Текст книги "Тайна стоит жизни"
Автор книги: Зуфар Фаткудинов
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Глава VIII
Всю ночь лил дождь. Время от времени раскаты грома сотрясали оконные рамы, и Стеклов просыпался. Ныла нога. Часто вставая, ковылял на кухню. Курил. От скрипа половиц просыпалась Анастасия Федоровна, жена его.
Она чувствовала: с мужем творится что-то неладное. Тот никогда ей не рассказывал о своих служебных делах, но за многие годы совместной жизни она научилась определять, ладится у него на работе или нет.
– Поспал бы хоть маленько, Петя, все мечешься да мечешься, – полусонным тихим голосом промолвила она. – При таком вывихе покой нужен.
К утру сон совсем пропал. Петр Прохорович пытался не думать о своих служебных заботах. Сначала это удавалось, но потом горькие мысли о недавнем промахе вконец одолели, вытеснив из головы все остальное. Сегодня решил выйти на работу. Ему было невмоготу: два дня сидел дома.
В шесть утра он уже был на ногах. Встала и Анастасии Федоровна. Приготовила завтрак. Петр Прохорович включил радио: передавали сведения о военных действиях германских войск во Франции.
– Петя, а немец-то потом на нас не пойдет с войной?.. – спросила жена с тревогой в голосе. Стеклов, немного помолчав, мрачно буркнул:
– Кто его знает...
В восемь утра, опираясь на трость, отправился на службу. Нервное напряжение, не покидавшее его, притупляло ощущение усталости. Обычно если он не высыпался, то чувствовал себя скверно.
В отделе майор узнал: на велосипеде найдено несколько отпечатков пальцев. За это время были также изучены заявления граждан в отделы милиции о пропаже велосипедов. Но владелец велосипеда, найденного близ развилки дорог, не объявлялся.
Послали запрос на завод-изготовитель, чтобы узнать, в какую местность отправили партию велосипедов, в котором был и этот с соответствующим шестизначным номером.
Около полудня позвонил оперативник Хусаин Зарипов, который сообщил Стеклову о любопытном заявлении, поступившем в четвертое отделение милиции Советского района.
В заявлении гражданина Смирнова содержалась просьба о принятии строгих мер к его соседу – тунеядцу Чемизову, занимавшемуся спекуляцией велосипедами.
Вечером Чемизов уже давал объяснения по поводу этого заявления. Он подтвердил продажу велосипеда марки ПВЗ, который, по его словам, собрал сам по болтику. Чемизов заявил: велосипед продал на толкучке в Светловолжске примерно месяц назад неизвестному мужчине среднего роста, чернявому. Других примет не помнит, поскольку тот не торговался.
Предъявленный для опознания велосипед Чемизов сразу же узнал. При этом назвал такие технические особенности, что не было сомнений: велосипед собран им.
Выяснилось и другое: некоторые отпечатки пальцев на велосипеде принадлежали ему.
«Ну и что дальше? – задал себе вопрос майор. – Что надо делать, чтобы заполучить радиста».
В рапорте майор указал: Варев слишком крупная фигура, чтобы довольствоваться ролью радиста.
Факты не подтверждали его вывода. Напротив, они опровергали его предположение. Ведь он и сам не отрицал – Варев приходил за рацией. А будет ли крупный, матерый шпион подвергать себя риску, когда вот уже несколько дней подряд идут поиски по побережью Волги от развилки дорог до Святовского поселка? Вряд ли.
«Пожалуй, Варев годится и на роль резидента, – прикинул Стеклов. – Годится-то годится, а кто он на самом деле? Но ясно одно – здесь он действует не один, и, надо полагать, Варев – далеко не пешка».
Мысли его прервали: вызвали к Нурбанову. Стеклов шел с тяжелым чувством вины.
Полковник встретил его приветливо. Поинтересовался самочувствием. Упрекнул за то, что Стеклов как следует не подлечился.
– Петр Прохорович, я тут кое-что предпринял, – сказал Нурбанов, стараясь не замечать подавленного состояния майора. – Съездил позавчера утром к тайнику, покуда тебя в больнице охаживали врачи.
