Текст книги "Под кроной кипариса"
Автор книги: Злата Прага
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– А с чего ты взял, что я татарка?
– Так, а…
Госпожа Альфия отвернулась к окну.
Это преследовало её с детства. Мать её была татаркой, а отец, по словам бабушки, русским. Им семьёй стать не дали, и мама осталась одна, а потом её быстро выдали замуж, и у крошечной Александры появилось новое имя – Альфия, которое ей выбрал отчим. Отчим был старым и строгим, даже суровым. Он взял молодую жену с ребёнком, как облагодетельствовал, и потом годами попрекал и её, и девочку от неузаконенной связи. Мать тихо терпела и надрывалась на хозяйстве, а Аля рано научилась выпадать из реальности в свой выдуманный мир – мир, в котором были феи, принцы, принцессы, и в котором царила любовь.
Её сочинения учительница читала вслух, а потом отправила готовить стенгазету. Газету с учениками делал Семён Абрамович, старый еврей, учитель русского языка, от которого Аля переняла ряд словечек и вообще любовь к слову…
– Так как там всё-таки? В Чуфут-Кале? Руки-крылья раскидывал? – допытывалась романистка.
Костик искоса на неё посмотрел. Хотел было спросить, откуда она знает, но тут же сообразил. Кто хоть раз сам, опьянённый собственной отвагой, стоял на вершине, раскинув руки и подставив лицо солнцу или струям дождя, стекающим по щекам и смывающим всю горечь и разочарования последних месяцев, кто смотрел на мир свысока, на обрыве пропасти волосами ощущая дыхание свободы, кто орал с горы имя возлюбленной, кого распирало там, на вершине, под мрачным грозовым небом, совершить хоть какой-нибудь подвиг ради любви, тот никогда этого не забудет и тех чувств никогда уже не утратит.
– Лучше скажите, чьё имя вы орали с той горы? – ответил он вопросом на вопрос, – с кем хотели бы укрыться в пещере от всего мира?
Она промолчала. «А мальчик таки наш человек!» И не скажешь ничего.
– Вот то-то, – с превосходством сказал Костик. – Обедать где будем?
– Дома. Только еду купим в кафе и заберём с собой в контейнерах.
– Это затратно. Заедем на рынок. Я сам приготовлю…
Оксана поправила на себе платье и ещё покрутилась перед зеркалом.
– Хороша-хороша, – сказал отец с порога, любуясь дочерью.
И вправду хороша: ладная, крепкая, цветущая улыбкой длинноволосая блондинка с голубыми глазами и соблазнительными формами. Его порода!
– Папа!
Дочка обняла отца и поцеловала в гладко выбритую щёку.
– Ну, давай, спускайся. Подъезжают уже.
– Только не вздумай меня сватать! Просто семейный ужин, да?
– Конечно. Хотя Василь – парень хоть куда, и уже в семейный бизнес включился. Присмотрись, Оксана, присмотрись.
– Па, ты же знаешь, я себе уже присмотрела.
– Тю! Это кого ж? Этого педалиста, прости господи?
– Папа!
– Даже и не думай! Ещё пока он шансы хоть на какой-то металл имел, можно было рассмотреть его кандидатуру, а сейчас что? Из сборной вышвырнули, а за душой у него только не очень героическое спортивное прошлое и двушка с мамой в Севастополе. Своего же ничего нет – ни жилья, ни дела, одно только тело.
– Папа!
– Папа совершенно прав, дорогая, – вошла в комнату мать и остановилась, залюбовавшись мужем и дочерью.
– Мама! И ты туда же?
– А когда было иначе? Мы с папой всегда заодно. И Василий Кравченко мне очень нравится. Он умный и красивый юноша, с образованием, и, как и сказал папа, уже работает с нашими мужчинами. Он будет сегодня с родителями и сестрой, и…
– И даже и не думайте, что я выйду замуж за этого идиота. Он ржёт, как конь, над своими тупыми шутками про жидов, и пыхтит, когда танцует.
– Прикуси язык! – рявкнул на дочь Яков Савельич.
– Яша, Яша, – притушила разгорающийся гнев мужа Анна Тарасовна.
– А чего она?!
– Да я вам что – лишний груз, что вы так торопитесь сбыть меня с рук?! – воскликнула Оксана, – или вам Васины рефрижераторы дороже дочери?
– Ты говори, да не заговаривайся! – прикрикнула мать.
– Аня, Аня, – похлопал жену по руке Яков Савельич.
