Текст книги "В тебе запоют мои птицы (СИ)"

Автор книги: Aino Aisenberg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Чай оказывается самым обыкновенным, с легкой ноткой бергамота и мяты. Не обжигающим, но горячим, как раз таким, как надо, и девушка с удивлением почувствовала: ей вполне уютно находиться в кабинете мистера Малфоя.

– Я предлагаю здесь и сейчас составить контракт, мисс Грейнджер, – нарушил тишину Люциус, вынимая из ящика чернильницу и перо.

– Я еще не сказала «да», – резко и однозначно ответила Гермиона, не понимая, почему из нее упорно не выходит: «Да, я согласна».

– Но вы пришли, – холодным сквозняком растерянности повеяло в голосе.

– Я хотела увидеть.

Рука с чернильницей застыла в воздухе.

– Не ожидал от вас проявления любопытства в таком виде. Честно говоря, мнение о вас складывалось иное.

– Я не ответила и отказом… – спешно поправилась Гермиона, – располагая сутками на размышление, но констатирую, что в моем распоряжении еще полчаса. Я хотела бы услышать условия.

– Я предлагаю вам, мисс Грейнджер, провести в нашем доме неделю, пока я и миссис Малфой будем пребывать в отъезде. Все это время вы должны будете помогать Драко, если того потребует необходимость. Сын стремится к самостоятельности настолько, насколько это позволяет его нынешнее положение. Он не доставит вам хлопот, мисс, но нам с Нарциссой будет спокойнее, если вы будете постоянно присутствовать здесь. Если же мы не управимся с делами за неделю, каждый день, что вы вынужденно проживете в этих стенах, я щедро оплачу. Согласны?

– Почему я должна остаться здесь? Мне было бы проще и предпочтительнее забрать мистера Малфоя к себе. У меня небольшая, но удобная квартира, в районе с отличной инфраструктурой, так что пересекаться без нужды мы не будем.

– Это не мой каприз. У Драко проблемы не только со зрением, – нехотя признался Люциус. – Сыну тяжело передвигаться. Он ходит только на костылях, а и когда ему становится совсем плохо, он… будто бы лишается всех чувств.

– Как это связано с Мэнором? – упрямо перебивает Гермиона.

– Посмотрите вокруг, вам ничего не кажется странным? Таким, чего не встретишь в обычных домах?

– Только то, что он слишком огромен, даже для нескольких десят… – с вызовом начала девушка и тут же осеклась, поняв, за что так упорно цеплялся ее взгляд. Перила, назначение которых она так и не поняла, оказались даже в кабинете Люциуса. Но самым странным открытием стали валики на углах стола, на дверных косяках и углах шкафов, будто какой-то нерадивый эльф рассыпал по дому десятки подушек. И Гермиона, конечно догадалась: все это было предназначено для самостоятельного передвижения Драко по дому.

– Все так плохо? – невольно сорвалось с губ.

Мужчина не ответил вслух, склонив, однако, голову в знак справедливости ее вывода.

В тот же момент за дверью кабинета раздался тихий шорох, и до тонкого слуха Гермионы донесся женский голос, звучавший, однако неразборчиво и слишком тихо. А еще через мгновение, дверь распахнулась, и на пороге появился сам Драко Малфой, поддерживаемый под локоть матерью.

Вдруг стало совершенно нечем дышать. Происходящее казалось слишком уж абсурдным. Она в доме Малфоев и готова подписать бумагу, принимая заботу об их сыне на себя. Но ведь ничего не изменилось: перед ней стоял тот самый человек, из-за которого ее жизнь порой становилась невыносимой. Тот, кто унижал, обзывал и предавал, теперь нуждался в ее помощи.

– Здравствуй, – поздоровался Драко, и осекся. Гермиона понимала, что он должен был назвать ее по имени, но не смог или не захотел.

– Здравствуй, – ответила она не в тон, чувствуя, как дрогнул голос, не от воспоминаний, а от увиденного.

Не только поместье, но и все Малфои будто лишились красок жизни с тех самых пор, как она в последний раз их видела. И если бледность женщины маскировалась макияжем, то Драко предстал изумленному взгляду совершенно бесцветным. Глаза юноши были открыты, но то, что он не видит ничего, становилось понятно сразу.

