивнул головой, расплываясь в широкой улыбке. Крис усмехнулся и приподнялся на локтях, после чего перевернулся и оказался прямо над Ричардсоном, медленно наклоняясь, чтобы оставить на его желанных губах мягких поцелуй. Дон не сопротивлялся, лениво отвечая Эдвардсу, уже почти не обращая внимания на окружающий мир, на пустые проблемы и неинтересные надоедливые лица. Жизнь прекрасна, разве нет?

Но вот в голову врезалась мысль, заставившая похолодеть кровь в жилах. Ричардсон резко отпихнул от себя Кристиана и сел, растерянным взглядом наблюдая за стеной, пытаясь сфокусироваться на ней.

Энтони и Йоханесс на самом деле – совершенно разные люди.

***

Radiohead – How To Disappear Completely

– А всё из-за того, Йоханесс, что ты в последнее время слишком много пил, – фыркнул Гловер, внимательно осматривая умирающего на диване брата. – Господь, Эльфрида, скажи, почему мы ещё с ним возимся?

Томсон тяжело вздохнул и присел на старый разваливающийся стул, который давно пора было сменить на новую мебель, но теперь Ольсену точно было не до этого. Да и вообще, кто будет думать о сломанном стуле, когда на глазах на пылинки рассыпается живой человек? Пускай Гловер и строил вид незаинтересованного лица в проблемах кузена, но и он, и Фрида прекрасно знали, как болит сердце Томсона за единственного родного человека в этом погрязшем во мраке городе.

Ольсен, впрочем, высказывание брата проигнорировал, продолжая испепелять взглядом потолок, явно находясь в каких-то своих серьёзных раздумьях. И ведь это не в первый раз. Йенса точно что-то тревожило, да и дураку было ясно, что алкоголизм не мог появиться неизвестно откуда. Кризис среднего возраста? Если бы Гловер был глупым или незаинтересованным в жизни Ольсена, то он обязательно бы так и решил.

– Потому что он твой кузен и мой друг, – виноватым голосом ответила Пауэлл.

Ещё одна проблема на седины Томсона – это странное поведение девушки, которая в последнее время словно чувствовала себя глубоко виноватой за какой-то совершённый поступок. У Йоханесса и Фриды словно был какой-то общий страшный секрет. И ладно Ольсен – жизнь брата вообще казалась одной сплошной загадкой, – но у Пауэлл ведь никогда не было тайн от Гловера! Признаться, иногда Томсон раздражался и ревновал, потому что Эльфрида, немудрено, – его последняя надежда на счастье, а Йенс – единственный живой родственник, с которым мужчина поддерживал общение. Но, несмотря на прошлые обиды и ссоры, Гловер понимал, что между этими двумя не могло быть ничего, кроме парочки невинных поцелуев в щёку и тёплых дружеских объятий. Ну и секретов, в которые Томсона забыли посветить.

– Ты уверена, что правильно называешь наши отношения? – фыркнул Йоханесс, даже не посмотрев на Фриду.

– Я не знала, что всё так получится! Да, я должна была сделать это немного иначе, я должна была предвидеть, что это ранит тебя, но мне хотелось и хочется сейчас уберечь тебя! Ты должен открыть глаза и увидеть действительность!

– Это ты должна открыть глаза и увидеть правду, а не жить сплетнями, которые разносятся по городу, – проскрипел Ольсен, резко поднимаясь с дивана и поворачиваясь в сторону девушки. – Откуда тебе знать, где эта грёбаная действительность? Может быть, она вовсе не с твоей стороны? Может быть, это не я её не вижу?

Эльфрида закрыла лицо ладонями, давясь уже стекающими со щёк слезами. Но Йоханесса это не остановило, он всё равно не чувствовал жалости к подруге, потому что девушка со своей заботой зашла слишком далеко, пытаясь выставить в глазах Ольсена любимого человека последней дрянью на Земле. Признаться, Йенс и сам всегда терялся в догадках, пытаясь понять, кем является Эрик Ричардсон. А после того случая все страхи увеличились и разгорелись ясным пламенем до немыслимых масштабов. Мужчина всё ещё был уверен в том, что до боли в сердце любил гангстера и был готов простить ему все грехи и обиды, однако перед глазами светился вопрос: художник полюбил уродливого монстра или падшего ангела со спаленными крыльями?

И всё же если Эрик питается любовью и страхами других людей, то Йенс первым отдаст Ричардсону на растерзание своё живое трепещущее сердце. Если гангстеру становится лучше, когда тот пачкает свои руки в крови, то Ольсен первым предложит ему проткнуть ножом свою грудь. Чёрт, да даже если Ричардсон ест людей, то Йоханесс готов пожертвовать своей плотью.

