Текст книги "В самое сердце (СИ)"

Автор книги: _Mirrori_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Клуб располагается на улице 3138 Fillmore Street, куда я и отправляюсь, когда, наконец, спустя полтора часа после пробки въезжаю в Сан-Франциско. Небо за затонированными окнами автомобиля темнеет, и надвигающаяся ночь будто невидимой рукой включает фонари на улицах, зажигает вывески неоновыми цветами и выманивает на улицы любителей легкой и веселой жизни. Я объезжаю идущую по обочине компанию из трех девушек, которые смеются так громко, что их слышно даже сквозь музыку, играющую на небольшой громкости в машине, и закрытые окна. Toyota вся пропахла дымом от моих сигарет, но теперь эта машина моя, что автоматически избавляет меня от претензий со стороны Батлера.

***

Beyonce – Haunted

Остановившись около «MatrixFillmore», я поправляю джинсы, разминаю ноги, которые с непривычки устали в кожаных туфлях, и одергиваю белоснежную рубашку, за которую пришлось отдать баснословные деньги. В этот клуб нельзя явиться в привычной для меня футболке, джинсовых шортах и кедах. Здесь все должно быть с иголочки, дорого и со вкусом.

Припарковав машину, я прохожу мимо охраны и захожу в клуб, где царит атмосфера элитного заведения. Пройдя мимо обычного зала, в котором квадратные столики из белого дерева стоят у стен, разрисованных книгами и цветами, я захожу в часть клуба, отведенную под танцпол. Оплатив на входе урок танцев и получив ярко-красный браслет клуба, я, издалека завидев свое сегодняшнее задание, иду уверенно по залу, лавируя между танцующихся пар. Играет что-то из репертуара Beyonce, но даже под эту плавную музыку Стеффан умудряется показывать довольно ритмичные движения, порой подходя к той или иной паре, чтобы поправить. Дойдя до барной стойки, я присаживаюсь и жду, когда же занятие закончится. Я единственный в этом зале, кто сидит без дела, поэтому я заказываю вино. Дожидаясь, пока бармен нальет мне бокал Мерло, я разворачиваюсь и наблюдаю за Стеффаном. Не отвожу взгляда, даже когда он поворачивается в мою сторону и вопросительно изгибает бровь, будто спрашивая: «Тебе что-то нужно?». При этом парень не отвлекается от движений, и я замечаю, что двигается он плавно, хоть и энергично. Песня подходит к концу, и Баллет показывает парам последнюю связку из движений. При этом он периодически поглядывает на меня, и я, салютуя еле заметно для остальных, но вполне заметно для этого парня, бокалом, невозмутимо отпиваю вино. Но внутри меня все ликует. Он клюнул на мою удочку. Дальше остается лишь преодолеть себя. Пригласить на танец, как только закончится это небольшое занятие. Угостить самым дорогим вином в баре. И поехать к нему домой.

Всё оказывается даже проще, чем я ожидаю. Когда вино в моем бокале заканчивается, Стеффан сам подходит ко мне.

– Ты оплатил занятие, но не танцевал, – он кивает на мой браслет на правой руке, который выдают тем, кто оплачивает урок. – Почему?

Я пожимаю плечами и обворожительно улыбаюсь. Парень осматривает меня, будто ища какой-то изъян во всем моем облике, но я знаю, что он его не найдет. На мне совершенно новые, брендовые и до безумия дорогие вещи; волосы непривычно чуть убраны вверх и зачесаны направо, специально взъерошены, создавая впечатление специально созданной небрежности. Я выгляжу так, как не выглядел бы никогда, если бы собирался переспать с парнем и убить его. Но весь мой образ продуман до мелочей какой-то знакомой Маркуса, а может быть, даже его девушкой, имя которой я, к сожалению, не помню.

– Я не люблю энергичные танцы, – я встаю со стула и тут же перестаю возвышаться над Стеффаном. Но мне необходим контакт глаза в глаза, а потому я костяшками пальцев провожу по его поросшему грубой щетиной подбородку и переходу на щеку. Парень тут же опускает голову и, смотря на меня, обхватывает своей рукой меня за пояс. Я чувствую, как вторая его рука начинает шарить по моему телу, и меня охватывает такое отвращение, что я начинаю жалеть, что не взял пистолет с собой и не могу пристрелить Стеффана, завершив тут же свое задание.

