Текст книги "Осторожно, сказка!"

Автор книги: Зинаида Чигарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава одиннадцатая, в которой выясняется, что паучок был прав, а Лена стала жертвой чудовищного обмана

– Лена! Леночка!

Кто это? Мама?..

– Мама? Ты жива? Ты вернулась?

Нет, это не мама, над нею наклонилась молоденькая девушка. Лицо у девушки доброе и все в золотистых солнечных крапинках, а глаза синие-синие.

– Жива твоя мама, Леночка. Долетел самолет. Ничего с ним не случилось.

– Жива? И все хорошо?

– Все хорошо, Лена.

– А ты кто? Ты фея?

Померкли веснушки. Девушка погладила свою почтальонскую сумку и вздохнула:

– Нет, Леночка. Я всего-навсего Весть, Добрая Весть. Люди зовут меня Наденька-Радость. Потому что их радуют встречи со мной. Но ведь то добро, что я приношу им, делает кто-то другой, а не я. И это грустно. Может быть, когда-нибудь я и сама научусь делать добрые чудеса. Тогда я стану настоящей феей. Такая есть у меня заветная мечта. А если чего-то очень хочешь, то в конце концов обязательно добьешься. Не так ли?

– Наденька-Радость, подожди, – Лена наморщила лоб, припоминая. – Вот здесь паучок на паутинке качался, как на качелях. Веселый был паучок. Он обещал мне радость. И я ему поверила. А потом пришла тетушка с сумкой…

– Вот эта? – Добрая Весть кивнула на скромно стоящую в сторонке Тетушку Дурные Вести. – Я ее очень хорошо знаю, Лена.

– Она тоже назвалась Вестью.

– Это Дурная Весть, Лена. А ну-ка, дай сюда ее телеграмму!

Разжала Лена кулак, а в нем смятая бумажка. Совершенно чистая бумажка – ни единого словечка, ни единой буковки.

Смотрит Лена во все глаза – ничего понять не может. Вот ведь чудо! Прямо как в сказке.

Что же все-таки случилось? Куда запропала настоящая телеграмма? Откуда в Дальнем Лесу оказался Петька со своими дружками? Знаешь что? Давай-ка заглянем в прошлое. В сказке это очень просто делается. Стоит только перевести назад стрелки на Старых Часах. Вот так. Видишь, теперь они показывают половину шестого…

На дворе раннее утро. Все дети спят. На улицах и во дворах нет никого, кроме дворников и воробьев, просыпающихся с рассветом. У дверей квартиры, где живут Ванечка и Леня, появилась Добрая Весть. Она достала из сумки телеграмму и нажала кнопку Дверного Звонка. Звонок ответил ей тревожно и грустно.

Тебе приходилось когда-нибудь звонить в пустую квартиру? Звонок тогда отзывается совсем иначе, он будто говорит:

– Мне очень жаль, но дома никого нет.

Добрая Весть поняла, что сказал ей Дверной Звонок. Расстроенная и озабоченная, вышла она из подъезда и присела на скамью. Что делать? Искать детей? Но у нее скопилось великое множество вестей. Столько людей ждет ее к себе сейчас же, сию минуту, и она не имеет права опоздать. Тогда кто-то не встретит на вокзале близкого человека. Кто-то обидится на лучшего друга. Кто-то, не получив долгожданной телеграммы, будет волноваться и пить валериановые капли.

Но Ванечка и Лена? Где же они? Что с ними?

– Ах, если бы я была феей! – вздохнула Добрая Весть. И тут она заметила, что возле нее, пытаясь привлечь внимание, пьется стайка воробьев. Особенно старается один – взъерошенный, отчаянный, нахальный. Ты, конечно, сразу узнал его. Это был приятель Лены – Петька. Добрая Весть протянула руку. Петька, спланировав, уселся на раскрытую ладонь и пронзительно закричал. Его дружкам тоже захотелось вставить словечко. Но их было так много, что получился невероятный гвалт. Добрая Весть с трудом разбирала их сбивчивый рассказ.