– Ну, вот что! – и Оксана вскинула красивую голову, – к вашим гостям я, так и быть, выйду. Но чтоб о свадьбе ни слова! Даже и не думайте! Из дома сбегу! Мне Костик нравится, за него и выйду. А он уже едет, – мстительно добавила она.
– Как едет? – растеряно спросила мать.
– Самолётом, я думаю. Мать навестит – и ко мне. Я вниз.
Оксана протиснулась мимо отца и стала спускаться вниз по лестнице огромного отцовского особняка, постукивая каблуками по мраморной лестнице.
– Яша, – обернулась Анна Тарасовна к мужу.
– Ну, это мы ещё поглядим. Велосипедиста этого общипанного я рядом с Оксанкой и видеть не хочу. Приедет – вышвырну. А ты вот что. Ты сегодня за обедом заведи с Кравченко разговор, что девчонкам в этом году институты заканчивать, мол, дипломы, всё такое, а вдвоём же легче к экзаменам готовиться.
– Чтобы их Кристинка у нас пожила? – догадалась жена.
– Точно. Нехай их Кристя у нас поживёт, а заодно и Василь. Он вроде как за сестрицей присмотрит, а заодно стажировку на моём заводике пройдёт и дом подыщет. Он же здесь, в Ялте, гнездо вить хотел. А потом устрой так, чтобы девчонки с ним ездили, дома смотрели или участки и площадки под дома. Глядишь, так и сблизятся наша краля с их Василием.
– И то верно, Яшенька. Василь парень подходящий. Хотя Рогов этот её вроде тоже не плохой был, образование у него медицинское, валюта была.
– Вот именно, что была! Да если бы он чемпионат взял, как обещал, да с золотом-серебром вернулся, мы б ему тут спортклуб отдали, и народ бы на него, чемпиона, валом пошёл. А теперь что? Скандал же на весь мир! Позор! Да его же в доки чернорабочим никто не возьмёт, подохнет, голодранец, от голода. Сам потонет и дочу нашу на дно потянет. Так что долой его! И слышать не хочу.
– Ну, хорошо-хорошо. Идём встречать.
– Да, Ань, а эта-то прилетела?
– Прилетела. В Симферополе сейчас.
– Ну, и чёрт с ней. А в Бахчисарай уже ездила?
– Я за ней не слежу, – поджала губы Анна Тарасовна.
– И никто не следит. Больно надо! Интересно просто, куда она из Бахчисарая сунется, с семейных руин, – задумчиво сказал Яков Савельич.
– Тебе правда интересно? – каменным голосом спросила его супруга.
– Нет. Нет, конечно. Ну, чего ты? Волнуешься? Зря. Я просто, чтобы отгородиться, если что.
– А что, если что? – глухо спросила она.
– Анна, хватит. Я тогда тебя выбрал, ты мать моего сына, да ещё такую красавицу мне родила. А она никто. Просто тень из моей юности. И всё. Идём.
Высокий грузный мужчина, бритоголовый, гладкощёкий в дорогом костюме с надетой под него вышитой косовороткой стал спускаться вслед за дочерью.
Его жена, невзрачная бледная женщина, прикрыла глаза и выровняла дыхание. Хорошо хоть не попрекнул тем, что сын уехал в столицу и пропал. Много лет назад их свели родители, а она влюбилась без памяти, но вот он всегда жил с ней словно по договору, и ей всегда не хватало в их отношениях какого-то огня.
– И всё из-за этой тени. Хоть бы она нас не накрыла снова, как двадцать семь лет назад. Тогда такой мрак был, до развода дошли, еле-еле семью сохранили. Если он хочет отгородиться, то и я хочу. Как бы узнать, где она сейчас и что делает?
– Анна! У нас гости! – послышался снизу бас мужа.
– Иду-иду! – и она поспешила вниз, – иду! Надо бы Сёму отправить, пусть узнает, что там да как, – бормотала она на ходу, – так вернее будет, если что…
Никто не может считаться одетым слишком нарядно, если он одет в белое.
Костик опять чуть не сорвался с турника, но в итоге спрыгнул и во все глаза уставился на госпожу Альфию. На ней было длинное белое шерстяное платье, а поверх него чёрное кружевное болеро. Белая шляпка с чёрной вуалькой и чёрные лодочки на шпильках довершали образ. Сумочки не было. Руки сжаты.
– Едем в Бахчисарай, – сказала она.
– Как? Опять в Бахчисарай? Вчера же там были!
– Вчера были в выдуманном мире. Сегодня поедем в реальный. Иди, заводи.
