Текст книги "Mea culpa (СИ)"

Автор книги: A-Neo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Что тебе? – спросил Фролло, не испытывая ни малейшего интереса, просто чтобы нарушить тишину.

– Пришла справиться, не требуется ли вам чего, – с поклоном ответила мельничиха, сложив поверх исстиранного передника натруженные руки.

– Мне ничего не нужно, – мотнул головой Жеан. – Ступай.

– Жанно! – ласково позвала кормилица, набравшись смелости. – Жанно, нельзя так, мальчик мой! Надо поесть и хоть немного отдохнуть. Не терзайся, наш государь милостив, он…

– При чём здесь государь?! – вскинулся Фролло, раздув тонкие ноздри. И снова склонил голову на грудь.

Но всё-таки заставил себя съесть ржаную лепёшку, запив её водой, и на несколько часов забылся тяжёлой дрёмой. Проснулся он, когда солнце перевалило за полдень. Как и прежде, ничего не хотелось, мучительная тоска засела в нём, как заноза, и с этим срочно требовалось что-нибудь делать. Нужно было для начала хотя бы выйти к людям. Не вечно же, в самом деле, сидеть затворником! Снежок, не страдавший, в отличие от хозяина, отсутствием аппетита, надсадно мяучил. Вздохнув, Фролло поплёлся в дом мельника. Матушка Фантина, Марта – её невестка – и младшие внуки пололи грядки в огороде. При появлении Жеана они, как по команде, бросили все дела и дружно поклонились. Вид этого раз и навсегда усвоенного повиновения, долженствующий, казалось, бальзамом окропить пострадавшее самолюбие Жоаннеса де Молендино, вызвал жгучую досаду. Хоть в Париже, хоть в своей вотчине – всё одно, он пугало для простого люда. Пусть ещё эта женщина с детьми, но матушка Фантина?! Ведь он ей почти как сын! Фролло приказал отставить впредь лишние церемонии и попросил кормилицу обращаться к нему так, как она звала его в детстве и утром, в хозяйском доме.

– Жанно? – недоверчиво произнесла старуха. Крестьяне смотрели на него со смесью удивления и испуга, явно не понимая, чего от них хотят. Предстояло потратить немало усилий, чтобы преодолеть вековечную стену этой забитой покорности.

– Именно, – согласился Жеан и перешёл к делу, которое привело его сюда. – Матушка Фантина, не будет ли плошки молока для моего кота?

Пропитание для Снежка тут же выделили. Вслед за этим Фролло изложил вторую просьбу, прозвучавшую, скорее, как требование, изрядно огорошив добросердечную старуху. Жеан, в последний раз державший в руках метлу во времена учёбы в Торши, изъявил желание помочь по хозяйству. Бедная мельничиха, чьё незыблемое представление о взаимоотношениях между слугой и господином дважды пошатнулось, всплеснула руками:

– Разве дворянину пристало заниматься чёрной работой?

Упрямец настоял на своём, надеясь в трудах праведных отвлечься от мыслей об Эсмеральде. Чего уж легче? Справится. Натаскать воды или набрать хвороста не Бог весть какая премудрость. Непривычный к тяжёлой работе Фролло, с присущей ему дотошностью, взялся осваивать новые навыки. Однако, принявшись за дело, он едва не пожалел о поспешно принятом решении. Колодезный ворот поворачивался с громадным трудом, полные вёдра оттягивали руки, вода выплёскивалась прямо на ноги, неумело стянутая вязанка норовила рассыпаться. Ладони быстро покрылись кровавыми волдырями, всё тело ломило, мышцы болели, но Жеан, отринув соблазн всё бросить, самоотверженно тянул лямку. Ибо истинный Фролло никогда не пасует перед трудностями. Средство, выбранное им, возымело-таки свои плоды: на душе сделалось легче, а желудок, не считаясь с хандрой, потребовал еды.

Горячая пища на крестьянский стол попадала нечасто – её попросту не на чем было варить. Хворост экономили, а поленья, даже сырые, считались практически дефицитом, крестьянам вовсе недоступным. Простой народ не имел права срубать деревья и охотиться в лесах. Порубщиков, дерзнувших посягнуть на господские угодья, при поимке без суда вешали на месте или приматывали за кишки к дереву в назидание другим. В родовом поместье Жоаннес Фролло завёл иные порядки. Увидев, как Марта готовит луковый суп, бросая нарезанные овощи в холодную воду, он, испытав вдруг укор совести, на общей сходке разрешил жителям Мулена рубить дрова и ловить дичь в пределах своих владений.