Но нельзя. Заманить, одурманить и захлопнуть ловушку. Я тяну Баллета за собой в центр танцпола, прижимая к себе, водя рукой по его широкой спине, спускаясь к ремню и цепляя его будто нарочно кончиками пальцев. Я не могу сказать, что у него ужасное тело или некрасивое лицо, но грубые черты, будто вытесанные из камня, какой-то дикий огонек в глазах отталкивают меня. Пожалуй, это и к лучшему. Сложно убить человека, к которому испытываешь симпатию.

Маркус просил меня всё сделать тихо. Не на людной улице, стреляя с крыши высотки из винтовки. Можно было бы подкараулить Стеффана в одной из подворотен и застрелить, но какие гарантии, что он будет проходить в совершенно безлюдном месте? В моей папке еще десять человек, среди которых Трой.

Я готов убить девятерых. Среди них девочка, которой всего восемь лет. Мне нужно пустить малютке пулю в череп, чтобы она умерла быстро и без мучений. И пока Стеффан прижимается ко мне, двигаясь плавно в такт песне, пока его руки шарят по моему телу сквозь ткань рубашки и джинс, я сжимаю руку в кулак, впиваясь коротко остриженными ногтями в ладонь. Я убью этих людей, если это поможет мне спасти всего лишь одного.

Я перебарываю даже не отвращение, а какую-то неприязнь к Стеффану, когда уже в его квартире, в одной из многочисленных высоток Сан-Франциско, укладываю танцора на кровать, мягко разводя руками его ноги.

Я терплю ком откуда-то возникших слез в горле, жмурю глаза и касаюсь своей гладкой щекой небритой щеки Баллета, когда вхожу в его тело, отзывающееся на каждое мое движение. Я невольно вспоминаю, как во сне руки Троя скользили по моему телу. Тонкие, аккуратные. С ними не сравнятся ничьи руки. И грубые ладони на моих плечах не вызывают ничего, кроме желания скорее всё это закончить. Захлопнуть ловушку и уйти туда, где ждет тепло. Персональное солнце с ангельским голосом.

Стоя спустя полчаса одетым только в джинсы на балконе, пока Стеффан в душе, я, ежась от ночного ветра, думаю о том, по какой пизде я пускаю остаток своей жизни. О том, что она будет недолгой, я знаю давно. Взяв с подоконника пачку сигарет, даже не глядя на марку, я закуриваю и, блаженно выдыхая дым, с легкой и грустной улыбкой вспоминаю свой разговор с Троем восемнадцать дней назад. Потому что воспоминания о Сиване – единственное, что греет мою душу.

***

Troye Sivan – My little happy pill

Мы сидим на кухне и неловко молчим. Монотонно гудит холодильник, посвистывает, закипая, чайник. Когда он все же закипает, молчание приходится прервать. Трой резко встает из-за стола, чуть не сбивая стоящую на нём вазочку с конфетами. Я замечаю, что движения парня дерганые, руки его дрожат, и я даже начинаю бояться, что он уронит чайник, расплескивая кипяток на себя. Поэтому я встаю из-за стола, сам достаю кружки из шкафчика, висящего около холодильника, и наливаю туда кипятка, следом закидывая по пакетику зеленого чая.

– Спасибо, – Трой сжимает руки в замок, заламывает пальцы, а потом просто обнимает себя руками. Мы с ним почти одного роста, Сиван немного выше меня, но сейчас он выглядит слишком маленьким и беззащитным. Я, поставив кружки на другой стол, за которым мы сидели всего минуты две назад, возвращаюсь обратно к парню. Расстояние между нами всего два шага, на этой тесной кухоньке особо некуда двинуться. Раковина, плита, два стола – один для готовки, другой складной для приема пищи – холодильник и рядом с ним огромный цветок, кажется, фикус.

Я подхожу ближе к Трою. Настолько близко, что могу слышать, как тяжело, редко и глубоко он вдыхает. Весь внешний вид Сивана будто кричит о том, как ему плохо, как его гложет что-то. И я пытаюсь перебрать в голове все варианты от банального скандала с родителями, которые переживают все, даже после двадцати лет, до проблем в личной жизни. А потом до меня доходит, будто кто-то щелкнул пальцами, и загорелась лампочка, как бывает с героями в мультфильмах, когда их осеняет. Я кладу руки на плечи Троя и говорю:

– Прости, что не ответил на смс.

