Текст книги "Под властью отчаяния. Часть 2. Катарсис"

Автор книги: Алиса Лиделл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Алиса Лиделл
Под властью отчаяния. Часть 2. Катарсис

Глава 1. Ворвусь в твою жизнь звездопадом

Сердце человека очень похоже на море:

в нём случаются штормы,

приливы и отливы, и в своих глубинах

оно хранит свои жемчужины.

«…в детстве у меня была мечта, глупая и странная, – я мечтал дотронуться до звёзд. Каждую ночь я залезал на крышу, пока мама спала, и вытягивал руку вперёд. Я не хотел верить в слова деда о том, что это невозможно. Он каждый раз вбивал мне в голову то, что я всего лишь глупый ребёнок, если всё ещё глупо верю в осуществление своей мечты.

Так вот, сейчас я могу прикоснуться к звезде. Но или это не та звезда, которая предназначена именно мне, или я потерял своё детство. Мне теперь не нужна моя звезда. Я бы забросил её обратно в космос, вернул обратно в темноту, чтобы больше никогда не встречаться с ней взглядом.

Оставь меня, моя звезда…»

Daughter – Burn it Down

Он видит кровь, тонкой струйкой стекающую по виску, видит широко раскрытые серо-голубые глаза, видит гримасу ужаса и страданий, пережитых мистером Тёрнером в последние секунды его жизни. Из рук мальчика выпадает пистолет – чёртово оружие, из которого был убит несчастный мужчина. Эрик чувствует, как по щекам текут солёные слезы, как становится размытой перед глазами от жгучих капель комната. Дэйл был виновен, разумеется, он был виновен, но разве за свой поступок он заслужил смерти?

– Я горжусь тобой, Витале, – грохочет в кромешной темноте голос деда, в котором действительно можно было услышать нотки некой удовлетворённости поступком своего наследника. – Я ошибался. Ты далеко пойдёшь, ragazzo mio11
  «Мой мальчик»; итальянский язык.


[Закрыть].

Ричардсон не понимает, как его могут хвалить за убийство настоящего человека. Эрику двенадцать, он определённо не имеет права решать, кто должен жить на этом свете, а кто должен его покинуть.

Мальчик вытирает слёзы с глаз, но это ни капли не помогает, потому что у него не получается остановить удушающие рыдания, исходящие из груди.

Ричардсон теперь… убийца? Едва ли много кто мог похвастаться таким достижением в свои двенадцать лет. У Эрика начинается самая настоящая истерика, потому что, несмотря на ухмылку деда, он поступил плохо, он поступил подло. Что такого сделал мальчику мистер Тёрнер? Ачиль Манфьолетти – Крестный Отец преступной группировки, который и должен разбираться с врагами сам. Однако дед решил, что «Нации розы» нужен свой наследник в лице Эрика Витале Ричардсона, поэтому с самого детства любовно впихивал в его юную голову все тонкости преступного мира. Что если сам мальчик не хотел становиться гангстером? Он мечтал бегать по зелёной траве и играть в игрушки вместе с Циннией, но никак не убивать людей.

– Прекрати истерику, Витале. Не забывай, чей ты внук. Скоро тебе придётся сталкиваться с кровью и смертью куда чаще. Собираешься оплакивать каждого cafone22
  «Мужлана»; слэнг итальянской мафии.


[Закрыть]? – с отвращением фыркает Ачиль, после чего кивает головой стоящему возле двери гангстеру. Мафиози подходит к трупу, берет его за подмышки и вытаскивает из кабинета. На ковре от Дэйла Тёрнера теперь остаётся лишь пятнышко крови, от которого Эрик не может оторвать взгляда.

Ричардсон обнимает себя руками, пытаясь успокоить непрерывный поток слез, вздрагивая то ли от страха, то ли от ненависти, то ли от боли в области груди, то ли от холода, то ли от безутешных рыданий. Именно тогда, стоя в центре комнаты и навсегда впитывая в память ковёр, испачканный кровавым пятном, Эрик понял, что он уже не ребёнок, потому что нормальные дети, живущие в счастливых семьях, никогда бы не столкнулись с кошмаром, который пережил мальчик пару минут назад. Именно в тот момент внутри него что-то разорвалось, что-то важное, что, безусловно, играло большую роль в сохранении адекватного восприятия мальчиком мира. Именно в этот день Ричардсон осознал, что больше никогда не сможет обнять своими грязными руками родную мать.

