Текст книги "Осторожно, сказка!"

Автор книги: Зинаида Чигарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава четвертая, в которой Ванечка попадает в Дальний Лес и встречает старых знакомых

А где же наш Ванечка? Что с ним?

Представь – вот тут окраина города, где живут Лена и Ванечка. Во-он там – у самого горизонта – темная полоска. Это и есть Дальний Лес. Между ними широкая луговина и молодые сосновые посадки. Местные жители называют их Ближним Лесом и ходят туда собирать маслята.

А теперь приглядись повнимательней. Видишь, посреди луговины движется маленькая черная точка? И довольно быстро движется. Точно! Ты угадал – это, конечно, Ванечка.

Бежит Ванечка узенькой тропкой, как будто кто его подгоняет. И такая у него на сердце обида, такое зло на всех, что не замечает мальчишка, как хорошо, как привольно вокруг. Шелестят под ветерком шелковые травы, пестрят среди них луговые цветы. Бабочки порхают – белые, желтые, голубые. Птицы цвиркают, звенят кузнечики…

У Ванечки только одно на уме: он еще им всем докажет – и Ленке-задаваке, и ребятам, и этому рыжему Витьке Збыху, который рад случат над ним посмеяться.

Выскочил Ванечка сгоряча из подъезда после ссоры с Ленкой, а тут ребята:

– Ты куда, Ванечка?

И кто-то словно ему в ухо шепнул:

– В Дальний Лес!

Он возьми и повтори:

– В Дальний Лес!

Ох, что началось! Такой поднялся хохот, будто ребята в цирк попали. Витька Збых подошел и говорит:

– Слабо! Из всех наших ребят только я бывал в Дальнем Лесу. А куда тебе со мной тягаться, малявка!

Ух, как заело Ванечку такое небрежение!

– Докажу, – кричит. – Докажу!..

– У тебя до Ближнего Леса и то смелости не хватит, – сплюнул сквозь зубы Витька Збых.

– Увидите… Увидите! – готов заплакать Ванечка. Только слезами ничего не докажешь. Вырвался Ванечка из ребячьего круга и бежать. А мальчишки ему вслед:

– Шишку принеси в доказательство. Настоящую, еловую… Иначе не поверим!

Ну и не верьте! Не верьте! Вот зайдет он в Дальний Лес и заблудится назло всем. И пропадет пропадом. Ванечка представил, как горюют о нем все мальчишки, как Витька Збых, утирая слезы, говорит:

– Толковый был парень. Что надо парень. А мы его не ценили. Никогда больше не будет у меня такого замечательного друга.

А Ленка… Ага! Вот кому придется хуже всех – этой Леночке-командирше!

От таких мыслей Ванечка даже развеселился. Прутик нашел: ра-аз! – слетела головка ромашки, два! – повис срубленный стебелек белоголовника. Все бы ничего – только есть сильно хочется. Так и сосет и сосет под ложечкой. А все из-за этой противной Ленки! Испортила аппетит, и вот изволь тащись в дальнюю дорогу на голодный желудок.

И уж забыл Ванечка про то, что решил он заблудиться и пропасть. Да и стоит ли идти на такие жертвы? Главное – доказать. А доказать он им и так докажет. Это что, шуточки? Взял и сбегал в Дальний Лес запросто, будто на соседнюю улицу. Захотел и сбегал. Вот какой он сильный и отважный! Ага! Шишку им надо! Без шишки они не поверят! Подумаешь, шишка! Невидаль какая! Будет им шишка, самая лучшая на весь лес!

Бежит Ванечка вприпрыжку – торопится. Вернуться ведь надо к обеду. Сам присвистывает для собственного удовольствия. Но что это? Сзади кто-то тоже присвистывает. Обернулся – ни души. А кругом вдруг так тихо сделалось, что в ушах заныло. Кузнечики пропали, птицы молчат. Шелеста травы не слышно. Будто надели на Ванечку стеклянный колпак. Испугался мальчишка и бежать. Надо бы к дому, а его будто нарочно к Дальнему Лесу гонят. Бежал, пока в груди не закололо.

Остановился. Чудеса! Вокруг опять все так, как и должно быть. Кузнечики стараются – только треск стоит. Птицы заливаются на все голоса. По траве тихое шуршание от ветерка.

