Текст книги "Месть колдуна или Приключения медвежатника (СИ)"

Автор книги: Alex O`Timm

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Месть колдуна или Приключения медвежатника

Глава 1

1

…Сев в мягкое купе скорого поезда Воронеж-Москва, я как обычно, переоделся в свободный халат, слегка перекусил доставленным из вагона ресторана цыпленком-табака, свежим овощным салатиком, чашечкой кофе с бисквитом и заполировал все это стопочкой Шустовского коньячка. Затем почитал свежие новости, и решил, что самое время вздремнуть. Скорый поезд по этому маршруту движется не больше девяти часов, поэтому к завтрашнему утру, я буду выспавшийся, и свеженький как огурчик, что позволит мне сразу же провести рекогносцировку, и приступить непосредственно к делу. Тем более, что времени по большому счету, не так уж и много. Клиент, свалил из Первопрестольной очень ненадолго, и хотелось бы закончить со всеми делами, задолго до его возвращения. Все же шутки с колдунами такого класса, как Полиграф Дормидонтович Звероватый, несколько, скажем так, неуместны. Поэтому, хотелось бы к его возвращению, быть от этого места, как можно дальше.

Так-то понятно, что вычислит он меня на раз плюнуть, но артефакт к тому времени будет находиться в уже в руках заказчика, следовательно, претензий ко мне быть просто не может. Как говорится – «Бизнес, ничего личного». В конце концов, все мы небезгрешны, и сам Полиграф Дормидонтович, тоже не раз пользовался услугами людей моей профессии, в добывании нужных артефактов и ингредиентов, имеющихся у конкурента, но так необходимых ему самому.

Хотя бы исходя из этого, мстить исполнителю, дурной, знаете ли, тон. Если кто-то узнает о свершившейся мести, а узнают наверняка, то с ним просто не станут иметь дело. А это гораздо хуже, чем пропажа пусть и дорогого артефакта. Да и в конце концов, ведь это по большому счету, вина хозяина, хотя бы в том, что тот поскупился на должную защиту и посему прое…, простите, проворонил, так нужную ему вещь.

В том, что я смогу справиться с заданием, я ни грана не сомневался. В конце концов, я никогда не брался за то, с чем не смогу справиться. Поэтому сейчас, не забивая себе голову дурными мыслями, спокойно спал на мягком диване, предупредив проводника о том, что желаю подняться за полчаса до прибытия в столицу, привести себя в порядок, и выпить большую кружку кофе с круассанами.

Утром все случилось именно так, как и было задумано еще вечером. Легкий стук в дверь, прервал мой достаточно чуткий сон, и я объявил проводнику, что проснулся и, что уже через десять минут можно подавать. Зайдя в туалетную комнату оправился, привел себя в порядок, после ночных грез, и пока еще в халате присел к столу, просматривая вчерашние газеты и дожидаясь проводника с заказанными блюдами. После его появления позавтракал, переоделся в партикулярное платье, и уложив свои вещи в саквояж, и приготовив свой рабочий чемоданчик, вновь взялся за газеты, ожидая прибытия поезда на Казанский вокзал.

Сойдя с поезда, оставил положенное проводнику, и поймав экипаж отправился в одну из гостиниц города. Никогда не любил показного шика. Всегда предпочитал привлекать к себе как можно меньше внимания, и в тоже время никогда не скупился стараясь приобретать лучшее. Вы спросите, как можно совместить эти два понятия. Да очень просто. Зачем снимать номер в фешенебельном отеле, переплачивая втрое, за те же удобства, которые я смогу получить в более скромном заведении, за более низкую цену, при этом не особенно выставляя на показ самого себя. Может я в чем-то и не прав, но для моей работы, подобный выбор, я считаю, вполне оправдан.