– Зачем? – дрожащим голосом спрашивает Эрик.

– Что, Витале? О чем ты? – с долей раздражения говорит Ачиль, развалившийся за своим столом.

– Зачем Вы приказали мне сделать это? – шепчет Ричардсон.

– Не устраивай драму на пустом месте, ragazzo mio. Это убожество не стоит того. Виновный должен быть наказан, причём желательно в удвоенном объёме по сравнению с совершённым им преступлением. Когда ты встанешь на моё место, ты должен будешь руководствоваться этим правилом, чтобы твоя роза продолжала цвести, чтобы люди смотрели на неё со стороны и восхищались, но подойти не могли, потому что боялись бы её острых ядовитых шипов.

Дверь с хлопком открывается. В комнату влетает обозлённая и в тоже время испуганная Франческа. Женщина, заметив своего сына со слезами на глазах, тут же подбегает к нему и прижимает к себе, пытаясь впитать всю пережитую мальчиком боль в себя.

– Что ты наделал?! Что ты сделал с моим мальчиком?! – кричит Франческа, роняя слёзы с глаз, но продолжая оставлять на макушке Ричардсона тёплые поцелуи, пытаясь хоть как-то успокоить его. – Почему Эрл тащил за собой… труп?! Что тут произошло?!

– Милая Фра, твой ребёнок сегодня повзрослел, – размеренно отвечает Ачиль.

– Ты убил его на глазах Эрика? Ему двенадцать, отец! Он должен вырасти здоровым ребёнком, а не психически больным! Я хочу, чтобы мой малыш был здоров!

Ричардсон быстро выбирается из родных объятий матери и отходит от неё к окну, забираясь на подоконник и утыкаясь лбом в холодное стекло. Франческа смотрит то на сына, то на отца, разрываясь между тем, чтобы подбежать к Эрику и прижать его к себе, и тем, чтобы придушить Арчиля.

– Что ты сделал с моим ребёнком?! – кричит женщина.

– Я убил его, мам, – тихо отвечает Эрик.

Мать бледнеет в лице и тут же бросается к своему сыну, обнимает его, крепко прижимает к себе, содрогаясь от рыданий.

– Зачем? Зачем ты сделал это, Эрик? – она целует лицо Ричардсона, гладит его по волосам, пытаясь удостовериться в том, что это всё ещё её мальчик, который любил читать книжки и изучать новое, искать необычное в мелочах. Но Эрик не отзывается на прикосновения и смотрит пустым взглядом куда-то в окно.

– Это ты! Это всё ты! Мой мальчик, ты делаешь это с моим мальчиком! Зачем? Зачем? Он совсем ребёнок, очнись! Зачем?!

Ачиль лениво вдыхает в лёгкие сигаретный дым, зажимая между двумя пальцами толстую папиросу. Его лицо не выражает сострадания, а в глазах можно было заметить огоньки раздражения.

– Глупая Франческа, твой прекрасный сын повзрослел, прошёл крещение огнём. Он должен быть сильнее, должен избавиться от своих страхов и слабостей. Гангстер должен быть холодным, – размеренно произносит мужчина, чётко выговаривая каждую букву.

– Он ребёнок, а не гангстер. С чего ты взял, что мой Эрик должен вырасти холодным? Позволь ему самому решить, кем он будет! – продолжает кричать мать, срываясь на слёзы и тяжёлые всхлипы.

– Это уже решено за твоего сына, он не может выбрать свой путь, потому что ему предназначено быть будущим доном «Нации розы», человеком без слабостей и страхов, сильным и закрытым для эмоций. Он должен быть выше, чем простой человек.

Больше Эрик не слушал, что говорили Ачиль и Франческа. В голове крутилось великое множество мыслей, но впилась в мальчика, зацепившись толстыми ногтями и огромными зубами, лишь одна фраза, брошенная доном: «Он не может выбрать свой путь, потому что ему предназначено быть будущим доном «Нации розы», человеком без слабостей и страхов, сильным и закрытым для эмоций». Выходит, Ричардсон уже не может испытать любовь и стать счастливым, потому что мама говорила, что взаимная искренняя любовь – это неземное счастье. А Эрику нельзя любить. Он должен быть одинок. Он должен прятаться от мира и беречь себя для того, чтобы вновь и вновь убивать. Эрик – не человек. Эрик – гангстер.

