Текст книги "Максимилиан I"

Автор книги: Зигрид Грёссинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Военные действия в Италии

Карл VIII возвратился во Францию, но каждый участник союза хорошо понимал: он не успокоится, а будет и в дальнейшем строить агрессивные планы. Этот плюгавый человечек вынашивал поистине грандиозные идеи. Его появление в Северной Италии являлось лишь вопросом времени, поскольку его миланские дела были еще далеки от завершения. Город оставался яблоком раздора между Францией и немецкой империей, Венецианская республика также была в нем весьма заинтересована.

Весть о смутной ситуации в Северной Италии быстро достигла Максимилиана. Требовалось действовать быстро, чтобы опять не опоздать. «Италия принадлежит мне!» – Максимилиан повторял это при каждом подходящем случае. Ему было легче пожертвовать Бургундией, чем отказаться от притязаний на Италию. Он стремился при любых обстоятельствах предотвратить новое нападение французского короля, даже если придется отказаться от «общественного пфеннига», утвержденного рейхстагом в Вормсе после долгих колебаний. Сословия вовсе не собирались придерживаться принятых соглашений, и вскоре Максимилиан с огорчением понял: взыскать 250 000 гульденов будет невозможно. Для изыскания средств он заложил Фуггерам серебряные рудники в Тироле и выжимал из австрийских земель «общественный пфенниг». Но это было подобно капле, упавшей на раскаленный камень, денег на вооружение все равно не хватало. Максимилиан настойчиво призывал к решительному бою, но везде наталкивался на непонимание. Все желали мира, а не новой войны! Его сын-франкофил Филипп, которого он пытался побудить к действиям против своего злейшего врага, отнесся к нему подчеркнуто холодно, и Максимилиан, претерпев такое разочарование, расстался с ним в Аусбурге, даже не простившись. Не найдя поддержки ни в империи, ни в Бургундии, он решил приступить к делу другим образом: послал приглашения представителям Священной Лиги, но не как немецкий король, а как австрийский эрцгерцог и герцог Бургундский. Эта странная скромность имела свои политические причины: сословия империи ясно высказали ему свое нежелание присоединиться к действиям Священной Лиги и быть втянутыми в войну против Франции. Максимилиан мог вести войну, если считал необходимым отомстить Карлу VIII, не рассчитывая на поддержку империи.

Максимилиан предложил светлейшим гостям, собравшимся в Винтшгау, свою репутацию храброго и доблестного воина. Его королевская придворная свита выглядела скромно, если не бедно, и, конечно же, привыкшие к роскоши гости насмехались за его спиной над жалким состоянием королевского двора и воротили нос от более чем простого места обитания. Вместо деликатных яств им предложили непривычные для них местные блюда, долгими часами переваривавшиеся в желудке. Представителей отдельных стран разместили в отдаленных друг от друга местах, чтобы помешать им прийти к тайному соглашению. Мнения о войне против Франции, планируемой Максимилианом, как и ожидалось, сильно разошлись. Никто не мог понять, почему именно сейчас, когда Карл VIII ведет себя столь миролюбиво, возникла необходимость вступать в борьбу против Франции. Но уничтожение этого государства являлось целью «великого плана», разработанного Максимилианом до мелочей. Он собирался отрезать возвращающимся из Неаполя остаткам французских войск путь возле Генуи и с юга войти в Прованс. Солдаты Милана и Генуи перекроют проходы через Альпы, в то время как испанцы с юга продвинутся до Парижа. Англии следовало замкнуть тиски с запада. Максимилиан хотел уничтожить французское королевство до основания, окончательно прекратив его существование. Каждый из членов Священной Лиги мог рассчитывать на свою долю французских земель.