Расположившись в номере, вызвал цирюльника, который привел в порядок мое лицо и слегка подравнял волосы. После чего, выйдя из номеров, вызвал извозчика и отправился на променад, указав ему точный маршрут, где я хотел бы побывать, при этом, приказал не торопиться. Спешить мне было некуда, а вот рассмотреть все пути подхода и ухода, было необходимо. Водитель кобылы, провел свою коляску по всему маршруту, с той скоростью, и останавливаясь в тех местах, где мне было угодно, после чего я приказал возвращаться назад. В итоге остались довольны все. Я тем, что изучил нужную мне обстановку, и подходы к объекту, а извозчик, достойной оплатой своего труда. Причем настолько достойной, что их обычное: «Добавить бы надо», или «Овес нынче дорог», даже не прозвучало.

Сейф от Швейцарской фирмы «Waldis Tresore С*» честно говоря меня совсем не впечатлил. Хотя продукция компании и была широко разрекламирована по всему миру, но по большому счету, её надежность была несколько преувеличена, как впрочем, и ценовая политика компании, которая уж никак не может порадовать среднего покупателя. А уж об изделиях премиального сегмента не стоит и вспоминать. Впрочем, реклама – двигатель торговли. А здесь реклама была настолько агрессивной, что казалось, любой взломщик, скорее повесится от тоски, едва увидев марку этого сейфа, нежели возьмется его вскрывать.

Вешаться я не собирался, поэтому, замки сейфа, которых оказалось целых семь штук, плюс магическая защита от взлома, упирались против меня в течении получаса. Следующим моим шагом было изъятие артефакта. Оставленный вместо него конверт, неким содержимым, должен был завершить дело, поставив жирную точку. О том, что там было написано я не то, чтобы не догадывался, а даже не забивал себе голову о том. Моим дело было изъять артефакт, представляющий собой небольшой медальон с большим синем камнем. И исполнить некоторые действия. Заказчики порой придумывают такое… Впрочем сейчас все было достаточно благоразумно. Артефактом нельзя было ни в коем случае касаться открытых участков тела. Поэтому заказчик требовал, чтобы я работал в перчатках и куртке с длинными рукавами. Куртка была заменена рубашкой, что тоже вполне отвечало требованиям заказчика, а без перчаток я и так никогда не работаю, чтобы не оставлять отпечатков. После того, как артефакт был изъят с постамента, следовало тут же поместить на пстамент письмо, врученное мне заказчиком. В письме, по заверению клинта были лишь добрые пожелания и ничего более. Да и проверка на скрытые заклинания, не выявила никаких подвохов.

Не найдя в этом ничего предосудительного, тем более своими действиями я вроде бы не должен был как-то активировать эту вещь, я выполнил все, что требовалось заказчику. Взял артефакт в левую руку, опустил ее вниз, затем правой положил на постамент письмо, которое едва коснулось основания, как тут же взорвалось мелкими искрами, заполнившими все пространство открытого сейфа, и на его месте мгновение спустя, начала раскручиваться воронка портала. Нет, я конечно всегда предполагаю, какие-нибудь пакости со стороны владельца сейфа, но чтобы нечто подобное делал заказчик, со мною впервые, а сомневаться в том, что все это происходит именно по его вине не приходилось. В этот момент у меня сильно зачесался нос и поэтому, без какой либо задней мысли, да и откуда ей взяться, если перед глазами происходит, нечто невероятное, поднял левую руку и почесал его. Видимо в своей оплошности, нечаянно коснулся цепью талисмана лица, потому что в следующий момент, почувствовал, как ожившая цепочка, змеёй бросилась на меня обвивая мою шею. Еще мгновением позже пачувствовал сильный жар у основания шеи, там, куда юркнул артефакт, выскочивший из руки, следом за затягивающей мою шею цепью, которая как удавка обернулась вокруг нее с такой силой, что трудно было дышать. Я просто не успел, ничего исправить, тем более, что находился в непосредственной близости от воронки. Был бы хотя бы сейф не слишком большим, я бы попытался захлопнуть дверь, но когда дверь весит больше пары тонн, и превышает твой рост, как минимум на полметра, подобной резвости ждать не стоит. Ко всему прочему, я и сам, как понял мгновением спустя, оказался в некотором оцепенении, из-за захлестнувшей шею цепи, и просто не мог шевельнуть даже пальцем. И поэтому секунду спустя, меня просто втянуло в зев раскручивающегося портала, и я потерял сознание….

