Текст книги "Мы в Стамбуле (СИ)"
Автор книги: Зоя Криминская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Мы в Стамбуле
Город, которого нет на карте.
Конечно же, он есть. Можно из интернета распечатать карту и рассмотреть все: от куполов прославленных храмов и мечетей до небольших домов, напиханных как придется в узких кривых переулках, но Стамбул, древний город, столица османской империи, неповторим и многолик и у каждого, побывавшего там, остается в сердце свой город, непохожий на запечатленный в памяти других людей.
Впрочем, как понятно из названия, я пыталась описать не столько Стамбул, (да и кто осмелится сделать это после Памука?) сколько наше в нем пребывание.
Мы – это я, мой муж Алексей и наша десятилетняя внучка Арина.
День первый. Неразбериха
День особенно солнечный после Московской мартовской погоды.
Мы втроем стоим под козырьком Стамбульского аэропорта, и такси подъезжают один за другим, быстро заглатывают пассажиров, их многочисленный багаж и отъезжают
Нам удалось втиснуться в третью машину. Леша сказал Фатих, шофер кивнул и мы тронулись. Вдоль дороги цвели нарциссы и тюльпаны, множество махровых малиновых и желтых тюльпанов, и после голых и унылых пейзажей Российской ранней весны казалось замечательно красиво, но шофер волновался, оставался равнодушным к привычному ему цветению весны, одним глазом разглядывал адрес наших апартаментов, распечатанный Лешей из интернета, а другим косился на дорогу.
Как попасть на место, указанное в адресе, он не знал, и сердился, что у нас нет телефона владельца.
Вот и зря у нас не было телефона, потому что, когда мы подъехали к знакомому по фотографии в интернете двухэтажному дому, обитому пестрой голубой плиткой, дом оказался заперт.
Несмотря на закрытые двери, таксист пытался нас выгрузить прямо на мостовую и уехать, но мы, в основном я, сопротивлялись, не хотели оставаться посреди улицы незнакомого города с кучей вещей. Двое старых людей, мужчина и женщина, сидящие на стульях напротив, неопределенно пожимали плечами на расспросы таксиста, и очевидно было, что хозяин не баловал голубой дом своим присутствием. И я решительно отказывалась вылезать из машины и оставаться в неизвестности на тротуаре. Тротуар к тому же был шириной в две мои ладони.
Поняв, что от нас ему так просто не отделаться, вздыхая и выражая подходящее только юношам нетерпение задержкой, таксист быстро говорил и темпераментно размахивал руками в воздухе, что неожиданно делало этого пятидесятилетнего мужчину с седыми висками и хорошо обозначившимся брюшком, похожим на приземистую ветряную мельницу.
Побоксировав воздух словами и руками, он вдруг замолчал, сел в машину и отъехал на 100 метров к симпатичному трехэтажному дому-особнячку, оснащенному витым козырьком над входными дверями, что сразу расположило нас к этому жилищу.
Переговорив с молодой женщиной, которая вышла из дверей, шофер быстренько поставил наши вещи на тротуар, схватил у Леши 50 лир (Леша поменял в аэропорту доллары на лиры), первую нашу трату в Стамбуле, и был таков, а мы следом за женщиной вошли в небольшую, служившую сразу и прихожей и столовой, комнату.
Мы могли остаться здесь в течение двух дней, а на выходные съехать в другое место, так как на субботу и воскресение все номера были у них забронированы.
И мы остались. Да и куда было деться?
Пока шла уборка помещения, нас напоили чаем, а бутерброды у нас были свои.
Арина от чая отказалась, и ей налили сок.
Арина промерзла еще при посадке в самолет, они с Алексеем сдали теплые куртки в багаж, а пришлось выйти на улицу, долго ждать в автобусе и ехать в нем до самолета, и Арина продрогла.