– Дальний Лес… Дальний Лес… – повторила она в раздумье. Потом встала решительно: – Вот что, юноши! Есть дело. Ответственное дело. Не знаю, справитесь ли…

Воробьи отозвались громко и дружно.

– Хорошо, хорошо! Вот видите, телеграмма. Для Ванечки и Лены. Она им поможет в трудную минуту. Найдите детей во что бы то ни стало. И отдайте. Только им – больше никому. Понятно? Смотрите – беречь пуще глаза. Ну, ни пуха, ни пера!

Подхватили воробьи телеграмму и дружно взмыли и воздух.

Как славно, как хорошо за городом! Вот бы где полетать, покувыркаться на просторе. Но дело есть дело, и Петька крепче сжал клюв. Телеграмма не тяжелая, но лететь с нею не удобно. Поэтому время от времени воробьи сменяли друг друга. Они довольно быстро добрались до опушки Дальнего Леса. Решили сделать привал. Кто знает, что ждет их в этом самом Дальнем Лесу. Не мешает подзаправиться на всякий случай.

И тут Петька услыхал приятные, прямо-таки завлекательные звуки: щелк, щелк… Сомненья быть не могло – кто-то совсем близехонько щелкал подсолнечные семечки. Самые вкусные, самые прекрасные на земле подсолнечные семечки! Воробьишки бережно опустили телеграмму на вовремя подвернувшуюся кочку, и Петька полетел на разведку. Так и есть! На траве расположилась толстая тетка – лежит себе, блаженствует и щелкает семечки.

Многое может стерпеть стреляный воробей, но преодолеть соблазн полакомиться вкусными маслянистыми зернышками не в его силах. И Петька призывно зачирикал, сзывая на пир своих приятелей. Серая стайка рассыпалась в траве у ног толстухи. А та ничего, та даже сыпанула им полную горсть – лакомьтесь, мол, мне не жалко. Вот это был пир так пир!

Тетка встала, лениво потянулась и не спеша побрела прочь, волоча за собой большую хозяйственную сумку.

С угощением было покончено незамедлительно. Не обошлось, разумеется, и без небольшой потасовки. А когда все отношения были выяснены, Петька вспомнил о телеграмме.

Вот и кочка – та самая. Редкая травка шелестит под ветром. Из нее проглядывает голубой глазок цветка. Над цветком вьется золотистый шмель. И все! И никакой телеграммы. Будто ее здесь никогда и не было.

Заметались в отчаянности обворованные разини. Все обыскали кругом, под каждый листок заглянули. Нет как нет! Вот тебе и вкусные семечки! Вот тебе и добрая тетя! Провели их, как желторотых птенцов.

Тетки нигде не видно – как в воду канула. Собрали воробьишки военный совет. Шум, гам на всю округу – а толку никакого. Наконец порешили искать Лену и Ванечку, а там видно будет.

Воробьишки – народ веселый, общительный. Им подавай просторные дворы, побольше солнца. И чтобы люди неподалеку были. Привыкли птицы к своим бескрылым соседям. Жить без них не могут, хоть и держатся на определенной дистанции.

А тут лес, да какой – темный, сумрачный, насупленный. Сжался Петька в комочек, метнулся в чащобу, а за ним один по одному и его верные соратники.

Нашли они и Лену и коварную толстуху. А какая от того польза? Что они могут, малые птахи? Были бы на их месте орлы или хоть ястребы, досталось бы тогда обманщице на орехи за ее семечки.

Хорошо, что вовремя подоспела Добрая Весть.

Толстуха с сумкой перед ней провинившейся школьницей – глазки вниз, теребит кончик платка:

– Невиноватая я… Нашла на кочке… Вот она, твоя телеграмма. Возьми, пожалуйста! В граве валялась. Подняла я просто так – из любопытства. А сама знаешь: не может весточка оставаться доброй, если она попала в мои руки. А я что? Я ничего. Весть я – и все тут.

