Текст книги "Дикая охота. Колесо (СИ)"

Автор книги: Aelah

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Пролог ==========

Зима выдалась удивительно холодной и снежной. В городах жуткий мороз был скован паутинами улиц и стенами домов, а вот в маленьких деревеньках безобразничал вовсю. Детей не выпускали из приземистых деревянных избушек – изголодавшиеся волки выбрались из лесов, и по ночам заунывный вой слышался совсем рядом. Казалось, никогда не закончатся лютые метели и холода. Вечерами, у тусклых огней очагов, рождались страшные сказки. Люди молили богов о милости – не хватало дров, не хватало еды, не хватало тепла. Многих забрала та зима в свои ледяные чертоги, многих потеряли смертные среди белых вьюг…

Горвин широко зевнул, всем своим видом изображая смертную скуку, однако на мальчишку никто не обратил внимание. Другие дети расселись вокруг старой Фарны, чутко слушая ее и ловя каждое слово деревенской сказительницы, затаив дыхание – какое им дело до него, когда скрипучий голос старухи переносил их в далекие времена, к славным легендам? Закатное солнце плавно опускалось за мягкие изгибы склонов холмов, и его теплые лучи накрыли белоснежные волосы Фарны тонким платком сияния – да такого сильного, что глаза слезились, если долго смотреть. Горвин не знал, сколько уже зим пережила старуха – знал лишь, что она баяла свои сказки еще его отцу и матери и уже тогда была старой и сморщенной, словно сухая кора. Подслеповатые глаза Фарны всегда затягивались пеленой воспоминаний, когда она вечерами выходила к детворе, слоняющейся у ее крыльца в ожидании очередной истории. И хоть все ее сказки дети знали наизусть, а все равно каждый вечер у ее дома собиралась толпа. Даже старшие иногда приходили.

Горвин не любил сказку о Белой Смерти. Она была жутко скучной – ни тебе призраков в забытых замках, ни чудовищ, которые наводили ужасы на окрестные селения, ни храбрых воинов, побеждающих врага одним ударом меча… Только зима, холод, вьюги. Он знал, что Фарна сама пережила Белую Смерть и помнила ту ужасную пору, когда почти весь Фаулир вымер, и уважал старуху, как и все местные жители. Но когда она снова начинала занудствовать об этом…

Мальчик украдкой взглянул на сестру, сидящую ближе всех к старой Фарне, и с досадой засопел: Эльна явно не собиралась уходить. Глаза ее горели, а на маленьком веснушчатом личике застыло изумленное выражение. Она жадно ловила каждое слово старухи, словно слушала сказку о Белой Смерти впервые, и иногда оборачивалась к черноглазой Айше и что-то горячо шептала ей на ухо. Горвин чуть не взвыл: ну почему он должен сидеть здесь вместе с сестрой?! Он давно уже вырос, ему надоели эти детские россказни! Но мать строго-настрого запретила ему оставлять сестру одну, когда девочка убегала с подругами к дому Фарны, и Горвину приходилось слушаться. Пару раз он все-таки умудрился слинять вместе с друзьями в лес, когда старуха баяла длинные сказки – но именно в те вечера отец почему-то решал пройтись по Фаулиру и забрать детей. А потом так всыпал Горвину, что тот еще несколько дней сидеть не мог. Приходилось молча повиноваться и мечтать о том дне, когда Эльне наконец наскучат старухины сказки. Правда, судя по всему, к тому дню Горвин уже будет таким же дряхлым и седым, как и сама Фарна.

Эльна обернулась, почувствовав взгляд брата, и показала ему язык. Горвин в ответ вскинул кулак и скорчил грозную гримасу, а потом махнул рукой в сторону дома, безмолвно уговаривая сестру уйти. Девочка отрицательно покачала головой и снова повернулась к Фарне, мигом меняясь в лице – все ее озорство исчезло, а глаза вновь сияли звездами. Горвин нахмурился еще сильнее: теперь точно до нее не дозовешься… Противная девчонка. Как можно быть такой невыносимой занудой, притом еще и портить ему все планы! Нужно будет подговорить Одрена и Мальда и придумать что-нибудь, чтобы проучить мелкую. Правда, надо сразу придумать, как ее задобрить после этого – иначе побежит отцу жаловаться, а тот им уши-то повыкручивает.

