Текст книги "Кровопийца (СИ)"
Автор книги: Ad Astra
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Глава 5. Мир Агнесс Торсон
Дорогой дневник,
мне неловко обращаться к тебе столь банальным образом, но я не вижу иного прекрасного предложения, чтобы начать вести записи в пока ещё пустой тетради. Эта поездка кажется мне удивительной, настолько волшебной, что я посчитала своим долгом записать все свои трепещущие эмоции, дабы потом вспомнить о них на старости лет. Я и ещё девятнадцать человек живем в настоящем замке, что напоминает собой грецкий орех: снаружи его скорлупа очень темная, пронизанная линиями и трещинами, тогда как внутри покоится светлый вкусный плод. Из меня никудышный писатель, физика и математика мне гораздо ближе, но я люблю орехи настолько, что подобное сравнение показалось мне апогеем моего личного писательского мастерства.
Уже как день я живу в больших покоях. Именно покоях, ведь назвать это помещение просто комнатой будет грубо и совсем неверно. Особенно мне нравится камин и головы львов, что украшают его по бокам. У них шикарная грива, но пустые глазницы, что показалось мне странным: неужели какой-то невежа-турист позволил себе отковырять их? Над камином висит портрет очень красивой женщины, впрочем, все находящиеся здесь портреты посвящены людям исключительно красивым, будто бы некрасивых в то время не существовало. Я не нашла ни имени художника, ни имени самой герцогини (мне показалось, что именно герцогиней она и была) на старом холсте, но больше всего притягивал взгляд маленький и очаровательный мальчик, что стоял подле своей матери, сжимая в кулачках ткань её платья. Его хитрые глаза были немного сужены, будто бы все время он подозрительно смотрел на художника, но отходя немного дальше, передо мной вдруг открывался улыбающийся мальчишка с широко распахнутыми глазами. Я читала о подобном эффекте, думаю, художнику понадобилось немало сил, чтобы передать его.
Мне нравится зал, который по-простому называют столовой. Но разве можно назвать столовой огромное пространство с несколькими длинными столами и стульями с высокими спинками? Окна там тянутся от пола до потолка, и яркий свет по утрам красиво падает на пол и на статуи животных, что подпирают стены. Еду подают в антикварной серебряной посуде, и, как бы забавно это ни звучало, хочется сразу выпрямить спину и взять в правую руку нож. Удивительно видеть за столом разговаривающих людей, ведь был бы здесь интернет, все бы непременно молчали, уткнувшись в экран, но теперь…Да, я словно оказалась в середине семнадцатого века.
Я не люблю знакомиться с людьми, предпочитая им одиночество и книги, отчего даже родные люди приписали мне неприятное слово «социофоб». Но я не считаю себя такой, причисляя свой характер скорее к мизантропам, однако, незнающим людям сделать неправильный вывод ничего не стоит. Впрочем, сегодня я изменила своим принципам и познакомилась первой: не сидеть же мне в углу, когда хочется поделиться всеми этими эмоциями? Я долго выбирала того, с кем могу завести спокойную непринужденную беседу, ведь, не желая знакомиться с людьми, я научилась попросту за ними наблюдать, чтобы знать, чего следует ожидать.
Девушка с розовыми волосами даже не скрывала своего распутства. Сегодня весь завтрак мне пришлось невольно слушать её рассказ о том, как она думает соблазнить работающего здесь дворецкого. Все её выражения и слова были до ужаса смущающими, и как у неё только язык поворачивался говорить подобное за столом? Даже перечислять их здесь не хочу. Её подруга была излишне болтливой, а сидящая неподалеку блондинка с пухлыми губами выглядела надменной и высокомерной. Но две другие девушки, разговаривающие с ней, показались мне приятными, особенно Беатрис. Я обратила на неё внимание ещё в самолете, точнее, на её длинные и волнистые волосы красивого золотого оттенка, какой может дать только природа, но никак не парикмахерское окрашивание. Она вела себя сдержанно, задавала конструктивные вопросы и всем своим внешним видом внушала доверие, что редко заметишь в современном обществе. У нас состоялась ничего не значащая, но хорошая беседа, во время которой я пыталась найти как можно больше деталей, что позволят мне заподозрить в человеке качества отрицательные. Пагубная для меня привычка. В темных, почти черных глазах, я не видела зрачков, но взгляд у Трис был теплым, уголки её губ всегда изгибались в улыбке, и, пускай изредка в её речи проскакивали жаргонные слова, а в хряще левого уха виднелись два колечка (да, всяческий пирсинг кажется мне отталкивающим), девушка выглядела искренней.
