Текст книги "БиоГенерация (СИ)"

Автор книги: AdrianaDeimos

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Доннер подошла к нему и взяла за руку.

– Твои руки почти ледяные, тебе холодно? – обеспокоенно спросила она.

– Не откажусь от ещё одного одеяла, несмотря на то, что на улице конец мая.

– Сейчас принесу, – Линдсей улыбнулась и вышла из палаты.

«А может и хорошо, что Клэр ей сказала», – подумал Коннор, глядя Лин вслед.

Окружной суд округа Невада, США

29 мая 2000, 8.57

Утром в понедельник, ожидая начало очередного заседания суда перед дверьми зала, Адриана допивала кофе из пластикового стаканчика. Главный свидетель этого дня – Эллейн Сперви – до сих не явилась. Де Марко покосилась на часы, затем на полупустой коридор. Оставалось три минуты до того момента, как массивная дубовая дверь закроется приставами и попасть в зал будет проблематично. Всех участвующих в процессе заранее предупредили не опаздывать.

Спустя ещё минуту Адриана наконец услышала быстрые шаги и увидела молодую женщину с короткой стрижкой и волнистыми волосами, зачёсанными назад. На ней был фиолетовый костюм, в руках вошедшая держала кожаный кейс. Де Марко видела фотографии юной Эллейн в альбоме, который хранила Аманда, поэтому сразу узнала её. Общаться с ней лично Адриане не доводилось, зато историй от сестры про бывшую лучшую подругу наслушалась в своё время достаточно.

– Доброе утро, агент Де Марко, – надменно сказала Сперви. – Вижу, я не опоздала. И раз уж у нас есть ещё одна минута до начала заседания, я бы хотела вас сразу попросить об одном одолжении. Боюсь, потом не будет такой возможности.

Адриана молча стояла и смотрела на доктора, не проронив ни слова, даже приветствия. Эллейн достала из кейса визитку и протянула её Де Марко.

– Я знаю, что имя Коннора Дойла вам хорошо известно. Здесь указаны номера телефонов, попрошу вас стать моим посредником. У меня к нему есть деловое предложение.

– Не думаю, что его имя так сложно найти в телефонном справочнике. Почему я должна передать ему вашу визитку? – лицо Адрианы, как всегда в таких случаях, стало абсолютно бесстрастным и неэмоциональным.

– Это, в первую очередь, в ваших интересах, агент Де Марко, – Сперви загадочно улыбнулась. – У него ещё не начались сильные головные боли? Галлюцинации? Не боитесь оставлять с ним племянницу?

Волна ярости захлестнула Адриану, но ни один мускул на её лице не выдал этого. Она стояла и испепеляла женщину напротив взглядом, полным фальшивой безразличности. Ухмылка исчезла с лица Сперви. Видимо, она думала, что её слова вызовут сильную эмоциональную реакцию. Интересно, зачем ей это? Вроде серьёзный учёный, а не специалист по играм на нервах и чувствах. Но Адриана не была Амандой, любившей демонстрировать свои эмоции на публике в самое неподходящее время. Они обе были импульсивными и эмоциональными, но только одна из них умела скрывать своё состояние под маской безразличия.

Раздался звонок, оповещающий о начале заседания. Сперви, ни слова больше не сказав, пошла в зал. Адриана последовала за ней.

Медицинский корпус ОНИР

29 мая 2000, 17.28

Вечером Коннор, почувствовав незначительное улучшение и оставшись в одиночестве, достал из тумбочки клочок бумаги, на который записал номер телефона Сперви, и свой мобильный. У него было достаточно времени, чтобы переварить информацию, полученную от Адрианы. Он пока не знал, что Эллейн нужно от него, но, кажется, начинал догадываться… Однако догадки это хорошо, а знания – ещё лучше, поэтому, не медля, он набрал цифры и нажал на кнопку вызова. Сперви ответила почти сразу.

– Я слушаю вас, доктор Сперви.

– Как ваше самочувствие, профессор Дойл? – спросила учёная с нескрываемым интересом в голосе.

– Не жалуюсь, – процедил сквозь зубы Коннор. – Не думаю, что вас оно волнует настолько, что вы попросили мисс Де Марко передать мне ваш контактный телефон.