Ветра зимы пришли из заснеженных лесов Гарварны, расползаясь по всему краю, словно огромный спрут с белоснежными щупальцами. Селяне ждали любой помощи из городов, будь то провиант, дрова или лекари. Последние были нужны все чаще – болезни проникали в дома вместе с холодом. Матери сидели у колыбелей, качая плачущих младенцев, и заливались слезами – дети могли так и не увидеть солнечного света и весенних цветов. Люди сходили с ума – плач волков с каждым днем слышался все ближе и ближе; иногда, в тихие ночи, звери бродили по заснеженным улочкам, и в окнах мелькали зловещие тени. Зима казалась бесконечной…

О боги, какая же скукотища…

На деревню медленно опускались сладковатые летние сумерки, пахнущие разгоряченной под солнцем землей, древесной смолой и травами, укрывающими пологие склоны. Из изумрудных кудрей садов выныривали соломенные крыши невысоких домов, над которыми тянулся бледный, едва заметный дымок. С запада Фаулир огибала мелкая речушка, по берегам которой рос густой камыш – там гнездились сойры, толстые ленивые птицы, чьи перья отлично подходили для того, чтоб делать из них оперение на стреле. Когда-то Горвин вместе с Одреном попытались найти их гнезда, чтоб забрать оттуда птенца и вырастить его – тогда бы у них был свой собственный неиссякаемый источник драгоценных перьев. Но сойры оказались крайне воинственными и, несмотря на свою неповоротливость, крайне агрессивными птицами. Домой мальчишки возвращались изодранными, мокрыми (Одрен свалился в речку, когда его атаковал особенно озлобленный сойр, и потянул за собой Горвина) и сконфуженными: в довершение всего, мерзкие птицы обгадили их и только после этого скрылись в камышовых зарослях. А дома мать отхлестала Горвина мокрым полотенцем, что тоже не прибавило ему хорошего настроения. С тех пор к камышам они с Одреном даже не приближались – вопли птиц, завидевших их издалека, напоминали издевательский хохот. Одрен, правда, все время бормотал о том, что отомстит мерзким созданиям, но пока дальше слов так ничего и не заходило.

С севера и востока к деревне подбиралась темная стена леса. Леса Гарварны были так громадны и необъятны, что даже самые отчаянные ребята Фаулира не решались пересечь его. С каждым годом лес разрастался, а чащи его становились все дремучее и непроходимее. Горвин взглянул на кромку леса, чернеющую за силуэтами домов, и ощутил привычные мурашки, появляющиеся всякий раз, когда его взор впивался в гряду деревьев. Вот уж где настоящие страшные сказки!.. Кто знает, какие чудища обитают в диких уголках Гарварнского леса? У старухи Фарны была одна такая сказка, о страшных духах, живущих на болотах, в заросших оврагах и темных прудах. Мальд, правда, хохотал ему в лицо, когда Горвин предложил ему поискать следы зловещих существ в лесу – он не верил в старухины легенды. А самому идти в чащобу было все-таки боязно, хотя часть леса близ деревни они уже знали как свои пять пальцев. Но дальше забредать не решался никто. Горвин проводил взглядом птицу, метнувшуюся под сень ветвей и скрывшуюся из виду. Однажды он уговорит друзей забраться далеко в Гарварнский лес. Или сам пойдет. Не маленький уже.

Слишком долго страдали смертные, слишком много забот выпало на их долю. Если бы в них остались силы и вера, они бы смогли увидеть, как прекрасен был зимний лес. Кружевные узоры инея на паутинах ветвей переливались всеми оттенками радуги под лунным светом. Белоснежные сугробы скрывали землю под пушистым, мерцающим одеялом – а как хороша была зимняя ночь… И словами не передать. Но люди не видели. Они видели лишь холод и мрак беспросветной, холодной ночи.