…Я пришел в себя, еще находясь в дреме. Во всяком случае, перед пробуждением, я ясно увидел улыбающееся и очень довольное лицо Полиграфа Дормидонтовича, и его двигающиеся губы, пытающиеся донести до меня какую-то мысль, которая довольно скоро как бы соткалась в моем сознании.

– То ли еще будет. – Ясно было услышано мною. А мгновением позже я проснулся.

– А, где это я?

Моему изумлению не было предела. Вместо строго аскетичного помещения хранилища, где я недавно находился, или же несколько вычурного с претензией на роскошь, гостиничного номера, пусть не в самой шикарной, но и вполне приличной Московской гостиницы, у Нескучного сада, моему взору предстали голые металлические стены, и кованые решетки, какого-то вагона, окрашенные шаровой краской. Еще большее удивление вызвали сплошные деревянные полки в три яруса. Причем в средний ярус, была добавлена дополнительная секция, в результате чего, только возле выхода из этого помещения, можно было встать во весь рост. Зато благодаря этому получилось дополнительное спальное место. Пусть и не такое длинное как на боковых полках, но тем не менее, достаточное для не слишком высокого человека.

От удивления, граничащего с шоком, я некоторое время, не мог выполнить ни слова. Чтобы хоть как-то прийти в себя, занял сидячее, насколько это было возможно, положение, но понял, что долго так не усижу. Все-таки я находился на самом верху, а высота, между полкой и потолком, была такая, что здесь можно было только лежать. Подхватив свой походный чемоданчик, осторожно, чтобы не потревожить дремлющих на средних полках людей, я просочился вниз, иокинув взглядом нижнюю часть камеры, а это была именно она, попытался найти себе местечко, чтобы присесть.

Увы, свободных мест не было, да и люди сидели здесь настолько плотно, что втиснуться куда-то не представлялось возможным. Все же постарался быть вежливым и поэтому произнес.

– Здравствуйте, господа. А не просветите ли вы меня, что это за место, и вообще, что здесь происходит?

В ответ раздался оглушительный хохот. Отсмеявшись, один из мужчин все-таки произнес.

– Так, «столыпин» же, что тут непонятного.

– Столыпин? – удивленно переспросил я. – А при чем тут покойный Петр Аркадьевич?

Тут вытаращились уже на меня.

– Какой такой, Петр Аркадьевич. Вагон это – Столыпинский.

– Ах да, простите, сразу не понял вашего выражения. – Бросив взгляд на сидящих людей, заметил жмущегося к решетке самого молодого из них.

– Молодой человек, уступите пожалуйста место, я все же старше вас по возрасту, да я вижу, как вас клонит ко сну, а я освободил там полку, на третьем ярусе, можете перебраться туда. Вам там будет наверняка удобнее, чем здесь.

Молодой мужчина, хотел было возразить, но едва услышал про освободившееся место, тут же поднялся со своего и полез на верх. Я же не став дожидаться дополнительного приглашения, занял его место, и поставив свой чемоданчик возле стены, облокотившись на него спиной, достал из внутреннего кармана своей куртки небольшой дорожный хьюмидор, извлек из него сигару, откусил кончик, специальной гильотинкой, и закурил с помощью небольшой зажигалки, краем зрения отслеживая реакцию на мои действия у окружающих меня мужчин.

– А куда, мы собственно направляемся? – Спросил я, прерывая затянувшееся молчание.

Мой вопрос, вызвал не меньшее удивление, чем прозвучавший несколько ранее. Мужчина, сидевший напротив меня, слегка оскалился, а затем с явным раздражением произнес.

– Откуда ты взялся, такой умный? Одет как фраер, куришь кубинские сигары, одеколоном от тебя несет за километр. Кто ты есть вообще?

