Текст книги "О любви в алфавитном порядке (СИ)"
Автор книги: _Moony_Padfoot_Prongs
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Наверняка Джессика была уверена только в одном: она делает это не из жалости, и уж точно не ради него, а только потому, что видела, каким он может быть.
Все вокруг считают Килгрейва монстром, вот только Джессика почему-то думает иначе.
Единственным минусом этого странного сожительства было лишь то, что квартиру Джессика теперь делила с Килгрейвом, который хоть и клал руку на сердце, обещая измениться ради неё, но всё равно оставался тем же Килгрейвом, который не прекращал раздражительных попыток влюбить в себя Джонс. Она терпела. Закрывала на всё это глаза, каждый вечер повторяя себе, что делает это не для него. Но для кого тогда?
Она продолжала водить к себе мужчин, ведь, эта квартира все ещё принадлежала ей. Встретиться с Килгрейвом в эти моменты она не боялась, потому что мужчина пропадал каждый вторник и четверг, говоря, что уходит прогуляться по городу. Первое время она, конечно, ему не верила, но в новостях не было экстренных выпусков о массовых убийствах или чего-то подобного, что в духе Килгрейва, поэтому скоро она могла спокойно крикнуть ему в след, чтобы захватил на обратной дороге бутылку виски.
Она никогда не беспокоилась о нём (да и с чего это вдруг?), пока не поняла, что сегодня среда, а Килгрейв, который обычно проводил среду за ноутбуком в поиске каких-то интересных новостей и дел, которые могли бы заинтересовать Джессику, ушёл ещё днём и до сих пор не вернулся.
Джессика Джонс солгала бы, если бы сказала, что не запаниковала в тот момент. Ведь, кто мог знать, что творится в голове у этого… безумца. Не она, точно. Женщина решила, что стоит подождать ещё несколько часов, вдруг мужчина вернётся и сам всё разъяснит, что звучало довольно странно, словно они – давно женатая пара, но на самом же деле, никто из них ничего другому не должен.
Через час-полтора, Джессика начинает заламывать руки, тянется за бутылкой виски, делая несколько глотков, а потом и вовсе включает новости, чтобы удостовериться в том, что он ничего не натворил. Действительно ничего. Тишина.
Джонс тяжело вздыхает, не зная точно, довольна она таким итогом или нет. Если бы Килгрейв убил кого-нибудь, его было бы проще найти. И, наконец, свернуть ему шею. А так…
Женщина заходит в ванную комнату и смотрит на своё отражение в треснувшем зеркале. Стоило бы его заменить, но у самой Джонс всё никак руки не доходили. Да, и треснувшее зеркало сейчас не было её самой главной проблемой.
Она, правда, не знала, что ей делать и как поступить. Потому что она не могла пойти к Малкольму или начать плакать Триш в подушку, потому что за этим последуют длительные нотации с заунывным «тебя предупреждали», потому что сейчас Джессике кажется, что она снова облажалась. Она снова подвела всех на свете, и себя в первую очередь, потому что у неё хватило безрассудства приютить у себя человека, который ставил под угрозу жизни обычных граждан.
Бутылка виски закончилась слишком быстро, и Джессика с грустью обнаружила, что больше алкоголя у неё в квартире нет. Она уже и не помнит, когда такое было в последний раз. Тем не менее, в магазин за бутылкой идти она не собирается, только усаживается на продавленный диван и берет ноутбук, устраивая его на своих коленях.
Если Килгрейв всё-таки вернётся в её квартиру, живым из неё он точно не выберется.
К тому моменту, как стрелка на часах перевалила за полночь, весь гнев, бушевавший в Джессике, успел утихнуть, и когда дверь со стеклянной вставкой тихо скрипнула и на пороге показался мужчина с чем-то подмышкой, у Джонс хватила сил только на безразличное «Я уж думала, ты не придёшь. Может, это было бы к лучшему».