Это выстрел вслепую. Но я попадаю четко в цель, потому что мой взгляд резко встречается с сапфировыми глазами.

– Я почему-то думал, что писать тебе – это глупость. Но написал, – Трой смотрит сначала на меня, а потом куда-то мимо, будто боясь еще раз взглянуть на меня. Я вздыхаю. Неужели моя попытка помочь обернется неудачей?

– Ты можешь послать меня, – начинаю я, выходя из кухни. – Но, пожалуйста, прими мою помощь. У тебя прекрасный, – я мотаю головой. – Нет, не так. У тебя идеальный голос. И я хочу, чтобы ты сходил в эту студию.

Я уже подхожу к входной двери, когда мое запястье обвивают тонкие пальцы.

– Там чай остынет. И я обещал тебе песню.

Оставшийся день мы проводим в четырех тесных, но безумно уютных стенах. По всей квартире витает запах чайных листьев, сигарет, который ветер несет с балкона (от этого запаха Трой морщится, но курить мне позволяет) и запах дождя. Сентябрь в этом году дождливый, лишь изредка подобные дни сменяются жарой, и это не приносит облегчения.

Трой поет мне несколько песен, играя при этом на синтезаторе, который он извлек из-под кровати. Когда он стряхнул пыль с инструмента, я понял, как давно Сиван никому не пел именно так, в домашней обстановке, когда пространство вокруг не заполнено людьми, которые смотрят пристально, будто съедая взглядами.

Он пел только для меня, и я тонул в каждой ноте, которую играли его пальцы.

Каждая строчка, каждое слово – его и мои. Больше ничьи.

Я влюбляюсь не только в его голос, но и в него самого.

И надеюсь, что для него я буду просто проходящим человеком, которого он забудет, когда меня не станет.

***

Breaking Benjamin – Dance With The Devil

Стеффан выходит из душа и кричит мне:

– Чарльз, ты пойдешь?

Конечно же, я называю ему рандомно выбранное мною имя. Конечно же, ни о каком душе не может быть и речи, как бы мне ни хотелось смыть с себя ощущение чужих рук (не его…). В этой квартире мне нельзя оставлять отпечатков, хотя, я более чем уверен, они остались на спинке кровати и на подоконнике балкона. Неважно. Я просто хочу, так сильно, как никогда, закончить со всем и уехать. Я достаю смартфон из кармана, смотря на время. Меньше, чем через двадцать пять часов в Сакраменто приземлится самолет из Австралии, и мне кровь из носу надо быть в аэропорту выспавшимся и без следом сегодняшней ночи. Хочу уже убрать Iphone обратно, как замечаю оповещение из Viber. Сообщение от Троя. Пятнадцать минут назад. Пришло именно тогда, когда я трахал свое задание.

Молодец, Коннор. Поймал свою жертву в ловушку самым ужасным способом?

Я быстро пробегаюсь глазами по написанному:

«Скоро взлетаю. Здесь ловит wi-fi. А еще родители меня откормили :D».

За эти дни Трой будто ожил, став более улыбчивым, когда мы созванивались через видеосвязь. И хотя между нами не меньше пятнадцати тысяч километров, мне весь разговор казалось, будто парень рядом, что я чувствую легкий запах его одеколона, исходящий особенно сильно от джинсовой рубашки, которая так подходит к его хрупким плечам и кудрявым волосам.

– Чарльз, ты там где?

Из светлых мыслей меня вырывает суровая, темная, как ночь за окном, реальность в лице Стеффана Баллета. Когда я захожу в комнату, парень сидит на кровати, обернув бедра полотенцем, и чистит яблоко столовым серебряным ножом. Вот и всё. Ловушка захлопнулась. Я подхожу к кровати, поднимаю с пола рубашку и надеваю, сразу застегнув. Буквально через пять минут мне будет не до этого. Надо будет стремительно спуститься, сесть в машину, стоящую через два дома отсюда, и ехать к чертовой матери отсюда.