Осмотрелся Ванечка. Вот это да! Уже и Ближний Лесок позади. Он и не заметил, как мимо промчался. А Дальний Лес будто сам выдвинулся ему навстречу. Вот он совсем рядом. Уже различает Ванечка толстые замшелые стволы. Над ними сплошная темно-зеленая крыша с островерхими башенками. В глубине за стволами – густая плотная темнота.

Оторопь взяла мальчишку. Похоже, тут вообще никогда не ступала нога человека.

«Не ступала – так ступит!» – решает Ванечка. И это будет его, Ванечкина, нога.

В лесу оказалось совсем не так страшно, как представлялось. Даже наоборот. Подумаешь, елки! Такие же, правда, поменьше, мама покупает к Новому году, а они с Ленкой украшают блестящими шарами и звездами. И пахнет здесь так же, как дома на Новый год.

Ну вот! Вспомнил про маму, и внутри как-то нехорошо стало: замулило, как в глазу, когда в него попадет соринка. Конечно, он не виноват – его довели, но все-таки получилось, что он без спроса убежал в Дальний Лес.

Ну ничего – сейчас он быстрехонько разыщет шишку и сразу же вернется домой.

Вот шишки только как назло попадаются незавидные – маленькие или поклеванные птицами. Принеси такую – Витька Збых непременно усмехнется и скажет:

– Не ходил ты ни в какой Дальний Лес. Подобрал на дороге завалящую.

Бегает Ванечка от дерева к дереву, а все без толку. Ну вот, кажется, наконец, нашлась подходящая. Ничего не скажешь, ловкая шишечка! На ракету похожа, крепкая, зеленая еще, и капелька смолы застыла на макушечке.

Теперь можно и домой.

Есть уже не хочется – перетерпел. Но во рту так горячо и сухо, как будто он сжевал коробок спичек. Газировочки бы сейчас, холодной, сладкой, колючей. Или водицы родниковой, как у бабушки в деревне.

Подумал так Ванечка – слышит: журчит. Ну да! Совершенно отчетливо слышно веселое вкрадчивое журчание. И близко – за этой большущей елью.

«Солнце высоко – колодец далеко. Жар донимает, пот выступает… Стоит козье копытце, полно водицы…»

Откуда это? А-а! Из той самой сказки, что вчера не успела рассказать мама.

«– Не пей, Иванушка! Козленочком станешь…»

Кто это сказал? Голос как будто бы Ленкин… Но откуда здесь Ленка? И почему копытце? Он из ручейка напьется. Вот он, ручеек, совсем рядом журчит.

Полез Ванечка за елку, а ручеек в другой стороне отзывается. Кинулся туда – ни звука. Нет, опять вроде зазвенело. Дразнит кто-то Ванечку, заманивает. Скорее бы унести ноги! А куда их унесешь? Деревья кругом все одинаковые – лес и лес, и не понять, где глубь, а где опушка. Заметался Ванечка – нет выхода! Бросился на землю и заревел в отчаянии:

– Я так не буду-у-у!

Но никто не торопится на помощь Ванечке. Одни деревья кругом, насупились, молчат. Вот ведь какие недобрые! Тут человек пропадает, а им хоть бы что.

Чудится Ванечке: затаилось рядом живое, непонятное. Слышит он шепоток и смех чей-то. Совсем потерял голову от страха:

– Ма-ама-а-а!

– Ну чего орешь, как чокнутый?

Поднял Ванечка глаза, видит – ребятишки. Двое мальчишек и две девчонки. Стоят, смотрят на него, усмехаются. Мальчишки в заношенных спортивных костюмах. На девчонках платьица блеклого серого цвета. Вполне обычные ребятишки. Одно удивительно – у мальчишек уши мохнатенькие, торчком стоят. У каждой девчонки рот до ушей, хоть завязочки пришивай. Смешные, а все-таки люди…

Глядит на них Ванечка, смутно припоминает: уж не видал ли он их когда-нибудь? Что-то больно знакомое есть в уродцах. Во сне, что ли, когда снились?

Мальчишки переглянулись, губы надули, набычились:

– Не буду я так! Не хочу! Не буду!

