Текст книги "Тайна стоит жизни"

Автор книги: Зуфар Фаткудинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Насчет Федорука... считаете – допрос его будет известен тому лицу, кто снял слепки с ключа? – И не давая ответить Закирову: – Да, такая опасность существует...

По всему было видно, что мысли Нурбанова были заняты еще чем-то.

– Товарищ полковник, если Зеленская – та самая Роза, ее не будут хозяева держать без дела...

– И возможно, именно для нее предназначался найденный у Космача ключ, – уточнил полковник.

– Совершенно верно, – согласился Закиров. – Так вот, она будет таскать им информацию, к которой имеет доступ сейчас. Конечно, то, что она может взять у себя, – это крохи в сравнении с информацией, хранящейся в сейфе № 19. Вражеская агентура хотела добыть информацию о новом изделии, как говорится, одним махом. Сейчас главное: передает ли Зеленская информацию? Если да, то кому и как?

Закиров взглянул на Нурбанова – тот отодвинул от себя бумажки, собираясь что-то ему сказать.

– Ильдар Махмудович, вот о чем я сейчас подумал. Не насторожит ли того человека, который ждет ключ, то обстоятельство, что Фролов взят? И не притихнет ли он, пока не прояснятся что к чему?

– Мне кажется, что это может случиться. Но, с другой стороны, это зависит от связующей цепи, которая тянется от Космача до «потребителя» ключа.

– То есть?

– Мы ведь пока не знаем, выходит ли Муратов непосредственно на агента, работающего на заводе, или между ними вертится еще кто-то. Вот этот самый «кто-то» может определять характер деятельности агента – предположим, Розы.

– Вы допускаете, что звеном между Муратовым и, скажем, Розой является Варев?

– Вполне, товарищ полковник.

Нурбанов заметил, что Варев – старый, хитрый лис и, пока не убедится, что агент, орудующий на заводе, на крючке у контрразведки, не будет его убирать. А, следовательно, до этих пор будет черпать от него нужную информацию.

– А какие у него опасения, что на его след напали? – продолжал полковник. – Арест Фролова и даже Муратова, если, конечно, нам удастся его взять, еще не выводит, с его точки зрения, на Розу. Варев полагает, что шифровки для нас – неразгаданные загадки. Значит, о Розе мы ничего не знаем. Так?.. Дальше. Заметьте, Фролов не знает, где притаился Муратов. Когда же Фролов нужен, его тотчас находят. Как видно, связь односторонняя. Убежден: аналогичная связь и между Муратовым и его хозяином. Это, конечно, имеет известный недостаток: затрудняет контакты, но зато уменьшает опасность провала вышестоящих звеньев. Так ли это, узнаем, надеюсь, у Муратова.

Дальнейшие события в Сватовском поселке, однако, произошли не по задуманному сценарию.

На следующий день после ареста Фролова поздно вечером к Топтыгиной постучались. Она открыла дверь – перед ней стоял какой-то мальчишка. Тот попросил вызвать дядю Валю.

– А, ты... Заходи, мальчик... – растерянно произнесла Топтыгина, не зная, как поступить дальше. Но тот сказал, что лучше подождет на улице.

Она скрылась в сенях, пообещав вызвать дядю Валю. Вскоре в дверях появился лейтенант Денисов.

– Что скажешь, мальчик?

– Там, у колодца, – махнул рукой мальчишка, – ждет тебя дядя Марат. Он просил меня передать.

Для оперативников это был неожиданный ход Муратова. Денисов в нерешительности застыл. «Что делать? – пронеслось у него в голове. – Идти – значит обнаружить засаду. Наверняка, он сейчас притаился где-то на полпути к колодцу и ждет. Нет, мне идти нельзя. Надо послать Топтыгину, а нам следом, но чтоб не видел».

Лейтенант придержал мальчонку, понимая, что его втянули в эту опасную игру случайно.

– Сейчас с тобой пойдет тетя. А я не могу – вывихнул ногу, – сказал он и, сильно хромая, ушел в дом.

Топтыгина и мальчишка не торопясь пошли к колодцу. Она должна была сказать Муратову, что Фролов вывихнул ногу.

У колодца никого не было. Женщина, немного подождав, пошла обратно. Когда она прошла второй дом от угла, где находился колодец, кто-то тихонько окликнул ее. Топтыгина остановилась.

Из ворот показался Муратов.

– А где Валерка? – озираясь, спросил тот.

– Он ногу вывихнул, – за нее ответил мальчик.

– А может, он и бороду потерял? – повернулся к нему преступник. – Что молчишь? Дядя был с бородой?