«Ишь ты, чертяга, и туда уже успел», – удовлетворенно отметил про себя Стеклов.
– Так вот. Вначале мне показалось: там у вас в лесу разыгрались события, близкие к картинке в детской книжке, когда один ворон клюнул собачку в хвост, а другой, воспользовавшись тем, что собачка бросилась на обидчика, утащил у нее жирную косточку...
Стеклов подался вперед. Мысль, что его перехитрили именно таким образом, взволновала его.
Нурбанов продолжал:
– Но затем засомневался: уж слишком рискованные и тонкие ходы. За то время, пока ты, Петр Прохорович, с Матыгулиным отлучался от кустов, надо было в темноте отыскать и унести рацию. Слишком мало времени. К тому же район мог быть оцеплен. Ходить в темноте вокруг капкана да еще вдвоем – слишком опасно и вряд ли оправданно.
Нурбанов полез в сейф, взял там несколько бумажек, подошел к Стеклову.
– Но, с другой стороны, следы рации в тайнике, появление Варева – он ходил, конечно же, не на прогулку – все это вместе взятое создает противоречивую картину. Это вынудило привлечь биологов-почвоведов из университета. Вот их заключение. – Он подал документы майору.
Полковник сел на стул, налил в стакан воды и запил таблетку аспирина: со вчерашнего дня его нещадно знобило, он боялся окончательно разболеться. Нурбанов не представлял, как можно в такие горячие дни болеть; боялся не за себя – за дело.
Майор оторвался от чтения:
– Судя по этому документу, пласт земли, служивший своеобразной крышкой тайника, оставлен не менее трех-четырех дней до проведения исследования. – Он посмотрели на дату. – Семнадцатого июня... «При этом определялись влажность пласта, осыпание грунта... – выборочно читал он, не спеша, – изучена корневая система растений...», – Стеклов отложил бумаги в сторону и уже от себя сказал: – И так далее и тому подобное. Выходит, пласт земли трогали тринадцатого или четырнадцатого числа. А Варев появился шестнадцатого... Стало быть, в тот злосчастный день – шестнадцатого июня – они не уносили рации... Но если унесли ее раньше, то зачем было ему там околачиваться? Нет, Варев попусту крутиться не будет. Тут какая-то собака зарыта. Но несомненно одно – это чрезвычайно важная бумага, – кивнул Стеклов на заключение биологов. – Она, во всяком случае...
– Не даст нам раньше времени запутаться, – с улыбкой договорил за него Нурбанов.
Стеклов выжидательно смотрел на начальника, лихорадочно прокручивая в голове варианты своих предложений. Документ, составленный биологами-почвоведами, в корне менял дальнейшие оперативные мероприятия.
– О значении документа, – продолжал подполковник, – мы поговорим немного позднее... Я еще хотел сказать вот что: для большей достоверности ученые выкопали аналогичную яму рядом, в тех же кустах. Она находилась так же в приоткрытом состоянии сутки. Так вот, в сравнении с ней...
– Выходит, и они, Михаил Иванович, вроде как следственный эксперимент провели.
– Выходит. Я хочу тебе доказать степень достоверности этого заключения, Петр Прохорович. А то я тебя знаю: всю дорогу потом будешь сомневаться.
Нурбанов потрогал лоб рукой, измерил пульс:
– Что, Михаил Иванович? Или заболел? – с беспокойством спросил его Стеклов.
Полковник замахал руками:
– Нет-нет, ничего.
Только сейчас Стеклов заметил, что у Нурбанова неестественно красное лицо с черными подглазьями.
– Михаил Иванович, дорогой, тебе надо отлежаться, – с отеческой теплотой проговорил Петр Прохорович. И в самом деле, Нурбанов по годам годился ему в сыновья.
– А ты сам, Петр Прохорович, чего не лечишься? Врачи, кажется, велят тебе полежать дней десять, не так ли?
Тот промолчал.
– Давай теперь, Петр Прохорович, немного о деле поговорим.
Нурбанов провел руками по лицу, словно пытался снять с него следы болезненной усталости, и облокотился о стол.
