Текст книги "Яд для королевы"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 3
Злополучный портрет
Придворные герцогской четы виделись между собой не так уж часто и совсем немного времени проводили вместе. Господа и слуги размещались в разных концах дворца и проводили время каждый по-своему. Встречались они по вечерам за ужином, во время приема гостей, просмотра спектаклей, на концертах, участвовали в общих развлечениях в большом дворцовом зале, где обычно все собирались. Иногда даже прогуливались вместе по парку, если погода была хорошая.
Хотя Шарлотте нравилась любая погода, и большую часть дня она обычно проводила в парке. Она любила сидеть на краю одного из бассейнов и кормить хлебными крошками птичек, ей нравилось читать, сидя на скамейке. Лидия де Теобон отвела ее в дворцовую библиотеку, где библиотекарь дал ей томик басен Лафонтена, и теперь Шарлотта от души ими наслаждалась.
В то утро она была свободна от службы и, увидев в окно, что проглянуло солнышко, накинула подбитый мехом плащ, взяла книжку и отправилась в парк к своей любимой скамейке. Но ее ожидало непредвиденное огорчение – скамейка оказалась занята. Два молодых человека, которые могли быть только придворными дворянами герцога, если принимать во внимание изобилие бантов и лент на их камзолах – васильковых на одном, и ярко-красных на другом, – сидели на ее любимой скамейке и оживленно беседовали.
К Шарлотте они оба сидели спиной и ей, конечно же, стало ужасно любопытно, о чем они так горячо беседуют. Она потихоньку приблизилась к ним и предусмотрительно спряталась за статуей.
– Неужели ты в самом деле ходил туда, маркиз? И с какой же целью?
– Разумеется, чтобы она погадала мне, черт побери! Есть вещи, которые мне просто необходимо было узнать, и представь себе – я еще не успел открыть рта, а она уже рассказала мне все, что меня интересовало. На вид она отвратительна, но дара ясновидения у нее не отнимешь. Мой тебе совет: сходи к ней непременно, – с этими словами он похлопал приятеля по плечу. – Она потрясаю-ща-я!
Голос у молодого человека был петушиный, жесты жеманные, и при каждом движении его кружевных манжет до Шарлотты долетали благоуханные волны аромата амбры.
Его друг производил впечатление человека более уравновешенного, бантиков на его одежде было гораздо меньше, а тембр его голоса – на октаву ниже.– Не вижу в этом необходимости, – рассудительно заметил он. – Такого рода визиты кажутся мне небезопасными. Д'Асиньи тоже рассказывал что-то подобное в салоне мадам де Суассон. Он говорил, что эта гадалка творит чудеса, она же, кстати, превосходно готовит любовные порошки.
– И замечательно! Что может быть лучше любви?
– И еще порошки для тех, кто тебе мешает. А мне не мешает никто.
– Мне тоже. Но я думаю, что она их готовит, только если ее об этом попросить. Главное, она великолепно предсказывает будущее. Оно у меня будет потрясающим, и это все, что я хотел узнать. Ну, что? Возвращаемся?
– Я – нет. Мне здесь хорошо, я еще посижу.
Увидев, что юноша в васильковых лентах встал, Шарлотта мигом исчезла за спиной статуи – не дай бог, ее застали бы за подслушиванием! Она дала возможность юноше удалиться от скамейки и уж тогда заторопилась ему вслед. Она услышала столько необыкновенно интересных вещей и была так взволнованна, что не постеснялась даже окликнуть незнакомца:
– Сударь! Сударь! Постойте!
Юноша остановился и величественно повернул в ее сторону голову в огромном, мелко завитом каштановом парике, который делал его, долговязого и тощего, еще выше ростом.
– Что такое? – недоуменно промямлил он, ища среди кружев белоснежного жабо лорнет. Отыскав модную вещицу, он немедленно поднес его к своему тонкому, почти греческому носу. – Вы ко мне обращались, юная дама?
– Да, месье, к вам, и прошу меня за это извинить. Меня зовут Шарлотта де Фонтенак, я фрейлина герцогини Орлеанской.
Юноша, в соответствии с этикетом, немедленно галантно поклонился, вытянув ногу вперед и несколько раз взмахнув черной шляпой с васильковыми перьями.
