Текст книги "Мера любви"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Вам же уже сказали, что его здесь нет! – выкрикнула Амандина, вырываясь из рук солдат.
– Где же он в таком случае?
– Откуда я знаю? Он уехал однажды утром, сказав, что собирается совершить путешествие в… Савойю или Шампань, я точно не знаю. С тех пор от него нет никаких известий.
– Как это правдоподобно! Много лет назад мой дядя страшился дальних дорог, которые сейчас, к тому же, и небезопасны. Учитывая возраст и болезни… Если отъезды и случались, то всегда в сопровождении нескольких слуг. Кстати, а где вся домашняя прислуга?
– Те, кто ему нужен, переехали в Марсаннэ. Здесь для тяжелой работы мне достаточно одной служанки, остальным я занимаюсь сама, – важно заметила Амандина. – А что касается возраста, то не морочьте мне голову. В его-то годы-и такая женщина, как я! Я могла бы вам кое-что порассказать…
– Довольно, – прервал ее Руссе. – Нас не интересуют альковные тайны. Одно ясно: должен же мэтр Готрэн где-то находиться. Остается узнать где, а мне сдается, что вам это известно.
– Я уверена, что он здесь, – прошептала Катрин. – Просто эти люди не хотят…
– Эти люди! Скажите на милость, – возмутился Филиберт-не следует все-таки принимать нас за …..
– Хватит, я уже сказал, – прервал его Руссе и повернулся к Катрин.
– Лучший способ узнать правду – это основательно осмотреть дом, что мы сейчас и сделаем. А вы, – обратился он к солдатам, – не спускайте глаз с брата и сестры. Пойдемте, Катрин!
Осмотр дома, где прошла юность Катрин, взволновал ее. Ничего не изменилось. Надо отдать должное Амандине Ля Верн, все было в полном порядке, как и в то время, когда Жакетта, их мать, и Сара вели хозяйство.
Но нигде, кроме кухни, где испуганная служанка чистила овощи, не было ни души. Даже комната дяди Матье была в идеальном порядке. Бросался в глаза лишь легкий налет пыли.
– Я и сам начинаю думать, что эти люди сказали правду и ваш дядюшка действительно уехал, – растерянно проговорил Руссе.
– Это невероятно. Куда, по-вашему, может отправиться человек в его возрасте, да к тому же совсем один?
– Я не знаю… Может, он решил совершить паломничество. Это никогда не поздно.
Катрин с досадой пожала плечами.
– Паломничество, дядя Матье?! Не смешите меня. Видимо, вы его плохо знаете.
– Послушайте, Катрин, должен же он где-то быть. А раз его здесь нет…
Вдруг молодая женщина побледнела. Ей стало так плохо, что она прислонилась к двери.
– Боже мой!
– Что с вами? – забеспокоился Жак. – Вам нехорошо?
– Нет, но мне в голову только что пришла страшная мысль. А если эти люди помогли ему исчезнуть?
– Вы хотите сказать, что они его убили?
– Почему бы нет. Без дяди они могут остаться здесь навсегда. Хотела бы я знать, что могло им помешать. Бедняжка был один на один с ними, совершенно беззащитный.
Воцарилось молчание. Эта мысль поразила воображение Руссе, он глубоко задумался.
– Конечно, все возможно, – начал он. – Но я не имею права арестовать кого бы то ни было по простому подозрению.
– Жак, я вас умоляю, давайте еще поищем, – прошептала она. – Мы найдем какую-нибудь улику. Я чувствую, здесь что-то нечисто.
– Нам остается только разобрать дом по кирпичику, – пробасил Руссе.
Повторный осмотр ничего дал. Пришлось смириться и Катрин, совершенно убитая, вернулась в лавку.
– Ну? – услышала она наглый окрик Амандинь Нашли своего дорогого дядюшку? Довольны, наконец. Вы достаточно отравили жизнь честным людям, которые сделали вам ничего плохого. Если вы графиня или аббатиса – добавила она, обращаясь к Лоиз, – так вы дума» что вам все позволено? Вы думаете, что вам это сой с рук?
Лоиз, присев на скамеечку, слушала ее с закрытыми г вами. Лицо ее стало восковым.