– Итак, если бы рация была в тайнике, агент оставил бы вскрытым тайник, который можно заметить невооруженным взглядом?
– Нет.
– Совершенно верно. Не стал бы. Значит, рацию унесли из тайника раньше на несколько дней, чем ты вычислил ее местонахождение и нагрянул туда. Так?
– Пожалуй, так.
– Поехали дальше. Почему все-таки не закрыли как следует яму, где хранилась рация?
– Я думаю, Михаил Иванович, это не случайно.
– Я тоже. Оставили с целью – чтобы обнаружили. Так?
Стеклов задумался.
Нурбанов, не ожидая его ответа:
– Так. После обнаружения пустого тайника мы, по их расчетам, должны потерять интерес к этой местности. Вероятно, так и было бы, если бы не встретился Варев, и не привлекли ученых-биологов. Этого как раз и не предвидели наши противники. В раскладке они ставили, себя вместо нас – и пришли к выводу: эту местность мы оставляем без наблюдения. Ибо какой же дурак сюда снова попрется?
– Стало быть, Михаил Иванович, по твоей теории, тайник в кустарнике использовался лишь как ширма, чтобы поиск в данной местности прекратили вообще? И, видимо, ты склонен считать, что в этой яме рацией и не пахло?
– Правильно ты меня понял.
– А отпечаток рации на дне ямы? – И, не давая Нурбанову сказать, ответил на свой вопрос: – Видимо, специально оставили след. – И тут же усомнился: – А чем эта деталь может быть подтверждена?
– Видишь ли, дорогой Петр Прохорович, на месте радиста ты рацию возил бы или носил?
– Наверное, старался, чтоб как можно меньше глаз на эту штуковину щурилось.
– Ну и...
– Ну и какой-нибудь рюкзак или мешок для этого дела приспособил, набил бы туда тряпья или чего-нибудь другого. Постарался, одним словом, форму изменить.
– Во! Дорогой мой Петр Прохорович, ты ответил. В тайник ты бы этот аппарат тоже в мешке сунул.
– Конечно. Какой же смысл вытряхивать? К тому же нервное напряжение, спешка, повышенная влажность бывают ведь и дожди... Тут без брезента или какого-нибудь его заменителя трудно обойтись.
– А они, Петр Прохорович, сунули рацию в яму голенькой. Отпечаток изучен специалистами. Вот еще одна бумага на эту, как ты выразился, деталь.
Стеклов повертел в руках листок бумаги и вернул ее Нурбанову. Тот собрал со стола бумаги, положил их в сейф. Повернувшись к майору, он предложил:
– Давай теперь с тобой сделаем отсюда вывод. – Полковник тяжело опустился на стул. – Лично я, Петр Прохорович, пришел к такому заключению: рация где-то еще находится поблизости.
Майор резко поднял голову и взглянул на Нурбанова.
– Да-да, майор, она где-то там, родимая. Именно за ней тогда приходил твой старый знакомый Варев. Но ты со своим помощником спугнул его. И тогда он попытался спрятаться в кустах, пересидеть. Вместе с тем преследовалась и более дальняя цель: если его засекут в этих кустах, направить следствие по ложному следу. Для этого заранее подготовили тайник.
Стеклов задумчиво кивнул головой:
– Так что ж, ты взял ту зону под усиленный надзор?
– Взял. Еще позавчера утром. Но сам понимаешь: в лесу очень трудно устанавливать наблюдение. Что-то надо придумать. Само собой разумеется, не сегодня, так завтра они должны пожаловать. Надо полагать, в маскарадной форме: будут рядиться под какого-нибудь грибника или туриста. В общем, в этом духе. И если заметят что-то подозрительное, исчезнут навсегда. Поймут, что их ход разгадали. Надо как можно быстрей удалить из леса лишних людей – бросается в глаза.
– Михаил Иванович, ответь, почему все же наши противники цепляются за эту местность?