– Напротив, профессор, – тон женщины стал деловым, – я не просто так интересуюсь. Знаю, какие побочные эффекты вызывают те препараты, которыми вас обкалывали в «Улье». Вряд ли вы ещё с ними не столкнулись.

– И что же это за побочные эффекты?

Головная боль постоянно сверлила его голову, перед глазами плясали снежинки. Хуже поликистоза головного мозга эффектов и не придумать, но спросить всё же стоило.

– Думаю, вы и без меня знаете, что ваш организм регенерирует гораздо быстрее, благодаря введённым R-клеткам, разработанным в «Улье». Они способны залечивать даже очень серьёзные травмы за считанные часы или дни, могут самостоятельно разрушаться и самовоспроизводиться, постоянно поддерживая нужный объем самих себя в организме. Найти их с помощью обычных лабораторных анализов крайне сложно: нужно знать, где искать. Это могло бы стать настоящей революцией в медицине, если бы не одно но… Цена за быстро затянувшиеся порезы и рассосавшиеся гематомы очень велика. Ваш мозг реагирует на каждую такую ускоренную регенерацию очень болезненно. Каждый процесс порождает небольшую кисту в головном мозге. Постепенно они разрастаются, сливаются, перерождаются, а в перспективе разрастутся как одна сплошная опухоль. Тяжесть травмы прямо пропорциональна размеру этих новообразований, – Эллейн выдержала паузу, давая понять, что вводная информация закончена, а затем продолжила: – У вас не болит голова, профессор?

– Сомневаюсь, что вас сильно заботит моё здоровье, – Коннор старался говорить как можно более нейтрально, но приступ головной боли усиливался с каждой минутой и осложнял осмысление разговора. – Учёным «Улья» не было известно об этом побочном эффекте?

– Стало известно, после того, как моя лучшая подруга вас выкрала. Они провели серию дополнительных экспериментов, разработав так называемую «R-вакцину», но испытания не были завершены по ряду причин. Во-первых, многие из тех, на ком испытывали препараты, умерли. Во-вторых, на втором этапе испытаний к ним нагрянула уже ваша лучшая подруга со своей свитой, – эту фразу Эллейн также сказала с плохо скрываемым сарказмом.

– Зачем вы всё это мне рассказываете? – сказал Коннор всё тем же спокойным голосом, пытаясь побороть приступ внезапно подкатившей тошноты.

– Я бы могла предложить вам модифицированную «R-вакцину», в эффективности которой я уверена на восемьдесят шесть процентов, – Эллейн говорила без запинки и ни одна нотка сомнения не проскочила во всем её монологе. – Это очень высокий процент, профессор, учитывая, что вы всю жизнь не сможете избегать синяков и мелких порезов. На самом деле это комплекс препаратов, а не просто один укол. Одни нужны, чтобы уничтожить R-систему регенерации в вашем организме, вторые – чтобы подавить рост кист и обратить процесс дегенерации клеток головного мозга. Даже если кисты уже имеют приличные размеры, вас можно от них избавить за неделю, может, две. Но мне нужно кое-что взамен…

– Говорите, – Дойл лёг на кровать и закрыл глаза. Ему было всё равно, что она предложит, но дослушать всё же было нужно. «Будет обидно потерять сознание на самом интересном месте».

– Я хочу, чтобы вы понимали, профессор Дойл. Я не чудовище какое-то, я действую в интересах науки. Многие годы мы с матерью вашего ребёнка шли к единой цели – подарить бесплодным женщинам шанс на здоровое потомство. Уверена, что ваша подруга обвинила меня в том, что я выкрала разработки Аманды, но это очень спорный вопрос. В конце концов, её беременность стала возможна тоже только благодаря нашим совместным усилиям.

Коннору всё больше не нравилось, куда она ведёт разговор. Он был уверен, что сейчас она упомянет про Николь. И не ошибся…

– Несмотря на то, что нет никаких данных о том, что R-клетки передаются потомству, я бы хотела изучить этот вопрос более детально, так как обрывочные записи Аманды незадолго до побега из «Улья» содержат в себе спорную информацию. Для этого мне нужно обследовать вашу с Амандой дочь.