Максимилиан утратил почву реальности. Слегка раздраженно все слушали его речь, время от времени качали головой и вначале держались замкнуто. Никто из присутствующих в Винтшгау представителей стран не назвал идеи Максимилиана невыполнимыми, никто из них не дал понять, что их не интересует личная месть Максимилиана, даже когда тот произносил полные ненависти тирады. Он заявил венецианским посланникам о своем желании наступить французам на глотку, подрезать им крылья, размозжить головы. Венеция ясно дала понять, что ее почти ничто не удерживает от запланированного предприятия, которое втянуло бы в войну всю Центральную и Западную Европу, и неопределенно согласилась на финансовую помощь, так же как и другие участники переговоров. Но когда потребовалось определить сроки выплаты денег, никто не захотел назвать ни точную дату, ни точную сумму. Встреча, казавшаяся столь многообещающей, закончилась для Максимилиана безуспешно. Сблизиться удалось только на личном уровне. Максимилиан познакомился с Беатрис д’Эсте, сопровождавшей супруга, Лудовико Моро, в Глунс, где проходила часть переговоров. С первого же взгляда он увлекся красивой женщиной. Какая завидная участь у герцога Миланского – рядом с ним находится такая женщина, благодаря ее влиянию миланский двор стал одним из первых в Европе, там собрались самые знаменитые художники того времени. Конечно же, Максимилиана очаровала Беатрис д’Эсте. Во-первых, он всегда охотно общался с красивыми женщинами, во-вторых, чувствовал себя особенно хорошо в обществе художников. Максимилиан, человек с фантазией, с артистической душой, и сам нередко брался за перо, перенося на бумагу волновавшие его чувства. Многие из его записок возникли спонтанно. Максимилиан искренне восхищался художниками и скульпторами, считая их людьми необычными, стоящими намного выше других, уже по праву рождения заслуживающими особых привилегий. Италия могла стать для него страной мечты, если бы он не являлся туда всякий раз с воинственными намерениями. Но хотя он годами вел здесь сражения, он никогда не осматривал культурные сокровища этой страны.

Когда его настойчивые речи, обращенные к представителям Лиги, не произвели особого впечатления, Максимилиан избрал другую тактику. Он решил наглядно продемонстрировать, как он представляет себе окружение и уничтожение Карла VIII. Он распорядился устроить неподалеку от Вормской седловины высокогорную охоту, пригласив на нее своих гостей. Сотни загонщиков травили огромные стада серн на глазах у зрителей, загоняли их в тупик, а когда животные теряли сознание, их безжалостно разрывали злые собаки. Так должно поступить и с французским королем! Но даже жестокое представление не пошло впрок посланникам Лиги. После переговоров в Глунсе все разъехались без каких-либо конкретных решений, тем более, как стало известно, Карл VIII связался с канцлером Максимилиана Бертольдом фон Майнцем и сообщил тому, что не планирует новых нападений на итальянские земли.

Но Максимилиан приобрел в течение жизни слишком отрицательный опыт в отношениях с французским королем и не верил его обещаниям. Он еще почти год размышлял, как ему добраться до ненавистного француза. Затем он решился на сумасбродный план и вошел в Италию с 300 воинами, желая продемонстрировать необходимость считаться с ним.

В Ломбардии он, к своему удивлению, встретился с посланником папы Александра VI, передавшим ему предложение святого отца устроить коронацию в Милане. Борджиа старался при любых обстоятельствах не допустить прибытия Габсбурга в Рим. Как и следовало ожидать, Максимилиан отклонил предложение Александра. Если мечте всей его жизни – быть коронованным императором – в конце концов суждено осуществиться, то это должно состояться, как и у его отца, в Вечном городе – в Риме. Он тогда и не представлял себе, насколько основательно изменится этот план!