– Я? Да человек. Работал совсем недавно по одному сейфу, а тут нарвался на нехорошую ловушку. И вот сейф остался там, а я не пойми где, и неизвестно когда. Что же касается моего аромата, так, что же, от меня по вашему должно дерьмом пахнуть? Впрочем, если кому-то не нравится мое общество, могу и уйти. Я не настаиваю, да запахи тут у вас скажу, не очень. А сигара, кстати – Яванская.

Смех в камере заглушил мои последние слова.

– Уйдет он! Ты посмотри, чудило на решетку, да у тебя пальцы сквозь нее не пролезут, чтобы замок открыть. Ну давай открывай, хоть посмеемся, как корячиться будешь.

Я скосил глаза на встроенный в решетчатую дверь камеры, замок. После чего презрительно произнес,

– Этот примитив, открывается на два полу вздоха. Это вам не Швейцарский сейф «Waldis Tresore С*» с семью запорами, и магической поддержкой от взлома, а обычная заводская безделушка, рассчитанная на школьников начальных классов, и на тупых вертухаев считающих, что если ключ проворачивается туго, значит и запор сверхнадежный. Вы, лучше подскажите, если эту дверцу открыть, что ждет нас за нею.

– Чем ты открывать ее будешь, специалист, гребанный?

– Пусть это вас не волнует. При желании могу и внешнюю стенку вагона вскрыть. Немного дольше, но тем не менее. Но вы мне так и не ответили на два вопроса. Куда направляется этот поезд, и что меня ждет за этой дверью.

– Поезд идет в Комсомольск-на-Амуре, а в коридоре маячит вертухай из солдатиков. Просто, как вы, уважаемый, успели заметить, здесь несколько пованивает. Потому он и устроился в конце коридора, возле открытой форточки. И коридор видно, и свежий воздух из окна. – Произнес один из мужчин, сидящих подле меня.

– Комсомольск?! Не слышал, впрочем Амур большая река, а кроме солдатика в коридоре кто-то есть?

– А вам не все одно. Отсюда не сбежишь. Кроме этой дверцы еще в конце коридора дверь в тамбур возле уборной, и еще одна на выход. Железнодорожные ключи представляете?

– Простите, трехгранные?

– Именно. Вот такие и нужны. Согласен, при должной сноровке замок на этой двери откроется любым гвоздем, если разумеется сможете подобраться к нему с той стороны, но вот дальше, придется уже помучиться. А время не остановишь. Пуля она быстро летит, а у караульного пистолетик на ремне.

– И все же я попытаюсь. Не хотите ли компанию составить, а то как-то неудобно. Все же попутчики. Может, кому из вас хочется на волю, а вы тут прозябаете.

– Все это болтовня. – Вмешался другой мужик. – Согласен, Комсомольск, далеко не райское место. Но и трехгранный штифт без ключа не открыть.

– Такой подойдет? – Достав из-за спины, свой рабочий чемоданчик, я положил его на колени, и приоткрыл крышку. Сидящий рядом со мной зэка, краем глаза заметил его содержимое, и охнув, от восхищения, слегка отстранился от меня в сторону. Я же тем временем достал нужный ключ и показал мужичку напротив.

– Итак, господа, если вы хотите продолжить умные беседы здесь, не смею вам мешать. Но если согласитесь составить мне компанию, следует обсудить, кое какие детали. Так каким будет ваше положительное решение?