Lana Del Rey – Children of the bad revolution

Ричардсон вскочил с кровати, чувствуя, как по лбу стекает холодный пот. Щёки были мокрыми от слёз, отчего Эрику захотелось удариться о стену головой. Он так давно не просыпался ночью от кошмаров, вызванных воспоминаниями о детстве. Ричардсон пытался огородить себя от той боли, которую пережил в юном возрасте, пытался всё забыть, очистить память – не выходило. Эрик обливал полки с воспоминаниями алкоголем и поджигал их огоньком сигарет, пытался разрушить свои чувства наркотиками. И он забывался, терялся во Вселенной и вместе с тем терял самого себя.

Но в последнее время что-то крупно поменялось, потому что Эрик уже который день, которую неделю вновь погружался в пучины своего больного сознания. Впрочем, Ричардсон знал, что повлияло на его жизнь. Но об этом вообще не хотелось думать. Во всяком случае, не на трезвую голову.

Мужчина вышел из спальни, стараясь не разбудить сладко спящую Анджелль. Но в последний момент Эрик обернулся, внимательно посмотрев на свою жену. Её кудрявые золотистые волосы были в беспорядке раскиданы по подушке, мышцы лица чуть дёргались от неспокойного сна. Ричардсон уже и забыл, когда видел женщину выспавшейся и счастливой по-настоящему. Он прекрасно знал, что виноват в этом, потому что всегда был слишком плохим мужем для такой слишком хорошей жены, слишком прекрасной, слишком умной. Эрик знал, что об Анджелль мечтают многие мужчины, но не один из них не заслуживает даже её всегда такой дружелюбной и мягкой улыбки. Эта светлая женщина была достойна всего самого светлого и лучшего, но Ричардсон не мог дать ей даже своей грязной любви. Хотя, наверное, его любовь – это самое жуткое наказание.

Эрик встряхнул головой, чувствуя, как длинные волосы мягко ударили по лицу, и, наконец, вышел из спальни, быстрой походкой направляясь в свой кабинет. Он всегда прятался в этой комнате, когда не мог справиться с самим собой, чтобы не срываться на своих близких. Внутри всё ещё неприятно кололо после сна, поэтому хотелось отвлечься. Ричардсон залез на подоконник, схватив со стола бутылку дорого коньяка.

За окном – сплошная темнота. Даже не видно звёзд. Эрик невольно хмыкнул, сделав небольшой глоток обжигающего напитка прямо с бутылки. Если Анджелль узнает, что Ричардсон уже нетрезв, то наверняка устало покачает головой и тяжело вздохнёт. Раньше она пыталась бороться с Эриком и его тараканами, а потом сдалась. Оба знали, что мужчина и не без того понимает, что убивает себя. Эрик делал это осознано, что всегда пугало женщину ещё больше.

Более того, Ричардсон знал, что Анджелль боялась мужа.

Честно говоря, Эрик и сам боялся себя и тех мыслей, что иногда посещали голову. Он знал, что давно начал терять свой рассудок, что не всегда мог контролировать свои действия и слова, поддаваясь на провокации той темноты, которая родилась вместе с ним в тогда ещё совсем маленьком сердечке. Кажется, Эрик и вовсе появился на свет, чтобы разрушать. Иногда он пытался бороться с этим, когда находил причину жить, но быстро сдавался, потому что уже не мог вынести на слабых плечах весь неподъёмный груз, где-то глубоко в душе признавая, что нуждается в помощи, но не желая ни от кого её принимать. Иногда в голову на цыпочках, желая остаться незамеченными, чтобы не быть изъятыми, закрадывались мысли, от которых Эрик тщательно, но бесполезно старался огородиться. Он время от времени вспоминал преданный взгляд разноцветных глаз. Забавно, но Эрик даже помнил, что правый глаз был мягкого карего оттенка, похожий на блестящий каштановый плод, какие он, будучи ещё мальчишкой, собирал осенью под ногами для разных поделок. Левый был цвета травы в середине осени, когда все вокруг уже окрашивается в золотистые и багряные цвета, когда мир преображается и становится похожим на волшебную сказку. Эрик до ужаса любил осень, но также ему нравилось, как это время года отражалось в глазах Йоханесса.