Единственное, что кажется мне странным в этом красивом месте, это его работники. Нет, они вежливы и учтивы настолько, что от их манеры речи и поведения веет той покорностью, что была присуща слугам в давние времена. Но отчего они столь бледны? Их кожа настолько светлая, что сравнима с мраморными ступенями, ведущими на разные этажи. Все они выглядят несколько…болезненно. Очень худы, но при том приятны и даже будто аристократичны. Я следила за горничной, и отметила, как быстро она ходит. Среди скороходов она бы непременно получила первое место. Впрочем, все можно сослать на особенности влияние климата на организм. Все, кроме быстрой ходьбы, это уж заслуга личного физического развития.
Джанет (это подруга Беатрис) сказала, что после обеда проколола палец иголкой, когда пыталась зашить дырку в джинсах. Горничная, увидев кровь, тут же вышла из комнаты. Видимо, боится её внешнего вида. Могу понять, я тоже не люблю смотреть на кровь.
Ещё по всему дому висит различное оружие. Я впервые вживую увидела арбалет и секиру, что были, прошу заметить, остро заточены. Разве это не опасно? Если кто-то решит почувствовать себя рыцарем? Я знаю, о чем говорю, ведь сегодня парень по имени Арчибальд предлагал двум другим юношам выпить в его комнате и отметить приезд. Кто знает, что они могут придумать в таком непристойном состоянии.
Я очень хочу посетить местные деревни, но пока профессор попросил нас ознакомиться с историей замка и провести в нем, никуда не выходя, два дня. Думаю, скоро они начнут выдумывать разные пугающие истории, чтобы повлиять на нас. Интересно, кто сдастся первым? Уж точно не я.
Получилось довольно много для первого дня. Нам разрешили вечером погулять по территории замка, и я очень хочу посмотреть конюшни. Поэтому на сегодня я ставлю точку.
Глава 6. Махаон и тарантул
Едва на улице начало смеркаться, я вышла на дворцовую площадь, окруженную вечерним благоуханием роз. После ужина Джанет решила выспаться в своей комнате, сославшись на усталость, а Арчи устроил небольшой праздник, гостьей на котором я быть не захотела, вспомнив о нашей последней встрече. Другая же немногочисленная группа, в том числе и моя новая знакомая Агнесс, направилась по дороге, ведущей в сторону конюшен, со стороны которых редко можно было услышать ржание лошадей. Стоящие в тех стойлах скакуны, по словам дворецкого, были чистокровными и оттого дорогими, а потому и я желала посмотреть на них хотя бы одним глазком, однако, сейчас, когда всю тьму отгоняют висящие на стенах маленькие фонари, когда над ровно постриженным газоном летают светлячки, не хотелось запирать себя в четырех стенах.
Повернувшись в противоположную сторону, я с сомнением взглянула на мрачную часовню, ветер в которой, проходя сквозь дыру в крыше, издавал гудящий и отталкивающий звук. Фонари на этих стенах были разбиты, а их стальная основа будто бы выгнута кем-то в непосильной злобе, что ныне была прикрыта разросшимся плющом. Узкая тропа позади часовни показалась мне вычищенной и ухоженной, и потому я неспешно отправилась по ней в сторону, где шелестел сад из вишен и виноградных лоз. В его центре, завершая ход тропы, находилась стеклянная оранжерея, в которой ничего нельзя было разглядеть из-за покрывающей её изнутри зелени, и, увидев внутри горящий свет, я осторожно открыла дверь.
Под куполообразным сводом журчал маленький фонтан в окружении тропических цветов и карликовых декоративных деревьев. Бело-розовые канны, хрупкие сиреневые орхидеи и раскрывшиеся под ними яркие газани, чередующиеся с ликорисами, – всё это цветущее разнообразие было окружено стаями синих махаонов и изумрудными палинурами, что плавно перелетали с одного места на другое. Быстро сообразив, что дверь за собой следует закрыть, я неуверенно прошла вперед, думая о том, можно ли мне находиться в подобном месте – не припомню, чтобы нам рассказывали об оранжерее с бабочками.