Как итог, со мною согласились пойти трое, еще одного сватали на должность барашка, или лося, но честно говоря, мне подобное решение не очень понравилось. Да и не зима за окном, а лес уж всяко человека прокормит, если, разумеется, человек знающий. Почему я набирал спутников, а не собирался идти один. Но и здесь присутствует рациональное зерно. Не то, чтобы я был меценатом, или пытался помочь всему миру, как раз наоборот, но кто-то же должен прикрывать мне спину. Мало ли. Пока выберешься из вагона всякое произойти может, а так хоть какая-то надежда. Да и в дальнейшем, тоже не помешает человек, знающий к кому можно обратиться. Хотя так надолго я уже не загадывал. Зато, уже после нескольких минут разговора, стало понятно, что тот портал перенес меня не просто в арестантский вагон, но и вдобавок мир оказался далеко не тот, к которому я привык. Один вопрос, владеют ли вертухаи особым даром или чутьем, вызвал только очередную порцию смеха. Поняв, что здесь надо мною либо насмехаются, либо никогда не видели настоящую стражу, в которую и принимают-то далеко не всех, а только умеющих распознавать эмоции, и способных хотя бы элементарно угадывать поведение. Впрочем, косвенные вопросы, заданные в момент обсуждения, явно дали понять, что здесь больше рассчитывают на технологии, чем на личный дар, и хотя бы это меня уже радовало.

Брошенный в сторону охранника узор познания, только подтвердил мои мысли, заодно и расставив все точки над Ё, рассказав мне о том, как построена система охраны, в одном отдельно взятом вагоне поезда. Как оказалось, здесь все было очень запущено. Караул, состоявший из одного прапорщика, и семерых подчиненных, нес службу следующим образом.

Четверо из состава караула, занимали посты, согласно расписания, но с некоторыми оговорками. При этом получалось, что молодежь, только недавно призванная в армию была вынуждена стоять на часах, и изображать из себя бодрствующую смены, как раз под утро, в так называемые собачьи часы. Получалось, что по уставу, положено стоять на посту два часа. Но так как, караул не меняется в течении всего конвоя, а это несколько суток подряд, было решено вместо двух часов, стоять вдвое больше. С одной стороны вроде бы и выгоднее. Ведь отстояв четыре часа на посту, затем отсидев те же четыре часа в коридоре изображая из себя бодрствующую смену, можно было спокойно заваливаться спать сразу на восемь часов. Но тут вступал в силу устав караульной службы, говорящий о том, что спать позволительно, только в ночное время суток. То есть с двадцати двух часов вечера и до шести часов утра. Кроме того, согласно тому же уставу караульный вообще не имел право спать на службе более четырех часов. Разумеется и здесь имелись некоторые послабления, но учитывая то, что молодежь в дневное время занималась наведением порядка, то отдохнуть было просто некогда.

А учитывая то, что недавно призванным доставалась как правило такая смена, что стоять и бодрствовать приходилось в ночное время суток, то на сон оставалось совсем уж мало времени. В итоге, уже сейчас, стоящий на посту солдатик, откровенно клевал носом, а тот, который изображал бодрствующую смену, уже бессовестно дрых в коридоре, неподалеку от купе караула. Все же остальные, то есть двое оставшихся часовых, из старослужащих, один солдатик из резерва, повар, помощник начальника караула, и сам начальник, бессовестно спали. Тем более, что ближайшая остановка поезда по расписанию намечалась на семь утра, и до этого момента, ничего тревожного просто не ожидалось.

Действительно. Часовой на посту, бодрствующая смена, на подстраховке, осужденные по камерам, а на дворе четыре часа ночи. Поезд же летит сквозь Сибирские леса, безостановочно уходя все дальше от цивилизации. Кого опасаться в таком разе?

Глава 2

2

Собачья смена, неумолимо приближалась. Точнее сказать она уже началась и тихой сапой двигалась по сонному вагону, похоже совсем не собиралась заканчиваться. Стрелки часов, висящих на стене в отсеке для караула, казалось, совсем обленились, и почти не двигались. Рядовой Рахмаджон Шарыпов, отодвинулся от открытой форточки, и решил пройтись по коридору. Не то, чтобы он был доблестным служакой и свято исполнял свои обязанности. Как раз наоборот. Просто стоя у открытого окна, он слегка замерз, даже несмотря на то, что благоразумно одел шинель, заступая на пост, все-таки ветер залетавший в форточку был холодным, но даже несмотря на это, он в какой-то момент понял, что если будет продолжать стоять на одном месте, то просто заснет, несмотря ни на что. Ни на холодный ветер, дующий ему в лицо, из-за чего он уже основательно простыл и покашливал. Не очередная сигарета, неизвестно какая по счету, выкуренная за последние два часа нахождения в коридоре, не помогали. И дело даже было не в том, что он боялся заснуть, а скорее в том, что в этом случае был шанс падения на заплеваный и грязный коридор, по которому даже ступать ногами было страшно.