Коннор вдруг явно почувствовал едкий, противный запах, который напоминал ему о пребывании в «Улье». Запах загнивающей плоти. Снежинки перед глазами превратились в белое поле, шум в ушах усилился. Он увидел кровать, на которой провёл большую часть времени в лаборатории, как будто со стороны. Вот только теперь на ней лежала подросшая Николь. Её глаза были мокрыми от слез, но она не плакала. Просто смотрела на него с укором. Дочь была опутана проводами и трубками от капельниц. Дойл в одну секунду открыл глаза, помотав грозящей развалиться на две части головой, отгоняя видение. В какую-то минуту боль перестала его волновать.

– Нет! – каждый звук в этом коротком слове прозвучал как три разных слова, выражая уверенность и твёрдость отказа. – Я никогда и никому не позволю ставить опыты над Николь. Ни на благо науки, ни, тем более, ради собственной жизни.

– Что ж, – по голосу было понятно, что Сперви была готова к такому окончанию разговора. – Тогда мне вас искренне жаль, профессор Дойл. Надеюсь, вы выиграете хотя бы немного времени, чтобы увидеть, как ваш ребёнок сделает первые шаги.

– Доктор Сперви? – сказал Коннор тихо.

– Да?

– Не знаю, кто совсем недавно ночью вонзил иглу в моего ребёнка, но клянусь, если вы или ваши люди подойдут близко к Николь, я с того света вернусь… И вы глубоко пожалеете, что решились на это.

– Всего хорошего, Коннор, – презрительно фыркнула Сперви. – Надеялась на большее понимание от коллеги-учёного.

В трубке раздались короткие гудки. Дойл обессиленно отвёл телефон от уха, закрыл глаза и услышал тихий плач Николь… Перед тем, как уснуть, он подумал, что теперь к обонятельным галлюцинациям подключились ещё и слуховые.

Однако малышка действительно плакала на руках Адама, который шёл навестить своего названного сына. Буквально пару часов назад он вернулся в Галифакс, так как вести о состоянии здоровья Коннора были важнее для доктора Дженнерса, чем участие в судебных разбирательствах. Судья отнёсся к этому с пониманием, дав несколько дней отсрочки. Однако Адриана Де Марко была категорически против, чтобы Адам и Николь оставались в квартире Дойла. Она сама подыскала съёмное жилье для пожилого мужчины и своей племянницы. Просила по возможности и, тем более, без особой надобности не выходить из дома, но усидеть на месте Адам не мог.

Вместе с Николь доктор Дженнерс провёл почти час в палате, но, к сожалению, Коннор больше не пришёл в себя. Спал он в ту ночь беспокойно, всё время вздрагивал и вскрикивал. Его терзал кошмар о том, что Никки попала вместо него в «Улей», и он мог только наблюдать за её страданиями, но пошевелиться и сделать что-то – нет.

========== 6. Пять бесконечных дней спустя ==========

Медицинский корпус ОНИР

1 июня 2000, 15.12

Питеру казалось, что эта рабочая неделя тянется уже целую вечность. С момента, как Коннор попал в больницу, прошло пять бесконечно длинных дней. Он старался навещать своего лучшего друга, состояние здоровья которого ухудшалось с каждым часом, по возможности несколько раз в день. Эксон чувствовал себя абсолютно бесполезным, ведь чем мог помочь физик группе медиков, рьяно боровшихся за жизнь Коннора? Только анализом и синтезом данных, но там таких специалистов и без него было пруд пруди.

Никаких расследований Блевинс их команде пока не поручал. Просил максимально погрузиться в процесс изучения обнаружившихся способностей Дойла к регенерации и методов, которые помогли бы обратить рост убивающих кист вспять. Эксон слонялся между лабораторией, где постоянно становился свидетелем ругани между учёными, мнения которых часто расходились по поводу полученных результатов, и палатой Коннора. Питер плохо спал уже несколько ночей подряд. Одной из причин бессонницы был щенок Дойла, уже изрядно подросший и обнаглевший. Он, видимо, скучал по хозяину и постоянно скулил. Перед переездом Коннор попросил Питера присмотреть ещё какое-то время за собакой, так как не хотел забирать Ларри в новую квартиру до полного обустройства. Но гораздо сильнее собаки на сон Питера влияли мысли о том, что Коннор снова может умереть, на этот раз уже абсолютно точно и бесповоротно.