– Темно было... но бороды-то вроде нету...

Муратов резко повернулся к женщине.

– А ты что скажешь? – угрожающе прошипел он, выхватывая из кармана финский нож.

Топтыгина от страха онемела, взгляд ее приковал тускло поблескивавший в темноте нож. Она неопределенно покачала головой и шагнула назад.

Муратов схватил ее за волосы и приставил нож к горлу.

– Шлюха продажная, энкеведистов пригрела?! Ну, говори, обманешь – прирежу... – преступник похабно выругался.

От страха мальчишка сначала попятился, потом бросился бежать к топтыгинскому дому.

– Куда?! – грозно рыкнул Чмо. – А ну, падла, стой!

Из соседнего двора вышел мужчина, прикрыл калитку и спокойно направился по тротуару к ним.

Муратов вытащил пятерню из волос Зинаиды, схватил за руку, приставил нож к боку.

– Пикнешь – убью, – предупредил он.

Со стороны могло показаться, что стоит влюбленная парочка. Дальше произошло все неожиданно.

Мужчина, мгновенно повернувшись, нанес преступнику сильный удар кулаком в голову. Тот стукнулся затылком о дощатые ворота и выронил нож.

Зинаида инстинктивно рванулась и оказалась между преступником и мужчиной. Это не дало возможности мужчине, в котором она узнала Денисова, нанести серию сокрушающих ударов. Муратов опомнился, рванулся к калитке, попытался выхватить из кармана пистолет.

Денисов кинулся к преступнику, перехватил его руку, но в ночной тишине ухнул выстрел: Чмо пытался стрелять, не вынимая оружия из кармана.

В разных концах поселка разом залились собаки, Топтыгина дико закричала.

– Убили-и!.. Ой, убили-и-и!!!

Денисову не удалось обезоружить противника. Когда он прижал преступника к забору и отвел его руку с пистолетом в сторону, из темноты вынырнул Измайлов.

Увидев его, Муратов сообразил: «Засада!» С бешеной силой он подался всем телом к калитке, а локтем левой руки нанес Денисову удар в челюсть. Натиск Денисова ослаб. Высвободив теперь и правую руку, преступник уже намеревался было выстрелить в упор в наседавшего на него второго сотрудника НКВД. Но в последний момент, уже падая, Денисов дотянулся кулаком до его правой руки, и выстрел не причинил вреда Измайлову.

Муратов проскользнул в ворота. Измайлов кинулся на землю, ближе к подворотне, понимая, что Чмо будет сейчас нещадно жарить из пистолета.

Измайлов бросил напряженный взгляд из-под ворот во двор: преступник уже достиг середины двора и, не оборачиваясь, стрелял в ворота. Оперативник понимал, что Чмо сейчас мог уйти или затаиться – поди потом найди его в темноте!

И когда силуэт преступника готов был исчезнуть за углом, Измайлов дважды выстрелил. Фигура дернулась. Сделав несколько неровных шагов, Муратов остановился у самого угла дома, привалился к стене и медленно осел на землю.

Потом Измайлов будет оправдываться, что целился тому в ноги, а попал в позвоночник... Муратова не удалось спасти. И ниточка, которая тянулась к Вареву, оборвалась.

Глава XVI

В 9-00 Эдуард Треньков приехал в больницу, где лежала Метелева. Он намеревался проверить обстоятельства отравления колбасным ядом.

Заведующую отделением он застал за утренним обходом больных. Она пояснила, что была в передаче записка, но ее кто-то затерял. В ней адресатом значилась больная Метелева, а подпись неразборчива. Принес продукты мужчина.

– И поэтому вы подняли хай на всю республику? – с раздражением проговорил Треньков. – Делать вам нечего.

Он подошел к столику, набрал номер телефона квартиры Метелевой.

– Алло! – крикнул он в трубку. – Это кто?.. Надежда Петровна?.. Вот как раз вы-то мне и нужны! – Треньков сел на стол. – Сосед ваш вчера приезжал?.. Да-да, сосед! Говорите громче, не слышно! – гаркнул Эдуард.

– Молодой человек, пожалуйста, потише – здесь больные, – выразила недовольство врач.

– ...Вроде приезжал, говорите?! А почему так считаете? – продолжал кричать Треньков, словно не слышал сделанного ему замечания. – Рюкзак и шляпа в коридоре на вешалке... Понятно... Все ясно... – И он положил трубку.

– Вот видите! – напустился он на завотделением. – Пока вы тут бездельем мучились, приехал ее сосед по квартире. Нетрудно догадаться, кто принес продукты. Вам бы взять трубочку да позвонить. А вы сразу – в колокола. Ну, а колбасный яд – естественное явление, порча продуктов; никто от этого не застрахован...