– Нет! – девушка сурово свела тонкие брови. – Ты не только Весть. Ты сила. Страшная сила. Ты убить можешь. Я тебя ненавижу. Уходи!

Развела руками Тетушка Дурные Вести:

– Что делать? Насильно мил не будешь. А прогнать меня, дорогуша, не в твоей власти. Потому-то я и здесь, что нужна. Вот ей, Леночке-бедняжке, нужна. Пошлет она меня сейчас к папеньке и маменьке. А как же! Ванечка в беду по пал. Сообщить надо. Непременно надо.

Смотрит тревожно на Лену Добрая Весть, а вмешаться не может. Как решит девочка, так тому и быть.

– Нет! – твердо говорит Лена. – Обойдемся без твоих услуг, Дурная Весть. Мало ли что в жизни случается? Сами во всем разберемся. Так ты и знай!

– Молодец! – не удержалась Добрая Весть.

– Не очень-то гордись, – скривилась Тетушка Дурны Вести, уходя. – Авось погибать будешь, закричишь, – мама! Однако поздно будет.

Вручила Добрая Весть, как и положено, Лене настоящую телеграмму.

– «Все хорошо, – прочитала Лена. – Будьте умниками тчк Скоро увидимся тчк Целуем мама папа», – и… заплакала.

Но Добрую Весть это нисколько не огорчило. Разве плохо, когда люди плачут от радости?

– А теперь вставай! – скомандовала Добрая Весть. – Хватит понапрасну валяться!

– Не могу, – жалобно протянула Лена.

– Можешь! Не имеешь никакого права не мочь! Зря, что ли, мы для тебя старались? – и она подмигнула смиренно сидящим вокруг воробьишкам. Те конфузливо чирикнули и наклонили головенки.

– И еще я так думаю, – синие глаза Доброй Вести лукаво блеснули. – Ванечкино злое слово наверняка сейчас не такое уж прочное. Ну – давай руку! Вот так! Молодец!

Встала! Назло всем Кикиморам и Дурным Вестям встала Ленка! Стоит – и ничего! И даже руки немножко развести может. И шагнуть… Вот смотрите – пожалуйста! Коротенький, правда, шажок – но ведь это только начало. Теперь она во что бы то ни стало разыщет Ванечку!

– Смелее, Лена, смелее! – подбадривает ее Добрая Весть. – А мне тоже пора в дорогу, – помолчала, прислушалась. – Если б ты могла слышать! Сколько голосов! И все зовут меня, торопят… Я вечно в дороге, Лена. Но это ничего. Я привыкла. Это очень хорошо, что людям никак не обойтись без Доброй Вести. Правда, я сама ничего не могу… Вот и для тебя – всего только одна маленькая телеграмма. Если бы я была феей!..

– Не говори так! – Лена прижалась щекой к плечу девушки. – Добрая Весть как глоточек счастья. Спасибо тебе, Наденька-Радость! Я должна идти – и я иду. Но мы еще встретимся. Мы скоро встретимся. Ты сразу приходи, как услышишь мой голос. Хорошо?

– Я приду. Я обязательно приду к вам, – и Добрая Весть коснулась растрепанной девчоночьей головы своей легкой ладонью. – Добрый путь тебе, девочка! И пожалуйста, будь осторожна. Не доверяйся Кикиморе… Не доверяйся, Лена!

Поправила на плече ремень от сумки, махнула рукой на прощанье – и как будто ее не бывало.

Глава двенадцатая, в которой происходит ужасный переполох и при этом выясняется, что Кикимора Никодимовна не любит кошек

С Ванечкой, как ты помнишь, мы расстались в тот критический момент, когда он решал, кем же ему все-таки стать в жизни. За девять прожитых лет мальчишке впервые пришлось основательно призадуматься. Но сколько он ни ломал голову, ничего подходящего не придумывалось. Выходило – или становись злодейской личностью, или оставайся с ушами.