Голос старухи был тихим, но ее слушали так внимательно, что рассказ слышали даже прислонившиеся к плетню старшие. Среди них стояла и Келена, вполголоса переговаривающаяся с Гриной. Высокая, изящная Келена была старше Горвина на один год, и в свои четырнадцать обещала стать одной из самых красивых женщин Фаулира. Ощутив его взгляд, девочка посмотрела на него в упор, чуть скривив капризные губы. В карих глазах плясали искорки смеха. Горвин почувствовал, как предательски начинают гореть уши, и поспешно отвернулся, чтоб она не заметила его смущения – еще задаваться начнет… Все девчонки такие: хвостами крутят, глазки строят, шушукаются между собой, стоит только пройти мимо – а чуть что, сразу нос воротят. И то им не так, и то не так, и принеси им Огнецвет, и звезды в горсти поднеси… Тьфу. Горвин не понимал женщин, да и не особо хотел: гораздо больше его интересовали другие вещи. Совсем недавно он сам вырезал себе лук из молодого гибкого клена. Ему не терпелось вместе с Одреном и Мальдом опробовать оружие. Он уже грезил о том, как пойдет в лес и подстрелит там матерого секача. Боги, скорее бы!..

Эльна зачарованно глядела на старуху, внимая ее словам, как и другие дети. Вечер опустился на долину Фаулира, и в сумрачной синеве Фарна казалась Туманной Сказительницей, которая приходила вечерами к детским колыбелям и нашептывала малышам сны. Седые волосы старухи резко контрастировали с загорелым лицом и темными глазами – впрочем, они давно утратили свой истинный пронзительно-черный цвет: сейчас старуха смотрела будто бы сквозь предметы и людей, и взгляд у нее был словно в дымке. Интересно, как она видит мир?

Горвин вновь вздохнул. Если бы не упрямая Эльна, каждый вечер он бы проводил с Одреном и Мальдом, придумывая очередную забавную игру. А вместо этого он стоит здесь, привалившись спиной к невысокой яблоньке, и слушает старухины байки. Худшего занятия не придумаешь. Нет, сказки Фарны нравились ему в детстве – но он давно ведь не ребенок. За лето он сильно вытянулся, став совсем нескладным, и немного раздался в плечах, да и голос его уже начал меняться. Горвин специально старался говорить басом, чтоб мальчишки постарше не считали его мелюзгой. Но если его увидят здесь, среди детей, точно засмеют.

Взгляд его снова приковался к лесу. Там, среди деревьев, в густой темноте ему привиделся серебристо-голубой сполох – словно туман осветился волшебным фонариком на один короткий миг.

Говорили, что по ночам в лесу бродит прекрасная Королева Зимы. Синие ее глаза мерцали в темноте, словно драгоценные каменья. Луна обронит лучи, высветит на мгновение ее лицо, сверкнут в темноте небесные очи – и вновь все тонет в ночном мраке, лишь ветер воет да поет меж мерзлых деревьев. Королева Зимы привела с собой свою невесту, Белую Смерть, поднося в дар ей весь мир… Рука об руку шли они по городам и селам, забирая с собой тепло жизни, а за ними по пятам шли вьюги и лютые холода. Говорили, что когда метели бесновались ночами, они проносились над замерзающим миром в ледяной колеснице, запряженной четверкой белоснежных коней, и похищали все тепло, до которого могли дотянуться их тонкие пальцы. И тепло угасало в тех ладонях.

Горвин почувствовал, как холодок ползет вниз по затылку. Вдруг из темноты на него смотрели те самые сапфировые глаза?.. Зима-то не скоро – но уже исход лета. Может, Королева вновь пришла… Он отогнал от себя глупые детские мысли, пожурив самого себя за такую нелепую мысль: никакой Королевы Зимы не существовало, нечего верить в байки старухи. Эльна, будто услышав его размышления, взволнованно воскликнула:

– Но ведь Королевы Зимы на самом деле нет, бабушка Фарна?

Задумчивый мутный взгляд сказительницы впился иглами в стену деревьев. Ветер колыхнул выбившуюся из косы белую, словно снег, прядь Фарны, и в воздухе Горвину почудился запах снега.

Кто знает, дитя. Кто знает.