А девчонки вдруг как завопят, будто их на части режут:

– А-а-а! Мне – так нельзя! А вам так все можно!..

Повалились навзничь, руками машут, ногами дрыгают – смотреть противно.

– Ах, вот вы как? Вы дразниться? Ну, ладно!

А те и ухом не ведут:

– Не хочу! Не буду!

– А-а-а-а!

Не на шутку рассердился Ванечка:

– Ка-ак дам, так уши отклеются!

Хохочут мальчишки – за животы держатся.

– Ка-ак дам, так землю забодаете!

Но эти жуткие угрозы ничуть не испугали уродцев. Наоборот, они прямо-таки наслаждаются Ванечкиной злостью.

– Ай-яй-яй, Ванечка, – говорит наконец один уродец. – Старых приятелей не узнал. Мы тебя еще во-от такусеньким помним. И росли мы вместе с тобой. Ты был маленький – и мы были маленькие. Ты подрос – и мы подросли.

– Ну как? Теперь узнаешь? – мальчишки вплотную придвинулись к Ванечке. – Мы Братцы-Упрямцы. Из твоего упрямства зародились. Вот кто мы!

– А мы Сестрицы-Капризицы… Сестрицы-Капризицы, – растянули в улыбке лягушачьи рты девчонки. – Твои капризы – вот кто мы!

У Ванечки от удивления глаза на лоб. Как же так? Капризицы? Упрямцы? Ну покапризничал, поупрямничал – и все прошло. Это же просто так, ничто – одни настроения. А они, эти… живые!

– Мы живые! Мы живые! – радуются уродцы. – Мы твои упрямки! Мы твои капризки!

– Долго мы у тебя в шкафу жили, – говорит уродец. – Этот скверный Серафим шагу шагнуть не давал. Трудная была у нас жизнь. Дорого ты нам достался, Ванечка. А теперь ты наш!

– Я не ваш! Я свой – и все тут!

Опять хохочут уродцы. Отсмеялись, командуют:

– Пошли!

– Не пойду.

– Что-о? Никак ты упрямишься?

– Я домой хочу!

– Ага! – закричали Капризицы. – Ты, кажется, капризничаешь?

Подсмеиваются злорадно уродцы:

– С нами этот номер не пройдет. Мы не Ленка.

– Пить хочу! Вот что! – закричал Ванечка. – И никуда не пойду, пока не напьюсь. Газировки хочу!

– Газировки не держим, – подскочила Капризица. – Водичка ключевая – вот она!

Смотрит Ванечка: у девчонки в руках посудинка. Странная такая посудинка: стакан – не стакан, чашка – не чашка, и вроде из темной пластмассы.

– «Не пей, братец, осликом станешь…»

Замешкался Ванечка, не торопится испить заколдованной воды. И слышит издалека:

– Ау-у, Ванечка! Где ты?

Ленка? Ну, конечно, Ленка! Нашла-таки!

– Ты что мешкаешь, Ванечка! – толкает его под бок Капризица. – Не хочешь – как хочешь. Сейчас вылью. Смотри – выливаю.

– Я тебе вылью! – выхватил Ванечка посудинку из Капризицыных рук.

– Ванечка! – подскочила Лена. – Брось… Брось сейчас же эту гадость!

Как бы не так! Заявилась, чтобы командовать. «Выпью ей назло», – решает Ванечка. Но едва поднес посудинку к губам, как в руку ему будто вонзили сто иголок. Выронил он посудинку. Одна капелька и успела проскочить в горло. А Серафим отпрыгнул, припал к земле, глаза огромные – в упор на Ванечку…

– Ах ты, кошак дырявый! – схватил Ванечка палку. А уродцы за его спину спрятались, визжат:

– Бей его! Бей! Бей!

– Ванечка! Опомнись! – вырвала Лена палку, глянула на брата да как закричит:

– Ой-е-ей! Что… что… с тобою? – а сама на его уши показывает.

Ухватился Ванечка за уши – ничего понять не может. Под руками у него что-то длинное, мохнатое, на человеческие уши не похожее. Закричать хотел – голосу нету. Заплакать бы – и слез нету. Вот до чего перепугался. Признаться честно, было тут от чего голоса лишиться.