Он хорошо помнил глаза Линдсей во время разговора в самолёте спустя несколько дней после возвращения из Архангельска, когда она, тихо рыдая, практически прямым текстом сказала, что винит его в смерти Коннора. Эксон, за эти дни миллион раз прокрутивший в воспоминаниях свои действия в ту ночь, почувствовал обиду на коллегу, которую считал ещё и своей подругой. Это была та самая первая трещина, которая изрядно подкосила их дружбу. Наверное, Лин было бы проще, если бы он погиб вместе с Коннором, но попытался на своей спине вытащить ополоумевшего от боли шефа, который приказал всем уходить и оставить его там…

Но как раз в устройстве компрессоров Эксон разбирался неплохо и понимал, что даже в самом лучшем случае на всё про всё у него было не более пяти минут. Он нёсся сломя голову и то еле успел выскочить до взрыва. Стоило ли говорить, что за это время вдвоём с заразившимся Коннором они бы в лучшем случае прошли чуть больше половины пути… Но кого это волновало? Никто и не заметил, что Питер, чувствуя давление со стороны Линдсей, и сам начал думать, что виноват в смерти Дойла. Хотя, стоя под падающим снегом в ночь с семнадцатого на восемнадцатое февраля девяносто седьмого, он даже и помыслить не мог, что его в этом будут винить. Во сне с завидным постоянством он возвращался на завод, орал на Коннора и тащил его к выходу. Иногда успевал и видел счастливое лицо Линдсей, которая благодарила и целовала в лоб, а иногда – сгорал вместе с Дойлом в огне и кричал: «Простите меня!»

Когда Коннор вернулся, эти кошмары отпустили Питера. Но, как выяснилось, ненадолго. И после того, как Эксон пару ночей назад разбудил своим криком соседей, он в какой-то мере был рад, что больше не может спать из-за бессонницы.

Питер подошёл к двери палаты Коннора и по привычке заглянул в маленькое окошечко. Дойл был не один… Рядом с его кроватью сидела Линдсей, чуть наклонив голову и прижавшись лбом к сложенным в молитве ладоням. Молилась ли она или просто думала, Питер не знал, но решил сходить за двумя стаканчиками кофе и подождать, пока Доннер выйдет из палаты. Ему не хотелось нарушать её тишину.

Линдсей проводила в лаборатории с учёными больше времени, чем Эксон, так как одной из её специализаций была биохимия. Она разрывалась между микроскопом и палатой Дойла. Ей безумно не хотелось оставлять его одного, но в то же время она с неким недоверием относилась к другим учёным, исследующим R-клетки. Как будто они могли что-то пропустить, а она – нет. Сегодня Лин пришла к Коннору уже в третий раз, но снова застала его в бессознательном состоянии. За прошедшие сутки он, со слов врачей, пришёл в себя всего два раза. Во время этих пробуждений, он спрашивал про дочь и снова погружался в сон. Спал Коннор тихо, лишь изредка вздрагивая всем телом.

– Линдсей? – вдруг услышала она его слабый голос.

– Привет, – Лин мягко улыбнулась и взяла его холодную руку.

– Ты плохо выглядишь, тебе нужно больше отдыхать, – вдруг сказал Коннор, и Линдсей почувствовала, как её глаза увлажнились. Видел бы он себя сейчас.

– Со мной всё хорошо, – она понимала, что спрашивать в миллионный раз, как себя чувствует умирающий человек, как минимум, очень жестоко, поэтому подавила в себе попытку задать этот вопрос.

– Николь?

– И с ней всё хорошо, не волнуйся.

Коннор коротко кивнул и уснул. Линдсей аккуратно положила его руку на кровать, смахнула слезинку с ресниц и, увидев маячащего за стеклом Питера, вышла к нему навстречу. Кофе был очень кстати.