После безуспешных переговоров в Винтшгау, Максимилиану все же удалось убедить некоторых князей из Северной Италии в необходимости отрезать путь беспорядочным толпам возвращающихся французских войск, проходивших через страну, грабя и убивая, в то время как их король уже давно находился в спокойной Франции. Лудовико Моро обещал Максимилиану помощь, и Генуя решилась предоставить флот для перевозки 2000 солдат. Кроме того, 1200 ландскнехтов и 700 рыцарей отправились в путь на город Ливорно, намереваясь взять его. Приключение в Ливорно чуть не стало личной катастрофой для Максимилиана. Когда он осматривал портовые сооружения, пуля, выпущенная с одного из судов, вырвала клок из его парчового плаща. На горизонте внезапно появились французские суда, палящие во все стороны, так что никто не мог остановить их продвижение. Они почти без сопротивления вошли в Ливорно, захватили много провизии и исчезли так же быстро, как появились. Как только люди Максимилиана оправились от отважного нападения французов, разразился жестокий шторм, выбросивший суда на мол и потопивший многих людей, поэтому осажденным и не пришлось прибегать к оружию. Максимилиану из последних сил удалось выбраться на берег. Через несколько минут его судно разбилось. Урон, нанесенный штормом, оказался настолько опустошительным, что оптимизм, сопутствующий Максимилиану в начале рискованного предприятия, полностью испарился. Без долгих колебаний он решил возвратиться. При этом ему пришлось пережить настолько унизительные ситуации, в которые он, уже часто выступавший в роли просителя, до сего времени не попадал. Добывая пропитание для своих людей, ему пришлось заложить личное имущество. Словно нищий, пробирался он через страну, будучи готовым к возможному отказу в приюте.

Разумеется, во время событий последних недель, Максимилиан ясно увидел, как мало он может рассчитывать на своих партнеров по Священной Лиге. Но он скрыл глубокое презрение, испытываемое им прежде всего к венецианцам, так как понимал: если он захочет в будущем предпринять что-либо против Франции, ему придется в конце концов опять постучаться в ворота Венеции. Но он до глубины души ненавидел эту республику и ее вероломную политику. Его тошнит, как говорил он годы спустя, при воспоминании о Венеции того времени. Максимилиан скрыл свое поражение, все же дав понять всему миру, что он, император Священной Римской империи, присутствует в Италии. Смелый и доблестный воин, Максимилиан заставлял считаться уже с самим фактом его присутствия, даже не добившись успеха. Политику империи он решил в будущем больше связывать с итальянской политикой, постаравшись каким-то образом подчинить себе курфюрстов и заставив их принять эту идею!

Максимилиан решил бороться всеми возможными средствами, твердо веря в успех, вопреки неблагоприятному для него положению звезд. Союз Священной Лиги продемонстрировал свои слабые стороны, из-за чего итальянские города, для защиты которых он, собственно, и создавался, взирали в будущее более чем скептически. Как может подобное объединение европейских государств, где один изначально не доверяет другому, обеспечить их безопасность? Каждый участник договора заботился только о собственной выгоде и заключал двусторонние мирные соглашения со всеми, с кем считал нужным. Испания пошла на сближение с Францией по инициативе собственного сына Максимилиана, да и Англия вдруг перестала отворачиваться от французского короля. Но больше всех держал нос по ветру сам папа. С развернутыми знаменами он покинул Священную Лигу и перешел на сторону Франции, после того как новый французский король, Людовик XII, пообещал сказочные перспективы для него и его семьи.

Трудности по всем направлениям

Изменившееся международное положение отбрасывало тень и на другую сторону Альп. Максимилиан удрученно осознал, что его идея уничтожительной войны против Франции больше нигде не пользуется успехом. Между тем он с огромными усилиями смог выбить на рейхстаге во Фрайбурге в 1498 г. помощь в 150 000 гульденов, но никто не спешил с выплатой этих денег. Всем уже изрядно надоели постоянные требования денег, и уже почти никто не желал слушать короля, когда он в очередной раз выкладывал на стол новые военные планы. Князья просыпались от летаргии только тогда, когда Максимилиан начинал слишком громко шуметь и, горячась, угрожал снять с себя корону, если его не поддержат.

Несмотря на отсутствие необходимых денежных средств, он вторгся с 20 000 солдат в Верхнюю Бургундию и Шампань, намереваясь захватить Людовика XII врасплох. Но предприятие потерпело неудачу, прежде всего из-за сына Максимилиана Филиппа, ни в коем случае не собиравшегося нападать на своего друга. Напротив, вопреки намерениям и воле отца он заключил в июле 1498 г. Парижский мир, в то время как отец упорно продолжал воевать против французской сверхдержавы. У Максимилиана не осталось ни малейшего шанса. С сожалением он понял, что должен благодарить судьбу, если французы не будут его преследовать и за границами Нидерландов. Максимилиан, привыкший к поражениям, смог бы легче перенести события последних недель и месяцев, если бы ему не противостоял предатель в лице собственного сына, которого французский король на соответствующей церемонии милостиво пожаловал леном на Фландрию. При этом Филипп официально отказался от всех притязаний на Бургундию – пощечина для Максимилиана!