Лена растрепанная вся. Лента в косе развязалась. На лице слезы пополам с грязью. Смотрит несчастными глазами:

– Что ты наделал, Ванечка!

– Я наделал? Я, да? – не помня себя от злости, закричал Ванечка. – Это ты… ты во всем виновата! Все из-за тебя, противная, вредная, упрямая Ленка! Зачем меня рассердила? Зачем убежать позволила? Попадет тебе от мамы – будешь знать! – и он что есть силы толкнул Лену в грудь.

Вот ведь как на свете бывает! Понимает человек, что сам кругом виноват, – так нет! – мучает за то другого, невиновного.

Но что это с Ленкой? Раньше ведь могла постоять за себя, а сейчас не может. Словно не живая девочка, а кукла тряпичная. Упала и лежит – не движется. Серафим над нею – шерсть дыбом, спина – горбом, урчит угрожающе. Заступник выискался!

Выхватил Ванечка шишку и – в кота. Мяукнул кот и пропал с глаз. Вихрем налетели уродцы, подхватили кто за руку, кто за ногу. И провалился Ванечка в черную черноту, глухую глухоту…

Глава пятая, в которой Ванечку окружают всевозможные ужасы и он пытается спастись бегством

Медленно приходит в себя Ванечка после реактивного путешествия. Кружится голова, слегка подташнивает, в ушах звон. А сквозь этот звон он слышит:

 
Потолок весь в крови,
Дверь шатается.
За шершавой стеной
Труп валяется.
Как шагнешь за порог —
Всюду кости.
А из окон скелет
Лезет в гости.
 

Мелодия знакомая, а слова новые – жуткие слова. И поют жуткие голоса. Ванечка сжимает покрепче веки, чтоб не видеть ни костей, ни трупа, ни скелета…

– Раскричались! Голова лопается на части, – слышит Ванечка неприятный скрипучий голос.

– А мы радуемся! Мы радуемся!.. Мы тебе мальчонку добыли! За это ты нас людьми сделаешь! Вот!

– Давай скорее делай!

– Хотим быть, как все люди…

– Скорее! Скорее!

– Ишь вы какие быстрые! Небось – подождете… – отвечает скрипучка.

– А-а! Ты обещала! Ты обещала! Мы так не будем!.. А-а!

Так вот в чем дело! – догадался Ванечка. – Братцы-Упрямцы и Сестрицы-Капризицы расходились. Людьми им сделаться захотелось! А он, Ванечка, значит, вроде платы за то? А его спросили об этом? А если он не согласен? Конечно, он не согласен! Но кто же их людьми сделать может? Та, у которой скрипучий голос?

– Ну и что ж, что обещала, – смеется скрипучка. – А кто вас просил мне верить?

– Обманула! Обманула! А-а-а!..

Что тут началось! Ванечка, конечно, мастер капризничать. Но и он не сумел бы устроить такой концерт, как Братцы-Упрямцы и Сестрицы-Капризицы.

– Кончай представление!

Ну и голос у скрипучки! Как ножом по стеклу: до чего пронзительный – прямо ультразвук:

– Я вас превращу… Я вас так превращу – не обрадуетесь! Марш в лес! Там девчонка осталась. Вредная девчонка. Уберите немедля!

Это она про Ленку. А что значит – «уберите»?

– Не хочу… Не буду… – неуверенно пискнули уродцы и затихли – улетучились.

– Ох! – вздыхает скрипучка. – Вконец умучили, сорванцы….

– Балуеш-шь ты их!

А это кто такой объявился? Шипит, как чайник на плитке. Ну и компания!

Приоткрыл Ванечка один глаз. Ничего не видно, чернота одна. Открыл второй, пригляделся. У самого лица – черная тряпка. Поднял глаза повыше – рука, сухая, темнокожая, в белой кружевной манжетке. Еще выше перевел глаза – кружевной воротничок увидел, а над ним голова на худой шее. Лица не видно, только волосы, собранные в пучок. Седые, с прозеленью, как привянувшая болотная трава. Из-под них ухо торчит сухим кленовым листком. Старуха!

А что если она детей ест? Не может быть! Милиция не позволит. Да и невкусный он, кожа да кости. Мама говорит: избегался на нет. А все потому, что он «энергетик»: энергия из него так и рвется наружу. Папа шутит, твою бы энергию на мирные цели. А, может, этой старухе его энергия понадобилась?