– Ну, ну, полегче, – прервал Амандину Руссе. – Я советую быть повежливее, моя дорогая. До тех пор пока найдется мэтр Матье, вы от нас не отделаетесь. Мы вас отпустим, пока не узнаем, что с ним случилось.
– И правильно сделаете, – произнесла спокойным, ровным голосом вошедшая в лавку женщина. – Я привела с бой девочку, которой есть что вам сообщить.
На пороге, держа за руку перепуганную служанку, стояла высокая белокурая женщина лет двадцати пяти. На ней было великолепное бархатное платье с коричневой отделкой под цвет глаз. Сквозь широкие рукава в форме дубового листа, спускающиеся до пола, проглядывала серая атласная подкладка. Золотая застежка кокетливо приподнимала подол платья, из-под которого выглядывала нижняя юбка. На гордо посаженной голове было надето что-то напоминают чалму из коричневого бархата и серого атласа. Жак де Рус без промедления любезно поклонился даме, что не укрыло от пытливых глаз Катрин.
– Я была у вас, капитан, – продолжала она. – Я хотела, чтобы эта девочка повторила вам то, что рассказала мне. Но мне сказали, что вы как раз отправились в лавку «Святого Бонавентуры», и поспешила сюда. Пресвятая Дева, – воскликнула она, заметив Лоиз. – И вы здесь, преподобная мать? Что с вами? Вы так бледны и, да простит меня Бог, едва держитесь на ногах.
– Ничего страшного, Симона, – произнесла Лоиз, силясь улыбнуться. – Мы не поладили с этими людьми… я не знаю, знакомы ли вы с моей сестрой графиней де Монсальви. Катрин, – добавила она, – госпожа Симона Совгрен уже давно является покровительницей нашего монастыря, а с тех пор как она вышла замуж за монсеньера де Морел еще больше уделяет внимания нашей обители. К тому же она имела честь вскормить своим молоком монсеньора граф Карла, за что и пользуется особым расположением герцогини.
Лицо кормилицы озарилось улыбкой, с распахнутыми объятиями она подошла поприветствовать Катрин.
– Знаменитая Катрин! Как я рада вас видеть. Так вы в Дижоне, и никто об этом не знает!
– Я здесь не более часа, – ответила Катрин, очарованная теплотой и приветливостью этой женщины. – Я приехала прямо сюда в надежде увидеть дядю, о котором уже давно мне ничего не известно. Но вы сказали, что что-то знаете.
– Мне кажется, что да. Этот ребенок, – сказала она. подталкивая вперед девочку, – младшая сестра одной из моих горничных. Она служит у мэтра Сегена, недалеко отсюда. Сеген делал сундуки для приданого, он недавно умер; сад вокруг его дома как раз находится рядом с вашим. Сегодня утром она прибежала ко мне вся растрепанная и в слезах, умоляя не прогонять ее. Она не хотела возвращаться в дом Сегенов. Давай, Марта, смелее… повтори все, что рассказала мне…
Рассказ был недолгим. Пораженная смертью хозяина, Марта решила, что в доме живут привидения, особенно в кладовках, в глубине сада, где хранились дрова и брус для сундуков. Эти кладовки с одной стороны примыкали к пристройке, где у Матье Готрэна был курятник и кладовая для инструментов. Марта утверждала, что оттуда доносились странные звуки. Сегодня ей, оставшейся дома одной, потребовались дрова для печки, и, борясь со страхом, она пошла в кладовку. Но только туда вошла, как сразу же услышала такой страшный стон, какой мог раздаваться разве что с того света. Обезумев, она выскочила в сад, рыдая от страха. Бросив все, она прибежала к сестре, которая служит у госпожи де Морель. Марта мечтала лишь о том, чтобы спастись от страждущей души своего хозяина. Госпожа Морель. услышав сбивчивый рассказ бедняжки и задав ей несколько вопросов, решила привести ее к Жаку де Руссе.
– Мне эта история показалась странной, – сказала Симона де Морель-Совгрен. – Вот уже несколько месяцев, как исчез мэтр Готрэн. Я очень его уважала и часто делала здесь покупки. Мне говорили, что он серьезно болен. Так болен, что не может обслуживать своих лучших покупателей. Это меня удивило. Ваш дядя всегда был очень энергичен и любезен, – добавила она, обращаясь к Катрин. – К тому же я уже давно не доверяю этим людям, сама не могу понять, почему. Поэтому я и пришла сюда с Мартой.