Поэтому встреча отца и сына в октябре 1498 г. в Брюсселе представляла собой нечто весьма отдаленное от гармонии. Максимилиан надеялся отговорить Филиппа от союза с Францией. Но уже во время первых бесед, перешедших в громкие ссоры, он понял бессмысленность попыток изменить позицию сына упреками и аргументами. Максимилиан упрекал Филиппа за бесхарактерность, но в Нидерландах ситуацию расценивали совсем по-другому. Всем хотелось жить в мире и спокойствии. Чего, собственно, добивается вечный подстрекатель войны Максимилиан, и без того ввергший страну в десятилетние войны?! Его сын намного благоразумнее и стремится к миру с Францией – страна наконец увидела просвет на мрачном политическом горизонте!

Максимилиан жестоко сожалел о том, что не имеет никакой власти над своим сыном. Несмотря на все ссоры, он твердо намеревался провести следующие недели в Нидерландах, где его невестка Хуана ждала своего первого ребенка, и все, конечно, надеялись на рождение сына. Максимилиан пришел в восторг от интересной молодой женщины. Хуана вела себя со свекром необычайно открыто и крайне приветливо, хотя в душе была раздираема противоречиями, вызванными столь противоположными высказываниями своего мужа и свекра. Однако, когда долгожданный ребенок оказался «всего лишь» девочкой, настроение в доме Филиппа Красивого понизилось до нуля. Максимилиан решил заблаговременно уехать, не дожидаясь крестин маленькой Элеоноры, названной в честь прабабушки. Максимилиан, привыкший выражать свои чувства, почти не умел притворяться. После всех событий он не смог бы изображать радость на празднике.

Ссора с сыном вызвала тысячу мыслей в голове Максимилиана. Хорошо еще, что у Филиппа до сих пор нет никаких шансов быть избранным германским королем, как когда-то у него при жизни отца. Максимилиан до сих пор оставался «лишь» королем, поэтому его сын не мог стать одновременно с ним вторым императором Священной Римской империи. Это могло осуществиться только после официальной коронации Филиппа германским императором. Правовые взгляды, в те времена весьма строгие, заставляли придерживаться соответствующих параграфов, причем ученые законники тщательно перепроверяли каждый отдельный пункт. Если Максимилиан, несмотря на все противоречия и противоположность мнений, надеялся увидеть сына своим наследником, то это в определенной мере зависело от воли и намерений курфюрстов. Правда, существовали средства и пути для благоприятного влияния на избирателей.

Но в данный момент главной проблемой для Максимилиана являлось его собственное положение как правителя Германии: все громче становились голоса, выступающие против него. Все были по горло сыты его вечным попрошайничеством, продолжительными войнами, и прежде всего планами реформ, и выражали недовольство весьма недвусмысленно. На рейхстаге в Аусбурге имперские князья впервые показали настоящее лицо. Вместо того чтобы поддержать планы короля, они учредили «имперское правление», наделив его полным правом образовывать правительство: совет, состоящий из курфюрстов и представителей князей, рыцарей и городов, обязывался четыре раза в год заседать в Нюрнберге и принимать все политические решения в империи. Максимилиана официально лишили власти, он стал марионеткой! Ему оставалось только одобрять решения имперских князей, если он не хотел лишиться последней позиции и получить позорную отставку. Максимилиану хватило выдержки суметь сделать хорошую мину при крайне опасной игре, так как он имел определенные шансы при обсуждении дальнейших соглашений. А именно так как точно отрегулировали порядок набора в войска, он рассчитывал получить войско из 800 000 солдат и продолжать свои войны. Но, как с горечью узнал Максимилиан, во главе войска в ранге военачальника поставили его баварского зятя Альбрехта.