Костик пожал плечами и пошёл одеваться.
Романистка вышла на крыльцо, оглядела двор и плечами передёрнула. Срочно разобраться с личными делами и начать писать!
В старом Бахчисарае они съехали с главной улицы и немного попетляли по переулкам среди высоких заборов и запертых ворот.
– Здесь, – коротко сказала женщина.
Он припарковался под пирамидальным тополем у скособоченного забора, за которым стоял плохонький дом с полусгнившим крыльцом и худой крышей.
– Трость.
Костик помог ей выйти из машины и подал белую трость.
– Подожди.
Он кивнул, а она пошла вдоль забора к калитке. Внезапно входная дверь дома широко распахнулась, и оттуда на крыльцо вышла женщина.
– О, какие люди! А я гляжу – Алька, не Алька. Значит, ты. Приехала?
– Приехала. Здравствуй, Сафия.
– Здравствуй, Аля. Долго же ты до нас добиралась. Во дворце-то уже была?
– Была. Я войду?
– А зачем? Ты из этого дома в двадцать лет ушла, дверью хлопнула. Потом в двадцать семь – вот так же на пять минут заскочила, ничего не объяснила, и опять на двадцать восемь лет исчезла. Сейчас чего пришла, Аля?
– Ты получала мои письма, Сафия?
– И письма получала, и деньги. Спасибо, Аля.
– В дом не пустишь?
– Не пущу. Да и плохо тебе там покажется. У нас же не дворец, сама знаешь.
– Знаю, – вскинула голову писательница, – потому и уехала.
– И сейчас уезжай.
– Вы ни в чём не нуждаетесь, Сафия? Сагдия дома?
– Мы всегда нуждаемся, но нам ничего от тебя не нужно, Аля. А моя Сагдия умерла полгода назад.
Писательница споткнулась и всплеснула руками.
– О, боже! Как же так? От чего?
– А отчего умерла наша мать? А наша тётя? Мало счастья, много работы. При этом и во дворцах долго-то не живут. Хотя я приспособилась.
– Сафия!
– Уезжай, Аля. Живи, как жила. Обо мне не вспоминай. Мне так проще.
– Проще смириться?! Спрятаться за обстоятельства и ничего не делать?!
– А про мои обстоятельства не тебе судить! Прощай, Альфия.
– Постой! У Сагдии была дочка! Нурхаят! Дай посмотреть!
– А она не со мной.
– Как это? Она твоя внучка!
– У меня ещё семеро внуков от троих других детей. Всех кормлю – непутёвых детей, пьющих зятьёв, бестолковых внуков. Надорвалась уже. А у покойного мужа Сагдии был брат, приличный мужчина, после смерти моей дочери он забрал их дом и девочку взял на воспитание.
– Как ты это позволила, Сафия? Это же твоя кровь!
– А ты меня не совести, Аля. В тебе тоже моя кровь, а дорогу мне перешла, не оглянулась. И что вышло? Ни себе, ни мне счастья не дала построить. У меня хоть и с нелюбимым мужем, но семья и дети, а ты уже с проседью, а одна живёшь.
– Я вполне счастлива, Сафия.
– Ну, с такими деньгами, оно понятно.
– Не в деньгах счастье, Сафия, как это ни банально.
– Да, не в них, но и без них его не бывает. Ты это как никто знаешь!
– Не знаю и знать не хочу. Я своё счастье сама построила. И начала без денег.
– Уезжай отсюда, Альфия. Уезжай.
– Сестра!
– И денег можешь не присылать. Сама видишь – сюда сколько не влей, всё в песок уйдёт. Нас много, на всех всё равно не хватит.
– Сафия!
– Прощай, сестра. Уходи.
– Не простила?
– И никогда не прощу. Прощай, – и пожилая женщина, удивительно похожая на госпожу Альфию, только в простом платке и платье повернулась к двери.
– Погоди! Дай мне адрес дяди твоей внучки!
– Я уже сказала. Он живёт в доме моей дочери. В Симферополе. Прощай.
Дверь захлопнулась. Госпожа Альфия отвернулась от забора и вернулась в машину. Костик заботливо усадил её и закинул внутрь трость. Оглянувшись на дом, он молча вывел машину на дорогу и поехал прочь из Бахчисарая…
Надька первой заметила чужую машину, въехавшую к ним во двор.
– Дядя Витя, а вы ворота не заперли, а к нам кто-то заехал! – сказала она.