Треньков, не попрощавшись, ушел.

Через какой-нибудь час он уже докладывал о проведенной проверке по этому факту Нурбанову. Тот, выслушав его, спросил:

– Вы сами-то в квартире у Метелевой сегодня были?

– Ну как же не быть, – соврал Эдуард. – Видел эти вещички геолога.

– А его самого?

– Нет. Но эта бабуся... сестра Метелевой, подтверждает, что тот приехал... и с продуктами... в общем, носился...

– Куда носился? Говорите ясней.

Вошел в комнату Галямов. Присел на стул и мрачно взглянул на Тренькова. Тот почувствовал что-то недоброе.

– Она сказала, то есть сестра Метелевой, что ее сосед – Нигматуллин – ходил с продуктами в больницу.

– Значит, вы этого Нигматуллина совсем не видели?

Треньков, взглянув на Галямова, пожал плечами:

– Но, по-моему, это уже совсем не решающий момент...

Тем временем Галямов раскрыл свою папку, вытащил несколько листочков и положил их на стол перед Нурбановым.

– А вдруг никакого Нигматуллина нет? – выразил сомнение полковник.

– Как это?.. – растерялся Треньков. – Ведь он там прописан и живет.

– Это ясно. Я имею в виду: Нигматуллина, может, сейчас и в городе-то нет. Может, он вообще и не приезжал? Вы не допустили такую возможность?

– Но как же вещи? Они ведь не от сырости взялись...

– Понимаете, – продолжал убеждать его Нурбанов, – их могли просто подбросить. Да-да. Подбросить. Я смотрю, вас ни капельки не настораживают такие факты: проживание какого-то командированного в доме, откуда можно вести наблюдение за квартирой конструктора Ахматова; исчезновение квартиранта, его неожиданная смерть; отравление продуктами, предназначавшимися для Метелевой, у которой проживал этот таинственный квартирант. Разве все это не может настораживать? И разве нельзя усмотреть связь между всем этим? Я почти убежден, лейтенант, что здесь не просто нагромождение случайностей вокруг Метелевой. И очень сожалею, что вы по-настоящему во все детали этих событий не вникли.

Но на этом неприятности у Тренькова не кончились – они, как оказалось, только начинались. Нурбанов, пробежав глазами бумаги, которые принес майор Галямов, незнакомым голосом предложил рассказать о случае, где он, Треньков, при задержании работником милиции лейтенантом Герасимовым опасного преступника по кличка Косолапый был посторонним наблюдателем.

Внутри у Тренькова все оборвалось. Он понял – это конец; за трусость в подобных случаях с треском вышибают из органов НКВД. Трусость и подлость здесь выжигают каленым железом.

Он не помнил, как оправдывался, пытался предъявить происшедшее иначе, изворачивался, юлил. Но это не помогло. Его прижали фактами, и он сдался. А в заключение полковник Нурбанов с волнением сказал:

– У вас, лейтенант, не хватило смелости даже для признания своей ошибки. У вас нет элементарной самокритичности и порядочности человека советского общества.

После этого разговора руководство отдела поставило вопрос об увольнении Тренькова из органов НКВД. Но чья-то рука притормозила выполнение требования отдела. В отделе кадров заявили, дескать, молод, исправится и надо вести с молодежью воспитательную работу.

Полковник Нурбанов, принципиальный и требовательный, настаивал на своем. И чаша весов – оставить или уволить Тренькова – заколебалась.

Тем временем после длительного лечения приступил к работе Александр Жуков. И сам того не зная, он помог перетянуть эту чашу в сторону Нурбанова. Расследуя события, происшедшие вокруг Метелевой Марии Петровны, Жуков установил, что Нигматуллин, сосед ее, не приезжал из командировки и, естественно, передачи Метелевой в больницу не носил. Кто принес продукты, никто не знал. А сестра Метелевой категорически отрицала, что она якобы говорила Тренькову о продуктах, которые носил в больницу Нигматуллин. Она и в глаза не видела в тот день следователя. И Нигматуллина не видела. Ложь Тренькова обнаружилась.

Вскоре приказом наркома он был уволен из органов НКВД.

При очередном допросе Фролова спросили, каким образом он так хорошо ориентировался в квартире Древцова? Тот, криво усмехнувшись, сказал, что при современной оптической аппаратуре вовсе не обязательно бывать в квартире. Это можно компенсировать, без вреда для собственного здоровья, биноклем или трубой. Он без колебаний заявил, что в этом смысле они независимо друг от друга пришли к одному «открытию» с горбоносым стариканом.