Катрин и Руссе обменялись взглядами.
– Мы осмотрели дом от погреба до чердака, – сказала она со скрытой угрозой в голосе, заметив, как Амандина побледнела. – Но кто мог вспомнить о курятнике?
Жак, улыбнувшись, устремился в глубь сада. Там Готье и Беранже, отгоняя перепуганных птиц, уже пытались сорвать огромный замок, висящий на новой деревянной двери. Юноши сразу все поняли, как только услышали о страхах Марты, и кинулись к курятнику. Замок не поддавался.
– Черт возьми! – не сдержался Жак, обращаясь к Амандине, охраняемой двумя солдатами. – Красть яйца никто не собирается, было бы проще дать ключ.
– У меня его нет, – ответила упрямая Амандина. – Этой кладовкой уже давно не пользовались, а ключ, видимо, потерян.
– А новая дверь? Как правдоподобно! Здесь дурно пахнет. Давайте, помогите отодрать доски, мне не удастся взломать этот проклятый замок.
Под ударами топора дверь не выдержала и рухнула. Из темноты пахнуло таким смрадом, что Руссе рукой остановил Катрин и Лоиз, устремившихся было в кладовку.
– Пахнет как от трупа, к тому же не слышно ни стона, ни малейшего звука. Дайте, я сперва зайду сам. Бодрон, пошли…
Минуту спустя они, брезгливо морщась, осторожно вынесли оттуда бесформенный куль из грязного белья и одеял, откуда беспомощно свисала голова. Волосы и длинная спутавшаяся борода были черными от грязи и кишели насекомыми.
– Дядя Матье! – с ужасом воскликнула Лоиз. – В каком состоянии!
– Он мертв! – прошептала Катрин.
– Нет, он еще дышит. Но без сознания.
– Такое впечатление, что он находится под действием снотворного, – сказал Руссе. – В любом случае, он выглядит далеко не блестяще, и вы подоспели вовремя, дорогие племянницы. Надо его перенести на кухню.
– Я прикажу служанке подогреть воды, – предложил Готье. – Перед осмотром его надо как следует вымыть.
– Хорошо, займитесь им! – произнес капитан с явным облегчением. Затем, повернувшись к Амандине, напрасно пытавшейся вырваться из рук солдат, спросил:
– Ну что, красавица? Что ты на это скажешь? Он довольно странно выглядит для человека, отправившегося в дальнее странствие. Ты, может быть, станешь утверждать, что он сам закрыл себя в курятнике, а ты об этом ничего не знала? Она зашипела, как взбесившаяся кошка.
– Думайте, что хотите, и убирайтесь к черту. Если он оказался там, то не иначе как с помощью дьявола. Клянусь. всеми святыми, мы считали, что он ушел…
– Правда? Ну, хорошо. Ты, моя милая, сколько угодно можешь теперь клясться на плахе палача Арни Синьяра. Неизвестно только, позволит ли он это тебе. Препроводите ее в тюрьму и не забудьте братца. Он, должно быть, послушно ожидает в лавке. А я пойду, доложу обо всей этой истории виконту.
Двое солдат перенесли несчастного суконщика к кухонному камину. Руссе вывел арестованных под улюлюканье вмиг разросшейся толпы. Сестры с помощью Марты освободили дядюшку от тошнотворного кокона, Симона де Морель-Совгрен отправилась домой, чтобы привести слуг и принести носилки.
– Вы не можете оставаться в этом доме, – сказала она Катрин. – Остановитесь у меня. О вашем дядюшке позаботятся, а присматривать за домом мы пришлем охранника. – Она нетерпеливо пожала плечами, не желая слушать никаких возражений. – У меня новый огромный дом! К тому же он пустой, так как мой супруг сейчас с герцогом в Генте…
Не оставалось ничего другого, как согласиться.
– Она предлагает тебе кров без всякой задней мысли, – заметила Лоиз, когда прекрасная кормилица ушла. – Это веление сердца. Знаешь, герцогиня Изабелла правильно выбрала кормилицу для своего сына. Симона – самая великодушная женщина, какую я когда-либо встречала.