– Чего? – промычал сильно подвыпивший дядька.
Он встал, накинул куртку, и в трусах и в куртке вышел во двор.
– Эй! Вы кто такие?! Чего нарушаете? Это частная территория.
– Здравствуйте. Я ищу Нурхаят Налимову.
– Это племяшка моя, брата покойного пигалица. Вон она. А вам чего?
– Она мне внучатая племянница. Я могу повидаться с девочкой?
– Нет. Откуда я знаю, может вы брешете.
– Я сестра её бабушки, Сафии. Я госпожа Альфия.
– Да мне пофиг. Дом мне по закону достался. Бабка не возражала, что девчонку я буду воспитывать. И Маринка моя к ней как к родной. Надькой назвали.
– Это хорошо. Но могу я поговорить с девочкой? Я знала её маму и…
– Вы знали мою маму? – выскочила вперёд Надька.
– Да, дорогая. Подойди.
– Тогда это, я в дом зайду, штаны, блин, Маринка куда-то сунула. А вы чтоб со двора ни ногой! Слышь! Я тута, гляжу за вами.
Он ушёл в дом, а женщина с девочкой огляделись и присели на скамейку.
– Так вы знали мою маму? – спросила Надька.
Госпожа Альфия вгляделась в милое открытое лицо с чёрными блестящими глазами в обрамлении взлохмаченных русых волос, торчащих из коротеньких косичек. Этот блеск в глазах всё ей рассказал о ребёнке как о личности.
– Да. Правда, видела, когда она была, как ты. А потом мы переписывались.
– Как это?
– Меня зовут госпожа Альфия. Я сестра твоей бабушки Сафии. Твоя мама Сагдия – моя племянница. Когда она родилась, я её нянчила. Потом я уехала в другую страну, а когда твоя мама стала взрослой девушкой, мы стали с ней переписываться по электронной почте. Я даже присылала ей свои книги.
– А! Книжки на французском языке, только без картинок! У мамы их целая полка. Была, – и Надька покосилась в сторону вновь вышедшего во двор дядьки, – а вот он всё пожег – и без спроса!
– А чего? Ересь какая-то, нифига не понятно. Холодно было, вот и пожёг в печке, – проворчал дядька.
– Это мамины книжки были! Она французский язык в школе вела!
– Цыц! Пигалица! Сопли не высохли со взрослыми огрызаться!
– Как ты живёшь, солнышко? – обратилась женщина к девочке.
– Да нормально мы живём! Вам чего надо? – вмешался дядька.
– Э, я просто вернулась на родину. Вот, хотела повидать племянницу, а она…
– На этот дом даже рот не разевайте. Надька, иди в хату!
– Не пойду! Это моя тётя!
– То тётя, а я дядя. Сказано – иди в дом! Мари-инк! Забери детей!
Во двор вышла высокая худая женщина в застиранном платье и увела в дом Гошку и Надьку. Надька упиралась и вырывалась.
– Тётя Альфия! Мне тут плохо! Я к маме хочу! Я хочу к маме!
– Послушайте, я просто хотела поговорить с ребёнком.
– Поговорили и растревожили только. Еле как похороны пережили, а тут вы с соплями опять. Валите отсюда!
В окне появилась Надька и заколотила в стекло. Они обернулись на звук.
– Но я могла бы чем-то помочь девочке…
– А ей ничё не надо! У нас и к школе всё куплено! Комиссия была! Валите!
– Полегче. А то нарвёшься, – коротко и резко сказал Костик и распахнул дверцу перед романисткой, – садитесь.
– Чего? Не, ну ты глянь! Он мне ещё и угрожает!
– Поедем, госпожа Альфия.
Костик вырулил со двора, и за ними сразу же закрыли ворота…
– Ты был прав, – отбивая дробь зубами, заметила госпожа Альфия, – не все те алкоголики, кто пьют. Плесни-ка ещё.
Костик молча налил им ещё по бокалу каберне.
– Может, лучше по коньячку? Хоть согреемся.
– А давай. Давай по коньячку. А дров всё равно подкинь.
– Да какие дрова, – махнул рукой Костик, – здесь на газе всё, бак еле тянет, а холодно от дождя и сырости.
– Отвратительный дом в отвратительном городе! Завтра же прочь отсюда!
– Согласен. Редисочку?
– Давай. И лепёшку. Ты к маме-то когда?
– Я позвонил, сказал, что работу нашёл. Как устроюсь – заеду. В смысле, как вас устрою, так маму навещу.
– Хорошая мама?