Новая форма правления в империи породила множество других проблем, ведь все принимаемые решения имели двух авторов: имперское правление и короля. И никто из партнеров не помышлял о согласии! Поистине чудо, что Максимилиан в последующие годы остался германским королем. Только благодаря сильному, выносливому характеру он не потерял корону и империю. Напротив, после периода глубокого безвластия он восстал, как феникс из пепла, и его возвращение под свет рамп европейской политики стало еще более блестящим, чем прежде.

Разумеется, весть о поведении немецких имперских князей мгновенно распространилась повсюду. Все не без удовольствия восприняли весть о незавидном положении Максимилиана. Прежде всего это вызвало восторг во Франции. Людовик XII, используя в политической игре родственные отношения с семьей Висконти в Милане, добивался, так же как и его предшественник, господствующего положения Франции в Европе за счет немецкой империи. Одновременно он хотел лишить Максимилиана трона защитника христианства: французские короли в течение многих поколений звались «наихристианнейшими», почему бы, в конце концов, и не заполучить старую императорскую корону «Charles Magne» – так они называли Карла Великого, считая его одним из своих предков? Людовик XII был человеком дела, доказав это всему миру ловкой женитьбой на овдовевшей Анне Бретонской.

Вслед за этим последовала новая сенсация. Людовик XII во всеуслышание объявил себя, основываясь на своем происхождении из рода Висконти, законным герцогом Милана. Претензия, означающая открытое объявление войны Лудовико Моро! Но Людовик пошел дальше: он провозгласил себя королем Неаполя и Сицилий, так как благодаря победам его предшественника, Карла VIII, Франция имела законные права на эти земли. Все предвещало штурм! Вся Европа поняла: разногласия с Францией при правлении этого короля будут бесконечны, и для каждого государства было очень важно решить, как себя вести, за или против Людовика XII.

В такие мрачные времена для Максимилиана неожиданно блеснул луч света: ему внезапно, как с неба, достались новые земли; не пришлось даже вынимать меч или выпустить хотя бы одну пулю. Последний граф Гёрца, Леонард, внезапно умер. Согласно договору о наследовании между Габсбургами и графами Герца, Гёрц и Фриауль переходили к Максимилиану. Счастливый случай, ведь теперь земли Габсбургов получали защиту с юга. Максимилиана очень любили в его новых землях, некоторым населенным пунктам он пожаловал права городов и заботился об обустройстве их улиц. В Кормонсе до сих пор посреди города стоит его памятник в полный рост. Максимилиан вполне заслуживал поддержку, преследуя величественные цели. Правда, зачастую он мог внести лишь очень скромный вклад, не имея достаточно денег для финансирования своих предприятий. Знаменитый Макиавелли однажды с иронией заметил: «Если бы на итальянских тополях выросли золотые листья – этого не хватило бы для удовлетворения потребности Максимилиана в деньгах».

Для Максимилиана борьба, казалось, являлась эликсиром жизни, иначе невозможно объяснить его постоянные разногласия со всеми и готовность к войне. Почти всю жизнь он занимался военным ремеслом во всех его формах и проявлениях. В оружейных мастерских он сам разрабатывал боевые машины, отливал орудия и вербовал войска по всей Европе. При этом прежде всего Максимилиан опирался на швейцарских ландскнехтов, профессиональных военных. Их называли «великанами» – людей, нанимаемых за деньги, не разбиравших, за какие дела и за кого они встают под ружье, воевавших исключительно за жалованье. В большинстве своем это были сыновья крестьян, в родных краях не имевшие шансов выжить и нанимавшиеся к вербовщикам, рыскающим по всей Европе. Часто возникали гротескные ситуации, когда немецкие ландскнехты, воюющие в Италии на стороне французов, направляли оружие против швейцарских солдат Максимилиана. Прекрасно обученные и хорошо снаряженные швейцарские ландскнехты считались настоящей солдатской элитой. Вероятно, Максимилиану удалось бы без труда достичь своих целей – его личная храбрость даже в безвыходных ситуациях служила примером для всех бойцов, если бы не отсутствие необходимых денег для оплаты солдат. Ведь ландскнехты не довольствовались ценными вещами (их они в любом случае утаскивали кучами), они желали получать и наличные деньги. Если жалованье не поступало, они зачастую поднимали бунт в самых неподходящих ситуациях и толпами покидали войско, из-за чего королю пришлось подписать так много невыгодных мирных договоров.