Сказка закончилась, закончился и погожий летний день, уступив место звездной темноте. Горвин шел вместе с Эльной домой, держа сестренку за руку, и думал о своем луке. А еще совсем чуть-чуть – о Белой Смерти и Королеве Зимы, и о синих ее глазах. Но мысли эти были так запутанны и непонятны ему самому, что мальчик не особо углублялся в них. Гораздо лучше было думать о том, как они завтра на рассвете с Одреном залезут в заброшенный сарай, где вдовец Ягтар прятал самый настоящий меч, привезенный им еще в молодости после войны. Одрен говорил, что точно знает, как туда пробраться, и Горвину не терпелось уже ощутить в своей ладони вес оружия и порубить сталью молодой березняк в лесу.

Колючие звезды над головой искрились мягким синим светом, и в чаще леса, словно отвечая им, вспыхивали и гасли лазурные искры. Но кому до них дело?

========== Глава 1. Дитя туманов ==========

И в доме ее – на окнах роса,

И сквозь половицы трава растет.

А птицы вьют гнезда в ее волосах,

И так – уж который год…

Старинная эльфийская баллада «Лесная ведьма»

Косые лучи летнего солнца золотыми нитями просвечивались сквозь изумрудную листву. Высокая трава пестрела соцветиями всевозможных оттенков – от нежно-белого до небесно-синего. Птицы шумно перекрикивались где-то в чаще, и их веселый гомон разносился эхом среди высоких деревьев.

Светлокосая Далея прижалась спиной к нагретому солнцем стволу и отдышалась, озорно оглядываясь по сторонам. Стебли щекотали босые ножки девочки и задевали подол платьица. Золотистые косы Далеи растрепались – что же скажет мама? Но девочку это не заботило: сейчас ей нужно понадежней спрятаться, чтобы ее не нашел Гарвод. Тисса наверняка уже где-то укрылась и сидит – старшую девочку всегда находили самой последней, так хорошо она пряталась! Далея затаила дыхание: был слышен лишь шорох листвы и веселые трели птиц. Девочка сдула со лба непослушную прядку золотистых волос. Да, так далеко она еще не забредала – ну да что там, не страшно: в лесах Гарварны летом невозможно заблудиться. Иди себе в сторону, откуда солнышко катится по небосклону – и выйдешь прямиком к Фаулиру. Далея осмелилась выглянуть из своего укрытия – нет ли кого поблизости? Но ни Тиссы, ни Гарвода девочка не увидела. Близняшки Томми и Кайя выбыли из игры почти в самом начале, а капризная Лорка сама ушла, заявив, что ей надоели детские игры.

Далея довольно зажмурилась. Как же хорошо в лесу! Дети не боялись ни волков, ни медведей, ни диких котов – почему-то в здешних лесах их не видели уже почти полвека, со времен Белой Смерти. Об этой жуткой поре Далее рассказывала бабушка, пережившая Белую Смерть – так жители деревни называли самую страшную зиму за последние несколько веков. С того самого времени все хищники словно вымерли. Косули, зайцы, даже лисы – этих в Гарварнских лесах было вдоволь. Правда, по ночам, из дальних уголков леса до деревни долетал тихий вой… Однако всё тут же списывали на проделки ветра, воющего в печных трубах.

Вдруг Далее послышался голос. Женский, красивый голос. Девочка замерла: кто же это тут бродит? И не найдет ли этот кто-то ее укрытие? И вдруг это – сообщник Гарвода? Далея присела на корточки, вжав голову в плечи и продолжая прислушиваться. Голос приближался, и вскоре девочка уже могла разобрать слова песни:

– … Семь трав соберу, семь птиц призову -

Летите по свету, к далеким краям.

Коль имя я вам лишь одно назову,

Ищите его – вот воля моя…

Далея боролась с любопытством из последних сил. Женский голос был таким красивым, что девочке отчаянно хотелось посмотреть на его обладательницу. Между тем, женщина приближалась, а песенка превратилась в незатейливое, мелодичное посвистывание. Далея уже различала звук шагов и шорох стеблей, задевающих подол платья женщины. Девочка подкралась к высокому кустарнику, из-за которого и слышалось пение. За густыми зарослями виднелись изящные стволы плакучих ив, чьи зеленые косы мягко колыхались на ветру, а меж ними поблескивала гладь воды. Далея изумилась – она и не знала, что в чаще есть лесное озеро. Девочка начала продираться сквозь кустарник, и вскоре выбралась к пруду.