В Стамбуле светило солнце, весенний город обдувался свежим ветерком с моря. Камни не прогрелись, и из затененных углов тянуло холодом и сыростью. Но дикая москвичка Арина, при виде солнышка решила, что тут юг и жара, накинула на футболку с коротким рукавом джинсовую куртку, и никакими словами не удалось ее уговорить одеться потеплее, ей, видите ли, было и так хорошо.
В таком виде она и ушла гулять с дедом, а я прилегла отдохнуть после дороги.
Мы пробыли в Стамбуле всего восемь дней, но сейчас, спустя всего два месяца, события перепутываются, последовательность нарушается, и четверг переливается в пятницу, а вторник уже нельзя отличить от среды.
Возможно, у Леши отмечены дни, когда сделаны те или иные фотографии, но на моих рисунках дат нет.
В первый день мы только поднялись к площади и прошлись по ней, Арина и Алексей по второму разу, глянули на святую Софию и на Голубую мечеть. И на толпы народа, сновавшего на скверах и площади, сидящих на лавочках, с детьми и колясками: здесь было место прогулок городских жителей, а не только туристов.
Искали мы продуктовый магазин, чтобы купить продукты и перекусить, но в тот вечер мясной лавочки не нашли, и Арина с Лешей сели в ресторанчик на неизвестной мне улочке вблизи нашего отеля. Арина заказала спагетти, и их срочно варили, а Алексей шашлык из курицы, который принесли быстро на большой тарелке с картофелем и подливами.
Или Аришка заказала картофель фри?
В общем, бог с ними, обжорами, а я выпила крохотный стакан чая и попросила к нему лаваш. Стакан был крошечный не потому, что я попросила маленький, а потому, что у них чай подается в таких стаканчиках: не совсем наша стопочка на 100 г, но и не больше 150.
Лаваш был вкусный, шашлык Леше не понравился, а Арина картошку (или макароны?) не доела. Порция, правда, была лошадиная.
Остатки лаваша прихватили с собой, и я его еще на ночь жевала, голодная была, водой, которую купили в магазинчике, запивала. Думала о стоиках, вздыхала.
Нормальная еда маячила где-то через неделю, в Москве.
Вечером попытались выйти к берегу Мраморного моря, но вышли только на шоссе, по которому приехали. Море было за ним, сверкали в темноте огни небольших кораблей и лодок, но дул ветер, мимо нас с огромной скоростью мчались машины, надо было искать переход, и мы только полюбовались и вернулись в отель. Отложили путешествие на дневное время.
А что вечером делали, не помню. Наверное, в карты играли. В переводного.
День второй. Голубая мечеть
Утром Леша, только спрыгнул с кровати и тут же умчался в город на разведку, Арина спала, а я устроилась на балконе и набросала на крафте вид сверху на цветущий куст.
Завтрак, который подавался после 9 часов, стоил 5 евро, но не с носа, а за троих.
Я была приятно удивлена: разного рода сыры, огурцы, помидоры, йогурты, мусли, вареные яйца, апельсины, в общем, шведский стол, и я нашла, что пожевать.
А Арине лично официант и он же метрдотель в одном лице, красивый молодой турок, а возможно и не турок, подавал какао.
Он пытался заговорить с ней по-английски, но я сказала, что она учит в школе немецкий.
Тогда он жестами и словами стал ей объяснять, что вот, он принес какао, которое они называли шоколадом, и тогда она должна сказать: данке шон.
Он сделал паузу, наша упрямица подумала, посмотрела на его улыбающееся лицо и повторила:
– Данке шон.
– Битте, – ответил официант.
Поговорили. Очень содержательно.
Мы отправились по разведанному пути вверх, в гору. Историческое место, где сгрудились известные всему мира памятники, дворцы и церкви, находилось на горе, а жилые кварталы внизу, и мы, как только собирались пойти на экскурсию, шли, а позднее, после переезда, прямо таки карабкались в гору, а домой было под гору.
Мы прошли мимо церкви и мечети в толпе людей и двинулись по довольно широкой прямой улице, не сравнить с закоулками, где стоял отель.