– Счастлив познакомиться. Адемар де Сен-Форжа, дворянин из свиты герцога, всегда к вашим услугам. Если вы скажете, чем могу служить...
– Я только что... Но сначала я должна снова извиниться перед вами – на этот раз за невольную нескромность. Я сейчас все объясню. Вы сидели на скамейке, где я обычно читаю. Я слишком поздно заметила, что она занята, и нечаянно услышала ваши слова. Они так меня заинтересовали, что я не смогла удержаться и продолжала слушать. Я понимаю, что так не следует поступать, но... я здесь совсем недавно. И мне очень важно знать, что ждет меня в будущем и...
– Вы хотели бы справиться о нем у моей гадалки!
– Да, да! Вы угадали.
Улыбка-полумесяц обозначилась на губах юноши.
– Ваше желание так естественно. А гадалка – не какая-нибудь темная личность, она известна всему Парижу, и у нее бывают самые знатные и благородные люди.– А... А она очень дорого берет?
– За предсказание она берет одно экю. Но оно того стоит. А если нужны особые услуги, то назначается соответствующая плата.
– Нет-нет, никаких особых услуг. Меня интересует только мое будущее. Из ваших слов я поняла, что на ее слова можно положиться?
– Целиком и полностью! – воскликнул юноша. (На вид ему было лет двадцать, не больше, и он был счастлив, что кто-то прислушивается к его мнению и советам.) – Зовут ее Катрин Мовуазен, а попросту Вуазен, и живет она в красивом доме на улице Борегар, около собора Нотр-Дам-де-Бон-Нувель в квартале Вильнев-сюр-Гравуа. Вы хорошо знаете Париж?
– К сожалению, совсем не знаю. Я жила в Сен-Жермене, и до того, как стала фрейлиной герцогини и приехала в Пале-Рояль, никогда здесь не бывала.
– Ах, вот оно как! Ну что ж, как говорит само название квартала, он совсем не старый, населен столярами и плотниками и состоит из красивых особнячков с садиками. Именно такой дом и у гадалки Вуазен. – Он помолчал секунду и добавил: – Я бы с удовольствием проводил вас туда, но, к сожалению, завтра рано утром уезжаю вместе с герцогом. Он на несколько дней отправляется к себе в замок в Виллер-Котре.
Легкая гримаска на лице дала понять Шарлотте, что предстоящее путешествие юношу вовсе не радует.
– А вам обязательно ехать? – сочувственно спросила она.
– Я имею честь принадлежать к самому тесному окружению Его королевского высочества, без которого он не путешествует, но замок сейчас ремонтируется, и в это время года в нем совершенно невозможно жить! А я так легко подхватываю простуду! – С этими словами юноша вытащил из-за обшлага кружевной платочек и помахал им перед своим носом, словно отгонял мух. Жалобное выражение лица этого великорослого мальчугана, по всей видимости, пребывающего в отменном здравии, позабавило Шарлотту, но она постаралась сохранить серьезность. Она вовсе не хотела показаться невежливой. Наоборот, она очень любезно и ласково произнесла:
– Обещаю молиться за вас, желая вам теплой погоды и недолгого пребывания в замке.
– Как вы добры, – вздохнул он, и впрямь растроганный. – Поверьте, что по возвращении я буду рад увидеть вас вновь. Ваш верный и покорный слуга, – и он снова «подмел» аллею шляпой.
Шарлотта посмотрела ему вслед: он шел по аллее легкой, танцующей походкой, что свидетельствовало о том, что не носит высоких каблуков. Потом он свернул в сторону крыла, занимаемого герцогом, а она направилась к крылу герцогини, прямо к себе в комнату, которую делила теперь с Лидией де Теобон. Лидии в комнате не оказалось, и Шарлотта позвала свою горничную Мари. Мари, как ей было известно, была парижанкой. Шарлотта поинтересовалась у нее, не знает ли она, где находится собор Нотр-Дам-де-Бон-Нувель. Мари ответила, что, конечно, знает, но спросила не без удивления:
– Вы хотите туда пойти?
– Да, хочу. Это очень далеко отсюда?