Сестры с трудом распутали сгнившие одеяла, покрывавшие Матье. Они походили больше на веревки. Несчастный был безучастен к происходящему. Он сильно похудел, но был еще достаточно тяжел, и без помощи Готье женщины вряд ли бы с ним управились. Беранже, почувствовав приступ тошноты, вышел на улицу.
Что касается Катрин, то жалость и беспокойство в ее душе вытеснили отвращение. Лоиз же выполняла свой долг с присущим ей рвением. Состояние дядюшки было ужасным. Как только последние грязные тряпки были выброшены в огонь, сестры увидели, что все его страшно исхудавшее тело было в ранах.
– Ты только посмотри, до чего его довела эта развратница! Его же предупреждали…
– Я думаю, он ее любил. Ты знаешь, влюбленный ничего не слышит, ничего не видит, ничего не понимает…
– Да, ты в этом знаешь толк, – проговорила Лоиз. – Я же не устану благодарить Бога за то, что он защитил меня от подобной мерзости.
Катрин не отреагировала на этот двусмысленный намек.
Со времени ужасной истории, происшедшей с ней в молодости, когда Лоиз попала в руки мясника Кабоша во время парижского восстания, она испытывала к любви страшное отвращение, что и послужило поводом обращения ее к религии.
Катрин пыталась понять, почему Амандина так ужасно обошлась с Матье. Она и так уже имела над ним власть, добилась, чтобы он выгнал из дому родную сестру. Проще было бы его убить. Скорее всего, нужно было как можно дольше продлить его жизнь. Но зачем?
Глава третья. СТРАДАНИЯ ЖАКА ДЕ РУССЕ
Удобно устроившись на подушках из утиного пуха, дядя Матье поедал толстые тартинки, обмакивая их в огромный бокал размером с салатницу. Он вышел из сонливого состояния, в котором находился под действием настоя из трав, приготовленного его мучителями. Если бы Катрин строго не следила за временем приема пищи, он бы ел весь день без остановки.
– Дядюшка, после столь долгого голодания не стоит переедать, – уверяла она. – Это может привести к опасным последствиям и даже к смерти.
– Ну уж нет, раз я остался жив…
– Дядюшка, благодаря Богу вы можете спокойно прожить годы, которые вам отпущены. Вы скоро встанете на ноги и сможете сделать выбор. Или вы уединитесь в Марсаннэ, где так спокойно…
– Ты представляешь, как я буду жить один в Марсаннэ, когда бедняжка Жакетта, твоя мать, которой я причинил столько горя, туда никогда не вернется? Я буду влачить свое существование подобно старому трутню.
– Тогда переезжайте в Монсальви. Вам ведь там понравилось, когда вы приезжали на крещение Изабеллы. Вы даже подружились с нашим дворецким Сатурненом Гаррусом. Всe будут рады вам. Вы увидите, как подросли дети. Мой маленький Мишель вас очень любит…
– Меня не любит твой муж! Впрочем, я не могу его за это упрекать, он сеньор, воин, а я кто-простой суконщик, неприятное напоминание о твоем происхождении, дочь моя. И это чересчур длительное путешествие для меня. Да и климат в горах слишком суров.
– Ну, хорошо, – вздохнула она, – остается один выход: Лоиз, я хочу сказать, мать Агнесса Святой Радегунды предлагает поселиться в ее доме в Таре близ монастыря. Вы там будете…
– …окроплен святой водой, окурен благовониями и замучен молитвами с утра до вечера и с вечера до утра. Госпожа аббатиса сказала мне сегодня утром, что настало время просить об отпущении грехов и о прощении, поскольку мне недолго осталось жить, и что, если я не исправлюсь, монсеньор Сатана будет, насмехаясь, поджидать меня, нагревая свои печи и поворачивая вилы. Большое спасибо! Лучше уж я умру от одиночества в Марсаннэ. По крайней мере, у меня будет вино! Лоиз же посадит меня на хлеб и воду!
В комнату вошла женщина очень маленького роста. Она избавила Катрин от новых попыток к примирению. Катрин с облегчением освободила место у кровати. Бертиль, кормилица Симоны де Совгрен, теперь была сиделкой. Она была хорошо известна в Дижоне. Бертиль принесла мазь, за которой слуга только что бегал в аптеку мэтра Бурийо. Эта мазь должна была облегчить страдания больного, искусанного блохами.