Раньше она в шутку сравнивала Малфоя с хорьком-альбиносом. Теперь же лицо Драко казалось вытканным лунным лучом: ярким, холодным, стирающим острые фамильные черты, впитавшим весь цвет, подаренный природой. Юноша стоял, опираясь на костыли, стараясь держать спину прямо. Но, несмотря на все усилия выглядеть достойно, легкая дрожь в напряженных руках выдавала, сколь тяжело ему это дается.

«Тяжело», «больно» – эти слова всегда были для Гермионы волшебными. Побуждающими к действию. Она не знала, что может сделать, но уже была готова помочь.

– Может вам лучше присесть? – молвила она, обращаясь к Нарциссе и Драко, – мы с мистером Малфоем только планируем заняться составлением бумаг. Это займет какое-то время.

Солнечные зайчики беспорядочно бродили по полу и стенам кабинета, где четверо волшебников застыли в напряженной тишине. Подвижные световые пятна забрались даже на стол Люциуса Малфоя и играли в салки на пергаменте, заполняемом размашистым почерком. Они пробегали по рукам и белой рубашке мужчины, шаловливо взбирались по пиджаку за ворот, а затем на аккуратно собранную традиционную прическу, обращая внимание Гермионы, что в золотистом свете солнца волосы старшего Малфоя серы, как потемневшее серебро. Только теперь Гермиона поняла, что на голове Люциуса не осталось ни одного светлого волоса. Соль с перцем – одна седина.

Странным показалось узнавать ее голос. Он изменился, чуть надломившись, провалился куда-то в грудную клетку. По манере ее разговора стало понятно: за два года, что Драко не видел ее, девушка повзрослела, но оттого не стала менее узнаваемой.

Еще более удивительным было то, что теперь Гермиона Грейнджер находилась в отцовском кабинете и просила составить бумагу, согласно которой они будут вынуждены прожить под одной крышей несколько дней, а может, недель. Драко совсем не нравилась эта мысль, но он отгонял ее прочь, ведь больше всего на свете он не хотел расстраивать свою мать, что теперь стояла рядом и держала его за руку, как всегда в моменты, когда происходило что-то важное. Раньше ему частенько хотелось выдернуть ладонь из этого плена и закричать, что он уже не маленький. Давным-давно. А теперь он чувствовал ледяную влагу между их пальцами и понимал, как сильно волнуется мать, как переживает, если что-то вдруг пойдет не так. И Драко не мог ее подвести, а потому просто молчал, понимая, что как только мать и отец отбудут в Россию, он придет к Грейнджер и скажет ей, чтобы та убиралась восвояси. Что он и сам со всем справится. И ей придется уйти, а ему справиться со всем самостоятельно. А по возвращении мать и отец, наконец, поймут – он, Драко Малфой, не нуждается ни в чьей помощи. Особенно в грейнджеровской.

Она удивилась, но не высказала вслух, когда Нарцисса показала ей спальню, где Гермионе предстояло жить. Смежная с опочивальней Драко, комната, когда-то, видимо, выполняла функцию спальни для гостей, о чем свидетельствовала удобная кровать, застланная пушистым покрывалом. Упреждая вопрос девушки, Нарцисса произнесла.

– Я и сама сплю напротив, так, чтобы услышать, если ночью Драко понадобится помощь. Я – мать, и слух у меня прекрасный, а вы, боюсь, можете не услышать, находясь далеко. Так будет проще, удобнее, если ваши комнаты будут рядом.

– А сам мистер Малфой знает, что я буду за стеной?

– Да. Он попросил установить для вас здесь несколько шкафов, а потом, при помощи домовиков, заполнил их некоторыми книгами из семейной библиотеки. Драко говорит, что более всего на свете вы любите читать. Я тоже люблю, – на изможденном лице женщины вдруг расцвело подобие улыбки. – Книги – лучшее лекарство от всех бед.