– С четверть лье. Пешком – минут двадцать, а в карете...
– Нет, пойдем пешком. Прямо сейчас.
Еще вчера герцогиня сообщила, что должна написать множество писем, и фрейлины до обеда были свободны. Шарлотта заглянула в кошелек, подаренный ей крестной. Траты ее до сих пор были весьма невелики – пара перчаток и шарфик, – так что экю, предназначенное гадалке, было бы для нее не таким уж большим расходом. Она могла даже нанять фиакр [19]19
Двор наемных карет находился возле церкви Святого Фиакра, откуда и возникло это название. (Прим. авт.)
[Закрыть]на обратной дороге, если очень устанет. Он стоил десять су в час.
И вот около трех часов дня Шарлотта в компании своей юной горничной отправилась в первое путешествие по Парижу. До этого она посещала лишь ближайшие лавочки вместе с мадемуазель де Теобон и еще книжные магазины, куда ее тоже сопровождала Лидия: в монастыре Шарлотта всерьез пристрастилась к чтению. А сейчас, тепло укутанная в подбитую мехом накидку, надежно защищавшую ее от пронзительного ветра, в грубых монастырских туфлях, она шла и наслаждалась возможностью окунуться в веселую суету столицы, которая не погружалась в сон никогда, даже глубоко ночью. Дело близилось к сумеркам, а в это время улицы становились прибежищем запретных радостей, – открывались притоны с азартными играми, в поисках клиентов выходили доступные девушки, шмыгали воришки. Шарлотта, хоть и была новичком в столице, успела узнать, что широкие улицы, пусть и грязные после дождей, пестры, веселы и относительно безопасны, зато в проулки и тупики лучше не заглядывать, – там можно проезжать только в карете, а если все-таки идти пешком, то только в сопровождении отряда надежных слуг.
Две милые девушки шагали так быстро, что уже через двадцать минут добрались до Вильнев-сюр-Гравуа, квартала, что вырос рядом с недавно разбитым бульваром и величественными воротами Сен-Дени, воздвигнутыми на месте старинных укреплений Людовика XIII. Церковь Нотр-Дам-де-Бон-Нувель возвышалась в этом не слишком плотно населенном квартале, соединяя улицы Люн и Борегар, и казалась кораблем, направляющимся к бульвару. Рядом с церковью расположилась пекарня, откуда аппетитно пахло свежеиспеченным хлебом. Шарлотта купила две булочки и заодно осведомилась у хозяйки, где они могут найти мадам Мовуазен.
Лицо булочницы вмиг стало суровым.
– Во втором доме по левой стороне этой улицы, – сказала она. – Но вряд ли вы застанете ее дома.
– Почему же?– Откуда мне знать? Только я вам ходить туда не советую. Неподходящее это место для такой милой девушки, как вы.
– Я хочу с ней поговорить.
Шарлотта была слишком хорошо воспитана, чтобы поставить на место булочницу и сказать ей, чтобы та не вмешивалась не в свое дело. Она заплатила за булочки, протянула одну из них Мари и, откусив кусочек от своей, направилась к указанному дому. Это был особнячок с садом, окруженный глухой оградой. Шарлотта, подойдя к калитке с небольшим оконцем, громко зазвонила в бронзовый колокольчик. Ждать пришлось несколько минут, пока наконец окошко не отворилось и из него не выглянула женщина.
– Что вам угодно?
– Повидать мадам Мовуазен. Мне сказали, что... Окошко захлопнулось, но распахнулась дверь, за ней стояла круглолицая толстуха, без всякого сомнения, служанка в неопрятном платье. Вид у нее был испуганный, и она открыла уже было рот, чтобы что-то произнести, но тут на пороге, к которому вела лестница, появился мужчина и произнес:
– Извольте подняться сюда, мадемуазель. – Голос звучал очень сурово. – Ваша служанка останется со мной.
Он незамедлительно проводил юную посетительницу в комнату, задрапированную от пола до потолка черным бархатом, в которой было бы темным-темно, не гори в ней большой канделябр с пятью свечами. Канделябр стоял на столе, тоже покрытом черным бархатом, рядом с хрустальным шаром на маленьком медном треножнике. Еще в комнате было три красных кресла, одно, похожее на трон, стояло позади стола, а два поскромнее – перед ним. У стены возвышался длинный шкаф со множеством отделений.