Тренькал трамвай, светило солнце, повисал в воздухе незнакомый говор, и Лешкин раскрытый путеводитель говорил нам среди неразберихи, куда свернуть, чтобы попасть на базар, и мы пришли к длинным крытым рядам, над которыми крышей высились арки. Торговали здесь, в основном, ювелирными изделиями: как потом оказалось, только с той стороны, с которой мы подошли. А вообще торговали там всем, что нужно и не нужно.
Арина упрашивала купить ей темные очки, но очки стоили 20 евро, и это было чистой воды безумие.
Я торговалась возле стойки с очками с совершенно равнодушного вида продавцом, и не отстала до тех пор, пока продавец не нашел нам то, что удовлетворило Арину внешним видом, а меня ценой.
Я сердилась и кричала:
– Is your selling only for rich? Give something for girl!
Он вытащил эти очки, уступил за 10 долларов (или сделал вид, что уступил):
– Only for you, madam!
И мы ушли. Лешка с чем пришел, я с «оnly for you, madam», а Арина в темных очках.
В Турции существует два типа продавцов: одни пытаются ухватить тебя за руки и начинают убеждать, что без его товара ты не проживешь на этом свете больше ни одной минуты, а если вдруг и проживешь, то окажешься самым несчастным человеком и всю оставшуюся жизнь будешь переживать, что упустил момент, который сделал бы тебя счастливым, потому что нет больше в мире такой замечательной вещи и по такой цене. Оглушенный его криками, совершенно одуревший, ты не знаешь, как сбежать побыстрее, и чувствуешь, что погорячился и никаких покупок тебе не нужно ни сейчас, ни в ближайшие годы жизни.
Другой тип тихо спит с открытыми глазами, и разбуженный неделикатными суетливыми покупателями, с поистине королевским величием снисходит до их нужд.
Этот был из второй категории. И купить у него очки, не первые попавшиеся было подвигом.
На обратном пути зашли в небольшой магазинчик-лавочку, купили пачку макарон, упаковку сыра, и четыре банана.
Продавец был из второго типа. Он проснулся, лениво отбил нам наши покупки, полезные и не очень, (Аришка тут же ухватила какую-то упаковку с леденцами), а бананы он не удосужился взвесить, просто посмотрел на них, довольно пренебрежительно посмотрел, в полглаза, и выбил цену.
Мы не спорили, суммы были маленькие, и незаметно было, что парень хотел нас обмануть, просто ему было лень взвешивать, а нам тоже было лень стоять и ждать, пока он с королевским величием это сделает. На прощание он подарил Арине жвачку и не зря.
Когда в следующий раз нам понадобились бакалейные товары, Арина повела нас туда же, и получила не одну, а две бесплатные жвачки.
Этот спящий принц, оказывается, помнил, что мы у него уже были, и жвачками поощрял наши посещения. Но это случится попозже, когда мы добьем пачку макарон, а сейчас мы присели отдохнуть на лавочку на бульваре напротив Голубой мечети и я ее нарисовала.
Минаретов, правда, втиснулось на бумагу не шесть, а четыре, остальные не влезли.
Наклонены они только на моем рисунке, в реальной жизни они вертикально устремлены в небосвод, прокалывая его своими шпилями-иглами. Прокалывая так остро и глубоко, что казалось небу больно.
Арина тут же выпросила булочку с нутеллой, и они с Лешкой выпили по стакану гранатового сока, но время шло к 12 часам, булочки булочками, но надо было думать об обеде, Аринины очки в суп не годились, а одними макаронами скучно питаться.
Я предложила пристроиться в какое-нибудь кафе при отеле и там что-нибудь найти (без перца, сказал Алексей), а еще лучше, разыскать все-таки магазин с нормальными продуктами, мясом, курицей, рыбой.
Овощные лавки мы уже встречали, бакалею приобрели, а мясную лавку найти не могли.
Алексей, измученный вчерашним перченым ужином, расспрашивая о ресторанах, напирал на нашу потребность в европейской кухне, но таковой не было, и никто не мог сказать, где ее можно найти.