Килгрейв смотрит на неё внимательно, и немного щурит глаза. Он ничего не понимает, начиная от того, с какого это вообще перепугу Джонс ждёт его прихода до поздней ночи, и заканчивая её странными словами. Джонс не ждёт от него какого-либо ответа, хотя он явно собирался его дать, и просто встаёт, убрав ноутбук в сторону. Она не хотела его сейчас видеть, и это было вовсе не потому, что она весь вечер убеждала себя в том, что он не может совершить что-то глупое. Вовсе нет.
На следующее утро Джессика просыпается с привычной головной болью, и будит её навязчивая мелодия будильника Килгрейва, только из-за которой сразу же появляется резкое желание оторвать ему голову. И только теперь для неё всё становится на свои места, и она поднимается с кровати, и заходит в ванную комнату в полной уверенности, что точно убьёт его сегодня и ничто ей не помешает, но замирает, как только видит перед собой зеркало. Новое, не треснутое, идеальное.Она оглядывается по сторонам, словно ищет что-то, а потом замечает старое зеркало, одиноко стоящее у стены. Потом снова переводит взгляд на новое зеркало.
Из него на неё глядит всё такая же Джессика, только немного уставшая и с больной головой, а теперь, видимо, ещё и с угрызениями совести.
Джонс выходит из ванной и понимает, что в ней больше нет той злобы на мужчину, которая была ещё несколько минут назад. Она лишь смотрит на него слегка неуверенно, когда он ставит перед ней кофе и завтрак, а после кривит тонкие губы и уходит из квартиры, негромко хлопнув дверью.
Она хотела сказать ему что-то в след, попросить остаться, возможно, даже извиниться перед ним, но с её губ не слетает ни звука, поэтому она просто делает большой глоток кофе, жалея, что вчера не оставила ни капли виски.
Все без устали говорили ей о том, что Килгрейв – монстр, а Джессика, вспоминая все его поступки, молча с этим соглашалась. Может, до этого все они просто смотрели в неправильные зеркала?
========== Иглы (The Umbrella Academy; Диего/Лайла) ==========
С самого детства, сколько он себя помнил, Диего терпеть не мог иглы. Просто ненавидел ощущение того, как игла протыкает кожу, входя внутрь. Даже, казалось, просто смотреть на это невозможно, потому что его тут же начинало мутить от этого зрелища.
И когда его упекли в психушку Далласа в шестьдесят третьем, лучше не стало. Никто не хотел его слушать, и все, даже самые законченные сумасшедшие, крутили пальцем у виска, когда он пытался предупредить их о смерти Кеннеди. Хуже всего были постоянные уколы успокоительного, потому что от одного вида шприцов, Диего чувствовал, лучше ему не становилось. А ведь он просто пытался помочь!
Лайла свалилась ему на голову как-то внезапно, сейчас он даже и не вспомнит, как именно они познакомились. Наверняка это произошло где-то в стенах больницы, не иначе, но если бы его спросили, где и когда, он бы не смог ответить. Лайла просто появилась, и всё. Вот только она была единственной, кто не приписывал его к безумцам. Хотя Диего сам видел, что и она не очень-то ему верит.
Харгривз никогда не спрашивал её о том, как и почему она тут оказалась, никогда не спрашивал о её семье, родных, даже старался не заговаривать с ней при возможности. Ему просто было плевать на её проблемы, потому что у него были свои и, наверняка, более серьёзные. Он был уверен, что от Лайлы пользы не будет, просто держал её около себя, на всякий случай. Иногда с ней можно было перекинуться парой фраз, в любом случае, это было намного лучше тишины и одиночества.
Она практически всегда была рядом, периодически куда-то смываясь, но Диего это не волновало. Какое ему было дело до того, куда она мотается? И он никогда не думал, что смог бы её полюбить, никогда не представлял, что она может заполнить в его сердце ту ноющую пустоту, которая осталась от Пэтч. Лайла была просто симпатичной чокнутой девицей про запас, не больше.
Диего ковыряет ложкой желе в столовой – Лайла рядом. Диего сидит на общей терапии – Лайла рядом. Диего нанизывает крупные бусины на нитку, стараясь не поубивать всех в радиусе мили – Лайла рядом. Диего скручивают руки за спиной, достают шприц, чтобы вколоть успокоительное. Харгривз брыкается, вырывается и шипит сквозь зубы какие-то угрозы и оскорбления, а Лайла всё ещё рядом.