– Будешь яблоко? – руки танцора протягивают мне фрукт и ножик. Я принимаю их, ответив лишь кивком. Стоя чищу яблоко, кожура которого падает на пол. Стеффан наблюдает за мной, а потом говорит:

– Расскажешь что-нибудь о себе? Нам ведь еще суждено встретиться.

Я закидываю небольшое, очищенное полностью от кожуры яблоко в рот и, разгрызая сочную мякоть, подхожу и наклоняюсь к Баллету. В моей левой руке зажат нож. Немного неудобно, но перекладывать в правую нельзя, дабы не вызвать подозрений.

– Конечно, расскажу, – произношу я, почти касаясь своими губами губ Стеффана. Я обворожительно улыбаюсь, зная, что моя улыбка – последнее, что он увидит. – Расскажу, когда встретимся на том свете.

Я взмахиваю ножом, перерезая горло тому, кто изгибался подо мной, опьяненный вином. Тому, кто зажимал меня в клубе под песню Beyonce. И я не испытываю ни жалости, ни тоски, ни тем более любви. Потому что я всего лишь выполнял задание.

Потому что это не Трой.

Я забираю нож с собой и, стерев отпечатки там, где они были оставлены мною особо четко, обувшись в кожаные туфли, давящие мне на кончики пальцев, выхожу из квартиры, где, прохрипев, последний раз вздыхает очередное мое задание.

Темнота скрывает пятна крови на моей белоснежной рубашке, зажатый в кармане джинс нож холодит бедро. Я сажусь в машину и, едва заведя ее, тут же даю газу. Меня не заботит, что меня может остановить полиция, и тогда мне не избежать наказания. Кровь на руках и вещах, ошалелые глаза, пистолет, которым я так и не воспользовался, на заднем сиденье. Не знаю, кто меня хранит, но мне везет. Едва выехав за город и остановившись на обочине, я пишу Трою по Viber смс:

«Я тебя встречу. Удачного полета».

Подумав несколько секунд, я перебарываю в себе желание отправить следом какую-нибудь милую глупость. Нельзя показывать Трою свои чувства. Нельзя давать ему надежду, привязывать его к себе. Нельзя любить. Одна из заповедей тех, кто состоит в «Alma Mater».

Бросив телефон на приборную панель, я лезу назад и переодеваюсь в чистые вещи, так предусмотрительно захваченные с собой в небольшой спортивной сумке. Вылезая из машины, я прихватываю с собой зажигалку. Кидаю джинсы, рубашку и туфли на асфальт и, щедро полив бензином, стоявшим в багажнике, кидаю туда пачку сигарет и зажигалку, мерцающую огоньком, выбитым кремнем. Вспыхивает ярко, тут же обдавая меня жаром. Кажется даже, что у меня обуглились кончики ресниц, настолько сильно горит огонь. Но тем лучше, значит, не останется улик.

Нож я везу с собой, решив, что отнесу его Маркусу. Маленький трофей за необычно выполненное задание.

Я сажусь в машину и уезжаю в Сакраменто, обратно, чтобы сдать выполненное задание. Один из девяти готов.

Но как мне это поможет спасти Троя?

Комментарий к V

* – Glock нельзя приобрести на территории США, т.к. он не соответствует каким-то там стандартам. А вот в Австрии, как в стране-производителе, можно.

========== VI ==========

BROODS – Coattails

Когда я захожу в аэропорт, Трой уже катит свой чемодан по залу ожидания. Помимо багажа в правой руке, на левом плече парня висит сумка с ноутбуком и еще одна сумка с нотами и текстами песен. Я знаю каждую из них почти наизусть, и в моей голове звучит прекрасный голос, поющий эти строки. Я иду Трою навстречу и, когда мы приближаемся друг к другу на расстояние не меньше, чем двух метров, Сиван резко кидает чемодан и бежит ко мне. Его тонкие руки обвивают мою шею, сумка с ноутбуком бьется о наши ноги, но нам все равно. Я обнимаю парня в ответ, прижимая ближе к себе, вдыхая запах его одеколона и мятной жвачки. Я будто пытаюсь слиться с ним в одно целое, и меньшее, что меня сейчас волнует, – это то, что по аэропорту снуют десятки любопытных людей, чьи взгляды то и дело обращаются в нашу сторону.