Мы зашли в магазинчик, где торговали сникерсами, баунти, упакованным сыром, и теми же макаронами, которые у нас уже болтались в нашей сумке, и начали безуспешные попытки выяснить, где же можно купить мясо.
И вдруг один толстый турок-продавец, поняв, что мы из России, с криками Раша! Раша! привел женщину, и она, на наше счастье, говорила по-русски. И не просто три слова, а была настоящей, нашей, грузинкой из Рустави, к тому же учившейся в Москве.
Я поведала ей о своих затруднениях, и она проводила нас к магазину за углом, где на прилавке лежали красивые куски мяса, мы выбрали, и она подтвердила, что это говядина.
Она все вспоминала Москву, а я озабоченная мясом, не спросила ее, как она попала сюда, да и в Турцию попадают русские женщины одинаково: выходят замуж за местных.
– Передавайте привет Москве, – сказала она, прощаясь. – Как же я люблю Москву, скучаю по ней.
Сверкало солнце, цвели цветы, а в Москве всю зиму не было солнечных дней, сияли только купала на колокольне Ивана Великого для тех, кто их видел, запах бензина густо висел над застрявшими в пробках автомобилями, кучи грязного снега покрывали тротуары, а март был цвета охры всех оттенков и только в конце апреля, в мае Москва преображалась... До этого было еще далеко и непонятно было, как здесь, среди этого сверкания юга можно было тосковать по северному городу.
Она любила Москву, и я тоже любила ее, но я там жила и радовалась, что вырвалась погулять по солнышку, а она по ней скучала.
Я не могла ее разочаровывать в великой вере, что есть где-то на земле места, где все хорошо и осторожно сказала:
– Здесь тоже неплохо, солнечно, похоже на Грузию.
– Да, нет, это так...
– И все равно они мусульмане...
На обратно пути я все думала: «уж не привел ли муж вторую жену? Почему она так горько это сказала? Про мусульман?»
Мы поселились в отеле, и кухни там не было; хозяйка, которая позднее преобразилась в метрдотеля, не хотела запахов готовящейся пищи, и пристроила меня на балкончике, где был стол и газовый баллон, а на нем конфорка.
Кастрюлю мне тоже дали, и я поставила варить суп из купленной говядины.
Представьте себе пирамиду: стол, на столе среднего размера баллон с газом, на котором закреплена согнутая кругом труба, означающая конфорку, и на неустойчиво стоящем баллоне качающая кастрюля с супом.
Неустойчивых поверхностей было две: одна при соприкосновении баллона с поверхностью стола, другая конфорки с кастрюлей.
Боишься все время, как бы эта пирамида не опрокинулась, и чувствуешь себя не поваром, а артистом цирка, акробатом, пока пирамида держится, а если начнет падать, то, видимо, жонглером.
Салат, суп с макаронами и вареная говядина были нашей пищей в этот день.
После обеда Арина, уже вся в соплях, тем не менее, настаивала, что она здорова.
Чихнет, хлюпнет носом и кричит:
– Нет, со мной все в порядке, ты, бабушка, вечно выдумываешь несуществующие болезни.
Все же на прогулку на катере по островам мы не решились.
Взяли рекламный проспект у навязчивого парня еще утром, когда шли на рынок, но состояние внучки не позволяло выйти на море, где ветрено.
Отказавшись от мысли осмотреть острова, мы все же решились выбраться на экскурсию. Мы пребывали в Стамбуле уже вторые сутки, а еще ничего из достопримечательностей не видели. Путеводитель по Стамбулу, прихваченный Ариной у родителей, стучал в сердце.
И мы решили пойти в Айя Софию.
Время приближалось к четырем, мы подошли к ограде вокруг церкви, радуясь, что очереди нет, и зря радовались, оказывается, вход в Софию только до четырех часов.
Мы вздохнули, перешли площадь и отправились в Голубую мечеть.