Шарлотте указали на одно из кресел, стоящих перед столом, и оставили в одиночестве. Девушка села. Ей было не по себе. Занавес в глубине комнате шевельнулся, но вместо гадалки, которую ожидала увидеть Шарлотта, вышел другой мужчина, намного моложе первого, и уселся в кресло-трон напротив нее.
– Не скажете ли вы мне, что вам тут понадобилось, мадемуазель де Фонтенак? – спокойно спросил мужчина.
Шарлотта подняла на него глаза и с удивлением узнала в нем того самого молодого человека, которого встретила возле заброшенной часовни в ночь своего побега. Но тон, которым он к ней обратился, ей очень не понравился. Она бойко ответила:
– А мне кажется, что вы должны объяснить мне, почему в доме мадам Мовуазен я нахожу вас.
Ответом ей стал короткий смешок.
– «Мадам Мовуазен»? Не много ли чести для преступницы, известной под именем Вуазен? Вы хорошо ее знаете? Сколько раз вы у нее бывали?
– Вы всегда задаете сотню вопросов одновременно?
– Порой на сто вопросов я получаю один, но очень существенный ответ. Однако вернемся к вам. Не слишком ли вы молоды, чтобы посещать подобные места?
– Но я здесь впервые!
– Кто дал вам адрес? Кто рассказал вам о ней?
– Вас это не касается.
– А вас, оказывается, не слишком хорошо воспитывали в монастырской школе урсулинок в Сен-Жермене! – вздохнул он, устраиваясь поудобнее в кресле. – Так не принято отвечать, особенно королевской полиции. Но я, надеясь на вашу сообразительность, полагаю, что вы поймете свою ошибку и ответите мне, кто вас направил сюда.
– Один знакомый.
– Какой знакомый?
– Он расхваливал мне дар ясновидения мадам Мовуазен и говорил, что она великолепно предсказывает будущее. Я захотела узнать, что ждет в будущем меня.
– Понятно. Действительно, в вашем возрасте самое время подумать о будущем. Кстати, сколько вам лет?
– Такие вопросы дамам не задают! Надо бы вам знать об этом!
– Полиция не претендует на хорошее воспитание. Да будет вам известно, что нескромность – одна из присущих ей особенностей. Ну, так сколько вам лет? Думаю, что двенадцать-то исполнилось, – высказав это предположение, молодой человек не сомневался, что сейчас же получит ответ на свой вопрос. И, действительно, Шарлотта тут же откликнулась.
– Пятнадцать! – возмущенно заявила она. – И вы великолепно осведомлены, что я благородного происхождения и имею право рассчитывать на уважение.
Молодой человек привстал с кресла и отвесил ей легкий поклон, при этом в его голубых глазах засверкали насмешливые искорки.
– Мое уважение в полном вашем распоряжении, дорогая мадемуазель, и оно еще более возрастет, как только вы сообщите мне имя того, кто отправил вас в эту грязную клоаку.
– Грязную клоаку?
– Силы небесные! Неужели вам все нужно объяснять? Ну, хорошо, слушайте. Вчера, в воскресенье, когда народ расходился после мессы, я именем короля арестовал у дверей церкви женщину по фамилии Мовуазен, подозреваемую в значительном числе преступлений, перечислять которые я не стану. Назову только одно: похищение и убийство грудного младенца.
– Боже мой! Какой ужас! – вскричала Шарлотта и закрыла лицо руками. – Неужели возможно совершать подобное?
– Уж вас это не должно смущать, – с усмешкой сказал безжалостный полицейский. – Вспомните заброшенную часовню, которую видели той ночью и ... Впрочем, взгляните!
Он встал и отодвинул один из занавесей, драпировавших комнату, – Шарлотта увидела на стене портрет женщины лет сорока, довольно красивой, но грубой и заурядной. Одежда на ней была очень странная – на платье из тафты с кружевами была наброшена пурпурная накидка, верхняя часть которой напоминала золотые орлиные крылья, которые как будто обнимали ее плечи. На голове красовался скрывающий волосы тюрбан.