Подойдя к Готрэну, она недоуменно посмотрела на блюдо, где только что лежало запеченное мясо. Кроме ножа, на нем ничего не осталось.
– Вы слишком много едите, Матье Готрэн! – строго заметила она. – Но не то, чтобы нам было жаль еды, но вы сами себе вредите.
Седая грива делала Матье похожим на старого льва. Он бросил исподлобья вызывающий взгляд.
– Я хочу есть. Вам при ваших розовых щечках и упитанности, видимо, незнакомо чувство голода.
– Упитанная?! Сейчас этот невежда скажет, что я толстая..
– Я не скажу ничего подобного, Бертиль, но не упрекайте меня…
Пользуясь случаем, Катрин на цыпочках подошла к двери и вышла из комнаты, позволив старым знакомым спорить сколько угодно. Бертиль стала дядюшкиной сиделкой и их прежние отношения покупательницы и продавца изменились. Видимо, эта старая лиса Матье Готрэн после неудачного приключения с Амандиной почувствовал вкус к женщинам.
Кстати, было совсем несложно заставить его рассказать о своих злоключениях. После первого обеда, когда к нему полностью вернулось сознание, Матье поделился своей страшной историей, воспоминание о которой бесило его и отравляло существование.
Сначала все шло прекрасно. Амандина была предупредительной, даже нежной, внимательной к малейшим прихотям старика. Она ухаживала за ним с заботливостью матери дочери и любовницы одновременно. Как вдруг в один серый, дождливый вечер появился ее брат, и все резко изменилось.
Филиберт вернулся, как утверждал, из Святой Земли. Его состояние было плачевным. Амандина сразу сменила объект своих забот. Матье же, желая доставить eй удовольствие, отнесся к Филиберту с теплотой и сердечностью.
Мало-помалу пришелец освоился. По мере восстановления сил ему требовалось все больше места. В конце концов он стал чуть ли не хозяином лавки «Святого Бонавентуры».
Несмотря на уверения Амандины, объяснявшей тяжелый характер брата перенесенными страданиями, мэтр Готрэн однажды прозрел. Вернувшись как-то за забытой лестницей, он застал свою Амандину в подвале на бочке с за дранной юбкой в обнимку с Филибертом.
На его возмущение они ответили насмешками и издевательствами. После того как Матье пригрозил вышвырнуть обоих на улицу, они бросились на старика, связали, вставили кляп и перенесли в курятник.
– Как только вы подпишете обещание жениться н. мне, – сказала ему Амандина, – вы сможете вернуться в дом.
– Лучше умереть. Шлюха никогда не будет носить моего имени! успел крикнуть Матье, обезумев от гнева.
– Тогда вы умрете! Но это будет долгая смерть, очень долгая, чтобы дать вам время подумать! Вам будут давать только пить. А вы такой гурман, что очень скоро взмолитесь о пощаде…
И мучения Матье Готрэна начались. Амандина давала ему лишь воду, а по утрам – настой белладонны, чтобы oн своими криками не поднял на ноги весь квартал. Каждый и вечер, когда он просыпался, Амандина и Филиберт приносили ему воду и задавали один и тот же вопрос: «Готовы вы жениться?»
Матье всегда отвечал. «Нет», Он ослабел, но воля его оставалась несгибаемой. Пусть лучше он умрет, даже при таких ужасных обстоятельствах, чем женится на девице Ля Верн.
У него не было ни малейших иллюзий на сей счет. Сразу после свадьбы он начал бы чахнуть от неизвестной болезни, которая быстро свела бы его в могилу. Возможно, все было бы еще проще; удар ножа или большая доза яда, как только. Амандина станет госпожой Готрэн, его наследницей.
– Я вам обязан не только жизнью, дорогие мои, – проснувшись, сказал он склонившимся над ним сестрам, – вы мне вернули возможность достойно умереть! Да благословит вас Бог…
Прекрасный новый дом Морелей-Совгрен с окнами, украшенными резными арками, витражами, и черепичной крышей, покрытой глазурью, опирающейся на элегантную балюстраду, был достойным украшением Кузнечной улицы.
Как добрый великан, он приютил обеих сестер, их дядюшку и слуг, дав возможность Катрин прийти в себя, поразмыслить и отдохнуть.