Хорошо хоть с курением не было проблем, и курить пусть и не в открытую, но все же дозволялось. Во всяком случае, пока этого не видит начальник караула. Но прапорщик Каширин, прекрасно понимая, что до утра никому не понадобится, уже с вечера накатил стаканчик самогона, и мирно почивал в собственном купе, похрапывая под стук колес.

Рахмаджон, плелся по коридору, подволакивая гудящие ноги и мимоходом заглядывая в камеры, где-то в душе завидуя находящимся там и мирно спящим заключенным. С одной стороны, подобная служба ему даже нравилась. Все же проходить службу в поездах, пусть даже охраняя осужденных, гораздо веселее, чем просто через день заступать в наряд по кухне или же в караул по части. Или с утра до вечера намывать хозяйственным мылом и щеткой казарму, либо бесконечно выметать плац от пыли и случайно упавших березовых листьев, редкими пощипанными метлами.

С момента начала службы, он всеми фибрами своей узбекской души, возненавидел русские березы, рядком высаженные вдоль плаца и пешеходных дорожек всей территории части, и снежные зимы. Едва на деревьях появлялись первые листочки, как часть из них, тут же оказывалась на земле, как будто мстя бежному узбеку не понятно за какие грехи. И сколько не мети асфальт плаца, вышедший из казармы старшина, тут же находит нечаянно упавший листочек, и мести приходится заново. Зимой и того хуже. Снегопады практически непрестанны, и стоит только сгрести снег в кучу, как приходится начинать все сначала, потому что нападало еще больше.

Другое дело конвой. Да тяжело, но зато гораздо спокойнее да и выгоднее. Разумеется его, как молодого пока не подпускали к торговле, но деды, едущие с ним в одном карауле уже развили кипучую деятельность продавая «пассажирам» тройной одеколон, по десятке за флакон или чай по пять рублей за стограммовую пачку. Водки в этот раз не было, или до нее еще не добрались, но целый ящик одеколона, состоящий из тридцати флаконов, загруженный в вагон перед отправлением, опустел уже больше, чем наполовину. Он только и успевал, что подносил дедам новые флаконы, и выбрасывал опустевшую тару за окно.

Если так будет продолжаться и дальше, то к концу службы, и он приедет домой вполне обеспеченным человеком. Тем более, что в роте рассказывали о том, что тот же Таймураз Качарава, когда-то служивший в роте, едва уволившись на дембель уже на следующий день подъехал к части, на собственных «Жигулях» и ни у кого не возникло даже доли сомнения в том, что куплена машина была за деньги, полученные от торговли водкой и одеколоном.

Дойдя до туалета Рахмаджон развернулся, и уже собрался было идти в обратную сторону, как его негромко окликнули. В принципе, разговаривать с зэка, никто не запрещал. Ну, а чем еще можно заняться на посту, и как иначе продать тот же одеколон или чай, если ты будешь молчать и отворачиваться. Да и просто поговорить, кому от этого будет хуже. И зоновские байки можно послушать, да и время пролетит быстрее. Правда не всему рассказанному стоит верить, но Рахмаджон был твердо уверен, что его-то точно не смогут обдурить ушлые заключенные. В голову тут же пришло воспоминание от услышанного недавно рассказа.