Штаб квартира ФБР,

Вашингтон, округ Колумбия

1 июня, 17.02

– И как первое расследование в отделе «Секретных материалов»? – спросила Адриана, рассматривая вошедшего в её кабинет Джона. Внушительный размер пластыря на его шее ей определённо не понравился. А ведь по телефону сказал, что всё хорошо.

– Чудесно, – недовольно пробормотал Доггетт и сел на стул напротив Де Марко. – Человек-летучая мышь. Короче, не спрашивай… Что у тебя?

– Голова кругом… – начала тихо Адриана, всё ещё критично осматривая перевязку и пытаясь оценить масштаб бедствия. – Потратила несколько дней на сбор информации о Сперви и о её лаборатории. Пирс, который охотно шёл на контакт в первые дни, вдруг почему-то передумал с нами сотрудничать и перестал выходить на связь. Я попросила агента Эммерса нам помочь. Он мне задолжал по одному вопросу и обещал при случае отплатить, – она улыбнулась, а Джон скривился. – У него талант по части уговора тех, кого уговорить сложно или невозможно.

– Ох, Адриана, не напоминай мне о ваших… – недовольно начал Доггетт.

– Молчу, но если бы не он, мы бы с тобой никогда не познакомились, – она снова загадочно улыбнулась, а затем серьёзно продолжила: – Однако Джек всё же больше твой лучший друг, чем мой… Закинь, пожалуйста, тоже удочку по делу Пирса.

– Хорошо, не проблема, – согласился Джон, сверля Адриану недовольным взглядом. – Мы собирались завтра с ним встретиться и посидеть в баре. Там и обговорим детали.

– Ты уже отдал ему тот ящик пива, который проиграл в прошлом споре? – Адриана ухмыльнулась, скрестив руки на груди.

– Пока нет, – Джон вернул ей ухмылку. – Хочешь поучаствовать?

– Скажи, что я ещё ему ящик пива проставлю, если он установит положительный контакт с Пирсом.

– В Джеке я не сомневаюсь, – тихо засмеялся Джон, а затем спросил серьёзно: – Как Дойл?

– Плохо, – Адриана сразу помрачнела. – Дело ещё осложнилось тем, что Адам так переволновался за сына, что два часа назад угодил в больницу с инфарктом. Николь сейчас у Линдсей, но Доннер нужна в лаборатории, и я пока ума не приложу, кого попросить посидеть с Николь до завтрашнего вечера. Утром у меня брифинг, который я не могу пропустить, а вечером мне нужно разобрать кучу бумаг и подготовиться к выступлению, иначе Картрайт с меня шкуру спустит. Но я не могу думать о работе, есть огромное желание всё бросить и лететь в Галифакс.

– Я понимаю, что ты не доверишь Николь тому, кого не знаешь, – Джон взял её за руку. – Но разве в команде Дойла все заняты поиском лекарства для него?

– Антон, Линдсей и Клэр фактически не покидают стен лаборатории, изучая R-клетки в теле Коннора. Из его команды я знаю ещё Питера, – её глаза расширились. – Точно, Эксон! Я так поняла, он всё равно там шатается без дела … Вот только… – она снова стала мрачной.

– Что? – спросил Джон, наклонившись к ней ближе.

– Могу ли я ему доверить заботы о трёхмесячной малышке? Слышала, как Дойл как-то говорил, что Питер даже с воспитанием собаки умудряется накосячить. Но, наверное, у меня действительно нет другого выбора, – сказала Адриана и набрала номер телефона младшего аналитика команды Дойла.

Она быстро спросила у Эксона, как самочувствие Коннора и есть ли новости из лаборатории, а потом, в своей любимой манере, без всяких подводок, огорошила Эксона просьбой побыть с Никки следующие сутки.

– Что? Нет! – отчаянно запротестовал Питер. – Линдсей с удовольствием посидит с Никки.

– Во-первых, – спокойно продолжила Адриана, – у меня нет других вариантов. Я знаю четверых человек из вашей команды. Трое из них важны в лаборатории, из которой они практически не вылазят. Линдсей одна из них… Давай смотреть правде в глаза… – она выдержала паузу, оставив эту информацию на его осмысление. – Во-вторых, завтра я прилечу в Галифакс и останусь там до понедельника. Обещаю, найти тебе замену, так что потерпи один день.