Но отчего-то Ольсен всё ещё был уверен в том, что видит куда глубже и больше. Все люди вокруг определённо ошибаются, раз не видят, что Эрик Ричардсон – глубоко страдающий человек с огромной раной в сердце, которую пытается скрыть от окружающего мира и спрятать за толстым слоем льда и жестокости. Гангстер – это потерянный ребёнок, которому не протянули руку помощи.

– Теперь ты рыдаешь? Правда? – уже почти кричал Йоханесс, сжимая побелевшими пальцами ручку дивана. – Почему ты пытаешься влезть в мою жизнь? Почему ты пытаешься изменить меня? Я противен тебе, да? Я противен тебе тем, что могу любить? Так убирайся же и не смотри на меня никогда, если тебя раздражает моё пламенное сердце!

– Ольсен, прекрати, – тяжело вздохнул Гловер, осторожно обнимая Эльфриду, которая тут же вжалась в рубашку своего мужчины, роняя на его плече горькие слёзы отчаяния. – Ты никому не противен. Если бы ты был нам противен, то мы бы не пытались тебе помочь, – однако в голосе Томсона слышались нотки недовольства и даже раздражения, потому что мужчина просто не мог смотреть на то, как Йенс постоянно плюёт на заботу Фриды, тем самым причиняя ей ни с чем несравнимую боль.

– Это говоришь мне ты? – нервно засмеялся Ольсен. – Ты просто не знаешь всей правды. Помнишь, что было в прошлый раз? Помнишь, почему ты выпер меня из дома полтора года назад?

Гловер отпустил Эльфриду и сделал небольшой шаг назад, сжавшись от эмоций, разрывающих душу. Пауэлл растерянно посмотрела на Томсона, а потом на Ольсена, который нахмурился, но, кажется, отступать не собирался.

– Йенс, Гловер, зачем ворошить старое? Это было так давно, – попыталась разрядить обстановку девушку.

– Мы не говорили об этом. Мы пытались закрыть на это глаза. Но разве это правильно? Ты ведь ненавидишь меня после того случая, верно? – сипло произнёс Ольсен.

– Идиот, если бы я ненавидел тебя, то не примчался бы спасать тебя, как только бы узнал о твоём очередном приступе астмы. Я давно простил тебя, – покачал головой Гловер. – Ты мой кузен, ты единственный родной человек для меня. Ты и Оливер. У меня ведь больше никого нет. И я считаю, что глупо тратить всю жизнь на ненависть и обиды, обрекая тем самым самого себя на вечное одиночество и смертельные муки.

– Это пустые слова или правда?

Йоханесс прикусил нижнюю губу, чувствуя повисшее в воздухе напряжение. Он и сам переживал из-за того случая, коря себя иногда за глупость и невнимательность, за неумение просить прощение и объяснять сложившуюся ситуацию. В тот момент Ольсен был зол, потому что не понимал, в чём заключается его вина, а Гловер был раздражён и в тоже время морально убит, потому что ревновал.

– Скажи спасибо Эль. Я понимаю, что и я сам поступил очень эгоистично и импульсивно, но теперь ты знаешь, что Фрида – моё счастье и моя любовь, мой последний шанс, щедро посланный судьбой. Хотя я иногда не понимаю за что. И возможно, банкротство – это плата за Эльфриду. Но если это так, то мне не жалко. Ты не стоишь никаких денег, – очень тихо произнёс Гловер, обращаясь последней фразой уже к самой девушке, которая вмиг перестала плакать, тепло, но с нотками грусти улыбаясь мужчине. – Я и сам виноват в том, что произошло. Мы так часто расставались из-за моей глупости. Конечно, Фрида – тоже человек, который не обладает железной нервной системой. И не удивительно, что после очередного расставания она могла и сильно расстроиться, и выпить, и… и быть с другим мужчиной. К тому же, это была всего лишь одна ночь, верно? И ты не знал, что Фрида – эта та самая Эль…

Гловер как-то слишком грустно улыбнулся, но протянул руку Йенсу для пожатия.

– Давай договоримся больше не поднимать эту тему? Я правда простил тебя уже давно. Мир?

– Мир, – кивнул головой Йоханесс, неуверенно принимая рукопожатие.

Как ни странно, с души свалился один из самых тяжелых камней. Не тяжелее, чем Эрик Ричардсон, конечно, но всё же. Дышать стало словно немного легче.

– Эль, прости меня? Я наговорил тебе всякого дерьма на эмоциях, но на самом деле я прекрасно понимаю, что ты просто переживаешь за меня, – тяжело вздохнул Ольсен, стыдливо посмотрев на подругу.