Она всегда оказывалась рядом, в самые нужные и ненужные моменты.
Почему-то Диего не мог даже допустить мысли о том, что когда-то будет нуждаться в Лайле, нуждаться так сильно, до сведённых зубов, как нуждается в ней сейчас. Это была всего лишь Лайла, та Лайла, которая передразнивает его и подворовывает его желе. Диего был уверен, если он и попросит у неё какой-то помощи, то это произойдёт только от большой нужды. Видимо, он совсем отчаялся.
Он ощутил резкую потребность в ней за несколько дней до прихода Пятого. Тогда он снова пытался объяснить всем, что президент в опасности и только он, Диего, может его спасти. Врач тогда только кивнул, услышав его слова, но настолько многозначительно посмотрел в сторону санитаров, что Харгривз оказался бы полнейшим идиотом, ели бы не смог правильно истолковать этот взгляд. Если Диего был прав, а он был прав, через несколько минут принесут шприц с успокоительным. Это вывело его из себя.
У него нет никакого комплекса героя, никаких детских травм, и он ничуть не зависим от мнения отца о нём. Да он плевать на отца хотел! Просто мир в опасности и только он может его спасти, но как доказать это этим недоумкам в белых халатах?
Иногда Диего думал, что скажет это им в лицо, когда от мира останется только пепел, а Кеннеди будет убит. Вот тогда он посмотрит на их ошарашенные рожи и, высоко подняв голову, скажет «А я же говорил». Вот только в таком случае говорить будет некому, да и сам Диего, наверняка, говорить уже не сможет. Такой расклад его не совсем устраивал.
И в тот момент, когда руки Диего уже завели за его спину, в тот момент, когда мужчину начало мелко трясти от одного только вида тонкой иглы, острие которой блеснуло в свете лампы, к нему подбежала Лайла. Она ухватила его за руку, немного выше локтя и приблизилась к лицу.
– Сможешь это вытерпеть ради меня?
Она шепчет тихо, едва различимо, шепчет так, чтобы её не услышали санитары, но услышал Диего. И он её отлично слышит, и слегка кивает головой. Лайла смотрит ему прямо в глаза, и от её пристального взгляда по коже пробегают мурашки. Женщина слегка улыбается ему, когда видит кивок, а её глаза так и сияют.
Другие санитары отводят Лайлу в сторону, а Диего чувствует, как игла протыкает его кожу.
У Диего Харгривза были женщины, и он не раз влюблялся. Иногда доходило до ощущения тех самых бабочек в животе, о которых так часто говорят. Но того, что он испытывал рядом с Лайлой, он не испытывал никогда. Потому что ради неё он, кажется, готов вытерпеть даже иглы.
========== Йогурт (Harry Potter; Джеймс Сириус, Альбус Северус, Лили Луна) ==========
– Ну, и кто из вас двоих съел мой йогурт? – Лили разворачивается на носках, отходя от холодильника, проходит в гостиную, где старый Блэковский родовой гобелен скрыт маскирующими чарами, и устремляет на братьев недовольный взгляд.
Альбус усмехается, практически прячась за обложкой книги и стараясь скрыть в ней свой смешок. Где-то в глубине гостиной, прячась в горе диванных подушек, этим самым йогуртом давится Джеймс. Лили смотрит то на одного брата, то на другого, и думает, что уже знает ответ на свой вопрос, но всё равно хочет услышать, что могут придумать Джеймс и Альбус.
– Может, ты сама съела его, только забыла об этом? – Альбус смотрит на сестру притворно-внимательно, а потом взмахивает палочкой и тихо шепчет «Акцио», от чего чашка горячего кофе с небольшого стеклянного столика у дивана сама прилетает ему в руки. Средний Поттер прекрасно знает, как Лили бесится от того, что только она во всем доме не может колдовать вне Хогвартса, и отказать себе в удовольствии понаблюдать за её краснеющим от злости лицом парень не может.