– Видишь ли, – начал Нурбанов, – намного лучше действовать на непроверяемом участке, а не там, где в любую минуту могут нагрянуть искатели. Это одно. Второй момент – удобное место: рядом населенный пункт, близко от Волги и от дороги. Ты, кажется, прав, Петр Прохорович, в твоем родном поселке кое-кто окопался. Уж слишком много наверчено вокруг него в последнее время.
Стеклов тотчас оживился. Его обрадовало, что Нурбанов всерьез заинтересовался поселком. А это значило многое: пока не докопается до сути – он не отступится. В поле его зрения попадет и Волжский монастырь, а это для него, Стеклова, главное. Петр Прохорович давно лелеял мечту распознать до конца тайны монастыря.
После гражданской войны и разгула бандитизма в двадцатые годы поселок не вызывал интереса у органов госбезопасности: там было спокойно. В те далекие годы некогда было заниматься разными легендами и слухами, ходившими вокруг монастыря, к тому же не все верили в них. В тот исторический период надо было бить зримого врага, восстанавливать народное хозяйство. Да и ощущалась нехватка квалифицированных сотрудников в ЧК.
И вот после столь продолжительного времени – практически после разгрома банды Мефодия – поселок вновь начал привлекать внимание.
Нурбанов поручил Стеклову провести тщательный поиск рации на прилегающей к кустам местности.
На следующий день – уже в семь утра – группа поиска начала действовать. Очертили круг примерно в сотню метров и с длинными металлическими щупами и миноискателями шаг за шагом кололи и слушали землю. Когда поиски на этой площади не дали результатов, Стеклов решил сместить группу поиска ближе к реке.
Солнце стояло уже высоко в небе. Было жарко и сильно парило. К полудню люди изрядно устали.
Майор тяжело опустился у сосны, под которую только что подкапывались солдаты. Уныло наблюдал за всей этой картиной.
В голове вертелись вопросы: «Где же рация? Неужели здесь нет ее? В чем мы с Нурбановым ошиблись?» И поскольку эта операция имела для него еще сугубо личный характер – ведь он упустил шпиона – присущие ему хладнокровность и трезвость неожиданно покинули его. Он нервничал и чувствовал: в поиске есть бессистемность, которая мешает найти рацию. Но в чем должна была проявиться эта «системность», логичность действий, Стеклову не удавалось понять.
Стоит только не пошевелить мозгами несколько дней – и теряешь остроту мысли. «А может, это просто возраст?» – переживал майор, глядя на солдата, который возился у толстого обгорелого пня.
Несколько человек во главе с лейтенантом Матыгулиным копались у берега. Лейтенант снял сапоги, засучил галифе, вошел в воду и медленно пошел вдоль берега, напряженно всматриваясь в песчаное дно.
Солдаты недоуменно посматривали на него. Кто-то не выдержал, спросил:
– Рыбу, что ли, товарищ лейтенант, высматриваете?
– Смотрю, какие камни здесь водятся.
И он действительно поднял со дна несколько пластин светло-коричневого известняка, начал их внимательно рассматривать. Немного еще походив по воде, лейтенант обулся, взял длинный металлический пруток, заостренный на конце, и направился к кустарнику, где отсиживался недавно матерый враг.
Матыгулин остановился, вонзил пруток до отказа в землю, вытащил его, замерил часть прутка, которая уходила в землю. Проделал это несколько раз вокруг кустарника. Металлический стержень уходил каждый раз в землю на глубину до шестидесяти – семидесяти сантиметров и упирался в твердый слой окаменевшего известняка. Такой же слой плодородной почвы оказался в середине кустарника, который возвышался над прилегающей местностью.
«Холмик, конечно, удобен для тайника: грунтовых вод нечего опасаться, – размышлял лейтенант, – рация могла бы лежать неделями. А главное, в середине кустарника можно было копать, пока не надоест, – случайные прохожие не заметят. Кто же полезет в заросли чертополоха?» Он с берега смотрел, прикидывал, где бы сам стал делать тайник, и поймал себя на мысли: «Здесь нет подходящего места, кроме кустарника». Любые земляные работы могли быть замечены случайными лицами как с суши, так и с реки.