У фонтанчика, изображающего печальную девушку с кувшином, стояла обтянутая бархатом софа с низким стеклянным столиком, на котором покоился чайный сервиз. Заметив, что от одной из кружек идет пар, я обернулась, но увидела лишь редкие растения и тонкие стволы деревьев. Полагаю, мне всё же следует вернуться на площадь и присоединиться к тем, кто решил осмотреть конюшни.
Возвращаясь к двери, я заметила трепыхающуюся бабочку, коварно попавшуюся в незаметную паутину у корней апельсинового деревца. Наклонившись, чтобы не задеть головой ветви, я присела на корточки перед махаоном, замечая быстро ползущего по коре паука. Аккуратно поддев тело бабочки пальцем, я потянула его на себя, разрывая паутину и возвращая махаону прежнюю свободу, пускай мгновенно взлетать в воздух он и не собирался. Оставшись сидеть на моем пальце, махаон красиво покачивал крыльями, отчего их цвет переливался от насыщенного синего к яркому лазурному – что ж, достойная благодарность за спасение
– Почему вы сделали это? – вдруг спросил меня бархатный голос, и от неожиданности я подскочила на ноги, ударившись головой о ветку. Махаон взлетел к порхающей стайке, и я быстро обернулась, потирая ушибленную макушку и коря себя за чрезмерное любопытство.
Губы мужчины, что стоял передо мной, даже не скривились в доброй усмешке после увиденного, и его внимательный и строгий взгляд требовал от меня ответа на прозвучавший вопрос, на который сразу ответить я не смогла. Нет, удар о ветку был не сильным, да и испуг от внезапности прошел за считанные секунды, но всё же я вдруг обнаружила себя за простым и не очень вежливым разглядыванием незнакомого мне человека. Он был высок и имел хорошее телосложение, подчеркнутое изысканным, пускай и несколько старомодным стилем. Длинный темный плащ, накинутый на плечи, открывал взору строгую, стянутую в вороте синим галстуком, черную рубашку, заправленную в прямые узкие брюки такого же мрачного цвета.
– Мне стало её жаль, – интонация вышла виноватой, но под столь серьезным взором, требующим ответа на странный вопрос, я не могла сказать иначе.
– Почему же вам не стало жаль паука? – продолжил разговор незнакомец, и только сейчас я увидела, насколько острыми и правильными были черты его лица. Возможно, именно они придавали мужчине очевидную красоту, но, быть может, черные волнистые волосы, идущие от прямого пробора до кадыка, придавали его внешности роскошь, идя вразрез с белоснежной кожей. – Вы лишили его пищи.
– Жизнь паука исчисляется годами, в то время как жизнь бабочек – месяцами. Прекратить и без того короткий срок вот так, – я кивнула в сторону паутины, – грустно, как по мне.
– Но если это был последний шанс для паука выжить, и без этой еды он погибнет?
Этот вопрос показался мне настолько несуразным, что стеснение перед красивым мужчиной мгновенно исчезло, и я недовольно нахмурилась, находя в себе силы ответить грубо. Но я не могу позволить эмоциям взять над собой верх, ведь я совсем не знаю, что за человек стоит сейчас рядом со мной.
– Простите, но я не знаю, как ответить на этот вопрос, – деликатно я попыталась завершить тему, но вместо ожидаемого безразличия мужчина вдруг тепло улыбнулся, аккуратно беря меня за пальцы и оставляя на тыльной стороне ладони невесомый поцелуй. Такой старинный жест и такой…изящный.
– Было интересно узнать, что за вашим действием скрывается не только желание спасти красивую оболочку, – он плавно повел меня к софе, и я не стала сопротивляться. – Хотя начинать знакомство с таких вопросов было довольно грубо с моей стороны, верно? Давайте же начнем сначала, – сказал он, когда мы сели на софу, что оказалась на удивление мягкой, – моё имя Вилфорд Кроули.