– Господи! Да это же!.. – вскрикнула потрясенная Шарлотта и тут же в испуге прикрыла рот рукой.
– Да, это та самая Вуазен, которая сопровождала в тот вечер богатую клиентку. Надеюсь, вы помните, что тогда я взял у вас клятву забыть все, что вы видели. Теперь вы можете понять, почему так велико было мое изумление, когда я увидел вас в логове этого чудовища.
– Но я не знала, что это она, – пролепетала Шарлотта. – Я бы никогда и близко не подошла, если бы мне пришло в голову, что она может быть... Я знала лишь, что она замечательно предсказывает будущее... Мне только это и сказали...
– Но кто вам сказал? Кто? Мне очень важно знать, кто именно, – настаивал мучитель Шарлотты, но делал это без нажима, как-то ласково.
Нервы Шарлотты не выдержали, и она расплакалась.
– Я совсем не знаю этого человека. Сегодня утром я услышала, как один из молодых дворян Его королевского высочества в разговоре со своим другом расхваливал таланты ясновидящей. Я отважилась подойти к нему и спросила адрес. Но имени его я не знаю.
Молодой человек дал Шарлотте выплакаться – он знал, какое облегчение приносят женщинам слезы, потом встал и принес ей воды. Руки у нее дрожали, и он помог ей поднести стакан к губам.
– Выпейте воды и успокойтесь, – попросил он. – И вернемся вновь к совету, который я дал вам той пресловутой ночью: забудьте все, что вам довелось увидеть! Забудьте имена, лица, особенно лица! И держитесь в тени, как можно тише и скромнее, потому что обстановка накаляется и может случиться страшное! Вуазен сейчас в Бастилии вместе с двумя другими колдунами, Боссю и Вигуре. Они-то и помогли мне ее арестовать. Но беда в том, что многие знатные особы обращались к ее услугам, одни из них подозреваются в сатанизме, другие еще хуже – в отравлениях. Как только мы соберем достаточно информации, мы обо всем доложим Его величеству, и неизвестно, каковы будут его распоряжения. Но можно предположить, что гнев короля будет страшен. Поэтому возвращайтесь, не медля ни минуты, к Ее королевскому высочеству и постарайтесь вести себя как можно незаметнее.
Вытерев слезы, Шарлотта удивленно взглянула на молодого человека: голос, который поначалу звучал так сурово и жестко, смягчился и стал почти нежным. Молодой человек сочувственно и немного насмешливо улыбнулся перепуганной маленькой девочке, что сидела перед ним. Он взял со стола листок бумаги, написал несколько строк и протянул его Шарлотте.
– Если с вами что-то случится или вам понадобится помощь, отправьте записку или слугу к господину дела Рейни, он близкий и надежный друг вашей тети. Или напишите мне, меня зовут Альбан Делаланд.
– У вас очень красивое имя! В романе о рыцарях Круглого стола говорится о ландах [20]20
Ланды – песчаные дюны, равнины.
[Закрыть]Бретани.
– Никогда не бывал в ландах, а имя мое пишется в одно слово, – с внезапной сухостью уточнил молодой человек. – Теперь отправляйтесь к вашей горничной и побудьте с ней, а я пошлю человека за фиакром для вас.
Шарлотта направилась к двери, но у порога обернулась.
– А вы почему здесь остаетесь? – спросила она.
– Чтобы знать, какие дамы и господа приходят к гадалке Вуазен. Служанке даны суровые указания, и она провожает всех ко мне. Имею честь кланяться, мадемуазель.
– Прошу вас, еще одно слово! Пожалуйста! Вы только что сказали, что задержали эту женщину у церкви, откуда она выходила после мессы?
– Да. Так оно и было. Вы не ослышались. Люди такого сорта прячут свои преступные деяния под личиной добродетели и зачастую притворяются ревностными христианами.
– Как это страшно! И все же, мне жаль, что будущее осталось для меня загадкой и я не узнала, что меня ожидает.
– Может, оно и к лучшему, мадемуазель. Почаще смотритесь в зеркало, и думаю, оно пообещает вам радостную и счастливую жизнь.