Вечерами, едва добравшись до постели, Жеан засыпал, стоило сомкнуть веки. Поначалу цыганка не беспокоила его, а на четвёртую ночь приснилась опять. Видение было так ярко, так правдоподобно, что он, толком не проснувшись, с сомнением провёл рукой по смятой простыни, пытаясь обнаружить следы недавнего присутствия девушки.

– Что ещё мне сделать, чтобы позабыть тебя? – обессилено вопросил он пустоту.

В этот день бывший судья решил наведаться на мельницу, где здоровяк Анри, шириной плеч приятно напоминавший Квазимодо, играючи носил тяжёлые мешки, где скрипели жернова, перетирая зерно, и плясали пылинки в солнечном луче. Насмотревшись на мельника и его помощников, Жеан лёг в траву, как в детстве. Шумели вращаемые ветром мельничные крылья. Высоко в небе, невесомо паря в воздушном потоке, самозабвенно заливался жаворонок. Фролло не заметил, как задремал, убаюканный его трелями. Пробудился он от того, что кто-то, шаля, щекотал травинкой его лицо. Жеан чихнул. Раздался заливистый девичий смех, чистотой схожий со звоном серебряного колокольчика. Так умела смеяться только одна девушка. Ошарашенный, он открыл глаза: над ним склонилась улыбающаяся Эсмеральда. Фролло подскочил, словно его подбросила невидимая пружина – девушка не исчезла. Он схватил её за руку – рука оказалась живой, тёплой, материальной.

– Боже правый! Если я сплю, то желаю никогда не просыпаться, – воскликнул он. – Неужели это действительно ты? Какие ангелы привели тебя сюда?

– Я не смогла без тебя, – просто ответила она. – Отец Клод рассказал мне, как найти Мулен и я, не теряя ни минуты, отправилась в путь. Я пришла. Ты не прогонишь меня?

Он прижал девушку к груди, запустил ладонь в волосы, нежно перебирая шелковистые пряди, зажмурившись, благоговейно дрожа, припал к её губам как к священному сосуду – и на сей раз она ответила ему. Упиваясь радостью воссоединения, они словно позабыли об окружающем, нисколько не смущаясь того, что их могли увидеть работники с мельницы.

– Моя владычица, моя Эсмеральда, – жарко шептал он, страшась разжать объятия. – Никто не отнимет тебя у меня, никогда. Я никуда не отпущу тебя.

Цыганка протестующе упёрлась ладошками в его грудь, прерывая сбивчивую тираду.

– Жеан, погоди, я должна тебе сказать нечто важное.

– Важное? – насторожился мужчина.

– Я приняла твою веру. Отец Клод крестил меня.

– Ты? Правда? – просиял он. – Как чудесно! Что же сподвигло тебя?

Её личико преисполнилось искренней одухотворённостью.

– Две причины. Пока я жила в соборе, я многое открыла для себя, многое узнала от твоего брата, в тяжкую минуту получила поддержку Девы Марии. Я прониклась христианской верой и хочу жить в ней.

– А вторая причина? – напрягся Фролло.

– Боюсь, ты высмеешь меня… – стушевалась девушка, опустив очи долу.

– Нет, клянусь душой, я безропотно приму всё, что бы ты ни сказала!

– Хорошо. Я… Я подумала, что никакие препятствия не должны стоять между нами.

Жеан не сразу осознал смысл этих слов, а когда понял, его захлестнула волна такого бескрайнего обожания, что, предложи кто-нибудь ему несметные богатства царя Соломона в обмен на этот миг, он с возмущением отказался бы от подобной сделки.

– Воистину, сегодня самый прекрасный день в моей жизни! Я полагал себя жалким узником, обречённым на вечный мрак, а ты вернула меня к свету. Мой светоч, моя Эсмеральда! Знаю, дитя, я грешен, я не заслужил ни твоей любви, ни того счастья, которое ты даришь мне, но я должен сказать тебе. Ты согласна стать моей женой? Подумай, я не тороплю с ответом. Нужен ли тебе опальный полунищий дворянин с дурным норовом?

– Я давно всё обдумала. Я согласна. Но помни, ты берёшь в жёны неграмотную безродную бродяжку, не умеющую вести хозяйство.