Не решусь утверждать поспешно, однако, моя память не могла мне изменить так скоро, и, если судить по истории замка, то его последние владельцы носили такую же фамилию. Однофамилец или прямой потомок? Следует ли мне задать этот вопрос, что может показаться ему излишне прямолинейным?
– Беатрис…Беатрис Дэнсон. Рада с вами познакомиться.
– Значит, вы очаровательная участница затеянного эксперимента? – спросил мужчина, давая мне возможность задать интересующий вопрос.
– Да. А вы, полагаю, здесь работаете?
Задумчиво отведя взгляд в сторону, Вилфорд медленно кивнул, и в более ярком свете я вдруг заметила, насколько необычной была радужка его глаз. Я могла бы назвать её ореховой, но медные оттенки придавали этому цвету красноту, и что ещё более поразительно никакого радужного рисунка я не увидела.
– Вы разглядываете мои глаза, – с улыбкой произнес мужчина, – но ничего о них не говорите. Почему?
– Я подумала, что вам и без того, должно быть, часто о них говорят…Настолько часто, что это могло вам попросту надоесть.
Улыбка Вилфорда стала ещё шире, и он потянулся к столику, наливая в фарфоровые чашечки чёрный ароматный чай. Одну из них он любезно предложил мне, и прежде, чем сделать глоток, я уловила в запахе цветочные ноты.
– Это ассамский чай, собранный весной, – продолжил он, беря чашку тремя пальцами так, чтобы все они лишь держали ручку, но никак не входили в неё. Это был последний жест, на котором я окончательно решила, что Вилфорд придерживается настоящего этикета. – Его называют «чаем к завтраку», но я не вижу ничего страшного в том, чтобы испробовать его вечером.
Что ж, с уверенностью могу сказать то, что в сравнение с магазинным чаем этот ассамский чай не идет. И дело именно во вкусе, а не в убеждении себя самого насчет дороговизны данного напитка. Я не могла сполна насладиться им, не зная о тех правилах, что помогают раскрыть истинный вкус чая, но мне хватило простых глотков, чтобы понять невысказанное восхищение Вилфорда. Ещё некоторое время мы разговаривали о профессоре Маквее, о замке и о затеянном опыте, и у меня не осталось никаких сомнений в том, что мистер Кроули очень галантный и всесторонне развитый человек, который, впрочем, сам себе на уме. Он расспрашивал меня об учебе, о планах на будущее, и, когда мы разговорились настолько, что стеснение пред человеком из другого общества меня покинуло, я всё же решила задать вопрос о его фамилии.
– Да, – не сразу ответил он, закидывая одну ногу на другую, – я владелец этого замка. Он передается в нашей семье по наследству.
Эти слова одернули меня с небес обратно на землю, и я поняла, что разговариваю с человеком влиятельным и богатым, с человеком, с которым мне следует вести себя осторожно и вежливо, ведь, если ему что-то придется не по душе, весь эксперимент мгновенно прикроют, а нас отправят по домам. Полагаю, изменение в моём лице было замечено Вилфордом, и он горько усмехнулся, вставая с места и подавая мне руку.
– Прошу, ведите себя со мной так, как вам удобно. Не стоит стеснять себя только лишь потому, что я владею этим местом.
Он говорил приветливо и дружелюбно, но что-то подсказывало мне, что, несмотря на такие слова, невежливого обращения этот мужчина не потерпит.
– Думаю, мы достаточно узнали друг друга, чтобы перейти на «ты».
– Хорошо, давай.
– Ты очень обаятельная девушка, Беатрис, и сообразительная, я восхищен, – произнес он без притворства, и легкий румянец вдруг тронул меня за кожу.
– Приятно слышать, я прекрасно провела время, – не менее искренне призналась я, когда мы вышли из оранжереи. – Надо же, уже полночь…
– Был рад знакомству с тобой, Беатрис. Надеюсь, исследования не вымотают тебя, и мы сможем поговорить ещё.
– Да, – его слова о новой встрече было так чудесно слышать, что я широко и счастливо улыбнулась, – обязательно.