– Но я абсолютно не умею обращаться с маленьким ребёнком! – снова завопил Питер.

– Получишь детальные инструкции от меня и Линдсей, я буду на связи в любое время суток. Поверь, я тоже три месяца назад не представляла, как подойти к ребёнку. Это не так уж и сложно, – эту реплику Адриана произнесла, вложив в голос ободрение и напутствие, сменив ледяные нотки на тёплые.

– Но я…

– Эксон, ты хотел помочь Коннору? Вот и помоги. Ему говорить мы ничего не будем ни про Адама, ни про тебя с Николь. Побережём его здоровье. Я на связи… – сказала она напоследок, избавив себя кнопкой отбоя от порции новых возражений.

Джон пристально смотрел на неё, пытаясь угадать настроение и эмоциональное состояние. Она только тяжело вздохнула, кинув телефон на стол.

– Предлагаю где-нибудь поужинать и отметить твоё первое завершённое расследование в новом отделе, – Де Марко улыбнулась и встала из-за стола, увлекая Джона за собой прочь из кабинета.

========== 7. Признание ==========

2 июня, 19.38

Вечером следующего дня Адриана и Джон решили лететь в Галифакс вместе. Изначально она собиралась туда одна, но Доггетт, получив несколько свободных от работы часов за сверхурочные, настоял на своей компании. В последнее время они редко встречались, ещё реже оставались наедине, да и общались исключительно либо по рабочим вопросам, либо по теме Николь и её отца. Поэтому Джон хотя бы в самолёте хотел провести с Адрианой полтора часа, пусть и не совсем наедине. Может, удастся поговорить не только про племянницу и работу. Правда, в четыре часа дня, когда Доггетт изъявил желание составить ей компанию, он ещё не знал, на что напрашивался…

Де Марко пришлось изрядно поломать голову над тем, кого попросить присмотреть за Николь. Ни о каких непроверенных няньках она не хотела даже слышать. Эксон хоть и справлялся с Николь, но, судя по частым телефонным звонкам, спустя сутки перестал справляться с собственной нервной системой, поэтому срочно нужен был кто-то, кто его заменит… И тут Адриана вспомнила про свою тётю Марту, с которой она хоть и не общалась в последнее время, но которая очень любила племянницу и всегда была рада прийти ей на помощь. Тётя жила одна, своих детей у неё не было и предстоящее «приключение» с перелётом в другую страну привело её в восторг. Адриана не стала вываливать на Марту по телефону новость о родственных связях Николь, ограничившись лишь тем, что её хороший друг заболел и смотреть за его ребёнком некому. Потом она обязательно ей всё расскажет, но сейчас не хватало только Марту в соседнюю палату с Адамом уложить своими новостями…

И вот перелёт в Галифакс показался агенту Доггетту целой вечностью. Тётя Марта была несказанно рада возобновлению контакта с племянницей, а ещё больше – знакомству с её предполагаемой половинкой. Несмотря на то, что Де Марко очень сухо представила эту самую «половинку» как коллегу, Марта сразу раскусила, что голубоглазый мужчина, значительно старше Адрианы, – не просто бывший напарник. И целый час сыпала бесконечными вопросами и рассказами о том, какая замечательная у неё племянница. Первый раз Джон увидел человека, который на первой же попытке погасил возражения Адрианы одним лишь жестом руки. Де Марко только шипела и сопела, слушая бесконечные байки тёти, но молчала. Джон был глубоко поражён, так как до знакомства с Мартой считал, что заставить замолчать Адриану может лишь кляп. И то не факт.

Первым делом, по прибытию в Галифакс, они отправились к Эксону. Питер встретил их под оглушающий ор Николь и громкий лай вымахавшего далматинца. Физик был бледен, огромные синяки под глазами и взъерошенные волосы наглядно свидетельствовали о том, что ночь была бессонной. Николь, едва завидев Адриану, перестала плакать и улыбнулась.

– Ну, слава Богу, Николь, твоя тё… – в следующую секунду его реплика была прервана ударом локтя под ребра от этой самой тёти, которая пока не желала раскрывать карты перед своей тётей.