Служили у них в роте два дружка, которые были просто помешаны на зоновских маклях. Маклями в части называли поделки из зоны, будь то красивый нож, плетеное из проволоки колечко, красиво оформленная деревянная рамка под фотографию, или скажем сделанные зэка нарды, шахматы, домино. Правда те же нарды или шахматы, редко доходили до простых солдат, оседая у начальства, но то, что такие поделки существуют знали все, да и у ротного были такие вот нарды, подаренные ему командиром шестой роты, бойцы которого охраняли зону, в Семилуках, что под Воронежем. И так как находились они в его кабинете, все солдатики их видели не однажды, и очень завидовали капитану Синелову. Коробка раскрывающаяся в игровое поле, была украшена искусной резбой в восточном стиле, а какждая шашечка, вообще представляла собой произведение искуства, до того была хороша. Внутреннее поле тоже было украшено арнаментом и покрыто лаком, так, что завораживало взгляд. Рахмаджон очень завидовал нначальству, и ему очень хотелось заполучить к дембелю, нечто подобное.

Вот дружки и мухлевали, выменивая все, что только можно у зэка. Правда или нет, неизвестно, но рассказывая ему о том случае старослужащий, вспоминал это со смехом. Вроде бы по его словам, загорелось друзьям вставить себе зубы. Почему-то к стоматологу, который имелся в полку, они не захотели обращаться, хотя он был достаточно опытным, и вставлял зубы всем, причем совершенно бесплатно. Но этим двум, почему-то захотелось поставить зубы так, как это делают умельцы на зоне.

Технологию, поговорив с осужденными в очередном конвое, узнали доподлинно. Как оказалось, для этого брался стальной гвоздь, примеривался к нужному месту, обтачивался напильником, а затем, осторожно и аккуратно облицовывался по наружной поверхности рандолем, то есть цыганским золотом. После чего, просто сажался на клей суперцемент. Правда, перед тем как этот гвоздь облицевать, нужно было этот рандоль отполировать и в обязательном порядке проверить, правильный ли это рандоль, или же стоит поискать другой? Правильным считался тот, который не тускнеет после того, как его проверяли специальным составом. Якобы объяснивший им эту технологию осужденный не знал, чем именно проверяется рандоль на правильность, но все же посоветовал обратиться к кому-нибудь еще. Ведь друзья ходят в конвои, вот и найдут там себе человека знающего.

И специалист с полным ртом золотых зубов нашелся. Очередной старый зэка, посоветовал друзьям применить для этого мелко разжеванную селедку с черным хлебом. Причем жевать ее, нужно было минут десять, перемалывая в однородную кашицу, которую, как оказалось можно даже сохранять. Более того, осужденный сказал, что если друзья снабдят его селедкой, то он приготовит им порцию этого вещества, правда потребовал с них за это пачку черного чая, ну, а как иначе, ведь он будет стараться для них.

Что самое смешное, они ему полностью поверили. Принесли из кухни караула, тушку селедки иваси, половинку черного хлеба и металлическую коробочку из-под зубного порошка. Разумеется, не был забыт и чай. К концу конвоя, им была выдана остро пахнущая масса неизвестно чего, но с некоторым ароматом селедки, лука и напутствием в том, что, массу можно хранить бесконечно долго. От времени она нисколько не теряет своих свойств, которые только улучшаются. Но если вдруг она начнет подсыхать, нужно просто взять нужное количество, разжевать его и оно вновь будет готово к употреблению.

Коробочка с остатками этого вещества, была найдена старшиной роты, во время очередной генеральной уборки. Так как он не знал, что это такое, решил отдать на анализ в медсанчасть полка. Тем более, что незадолго до этого кому-то из солдатиков пришла посылка с небольшим количеством анаши, и почти половина из имеющихся в роте старослужащих загремели на пятнадцать суток на губу, потому что как следовало из рапорта дежурного по части: «Беспричинно смеялись, указывая друг на друга пальцами, а любой вопрос обращенный к ним, воспринимался ими, как лучшая шутка Петросяна, и сопровождалась гомерическим смехом». И теперь, старшина Савраскин опасался, а вдруг эта гадость очередной наркотик, присланный в посылке и незамеченный им при распаковке.