– Слуш-шай! – опять зашипело рядом, – Чего они хвастают: мальчиш-шку достали? Еш-ще неизвестно, ш-што за товар…

– Товарец хороший, – ласково говорит старуха. – Отменный мальчишка. Мы из него такого молодца воспитаем – будь здоров! Его не только в своем дворе – на всем земном шаре бояться будут… – и голову к нему поворачивает. Едва успел Ванечка зажмуриться. Пускай думают, что он все еще омертвелый.

– Ишь ты, – нежно скрипит старуха, – Красавчик какой! Самородок… чистое золото. Всю жизнь о таком мечтала…

Вдруг еще кто-то, третий, как заверещит тонюсенько:

– Тетенька! Тетенька! А он притворяется. Он шевелился сейчас. Я видела, видела!

Замер Ванечка – ни жив, ни мертв. А старушка говорит:

– Что ты, Ябедка! Он еще не пришел в себя. Но ничего, мы его мигом приведем в чувство. Всего один укольчик… Давай-ка шприц, Злючка-Гадючка!

– Ай! – Ванечка так и привскочил на месте. – Не надо! Не надо укола! Я здоров!

Огляделся осторожно – ничего страшного. И потолок обычный, и стены. Комната как комната – ни костей, ни трупов. Старый комод в простенке между окнами, на нем зеркало в резной рамке. Стулья вокруг стола. В углу телевизор салфеточкой прикрыт. Статуэтка – позолоченная девушка с рыбьим хвостом. По стенам фотокарточки известных артистов и спортсменов вперемежку с лохматыми стариками и старухами.

И люди в комнате. Худая старушка, еще худее его. На высохшем носу огромные очки. Обыкновенная, даже смешная старушка. И две девчонки. Одна маленькая, рыжая, в желтом платьице. Глаза крошечные, любопытные, а на лбу синяк. Она, конечно, и есть Ябедка. Ябедам ведь всегда попадает. Вторая, похоже, Ленкина ровесница. Однако покрепче, пожилистее. На ней зеленое платье. Сквозь длинные прямые волосы неподвижно глядит выпуклый желтый глаз. Очень неприятная девчонка. Это она, должно быть, шипела, и старуха называла ее Злючкой-Гадючкой.

Трет Ванечка глаза, вроде все еще в себя придти не может, а сам соображает: дверь! Открыта дверь – и на пути никого! Пусть попробуют поймают. У себя во дворе он самый быстрый чемпион. Даже Витька Збых его догнать не может.

Отвернулась старушка, зашепталась о чем-то с девчонками. А Ванечка вскочил и – к двери. И тут вдруг все мгновенно изменилось. Веник у притолоки стоял, обычный, тростниковый. Подпрыгнул веник и Ванечке наперерез. И уже не веник то, а чудище огромное, лохматое…

Оглянулся Ванечка. Старушка в упор уставилась. Вместо глаз – стекляшки. За нос себя теребит. А нос тот все вытягивается, вытягивается – не нос, хобот слоновий.

Маленькая девчонка огненным клубком под ноги катится. А постарше и того страшнее – вытянулась, извивается змеей, вся зелеными блестками переливается.

Забился Ванечка под стол. Сердце от страха о ребрышки колотится, как муха о стекло. А старуха с девчонками хохочут, потешаются:

– Ай да Ванечка! Ай да храбрец! Уши ослиные – сердце заячье!

Вдруг всполошилась старушка:

– Батюшки! Запамятовала совсем! Включай телевизор, Ябедка! А этому, чтоб под ногами не путался, укольчик. Быстренько!

– Я протестую! – орет Ванечка, отбиваясь. – Трое на одного – так нечестно!

Кольнуло что-то в руку, и сразу ослабел Ванечка. Липкий дурман затянул глаза. И слышит он будто сквозь вату музыку и знакомый голос диктора: «Художественная гимнастика… кубок интервидения… выступает…» А кто выступает, он уже не мог разобрать.

Глава шестая, в которой Лена оказывается в безвыходном положении

А где же Лена? Что приключилось с девочкой? Почему отважный приятель мушкетеров не сумел постоять за себя и защитить брата?