Марта всё равно ничего не расслышала, поскольку была глубоко шокирована видом жилища, в котором она оказалась. Адриана с ухмылкой наблюдала за тем, как челюсть пожилой женщины стремилась к полу, а глаза выкатывались всё больше. Чистота и порядок были главными союзниками и друзьями жизни одинокой Марты. Её дом всегда сверкал и блестел: ни соринки, ни пылинки, все вещи на местах. Поэтому «хаос» в квартире Питера выглядел для неё примерно так же, как для любого другого человека элементарная свалка мусора. Даже Джон присвистнул, увидев грязные носки на столе, а тарелку с остатками еды на верхней полке шкафа.

– Да я с рук не спускал Николь всю ночь и весь день! – начал оправдаться Питер, в спешке пытаясь собрать какие-то вещи и убрать их в шкаф. Но оттуда на него посыпались другие предметы, и он оставил эту затею, бросив на пол всё, что успел собрать. Ларри тут же подхватил упавшее полотенце и потащил его прочь, энергично виляя хвостом.

– Так, – Адриана развернулась к тёте и Доггетту, который зажимал рот рукой в отчаянной попытке не засмеяться, – Марта, я могу вас отвезти в другую… более приличную квартиру.

– Нет-нет, милая! Я останусь с девочкой тут, – Марта всё ещё оценивала масштаб бедствия, глядя по сторонам. – Я люблю быть полезной, а здесь… – она остановила взгляд на большом кофейном пятне на светлой обивке дивана, – мне хватит работы на все выходные. Вы же не против? – посмотрела она на Питера, задав вопрос с интонацией утверждения.

Доггетт вышел из комнаты, и Де Марко услышала, как он неприлично засмеялся за стеной. Теперь ему было понятно, откуда у Адрианы эти интонации. Семейное, значит!

– Джон! – громыхнула Адриана. – Поехали к Дойлу. Тут мы закончили.

На дорогу до Управления у пары агентов ушло примерно полчаса. Перед входом в медицинский корпус ОНИР у Джона зазвонил мобильный. Он глянул на экран и быстро произнёс: «Эммерс». И он, и Адриана ждали вестей от Джека, который был отправлен для установления контакта с Пирсом. Бывший коллега Аманды по-прежнему был единственной ниточкой, ведущей к деятельности Сперви, и Де Марко не оставляла надежду через него получить какую-нибудь информацию об этой «R-вакцине». Джон остался на улице, чтобы поговорить с другом и коллегой, а Адриана продолжила свой путь.

Перед дверями палаты она, до этого идущая уверенной быстрой походкой, приостановилась. Ей было очень тяжело видеть Дойла в том состоянии, в котором он сейчас находился. Ассоциации с сестрой и её болезнью становились всё прочнее. Но Адриана навещала Коннора всякий раз, когда оказывалась в Галифаксе и старалась провести с ним побольше времени, опасаясь, что однажды в холле её встретит врач или кто-то из его команды с печальными известями. Как это и было с Амандой. Вот и в случае с Дойлом она, во-первых, боялась не успеть увидеть его живым в последний раз, во-вторых, не желала сама себе признаться, что его жизнь стала для неё слишком много значить.

«В его зрачках я вижу отражение своего леденящего ужаса, – думала Адриана, всякий раз глядя в бездонные серые глаза Коннора. – Мой самый страшный кошмар оживает снова: я отпускаю руку Аманды и она умирает. И я ничем не могу помочь… Просто стою и смотрю, как песок течёт сквозь мои пальцы».

Когда Адриана вошла в палату, Дойл не спал, а лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок.

– Привет! Рада, что удалось застать тебя бодрствующим, – она улыбнулась уголками губ, подходя всё ближе к его кровати. Пару дней назад Адриана решила, что пора перепрыгнуть барьер и перейти к общению на «ты», учитывая обстоятельства. Стоит ли соблюдать границы и правила вежливости, если у человека идёт счёт на дни, а может и на часы…

Коннор перевёл на неё мутный взгляд, и на минуту Де Марко показалось, что он пытается вспомнить, кто она. Адриана машинально глянула на мониторы аппаратов, к которым он был подключён. Но в их показаниях она мало что понимала. Разве что заметила, что пульс совсем слабый.