Хотя Лили, кажется, его подкола не замечает, только устало трёт лоб и делает несколько небольших шагов вглубь комнаты, опираясь плечом о стену. Иногда Альбус поражался её умению не только выглядеть, но и мыслить старше своего возраста. Возможно, такой дискомфорт при общении с ней возникал у него от того, что он нормально не общался с сестрой примерно лет пять.
– Альбус, не глупи. Ещё двадцать минут назад, когда я заглядывала в холодильник, чтобы убрать туда растаявшую шоколадку, мой йогурт был на месте.
Парень усмехается, довольный тем, как лихо сестра откидывает его предположение. Альбус делает глоток своего кофе и немного наклоняет голову вбок, когда Лили садится в соседнее кресло и подпирает рукой щеку. Поттер вспоминает своих однокурсниц, когда он сам учился на пятом курсе, и думает о том, что им далеко до Лили даже сейчас.
Девушка скользит взглядом по гостиной, и на мгновение задерживает взгляд на Джеймсе, когда тот закидывает ноги на диван и достаёт сигарету из пачки, поджигая её кончик с помощью взмаха волшебной палочки. Лили знает, что отец не одобряет курение Джеймса, особенно, когда он курит в центре гостиной, развалившись на дорогом диване. И в этот момент ей очень хочется сказать что-то в духе «Папа может застукать, Джеймс», но она вовремя вспоминает о том, что родители уехали на несколько дней в Бирмингем на какую-то встречу Авроров Лондона и его округа.
Это было первое лето, которое все младшие Поттеры проводили вместе, разговаривая друг с другом и не кидая друг на друга уничтожающие взгляды. До этого лета в доме с родителями не оставалась даже Лили, которая любила проводить много времени в доме дяди Рона и тёти Гермионы, как правило, в компании Хьюго или Розы. Джеймс обычно шатался по городу или Косому переулку в компании своих однокурсников, братьев Вуд. А Альбус обычно пропадал в Малфой-Мэноре у Скорпиуса, появляясь дома только поздним вечером, ужинал и уходил в свою спальню.
– Так, что насчет моего йогурта? – девочка начинает скучающе передвигать указательным пальцем фигуры на шахматной доске, а Альбус, наконец, откладывает свою книгу.
– Неужели тебе так сдался этот йогурт? – Джеймс недовольно кряхтит, переворачиваясь на бок, и смотрит на Лили. Альбус начинает жестами показывать ему, что у него подбородок перепачкан тем самым йогуртом, но Джеймс этих сигналов не замечает. Лили начинает тихо смеяться, – Возможно, Альбус прав, и ты сама его съела, только забыла об этом. Это же так логично, Лили!
Альбус прячет лицо в ладонях и разочарованно качает головой. А Лили, не переставая улыбаться, поднимается со своего места и садиться на ручку дивана, на котором развалился её старший брат.
– Ты абсолютно не умеешь врать, Джеймс, ты знаешь об этом? – она вытирает йогурт с подбородка брата ладонью и немного устало вздыхает, когда из-за дивана выкатывается пустая банка из-под её йогурта. Старший Поттер беззлобно фыркает и немного смущенно, словно извиняясь, улыбается:
– Я куплю тебе новый йогурт, Лили, извини.
Альбус встаёт со своего кресла и взмахивает палочкой. На кухне чайник подскакивает на плиту и начинает кипятиться.
– Исчезающие чары, Джеймс! – немного недовольно тянет парень, когда старший брат в компании младшей сестры проходит мимо него, – ты мог применить исчезающие чары, и тогда эта дурацкая пустая банка не выкатилась бы! И чему ты только учился в своём Гриффиндоре?
Джеймс кривит губы в каком-то подобии улыбки. Нелестное замечание слизеринца-Альбуса относительно его факультета парню не очень нравится. Раньше, за этим последовала бы драка, но теперь в их взаимоотношениях всё было немного иначе, братья учились любить, понимать друг друга. Теперь они намного реже ссорились, и Лили проводила время в их компании намного охотнее. Кажется, этому были довольны и родители.