Ричардсон сделал большой глоток коньяка, пытаясь утопить в алкоголе странные чувства, которые с каждым глотком поднимались все выше и выше, хватаясь за старые раны на сердце, создавая новые, более глубокие. Он закрыл руками лицо, пытаясь спрятаться от самого себя в темноте, но каждый раз видел перед глазами образ, который ненавидел до дрожи в коленях. Эрик помнил эти ощущения, помнил тепло в груди, но если раньше, много лет назад, оно грело, то теперь сжигало внутренности.

Телефон, стоящий на лакированном рабочем столе из красного дерева, зазвонил, словно человек на том конце провода предчувствовал ночную бессонницу Ричардсона. Эрик медленно поднял трубку дрожащими руками.

– Здравствуй, Рикки, – пропел весёлый женский голосок.

– Я просил не называть меня так, Цинния, – раздражённо фыркнул Ричардсон. А чей ещё звонок он мог ожидать в такое позднее время? Конечно, только глупой бесноватой подружки, для которой ночь и день были перевёрнуты вверх тормашками.

– Не будь занудой, caro33
  «Дорогой»; итальянский язык.


[Закрыть], – хихикнула женщина. – У нас для тебя небольшой, но крайне необычный сюрприз, крестный папочка. Уверена, что ты оценишь.

– Что вы опять натворили? – Эрик резко слез с подоконника, нервно кусая нижнюю губу. – Кристиан рядом с тобой?

– Считай, что да. Ну так ты приедешь? Я та-а-ак соскучилась, – промурлыкала Цинния.

– Ничего не делай, пока я не приеду, – прикрикнул Ричардсон, после чего с силой ударил трубкой по телефонному аппарату.

Внутри все колыхало алым пламенем. О, Эрик знал, на что способна эта безумная дама, которая, к слову, также являлась самой глупой женщиной на свете, самой извращённой и самой, черт подери, безумной. Он быстро оделся, пытаясь при этом не разбудить Анджелль, схватил трость и револьвер, без которого никогда не покидал стены родного дома, уже на ходу накидывая плащ и шляпу. Адам и Боб уже ждали босса в заведённой машине, оба перепуганные и сонные, но понимающие, что не имеют права ослушаться.

– Куда едем? – тихим голосом спросил Адам.

– На базу. Быстро! – прохрипел Эрик.

***

Again – Plaza

Цинния развалилась в старом бархатном кресле, закинув ногу на ногу. Выглядела она совершенно так же, как и обычно: спокойная улыбка на лице, всегда равнодушные к происходящему глаза и красиво сложенные на животе тонкие руки, облачённые в чёрные перчатки и усыпанные кольцами с поддельными драгоценными камнями в них. Но было сегодня в ней и то, что заставило Эрика понять, что «Нация Розы» по уши в дерьме из-за безумных поступков этой женщины.

– Папочка, я ждала тебя. У меня вспотели ладошки от волнения, – Цинния поднялась с кресла, плавно и медленно переступая на своих длинных ногах, приближаясь к Ричардсону. – Видишь, как дрожат мои ручки? – Блэйк вытянула вперёд свои ладони.

Темные короткие волосы, уложенные волнами, как и всегда игриво качались по слабому ветру, но кроваво-красное короткое платье, отделанное бахромой, было чуть вздёрнуто, очаровательные колготки в крупную сетку были порваны в нескольких местах, яркий алый маникюр почти стёрся, а на пальто с меховым воротником Эрик заметил редкие едва видные бардовые пятна.

Ричардсон притянул к себе Циннию за талию, больно сжав пальцами её правый бок, свободной рукой поправляя короткое платье, при этом медленно поглаживая стройные ноги. Женщина блестящими глазами следила за каждым движением Эрика, нещадно кусая свои темно-красные губы.

– Где твой мундштук, крошка? – бархатным голосом спросил гангстер, таинственно улыбаясь и глядя прямо в глаза Циннии, фактически не моргая при этом.

– В сумочке, – сладко выдохнула Блэйк.

– Где та двухметровая нить жемчуга, которую я тебе подарил? – Ричардсон провёл пальцами по внутренней стороне бедра женщины, заставив её кусать зубами свой указательный палец.

– Там же, папочка, – сиплым голосом ответила Цинния, почерневшими глазами вглядываясь в острые черты лица Эрика.

– Почему же она не на твоей прекрасной шейке? – гангстер приблизился к Блэйк, опалив чувствительную кожу на шее своим дыханием. Цинния покорно подняла голову выше.