Он снова улыбнулся, и надо сказать, что улыбка, может быть, оттого что она редко освещала его суровое лицо, была необыкновенно обаятельной и притягательной. Ее легкий оттенок насмешливости искупался искренним расположением, которое проступало очень явственно и так растрогало Шарлотту. По дороге в Пале-Рояль, сидя в фиакре рядом с Мари, она все время вспоминала молодого человека и... не слышала вопросов, которые задавала ей спутница.
Первый, кого Шарлотта встретила, войдя во дворец, был тот самый молодой человек в васильковых лентах, но перья на его черной шляпе были на этот раз белые. Узнав Шарлотту, он напустил на себя таинственный вид и, подойдя к ней, спросил шепотом:
– Ну что? Вы у нее побывали?
– К сожалению, все сложилось неудачно, – вздохнула Шарлотта.
– Она не захотела вас принять?
– Она просто не могла этого сделать. Ее арестовали у дверей церкви Нотр-Дам-де-Бон-Нувель, когда она выходила оттуда после мессы.
Рот молодого человека приоткрылся, казалось, он изо все сил старается, но не может понять смысл этой новости.
– Вы изволили сказать, что она... Она арестована? Я правильно понял?– Именно так И даже отправлена в тюрьму. В Бастилию, если не ошибаюсь.
Шарлотте показалось, что молодой человек сейчас расплачется, такое несчастное сделалось у него лицо.
– Катастрофа! Воистину, катастрофа, – простонал он. – Одному Богу известно, чего только не расскажет эта женщина, если ее начнут допрашивать с пристрастием, как они там умеют! С вечерними развлечениями покончено. Нужно срочно бежать и предупредить...
Шарлотта не расслышала конца фразы. Сен-Форжа вмиг забыл и манерность, и учтивость, и галопом помчался вверх по лестнице, размахивая тростью, которая ему явно мешала.
***
Новость об аресте Вуазен облетела Париж со скоростью молнии и с той же скоростью преодолела расстояние, отделявшее столицу от Сен-Жермена. Вечером того же дня господин де ла Рейни пришел с докладом к королю и сообщил ему о новой арестованной. После двух предыдущих арестов, когда в Бастилию посадили Боссю и Вигуре, немало парижан, в том числе знатных и высокопоставленных, было охвачено беспокойством. Их число возросло, как только стало известно, что полиция допрашивает мадам де Пулайон, даму из высшего света, молодую красивую женщину, предъявив ей обвинение в намерении отравить старичка-мужа. Это был уже второй случай после истории с мадам де Бренвилье, которая была брошена в тюрьму за подобные деяния. Все, кто так или иначе имел дело с колдуньями, всерьез перепугались, притихли и затаились. Но, когда стало известно, что под арест, помимо Вуазен, взят и еще некто, носящий фамилию Лезаж, беспокойство сменилось тоской и отчаянием.
Как уже упоминалось, Вуазен имела дело с самыми высокопоставленными людьми Парижа и его предместий. Поговаривали, что к ее помощи прибегали знатные дамы и высокородные господа. Даже жены членов парламента не гнушались обращаться к ней. Стало известно, что жена президента ла Ферона и мадам Дре, также пользовавшиеся услугами пресловутой Вуазен, были арестованы и заключены в тюрьму. Это событие всколыхнуло весь Париж, и тревожная волна слухов достигла даже узорной ограды Пале-Рояля. Но не потому, что эта волна могла коснуться брата Его величества короля, а потому, что к нему чередой потянулись люди, ища покровительства и защиты.
Нужно сказать, что отношения между братом короля и парижской знатью были совершенно не похожи на отношения парижской знати и короля. Суть этой разницы можно было выразить в нескольких словах: столица почитала Людовика XIV и боялась его, а Филиппа Орлеанского столица любила. Может быть, потому что и он любил Париж, он чувствовал себя в столице комфортно и вольготно, в то время как его венценосный брат давным-давно оставил все свои парижские дворцы и, кажется, даже не собирался в них возвращаться. Характер у короля был мстительным, и он до конца своих дней не простил парижанам беспорядков Фронды, когда ему, тогда совсем еще юному, пришлось ощутить, как ненадежны опоры, на которых держится трон. Он не забыл и не собирался забывать, с какой ненавистью столичные жители поносили его мать из-за кардинала Мазарини, не стесняясь в выражениях, потому что считали, что Мазарини делил с ней постель. К этим ядовитым воспоминаниям – а было их немало – с недавнего времени присоединилось еще и жалящее чувство ревности к младшему брату – недостойной тени великого короля.