Удивительная красота этого места заставила девочку замереть с широко раскрытыми глазенками. Маленькое озеро со всех сторон было окружено стеной из ив и высоких дубов с темными широкими листьями, чуть дальше виднелись лиственницы и стройные ели. Переплетения крон были такими густыми, что солнечный свет едва проникал сюда, и над прудом царил сумрак, какой есть лишь в самых дремучих уголках леса. У самых берегов цвели дикие лилии, в траве проглядывали желтые соцветия пижмы. Замшелые валуны у пруда напоминали почтенных старцев – Далее казалось, что к этим камням даже просто подойти нельзя!

На берегу у воды сидела женщина, что-то ищущая в траве. Длинные, черные волосы ее были заплетены в толстую косу, небрежно перекинутую через плечо. Незнакомка продолжала тихонько напевать известную ей одной мелодию, а Далея внимательно разглядывала ее. Женщине было лет тридцать, может, чуть больше – так показалось девочке. Тонкие губы едва заметно шевелились, и иногда на лице ее мелькала отстраненная улыбка. Наконец женщина поднялась, держа в одной руке пучок какой-то травы, а в другой – маленький клинок. Высокая она, подумала Далея – но для ребенка любой взрослый был высоким. Простая белая рубаха, заправленная в длинную темно-зеленую юбку, босые ноги, странные амулеты на груди – женщина явно не совершала прогулку откуда-нибудь из Вергории, соседнего города. Да и среди односельчан Далея не видела незнакомку. Неужели здесь живет?

Девочка так увлеклась разглядыванием незнакомки, что совсем позабыла об осторожности. Женщина подняла голову и уставилась на Далею, уперев руки в бока. Далея поежилась – у незнакомой особы был удивительный взгляд. Темно-серые глаза с холодным, стальным блеском радужек смотрели прямо, и взгляд этот проникал в самую глубину души.

– Ну и что ты тут забыла, мелочь?

Далея шумно засопела, опустив взгляд. Она вспомнила, как когда-то Тисса рассказывала о ведьме, живущей где-то в лесах близ Фаулира. А эта женщина была очень похожа на ведьму.

– Чего молчишь? Язык проглотила?

Далея помотала головой, но ответить не решилась. Женщина оглядела ее, усмехнулась и спросила уже более миролюбиво:

– Как зовут хоть тебя, златовласка?

Девочка робко подняла взгляд на черноволосую незнакомку:

– Далея… сударыня.

Женщина хохотнула:

– Нашла сударыню, тоже мне!.. Ты зачем так далеко от деревни забрела, Далея? В лесу звери дикие водятся, опасно самой бродить.

– А я не сама, я с Тиссой и Гарводом! А еще с нами Томми и Кайя были, и Лорка, но они ушли уже… И зверей тут нет, тетенька, это все знают – с самой Белой Смерти нет, – девочка немного расхрабрилась, с любопытством глядя на женщину. Та усмехнулась:

– Нет зверей, как же… Боятся они, вот и не показываются.

– Кого боятся? – Далея непонимающе взглянула на нее.

Женщина не ответила. Спрятав в ножны на поясе клинок, она подняла с земли маленькое лукошко, в котором уже лежали разные травы, и бросила туда только что срезанный пучок. Далея неуклюже потопталась на месте и решилась задать волнующий ее вопрос:

– Тетенька, а вы – ведьма?

– Ведьма, – серьезно подтвердила та. Глаза Далеи удивленно расширились:

– Самая настоящая?

– Самая что ни на есть настоящая.

– Ух ты… А можно я ребятам расскажу?

– Рассказывай, – равнодушно пожала плечами женщина, – Тебе все равно никто не поверит.

Далея собиралась возмутиться, однако где-то вдалеке вдруг послышался крик Гарвода – «Далеееейааааа»… Скоро к нему присоединился голос Тиссы. Женщина вновь усмехнулась:

– Беги к друзьям, тебя уже заждались.