Он имел удивительную власть над ней с самого детства, когда они ещё играли в одни и те же игрушки. Цинния любила быть непокорной, могла унизить любого мужчину одним своим взглядом, но никогда не понимала того, почему Эрик, который кажется невысоким и миниатюрным, чем-то похожим на чересчур реалистичную куклу, смог стать её повелителем.

– Я забыла надеть её, – произнесла женщина.

Эрик крепче сжал талию Циннии, желая причинить ей боль, мечтая о том, чтобы она наконец-то вскрикнула и захныкала, умоляя Ричардсона перестать. Но Блэйк лишь крепче прижималась к нему, желая получать большего. Ему даже нравилась эта безумная игра с сутенёркой..

– Какой подарочек ты приготовила папочке? – хриплым голосом прошептал Эрик на ухо Циннии.

– Пойдём, – хихикнула Блэйк, после чего взяла за руку Ричардсона и потащила его в подвал.

Огромная железная дверь в одну из комнат была закрыта на массивный замочек, ключ от которого Цинния, кокетливо улыбнувшись Эрику, достала из своего бюста. Ричардсон для приличия улыбнулся в ответ, несмотря на то, что поступок женщины не вызвал в нем никаких эмоций. Он привык, что Цинния флиртует, а Эрик должен на это отвечать, иначе грядут слёзы. Блэйк быстро вставила ключ в замочную скважину чуть трясущимися от волнения руками, потом торопливо и неуклюже открыла дверь.

– Тони, сладенький, мамочка привела папочку. Вылезай, пора знакомиться!

Placebo – Fuck you

В углу комнаты на голом каменном полу сидел мальчик лет восьми, одетый в яркую пижамку. Он испуганно поднял голову, когда услышал голос Циннии, и прищурился от яркого света, исходящего из коридора. Было плохо видно личико мальчика, но его пухлые щёчки блестели от слез.

Эрик замер на месте, большими глазами всматриваясь в фигурку ребёнка, пытаясь сложить в голове мозаику. Что здесь забыл этот мальчик? Кто он вообще такой? Зачем Циннии вообще понадобился несчастный юнец? В груди что-то невольно кольнуло, когда Блэйк обратилась к ребёнку по имени. Энтони, значит.

– Ну что? Он нравится тебе? Милашка, да? – щебетала женщина, от нетерпения кусая губы. – Ну же, не молчи! – капризно всхлипнула Цинния.

– Cosa ci fa il bambino qui, cagna?!44
  «Что здесь делает ребёнок, сука?!»; итальянский язык.


[Закрыть] – прошипел Эрик, чувствуя, как вскипает в жилах неконтролируемая злость.

Блэйк сделала небольшой шажок в сторону, испуганным взглядом смотря на Ричардсона, который крепко сжимал ткань своей рубашки, шумно вдыхая и выдыхая воздух. Цинния чувствовала себя загнанной в угол овечкой, прекрасно понимая, что сейчас Эрик – не человек, даже не гангстер, а настоящий хищник, который вполне может разорвать её на куски. Она не первый раз попадала в подобную ситуацию, но в такие моменты рядом всегда был Кристиан. В этот раз Цинния специально ничего ему не сказала, потому что Эдвардс портил любимую атмосферу своим присутствием. Но сейчас Блэйк даже не понимала, что опять сделала не так! Она всего лишь хотела порадовать Эрика, скорее даже обратить его внимание на себя, потому что в последнее время гангстер явно был занят кем-то другим.

– Perché sei arrabbiato? Non ti è piaciuto il mio regalo?55
  « Почему ты злишься? Тебе не понравился мой подарок?»; итальянский язык.


[Закрыть] – всхлипнула Цинния, чувствуя, как накатываются слёзы на глазах.

– Cosa sta facendo il ragazzo cazzo qui?66
  «Что здесь делает гребанный ребёнок?»; итальянский язык.


[Закрыть] – вновь повторил свой вопрос Ричардсон.

– Questo è il figlio di Garza Bush!77
  «Это сын Гарса Буша!»; итальянский язык.


[Закрыть]

Эрик ещё крепче сжал кулаки, не чувствуя боли, которая могла бы перекрыть гнев, овладевающий телом гангстера. Он видел, как появляются шрамы на ладонях, но никогда не запоминал, в какой именно момент.