– Ты что? Заснул? – толкает его под бок Злючка-Гадючка. – Слышишь, у нас опять концерт самодеятельности.

От Кикимор иного домишка доносится разноголосый шум и гам. Ванечка прислушался. Точно! Его знакомые уродцы надрываются. А вот и сам домишко выглянул из бурьяна. На крыльце сбились в кучку, жмутся к двери Братцы-Упрямцы и Сестрицы-Капризицы. Упрямцы басовито гудят на одной ноте. Капризицы взвизгивают, как поросята, когда тех дергают за хвост.

Ванечка даже позавидовал, как это ловко у них выходит. Он бы не смог. Удивительно одно, почему старуха терпит такой тарарам? Выскочила б да поддала им жару.

А Кикимора Никодимовна ничего не видит и не слышит, кроме происходящего на экране. Тот, кто является истинным болельщиком, поймет и не осудит старушку: шли последние минуты матча…

Завидев Ванечку и Злючку-Гадючку, вся веселая семейка кинулась к ним. Тянут Злючку за подол, сами пальцем то в Ванечку тычут, то на крышу показывают. На крыше, возле телевизионной антенны, в небрежной гордой позе возлежит тигроподобное существо. Сахарной белизной отливает щегольская манишка, изумрудно светятся круглые глаза. Взирает свысока на суматоху Его Кошачье Благородие.

– Серафим! – ахнул Ванечка.

Ну, конечно же, Серафим! Кто же еще может быть? И мальчишка закричал радостно:

– Симка! Симка! Кис-кис-кис!

Серафим повел ушами, вытянул шею и беззвучно раскрыл пасть. Влажно блеснули острые зубы.

Вся ватага завизжала так, что у Ванечки чуть не лопнули барабанные перепонки. Откуда-то выскочила Ябедка, забила кулачками по двери:

– Тетенька!

– С ума сош-шла… – зашипела на нее Злючка-Гадючка. – Старуха за «Спартак» болеет. Сами управимся.

Не успел Ванечка одуматься, глядь, на крыше против Серафима – зеленая змея. Свернулась пружиной, готова метнуться в смертельном броске. Закрыл Ванечка глаза. Все пропало. Погиб Серафимка. Добрый, славный, мудрый Серафимка!

– Попомни, Ванечка! Это тебе зачтется! – Злючка-Гадючка стоит на крыльце, отряхивает помятое платье. Глаза не желтые – белые от ярости. На щеке кровь – след Серафимовых когтей.

– Что за шум? – открыла дверь Кикимора Никодимовна. Вид у старушки благодушный: выиграла, значит, ее любимая команда. Увидела Злючкины раны – все благодушие как рукой сняло:

– Кто посмел?

– Его… вот его, Ванечкин, кот! – подскочила Ябедка.

Вытянулись в ниточку сухие Кикиморины губы – то ли улыбка, то ли угроза:

– Как же так, деточка? Мы к тебе по-доброму…

– Я не знаю… Я не виноват… – Ванечка часто-часто заморгал. – Он сам…

– Са-ам? – удивилась Кикимора. – Ах, какое умное, развитое животное! Хотелось бы познакомиться с ним поближе… – она больно зажала в кулаке длинное Ванечкино ухо. – Если ты сию минуту не поймаешь своего хищника и не открутишь ему башку, мне будет очень жаль твоей короткой молодой жизни.

– Как же так? Я… я не могу… Не умею! – бьется Ванечка в Кикимориных руках. – Я на крышу не умею… Высоко-о! Я упаду-у!

– Лестницу! Подать сюда лестницу! – командует старуха.

Мечутся без толку уродцы. Не найдут лестницы. Наконец тащат из бурьяна какие-то палки. Давным-давно развалилась, сгнила без надобности лестница.