– До свидания, тетенька ведьма! – малышка развернулась и бросилась обратно, через заросли кустарника – к залитой солнцем полянке, и дальше, откуда она прибежала. Пруд остался далеко позади, а голоса детей слышались все ближе. Наконец Далея выскочила на опушку, где стояли Тисса и Гарвод.

– Ты где была, проказница?! Мы уже обыскались! – Тисса грозно смотрела на младшую сестру.

– Тисса, Тисса, а знаешь, кого я видела? Ведьму!

– Ведьму? – Гарвод, лопоухий долговязый мальчишка, рассмеялся, – Ну ты и выдумщица, Далея! Нет тут никаких ведьм. Идем домой, обедать пора давно.

Малышка обиделась и всю дорогу до Фаулира пыталась доказать сестре и Гарводу, что ведьма была самой настоящей – она ведь сама так сказала! Дети посмеивались над младшей: наслушалась сказок, вот и придумала глупости всякие. Далея решила, что непременно еще попытается найти ведьму и приведет ее к ребятам. Жаль только, что даже имени ведьмы она не знает…

Мара смотрела вслед девочке несколько мгновений, а потом фыркнула: и чего им дома не сидится? Носятся по лесу, оголтелые, шумят, травы топчут. А мелкая эта вообще далеко забрела – к пруду подобралась… Надо бы барьер какой поставить – или парочку охранников. Волки без приказа Мары нападать не станут, но незваных гостей отпугнут. Нечего человеческим детенышам шастать тут без дозволения!

Женщина взглянула в лукошко: так, все нужные травы есть. Еще было бы хорошо до северных угодий дойти, за полынью, но это нужно было утром идти. Нынче поздно уже. Мара перебросила тяжелую косу на спину и направилась вглубь леса. Темная зелень листвы скрывала ее от палящих солнечных лучей, под сенью ветвей чувствовалась легкая прохлада. Ведьма не выносила зной, поэтому старалась не бродить в окрестностях Фаулира – там лес был редкий, едва ли спрячешься от жары.

Дом ведьмы был надежно спрятан и от солнца, и от посторонних взглядов: в самой чаще, под сенью высоких стволов раскидистых дубов и сумрачных тисов. Деревянный сруб был неприметен – ни дорожек, ни заборов вокруг не наблюдалось. Кудри берез и изумрудные плети ив смягчали мрачность этого места – к тому же, сквозь их узорную листву все-таки пробивался мягкий золотистый свет. Дом не походил на ведьмино логово, однако каждый путник, забредший сюда случайно, постарался бы обойти его стороной. За домом, в нескольких саженях от него, неспешно текла неширокая, спокойная речушка. Гарварнские леса были богаты реками, маленькими озерцами и стремительными ручейками. А еще – болотами. Раньше в них без вести пропадали люди, однако теперь никто не забредает в дальние уголки огромного леса. Кроме Мары, разумеется. Ведьма хорошо знала родной лес, поэтому часто гуляла в компании болотных огоньков – те легко проводили ее через опасные места и трясины. Да и сама ведьма безошибочно находила путь.

Отворив тяжелую, крепкую дверь, женщина вошла в дом. Здесь пахло лесным разнотравьем и уютом. Кто сказал, что ведьмы живут в хижинах, пропахших тленом и черной ворожбой? В доме Мары царили ароматы чабреца, дикой мяты, пижмы, ромашки – и множества других трав. Некоторые были знакомы каждому, о некоторых ведали лишь немногие. На стенах были развешены пучки и разнообразные травяные сборы, птичьи перья и рябиновые гроздья. Рабочее место ведьмы больше напоминало лавку травника: на широком столе стояли (или лежали) разнообразные скляночки, сосуды из глины и дерева, венчики, тут и там были разбросаны кусочки пергамента с мелкой вязью букв. И конечно, всюду на столе лежали травы. Однако в беспорядке ведьму нельзя было обвинить – все находилось в строгом порядке, ингредиенты зелий строго разложены по кучкам, на столе – ни единой крошки. Мара поставила на стол лукошко, а сама сладко потянулась.