Желая выставить на всеобщее обозрение ничтожество Филиппа, Людовик отправил его во главе армии во Фландрию воевать против опаснейшего противника, Вильгельма Оранского [21]21
Вильгельм III Оранский (1650—1702) – король Англии, Шотландии и Ирландии, штатгальтер (наместник) Голландии. В 1689 г. Вильгельм с согласия парламента объявил войну Людовику XIV.
[Закрыть], штатгальтера Нидерландов. Имея в своем распоряжении армию в двадцать тысяч человек, принц должен был атаковать Сент-Омер, и его единственным советчиком был маршал Омьер, военачальник весьма средних способностей. Город был защищен из рук вон плохо и уже готов был сдаться французам, как вдруг до французского лагеря докатилась весть: Вильгельм Оранский лично спешит на помощь осажденному городу с армией в тридцать тысяч человек, собираясь в дороге соединиться со значительным отрядом испанцев. И тогда все, кто только участвовал в этой военной операции, стали свидетелями неожиданного, невообразимого преображения: хрупкий и женственный Филипп, изящная фигурка из фарфора, разгадав маневр штатгальтера и проявив незаурядное стратегическое мышление, которого никто в нем не мог и заподозрить, вскочил на коня и сам повел в яростную атаку свою мгновенно воодушевившуюся армию, готовый лицом к лицу встретиться с принцем Оранским.
Это был поединок, достойный славных рыцарских времен. Филипп Орлеанский, как опытный военачальник и храбрый солдат, мгновенно перестраивал эскадроны, угадывая, где они могут дать слабину, и со шпагой в руке яростно бился во главе своей армии, превратившись в отважного воина. Две пули едва не пробили его кирасу, его коня ранило, но он все-таки сумел одержать неслыханную победу и, войдя в осажденный город, делал все возможное, чтобы предотвратить грабежи и оказывать помощь всем без исключения раненым – своим и чужим. А его царственный брат лично не одержал ни одной победы. И вместо того чтобы отдать дань мужеству Филиппа, он его не простил [22]22
В следующей военной кампании Филипп Орлеанский получил пост всего-навсего наблюдателя без права участия в военных действиях. (Прим. авт.)
[Закрыть]. Зато Париж встретил Филиппа Орлеанского с триумфом: его военную доблесть сравнивалась с доблестью Генриха IV, его деда. Эхо этого восторженного приема докатилось до короля, но совсем его не порадовало.
Однако пора вернуться к тому вечеру, когда в Париже начались аресты. В этот вечер к Филиппу Орлеанскому пожаловала делегация именитых горожан – парижане опасались, что будет арестован советник Брус-сель, тот самый, который возглавлял Фронду. Филипп постарался успокоить сограждан: у короля, дескать, нет ни малейшего основания гневаться на парламент или муниципалитет. Он желает лишь наказать преступников, невзирая на их состояние и положение в обществе. Тогда кто-то из делегации высказал следующее опасение: нет сомнения, что судить виновных будет поручено парламенту, однако его члены наверняка будут снисходительны к своим коллегам и знакомым, поэтому было бы разумнее создать новый орган, который будет заниматься судебными делами. Но, к сожалению, в решении этого вопроса Филипп помочь не мог.
Несколько дней спустя стало известно, что по ходатайству главы королевской полиции Людовик XIV учредил особый трибунал, который будет заседать в помещении Арсенала и в память о былых временах, когда существовали особые суды для борьбы с ведьмами, члены его будут именоваться «ревностными». Эта новость возбудила немало толков, воспламенив воображение и напомнив о средневековой инквизиции, когда суд заседал в задрапированном черной материей зале при горящих факелах, в трепещущем свете которых вырисовывались черные одежды судей и кроваво-красные – палачей, готовых в любую секунду вмешаться и заставить строптивцев говорить. Самым обыденным приговором этого суда было пламя костра. Как-никак, речь шла о колдунах и колдуньях.