Максимилиан, воспитанный в духе рыцарства, уже давно понял: рыцарское войско утратило боевую силу, морально устарев, а будущее принадлежит маневренным ландскнехтам. По этой причине он старался поначалу сочетать эти военные структуры, не имея возможности в одночасье выбросить за борт все, что он имел до сих пор. Возникала масса проблем: до сих пор рыцари сами несли расходы по своему снаряжению и жизненным потребностям, теперь же финансирование войска в полном объеме переходило к королю.

Король Франции, который мог нанять любое количество солдат, получал намного больше шансов в продолжительной войне. Удивительно, как Максимилиану все же удавалось вновь и вновь добиваться успеха. Запутанные ситуации, враждебные настроения, открытые мятежи возникали во всех концах империи, и Максимилиану не за чем было оглядываться на Италию в поисках театра военных действий. Всю страну не устраивали распоряжения Максимилиана.

Один из очагов беспорядков находился в Швейцарии. Еще тесть Максимилиана, Карл Смелый, чуть не потерпел поражение от швейцарцев: политическое положение в этой стране оставалось очень запутанным. Кантоны Ури, Швиц и Унтервальден намеревались восстать против империи и добиться свободы. Разногласия швейцарцев со Швабским союзом и тирольцами в будущем казались неизбежны; их не остановила бы даже вероятность серьезного конфликта с германским королем.

Максимилиан как раз участвовал в военном походе против Гельдерна, когда узнал о военных действиях, начавшихся в 1499 г. Но хотя он сразу отдал приказ о продвижении на юг, прошли недели, прежде чем с его стороны последовали какие-то действия. То, что он обнаружил в окрестностях Арльберга, стало для него убийственным потрясением! Объятый ужасом, в Глунсе он увидел горы мертвых тел, результат страшной бойни. Максимилиан замер перед навеки умолкнувшими павшими и поклялся жестоко отомстить швейцарцам. Но поход в Энгадин чуть было не привел к катастрофе. В Швейцарии, безгранично разгневанной немецким королем и его солдатами, каждый простой человек, каждый крестьянин, даже каждая женщина хватали все, что попадет под руку, защищая себя и свою родину. Вооруженные цепами, навозными вилами и мотыгами, швейцарцы нападали на людей Максимилиана, безжалостно убивая их, а по ночам скатывали на лагерь обломки скал и собственноручно поджигали собственные дома и дворы, прежде чем скрыться в густых лесных зарослях в горах. Борьба шла до поножовщины. Разгорелась «тотальная война» на рубеже между Средневековьем и Новым временем.

Сложившаяся ситуация поставила Максимилиана в тупик. День изо дня он отдавал приказы об отступлении; требовалось еще раз обдумать положение дел. Кроме того, швейцарские конфедераты между делом напали на швабов, почти беззащитных перед ними. С почти нечеловеческими усилиями Максимилиан поспешил в Швабию, где он опять стал свидетелем того, как имперское войско, солдат за солдатом, рассеивается под неубедительными предлогами. Сама честь короля оказалась под угрозой: он мог проиграть войну простым крестьянам. Положение швейцарцев, напротив, день ото дня становилось все более благоприятным, особенно когда после победы при Базеле в их руки попала вся походная казна.

Еще раз Максимилиан предпринял попытку набрать в Констанце войска. Но ни один швейцарский солдат не согласился снова выступить против соотечественников. Исключительный случай, когда любовь к родине пересилила давно ставшую поговоркой жадность швейцарцев к наживе!

Королю пришлось в конце концов отпустить швейцарцев на свободу. Базельский мир 22 сентября 1499 г. закрепил независимость Швейцарской Конфедерации. Максимилиан, разочарованный и разъяренный своими ландскнехтами, в бешенстве бросил на пол стальную перчатку и воскликнул: «Негоже воевать со швейцарцами против швейцарцев!»