– Я рассматривал свою фатерку со двора, вернее, с чердака крыши, а он – квартиру Ахматова – с другой стороны улицы. Так что шейте, начальник, поплотнее шторы, – посоветовал Космач, – и не пренебрегайте техникой безопасности. А то, взгромоздившись на верхние этажи, как петухи на насест, думаете, что там вас не узреют, не положат глаз на ваши шмотки? Ошибаетесь. Такие, как я...

– Такие, как вы, – перебил его Жуков, – у нас единицы. И то, судя по вашей биографии, вы бывший беспризорник. Жертва войн. К тому же вы на определенном этапе жизни не раскинули умом, поддались соблазну легкой наживы. Бежав из детдома, где была и ваша сестра, вы начали промышлять на железной дороге. В конце концов попали сюда. Теперь вас ожидает суровое наказание за тяжкие перед народом преступления.

Фролов безразлично махнул рукой:

– То, что меня шлепнут, я и без тебя знаю. Какая разница: раньше, позже – все равно умирать. А мертвому все равно.

Затем Фролов начал сокрушаться, что вовремя не скрылся.

– Говорил Чмо тогда, когда разыскал меня, что НКВД на хвосте висит, я не поверил. – Он схватился обеими руками за голову. – Мне казалось, что это он с понту, чтобы я кому-то в этом поселке не мозолил глаза или нечаянно не навел ваших охотников на след какого-то зверя.

– Почему вы так подумали? – насторожился полковник Нурбанов.

Фролов поднял голову, прислонился к стенке, произнес с тоской:

– Однажды я случайно увидел Муратова – тот чего-то, как шакал, поджав хвост, шнырял у монастыря, а потом кинулся на кладбище. В тот день он ко мне вообще не приходил. Потом... на следующий день, он мне предлагал стыриться в Светловолжске. Это была не просьба, а скорее требование. Вряд ли он тогда думал обо мне... Тут что-то другое было. Вот тогда я и подумал, что кому-то, видно, мешаю. Это и притупило мою осторожность.

– Не боялись, что Чмо и его хозяин, использовав ваши руки, могли прихлопнуть вас? – спросил Нурбанов.

– Не надо, начальник, не считай меня придурком. Я все-таки этим местом кумекаю. – Фролов постучал пальцем по лбу. – Я знал: им пока без меня, как телеге без колеса, далеко не уехать. А через недельку хотел смотаться отсюда совсем.

Нурбанов вытащил из папки листок и показал его Фролову:

– Эту анонимку с угрозой прислали из Каримова. Вы там были. Ваша рука?

– Чего нет, того нет, гражданин начальник. Лишнего не хочу на себя брать. И вообще не имею моды такие трактаты сочинять.

Когда Фролова уводили, он в дверях остановился и спросил Жукова:

– Где-то я тебя видел, начальник. А вот где – никак не припомню. Сидел вот и гадал.

Ответил Нурбанов:

– Что-то вы забывчивы стали. Вашими стараниями старший лейтенант чуть на тот свет не угодил.

Фролов удивленно уставился на Жукова.

– Не ломайте голову, Фролов, – заметил Жуков. – Вы, видимо, забыли майский вечер, ресторан, проходной двор и... полено.

Преступник сделал жест рукой, означавший: «Не надо – вспомнил».

– Этот эпизод вам тоже вменят в вину, – спокойно пояснил Нурбанов.

Фролов, не сказав ни слова, повернулся и устало шагнул через порог.

Нурбанов тотчас же распорядился, чтобы работающие в Святовском поселке два сотрудника уделили теперь внимание монастырю. В бывшем доме настоятеля монастыря и в монастырских кельях проживало несколько сот человек. В основном это были приезжие, поселившиеся там после гражданской войны.

Потом он заявил, что, поскольку Закиров, кажется, верно угадал, каким образом преступники обнаружили сейф в квартире конструктора Ахматова, подозрительные события в доме, откуда могли наблюдать за квартирой Ахматова, необходимо досконально изучить. Нужно просеять как через решето всех, кто живет и кто жил со второго по четвертый этажи. И, уже обращаясь к своему заместителю майору Галямову, Нурбанов отдал приказ:

– Марс Ахметович, выделите двух-трех человек для этого. Нужно срочно выяснить, что за человек этот геолог Нигматуллин. Проверьте, чем дышал бывший квартирант Метелевой снабженец Постнов. Сплошной туман и с отравлением гражданки Тараткиной продуктами, предназначенными для Метелевой. Словом, дел хоть лопатой разгребай.