Ему пришла и другая мысль: «Если рацию прятали под землю, то, видимо, копали яму до слоя извести». Не было сомнения, что всю выкопанную землю и плиты спресованной извести толщиной в три пальца выбрасывали в воду. Вот он и искал их в воде. А когда нашел, убедился в своем предположении. Значит, выдалбливали и твердые породы. А раз так, щуп должен уйти больше чем на шестьдесят – семьдесят сантиметров.
Каждый раз, проделав одну и ту же операцию и замерив пруток, повторял про себя: «В норме».
Матыгулин остановился над обнаруженным лжетайником, где на дне как насмешка виден был отпечаток рации. И, двинувшись дальше, на ходу сунул туда щуп, измерил – семьдесят пять сантиметров. Он снова повторил – до твердой породы в этом месте было чуть больше, чем в других местах. «Видимо, вынули немного известняка, а сверху насыпали земельки, чтоб лучше отпечатывался след рации. Но позвольте, позвольте господа шпионы. Для чего же вынимать лишний грунт, а потом снова насыпать? Не легче ли просто?..» И внутренний голос осекся – горячая волна крови ударила в голову от неожиданно дерзкой догадки. Он опустился на колени и начал лихорадочно выгребать землю из тайника. Добрался до твердого грунта и, ломая ногти, пытался снять слой известняка. Когда ему удалось это сделать при помощи стрежня, под плитой оказался большой камень. Подняв его, Матыгулин увидел сбоку ямы нишу, в которой лежал вещевой мешок. Он поспешно пощупал его: рация была здесь!
– Нашел! – радостно закричал он, как мальчишка. – Нашел, товарищ майор!
Майор вскочил, забыв про больную ногу, и, прихрамывая, побежал к кустарнику. Развязал мешок, вытащил рацию, завернутую в клеенку. У рации отсутствовала крышка.
– Так вот чем делали отпечаток – крышкой! Стеклов взглянул на окаменелый слой породы, на металлический прут, линейку – и все понял.
– На сколько сантиметров они ошиблись? – тихо спросил он Матыгулина.
– Недоучли около пяти сантиметров, товарищ майор.
Окружавшие не понимали, о чем они говорят.
Взволнованный майор шагнул к лейтенанту и обнял его.
– Спасибо тебе мой мальчик. Спасибо. Сегодня ты лучше думал, чем я.
Глава IX
– Будьте любезны, позовите Элеонору, – попросил Закиров, придерживая рукой незакрывающуюся дверь будки телефона.
– Минуточку. Сейчас, – ответил женский голос.
«Кажется, ее сестра, – подумал он. – А голос ее можно спутать с Элиным».
– Я вас слушаю, – послышалось в трубке.
– Эля, здравствуй, – чувствуя какую-то внутреннюю скованность, произнес Закиров. – Это тебя беспокоит Ильдар.
– А-а-а... Ильдарчик, привет. Рада слышать своих недавних однокашников.
– Эля, я тебе как-то звонил. Сказали... в командировке.
– Да. Вот приехала вчера. Масса впечатлений. Это моя первая командировка.
– Значит, понравилось?
– Интересная поездка, – будничным голосом ответила она. – Но дома – лучше.
Закиров понимал: Эля Бабанина воспринимала его лишь как одноклассника. И боялся перевести разговор в желаемое русло.
Возникла пауза.
– А вы... А ты... – начал он, чуть заикаясь, – что делаешь в субботу? – И, не дав ей ответить, выпалил: – Пойдем, Эля, в театр.
– А кто еще из одноклассников пойдет?..
– Мы вдвоем...
Эля немного помолчала.
– Знаешь, Ильдар, это как-то неожиданно... Потом в субботу и воскресенье я занята.
– Очень жаль... Тебе еще можно позвонить?
– Ну, конечно, Ильдар. Мы же одноклассники... Знаешь, позвони на той неделе.
– Спасибо, Эля. Обязательно позвоню.
На этом разговор закончился.