Как она могла наплевать на золотое правило «Нации Розы», на то, что всё ещё делало их преступную группировку человечной? Цинния – фактически никто в этой истории, жалкая подчинённая, та, которая должна слушать и внимать каждому слову своего дона! Он убьёт её: в пытках, мучительно и жестоко, так, как никогда не хотел убить Гарса Буша. Эрик резко схватил Блэйк за руку, больно и сильно, так, что на коже останутся синяки, и потащил за собой, не обращая внимания на её крики и попытки вырваться. Ричардсон думал об одном: о том, как пойдут её блядскому телу полосы крови, о том, как скормит её печень и прокуренные лёгкие вшивым собакам. И о том, как собственной рукой достанет сердце из груди и положит его в банку со спиртом, чтобы вечно помнить самую прекрасную, самую безумную, самую глупую, самую извращённую блядь из всех, которых Эрик только знал.

Coldplay – Gravity

Раздался громкий крик, не тот, который принадлежал Циннии, а кажется, тому мальчику. Ричардсон резко отпустил женщину и обернулся. Энтони смотрел на гангстера огромными напуганными темно-карими глазами, такими красивыми и глубокими, в которых, возможно, через несколько лет утонет какая-нибудь глупая девица. Или, кто знает, может это будет маленький внук гангстера, каким когда-то был сам Эрик, который будет искать спасения где угодно, только не в собственном доме.

Ричардсон быстро подошёл к ребёнку и присел перед ним на корточки.

– Тони, пожалуйста, не бойся. Мы не сделаем тебе больно или плохо. Никто не сделает тебе больно или плохо. Я обещаю, – ласковым голосом произнёс Эрик.

Энтони чуть подвинулся назад, все ещё роняя солёные слёзы страха, вызванные ужасной ситуацией, в которую мальчику не повезло попасть. И Ричардсон прекрасно понимал, что никогда на свете этот ребёнок не поверит ему, жестокому гангстеру, который пару секунд назад чуть не убил свою подчинённую.

– Ты голодный? Ты хочешь кушать?

Мальчик отрицательно покачал головой, внимательно следя за каждым движением Эрика.

– Может быть, ты хочешь спать? Уже поздно.

– Я хочу к маме, – шёпотом ответил Тони.

– Да, точно. Ты хочешь к маме и к папе, – тяжело вздохнул Ричардсон. – Ты скоро увидишь своих родителей.

– Я не хочу к папе! Я хочу к маме, – более уверенно произнёс мальчик.

Со стороны Ричардсона было очень глупо спрашивать, почему малыш не хотел видеть своего отца. К тому же, Эрик мог догадаться. Гарс Буш – редкостный мудак, алкоголик и крайне азартный человек, который тратил все деньги своей семьи на свои развлечения.

– Ты скоро увидишь её, – Эрик поднялся на ноги, отряхнув брюки. – Поднимайся, нечего тебе сидеть на грязном полу. Пойдём со мной.

Ричардсон вышел из комнаты, которую между собой гангстеры называли тюремной камерой, а вслед за ним покорно выполз Энтони, медленно и очень неохотно переставляя ногами. Но мальчик резко остановился, когда столкнулся с холодным и жестоким взглядом Циннии, которая сейчас была похожа на дикую кошку, готовую разорвать на кусочки ребёнка, помешавшего её планам.

– Non farmi arrabbiare88
  «Не зли меня»; итальянский язык.


[Закрыть], – высокомерно произнёс Ричардсон, после чего осторожно взял Тони за ручку и повёл за собой.

Эрик отвёл мальчика в свой кабинет, в котором находился старинный кожаный диван, который, впрочем, был совсем не плох для ночёвок на нем. Пока Ричардсон расстилал Энтони постель, тот внимательно изучал взглядом всё, что находилось в небольшом помещении. Он подходил к шкафчикам и брал в руки различные статуэтки, из-за чего Ричардсон пару раз успел поймать себя на мысли, что улыбается, глядя на это.

– Ты точно не хочешь есть? – с ноткой беспокойства в голосе спросил Эрик, поправляя подушку на диване.

– Можно мне водички? – смущённо попросил Энтони, показав маленьким пальчиком в сторону кувшина с водой.

– Конечно, – улыбнулся Ричардсон, после чего тут же протянул мальчику стакан с напитком.

– Спасибо.