– Золото. Одна меня вырастила. Батя у меня рано погиб, так она всё сама.
– А мою родню видел?
– Видел. За что сестра с вами так?
– Парня я у неё увела. Влюбилась. А он подлецом оказался. И меня бросил.
– Ничего себе!
– Да ладно! Я тогда только ногу покалечила, а он себе душу изуродовал.
– Так вы из-за него хромаете?
– Я из-за собственной глупости хромаю, – буркнула писательница.
– У вас нога не гнётся, я заметил. А врачи что сказали? Мениск? Нерв?
– А ты врач, что ли?
– Хотел стать, но не получилось. Мединститут закончил, но ординатуру и интернатуру не прошёл, в спорте закрутился. Так что диплом у меня есть, а профессии нет. Мама поэтому переживала сильно.
– Давай за твою маму! – подняла она бокал.
– За мамулю? Давайте!
– Наливай.
Они пили вино вперемешку с коньяком и закусывали их свежей редиской и пресной лепёшкой – всё, что Костик успел купить на закрывавшемся базарчике.
– Девочке там плохо совсем. Они же застывшие, а она живая, – горько вздыхала госпожа Альфия.
– Какие они? – осоловелыми глазами уставился на неё Костик.
– За-стыв-ши-е. А она – жи-ва-я. А это ужасно – жить живой среди мёртвых…
Утром Костик не то что на перекладине, на кровати на локтях не смог подтянуться и сполз с постели боком, хватаясь за стену, и не попадая в сланцы.
Госпожу он нашёл в таком же плачевном состоянии.
– Кофе! – простонала она.
– Угу, – кивнул Костик и поплёлся на кухню.
После кофе госпожа указала ему на дверь. Он решил, что она оденется, но, заглянув к ней через полчаса, нашёл её крепко спящей. Он тяжко вздохнул и поехал на рынок, где помимо продуктов купил в хозяйственном павильоне обогреватель…
Судак встретил их таким же мрачным и хмурым небом, как и Симферополь. Зато здесь, как нигде, на светло-сером фоне неба ровными рядами вырисовывались чёткие тёмно-зелёные контуры кипарисов.
«Как кисточки, – подумала романистка, – или как копья. Можно в мамонта метнуть, или на страже постоять. А если бы я писала кипарисами? Было бы забавно писать ими как кисточками, макая в чёрное море…»
– Домов нет, только квартиры. Я снял, – отчитался Костик.
– Что? Ни за что!
– Дёшево снял. И с интернетом. Кстати, ваша мадам Полет звонила. Интересуется, когда получит рукопись, а вы к той рукописи ещё строки не приписали. И месье Чегодаев интересовался грантом. Так что давайте, выползайте из депрессии, и пишите.
– Здесь? В этом мраке? Не получится.
– Кредиты платить. Аренду дома платить. За автомобиль тоже платить.
– Мне эта машина совершенно не понравилась! – живо возразила госпожа Альфия.
– Мне тоже, – кивнул Костик, – поэтому я арендовал другую. С отцепным фургончиком под багаж. Вы, кстати, ещё эти доски не распаковали. Что там?
– Негде пока, вот и не распаковала! Мне и кресло пока ставить некуда.
– Значит, я так понял, что правильно сделал, что снял здесь квартиру на три дня, – вздохнул Костик.
– Что? Всего на три дня? Как это?!
– А так это, – нахмурился он, – чего зря время и деньги тратить?
– Но я ничего не успею!
– День вы потратите на переписку и сувенирные лавки, день мы погуляем в Генуэзской крепости, на день съездим в Новый свет, продегустируем шампанское князя Голицына. А потом поедем за вдохновением в Ялту.
– Да кто дал вам право?!
– Месье Чегодаев спросил: есть идея или название, или хоть имя героя?
– Пошли его к чёрту!
– Я послал.
– Что?! Рашита? Как ты посмел?
– Вы это, вы за компьютер садитесь. А то раскладку на клавиатуре забудете.
– Нахал!
– Лентяйка!
– Уволен!
– Живо электронный ящик проверили!
Госпожа Альфия поджала губы, но подошла к столу и, взяв ноутбук, забралась с ним на диван, натягивая толстый плед на ноги.
– Ну, хоть пирожных мне принеси.
– Вам каких? – с готовностью отозвался Костик.
– Тающих.
– Каких?
– Чтобы во рту таяли, – вздыхая на его недалёкость, сказала романистка, открывая крышку ноутбука, – безе или лучше меренги, или тирамису, или суфле.