– Я так скучал по тебе, Коннор, – дыхание Троя опаляет мне щеку, оставляя после себя тепло и мурашки.

– Прошло меньше трех недель, – не отстраняясь от парня, смеюсь я. И буквально чувствую улыбку в ответ. – Тем более мы созванивались.

Отстраняясь от меня, Трой мягко проводит пальцами по моей шее, и это движение настолько интимное и нежное, что краска приливает к щекам, и мне кажется, что это замечают все вокруг. Мимолетно оглядевшись, я успокаиваюсь. Почти никому нет до нас дела, все спешат на свой самолет или, наоборот, с него, встречаются пары и расходятся. А мы стоим в центре этого всего и не можем двинуться. Потому что руки Троя обнимают мою шею, потому что мои руки держат его талию.

И даже до машины мы идем непозволительно близко друг к другу, почти соприкасаясь руками. Хочется отойти. Не потому что неприятно, а потому что нельзя привыкать к этому спокойствию, к… отношениям. Я с содроганием понимаю, что это не дружба, не было и не будет ей. Мы уже не просто знакомые. За эти три недели, регулярно созваниваясь и списываясь, мы сблизились. Слишком.

Один. Мы подбираемся друг к другу осторожно, будто боимся спугнуть.

Два. Мы робко улыбаемся, звоним чуть чаще, говорим чуть громче.

Три. Мы не спим ночи напролет, мы касаемся кончиками пальцев экранов, будто можем почувствовать друг друга на расстоянии в несколько тысяч километров.

Финал. Мы рассыпаемся мелким бисером. Меня разбивают пули, предназначенные для него.

Его разбивает горе, нанося неизлечимые раны.

Это неизбежно. Я знаю, что это случится. Потому что я…

Я неловко касаюсь его руки, когда хочу переключить передачу. Мы едем к его дому, и я заношу руку вправо, к рычагу, но натыкаюсь на изящную ладонь, которую Трой тут же одергивает, будто ошпарившись своей холодной кожей о мою – горячую. Я сжимаю левую руку на руле крепче, сдерживая закипающую внутри злобу на самого себя. Непозволительно так сближаться с тем, кто давно должен быть в прицеле снайперской винтовки. Непозволительно давать Трою надежду на нормальные отношения. Мы не будем обычной парой. Мы никогда не заснем вместе спокойным сном, обнимая друг друга. Мы никогда не будем счастливы. И это все по моей вине.

Мы едем в молчании. Я даже не включаю радио, просто слушаю, как монотонно шумит двигатель, и что щелкает в своем смартфоне Трой. Когда клацанье затихает, Сиван говорит как-то виновато:

– Коннор, слушай, – я отвлекаюсь на секунду от дороги, чтобы взглянуть на заламывающего пальцы парня. – Зои попросила меня сейчас в кофейню приехать. Довезешь?

– Конечно, – киваю. – А зачем?

– Сказала, что за эти три недели обо мне спросили уже с десяток человек.

Тук. Слева что-то колет. Стоп. Я не верю своим ощущениям, но всё говорит о том, что это элементарная ревность. Ведь наверняка не просто так люди ищут Троя. Они хотят с ним видеться, говорить, слушать его. Чтобы он пел только для них. И я хочу того же. Но он человек. Не певчая птица, которую можно запереть в клетке и слушать чудесный голос дни напролет.

– Вообще, – внезапно продолжает Сиван, – меня напрягает это внимание. Когда Джо и Каспар позвали меня петь, я не хотел. Одно дело петь дома, в душе или в кругу друзей. Другое дело, когда на тебя устремлены взгляды, и ты поешь, но… так боишься где-то запнуться!

Я не поворачиваюсь к парню из-за слишком оживленного движения на центральной улице, по которой мы едем к кофейне, но боковым зрением замечаю, как Трой кутается сильнее в серую толстовку на замке. И то ли он делает от холода, который действительно царит на улице вместе с несильным, но очень промозглым дождем, либо это движение – попытка защитить себя от неприятных воспоминаний.

– Но на сцене ты, – я пытаюсь подобрать слово, запинаюсь. Я смущен, потому что впервые Трой говорит со мной на столь откровенную относительно его чувств тему, – ты будто светишься. Я не знаю, как это объяснить.