Фролло ещё крепче обнял девушку.

– Какое это имеет значение? Мы всё преодолеем, всё постигнем, я стану учить тебя грамоте, а красотой ты затмишь любую представительницу знатной фамилии. О, как я люблю тебя! Я не знаю слов, способных выразить мою любовь.

– И я тебя люблю! – улыбнулась цыганка. – Должно быть, давно полюбила, но сама не понимала этого. Я буду твоей женой, хорошей женой, мы славно заживём, я выучусь всему, что потребуется.

Опомнившись, они увидели, что так и сидят в траве возле мельницы.

– Пойдём, – позвал Фролло, – я покажу тебе наш дом.

Жилище из замшелого камня, ещё вчера казавшееся ему тёмной конурой, кельей отшельника, совершенно преобразилось, когда он, гордый и довольный, привёл в него ту, что согласилась стать его женой. Неухоженный сад превратился в подлинно райский уголок, стоило там появиться Эсмеральде. Великолепнейший сад Дедала, подаренный королём придворному медику, померк перед этим запущенным клочком земли, заросшим полудикими яблонями. Счастье, к тому же обоюдное, имеет свойство преображать всё вокруг, заставляя самые неприглядные картины играть новыми красками, сглаживая недостатки и приумножая достоинства.

– Как здесь хорошо! – воскликнула цыганка. – Я именно так представляла Мулен по твоим рассказам.

И вдруг сорвалась с места с заразительным смехом.

– Догоняй!

Фролло застыл, как вкопанный. Он не умел играть и не знал, как быть. Ему очень хотелось пуститься с девушкой взапуски по саду, но выработавшаяся с годами сдержанность брала верх. Он метался, словно бы стесняясь, пытаясь разорвать незримые путы, удерживающие его, желая и не смея сделать решающий шаг, принять её игру.

– Что же ты? Догони меня! – снова позвала Эсмеральда.

Фролло дрогнул. Один неуверенный шаг, другой – невидимая цепь натянулась до предела, но удержать уже не могла. В несколько прыжков он настиг хохочущую Эсмеральду, обхватил за плечи, прижал к себе, ощущая знакомое волнение, увлёк её, ничуть не сопротивлявшуюся, на траву, впился долгим жадным поцелуем. Над ними шумели кроны яблонь, качались бубенчики горечавки. Стрекотали кузнечики, дурманяще пахло травами и прогретой солнцем землёй. Было и сладко, и щекотно, и боязно, и холодело в животе, и хотелось чего-то неведомого. Эсмеральда вздрогнула, когда мужчина, не прерывая поцелуя, коснулся дрожащими пальцами её груди. Он тут же отстранился, приподнялся на локтях, растерянно глядя на неё.

– Ты не хочешь меня? Не бойся, я не трону тебя, если ты не хочешь.

– Я хочу, я вся твоя, возьми меня, – призвала она, обняв руками его шею.

Жеан пребывал на седьмом небе от счастья. Свершилось то, о чём он мечтал, что прежде являлось лишь во снах: девушка, приворожившая его, лежала в его объятиях, он целовал и ласкал её, повинуясь пробудившейся в нём чувственности, замирал от восхищения, исследуя её трепещущее от наслаждения тело. Он и предположить не мог, что удовольствие быть с женщиной, которое он когда-то считал постыдным и греховным, на самом деле столь прекрасно! Эсмеральда несмело отвечала ему, её прикосновения пьянили, возбуждали жажду обладания. Фролло, сдерживая себя, старался двигаться бережно и осторожно, стремясь сполна вознаградить её за невинность, которую она подарила ему. Он тонул в её широко распахнутых глазах, ловил стоны, срывавшиеся с её губ, и не существовало во всём свете человека счастливее его.

Горлица и коршун принадлежали друг другу полностью, без остатка. Небо и деревья сохранили тайну их любви.

Матушку Фантину заинтриговало появление в деревне молодой цыганки с белой козочкой. Девушка разыскивала не кого-нибудь, а самого господина Фролло дю Мулен. Словоохотливая мельничиха тут же поведала ей, где найти Жеана, предложила присмотреть за узелком и козочкой. Цыганка, поблагодарив, устремилась на мельницу, а старуха, пустив козочку пастись возле изгороди, всё гадала, что привело сюда прехорошенькую цыганочку, не побоявшуюся путешествовать в одиночку. Уж не по ней ли горевал Жанно? Правильно ли она поступила, приветив цыганку? Тем временем дети уже окружили Джали, с готовностью демонстрирующую маленьким зрителям свои многочисленные умения.