– Я не сомневаюсь, что ты купишь мне йогурт, – беззлобно фыркает Лили, когда братья останавливаются у дверного проёма, первой пропуская её на кухню, – но, учитывая, что ты уже полгода «покупаешь» мне ту пачку овсяного печенья, думаю, я не дождусь своего йогурта.
Альбус начинает тихо посмеиваться и проскакивает на кухню следом за сестрой, воспользовавшись секундным замешательством Джеймса.
Когда они приходят на кухню, чайник начинает свистеть, и Альбус взмахивает палочкой, убирая его с плиты, а Лили подбегает к холодильнику и достаёт оттуда шоколадку. Джеймс, подобно джентльмену, отодвигает стул для сестры, пока средний Поттер хозяйничает у плиты с помощью своей волшебной палочки. Все они усаживаются друг напротив друга и за чаем и шоколадкой принимаются обсуждать глупый сериал, который смотрит Лили, матч по Квиддичу, на который Джеймс ходил вместе с Тедди и книгу, которую сейчас читает Альбус.
Впервые за несколько лет за кухонным столом, где собрались все младшие Поттеры, не было никакой атмосферы враждебности. Напротив, если бы дом на Гриммо 12 не был скрыт от посторонних глаз, можно было бы услышать задорный смех из окна, проходя мимо.
Не это ли настоящая любовь?
========== Клубника и сигареты (IT; Ричи/Беверли) ==========
От Беверли всегда пахло клубникой. Это было так, не зависело от обстоятельств и даже сейчас, окутанная сигаретным дымом, девушка всё равно пахла клубникой. Ричи ненавидел этот запах, сколько себя помнил. Но в Беверли было что-то настолько притягивающее, что так неизбежно манило парня, и он, не имея возможности сопротивляться этому, каждый раз поддавался неизвестному порыву и ждал девушку после школы, провожая до дома, а потом приходил вечером, принося помятую пачку сигарет.
Они любили так делать: сбегали от всего мира, на самом деле удобно устраиваясь на крыльце и куря одну сигарету на двоих. Дым витал в воздухе, и Беверли никому не признается, но такой Ричи, молчаливый и задумчивый, смотрящий в небо с зажатой в зубах сигаретой, выглядел лучше любой картинки из журнала, и это была чистая правда. Такого Ричи не знал никто, такой Ричи был доступен только ей одной. Она никогда не высказывает эти мысли вслух, но они крутятся у неё в голове постоянно, всё нарастая и нарастая, и постепенно превращаясь в большой снежный ком.
Иногда Беверли боялась, что наступит момент, когда этот ком дорастёт до такого размера, что сорвётся вниз, и раздавит её.
Парень выдыхает дым и проводит языком по нижней губе, продолжая думать о чём-то своём. О чём он думает? Беверли не знает, и не уверена, что хочет знать. Она лишь переводит на него взгляд и изучает внимательно, вглядываясь в каждую черточку.
– Ты никогда не задумывалась, почему звёзды такие?
Марш смотрит на него в недоумении, отчасти из-за того, что на улице ещё даже не потемнело, а Ричи задаёт такие вопросы, словно смотрит в небо и видит там целую галактику. Девушка фыркает, бросив мимолётный взгляд на небо, чтобы убедиться, что там действительно ничего нет.
– Такие..?
Ричи скалится в улыбке, когда понимает, что Беверли непонятно ничего из его слов. Но вместо ответа на её вопрос он лишь делает затяжку и протягивает девушке сигарету, на что она качает головой и с невозмутимым видом вытягивает её из лежащей между ними пачки. Его пачки. До парня снова доносится противный запах клубники, от чего он морщит нос, но делает это так, чтобы Марш ничего не заметила.
Да, он определённо ненавидел клубнику. Но Беверли он любил.
Девушка всё ещё ждёт ответа, но вскоре понимает, что Ричи не собирается отвечать, и вообще, кажется, этот вопрос уже давно закрылся, только она об этом не знает. Беверли думает, что она много не знает, о Ричи в том числе, не смотря на то, что они друзья. Марш немного хмурится, когда это слово проносится в её голове. Оно ей не нравится.