Гермиона потрясенно промолчала, издали оценивая стоящие бок о бок громоздкие шкафы, уставленные книгами. Судя по всему, издания были старыми и редкими.

– Спасибо. Передайте от меня благодарность.

Нарцисса рассказала немного. Показав девушке ванную комнату, шкафчик с необходимыми Драко зельями, она простилась с Гермионой.

– Мы отбываем на рассвете. Провожать нас не нужно. Надеюсь, что вам будет удобно, а Драко не доставит много хлопот.

Оставшись одна, Гермиона села на угол кровати. В голове странным образом воцарилось безмыслие. Пустота. Комната казалась слишком большой, но удобной и, несмотря на то, что ремонт здесь еще не сделали, было заметно, что Малфои подготовились к ее приезду: стены украшали картины с видами на французские улочки. В том, что это сделано для нее, Гермиона не сомневалась – кое-где по краям новых полотен проступали пятна невыгоревшего гобелена, говорившие о том, что совсем недавно эти стены украшали совершенно другие картины.

====== Пробовать ======

I was your fear

And you were my fate.

I wanted you near,

But I bred you hate…

Я был твоим страхом,

А ты – моей судьбой,

Я хотел, чтобы ты была рядом,

Но лишь растил твою злость…

J. Edlund

Несмотря на то, что за ужином Малфои соблюдали все церемонии, уютнее от этого в их обществе не стало, и время текло медленно, в полном молчании, нарушаемом разве что, когда Нарцисса, вспомнив очередную не оговоренную деталь, обращалась к Гермионе. Так девушка узнала, что над кроватью Драко подвешен колокольчик, и в случае крайней необходимости он сможет позвать ее. Нарцисса рассказала, что Малфои не афишируют состояние сына, а посему прогулки в Косой переулок или куда-либо еще она считает излишними.

Гермиона же весь вечер исподволь разглядывала Драко. Юноша не принимал участия в разговорах и, казалось, мыслями витал где-то далеко-далеко. И Гермиона невольно думала: было бы интересно узнать, что там творится в голове Драко Малфоя.

Она дождалась момента, когда ее уход не будет сочтен невежливым и, простившись, удалилась к себе. «Чем скорее я лягу спать, тем быстрее придет завтрашний день, а потом он закончится, приближая мое освобождение», – уговаривала себя девушка, раздеваясь и укладываясь в постель. Сон, однако, не торопился прийти к ней. Растревоженным муравейником суетились минуты, незаметно складываясь в часы, а она все так же ворочалась с боку на бок. Одеяло казалось слишком тяжелым, постель чересчур жесткой, дом непривычно безмолвным, ведь сквозь окно ее лондонской квартиры всегда проникало достаточно много звуков. Малфой-Мэнор играл в молчанку. Сам с собой.

Пролежав без сна еще какое-то время, она встала. Выходить из комнаты не хотелось, несмотря на просьбу Малфоев чувствовать себя по-домашнему. В темной спальне, освещенной лишь узкой полосой лунного света, пробивающегося сквозь щель в портьерах, глянцевой синевой поблескивал угол книжного шкафа, и Гермиона подумала, что не будет ничего плохого, если она почитает на сон грядущий. Мысли не разошлись с делом, и запалив заклинанием свечи, она поддела домашние туфли, затем направилась к шкафам.

Стоило признаться, что ее удивил выбор Драко, ведь по соседству с редкими книгами по зельеварению и заклинаниям, она обнаружила старые маггловские романы, те, что в мире простецов принято называть классикой.

Недоумевая, она провела подушечками пальцев по корешкам знакомых, читанных еще в отрочестве книг, будто это могло уничтожить фальшивый слой, явив взгляду незнакомые названия на рунах или старом английском. Но тома и не думали изменять свои имена. Оставаясь на местах, они сами просились в руки. И Гермиона выбрала книгу по заклинаниям, с самым затертым корешком, видимо, много раз читанную.

…

Когда Гермиона открыла глаза, положение солнца на небосводе указывало, что завтрак она давно и безбожно проспала и к обеду тоже стоит поторопиться. Девушка лениво потянулась, окинула взглядом комнату и… тут же вскочила на ноги, вспомнив где она и зачем. Путаясь в рукавах и штанинах, она торопливо оделась и прислушалась: из комнаты Драко не доносилось ни звука.