Она воспользовалась этим, чтобы завязать дружбу с белокурой Симоной и осторожно выведать у нее условия содержания короля. Она узнала, что Рене д'Анжу, король Сицилийский и Иерусалимский, находится под стражей в герцогском дворце в Новой башне.
Это было известно всем простым смертным в Дижоне.
Выскользнув из комнаты дяди, графиня де Монсальви прошла к себе и оделась. Несмотря на обещание, Жак де Руссе не зашел к ней после ареста «семьи» Ля Верн. Сейчас было самое время самой выяснить, как проникнуть к пленнику…
Она вышла из дома, не встретив ни души. Симона еще утром уехала осматривать свои владения в Фуасси. Слуги же исчезли как по мановению волшебной палочки. Не видно было даже Готье и Беранже.
Когда Катрин оказалась на улице, ей все стало понятно; люди собрались вокруг позорного столба, где орудовали подручные палача. Сам мэтр не опускался до такой работы – нужно было надеть железный ошейник на шею вора. Но преступник был такой толстый, что ошейник мог его задушить. Старания подручных и гримасы несчастного вызвали у толпы громкий хохот. Беранже и все слуги Симоны были там.
Катрин недовольно окликнула своего пажа.
– Вам нравится этот спектакль, Беранже?
Юноша, покраснев, смотрел на нее ясным взглядом.
– Нет, госпожа Катрин. Но Готье сказал мне ждать его здесь. Больше мне нечем заняться и…
– Понятно. А где же Готье в такой час?
– Я не знаю, слово чести. Мы играли в мяч, как вдруг он заметил какого-то мужчину, спускающегося по улице. Он остановился я сказал: «Иди заканчивай без меня. У меня есть дело поважнее, – и бросился догонять этого человека. Он мне не позволил пойти с ним и приказал ждать, не двигаясь с места. Но, если надо, я пойду с вами…
– Ни к чему. Дождитесь Готье, раз он просил вас об этом. Я же пойду, помолюсь в соседнюю церковь. А ему передайте, что лучше не преследовать неизвестных в незнакомом городе.
Катрин отправилась к церкви Нотр-Дам, задаваясь вопросом, что могло взбрести в голову Готье, если он бросился за первым встречным. Но она была уверена, что, учитывая ловкость и сообразительность юноши, с ним не произойдет ничего дурного. В любом случае ей не нужны были провожатые. Она хотела встретиться со своим другом Руссе с глазу на глаз. Посещение церкви послужило лишь предлогом. Но она все-таки зашла туда на минутку, чтобы избежать обмана. Перед тем как приступить к выполнению священной миссии, ей было необходимо обратиться к Богоматери, перед которой, будучи еще девушкой, она провела столько часов, а став женой бургундского казначея – пролила столько слез!
Она была уверена, что снова почерпнет там силы, а если у алтаря никого нет, то Матерь Божья просветит ее. Катрин не любила молиться в толпе. Ей были необходимы тишина, полумрак и покой пустынного нефа. Тогда ей казалось, что Бог существует лишь для нее одной, душа ее освобождалась от земных забот и устремлялась к одной вечности.
Ей это совершенно не удавалось среди городских кумушек, которые заученно гнусавили гимны и молитвы, думая об ужине для своих мужей…
К счастью, у алтаря, где стояла необычная статуя Богоматери, никого не было. Видно было лишь мерцание свечей. Катрин, взяв свечу, зажгла ее и, преклонив колени, принялась с чувством молиться о спасении пленного короля. Вдруг она заметила, что просит за себя, желая, чтобы все побыстрее закончилось и она смогла бы как можно скорее отправиться в Монсальви.
Ей казалось, что минули годы, столетия, с тех пор как она уехала из дома. На самом деле прошло всего шесть месяцев. Но в разлуке с любимыми время тянется в сто раз медленнее.
Успокоенная молитвой, Катрин, отдав последний поклон, собиралась было выйти из храма, но причитания нищего монаха остановили ее.
– Подайте во имя всех страждущих и вашего спасения, благородная госпожа! Да будьте благословенны на земле и прославлены на Небесах.
Катрин машинально открыла кошелек, как вдруг плаксивый голос сменился радостным шепотом.