Да, и Ричи не знает много. Не знает, как упорядочить свои мысли, когда она рядом, не знает, о чём с ней говорить, чтобы не казаться идиотом, и уж точно не знает, что ночами Беверли не спит, завернувшись в одеяло, и ругает себя за всю эту глупость, а её голову не покидает образ друга-балабола.
Они оба многого не знают друг о друге, по крайней мере того, что оба влюблены.
– Я слышал, ты этим летом уезжаешь.
Беверли делает затяжку, а потом кивает, даже не задумываясь о том, что Тозиер не смотрит на неё и не видит этого жеста. Потому что она знает: он всегда на неё смотрит.
– Тебе Билл сказал?
Возможно, ей стоило испытать в этот момент хотя бы какой-то, даже самый незначительный укол совести, потому что об её отъезде знали все, кроме человека, который действительно был для неё важен. Но она ничего такого не почувствовала, только перевела на Ричи внимательный взгляд, и слегка вздрогнула, когда заметила, что его карие глаза смотрят на неё в ответ.
Так они и замерли в нескольких сантиметрах друг от друга, смотря друг другу в глаза, не зная, что стоит сказать, и напрочь позабыв о тлеющих сигаретах. В этот момент Ричи очень захотелось её поцеловать, но сделать это не так, как он всегда делал шутливо, а поцеловать по-настоящему. Прижаться к её губам, провести ладонями по рыжим волосам, а потом, когда она ответит ему, притянуть к себе ближе и углубить поцелуй. Возможно, даже оставить на её шее несколько багровых засосов.
И в этот момент даже мерзкий запах клубники не смог бы ему помешать.
Но прошло несколько неловких секунд, а ни один из них так и не проронил ни слова. Беверли отвернулась от него, и потушила недокуренную сигарету о землю. В один момент она как-то поникла, и складывалось ощущение, что она чего-то от него ждала.
– Я не хочу возвращаться, – тихо проскулила она и, повернувшись к Тозиеру спиной, обняла себя руками.
– Беги отсюда, пока у тебя есть возможность.
Это были самые неискренние слова, но Ричи хотел хоть как-то подбодрить подругу. А вот отпускать её он не хотел. Он знал, что она хочет сбежать из этого города, высвободиться, и, наконец, забыть весь этот ужас, который они пережили несколько лет назад. Они все этого хотели. Но не мог же он ей сказать «Оставайся в этой дыре со мной. Здесь нет никаких перспектив, и жизнь полный отстой, но я люблю тебя, радуйся этому».
Парень и сам не заметил, как тяжело вздохнул от этой глупой мысли. Беверли повернулась к нему, и постаралась выдавить из себя улыбку, глядя на то, как лучи заходящего солнца начинали играть с его кудрями. В этот момент он выглядел ещё красивее, и эта мысль немного успокоила её.
– Но здесь остаётся тот, кто важен мне.
Это прозвучало так безнадёжно, что девушка нервно усмехнулась, а потом провела ладонью по волосам. Ричи замер на мгновение, всего на одно мгновение, стараясь не захлебнуться в накатившей на него надежде.
Весь этот разговор был таким нелепым, но ещё более нелепо выглядели они: двое подростков, достаточно повзрослевшие, чтобы защитить собственные жизни, но ещё слишком маленькие, чтобы понять, что тот, в кого ты влюблён, любит тебя в ответ.
Он поднялся на ноги и сделал несколько шагов к девушке. Сама Беверли замерла, словно окаменела. Ей начинало казаться, что она не может пошевелиться, даже моргнуть не в состоянии. Только стояла и смотрела внимательно, словно боялась упустить что-то действительно важное.
А Ричи было семнадцать, и он верил, что терять ему уже нечего.
Запах клубники захлестнул его с головой, когда он приблизился к девушке непозволительно близко, а потом клубника смешалась с привычным запахом сигаретного дыма, и Ричи подумал, что теперь этот странный симбиоз будет преследовать его вечность.
Он положил свою ладонь ей на талию, притягивая ближе, а вскоре понял, что навязчивый запах клубники не так уж плох. По крайней мере, в тот момент, когда его рука ползёт по девичьему животу, блуждая под майкой.