Кричит Кикимора, кулаками машет, заставляет Упрямцев и Капризиц тащить на крышу Ванечку. Те вопят – ни в какую не соглашаются идти на верную гибель.

– Сейчас он у меня сам… не то что на крыш-шу – на небо залезет, – Злючка-Гадючка вытянула руки по швам, голову запрокинула, надвигается на мальчишку. Не девчонка – змеюка ужасная!

И откуда только прыть взялась у Ванечки? Скакнул на перильца. Оттуда по столбу на крышу. Вот уже к антенне подползает.

– Эй ты! Смотри поосторожнее! Ты мне крышу не провали! – кричит ему снизу Кикимора.

Карабкается Ванечка по крыше, твердит про себя:

– Беги, Серафимка, беги… Прячься от меня! Скройся ты с глаз!.. – и зажмурился, чтобы ничего не видеть. Потому что не ловить Серафима, ослушаться Кикимориного приказа никак не может. Нет у него на то мужества. И ловить тоже страсть как не хочется.

А снизу кричат:

– Лови его! Хватай его! Бей!.. Бей!

Открыл один глаз Ванечка – не видно кота. Второй открыл – нет Серафима! Обрадовался… А снизу опять:

– Он за трубу ушел! За трубой он… Там ищи!

Делать нечего – пополз Ванечка дальше. Все коленки занозил о рассохшиеся под солнцем тесины. Заглянул за трубу… Вот он, задавака несчастный! Сидит, лапки подобрал, будто у себя дома. Что ты будешь с ним делать? Опустились руки у Ванечки:

– Как же нам теперь быть, Серафимка.

А кот молчит, прямо в глаза уставился, не моргнет. Те, что внизу, опять за свое:

– Давай его! Давай!..

Вскочил Ванечка на ноги, кричит:

– Нету его! Нету! Ушел! – и кувырком с крыши. Доски под ним трещат, ходуном ходят…

– Ой! Горе мое! Провалит… провалит крышу, шалопай! – причитает Кикимора.

– Ушел кот! – Ванечка спрыгнул на крыльцо. – Дурак он, что ли, чтобы сидеть и ждать, пока его сцапают? Исчез. Сгинул.

– Вреш-шь, – шипит Злючка-Гадючка.

– Не веришь – сама проверь.

– Я т-тебя!..

– Уйди! – оттерла плечом Злючку-Гадючку Кикимора. – Я сама с ним потолкую. По-свойски. По-душевному, – и опять хвать за уши, да еще между пальцами закрутила. Специально, наверное, такие смастерили, чтобы сподручней было над ним издеваться.

– Нету кота?

– Нету.

– Ушел?

– Ушел.

– И ты думаешь, что ты очень хитрый? Да?

– Ничего я не думаю.

– А я все знаю! Нарочно упустил кота? Так?

– Упустил! Упустил! Упустил!

Эти крикуны скоро выведут его из терпения.

– Хорошо же, миленький! – погрозила Кикимора пальцем, и нос ее опять стал вытягиваться…

– Что вы? Что вы, Никодима Кикиморовна! Да вы себе не представляете даже, что это за кот! Не кот, а одно наказание. И мама всегда так говорит. Это же шпион. Это же прямо невидимка! Захочет – и нет ею. Ищи не ищи – все равно не найдешь! Захочет – вот он, тут как тут. А вообще он толковый кот. Справедливый кот, это я точно знаю.

Давно Ванечка не произносил таких вдохновенных монологов. Разве что когда упрашивал маму привезти ему медвежонка. Говорит мальчишка – и с каждым словом ему веселее делается. Вот чудеса! Такие заколдованные, а самого обыкновенного кота испугались. Что-то тут кроется.

– Ладно! – сказал он покровительственно. – Из-за чего истерика? Подумаешь, кот! Съест он вас, что ли?