«Проклятая робость! Если я был бы посмелей, наверное, мог бы с ней подружиться еще в девятом классе. Ведь она однажды на школьном вечере сама меня пригласила танцевать. Почему же я так оробел? Не пригласил в ответ... Почему? Можно не сомневаться: робость лишила меня счастья», – сокрушался он.
Ему казалось: подружись он тогда с Элеонорой в школе, эта дружба переросла бы непременно в любовь. Ильдар был в том состоянии, когда желаемое воспринималось как действительное – так велика была потребность в ответной любви. А поскольку неразделенное чувство существовало, оно беспощадно цеплялось за любой повод.
Закиров, терзаемый тоскливыми мыслями, направился на службу, точнее, в одно из домоуправлений.
С утра было пасмурно. Но к середине дня облака рассеялись и показалось солнце. Стало сильно припекать.
В первой половине дня Закиров побывал в нескольких небольших организациях района. Усилия его оказались бесплодными.
Войдя в темное полуподвальное помещение, отдаленно напоминавшее коридор учреждения, он толкнулся в первую попавшуюся дверь.
У пожилой интеллигентной женщины в пенсне, точно сошедшей со страниц произведений Чехова, узнал, где находится начальник конторы. В глаза бросался контраст между этой женщиной и маленькой неуютной комнатушкой с зарешеченными окнами, где давно не проветривалось.
Его появление не произвело на начальника конторы никакого впечатления, словно прием работников НКВД было каждодневным занятием.
Ильдар давно заметил: так реагируют люди, уставшие или неудовлетворенные работой, безразличные к ней. К этому начальнику, пожалуй, больше подходило последнее. Всюду в кабинете виднелись следы запустения: пыль на подоконниках и на столе, грязные окна, пропускавшие днем скудный, сумеречный свет, разбросанные повсюду окурки, сваленные в углу папки, обшарпанные стены.
Закиров представился и сказал о цели своего прихода.
– Фролов Валерий у нас не работал, – ответил начальник. – Во всяком случае, в последние три года.
– Скажите, а бородатый брюнет среднего роста у вас в штате не состоял? Ну, скажем, последний год.
– Бородатый брюнет, говорите? – задумался он. – Кажется, был такой. Да, определенно. Работал техником-смотрителем. Уволился недавно.
Скрывая волнение, Закиров попросил разрешение посмотреть личное дело бывшего техника-смотрителя.
Тот снял трубку телефона:
– Лидия Павловна, к нам пришел товарищ из НКВД, ознакомьте его с личными делами работников. – Он взглянул на посетителя и ровным бесстрастным голосом произнес: – Вторая дверь направо.
Лидия Павловна, женщина средних лет, сразу же назвала фамилию и имя техника-смотрителя: Фроловский Валериан.
Она открыла дверцу массивного деревянного шкафа и начала искать его личное дело. Личного дела бывшего техника-смотрителя не оказалось на месте. Оно исчезло.
Лидия Павловна растерянно развела руками:
– Но оно было здесь. Я точно помню.
Закирову было ясно: техник-смотритель, уходя, прихватил дело с собой. К чему лишние следы?
Среди нескольких фотографий, показанных ей, Лидия Павловна взяла со стола фотографию Космача:
– Это он. Фроловский Валериан.
– Ясно, – облегченно вздохнул Ильдар.
Оказалось: Космач уволился с работы месяц назад – незадолго до убийства Древцова, проработав в конторе около года.
Закиров попросил отпечатать на машинке текст письма, найденного им в квартире потерпевшего. Когда письмо было готово, он сам сел за машинку: «Фролов – не профессионал, – решил он, – и удары его пальцев по клавишам пишущей машинки иные, чем у Лидии Павловны». А для проведения экспертизы, идентификации шрифта машинок это имеет важное значение. В домоуправлении была одна машинка.
Отпечатав текст, он попросил никому не рассказывать об их разговоре.
Лидия Павловна улыбнулась:
– Вы, то есть ваши работники, так все скрываете друг от друга, что не знаете, кто что делает.
Закиров насторожился:
– В каком смысле?
– Да в таком: был тут один до вас и тоже просил никому не говорить. Тоже из НКВД.
– Когда был?