– Благословляю судьбу, которая привела сюда самую прекрасную женщину Запада! Небо вернет этому городу процветание, если сюда вернулась госпожа де Брази!
С удивлением посмотрела она на этого человека в черной монашеской рясе с заостренными чертами заросшего лица, на котором особенно выделялись живые светлые глаза.
Из глубины памяти всплыло его имя.
– Брат Жан, – воскликнула она, улыбаясь. – Вы теперь на этой паперти?
Лицо мужчины покраснело от удовольствия.
– Вы так прекрасны, благородная госпожа, и у вас такая хорошая память, я счастлив, что вы меня не забыли.
– А я так рада видеть вас в добром здравии, брат Жан. Впервые она познакомилась с лжемонахом еще до первого замужества. Он был знатоком по части попрошайничества и мошенничества. В тяжелое для Катрин время он со своим другом нищим Барнаби попытался оказать ей большую услугу, в результате чего Барнаби погиб. Катрин не могла этого забыть!
– Вы хотите сказать, – начал было Жан с горькой усмешкой, – что уже давно должны были сгнить мои кости. Да, нелегко выжить в наше время, но мне хочется жить, радоваться синему небу, хорошему вину и красивым девушкам. Но вы не ответили на мой вопрос, прекрасная госпожа: вы вернулись к нам?
Катрин покачала головой:
– Я уже не госпожа де Брази. Я живу далеко, среди овернских гор, а здесь лишь на два дня. Да к тому же, думаю, что монсеньор Филипп меня не помнит…
– Монсеньор Филипп ничего не помнит из времен своей юности! – процедил сквозь зубы монах. – Вы говорите, что он не помнит о вас, но он не вспоминает и о своей столице. Он живет во Фландрии, далеко от нас. И Дижон, такой оживленный и процветающий когда-то, становится захолустьем. Увидев вас, я решил, что вернется старое доброе время, но я ошибся. Теперь нам не остается ничего другого, как служить тюрьмой королю…
Пораженная подобным упреком нищего, Катрин достала из кошелька золотой и сунула его в грязную руку.
– Что вам известно о плененном короле, Жан? Что о нем говорят в городе?
– Никто ничего не знает или знает слишком мало! Говорят, что его охраняют лучше, чем сокровища Святой Часовни, вот и все!
Жан вдруг замолчал. Он внимательно посмотрел на Катрин из-под пыльного капюшона.
– Вы им интересуетесь? выдохнул он. – Зачем? Она колебалась лишь мгновение. Она уже давно знала, что может доверять этому человеку, какой бы черной ни была его душа.
– Я служу королеве Иоланде, его матери. Она очень беспокоится и послала меня узнать, жив ли он, по крайней мере.
– О да, он жив, – усмехнулся Жан. – Если с ним произойдет несчастье, то не по вине де Руссе. Он его хорошо охраняет. Он ведь стоит дорого, говорят, очень дорого. Наш герцог Филипп хочет за него получить достойный выкуп.
Но не исключено, что в любое время может произойти непоправимое.
– Что вы хотите сказать? – спросила Катрин. Жан ответил не сразу. Заметив трех дородных кумушек, он снова принялся просить милостыню своим плаксивым голосом. Дамы прошли, не обратив на него никакого внимания. Он плюнул им вслед и вернулся к разговору с Катрин.
– Уже три или четыре дня, как в таверне Жако остановились странные гости.
– Таверна еще существует?
– Жако располнел, он процветает, добывая сведения для шпионов виконта, это помогает ему выжить.
– Что вам известно об этих гостях?
У них есть деньги. Ведя переговоры с Жако, они часто упоминают Новую башню. У Жако есть кузен, который работает на дворцовой кухне. Я все это узнал от служанки.
– Сколько их?
– Трое. А теперь вам лучше уйти, госпожа Катрин. Сейчас наступит время службы, и народ удивится нашей долгой беседе. Где вы остановились?
– У госпожи де Морель-Совгрен…
– Кормилицы наследника? Прекрасно. Я вас оповещу, если мне удастся еще что-то узнать. Да хранит вас Господь, прекрасная госпожа!
– И вас, брат мой!
Над головой Катрин зазвонили колокола, вспугнув стаю голубей. Народу в церкви прибавилось, и Катрин удалилась, слыша за спиной нудное причитание Жана. Провидение помогло ей встретить этого старого друга и узнать так много ценного.