Костик закатил глаза, но подхватился бежать в магазин или пекарню…
Анна Тарасовна просмотрела отчёт и подняла глаза на своего доверенного человека, который иногда следил для неё за её мужем или детьми. Она привыкла держать ситуацию в семье под контролем.
– Чего её в Судак-то понесло? Родня? Сёма?
– Нет. Никого у неё там нет. Сходила со своим помощником на набережную, накупила ерунды в ларьках. Потом поехали в Генуэзскую крепость. Там она всё восторгалась, а он её фотографировал во всех позах на всех фонах. Завтра, как я слышал, собираются в Новый Свет, шампань дегустировать.
– Хоть бы они вообще в Феодосию умотали или в Коктебель!
Анна Тарасовна нервно походила по кабинету.
– Ладно, Сёма. Ты сегодня переночуй здесь, а завтра давай обратно. Я хочу знать, куда она поедет дальше и что будет делать. Это важно, Сёма!
– Да понятно. Так я пойду?
– Иди, Сёма. Возьми конвертик. Спасибо…
Внутреннее определяет внешнее. Сумбур в душе явственнее всего виден в одежде.
Костик с сомнением оглядел госпожу Альфию. Она кокетливо поправила белую бейсболку, украшенную жемчугом, венчавшую розовый спортивный бархатный костюмчик и белые кроссовочки с коралловыми шнурками.
– А чего это вы опять в спортивном? Мы же на дегустацию едем!
– После обеда. А сейчас ещё раз в крепость сходим.
– Второй раз? Зачем?
– Считай, что за вдохновением. Ну, нравится мне там!
– Хорошо. Идём. Диктофон взяли?
– Да. А ты шаурмы мне купи. Две.
– Сколько? Вы давеча одну в себя еле утолкали!
– А я не себе.
– Ещё лучше! Вы хоть знаете, что в мире полно голодающих детей?
– Помолчите, голубчик. Вы сейчас пытаетесь взывать к тому, чего у меня нет, – к голосу моей совести, а она у меня глухонемая. Ясно?
– Ой, да поехали уже…
Она заставила его встать за плакатом с прорезями для лиц с изображёнными на нём рыцарем в латах и дамой, чтобы случайный посетитель их сфотографировал. Потом пошли на смотровую площадку. Чайки орали, как битые деревенские бабы, и Костик был готов пристрелить наглючих птиц, но госпожа Альфия ловко бросала им кусочки теста и начинку шаурмы и задумчиво смотрела, как они рвут добычу.
Они снова прошли километры вдоль крепостных стен, на которых снимали десятки фильмов про рыцарей, зашли в музей, где госпожа долго разглядывала икону богородицы, писанную на камне, и броши с сердоликом, а Костик оценил остатки средневековой канализационной системы, затем в башне они постояли у высоких стрельчатых окон, а во внутреннем дворике посидели в пыточном кресле.
– Ну, как? Вдохновились?
– Здорово! Пошли?
– Пошли.
В Новом свете она властно отмела все его возражения и закупила три ящика шампанского – «Новый Свет. Золотой Рислинг Крыма», «Новый Свет. Шардоне кюве де престиж» и «Новый Свет. Крымское игристое». Он также погрузил в багажник несколько коробок с каберне и белым сухим вином.
– Вино лучше в бутылках, – заметила было она.
– В бутылках лучше. В коробках дешевле, – хмуро ответил Костик.
– Ладно, – кивнула она, – оставим для тихой грусти.
Вернувшись в Судак, она не торопилась собирать чемодан.
– Продли аренду. Что-то мелькает, – сказала она Костику и села за ноутбук.
Три дня Костик ходил вокруг неё на цыпочках. Он готовил ей салатики и кашки, бегал за мороженым и пирожными, варил кофе и заваривал травяной чай.
– Отправила! – объявила она на четвёртый день.
– Синопсис фильма?
– «Нимфу из бассейна». Мой недавний роман, дай бог не последний.
– Супер! И что ответила мадам Полет?
– Пока не знаю. Но уведомление о получении мне пришло. Идём гулять.
– Куда?
– На тропу Голицына, в грот Шаляпина и в можжевеловый лес…
Она вытянула ноги и втянула носом свежий морской бриз с запахом йода. Красота! Костик умотал в горы, на мыс Капчик, а она пристроилась на скале на лавочке с видом на море в Голубой бухте. Прогулка по тропе князя Голицына оказалась увлекательной и в то же время умиротворяющей. Только подумать! Сам Лев Семёнович ходил по этим каменным ступеням, огибал рифы Коба-Кая и дышал воздухом, пропитанным можжевеловым запахом. Его нет, а камни и море остались.