– Ты тоже меня прости. Мне просто… немного трудно понять тебя, – Йенсу иногда становилось даже как-то неприятно и неловко из-за того, что девушка могла простить даже самого жестокого маньяка. – Я рада, что сейчас мы все рядом. Я рада, что у меня есть ты, – Фрида осторожно взяла Гловера за руку. – И рада, что ты стал моим другом, – Пауэлл бросила нежный взгляд на Ольсена. – И, Йенс, поверь, нам не плевать на тебя. Мы твои друзья. И мы хотим тебе помочь.

Йоханесс неуверенно кивнул головой и вновь присел на диван, снова погрузившись в свои мысли. Да, теперь доверия к Эльфриде и Гловеру стало больше. Пропало ощущение того, что эта парочка хотела убить Ольсена. Но разве могли они помочь художнику? Кто ему вообще мог помочь?

– Эрик Витале Ричардсон, – хмуро произнёс мужчина, словно отвечая на заданный самим же собой вопрос.

Гловер выпучил на Йоханесса огромные глаза, искренне не понимая, к чему сейчас было произнесено имя этого гадкого человека. Эльфрида крепче сжала руку Томсона, догадываясь, что этим хочет сказать Ольсен. Девушка искренне надеялась, что Гловер встанет на место своего кузена и хотя бы попробует понять его.

– Не произноси это имя просто так вслух. Есть поверье, что возле тебя тотчас возникнут гангстеры, – нервно засмеялся Томсон.

– Бред, – как-то слишком странно улыбнулся Ольсен.

– Конечно бред, но к чему ты?

Йоханесс перевёл неуверенный взгляд на Гловера, словно раздумывая о том, стоит продолжать говорить или нет. Эльфрида кивнула головой, тем самым помогая Ольсену принять окончательное решение.

– Помнишь тот день два года назад, когда ты потащил меня с собой в клуб, где на задних лапках прыгал перед Анджелль Ричардсон? – серьёзным тоном продолжил мужчина.

– Ну… да? – настороженно кивнул головой Гловер. – Ты опозорил меня перед ней, однако после встречи с тобой она достаточно много говорила о тебе, спрашивала.

– О да, она тогда заметила меня. Видимо, её зацепило то, что я являюсь бездарем из деревни, – усмехнулся Йоханесс. – А помнишь, как потом ты выставил меня за дверь, потому что я приставал к певичке?

Эльфрида сдавленно хихикнула, но потом вновь состроила серьёзную мину, столкнувшись с недовольным и в тоже время взволнованным взглядом Гловера.

– Не хочешь ли ты мне сказать, что переспал с гангстерской женой? – проглотив ком в горле, спросил Гловер.

– О, нет, – отмахнулся Йенс. – Я переспал с кое-кем другим.

– С кем? С его дочкой? – лицо Гловера стало таким испуганным, что Ольсену на какой-то момент стало даже смешно.

– О, нет, ты что, – махнул рукой Ольсен. И на несколько мгновений Томсон даже успокоился. – С самим гангстером.

На какое-то время Гловер замер, потеряв способность двигаться, говорить, думать и дышать. Йоханесс нервно кусал нижнюю губу и хрустел пальцами, а Эльфрида осторожно и мягко гладила Томсона по руке.

– Ты врёшь, – раскатом грома прозвучал голос Гловера.

– Спорим, что не вру? – хмыкнул Йенс. – У него родинка над губой, а губы его, к слову, по вкусу напоминают вино, потому что он постоянно пьёт вино, левую бровь пересекает едва заметный шрам, но едва заметный он только по той причине, что Эрик накладывает на себя восемь слоёв пудры, – художник тихо рассмеялся. – На руках, причём на обеих, – старые шрамы. Вероятно, от лезвия. А в целом его кожа очень мягкая, но почти всегда холодная. А ещё он хромает на левую ногу. Под глазом у него набиты три точки, на обратной стороне запястья – кинжал и роза. На правой ягодице у него маленькая родинка. Ох, а знаешь, какие у него ягоди-

– Замолчи! – вскрикнул Томсон, пошатнувшись назад и чуть не свалившись, если бы не схватился за Эльфриду, которая помогла мужчине выпрямиться. – Нет, Йенс, это всё не правда, это всё тебе привиделось на нервной почве… Ты не мог… Он не мог…

– Очень даже мог! В тот день он чуть не убил меня за то, что я оскорбил его жену. Сказал, что увидит ещё раз – убьёт. Я тогда ещё не знал, что Эрик гангстер. Впрочем, он тогда соврал. А потом ты решил заказать у него лекарство. Думаешь, он мне его так и не отдал, потому что ты обанкротился? Пощадил типа? Скажи спасибо мистеру Ричардсону, потому что обанкротился ты, благодаря его стараниям. И тогда Эрик решил забрать плату, скажем, натурой. Мы трахались. Несколько раз, – твёрдым холодным голосом заключил Ольсен. – А я влюблялся в него всё больше и больше каждый раз, когда в воздухе раздавалось это до опьянения прекрасное имя, – прошептал художник.