Пискнули по-мышиному Капризицы, Упрямцы уши прижали. Цыкнула на них Кикимора и улыбнулась Ванечке:

– Конечно, конечно! Ничего особенною. Самый заурядный кот. Ты на них не обращай внимания. Это у них от нервов. Плохо стало с нервами. Болезнь века – ничего не поделаешь. А что касается меня лично, смерть не люблю кошек. Ну прямо душа не выносит! Вечно с них шерсть лезет. И орут… Отвратительно орут. Я еще ни у кого не слыхала таких мерзких голосов. Просто мороз по коже… А этот… ваш, он тоже орет? И постоянно линяет, да?

Ну вот! Старуха говорит то же самое, что и мама. Мама тоже, случается, ворчит на Симку – что голос противный и что шерсть линючая. Руки заставляет мыть, если с ним повозишься. Только она никогда-никогда не обижала Серафима. И вкусненькое давала. И вообще мама никогда… никого… не обижала. А если ругала и наказывала – значит, заслужил. Значит, за дело. И Ленка – не такая уж она окончательно плохая сестра. Просто, видно, судьба у нее – попадаться под горячую руку. И злость берет, конечно, почему она всегда оказывается права? Теперь вот тоже по ее выходит. Эх, Ленка ты, Ленка! Да где же ты запропала? Плохо без тебя твоему горемычному братцу!

Вдруг – то ли почудилось, то ли на самом деле – едва слышимый голосишко из-за густых зарослей:

– Иду-у, Ванечка!

– Идет! Идет! Ленка идет! – забыв про все, запрыгал Ванечка.

– Тс-с! – выпростала из-под платка ухо Кикимора. – Девчонка? Что это значит? – с грозным видом повернулась она к своим уродцам.

– Не знаем! Не знаем! Мы не виноваты… – стонут Капризнцы.

– Не виноваты мы… – насупились Упрямцы. – Она в лесу валялась связанная. Она совсем погибала.

– Я же вам наказывала глаз не спускать, стеречь до самой погибели! А вы? Да я вас!.. Убрать! Немедля убрать!

Капризицы и Упрямцы встали сусликами:

– Не можем. Не в нашей власти.

– Мальчишку убрать, дурачье! В Пещеру Кошмаров! Чтоб ни слуху, ни духу!..

Глава тринадцатая, в которой Лена встречается с любезной старушкой и ее милыми внучками

Продирается Лена сквозь глухие заросли. Не к себе домой, не к доброй бабушке в гости – к злой Кикиморе торопится девочка. А легко ли это, когда у тебя, как у коня на пастбище, спутаны ноги? Была бы хоть дорога гладенькая, а тут, что ни шаг, то ямина, валежина или куст, похожий на моток колючей проволоки. И чем дальше, тем путь труднее, мрачнее лес, тяжелее воздух. Не иначе близко болото. А в нем и Кикиморины владенья.

Страшно ли девочке? Наверное. Не будем уточнять. Это, в конце концов, не так уж важно, когда человек спешит на помощь другому человеку.

Но что это? Как будто слабеют сети.

И свободней шагается, и легче дышится… Расправила Лена плечи, стряхнула с себя последнюю тяжесть. В руках прежняя ловкость. В ногах – легкость и сила. Свобода – во всех движениях. Это Ванечка. Это его Доброе Слово, его Добрая Мысль!

– Я иду-у-у, Ванечка!

– Ленка-а-а!

Как близко! И будто крылья за спиной у Лены – мчится на Ванечкин голос, сердце из груди птицей рвется: нашла! нашла!

Домишко возник перед нею неожиданно, враз, вынырнув из зарослей чертополоха. Старый домишко, мытый-перемытый дождями, сушенный-пересушенный ветрами. Скособочился, поглядываете любопытством малюсенькими оконцами из-под резных наличников. Совсем сказочная избушка на курьих ножках. А на крыше самая что ни на есть современная антенна.