«Идти по тропе, по следам. Следовать. Наследовать. Продолжать…»
– О чём задумались? – Костик хлопнулся с ней рядом.
– О пейзаже. Люди уходят, а пейзажи остаются.
– Вечное небо Аустерлица из школьной программы? Философские метания князя Болконского? Не поздновато? – поддел он её.
– Или самое время, – вздохнула она.
– Не, в этом смысле вам ещё рано.
Они помолчали.
– Не, ну такую тоску нагнать – это ещё постараться! – и Костик встал, – идёмте! А то я сам задепрессую. Идёмте-идёмте!
– Куда? – грустно вздохнула она, уже войдя в образ и в настроение.
– В шашлычку! Я тут приметил одну, и недалеко от нашего дома. Шашлык мясной и из сёмги. И не сметь отлынивать! Если купим у хозяина пиво, сможем откупорить своё шампанское.
– Шампанское в шашлычке?
– Не так ставите вопрос, дамочка. Шампанское с сёмгой! Идём?
– Находилась уже. Едем! Давай за руль! И не сметь отлынивать!
Они осторожно спускались к машине, а над ними кружили горластые толстые чайки…
Галина Михайловна грустно посмотрела на мясо. Вырезка была хороша, но ей одной этого много, а сын сказал, что задерживается, мол, работу нашёл. Знает она ту работу! Только бы совсем не запил!
Она пошла с рынка с пустой сумкой, но на выходе остановилась возле торговки клубникой. Первая крупная ягода одуряюще пахла летом – настоящим жарким ягодным ароматным летом. И Галина Михайловна не удержалась – купила полкило и понесла домой в пакетике, держа подальше от сумки, прикидывая, как будет есть ягодку со свежим белым хлебом и с кофе. Вот бы и сыночка попробовал, а пока хоть и себя побаловать.
Хрясть! Ноги вдруг разъехались, и она сама не поняла, как хлопнулась на мостовую. Сверху на неё посыпались ягоды, взлетевшие вместе с пакетом, и теперь падавшие вниз огромными алыми каплями.
– О, боже! Женщина! Вы живы?
– Вам плохо? Не шевелитесь!
– Любой мог упасть!
– Какая свинья бросила здесь банановую кожуру?
– Это ж как сильно ударилась! Всё лицо в крови!
Галина Михайловна ощупала лицо и облизнулась.
– Это не кровь, – и она села прямо на мостовой, – это ягода.
– Что ж вам так не везёт в последнее время? – раздался над ней энергичный, звонкий и почему-то очень знакомый голос.
– Ой, а я вас узнала! – и Галина Михайловна попыталась встать, – Ой!
– И я вас узнала, хотя в этой масочке для лица вы совершенно неузнаваемы.
Народ захихикал и стал расходиться. Галина Михайловна тоже улыбнулась.
– Ой, – лицо снова перекривило болью.
– Опять спина? Ударились?
– Ага, – смущённо кивнула Галина Михайловна.
– Ну, пойдёмте. И держитесь за меня крепче…
Из Судака они снова вернулись в Симферополь.
– Ты смерти моей хочешь? – капризно спросила госпожа Альфия.
– Не я, а ваши кредиторы. После неё они хоть авторские права получат.
– Фиг им с маслом, как говорили в моём пионерском детстве! Я свои права уже завещала, и не то что авторские, а даже автомобильные!
– И кому? – поинтересовался Костик для проформы – знал, что не ответит.
– Кому-кому? Человеку одному. Ты зачем меня сюда привёз?
– Потому что это столица Крымской республики, и отсюда можно сделать международный банковский перевод. Пришло время платить по кредиту.
– ОЙ! А мне нечем, – и она в ужасе уставилась на Костика, – денег-то нет.
– Приехали. А шампань зачем покупали?!
– Да что шампанское?! Что ты к нему привязался? Этот ящик – капля в море.
– Вот в море нас и утопят! Так, не крутите и не финтите, – и Костик погрозил ей пальцем, – говорите, с какого счёта кредит оплачивать? И не сметь отлынивать!
– Полет! Полет должна была уже прочитать роман и дать аванс! Почта!
Они столкнулись головами у компьютера.