Загадочные гости подозрительной таверны, которую она слишком хорошо знала, были не кто иные, как люди Вилла-Андрадо и Дворянчика. Остальная часть отряда, видимо, расположилась где-то поблизости.
Ускорив шаг, Катрин обошла герцогский дворец, бросив неодобрительный взгляд на Новую башню. Прямоугольный контур резко выделялся на фоне позолоченных осенью деревьев, выше ее был только золотой шпиль Святой Часовни. Катрин обогнула башню и подошла ко входу во дворец, охраняемому вооруженными до зубов солдатами герцогской гвардии.
Ей пришлось их долго уговаривать, прежде чем один из вооруженных стражников согласился предупредить Жака. Но пройти ей не позволили.
Жан, по всей видимости, был прав: дворец и тюрьма хорошо охраняются!
Катрин осмотрелась. Вход соединял двор Святой Часовни и внутренний дворик дворца, защищенный высокими стенами. Новая башня была совсем рядом. Галерея вела к главному строению дворца. Башня и дворец разительно отличались. Изящные вытянутые резные окна дворца с сияющими стеклами и толстые грубые решетки на редких глазницах башни лишь усиливали это различие.
Туда можно проникнуть только по специальному разрешению, подумала Катрин, пытаясь сосчитать вооруженных людей, тщательно охранявших королевскую тюрьму. Несчастный, должно быть, чувствует себя как в каменном мешке.
Это было одновременно и плохо, и хорошо. Каким бы хитрым ни был Дворянчик, ему было так же сложно добраться до Рене д'Анжу, как и Катрин передать письмо от матери. Рассказ о Жако сильно взволновал Катрин. Ведь кузен трактирщика работал на кухне. А там, где не справится человек, выручит яд.:.
Она только было погрузилась в эти размышления, как за ней пришли
– Капитан ждет госпожу де Монсальви, – уважительно объявил караульный. – Следуйте, пожалуйста, за мной…
Жак был у себя в гостиной, окна которой выходили в сад и на конюшню. Он занимал те же помещения, что и раньше, когда Катрин была приближенной герцогини Маргариты. Однажды теплым летним днем она пришла сюда и чуть было не угодила в жаркие объятия и постель молодого капитана. Комната была ей знакома: прекрасная мебель, дорогая обивка кровати, оружие, доспехи, виднеющиеся из сундука, на столике – кубки и бутылки, некоторые уже были пусты.
Руссе, видимо, недавно выпил. Он раскраснелся, взор его затуманился, мокрые волосы указывали на то, что он только что держал голову под струей воды. Он пытался застегнуть свой зеленый камзол, когда вошла Катрин. Жак встретил ее радостной и немного смущенной улыбкой.
– Вы даже изволили сами прийти сюда. Мне стыдно…
– Не вижу повода. Это не так уж далеко, а так как позавчера я прождала вас весь вечер и вчера весь день, то решила прийти сама. Почему вы пропали? Вы не любите госпожу Симону?
– Что вы! Она, да еще герцогиня, – единственная красавица, которая сохранила добродетель в этом изысканном вертепе, коим является двор нашего милого герцога!
– Однако вы судите строго!
– Ничуть не бывало. Но это еще не вся правда. Герцог меняет любовниц как перчатки, повсюду производя на свет незаконнорожденных отпрысков. Он ведет себя подобно фавну, устроив в парке фонтаны-шутки, которые неожиданно сбрызгивают белье под юбками, когда дамы проходят мимо, а это, соответственно, принуждает их задирать подол. Да, с тех пор как вы нас покинули, многое изменилось!
– Жак, не будьте таким желчным и несправедливым, – смеясь, ответила Катрин. – То, что вы рассказываете, действительно несколько удивляет, но и когда я была рядом с герцогом, мне помнится, мы не превозносили добродетель. – Потому что вы были его любовницей? Но это совсем не одно и то же. Он был вдовцом и обожал вас, в вашей истории не было ничего дурного. Красота и обаяние взошло с вами на трон, а также скромность и приличие. При дворе не было никого, кто бы не понял страсти Филиппа. Как можно было перед вами устоять? Художники сделали из вас Богоматерь Запада. А теперь…