Он не один раз представлял, как будет целовать её. А теперь он точно знал, что сделает это ещё не один раз.
========== Ленты (Avengers; Баки/Ванда) ==========
Комментарий к Ленты (Avengers; Баки/Ванда)
Зарисовка старая, года так от 17, но по теме сборника подходит, так что пусть живет тут.
! Упоминается смерть Пьетро (это на всякий случай предупреждение)
Всё вокруг неё алое: алый костюм на стройной фигуре, алая кровь, окружающая её всюду, алая магия, лентами переплетающая её тонкие пальцы. И воспоминания её алые-алые, окрашенные в багрово-красный, тягучей жидкостью внутри разливаясь, глаза застилает своей краснотой. В чужих головах копается ежечасно, ежеминутно, ежесекундно, только бы в чужих кошмарах забыться и свои к себе не подпускать. Ведь стоит глаза закрыть, и в голове словно вспышка – мёртвое тело брата, а вокруг всё те же алые ленты.
Ей говорят – она спасает мир, но сама Ванда-то в это не верит и прекрасно знает – она не герой. Просто девочка ломанная-переломанная и алыми лентами переплетённая. С огромными ранами на душе этими же лентами затянутыми-перетянутыми и в ужасные шрамы преобразованными.
В голове у Зимнего Солдата, вернее там, что от неё осталось, память на осколки разбита и в мелкую крошку растёрта. Алые ленты в этом хаосе вьются, переплетаются, но только между собой, моменты из памяти не вытягивая. Память его похожа на пепелище костра, где старые воспоминания – те, что остались в голове ещё со времён войны, до того, как он стал оружием, – всплывают с самого дна, взрываясь своими яркими образами.
У Ванды каждый раз от всего этого в глазах рябит, но она упорно зубы сжимает и продолжает алыми лентами память Зимнего переплетать, собирая всё воедино, раз уж свои мысли она никак в порядок привести не может. Солдат от её помощи уже не отказывается, напору девчонки поддаётся, и каждую ночь тихо открывает дверь в её комнату и говорит так же тихо: «Я опять вижу их». Ванда его понимает, лишь улыбается сонно-устало и, свои длинные волосы слегка приглаживая, усаживается удобнее, начиная снова заплетать в его голове алые ленты.
Теперь Барнс для неё – словно открытая книга, которую она читает с интересом, как бы не пыталась убедить себя в обратном. Она видит его насквозь, фрагменты воспоминаний восстанавливает один за одним, начиная с войны сорок пятого. Она знает его лучше его самого, видит Роджерса, видит Романофф, видит кровь, смерть. С каждым разом алые ленты между её пальцами всё сильнее затягиваются, ведь Солдат слишком напоминает ей себя саму. Возле него только боль, смерть, кровь, и ничего, что подошло бы синонимом к «счастье» или «радость». Как и возле неё.
То, что происходило между ними, было трудно назвать любовью, практически невозможно. Для их странных взаимоотношений, когда днём они даже не смотрят друг на друга, а ночью в тусклом свете луны выскальзывают из собственных спален, чтобы побыть вдвоём, стараясь спрятаться от своих кошмаров, лишь бы не одному, больше подошло бы слово «привязанность». Впрочем, если бы кто-то спросил их, они бы оба лишь пожали плечами.
Ни Ванда, ни Баки не заметили, как алые ленты, затягиваясь узлами в сознании Барнса, накрепко связали две поломанные жизни, практически превратив их в единое целое.
Кошмары Зимнего защищают её от собственных кошмаров. Она предпочитает чувствовать его боль каждой клеткой, вместо того, чтобы чувствовать смерть Пьетро и просыпаться от ночных кошмаров. Лучше теряться в чужих, обрывочных воспоминаниях, вместо липкого страха, окутывающего с головой. Лучше слиться воедино с памятью Зимнего Солдата и раз за разом переживать горести войны и тяготы нахождения в ГИДРе, чем тонуть в собственной боли.
Ведь стоит Ванде закрыть глаза, она тут же видит обломки здания, чувствует запах гари, и перед глазами у неё неразорванная бомба с надписью «STARK».