– Наверное, недели две. А может, и три. Только Фроловский уволился – он и заявился.
– Показывал вам свое удостоверение?
– Нет. Мне как-то ни к чему. Особого-то секрета нет: работает или не работает человек.
Закиров долго расспрашивал, как тот выглядел. Сравнивая приметы, о которых говорили Лидия Павловна и приемщик из мастерской «Металлоизделий», Закиров не находил между разыскивавшими Космача ничего общего, кроме, пожалуй, роста.
Следователь после некоторого раздумья спросил:
– А карточка сотрудника сохранилась?
– Ну, конечно. Про нее-то я и забыла.
Она просмотрела картотеку. Но и карточки не нашлось.
– Все понятно... – задумчиво произнес Закиров. – А вы не помните местожительства бывшего вашего работника?
Расстроенная неожиданно обнаружившейся пропажей документов, Лидия Павловна не могла сразу сосредоточиться:
– Сейчас, сейчас... я подумаю... Кажется, он жил где-то в районе автовокзала... Во всяком случае, я несколько раз видела его там... А вот улицу, простите, что-то не припомню...
– Кто может знать, где живет Фроловский?
– Вот этого я не могу сказать.
– Он с кем-нибудь дружил здесь?
– Что-то не припомню. Он всегда был один. Бывало, слесаря соберутся отметить какой-нибудь праздник, а они часто собираются, так Фроловский не участвовал, спешил домой.
Закиров решил переговорить со всеми сотрудниками жилищной конторы. Их оказалось более двух десятков.
Лишь к вечеру кое-что прояснилось. Один из работников заявил, что техника-смотрителя Фроловского видел на улице Нариманова, когда тот выходил из углового двухэтажного дома, что находится в конце улицы.
Вместе с этим работником Закиров поехал на улицу Нариманова.
Отыскали дом. Оказалось: Космач проживал около года в качестве квартиранта у пенсионерки Минкиной. Затем переехал, по словам Минкиной, в общежитие компрессорного завода. Туда он устроился на работу.
Закиров усомнился в этом – Космач слишком осторожный преступник, чтобы оставлять визитные карточки.
Допрос свидетельницы Минкиной показал: Космач – она узнала своего недавнего квартиранта по фотографии – часто ездил с субботы на воскресенье куда-то за город. Куда? Этого он ей не говорил. Ездил на автобусе. Она несколько раз видела, как квартирант выбрасывал длинные ленты автобусных билетов в мусорное ведро.
На вопрос следователя, какую сумму денег составляла одна такая лента билетов, Минкина довольно определенно ответила: «В ленте было не более семи пятнадцатикопеечных билетов. Я тогда еще подумала: на целковый я живу почти день, а Валериан легко выбрасывает эти деньги на автобусные бумажки в один конец».
На автовокзале Закиров узнал: за рубль пять копеек можно добраться до четырех близлежащих к Светловолжску населенных пунктов, в числе которых был и Святовск.
Закиров проверил сведения, полученные от Минкиной о местонахождении Космача, но того среди работников компрессорного завода, как он и ожидал, не оказалось.
Безрезультатно закончились и поездки сотрудников НКВД в близлежащие села. Среди населенных пунктов, куда, очевидно, ездил преступник на автобусе, поселок Святовск был самым крупным. Там теперь постоянно находился сотрудник, знакомившийся с личными делами работников местных организаций.
На следующий день эксперты дали свой ответ на вопрос: на какой машинке отпечатали приглашение в школу Древцову. Текст был отпечатан на машинке «Континенталь» домоуправления, где ранее работал Фролов Валерий.
Таким образом, причастность Космача к совершенному преступлению не вызывала сомнения.
Теперь нужно было сделать главное: задержать Космача. Фотографию его разослали по всем райотделам НКВД.
Поздно вечером Закиров докладывал результаты расследования по делу об убийстве Древцова Нурбанову и Галямову. Свой доклад он заключил предложением:
– Я считаю опровергнутой версию о террористическом акте в отношении Древцова. Это видно из собранных материалов. Расследование этого дела должны завершить органы милиции и прокуратуры, поэтому необходимо передать дело по подведомственности.