На входе в Голубую мечеть нас разделили сразу на два потока, для гостей стрелка указывала в обход и подводила к двери с задней стороны мечети.
Мы походили по двору, огороженному высокой каменной оградой, с зубцами, наподобие кремлевских стен, только зубцы глубже и шире, и смотрится не так красиво, серый цвет проигрывает красному.
В проеме зубцов виднелось море.
На входе в мечеть двое служащих, стоящих по обеим сторонам дверей внимательно оглядывали входящих и, когда видели кого-то в неподобающей одежде, одевали их: или косынку на голову, или халат женщинам в брюках.
У меня поверх брюк было пальто, а головы у нас с Ариной были покрыты, и оставалось только раздеться, положить обувь в мешок и по ковру войти внутрь мечети.
Все пространство мечети было занято красным ковром с белыми узорами, а стены и огромный, парящий в воздухе на немыслимой высоте купол были расписаны в голубых и бежевых тонах сложными переплетающимися узорами.
Плоские люстры с неисчислимым количеством светильников висели низко, и их количество создавало зрительную защиту от немыслимой высоты купола, красота и величие здешнего убранства не давила тебя, а радовала и возвышала. Думаю, что возникало это ощущение из-за приближенных к человеку люстр, а может ковер действовал расслабляюще или нежно-голубая роспись стен, понять мне было невозможно, но находиться внутри было приятно, и уходить не хотелось.
Кругом были люди, много местных, женщины были как с открытыми лицами, так и закутанные до самых глаз.
Сидели на полу, что-то читали, разговаривали в полголоса, дети тут же вертелись, бегали, даже что-то жевали.
Остановка была самая непринужденная. На стенах надписи на арабском языке и нигде не видно гневного и строгого лица осуждающего тебя бога.
Леша делал снимки, и все время терялся в толпе.
Мы с Ариной походили, поглазели, дружно решили, что здесь очень красиво и уютно, вышли, обулись и минуты три подождали Лешу, пока он вышел.
На сегодня экскурсии были закончены, мы спустились вниз, в нашу гостиницу, она была в 10 минутах ходьбы.
А что мы ели на ужин, я не помню, наверное, суп, оставшийся с обеда.
А Арине наверняка купили булочку с нутеллой.
Саим
Вечером того же дня мы смотрели с Саимом апартаменты, в которые нам предстояло переехать.
Его друг уехал и переложил на плечи Саима заботы о сдаче квартиры, во всяком случае, так я поняла из его слов.
Познакомились мы с ним утром в пятницу как раз тогда, когда выбрались на прогулку в торговые ряды после завтрака.
Наш официант, менеджер и воспитатель Арины в одном лице, указал нам на небритого парня в углу.
Вот мол, этот человек и покажет вам квартиру, где вы будете жить. Вечером покажет, и если понравится, то перейдете туда, и даже можете там остаться на все последующие дни, а если не понравится, то вернетесь обратно.
Общались мы по-английски.
Вечер понятие емкое, многочасовое. Мы были на отдыхе, на полной свободе и не имели насыщенного графика мероприятий, который бывает у людей, связанных с турагентствами и вынужденных посещать экскурсии, входящие в состав путевки, оплаченные и по одному этому неизбежные для тех, кто не любит бросать деньги на ветер. Так вот мы, свободные, как ветер, точно о времени не договорились. Мы понятно, нам было все равно, но и он не настаивал.
После посещения Голубой мечети приходим в отель, а Саим нас ждет, болтает с официантом и выглядит как человек, про которого просто оскорбительно думать, что он на работе и, упаси боже, куда-то спешит.
Мы вышли из мечети засветло, а пока дошли, за 10 минут наступили потемки. Полные.
Юг есть юг.
Посреди темноты мы отправились с Саимом по каким-то плохо освещенным, змеей извивающимся улочкам, то заползающим вверх, то спускающихся круто вниз, и снова вверх и вниз. Горели фонари, улочки норовили сомкнуться совсем и не пропустить нас, старинные, но еще крепкие дома и откровенные развалюхи перемежались с европейского вида особнячками.