========== Мятный чай (Miss Peregrine’s Home for Peculiar Children; Енох/Оливия) ==========
Енох терпеть не мог мятный чай. У Оливии он получался каким-то особенно приторным, а мяты было настолько много, что она перебивала вкус самого чая, и его невозможно было пить. А если учитывать, что чай всегда заваривала Оливия, то его невозможно было пить всегда. Но О’Коннор терпел, в основном, конечно, отдавал предпочтение кофе или обычному чёрному чаю с одной ложкой сахара, но, если Элефанта вдруг заваривала чай с мятой, не мог ей отказать, и глотал его через силу.
Случалось это обычно по вечерам, после перезапуска петли. Такую идею совместного вечернего чаепития предложил, как не странно, Джейкоб, а уж энергичным кивкам Эммы мисс Перегрин не смогла отказать. И теперь каждый вечер после перезапуска петли, четверо самых взрослых (по крайней мере, внешне) воспитанников имбрины, собирались в уютной беседке, которая располагалась в саду их нового дома, и садились пить чай. Эмма приносила пирог, приготовленный ещё во время обеда и надежно спрятанный от всех остальных, Джейкоб с умным видом намешивал чего-то в заварнике, а Оливия заливала это кипятком, разливая потом по маленьким чайным чашкам. Но Портман брался за заваривание чая редко, предоставляя эту возможность пиротехник, которая получала от этого какое-то необъяснимое удовольствие.
Когда они, как и всегда, собрались за деревянным столиком, было достаточно светло, но диск луны уже бледнел на небе, оставляя на облаках светлый, размашистый отпечаток. На цветущих в вечном мае деревьях, под которыми удобно расположились многочисленные клумбы Фионы, начинали заливаться своими песнями соловьи. Енох заметил, как Эмма прикрыла глаза и привалилась своим плечом к плечу сидящего рядом Портмана, словно слышит эту песню впервые, а не в тысячный раз. О’Коннор фыркнул. Такому оптимизму можно было позавидовать.
Из дома выходит довольная собой Оливия, и разливает чай по чашкам. Тем не менее, подойдя к Еноху, она немного колеблется, словно читает его мысли и знает, как сильно он мечтает о крепком черном чае с ложкой сахара. И никакой мяты. Но что-то Еноху подсказывает, что Оливия любит мятный чай так же, как он его терпеть не может, и очень хочет поделиться частичкой своей любви с ним, что так на неё похоже.
Первые минут тридцать все они сидят молча, маленькими глотками истребляя чай, ведь говорить им не о чем, разве что, обсуждать сны Горация, потому что только они постоянно меняются в этом бесконечном дне. Но чай в чашках заканчивается как раз к тому времени, когда зажигается одинокий светильник над их головами, который выхватывает из наступающей темноты лица четверых подростков (хотя, на звание подростка в полной мере здесь может претендовать только Джейк). Вот тогда и начинаются какие-то разговоры.
Эмма обхватывает свою чашку руками, сама толком не зная, для чего именно, чтобы согреться или чтобы получить какое-то моральное удовлетворение от этого действия. Оливия, сидящая рядом с Енохом, слегка ёжится в своей лёгкой кофте от наступающего холода, и Енох думает о том, что стоит отдать ей свой пиджак, но останавливает себя на этом героическом порыве. Не хватало ещё странных приливов нежности с его стороны в присутствии Портмана и мисс Блум. Поэтому, героическое действие «отдать пиджак» он оставляет до лучших времён. Если они когда-нибудь наступят, конечно.
Становится всё холоднее. Эмма прижимается к Джейку сильнее и прячет замерзший нос в его плече, словно дойти до дома и одеться тепле стоит для неё огромных усилий, на которые она не способна. Оливия же к Еноху даже не придвигается, только смотрит из-под опущенных ресниц, и иногда потирает руки. Создается ощущение, будто она и не хочет как-то показывать свою к нему привязанность, но ведь всё выдает взгляд. То, как она смотрит на кукловода, выдаёт мисс Элефанту с головой.