Отпускаю всего на мгновение руль, чтобы переключить передачу. А потом моя рука перемещается к лицу Троя, и я аккуратно, кончиками пальцев, будто боясь, что парень рассыплется мелким бисером под моей рукой, заправляю ему за ухо выбившуюся кучеряшку. Сиван улыбается, глядя в окно. Не отстраняется, ничего не говорит. Он просто смотрит на бьющие о стекло капли и улыбается так, будто сейчас его губы сожмутся в тонкую нитку, а из глаз польются слезы. И я смотрю прямо на дорогу, держа уже обе руки на руле. Нас обгоняет, вылетая на встречную полосу, машина. И я с содроганием сердца и резкой болью в руках, будто опять сжимаю нож, вкладывая в замахивающиеся движение всю силу, узнаю машину тех, кто ежегодно шантажирует нашу организацию, вручая Маркусу папки подобно той, что лежит у меня дома в двух экземплярах.

«Трой, а ты знаешь, что прямо сейчас нас чуть не подрезали те, кто заказал твое убийство?»

У меня невольно вырывается нервный смешок, но рядом сидящий парень либо не замечает, слишком погруженный в свои мысли, либо просто не хочет что-то мне говорить. Неужели чувствует то же, что и я?

Страх. Боль. Сомнение. Буря чувств захватывает меня, и я не знаю, как выбраться из нее. Будто в одно мгновение подхватило ураганом противоречий, затянуло в воронку и закручивает, путая еще больше.

Troye Sivan – Youth

Мы подъезжаем к кофейне, и я уже издалека замечаю огромное количество людей за столиками. Трой, если и волнуется, то ничем не показывает этого, все так же отстраненно смотря в окно. Лишь когда я останавливаюсь, он тянется назад, к сумке с ноутбуком, и достает из кармашка диск.

– Буквально одна песня – и домой, – Трой снимает кофту, оставаясь в одной синей футболке, на краях рукавов которой распускаются розы, и вешает на сиденье.

– Ты там замерзнешь, – я киваю в сторону кофейни, где кроме навеса нет ни стен, ни чего-либо хотя бы отдаленно их напоминающих.

– Я же ненадолго, – Сиван пожимает плечами и собирается уже выйти из машины, как я перехватываю его за руку и с упрёком качаю головой.

– Нет, туда ты так не пойдешь, – снимаю через голову красную толстовку с желтой надписью на груди и протягиваю Трою. Сам остаюсь в черной футболке, чувствуя, как тянет сырым и холодным воздухом через открытую дверь.

Сиван начинает возмущаться:

– Ты, между прочим, тоже замерзнешь, пока будешь сидеть там.

Но толстовку принимает и тут же натягивает на себя. Плечи парня сразу же расслабляются, видимо, ему было холодно даже в своей тонкой кофте. Я же как-нибудь переживу небольшие неудобства, приносимые погодой. Не в первый, да и не в последний раз. Порой приходится лежать на крыше часами, выжидая цель, терпеть зной, снег и дождь, смахивать пыль с волос и лица, чувствуя, как каждый мелкий камушек, занесенный ветром, упирается в тело.

– Потерплю, – коротко кидаю я, закрывая машину. Трой пожимает плечами, закатывает рукава толстовки и поправляет капюшон. Я иду следом за ним, наблюдая сзади, как с каждым шагом к кофейне выпрямленная спина парня сгибается, будто на нее кладут десятки рук груз за грузом. Я подхожу ближе и, поймав почти зашедшего под навес Сивана за капюшон, притягиваю и разворачиваю лицом к себе.

– Ты споешь прекрасно, – говорю тихо, но вкрадчиво, вкладывая в каждое слово всю нежность. – Потому что иначе ты не умеешь. И про что бы ты ни пел, для кого бы ты ни пел, знай: ты сам прекрасен. Хорошо?

Я вижу, как в сапфировых глазах застывают мелкие капельки. Я хочу коснуться его щек, стереть с них дождь (я хочу верить, что это просто дождь), но на нас смотрят, как полчаса назад в аэропорту. И я сжимаю руки в кулаки, и Трой быстро заходит в кофейню. Расправляет плечи, как крылья, всем улыбается, машет некоторым людям рукой. И мне остается лишь зайти следом и занять место в самом дальнем углу, где меня закроют от взглядов люди.