В его взгляде вдруг показалось настоящее удивление, и постоянно приподнятые уголки губ вдруг опустились, словно бы я произнесла что-то страшное. Подойдя ко мне так близко, что мне пришлось поднять голову, дабы не упускать мужской взгляд, Вилфорд сощурил глаза, становясь настоящим притягательным магнитом, от которого я не могла отойти. Аккуратно коснувшись моего подбородка, он провел большим пальцем по моей нижней губе, не сводя горящего взора, в то время как я пыталась бороться со своим телом, которое будто оторвали от головы, позволив действовать самостоятельно. Я никогда не вела себя так прежде, никогда бы раньше я не позволила мужчине, с которым я познакомилась несколько часов назад, вести себя так вызывающе, но…Впервые моё сердце стучало так быстро. Идеал, который я когда-то сформировала в своей глупой голове, вдруг предстал передо мной, и я позволила себе мысль о том, что, быть может, именно это чувство называют внезапной влюбленностью. Вилфорд красив, умен, состоятелен, он знает, чего желает и какие цели ему предстоит покорить, он тот, о ком где-то в глубине души, возможно, мечтает каждая, и в этом желании нет корысти, есть лишь влечение идти за достойным и сильным мужчиной.
Когда он склонился ниже, я покорно прикрыла глаза, чувствуя на губах нежный, почти невесомый поцелуй, такой приятный, что я невольно придвинулась ближе, позволяя заключить себя в объятия. Оторвавшись на мгновение, Вилфорд поцеловал меня ещё, и ещё, пока поцелуй не перерос во что-то большее, во что-то страстное и будоражащее, что сбивает дыхание и скручивает живот от одной лишь мысли о…Я осторожно выставила впереди ладони, прерывая эту сводящую с ума волну. Не понимаю, что со мной, но я выставляю себя легкомысленной девушкой, что повелась на красивую внешность и обозначенные богатства. Губы горели, как и щеки, и под внимательным взглядом Вилфорда я неуверенно проговорила что-то об усталости и сонливости. Он понимающе кивнул и, поцеловав меня вдруг в макушку, ушел в темноту, туда, где не было света фонарей. Я же стремглав помчалась в свою комнату, пытаясь остановить бешено стучащее сердце…
Глава 7. Мир Агнесс Торсон
Дорогой дневник,
история, рассказанная профессором Маквеем, потрясла меня до глубины души. В этой невыдуманной повести, подтвержденной архивными записями и передающимися из поколения в поколение легендами, было жизнеописание одного герцога, что построил этот замок. Понимаю, что всё это часть эксперимента, что всему есть логическое объяснение, что часть из рассказа является настоящей выдумкой, однако, было в этой истории что-то, что заставляло насторожиться и внимательно слушать.
Красивый замок стал пристанищем душ для погибших здесь людей. И их число столь велико, что я не решаюсь написать об этом здесь. Всех их объединяет лишь одно: эти люди были убиты герцогом. Будучи поклонницей фильмов жестоких и боевых, спешу уверить, что чья-либо смерть меня не пугает, и в любой истории она добавляет необходимый драматизм, но от этой истории по моей коже прошелся холодок.
Часть источников утверждает, что герцог был психически болен, что все его свершенные впоследствии действия не могли исходить даже от человека попросту жестокого и аморального. Другая же часть попросту описывает его как личность злую и алчную, воплощающую в себе все семь грехов. Как бы то ни было, герцог сменил двенадцать жен, останки которых до сих пор не были найдены. Есть, однако, достоверные факты об обнаруженных в этом замке повешенных слугах и об утонувших в реке детях, вот только чьих, история не упоминает. Именно поэтому местные жители боятся купаться в протекающей здесь реке, считая, что души утопленников непременно заберут их с собой.
Я не очень поняла, зачем герцогу понадобилось убивать всех своих жен, но, если вообразить его психически больным человеком, то всё действительно встает на свои места. Он измывался над тем, что принадлежит ему, получая удовольствие, а женщины в те времена не имели права выбора и выходили замуж за тех, на кого указывали их отцы.
Беатрис спросила профессора о потомках этого герцога, и Маквей рассказал, что история насчитывает только трех юношей, из которых выжил лишь один. Повисший в воздухе вопрос о том, а не убил ли герцог и своих потомков, остался не оглашенным по причине своей жестокости, и психолог, явно довольный произведенным впечатлением, отпустил нас с собрания.