Рабочее место Мары находилось у окна. Здесь же стоял шкаф, где хранились уже готовые зелья и старые, толстые книги. Ведьма трепетно относилась к фолиантам, и буквально каждую пылинку с них сдувала – еще бы, сколько им веков! А какие бесценные знания хранились на пожелтевших от времени страницах, знала только сама Мара. У противоположной стены стояла огромная печь, выполняющая функцию обогрева помещения в зимнее время. Для готовки пищи ведьма использовала очаг, рядом с которым находился второй стол – кухонный. В одном из уютных плетеных кресел у стола мирно спала серая кошка, второе пустовало.

Вторая комната служила ведьме спальней. Здесь была лишь кровать да маленькая тумбочка с огарком свечи. Зато под потолком также висели пучки трав, маленькие деревянные пластинки со странными символами и гладко отполированные костяные плашки с такими же знаками. Под ногами шуршал плетенный тростниковый коврик, окно занавешено легкой, полупрозрачной тканью. Тишь да уют.

Возле дома ютился небольшой сарай – пристанище еще одного обитателя здешних мест. В нем жила безымянная козочка, купленная Марой несколько лет назад на вергорийской ярмарке. Козочка была тихой, спокойной и давала много молока. Днем животное мирно паслось на окрестных лугах, а под вечер само находило дорогу домой и неизменно возвращалось к ведьме. Еще – коза не норовила боднуть хозяйку каждый раз, когда та приходила в сарай. Предшественники козочки грешили этим, за что и поплатились, став жарким.

Солнце начинало клониться к закату, и лес наполнился мягким, золотисто-алым светом. Блики закатных лучей сверкали на воде, путались в серебряных сетях паутин. Мара сидела на крыльце и бережно толкла в маленькой деревянной ступе сухие листочки омелы. Близился вечер – стало быть, скоро выпускать зверей на охоту. Хищники всегда покорно ждали слова Мары, и без ее дозволения не вылезали из своих нор, надежно укрытых далеко в лесу. Никто не имел права ослушаться ее.

– Эй, хозяйка, мне бы молока, – из дома вышла серая кошка и села рядом с Марой, – Слышишь меня? Иль оглохла? Я требую еды.

Только духи лесные знали, как же Мара проклинала тот день, когда в дом ее пожаловало это наглое животное. Еще больше женщина проклинала саму себя – за то, что в один прекрасный день решила немного поэкспериментировать с заклинаниями разума. С тех пор кошка умела разговаривать – а что хуже всего, животное никогда не замолкало. Кроме того, характер у зверька оказался тот еще. Мара грозилась вышвырнуть кошку вон, кошка ехидно щурилась и делала вид, что не слышит. Так они и жили. Впрочем, иногда кошка вспоминала о том, кто же она на самом деле, и выполняла свои прямые обязанности: ловила мышей, подолгу спала и мурчала на коленях хозяйки. В такие моменты Мара умильно наблюдала за зверем… пока та снова не начинала говорить.

– Поди мышь поймай, Ширра. Видишь же, я делом занята.

– Я что, обычная дворовая кошка, чтоб мышей ловить?! – фыркнула Ширра.

– Да. По крайней мере, когда жрать больше нечего.

Ширра недовольно мотнула пушистым хвостом:

– Ишь ты, непреклонная какая. А между тем, я дом охраняю, от незваных гостей берегу – и никакой благодарности от тебя нет. Только ворчишь, как старуха, да травы свои без устали толчешь. Зачем тебе столько?

– В Вергорию отнесу, местный знахарь платит хорошо за лесные травы. Никто из тамошних жителей не полезет в чащобу ради одного цветка альверки, который и цветет-то лишь в новолуние… А на ней знаешь сколько зелий травники варят?

– Понятия не имею, – кошка потянулась и зевнула, блеснув белоснежными острыми клыками, – Сдалась мне твоя альверка… Ну Ма-а-а-ра-а-а-а, – протяжно взвыл зверек, – Я же знаю, там на печи кринка с молоком! Что тебе стоит налить мне блюдечко? Я же бадью не прошу…

Ведьма вздохнула, отставила ступку и вошла в дом. Довольная кошка проследовала за ней – на наглой морде угадывалась победная ухмылка. Мара подошла к печи, где в самом углу стояла глиняная посуда, а у стены – заветная кринка. Женщина взяла глубокое блюдце и наполнила его молоком. Существенным достоинством Ширры было то, что кошка никогда ничего не брала без спросу. Пока не выпросит – не отстанет, но тайно ничего не возьмет.