Да вот она. На том же самом месте, где разыгрались роковые события. Сидит, привалившись к стволу ели. Волосы разлохматились, в них сухие хвоинки. Платье выпачкано и порвано. На локтях и коленках ссадины. А вокруг выдранная с корнем трава, примятый папоротник, обломанные ветки. Настоящее поле брани. С кем же она сражалась, наша Лена?

Как ты помнишь, девочка бросилась на помощь брату. Он же закричал, что во всем виновата она, и тут же в единый миг неведомая сила крепко, связала Лену по рукам и ногам.

В бессильной ярости каталась Лена по земле, терлась руками и ногами о пни и коряги, пытаясь освободиться. Однако невидимые нити держали ее так прочно, как будто она попала в железную паутину.

Наконец Ленка выбилась из сил. Подкатившись кое-как к дереву, она оперлась о него спиной и приподнялась. Ей удалось присесть. Она уткнулась лицом в колючую хвойную лапу и заплакала…

Вот, называется, попала в сказку! Хороша сказка, где с человеком так подло поступают! Не нужна ей такая сказка! Сражаться за победу – хоть с Кикиморой, хоть с Кащеем Бессмертным, хоть с самим Змеем-Горынычем – на это она готова. Но только в открытом честном бою. А в этой сказке она быть не согласна. Не хочет она быть в этой противной сказке – и все тут. Надо немедленно выбираться. А как? Одной? А Ванечка? Оставить его в руках у злой Кикиморы? И так страшно стало девочке за брата, что она снова расплакалась.

И вправду она во всем виновата. Из-за нее Ванечка попал в беду. Нельзя было его выпускать из дома. Дверь бы на ключ, заступить дорогу. Связать, что ли, вот так же, в конце концов! А мама-то понадеялась, командиром назначила! Не оправдал доверия твой командир, мама…

Слезы бегут по грязным щекам, а Лена их даже вытереть не может. Разве не обидно? И кто увязал ее так, будто тюк с ватой? Кому это надо было? Кикиморе – вот кому надо было! Она Ванечку украла, она бросила ее, связанную, в Дальнем Лесу. А теперь небось прячется поблизости со своими ушастиками-ротастиками, ее слезам радуется.

Точно! Тоненький голосок возле самого уха: «хи-хи!». И чуть подальше: «хи-хи!» И сверху: «хи-хи! ха-ха!»

«Ах, вы так? Смеетесь? Вот назло не буду плакать. Не доставлю вам такого удовольствия», – думает Ленка. Закусила губу, собралась с силами – ка-ак рванется. В глазах огненные круги, а встала. Встала все-таки! И тут же бац! – лицом вниз, в примятые папоротники.

– Ха-ха-ха! – весь лес залился злым издевательским смехом. И вдруг оборвался смех, пронесся испуганный шепоток – все смолкло. Что-то мягкое, теплое потерлось о Ленкину щеку.

– Урм-м! – это были такие знакомые, такие уютные домашние звуки.

– Симочка! Лапа… Это ты их разогнал?

Серафим сощурил один глаз. Лене показалось, что он улыбнулся.

– А нас ведь боятся? Что бы это значило, кошатина?

А значило это, что вешать нос и унывать не стоило. Тем более, что рядом был Серафим, умнейший и хитрейший кот среди всех котов.

– Что же нам делать сейчас? Как ты думаешь, Серафим?

Серафим улегся, аккуратно подвернул под себя лапки, прикрыл их хвостом и сладко замурлыкал. Его глаза превратились в еле заметные щелочки.

– Правильно! – решила Лена. – Утро вечера мудренее. Так всегда говорят в сказках.

Она постаралась устроиться как можно удобнее. Серафим забрался к ней на грудь и затянул кошачью колыбельную. Густая еловая лапа, как одеяло, укрыла девочку. Стало тепло и уютно.

В лес беззвучно входила Ночь. В отдалении метались неясные тени. Слышался то зловещий хохот, то отрывистые вздохи. Злые силы властвовали среди темноты. Но они не могли причинить вреда Лене. Потому что всю ночь до рассвета над нею негасимо светились два огненных глаза и чуткие уши ловили каждое дуновение.