– Пообещай мне, что ты не оставишь Никки, если я не выкарабкаюсь, – выжимая из себя остатки сил, произнёс Коннор.

– Послушай… – Адриана взяла его за руку и присела на край кровати. – Есть одна лазейка, Джон как раз…

– Адриана… – Коннор поморщился, превозмогая очередной приступ боли. – Пообещай. Я не уверен, что хочу и могу бороться с этим дальше, – его голос дрогнул. – Но я не могу уйти, оставив Никки одну.

Сердце Адрианы затрепыхалось, как бешеная птица внутри. Так и есть: её самый страшный кошмар оживал и переходил в реальность. Она уже видела это выражение глаз, застеленных белой пеленой, слышала просьбы не оставлять Никки. Тогда она развернулась и ушла, а на следующий день сестры не стало. Адриану начало трясти, противный горький ком подкатил к горлу, сдавив гортань. Она вцепилась в холодную руку Коннора намертво.

– Адриана, прошу! – Коннор зажмурил веки и сжал зубы, задрожав всем телом. По его щеке покатилась слеза. Пульс на мониторе резко подскочил до отметки двести. – Поклянись мне. Я не могу больше… – он коротко вскрикнул и задохнулся.

– Нет! – яростно выкрикнула она. – Я ничего тебе не обещаю! И не отпущу! Слышишь? – прошептала, чувствуя, что голос начинает срываться. – Я тебя не отпущу, будь ты проклят!

Коннор тихо застонал, дёрнулся, пытаясь вырвать руку из её пальцев. Но Адриана только сильнее сжала захват, а у Дойла было слишком мало сил, чтобы бороться с ней. Он какое-то время метался по кровати, кажется, уже снова не осознавая, на каком свете находится и где границы реальности.

Адриану трясло уже крупной дрожью, и она не могла ничего с этим поделать. Она уже не понимала, где заканчиваются его судороги, а где начинаются её собственные. Боль Коннора ударила по каждому нерву в теле, и Адриана не была готова, что её захлестнет словно ледяным штормом, желающим погасить до тла бушующее пламя внутри неё. Она упала на колени, согнувшись, но отпускать руку Коннора всё равно не собиралась, видя, как он понемногу успокаивается и перестаёт кривиться от боли.

– Дойл, я сделаю всё, чтобы у Никки остался в живых хотя бы один родитель, раз уж свою сестру не спасла! – её голос дрожал, срываясь то на крик, то на шёпот. Она поднялась с колен и наклонилась к Коннору, прикоснувшись своим лбом, а затем губами к его переносице. – Я не пущу тебя туда! В этом я тебе клянусь! Слышишь?

Дверь за спиной отворилась и Адриана осеклась, закусив язык до боли. По шагам она поняла, что это Джон. Он подошёл сзади и легко обнял её за плечи.

– Пирс признался, – сказал Джон шёпотом. – Я знаю, где Сперви хранит образцы.

Доггетт простоял несколько минут, ожидая, пока Адриана обернётся к нему. А Де Марко наблюдала за тем, как Коннор наконец обмяк и затих, провалившись в беспокойный сон. Но даже видя, как его лицо расслабилось, и гримаса боли бесследно растворилась, Адриана всё ещё боялась выпустить пальцы Коннора. Хоть и понимала, что раз уж получена такая важная информация от Джека – медлить нельзя. Закрыла глаза – языки пламени в зрачках медленно начали затухать и гаснуть. Адриана аккуратно положила руку Дойла на кровать, повернулась к Доггетту и абсолютно спокойным голосом сказала:

– Я слушаю, Джон!

========== 8. Прототип и образец #418 ==========

Медицинский корпус ОНИР

2 июня, 20.02

Спустя пять минут Адриана и Джон в холле допивали кофе, обсуждая детали, которые удалось узнать Доггетту от агента Эммерса.

– Шкаф в кабинете Сперви ведёт в небольшую комнату, в которой она хранит архив документов и экспериментальные образцы. Пирс указал буквенный шифр штатива с R-вакциной. Просил учесть, что Женский центр днём и ночью охраняется, но проникнуть туда будет всё же проще ночью.