Тони быстро осушил стакан, так, словно он не пил целый мучительный день, жутко страдая от жажды.

– Почему та тётя посадила меня в тюрьму, а Вы привели меня сюда?

Эрик тяжело вздохнул, пытаясь справиться со вновь возникшим чувством ненависти к женщине, которую знал на протяжении всей своей жизни, но никак не мог научиться адекватно реагировать на её поступки, влекущие за собой огромные разрушения.

– Потому что ты не должен сидеть в тёмном и мрачном месте, – Ричардсон подошёл к мальчику и осторожно погладил его по плечу. – Ложись спать, малыш. Завтра ты увидишь свою маму.

Энтони замешкался, мечась взглядом то на диван, то на Эрика, но после недолгих раздумий всё-таки залез под одеяло и улёгся на мягкую подушку.

– Почему Вы накричали на ту тётю?

Ричардсон грустно улыбнулся и присел на диван возле мальчика, осторожно прикоснувшись рукой к его волосам цвета соломы.

– Потому что она не имела права с тобой так обращаться, – ласково произнёс Эрик. – Ты хороший мальчик, а не преступник.

– Мама говорит, что я плохой.

Ричардсон сжал руку в кулаке, искренне не понимая, почему родители Энтони относились так к своему ребёнку. Хотя какая нормальная женщина могла терпеть мужа-алкоголика, который тратил все свои деньги на азартные игры?

Смешно. Анджелль же терпела Эрика, хотя Ричардсон был куда хуже Буша. Да, гангстер – отвратительный человек, убийца, дон преступной группировки, но почему-то сейчас ему, а не Гарсу, хотелось уберечь этого ребёнка от тяжёлой жизни.

Почему Эрик думал об этом? Откуда в нем проснулась жалость? Было бы куда проще, если бы Ричардсон позволил Циннии убить Тони.

Но он не сделал этого.

Он пустил в своё сердце типично человеческие эмоции, позволил себе эмпатию. Эрик ведь постоянно от чего-то бежал и выбирал самый простой путь. Может быть, Тони – это его шанс? Не просто так же у него то же имя и тот же цвет глаз.

Нет, это определённо бред. Обычное совпадение. Эрик просто разозлился на Циннию из-за того, что та наплевала на правило, написанное в негласном кодексе рукой самого дона Ричардсона, поэтому так и прицепился к этому мальчишке. А тут ещё и оказалось, что его дома не особо ждут. Нельзя позволять себе жалость и сочувствие, тем более к совершенно чужому человеку.

– Энтони, – ребёнок вытянул свою маленькую кисть из-под одеяла, подражая взрослым мужчинам, которые здороваются, пожимая друг другу руки. Эрик улыбнулся краем губ.

– Эрик, – Ричардсон осторожно сжал холодную ладошку.

– Дяденька Эрик, Вы не обижайтесь, но я пойду спать, ладно? Так хочу, чтобы поскорее наступило завтра, – Энтони сладко зевнул.

Ричардсон прикусил губу, вновь чувствуя в груди это странное ощущение. Становилось больно на каком-то подсознательном уровне из-за того, что мальчик так рвался к своей матери, которая назвала его «плохим мальчиком». Возможно, Эрик просто плохо знал, что происходит в семье Бушей. Он ни в коем случае не имел права оценивать их отношения и делать какие-то выводы. Просто Ричардсон вспоминал своё детство.

– Добрых снов, Тони, – тихо произнёс Эрик, поднимаясь с дивана.

– Вам тоже добрых снов.

The Pretty Reckless – Nothing left to lose

Ричардсон вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь за собой, и почти сразу столкнулся взглядом со светло-голубыми глазами Кристиана, который смотрел на Эрика очень взволнованно и даже обеспокоенно.

– Дон, – прокашлялся Эдвардс, – что случилось?

– Твоя девушка-идиотка притащила сюда сына Гарса Буша, – выплюнул Эрик, испепеляя подчинённого злым взглядом.

– Дон, но ведь так у нас действительно больше шансов на то, чтобы поймать его.

Ричардсон вдохнул как можно больше воздуха, сжал в руках края рубашки, оттягивая их вниз, пытаясь успокоиться и не сорваться на гангстера и сутенёрку, которых уже давно в мечтах душил голыми руками.