Замедлила шаги Лена. Что же делать дальше?

Дверь распахнулась. Навстречу Лене спешит старушка. Обыкновенная старушка – в больших очках, в черном платье с кружевным воротничком. На лице удивление, руками всплескивает:

– Батюшки-светы! Девочка! Да откуда же ты, милая? Никак заблудилась? Платье-то в клочьях… Коленки побиты… Ах ты, сердешная! Заходи… заходи!

Заходит Лена в горницу, оглядывается – не здесь ли Ванечка? Нет Ванечки. Две девчонки у стены жмутся. Одна рослая, в зеленом платье, глаза желтые, смотрят неприязненно. Другая за нее прячется, маленькая, рыжая.

– Внучки мои… Маша да Наташа. Погостить к бабушке приехали. А тебя-то как зовут, девочка?

– Лена.

– Леночка! – и старушка снова принялась вздыхать да охать, Лену жалеть. А сама времени попусту не теряет – шустрая такая старушка. У нее уже и чайник кипит, и чашки на столе, и ватрушки на тарелке. Внучками командует. Одна Лене умыться помогает, на руки льет из кувшина. Другая из кладовой варенье тащит.

Смотрит Лена на все приготовления – слюнки глотает. Тает, рассеивается без следа ее настороженность. Сомнения быть не может – попала она к добрым людям, а не к Кикиморе Болотной. Разве бывают Кикиморы такими заботливыми, такими человеческими? Да и вообще существуют ли они на свете? Может быть, Кикимора – просто выдумка Тетушки Дурные Вести, очередной ее фокус? Совершенно забыла Лена предостережение Доброй Вести. Откуда было знать ее доверчивому открытому сердечку, что может подчас таиться за приветливостью и заботой.

– Мальчик к вам не заходил? Не встречали вы мальчика?

– Мальчика? Какого такого мальчика?

С чего это вдруг нахмурилась добренькая старушка?

– Ах, мальчика! – заулыбалась она опять. – А как же! Встречала, встречала, деточка!

Обрадовалась Лена:

– Где он?

– У нас тут… был. Был, говорю. Сейчас нету. Мы его приветили, накормили. И… и он домой пошел. Да-а! Отсюда до дому, если напрямую, совсем недалеко будет. Недавно ушел, минут десять – не больше!

Лена так и вскинулась:

– Я ж его догоню!

– Догонишь, догонишь, деточка! – кивает головой старушка. – Маша! Слышишь, Маша? Тебе говорю, – прикрикнула на желтоглазую. – Покажи хорошей девочке дорожку к ее братцу. Ту самую, что покороче, – и хихикнула.

Чего, спрашивается, хихикать? Ничего смешного нет.

– Покажу. Отчего ж не показать? Не велик труд, – девочка тряхнула головой. Волосы упали на лицо, из-под них смотрит на Лену неподвижный желтый глаз.

Вышла Лена с желтоглазой девчонкой на крыльцо, а там ее поджидает вся воробьиная стая. Только завидели – и в крик. Вьются над головой, громко чирикают…

– Тише вы! – смеется Лена. – Ишь, обрадовались, что Ванечка нашелся.

Откуда ей было знать, что не от радости кричат птицы? Предупреждают об опасности и сердятся, что она, такая бестолковая, не понимает их языка. Идет впереди желтоглазая Лена за ней спешит. Скоро-скоро увидит она Ванечку…

Вдруг до Лениного слуха донеслись очень знакомые звуки:

– Эй, моряк! Ты слишком долго плавал. Я тебя успела позабыть…

– Ванечка! – остановилась Лена, прислушиваясь.

– Там он… Там! – схватила ее за руку желтоглазая.

Но ведь голос раздается совсем в другой стороне! Не дала Лене желтоглазая как следует вслушаться, потащила за собой с такой силой, какой наверняка позавидовал бы любой штангист среднего веса.