– «Дорогая Альфия! Замечательный сюжет и блистательный финал. Крым явно пошёл Вам на пользу. Перевела Вам аванс за «Нимфу из бассейна». Жду роман, о котором мы с Вами договаривались – любовный и немного ироничный, с местным колоритом Крыма – вы обещали писать его параллельно со сценарием. Удачи!»
– Ура? – подмигнула она Костику, выдохнув с облегчением.
– Гип-гип ура! Почитать дадите вашу нимфу?
– Вы читаете дамские романы? – искренне удивилась госпожа Альфия.
– Ваши бы прочитал.
– Тогда дам как-нибудь.
– Теперь зайдём в ваш кабинет в банке и оплатим кредиты номер один и два.
– Номер один, номер два! Какой вы, право, нудный тип, Костенька!
– Работа такая, госпожа Альфия. Кстати, а ваша Полет знает, что вас зовут Александра Андреевна, а вовсе не Альфия Магомедовна? – вскользь спросил он.
– Не знает. Никто не знает. А ты откуда узнал?
– Пробил адрес вашей сестры, потом поискал в сети историю вашей семьи.
– Зачем?
– Стало интересно, чем вы так насолили сестре.
– Ну, в сети ты этого не найдёшь. А имя… Отчим дал мне фамилию, а маме статус замужней женщины. Только за это я приняла от него имя, когда узнала историю своего рождения. Он никогда не бил, только попрекал маму. А она говорила, что могла жить гораздо хуже, а отчим оказался милостивым человеком. Говорила, что Альфия значит самая первая, та, которая будет жить тысячу лет, поэма, состоящая из тысячи строк. Говорила, что это лучшее имя, чем то, которое дал мне настоящий отец. Это имя показало маме, что отчим принял меня как своего ребёнка. А отец дал мне имя и отказался от нас с мамой. Так что это вовсе не литературный псевдоним, отчим в конце концов сменил мне метрику. Я Альфия.
– Да, я знаю. Простите.
– А я не прощаю. Что за нахальство – совать свой нос в мою личную жизнь? Вы невоспитанный человек, мой мальчик, гадкий пронырливый наглый тип!
Она встала и, пройдя через комнату, вышла на веранду.
– Приехали, – расстроено сказал Костик в пустой комнате.
Пустые помещения вообще хорошо влияют на человека – иногда пустая комната луче слов говорит, что вы кого-то обидели, кого-то ранили. В пустоте и тишине возникают незримые монстры нашей совести и вгрызаются прямо в сердце.
– Костик! А где мой плед? Здесь сыро, как в болоте! И я хочу чаю!
Костик расплылся в улыбке и покачал головой.
– Как ребёнок, ей богу, – обрадовался он и откликнулся, – сейчас принесу!
На террасе она и пяти минут не выдержала – вернулась в дом.
– Слушайте, Костенька, а давайте я дам вам выходной? Вы навестите маму, а я поваляюсь пару дней на диване. Знаете, лучшие идеи приходят ко мне на бегу, неожиданно, но иногда, чтобы как-то подойти к ним, мне необходимо немного побездельничать, помечтать, просто побыть водорослью, плывущей по течению.
– А я нависаю над вами, как дамоклов меч вашей глухонемой совести?
– Вы столь же проницательный, сколь и занудный, Костенька.
– Хорошо. Только одно условие.
– Никаких условий! Ну, что это за шантаж?
– Я бы даже сказал, вымогательство. Накидайте идею. Сюжет, героя, тему.
– Вот именно для этого мне и нужна тишина. Николя это понимал и иногда исчезал из моей жизни – тихо и незаметно. На пару дней.
Костик внимательно к ней присмотрелся.
– Вот не похоже, чтобы на вас нахлынуло. Зато я слышал, что Рашит Чегодаев прилетел в Москву, и едет сюда, в Крым на Международный экономический Форум.
– Точно?!
– Верняк. Только он ещё через неделю будет. Тогда и свалю.
– Что за намёки? – возмутилась романистка.
– Да ни боже мой! – открестился Костик. – А поедем в Ялту?
– Поедем! – с ходу согласилась романистка. – К ней?
– Да! Ох…
– Ага! – торжествующе воскликнула госпожа Альфия. – И кто она?
– Так, Альфия Магомедовна, а садитесь-ка за работу.
– Так, Константин Валентинович, а давайте-ка на чистоту: любишь?
– Люблю.
– А почему так мрачно и обречённо?
– Так я ж теперь этот, свергнутый идол. А у неё отец – бизнесмен. Он и сразу мне сказал, что дочь только за чемпиона отдаст или за короля бизнеса.