Гулко стучало сердце, и в ленивой полуденной тишине слышался лишь мерный гул шмеля, вьющегося над розовым кустом прямо под окнами. «Я должна была проснуться раньше и проверить все ли в порядке», – звучало в голове. В два шага преодолев расстояние до двери в спальню Драко, Гермиона громко и отчетливо постучала. Один раз. Два. Три. Но ответа не последовало. В панике она распахнула дверь.

Пустой залитый дневным светом квадрат огромной комнаты, встретил ее тишиной и невероятной чистотой. Она, конечно, предположила бы, что потрудилась не одна пара рук домовиков, но чуть кривовато накинутый на постель плед (о, эльфы не могли позволить себе такую вольность), а так же пустая чернильница на столе, перевернутая вверх дном, говорили о том, что наведением порядка тут занимался сам хозяин.

Непонятно почему, но это умозаключение тронуло девушку. Недолго, неявно, не настолько, чтобы остановиться и размышлять. Чувство тревоги и неразрешенная загадка, куда подевался Малфой, изгнали Гермиону в холл, где она едва не наскочила на домовицу Вииво, держащую в руках поднос с единственной чашкой, при ходьбе бодро позвякивающей о надутый фарфоровый бок чайника.

– Вииво, где мистер Малфой? – нетерпеливо спросила Гермиона, забыв поздороваться.

– Доброго вам утра, юная мисс, – поздоровалась эльфийка, отвесив глубокий поклон. – Молодой хозяин в это время, если позволяет погода, гуляет в саду. Я могу проводить вас, если хотите, потому что как раз несу чай для него. Липовый, знаете ли. Мистер Малфой чрезвычайно любит липовый чай.

Вииво лопотала что-то на ходу. Гермиона не слушала, все еще коря себя за непростительно крепкий сон. Вскоре, однако, девушке просто пришлось отвлечься, слишком уж потрясающим оказалось зрелище.

О богатстве Малфоев ходили легенды, и пафос всегда был бессменным спутником этой семьи, но сад, по которому они теперь шли, показался Гермионе воистину совершенным. И дело не в магии, витавшей над растениями и многочисленными фонтанами, а в тонком вкусе, с которым был проработан ландшафт. Гермиона ожидала увидеть аккуратно подстриженные кустарники и жуткие композиции из плюща, но сад выглядел вполне естественно, будто этих насаждений никогда не касалась рука с садовыми ножницами. Возможно, притягательность заключалась в аккуратности: дорожки, посыпанные розоватым песком выглядели нехожеными, статуи, на первый взгляд, расположенные бессистемно, поражали мастерством скульптора, выполнившего их. Гермиона не удержалась и на миг остановилась возле одной из скульптурных композиций. Белый мрамор увековечил обнаженную пару. Девушка, с аккуратно подобранными в классическую прическу волосами, руками закрывала глаза юноше, будто застал их момент Вечности во время игры в «Угадай кто?». Лицо мраморной девушки было исполнено четко и тонко, точно жизнь в него вдохнула рука скульптора эпохи Возрождения. Гермиона как зачарованная рассматривала легкую улыбку, тронувшую каменные губы. Едва заметную, почти неразличимую. Лицо юноши хранило покой и умиротворение, словно он заранее знал чьи ладони легли ему на веки.

– Мисс, вы отстаете, – услышала Гермиона голос эльфийки.

– Да-да, прости, Вииво, скульптуры здесь очень красивые.

– Молодой хозяин коллекционировал их, когда… – тут домовица осеклась.

– Когда Драко еще видел? – закончила за нее Гермиона.

Домовица потупила взгляд и произнесла скороговоркой: «Вииво – плохой эльф. Вииво обсуждает хозяина за его спиной».

– Прости, прости меня, – зачастила Гермиона, глядя, как наполнились слезами огромные синие глазки несчастного существа. – Ты очень хороший эльф, поверь.

– Пойдемте за мной, мисс, мы почти на месте, – ответила Вииво, не смея принять комплимент.