– За что ты получаешь свои деньги, блять? За то, что ты и твои подчинённые не могут поймать одного гребаного алкоголика?! Скажи, пожалуйста, тогда что ты забыл в кресле моего заместителя, Кристиан? Может быть, пора заменить тебя? – Эрик внимательно смотрел на Эдвардса, который в свою очередь мог поклясться, что увидел в бирюзовом океане в тот момент настоящего морского дьявола.

– Скоро он будет у Ваших ног, босс, – тихим голосом ответил Кристиан, опустив голову.

– Не скоро, а завтра, Крис, завтра его жалкое тело будет у моих ног. А его несчастный сын будет дома с матерью. Ты меня понял?

– Понял, дон.

Цинния, все это время вжимавшаяся в стену и пытающаяся стереть со своих щёк чёрную размазанную тушь, ринулась в объятия Кристиана, крепко прижившись к нему. Эдвардс лениво и словно нехотя положил свою руку на талию женщины.

– Он чуть не убил меня из-за того, что этого лягушонка зовут Энтони, – прохныкала Блэйк.

– Энтони? – удивлённо произнёс Кристиан, настороженно посмотрев на Эрика.

– Что с того, что его зовут Энтони? – проскрипел Ричардсон.

– С того, что я не слепая, Эрик! Ты всё ещё льёшь по нему слёзы, ты всё ещё ищешь людей, которые хотя бы отдалённо тебе его напоминают!

Гангстер прикусил губу и отвернулся. Конечно, Цинния не специально сделала это, вряд ли она хотела причинить боль своему другу детства, просто иногда женщина не думает о том, что говорит. Но ей удалось попасть в цель. Энтони – это самая больная тема для разговора, которую можно только придумать. И Эрик только сейчас смог признаться себе в том, что искал в том ребёнке что-то похожее на человека, которого никогда не сможет забыть.

– Прости, Рикки, я не хотела, – прошептала Цинния, сделав небольшой шаг в сторону Ричардсона. Дон попятился назад.

– Цинния, уйди прочь и попроси Адама довезти тебя до дома, – твёрдым голосом произнёс Кристиан.

– Какого черта, Крис! – возмутилась Блэйк. – Я не уйду, слышишь? Ты не можешь каждый раз выгонять меня, чтобы остаться один на один с Эриком!

– Ты не заметила, что каждый раз, когда ты остаёшься с Эриком, ты портишь ему настроение? Его, блять, огородить нужно от тебя! – настаивал на своём Эдвардс.

– Да как ты смеешь, козёл! – Цинния замахнулась, чтобы дать пощёчину Крису, но тот вовремя перехватил её руку.

– Выйди отсюда вон, Цинния!

– Сам иди нахуй! – взвизгнула женщина.

– Цинния, пожалуйста, уйди, – спокойным голосом попросил Ричардсон. Блэйк перевела растерянный взгляд на Эрика, пытаясь найти в нём поддержки, но столкнулась лишь со льдом в глазах, причиняющим жгучую боль горячему сердцу.

– Ты хочешь? – слабо спросила Цинния.

– Да.

Женщина согласно кивнула, бросила на Ричардсона быстрый убитый взгляд и послушно вышла.

– Она всегда ищет поддержку именно в тебе, – хмуро произнёс Эрик.

– Но ревнует тебя, – покачал головой Эдвардс.

Ричардсон медленно подошёл к кожаному дивану и буквально упал на него, закрыв правой рукой часть лица. В голову вновь лезло огромное количество мыслей, но все они путались и мешались друг в друге, образовывая неприятную густую консистенцию, от которой Эрику теперь придётся каким-то образом избавляться. Он чувствовал мерзкий приступ удушья и не понимал, отчего ощущает чужие пальцы на своей шее. Казалось, что мир мимо куда-то мчался на огромной скорости, а Ричардсон тащился где-то сзади, еле перебирая ногами, не успев ухватиться за протянутую кем-то руку.

– Ты правда пожалел мальчишку из-за Энтони? – спросил Кристиан, присаживаясь рядом с доном.

– Конечно нет, – раздражённо фыркнул Ричардсон. – Она хотела его убить.

Puttana stupida99
  «Тупая шлюха»; итальянский язык.


[Закрыть].

– Ты назвал её тупой шлюхой? – тяжело вздохнул Эдвардс.

– О да, – Эрик расплылся в довольной улыбке.

– Меня раздражает то, что она без ума от тебя.