Привычный гвалт сразу же поглощает меня, и я сосредоточиваюсь на этих звуках, не позволяя себя уходить в мысли. Если меня затопит волной воспоминаний, выбраться оттуда будет трудно. Но еще труднее перестать вспоминать, как в одну из ночей мне позвонил Трой, тихо плача в трубку. Тогда я испугался не на шутку, и пока парень пытался успокоиться, уже собирал вещи и открывал лэптоп, чтобы купить билет до Сиднея, а оттуда отправиться в Перт. Как оказалось, вылетать не обязательно (хотя Трой в ту ночь намекнул, что был бы рад видеть меня в родном городе, познакомил бы с братьями и сестрой). Причиной такой громогласной истерики со слезами и полной апатией оказалась обычная книга. Точнее для Сивана она была не совсем таковой. Парень словом обмолвился, что ему знакомо отчаянье перед неизлечимой болезнью. Я, испугавшись, но не подав виду, тут же достал ненавистную папку и пробежался глазами по биографии Троя, но, не найдя там в графе болезнь ничего, кроме того, что парень не может набрать мышечную массу, немного успокоился.

Название книги я даже записал. «Виноваты звезды» Джона Грина. И пусть читать мне ее теперь не обязательно, потому что весь сюжет мне рассказал Трой, сопровождая свой рассказ то смехом, то всхлипами, от которых у меня сжималось сердце, я все же пошел на следующий день в книжный и купил эту книгу.

Спустя минут семь, как мы зашли в кофейню, на сцене раздается шипение аппаратуры, а потом постукивание по микрофону. Я отрываю взгляд от улицы и смотрю на сцену. Трой стоит там, в моей толстовке, и мне кажется, что я буквально вижу свечение вокруг него. И кажется, что дождь на улице стал идти тише. Парень начинает петь, смотря сначала в пол, но с каждой строчкой движения становятся более раскованными, а взгляд голубых глаз начинает блуждать по толпе. И сталкивается с моим.

– My youth, my youth is yours

Trippin’ on skies, sippin’ waterfalls.

Я улыбаюсь, потому что Трой тянет руку вперед, в мою сторону, второй держит микрофон, и я чувствую сквозь каждую ноту, как хорошо ему на сцене. И клянусь себе, что, как только закончится морока с папкой, шантажом, с невообразимым риском быть вместе, я помогу парню пробиться на большую сцену. Он соберет свой зал полный фанатов, он споет, и я буду наблюдать, как он сияет изнутри, полностью погружаясь в любимое дело.

Я не знаю ни одной молитвы, да и в Бога не верю в принципе. Но если он спасет Троя, если он даст ему жить дальше, не помня обо мне, не терзая себе душу…

Я буду счастлив. Пусть уже и не здесь.

***

Мы едем ко мне домой, завезя сначала сумки к Трою. Парень заодно переоделся в черную толстовку с белыми полосами по бокам, отдавая мою. Я надеваю на себя вещь, пахнущую теперь иначе, чуть слаще, и стараюсь не щуриться от удовольствия. Запах моего одеколона в разы резче, чем у Сивана, тем более он смешан с запахом сигарет. Кстати, о сигаретах. Не вовремя вспоминаю, что давно не курил и, кажется даже, что на легкие начинает давить из-за отсутствия никотина. Выкручиваю руль одной рукой, поворачивая налево, а правой пытаюсь найти сигареты в кармане джинс.

– Это ищешь? – Трой, смеясь, достает из бардачка (сам не знаю, как там оказалась пачка) Camel и, достав сигарету и зажигалку, закуривает сам и отдает мне. Даже не кашляет от дыма, хотя затягивается глубоко, так, что огонек стремительно бежит вверх. Я чуть не въезжаю в затормозившую перед светофором машину, настолько я шокирован.

– Ты сдурел? – выдаю я, даже не успев вдохнуть дым.

– Я не понимаю, – качает головой парень так, что кучеряшки взметаются и закрывают глаза. Он смахивает их легким движением руки, – какое удовольствие можно получить от курения. Переходи на электронные сигареты, безопасней хотя бы.