Драко расположился в ротанговом кресле. Удобном и высоком, так, что над спинкой виднелась только белокурая макушка. Юноша сидел к ним спиной, и Гермиона сочла правильным кашлянуть и обнаружить свое присутствие заранее. Юноша вздрогнул и что-то быстро спрятал под огромным пледом, укрывавшим его ноги, а так же клочок газона перед ним.

– Зачем ты пришла? – вместо приветствия с нажимом спросил он.

– Здравствуй, – дрогнул голос, и хорошее настроение моментально улетучилось. Гермиона обошла кресло и посмотрела на Драко.

Несмотря на жару юноша практически полностью завернулся в шерстяной плед. Рядом с креслом располагался небольшой стол, на который Вииво тут же установила поднос.

– Прикажете налить вам чай, мистер Малфой? – раздался тонкий голосок.

– Нет, спасибо, справлюсь сам. Ты можешь быть свободна. Я позову, если будет нужно.

– Может быть я смогу помочь? – спросила Гермиона и уже через миг пожалела о том, что открыла рот.

Глаза юноши широко распахнулись, маленькие кружочки зрачков превратились в точки, а на щеках пожаром вспыхнул румянец:

– Зачем ты сюда пришла? – повторил он вопрос, проигнорировав ее собственный.

Малфой остался Малфоем. Эта мысль неприятно царапнула где-то внутри, по смело уже нарисованному в мыслях портрету изменившегося человека. Сейчас он сидел напротив нее с таким знакомым выражением злости и брезгливости на лице, что с языка Гермионы уже готова была сорваться ответная грубость, если бы не взгляд юноши, беззащитно направленный в пространство мимо нее. «Спокойно, Гермиона, – обратилась девушка сама к себе. – Он злится, потому что чувствует себя уязвимым. Это просто защитная реакция».

– Я пришла сюда, потому как твои родители считают это необходимым. Да и я тоже. Ты не в том состоянии, чтобы все делать самостоятельно. В любой момент тебе может понадобиться помощь.

– То есть ты всегда начеку?

– Да.

– Поэтому спишь до обеда, когда в любой момент бедняжке Драко может стать плохо? Когда ему нужно будет вытереть сопли или задницу? Когда нужно будет погладить его по голове и сказать, что все хорошо и дальше будет только лучше? Все лучше и лучше, да?!

– Я долго не могла заснуть потому, что боялась не услышать тебя, если тебе действительно нужна будет помощь. А потом… я еще не привыкла… я проявила безответственность.

– Мне не требуется ничья помощь и присутствие, – прервал пламенную речь Гермионы Драко. – Дом оборудован так, чтобы я все мог делать самостоятельно, даже без помощи домовиков. Ты можешь отправляться восвояси. Я не расскажу родителям, и ты получишь обещанные отцом деньги. Ты не нужна здесь. Мне никто не нужен!

– Драко, – как можно спокойнее сказала Гермиона, – ты говоришь так, чтобы спровоцировать меня, но ничего у тебя не выйдет. Если тебе неприятно мое общество, отвечу – это взаимно. Отныне я постараюсь не пересекаться с тобой без надобности, но если тебе что-то будет нужно – ты знаешь, как меня позвать.

Если бы Драко мог видеть, он бы извинился сразу после фразы, указавшей Гермионе, что та проспала. Если бы, уходя, Гермиона чуть прислушалась, а возможно ветерку стоило шептаться с кронами деревьев чуть потише, она бы услышала, как Драко Малфой тихонько сказал: «Прости, я не хотел, Гермиона». Зато сам Драко хорошо услышал ее имя, прозвучавшее из собственных уст будто камнепад. Четыре чужих, неуютных, непривычных слога, когда он привык к тому, что это – Грейнджер. Та, что все знает лучше всех, та, которая тянет руку в ответ на любой вопрос и неизменно получает высший балл. Теперь же она допустила ошибку и… с готовностью признала ее, объяснив свой промах волнением.

– Если бы я действительно мог этому верить, – сказал Драко еще тише.