Результаты анализа, выданные медсанчастью полка, привели его в ступор. Как оказалось, в баночке находится перемолотое с черным хлебом, и начавшее загнивать, филе селедки, с добавлением к этой массе некоего количества мочи взрослого мужчины, переболевшего венерическим заболеванием, нескольких граммов махорки и табачного пепла. Все это наводило на мысль, что кто-то срыгнул недоеденную селедку, бросил в баночку окурок, а чтобы он не тлел, залил все это собственной мочой, и тщательно перемешал.

Разумеется, баночка с содержимым, изрядно пованивающая к тому времени, было брезгливо выброшена на помойку, а когда на вечерней проверке был задан вопрос, кому принадлежит эта гадость, друзья, тут же попытались что-то вякнуть на счет того, что это очень нужная в хозяйстве вещь. Правда, после того, как старшина зачитал состав этого вещества, один из дружков, тут же сорвался со всех ног в туалет, удерживая возле своего рта ладонь. А второй уже со следующего дня долго светил фонарями на обеих глазах, рассказывая всем, как упал с лестницы, наступив на кусок мыла. Дружба разумеется с того дня, тут же сошла на нет. (Кстати реальная история)

Конечно ничего жевать Рахмаджон не собирался, но узнать зачем его позвали было любопытно. Тем более, что хоть его и не подпускали к торговле одеколоном, у него все же была надежда, и потому во внутреннем кармане гимнастерки, все же лежал флакончик «Сирени». Разумеется, это был не «Тройной одеколон», но выручить хотя бы пять рублей, он все же надеялся. А там лиха беда начало. Вот только стоило ему слегка согнуться, как он услышал странный вопрос, от сидящего возле самой решетки, к его удивлению, прилично, в отличие от всех остальных, одетого зэка приятно пахнувшего дорогим одеколоном.

– Скажи мне мой юный друг. Ведь дважды, два – четыре?

– Да, – несколько удивленно, но уверенно, ответил солдатик.

– А два плюс два, тоже четыре?

– Конечно!

– А три плюс три шесть?

– Разумеется.

– А почему тогда трижды три девять?!

От последнего вопроса Рахмаджон прекрасно знавший таблицу умножения, сложения, и даже когда-то в школе легко возводил числа в степень, впал в ступор, не понимая почему такие разные ответы. И поэтому не успел даже вскрикнуть, когда дверь, ведущая в камеру, вдруг окатилась в сторону, а Рахмаджона схватив его за руки и полы шинели втащили в камеру. Мгновение спустя он почувствовал сильный удар по голове, и потерял сознание. Здесь его быстро освободили от ремня с пистолетом и шинели. Связали руки шнурками от обуви, в рот затолкали, какую-то вонючую тряпку, и тут же засунули бедного солдатика под нижнюю шконку, к обитающему там, опущенному – Анке-пулеметчице. Разумеется, последнего звали как-то иначе, но для Рахмаджона, это не имело особенного значения.

Между тем, его шинель, перепоясанная ремнем с кобурой, правда уже без пистолета, была напялена, на другого обиженного. И он был выпровожен в коридор, где вскоре и занял место в его конце, у двери со стеклянным полотном, закрывая своим телом весь вид, на коридор.

Между тем, из камеры, куда только что запихнули, потерявшего сознание солдатика, одна за другой, выскочили четыре тени, и не особенно рассусоливая, быстренько просочились в тамбур вагона, плотненько на ключ заперев за собой входную дверь. И как только они исчезли из поля зрения, дверь ведущая в камеру, тут же сама собой прикрылась, огораживая оставшихся там осужденных от центрального прохода. Рахмаджону, пришедшему в себя, тоже не оставалось ничего делать, как подергавшись некоторое время, и поняв, что самому ему не удастся развязать руки и выдернуть изо рта вонючий кляп, сделать еще несколько попыток освобождения, а после успокоиться и заснуть, прижавшись к Анке, чтобы согреться. Все же пол был изрядно холодный и почему-то сырой.