Жуков решил сам съездить в Магнитогорск: нужно было разузнать все об умершем Постнове. Туда он намеревался выехать через три дня, а до этого нужно было завершить срочные дела. Сегодня, в субботу, Александр хотел заглянуть в городскую библиотеку, просмотреть литературу о пищевых ядах, в частности, о биологических процессах образования колбасных ядов. Он полагал, что эти сведения могут помочь в какой-то степени понять случай с пищевым отравлением в больнице.

Когда, наконец, вечером он оказался в библиотеке, выяснилось: нужная книга была на руках.

Огорченный и погруженный в размышления, не замечая никого, Жуков направился к выходу. Он не обратил внимания на белокурую девушку, которая, кажется, поздоровалась с ним и остановилась, очевидно, в надежде, что и он остановится.

– Извините, пожалуйста... – донеслось до него сзади.

Александр медленно обернулся.

– Извините еще раз... – пролепетала блондинка. – Я, кажется, не ошибаюсь... ведь это вы были тогда... на лыжах?

И оттого, что на сумрачном лице молодого человека появилась улыбка, сомнение ее исчезло.

– Я тогда не сумела вас поблагодарить за помощь... Я очень вам признательна...

Он уже не вникал в ее слова, а тонул в ее больших голубых глазах, обрамленных длинными темными ресницами, которые излучали проникающее в душу тепло.

Когда она кончила говорить, Александр не нашелся, что ей сказать.

– А катаетесь вы на лыжах великолепно. Я всегда мечтала научиться, но, видимо, бестолковая...

Девушка сказала, что ей частенько приходится бывать в библиотеке и она предпочитает ходить по субботам...

«Приду тоже как-нибудь в субботу», – решил Жуков и посмотрел на часы.

– Я вас задерживаю, да? О, извините...

– Ничего, ничего, – махнул рукой он. – Всего вам доброго. – И Жуков решительно направился к выходу.

В воскресенье Жуков и Закиров решили отдохнуть за городом.

– Ты бы пригласил Элеонору, – предложил Александр другу. – Подходящий случай...

Ильдар позвонил ей.

– Это Эдик? – спросил женский голос на другом конце провода.

Ильдар насторожился. Пауза. Он понял – ответила ему Элина сестра.

– Позовите, пожалуйста, Элю.

Трубка замолчала.

– Да, Эдуард, я слушаю, – донесся ласковый голом Эли.

Поначалу Ильдар хотел было повесить трубку, но том передумал.

– Добрый день, Эля, – глухо отозвался Закиров.

Молчание.

– А-а, это ты. Ильдар! – как-то растерянно проговорила она. – Как твои дела?

Он ответил неопределенно и тут же предложил съездить за город.

Она отказалась, сославшись на чрезмерную занятость.

Закиров медленно положил трубку. В голове закружился вопрос: «Кто такой Эдик?» Где-то в закоулках мозга мелькнула, как искра, мысль: «А может, это Треньков?» Но тут же она и погасла: «Этого не может быть. Разве она будет с таким охламоном общаться? Исключается».

На душе было противно – словно червь, шевелилась тревога. Ноги подкашивались, как после изнурительной болезни. Ехать за город расхотелось. Он повернулся и посмотрел на Александра.

– Кажется, терплю крушение. Какой-то Эдуард появился...

– А может, у нее просто какие-то деловые, или, как их называют, служебные отношения?

Ильдар пожал плечами.

– Скорее всего, деловые, – пытался успокоить его Александр. – Эля девушка серьезная.

Они поехали на Лебяжье озеро около полудни. Солнце, казалось, стояло без движения и старалось за один день отдать все свое накопленное за год тепло. От жары не спасало и легкое дуновение ветерка.

Загорали молча.

Наконец Закиров нарушил молчание:

– Саш, как ты думаешь, любовь – это психическая болезнь?

Тот немного помолчал и, не поворачивая головы, сказал:

– Глядя на тебя – определенно. Правда, эта болезнь действует больше на твое физическое состояние – становишься тряпкой. Ну, а вообще, – добавил он, поворачиваясь к нему, – неразделенная любовь – это, несомненно, тяжкое страдание: человек мучается, не спит, проклинает себя и другого, плачет, ненавидит и ничего не может сделать. И так каждый день. А сказанное, между прочим, из области психики. Как, не возражаешь?

– Н-да... Нарисовал ты мне, однако ж, радужную перспективу...

– Все будет у тебя нормально, старина, – сказал Александр без особой уверенности. – Успокойся. Возьми, наконец, себя в руки, – решительно велел он своему приятелю и улегся на спину, закрыв глаза.

Домой отправились вечером.