– Так. Как я понимаю, это ваше личное мнение? – спросил майор Галямов, – Какая точка зрения на этот счет у Тренькова?
– Он сейчас болен, товарищ майор. Но я с ним накануне разговаривал. Он остается на своей позиции: считает – здесь террористический акт против ответственного советского работника.
Закиров опустился на стул.
– Мне кажется, Михаил Иванович, – обратился Галямов к Нурбанову, – надо подождать с передачей дела. Собранные материалы, конечно, подтверждают вывод следователя Закирова. Но в расследовании имеются белые пятна, которые бросают тень на версию Жукова – Закирова.
Он привел несколько доводов, сводившихся в основном следующему. Преступник, намеревавшийся осуществить террористический акт, решил воспользоваться услугами Космача. Космач, разнюхав подходы к квартире Древцова, ждал сигнала террориста. А тот, узнав о телеграмме и рассчитав время прихода Древцова, вместе с Космачом проник в квартиру потерпевшего. Один занялся ценностями, другой поджидал хозяина. Преступники опытные – инсценировали драку, пустив в ход пепельницу.
– Во всяком случае, до сих пор не доказано, был ли Космач один, – подчеркнул Галямов. – Я не утверждаю, что действовало два преступника, но такую возможность следует допускать. Это прояснится после ареста Космача.
Начальник отдела Нурбанов решил повременить с передачей дела.
Через несколько минут после доклада, едва Закиров вошел в свой кабинет, его вызвал Галямов.
– Товарищ старший лейтенант, – обычным сухим, официальным тоном обратился он, – сегодня мы получили одну анонимку. Ознакомьтесь. Может, она что-нибудь вам говорит?
Закиров взял четвертушку бумаги с наклеенными на нее печатными буквами, вырезанными из газет.
– Странное письмо, – задумчиво произнес Закиров. – Мне кажется, анонимщик преследует цель – привлечь наше внимание к Каримову. Для чего? Пока трудно сказать.
– Вот именно. Но вы правы...
В кабинет вошел Нурбанов.
– Что, разгадываете ребус?
Оба встали.
– Сидите, сидите, – махнул рукой полковник, присаживаясь на стул.
– Михаил Иванович, мы тут с Закировым приходим к одному выводу. – Он изложил суть дела и добавил: – А не пытаются ли они отвлечь наше внимание от других населенных пунктов?
Майор Галямов подошел к карте республики.
– Посмотрим на карту. Рядом с Каримовым находятся Макфирово, Ключищи, Святовск. Все на более или менее одинаковом удалении. Так? – Нурбанов и Закиров молча смотрели на карту. – Если исходить из того, что в последнее время немаловажные события произошли вблизи Святовска, – продолжал Галямов, – то наше внимание, естественно, сконцентрировано именно на нем.
– И что же вы предлагаете? – спросил Нурбанов, откинувшись на спинку стула. – Вообще не реагировать на анонимку?
– Село Каримово насчитывает около трех тысяч жителей. Появление каждого нового человека не останется незамеченным. Следует проверить, кто появлялся там из приезжих, ну хотя бы за последнюю неделю...
– Марс Ахметович, вы считаете, как я понял, что письмо написано не жителем Каримова?
– Да. Полагаю, что коренной житель вряд ли будет писать, вызывать, так сказать, огонь на себя. Он бы, пожалуй, указал другой населенный пункт, скажем, Макфирово.
– Вполне возможно, – поддержал его полковник. Он встал, посмотрел на карту. – Значит, автор специально приезжал в Каримово, чтобы бросить там свое сочинение?
– Во всяком случае, почтовый штемпель свидетельствует об этом, – ответил Галямов.
Нурбанов вернулся на место. Прикрыл ладонью глаза. На какое-то мгновение замер. Потом стремительно встал, подошел к телефону, набрал номер заместителя наркома внутренних дел, ведавшего милицейской службой в сельских районах республики.
– Николай Иванович? Здравия желаю. Беспокоит вас Нурбанов. Мне хотелось бы узнать об обстановке в селе Каримово.