Мы с Саимом все дорогу о чем-то говорили, и Арина, сердилась, не понимала.
Вид у разговорчивого Саима был совершенно бандитский из-за его щетины, и он очень походил на обыкновенного аджарского парня, слегка позабытого знакомого из Батуми, который каждый вечер топчет асфальт на углу улиц Ленина и Сталина и разглядывает проходящих мимо девиц. И если в какой-то вечер его не оказывается на боевом посту, то друзья чувствуют беспокойство, что же с ним случилось, уж не заболел ли.
Внешний вид дома, в котором нам предстояло жить, я не разглядела, темно было, вечером внимание рассеянное, да и после роскоши Голубой мечети трудно обращать внимание на детали обыденного интерьера.
Мы вошли в узкий коридорчик и по винтовой лестнице с совершенно немыслимыми, не меньше 30 см высотой крутыми ступенями поднялись на второй этаж, где было две комнатки, небольшие, без всяких украшающих излишеств вроде картин на стенах или вазы на столе, как это было в отеле
Во второй комнате, изолированной, была оборудована небольшая кухня.
Очевидно, что готовить здесь удобней, чем на качающемся газовом баллоне.
Мы согласились сюда переехать, но когда я спускалась вниз, вернее была спущена Саимом и Лешой, я как-то ухитрилась понятно для Саима обругать качество лестницы на английском языке, хотя ступени высотой 30 см просто напрашивались на крутые высказывания на родном русском.
Обратно дорогу я не представляла, о чем и сказала Саиму по-английски и Арине по-русски.
Арина решила сама найти дорогу, и решительно шла по улицам впереди нас, вызывая одобрительные восклицания нашего проводника.
Только на одном углу она задержалась в раздумье, а потом все же выбрала правильное направление.
Для меня это было таким же чудом, как и перелеты птиц с юга на север.
На обратном пути мы оставили тему апартаментов. Теперь беседовали о Саиме, который охотно рассказывал о себе.
Он из большой семьи, у него две сестры и три брата, все женаты и замужем, он один холост.
Дядей и теток у него целая куча, и племянников тоже. А еще у него есть девушка (girl-friend) которая недовольна им и мечтает, чтобы у него было много денег, квартира, и престижный автомобиль, и тогда бы она вышла за него замуж.
– А я ей говорю, если бы у меня все это было, я бы, возможно, и не захотел на тебе жениться.
Замечание, довольно оскорбительное для неизвестной мне девушки, но я и сама, слушая ее претензии, подумала приблизительно то же, что озвучил Саим.
Беседуя с Саимом, я изредка спрашивала у молчавшего Леши те или иные английские слова, которые забывала и Леша мне их подсказывал.
– Он знает английский лучше меня, но говорит мало, он и по-русски немного говорит, – объяснила я Саиму, хотя не была уверена, что именно мой устрашающий английский, с огромным количеством ошибок, которые я часто и сама слышала после того, как фраза была произнесена, отвращал мужа от попыток говорить на чужом языке. Он слушал меня со стороны и молчал, дабы не уподобляться мне, кто знает.
В дальнейшем, когда мы перебрались в апартаменты, Саим заходил каждый день, выяснял, все ли в порядке, а что-то постоянно было не в порядке, и он нас выручал.
Мы так к нему привыкли, что дважды начинали говорить с ним по-русски, и только по удивленному обиженному лицу я обнаруживала, что он меня не понимает.
– Мы ошибаемся в языке, потому что ты похож на парня из Батуми, ?– сказала я ему.
И повторила:
-Батуми, Джоржия.
И что вы думаете? Он оказался с севера Турции, где и вырос, а родные его и до сих пор были там, в небольшом городке близко к границе Грузии.
– Я всегда мечтал побывать в Грузии, сказал он мне.
– А Хопу знаешь? – спросила я.
Оказывается, он там бывал.