И она, конечно, не услышала тихих фраз, не увидела, как из-под пледа была извлечена толстая книга, как долго он листал ее, отыскивая нужную строку в брайлевом шрифте. Но она удивилась бы безмерно, если бы прочла следующую фразу вслед за ним: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь»*.

Драко несколько раз оглаживает бугорки букв, пытаясь проникнуть в смысл написанного, но сегодня ему не читается. В мыслях он постоянно вынужден возвращаться к диалогу с Грейнджер и к думе еще более неприятной: он нахамил. Давным-давно, кажется лет сто назад, а на самом деле всего пару, он поклялся самому себе, что больше не заденет никого ни словом, ни делом. И вот что-то непонятное взбурлило в крови, вытащив на поверхность старого Драко, того, с которым он попрощался.

И он оставил нетронутый чай и уютный плед. Осторожно ступая, юноша направился к дому. Он был внимателен в подсчете шагов, но все равно дважды споткнулся и в мыслях запнулся тоже, понимая, что должен извиниться и признать, что присутствие Гермионы Грейнджер здесь необходимо.

Они встретились лишь за ужином. Гермионе долго пришлось уговаривать себя выйти к столу, а когда раздался звук гонга, она все медлила. В дурном настроении девушка вошла в столовую, предчувствуя новую перепалку. Каково же было ее удивление, когда облаченный в парадную мантию юноша, едва услышав ее шаги, вскочил с места и моментально преодолел расстояние, разделяющее их. Поддев ее под локоть, он произнес: «Разреши проводить тебя до стола?»

– Конечно.

Она позволила, хотя эти несколько ярдов, от дверей до стола, скорее сама вела его. Но он справился и учтиво отодвинул стул, чтобы Гермиона могла присесть.

– Спасибо, Драко, – четко произнесла она, сделав ударение на его имени.

Бледные пальцы вздрогнули, отпустив, наконец, её локоть,

– Приятного аппетита, – произнес он и, слегка склонив голову, направился к своему месту.

Их разделила громадная лакированная столешница, укрытая кружевной скатертью. Белой, точно узор на зимнем стекле.

И снова они молчали, не находя общих тем, опять Гермиона рассматривала своего нечаянного соседа. Драко же ловко управлялся со столовыми приборами, самостоятельно наполнял кубок из кувшина, совершенно не прибегая к помощи Вииво, бдящей, однако, неподалеку. И уже в который раз за день Гермиона спрашивала себя, так ли необходимо здесь ее присутствие.

– Ты совсем ничего не видишь?

– У меня осталось пять процентов от нормы, – спокойно, словно говоря о вещах будничных, произнес Драко.

– Как это?

– Это мерка людей, – устало сказал юноша, – думал, что ты лучше разбираешься в них, чем я.

– И все же? – настаивала Гермиона.

– Скажем так. Я могу отличить день от ночи. А вот сны мне лучше смотреть в очках. Так пошутил врач-офтальголог, у которого я проходил обследование.

– Офтальмолог, – машинально поправила Гермиона.

– Тем не менее, я вполне самостоятелен.

– Я это уже успела заметить, Драко, – голос девушки звучал серьезно, так что ответить колкостью было неуместно. Тогда он нащупал салфетку и промокнул губы.

– После ужина я предпочитаю проводить время в одиночестве, – предупредил он, выбираясь из-за стола. – Я буду в музыкальном зале. Это вторая дверь налево в северном крыле. Третий этаж… если тебе действительно необходимо знать мое местоположение.

– Тебя проводить?

Возможно это было лишним вопросом, потому что лицо юноши мгновенно порозовело, но на сей раз он сдержался, уточнив: «На стыках перил есть деревянные фигурки различных животных. По ним я ориентируюсь. Или считаю шаги. Я не нуждаюсь в поводырях».

Он понимал, что последняя фраза вновь прозвучала грубо, но просто отвернулся и зашагал к выходу.

– Хорошо, – ответила Гермиона, – хорошего дня тебе, Драко.

Она еще слышала, как какое-то время о деревянный пол ударяла его трость: «Странно, – подумала она, – сегодня он обходится без костылей».