Гловер растерянно смотрел на брата, думая о том, может ли поверить в этот бред. Но последнее предложение вывело Томсона из какого-либо душевного равновесия. Это слишком безумное известие. Такого просто-напросто не могло произойти.

Chase Holfelder, KHS – Beauty and the beast

– Нет, я не верю…

– Но это правда, – встряла Эльфрида. – Я видела письмо, которое оставил Эрик Йоханессу, когда сбежал. Да и разве ты не заметил, что Йенс начал стремительно меняться после того, как Эрик отдал ему то злосчастное лекарство? Помнишь, я рассказывала тебе о Ренди Грине? Мы с Йоханессом недавно были у него. Этот человек был любовником Ричардсона.

– Господи, – Гловер схватился за голову. – Это ведь неправильно. Это ведь болезнь какая-то. Я бы понял, если бы ты был с Анджелль, я бы понял, даже если бы ты, не дай Бог, был бы с его дочкой. Но он сам… он же мужчина! Да и… ты вообще видел, что сотворил этот человек… нет, монстр! Он убийца! Он даже не просто гангстер, он Крёстный Отец жестокой и безумной преступной группировки! Разве ты всего этого не понимаешь? Он может убить тебя по щелчку пальцев! Надо собрать денег… и уехать… уехать как можно дальше.

– Уезжай. Я не уеду, – пожал плечами Йоханесс.

– Ты с ума сошёл? Ты в опасности, Олли в опасности, Эль в опасности, мы все, блять, в опасности! Если он лишил меня всех денег ради своих мерзотных планов и шантажом заманил тебя к себе, то чёрт знает, на что этот ублюдок способен ещё!

– Я не уеду. Более того, я уверен, что он ничего мне не сделает.

– Ты в конец ебанулся, Ольсен? – закричал Гловер. – Ты понимаешь, что я банкрот из-за него? Он уже «сделал» тебе, Йоханесс. Ты действительно хочешь жить в месте, где Эрик, мать его, Ричардсон держит всех под мушкой пистолета?

– Ты преувеличиваешь. Он не просто убийца и не просто суперзлодей. Прекрати делить мир на чёрное и белое. Да, он сжёг заживо твой бизнес, но ты сам сказал, что деньги – ничто по сравнению с Эльфридой.

– Я потратил на это всю свою жизнь! Мой отец потратил на это всю свою жизнь!

– Ты говорил, что это гнетёт тебя. У тебя ведь остались некоторые сбережения, на которые ты можешь увезти отсюда Эльфриду в какой-нибудь тихий городок Америки и основать с ней новую ячейку общества, верно? Что тебе ещё нужно для счастья? Но давай будем мыслить более глобально. Эрик не убивает детей и женщин, даже если те – больные ублюдки. Эрик не убивает невиновных, он убивает только тех, кто того достоин.

– Что он из себя возомнил? В Бога решил поиграть, чтобы решать, кому жить, а кому нет?

– Ты не понимаешь! Он убивает тех, кто перешёл ему дорогу. Убивает предателей, должников. Да и скорее даже не сам он, а его гангстеры. Он даёт многим людям работу, жильё и деньги. Он обеспечивает их, потому что они, считай, – его семья.

– Мне плевать на его паскудную гангстерскую семью, слышишь? Но мне не плевать на разрушенные семьи простых людей!

– Говори, что хочешь. Эрик прекрасен, потому что он верен тем людям, которые его окружают. И он будет их защищать.

– А ты не видишь, кем твой любимый мистер Ричардсон является сам? Ты с ним разговаривал хоть раз? Он одним взглядом словно опускает тебя до плинтуса и шлёт тебя нахуй так, что ты действительно начинаешь чувствовать себя последним дерьмом. Эрик считает себя выше всех, в его крови живёт чувство превосходства. И ты сам попадаешь под его чары и начинаешь верить в то, что Ричардсон – это ебаный Дориан Грей, а ты пылинка на его портрете. Только знаешь, как бы выглядел портрет Эрика Ричардсона? Как худощавый жалкий вурдалак, полностью покрытый мозолями, наростами, лицо которого давно перекосило, ноги которого не выдерживают веса тела. Представляешь эту прекрасную картину? Вот так выглядит душа Эрика. Вот так и никак иначе, – твёрдо заключил Томсон.