А в Батуми «хопой» называли вещевые рынки, очень похожие на блошиные, как они вспоминались мне из детства, и произошло это название от имени городка Хопа вблизи Грузинско-турецкой границы, куда челноки ездили за вещами. Имя собственное, перебравшись через границу, стало нарицательным.
Я попыталась объяснить это Саиму, он покивал головой, а понял или нет, не знаю
Суббота
В субботу мы позавтракали в обычное время, и Арина сказала данке шон за какао, которое здесь называли шоколадом, что звучит, конечно, шикарнее.
Арина была больна, кашляла, чихала, ее знобило, и она перестала занимать боевую позицию по отношению ко всему миру, а сникла, увяла и никуда не рвалась. Из буйного дикого чертополоха превратилась в грустную, поникшую ромашку.
Я покричала, посетовала, что вот если бы не джинсовая куртка на одну футболку, и одеваться, как просят взрослые, то был бы шанс не заболеть в самое неподходящее время, во время школьных каникул, да еще в туристической поездке.
Но сколько воздух ни сотрясай, ребенок от этого здоровым не станет, и я засунула ей в рот гомеопатию: от кашля, от насморка, от горла и повышающую иммунитет.
Время переезда было назначено на 12 часов, образовалась тихая пауза (тихая, как только я замолчала), и решительно ухватив треногу, коробку пастели, бумагу я отправилась на угол рисовать уличку, на которой расположен был наш отель.
Леша помог мне разместить на узеньком, в два кирпича, тротуарчике треногу, и я трудилась, но получилось не так хорошо, как хотелось, уличка в жизни была более узкой, чем на картине.
На меня никто не обращал внимания, пару раз проходящие глянули на лист, и все. Не мешались.
Накануне вечером метродотель, сказал, что они просто перенесут наши вещи на новое место, без всякого транспорта, но Арину знобило, у нее явно повышалась температура, и я сказала, что нам нужно такси. Ребенок заболел.
– Girl catch cold – сказала я.
Такси вызвали, чемоданы донесли, уложили, усадили, и мы благополучно добрались до нового места жительства, только разместили нас не наверху, а внизу, учли мое замечание насчет ступенек.
Мы пообедали вчерашней говядиной и макаронами, и Алексей ушел разведывать новые места, и я попросила его найти мясной магазин поблизости, мы видели витрину его, когда вечером ходили с Саимом смотреть квартиру, но где конкретно он расположен, не запомнили.
Переключив Арину на ее электронную игру, я взяла стул, пастель, лист тонированной бумаги и устроилась у окна рисовать уличку слева, наш дом был второй от угла, а дома тут были невысокие и узкие, так что наш был почти угловой.
Напротив окна стоял темный, выщербленный кирпичный дом, и такое впечатление от него было, что его строили еще римляне и это памятник старины.
Но на веревке, протянутой под наружным подоконником, полоскалось на ветру платье, мужские трусы, и двое штанов неизвестной принадлежности, за стеклом мелькнула старуха, посмотрела на меня и исчезла.
Тут явно не пользовались стиральной машиной с сушилкой.
К выщербленному историческому памятнику пришла женщина, обычная, не в парандже, не в платке, закрывающем пол-лица, а с непокрытой головой, в цветастом обыкновенном платье, и долго стояла под одним из окон, выкрикивая одно и то же слово, видимо имя.
Упорство ее не было вознаграждено, и она ушла, так и не докричавшись до той, которая ей была необходима позарез, иначе человек не станет кричать 15 минут до хрипоты в голосе.
Или станет?
Появилась другая, моложе, и ей повезло, она застала ту, к которой пришла, и они поговорили всласть. Отвели душу. Одна стояла на тротуаре, запрокинув голову, вторая свешивалась из окна второго этажа, громко выкрикивая слова и жестикулируя, и я боялась, что она, в конце концов, так увлечется разговором, что потеряет равновесие, вывалится из окна и мешком грохнется на тротуар.
Продержав меня в напряженном ожидании полета полчаса, они утомились и расстались. Обманули.