– Смотри, бабушка, смотри, – визжала от восторга пятилетняя Жислена, – она ходит как человек!

– Эй, попляши! – вторил ей старший брат, Франсин. – Давай, ещё!

По его мнению, никакая коза, пусть даже учёная, не могла сравниться с вороным конём господина Фролло, но он хлопал в ладоши вместе со всеми. Старая мельничиха хотела было отогнать детей, но махнула рукой: пускай забавляются.

Жеан и цыганка пришли, держась за руки, с пунцовыми щеками, утомлённые и довольные.

– Матушка Фантина, познакомься, – торжественно объявил Жеан, не сводя с девушки сияющего взора. – Это Эсмеральда, моя жена.

========== Послесловие ==========

Наша история подошла к завершению. Осталось лишь сказать несколько слов о том, как сложилась дальнейшая судьба героев, прежде чем распрощаться с ними.

Клод Фролло по-прежнему служил в соборе Парижской Богоматери, снискав славу добродетельного пастыря. Раз в месяц он получал послания от брата, где после чётких каллиграфических строк обязательно следовала приписка, сделанная пляшущим неустановившимся почерком. Изредка он сам навещал Жеана в деревушке Мулен, всякий раз – в сопровождении странного коренастого человека, прячущего лицо под низко надвинутым капюшоном.

Человеком этим, как вы, несомненно, догадались, был Квазимодо, глухой звонарь. Он так же жил в звоннице, почти не показываясь на улице. Неугомонные кумушки с острыми языками судачили о горбатом одноглазом дьяволе, некогда укрывшем ведьму в божьем храме. Бедолага, зная об этих пересудах, всё сносил со стоическим спокойствием. Только иногда он, видимо, задумавшись, останавливался на ходу и горестно вздыхал. О чём? Эту тайну, вероятно, знали лишь колокола собора Парижской Богоматери.

Феб де Шатопер всё-таки женился на Флёр-де-Лис. Трудно сказать, выиграл ли бравый капитан от этого брака. Молодая жена вкупе с деловитой матушкой держала супруга в ежовых рукавицах, так что тому пришлось позабыть о походах по кабакам и прочим увеселительным заведениям. Поначалу Феб прибегал к различным уловкам, обманывая женскую бдительность, но со временем смирился, что благоприятно сказалось не только на его внешнем облике, но и на военной карьере. В положенный срок у де Шатоперов родился сын.

Король Людовик XI, тяжело больной, до последних дней оставался на государственном посту, под защитой шотландской гвардии, опасаясь за свою власть и не бросая попыток исцелиться. Он жертвовал огромные суммы церквям и монастырям, окружил себя астрологами, обращался к лучшим лекарям. Смерть, которой он так боялся, настигла его спустя год после описанных здесь событий, 30 августа 1483, в его любимом Плесси-ле-Тур. На престол вступил его малолетний сын под регентством старшей сестры, Анны де Божё. Начало нового царствования ознаменовалось восстанием крупных феодалов, продолжавшимся три года и получившим название Безумной войны.

Оливье ле Дэн, обретя множество врагов, ненадолго пережил своего покровителя. В августе того же 1483 года он был арестован и заключён в тюрьму Консьержери, а в следующем году повешен на Монфоконе.

Клопен Труйльфу безраздельно правил арготинцами, пока пика солдата ночного дозора не положила конец его бурной, но беспутной жизни. Место безвременно почившего короля Алтынного тотчас же занял преемник.

Жеан Фролло и Эсмеральда, получившая при крещении имя Агнесса, вскоре обвенчались. Обосновавшись в Мулене, они жили в любви и согласии, довольствуясь скромным достатком, держали коня, кота и козу, проделывающую всяческие фокусы на радость деревенским ребятишкам. Мало кто признал бы в Жеане прежнего сурового судью, наводившего ужас на парижан. Может быть, любовь смягчила его чёрствый характер, может быть, сам он, умудрённый опытом, старался обуздывать его, но одно можно утверждать с уверенностью: уличная плясунья научила некогда спесивого аристократа смирению, доверию и милосердию. С некоторых пор им пришлось осваивать не только роль мужа и жены, но и постигать обязанности родителей.

Они оба нашли то, что искали.