Оставшись наедине с собой Драко долго не мог успокоиться и бродил из угла в угол, меряя просторную комнату широкими шагами. Мерно тикали часы, отмеряя минуты очередного бесконечно долгого и бесполезного дня. Тихо шелестел диск на проигрывателе. Раньше классическая музыка всегда успокаивала юношу, а теперь он даже не заметил, как закончилась пластинка, и теперь шуршание иглы о винил вызывало ассоциации о ветре.

Из головы упорно не шел ее образ. Бить себя по щекам или крепко жмуриться оказалось бы делом бесполезным. В последний раз он видел Гермиону при битве за Хогвартс, когда она, вместе со своими друзьями, спасла его из горящей Выручай комнаты. Драко помнит тот день, как будто то случилось накануне. И помнит лицо Грейнджер, на миг склонившееся над ним, когда они задыхаясь и кашляя вылетели из горящего помещения.

– Малфой, с тобой все в порядке? – спросила она тогда.

В тот день от нее пахло копотью и смертью. А теперь, когда она проходила мимо, до его обоняния доносился едва различимый шлейф незнакомых, наверняка маггловских духов. И все же он не сомневался, Грейнджер не изменилась. Невысокого роста, длинноносая девушка с крупными зубами никогда не была красивой. Вот только после того «Малфой-с-тобой-все-в-порядке?» – короткого вопроса, в котором сконцентрировалась вся искренняя забота мира о нем, внимательный и участливый, добрый взгляд ее темных глаз упрямо не шел из его головы. Хотя он старался.

Старался много лет. Сначала потому, что статус крови не позволял приблизиться к Гермионе, а теперь... теперь он понимал, что не может приблизиться к ней, заговорить первым только потому, что не имеет права даже просто извиниться.

С тех пор, как она поселилась в поместье, прошло три дня. И хотя вынужденное соседство не приводило ее в восторг, хлопот Драко не доставлял совсем. Тем более непонятным становилось ее присутствие в безмолвных стенах. Не раз она ловила себя на мысли, что праздное безделье разлагает, и что неплохо бы наведаться в город и заняться, наконец, делами. Останавливал только завет Нарциссы не покидать Драко ни на минуту.

И она не покидала, хотя и не приближалась к нему, оставаясь лишь сторонним наблюдателем. Даже обедать они стали в разное время. Несколько фраз, оброненных при встрече, и Гермиона была уверена, что с Малфоем все в порядке. «Невообразимо, – думала она, – я нахожусь тут, как гостья. Праздная, бесполезная».

Нужность своего присутствия Гермиона сполна ощутила на четвертые сутки. Не ведая причины, она проснулась глубоко за полночь. На периферии сна и бодрствования звенел колокольчик. Девушка прислушалась и уже в следующий миг была вынуждена вскочить на ноги и, как есть, босая, простоволосая, в одной сорочке, бежать со всех ног в соседнюю комнату.

Слабый звон стал чуть громче, когда она распахнула дверь.

То, что предстало ее взору, Гермиона запомнит навсегда. Выгнутое дугой, точно от удара плетью тело, широко распахнутые, невидящие глаза и вздувшиеся на шее вены говорили о том, что он не может вдохнуть.

– Господи, Драко, что с тобой? – вопрос предназначался скорее себе, потому как хрипы, вырывающиеся из горла Малфоя, красноречиво сообщали о том, что светскую беседу вести не придется.

Не растерявшись, Гермиона заклинанием приманила аптечку Драко. Второпях рассыпая ее содержимое, она читала названия знакомых зелий и, наконец, нашла нужное. Три янтарных капли оказались на языке юноши, и она быстро прочла заклинание.

И…

Молитву…

Прижимая к себе мгновенно обмякшее тело, Гермиона почувствовала, как слезы прокладывают дорожки, торопясь покинуть смущенные щеки. Она так и не поняла, кто из них плакал, и не хотела, обращая к Богу полузабытые слова. Драко легче от зелья, Гермионе от человеческого «Аминь». И уже не важно, кто плакал, она чувствовала на своей щеке его ровное дыхание. А еще она знала, что сильное зелье действует моментально, но лишает пациента сил. Драко должен крепко и надолго уснуть, что и произошло, а Гермиона на всю ночь осталась рядом, устроившись в кресле у изножья кровати Малфоя.