Мара поставила блюдце на пол. Кошка с жадностью припала к нему, лакая густое молоко и урча от удовольствия. Ведьма усмехнулась. Хороший зверь, хоть и вредный… А между тем сумерки уже обнимали узорные ветви и спускались все ниже к земле. Высоко в небе показались бледные, едва заметные звезды – ничего, к ночи разгорятся. Скоро и лунный серп разрежет черный шелк ночного неба. Вот тогда и наступит время охоты.

Женщина расплела тяжелую косу, встряхнув копной густых черных волос. Взяв деревянный гребень, Мара опустилась в кресло и принялась расчесывать мягкие пряди. Кошка, вдоволь напившись молока, вспрыгнула на колени ведьмы и свернулась теплым клубочком.

– Ты чего развалилась? – беззлобно поинтересовалась Мара, – Я же уйду скоро.

– Но пока же не ушла, – сонно ответила Ширра, прикрыв янтарно-желтые глаза.

Ведьма философски хмыкнула – и то верно. Откинувшись на спинку кресла, она лениво поглаживала мягкую шерсть дремлющей кошки и тихо напевала известную лишь ей одной мелодию. Когда темнота в комнате сгустилась, спрятав под черным плащом очертания и контуры предметов, Мара взглянула на одинокую свечу, стоящую на столе, и сосредоточилась. Мир мгновенно рассыпался мелким крошевом, сотней цветов и оттенков, и в этой круговерти она тут же нашла один: пронзительно-золотой, с алыми отблесками. Женщина легко потянула за эту ниточку энергии, и через несколько секунд фитилек задымился, а вскоре на его кончике заплясал лепесток пламени. Тусклый свет разлился по комнате, разогнав мрак по углам. Скоро уже… Скоро.

Ближе к полуночи ведьма покинула дом, оставив мирно дремлющую кошку в кресле. Та даже не проснулась, когда хозяйка перекладывала ее со своих колен на плетеную поверхность кресла. Теплый ночной воздух ворвался в приоткрытую дверь, заметался легким ветерком по комнате и растворился в аромате сухих трав.

Луна роняла холодный свет на спящий мир. Точнее, просыпающийся… Лес оживал ночью, меняясь, превращаясь в мир тайн и запутанных тропинок. Под босой ногой ведьмы не гнулась трава, не сминались хрупкие лепестки цветов… Ветер мягко колыхал распущенные волосы женщины, серебристые лучи луны вплетались в длинные пряди волшебными нитями. И звезды на небе мерцали драгоценными камнями… В глубине леса тут и там мелькали крохотные сполохи голубоватого сияния – то ли светлячки, то ли болотные огоньки, выбравшиеся из своих трясин. На паутинах сверкала хрустальным бисером роса, где-то в глуши перекрикивались ночные птицы. Время охоты наступило.

Мара остановилась на небольшой полянке, ярко освещенной молодой луной. Женщина замерла, раскинув руки в стороны, и закрыла глаза. Дыхание ее замедлилось, стало спокойным и глубоким. В кронах деревьев поднялся ветер… Не северный, не южный – иной. Ветер пах колдовством и жуткой силой. Он собирался на кончиках пальцев колдуньи, обвивал ее тонкие белые руки и проникал под кожу. Затем – резко, словно по мановению руки – все стихло. Лишь Мара, так и замершая с закрытыми глазами, слышала, как во всех уголках Гарварнского леса просыпаются ночные охотники. Скоро они придут сюда. Волки всегда приходили к ней.

Вскоре на поляне возник из темноты огромный волк. Он не мигая смотрел на ведьму – беззащитную, безоружную. Он мог бы легко перегрызть ей горло, вонзить клыки в мягкую плоть и разорвать колдунью на части. Однако вместо этого волк подошел к Маре и доверчиво ткнулся влажным носом в ладонь женщины. Та потрепала хищника по холке – так, словно они были старыми приятелями. Впрочем, так оно и было.