Попытку расстаться они делали дважды, и только со второй она удалась.
Сообщения, которые они передавали друг другу, видимо не были интимного характера, так как их могли слышать жители обеих улочек, на пересечении которых и стоял этот исторический дом.
Все это напоминало мне Батуми, очень напоминало, только вопили на другом языке, не на русском и не на грузинском.
А все же бывает иногда жаль, что языка не понимаешь. Но не всегда.
В данном случае, возможно, хорошо, что не понимала.
Апартаменты без звездочек
Внизу, в отличие от верхних, комнатки были смежные, кухня совмещалась со спальней, а диван стоял в первой комнате. Здесь не было отопления батареями, как в гостинице, а был кондиционер, один, в спальне, совмещенной с кухней, который грел, а летом, видимо, охлаждал.
Я впервые жила в помещении, так оригинально отапливаемом.
Кровать стояла напротив кондиционера, а кондиционер висел над телевизором.
Телевизором мы не пользовались: попытались поймать что-то на русском языке, особенно старалась Аришка, но тщетно.
Но иногда все же таращились на экран, во время новостей там мелькали знакомые лица и места, показывали Украину, Абаму, других политических деятелей.
Интересно наблюдать за мимикой, когда не слышишь слов, больше видишь.
Убедившись по мимике, что верить нельзя никому из политиков ни на каком языке, и немым (если случаются немые политики) тоже, я перестала глядеть в телевизор.
А пульт от кондиционера всегда был у меня под рукой.
Я включала его, когда становилось прохладно, и сквозь сон слышала его тихий, но упорный гул и, когда уставала от шума, шарила по простыне, находила пульт и жала на кнопку. Становилось тихо.
Кроме меня никто не просыпался.
Двухконфорочная электропечка стояла на кухонном столе, рядом была мойка, в углу возле балкона небольшой холодильник, СВЧ печка и два навесных шкафчика, в которых я нашла рюмки, бокалы и две плоские тарелки.
Внизу нашла глубокую сковородку.
Вход в соединенный санузел был из первой комнаты, шампуней не было, но я прихватила из гостиницы.
Фен я нашла в ванной возле душевой кабины, а утюг в двухстворчатом шкафу.
Я попросила Саима принести кастрюлю и тарелки для супа, и еще обогреватель для другой комнаты, где стоял раскладывающийся диван.
На широкой двуспальной кровати было узкое одеяло, но когда я рассмотрела его, оказалось, что не одеяло было узким, а пододеяльник, полуторный, и двуспальное одеяло подогнули по его размеру.
Все это изумительно напоминало родину, даже чересчур.
Я вынула одеяло из пододеяльника, и постелила его Алексею на тахту, а широкую простыню на американский манер использовала как наш с Ариной пододеяльник.
Так принято в Штатах: большую простыню подкладывают под одеяло, а концы прячут под матрас, и получается уютный конвертик, для людей европейской культуры совершенно неприемлемый, вечно все сбивается жгутом.
Но я не было уверена, что у Саима следует просить двуспальный пододеяльник.
На английском языке.
Вместо этого я потребовала нормальную электроплитку, одна из конфорок, которую мы включали при Саиме, горела, а стоило ему уйти, немедленно переставала это делать.
Не уважала туристов.
Саим принес плитку и тарелки с ложками, а стаканы я просить не стала, и мы всю дорогу пили из бокалов на невысокой ножке, мы с Лешей чай, а Арина молоко.
Обогреватель Саим принес поздно вечером, и возился, устанавливал, а Леша, помнится, ему помогал. Или нет?
Обогреватель хоть и привешивался на стенку, был самый примитивный, с открытой спиралью, и прямо таки поджаривал лежащего на тахте человека, но иногда приятно было вечерком погреться под сухим электрическим теплом.
В нашей же комнате кондиционер устраивал форменное безобразие.
Я никогда не встречалась с кондиционером, используемом для обогрева. И желательно в дальнейшем избежать подобных встреч.