Комментарий к Пробовать Дорогая моя pblshka, зная твою нелюбовь к названиям на русском языке, я долго искала и... нашла. У остальных прошу прощения. Мне кажется, что эти слова точно отражают смысл работы;)

Известная цитата из книги А. Экзюпери “Маленький принц”.

====== Узнавать ======

It used to be so easy

On days such as these she’d

Search and search for hours

In among the flowers

I loved it! – I loved her!

I loved it! – I loved her!

Play the fool, act so cruel – I loved it!

Read her book, take a look – I loved her!

It all seems so absurd

That this should have occurred

My very only secret

And I had to go and leak it!

My secret garden’s not so secret anymore!

Такой простой и привычный

Был этот день обычный,

Когда она часами

Возилась с цветами.

Все это – любил я.

Её – любил я.

Быть то шутом, то палачом – любил я.

Любил ее книги и взгляды ловить – любил я.

О, как же глупо всё!

Ну как же так произошло,

Что собственную тайну

Я сам открыл случайно!

Мой тайный сад – не тайна больше для неё.

Martin L. Gore

Оказавшись в поместье Малфоев, Гермиона невольно заметила, как замедлился ход времени. И дело, конечно, не в магии. Просто несмотря на светлый интерьер, солнечные блики на полу и стенах, Малфой-Мэнор остался самим собой и ничем иным.

Бессонница – гость всегда непрошеный и редко желанный, но она дает время для размышлений, а это время, в свою очередь, дарит множество открытий. Часто глупых и бесполезных. К утру Гермиона узнала, например, что периметр малфоевской спальни равнялся двумстам пятидесяти шести широким шагам, что окна комнаты смотрят на восток, и солнце показывает заспанное бледное лицо в пять тридцать утра.

Так и не решившись покинуть свой пост возле спящего Драко ни на секунду, Гермиона заклинанием приманила недочитанную книгу, но даже устроившись в уютном кресле, не смогла читать. Вернувшись к окну девушка долго изучала причудливое переплетение садовых дорожек, в утреннем свете казавшихся призрачными нитями, сплетающимися в паутину. Она и сама чувствовала себя подобно мотыльку, угодившему в сети без возможности выпутаться.

Гермиона вернулась к кровати Драко и присела на край. Он все еще спал, и тонкое, неправдоподобно бледное лицо почти не различалось на фоне белой наволочки.

Быть может, действительно, утро нового дня дарит иной взгляд на вещи, позволяет делать дурацкие, БЕСПОЛЕЗНЫЕ открытия. К таковым, несомненно, относилось наблюдение, что волосы у Малфоя имели легчайший золотистый оттенок, как и ресницы, на которые будто луч солнца упал. Не совсем понимая зачем она это делает, Гермиона протянула руку, совсем чуть-чуть, и прикоснулась к покрытому испариной лбу там, где между капельками влаги увидела то, что удивило ее больше всего остального. Она сама страдала от веснушек: хорошо зная темных, почти бурых жительниц собственного носа и щек, Гермиона с удивлением обнаружила такие же у Драко. Только очень-очень светлые. Медового оттенка, но покрывающие почти все лицо.

И вдруг ей очень захотелось прикоснуться, проверить, настоящие ли они или исчезнут при контакте с подушечками пальцев, обернувшись как и все вокруг затянувшимся, странным сном. Ее пальцы замерли в полутора дюймах от носа юноши, когда он неожиданно заговорил.

– Который час? – прозвучал вопрос, разлепив пересохшие губы Драко. В тот же момент он широко распахнул глаза, а Гермиона инстинктивно отдернула руку, будто боясь поимки с поличным.

– Без четверти восемь.

– То есть…

Он не договорил и отвернулся, крепко жмурясь. Снова открыл глаза и опять закрыл. Крепко-накрепко…

– Драко, о, Боже мой, что? Что случилось?

Отворачиваясь от нее, он не ответил.