Впрочем, все собравшиеся повинуются логике. Уже через час многие без задних мыслей обсуждали портреты женщин, отпуская шутки наподобие того, все эти дамы попросту вывели бедного мужчину из себя. Горничная, услышав это, так взглянула на Арчибальда, что тот проглотил язык. Я тоже считаю, что не стоит говорить неуважительно обо всех этих когда-то живых людях.
За обедом Беатрис обмолвилась о владельце этого замка, назвав его очень воспитанным и умным человеком. Она рассказывала так воодушевленно, словно бы была в него влюблена, но Джанет лишь рассмеялась, сказав мне, что такой сухарик, как Трис, очень трудно пробить на настоящие чувства. Я решила поверить, но мысленно захотела встретиться с этим мужчиной, которым так восхищалась Беатрис.
Попытки Моники (Джанет всё же познакомилась с этой розоволосой девицей) совратить дворецкого были неуспешными, о чем она, конечно же, откровенно делилась, рассказывая во всех подробностях, как на Габриэля реагирует её тело. Марвин проиграл Арчибальду на слабо и теперь был вынужден приударить за одной из горничных, что как по мне совсем уж непристойно. Профессор столько раз просил нас быть учтивыми и вежливыми со здешними работниками! Беатрис сказала, что, наверное, этой ночью психологи предпримут первые попытки повлиять на наше сознание, но меня это совсем не волновало, у меня крепкий сон, и их завывания у дверей или звуки хлопающих створок не помешают мне выспаться и быть с утра бодрой. Если бы я верила во всю эту чепуху, я бы ни за что не согласилась на этот эксперимент. Сработает ли тактика психологов или нет, покажет время, но а пока все эти рассказы для меня – лишь ужасная и неприятная сказка.
Я видела, как двое мужчин, что находились в самой высокой возрастной группе из всех испытуемых, отправились в библиотеку, найдя информацию о герцоге крайне занимательной. Не понимаю, что может быть интересного в больном человеке, желающим убивать. Вместо этого я согласилась показать новым знакомым конюшню, и на них она, как и на меня, произвела большое впечатление. Все эти большие, но аккуратные денники со свежим сеном и новенькими полками, тянулись по двум сторонам, сохраняя посередине широкую дорожку. На каждом деннике была табличка с выгравированными кличкой, возрастом и породой лошади, а от стоявших там скакунов глаз было не отвести! Красивые, гарцующие на месте, с лоснящейся шкурой – если нам позволят на них хоть раз покататься, я буду невероятно счастлива. Когда Джанет услышала это от меня, она в шутку попросила Беатрис замолвить об этом словечко самому владельцу, на что Трис лишь покраснела и наигранно обиделась. Ей, к слову, очень приглянулся черный конь Фризской породы по кличке Диабло, стойло которого располагалось почти в конце конюшни. Работающий здесь конюх сказал, что этот скакун принадлежит Вилфорду Кроули и что нрав этого коня крайне скверен и даже агрессивен. В самом деле, этот Диабло чуть не укусил Трис за руку! И, если бы не подоспевший вовремя конюх, пришлось бы моей знакомой ходить с большим синяком на правой руке.
Вечером Джанет постоянно отпускала безобидные шутки в сторону Беатрис и этого владельца. Сама Трис лишь улыбалась, но я видела на её лице румянец: всё же, я думаю, Вилфорд действительно ей понравился. Мужчины, вернувшиеся из библиотеки, рассказали, что нашли информацию о некоторых женах того герцога, и в довольно грубой форме описали двух из них, как девиц легкого поведения. Получается, что бедному герцогу просто не везло в любви? И он решил, как говорят, сжечь все мосты с прошлым и строить новые отношения. Вот только убивать ради этого…
Сейчас десять часов вечера. Я хочу заснуть пораньше, чтобы не видеть позор психологов. Беатрис и Джанет сказали, что будут следить. В этой местности очень красивое ночное небо, видны даже самые маленькие звезды. Мальчик с картины всё также игриво улыбается. Он такой же бледный, как и работающие здесь люди. Видимо, это всё же генетические особенности местных жителей.