Я хмыкаю и, затянувшись, выдыхаю дым в приоткрытое окно. Если бы я только мог сказать, что мне нет смысла прекращать губить себя, что нет смысла спасать свой организм, когда одной ногой уже в могиле. Но я лишь смеюсь:

– Ладно, завтра куплю электронную.

И получаю в ответ удовлетворенную улыбку. Трой опять отворачивается к окну и всю оставшуюся дорогу молчит, лишь как-то загадочно улыбаясь чему-то своему.

Ryan Otter – Love Theme

За двадцать два года жизни я совершал много ошибок, и это была одна из самых ужасных. По квартире у меня всегда лежит в среднем два пистолета, обычно запрятанных куда-то подальше от посторонних глаз. Но то ли потому, что Трой не был для меня просто посторонним человеком, то ли потому, что я слишком был растерян после убийство Стеффана, одно из оружий – револьвер – остался лежать на тумбочке у входной двери. Увидев его, Сиван сначала замер, а потом дрожащей рукой, совсем неуверенно, будто оружие сейчас само выстрелит, взял его в руки.

– Это с работы, – лепечу я. – У нас там есть тир, я часто туда хожу.

Неловко чешу макушку, надеясь, что эта наполовину ложь, наполовину правда звучит сносно. Я не ожидаю, что в ответ Трой мне скажет:

– Я тоже хочу научиться стрелять.

И мне приходится, переодевшись в более удобные для стрельбы вещи (если обычный черный джемпер, стретчевые штаны и берцы можно назвать удобными) везти парня в офис AM. Стоит полагать, что, только зайдя в здание, я получаю гневную смс от Батлера, который позже будет рвать и метать, что я привел в здание постороннего.

Но Трой для меня не просто знакомый. Он почти родной.

Почти л…

Мы стоим в тире, и я вижу столько решимости в сапфировых глазах, что невольно вспоминаю себя. В отличие от Сивана, я стрелять боялся, от оружия шарахался как от прокаженного, а выстрелить в мишень для меня в армии сначала было непосильным делом. Потом втянулся, привык, и порой даже до мурашек, бегущих от спины к затылку, представлял, что на месте мишени живой человек.

Трой становится, и я надеваю ему на голову наушники, чтобы парня не оглушило звуками выстрелов. Пистолеты, которые выдают оружейники на учения, стреляют шумно, но почти без отдачи.

– Стань вот так, – я подхожу к Сивану ближе, своей ногой пододвигая его правую, ставя правильно. – Держи оружие двумя руками, чтобы не выронить.

Кладу свои ладони поверх сжатых на рукоятке пистолета его. Холодные. Как обычно. Холодные и гладкие, нежные, не для того, чтобы держать оружие. Он не должен стрелять. Он не должен знать, что такое боль от отдачи, грохот, стон человека, которого пронзила пуля.

Руки парня сами опускаются и кладут пистолет на стойку для опоры. Трой снимает наушники, кладя их рядом. У меня бешено колотится сердце, и кажется, что парень чувствует это своей хрупкой спиной. Он весь будто из стекла, будто из бисера. Его тонкая рука берет мою в свою и прижимает к сердцу. Я не вижу лица Троя, но знаю, что его глаза сейчас – океан. Я чувствую кончиками пальцев, как бьется его сердце не впопад с моим. Размеренно. Но стоит кучерявой голове опуститься на мое плечо, а тонкой руке сжаться, как пульс учащается.

– Ты чувствуешь? – его дыхание щекочет мою шею, а тихие слова эхом разносятся и отражаются от стен. – Я тебя люблю.

========== VII ==========

Park Lane – The Fallen

– Чем ты, мать твою, думал?! – крик Маркуса, кажется, слышен даже на первом этаже. Впрочем, причина для ругани действительно есть. На стол передо мною Батлер кидает газету, на главной страницы которой огромным шрифтом напечатано:

«В Сан-Франциско убит известный танцор Стеффан Баллет. Молодой перспективный парень был зарезан в своей квартире в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое сентября. Предполагаемой причиной убийства является его ориентация: в 2014 году танцор признался, что он гей. Была ли это месть конкурентов или же Стеффан перешел кому-то дорогу – читайте подробности на 15-й стр.»