Судьями король назначил государственных советников: де Бушера, де Бретейля, де Безонса, де Вуазена, Фьебе, Пелетье, де Помере и д'Аргужа; де ла Рейни присовокупил к их числу еще трех своих сотрудников, искусных в ведении следствия, – де Фортиа, Тюрго и д'Ормессона. Самого де ла Рейни и де Безонса король обязал регулярно докладывать ему о ходе следствия. Главным прокурором король назначил месье Робера. Судебные заседания должны были проходить при закрытых дверях, приговоры обжалованию не подлежали.
7 апреля 1679 года в Арсенале состоялось первое заседание. Де ла Рейни заметил отсутствие секретаря и пригласил господина Саго, служившего секретарем суда в Шатле [23]23
Шатле – здание, где королевские судьи вершили суд, и тюрьма при нем.
[Закрыть]. Суд приступил к работе, начав выслушивать показания заключенных, содержавшихся в Венсенском замке: мужчин – Боссю, Вигуре, Лезажа, и женщин – мадам Дре и мадам ла Ферон. Вуазен содержалась в Бастилии, в секретной камере, де ла Рейни приберегал ее показания напоследок Надо сказать, что делал он это не без умысла и весьма дальновидно. В этот день, да и в последующие, судьи стали свидетелями безобразных перебранок, однако почерпнули из них немало полезных сведений. А аресты все множились и множились...
Здание Арсенала находилось не так уж далеко от Пале-Рояля, поэтому эхо происходящего в суде не могло не доноситься до резиденции брата короля. Как только стало известно, что названо имя одной из самых высокопоставленных дам, двоюродной сестры короля, герцогини Бульонской, несколько человек из ближайшего окружения Филиппа выказали определенное волнение. Кто мог поручиться, что обвиняемые не дойдут в своих показаниях до разного рода нелепостей, раз они попали в заботливые руки палачей из Шатле? Кто мог поручиться, что арестованные не начнут вспоминать события давно минувших лет? В свое время, например похороны первой жены герцога Филиппа, Генриетты Английской, показались всем слишком поспешными. А ее смерть несколько странной: она умерла в одночасье, выпив в жаркий день стакан воды с цикорием. Шептались, что в смерти Генриетты был виноват дерзкий красавец шевалье де Лоррен, самая большая любовь Филиппа Орлеанского. На его счастье, в то время он был удален от двора, но никто не мог гарантировать, что он не перепоручил это грязное дело своему «другу», тоже красавцу – впрочем, все приближенные герцога отличались красотой и статью, – тоже очень дерзкому и опасному маркизу д'Эффиа... В общем, надушенные миньоны [24]24
Миньон – распространившееся в XVI в. во Франции обозначение фаворита, любимчика высокопоставленной особы.
[Закрыть]принялись уговаривать Его королевское высочество оставить Париж с его гнусностями и отправиться подышать чистым воздухом в Сен-Клу, тем более что погода наконец, по их мнению, окончательно настроилась на весну.
– Еще слишком рано! – запротестовал Филипп, которому только что привезли три купленных им великолепных фландрских гобелена, и он мечтал, как повесит их в галерее, где красовались его любимые произведения искусства. – Замок будет трудно прогреть.
– Может, конечно, рановато, но зато там так чудесно! И потом, там вы будете в собственном доме, не то что здесь... – прибавил шевалье де Лоррен, который взялся вести переговоры с Филиппом от имени всех миньонов.
– Что ты имеешь в виду, шевалье?
– Да ничего особенного, – пренебрежительно дернул плечом избранный фаворит. – Этот дворец как был, так и остался собственностью короля, и Его величество будет напоминать вам об этом всякий раз, когда приедет переспать с какой-нибудь из фрейлин Ее королевского высочества, а вы вдруг выкажете недовольство. И не думайте, что де ла Рейни, преданный слуга короля, помедлит хоть секунду, если после нелепых россказней колдунов ему взбредет в голову арестовать кого-нибудь из нас!
