Текст книги "Мера любви"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Что?
Жак пожал плечами.
– Теперь? Нашего великого герцога можно увидеть тискающим служанок на сундуках или в темном углу. Чуть вызывающая грудь или аппетитный зад, и он теряет рассудок! Жалкое зрелище!
– Но герцогиня, как она? – спросила Катрин, озадаченная подобным взрывом отчаяния.
– Она? Она слишком самолюбива, чтобы опускаться до сцен или упреков. Она занимается воспитанием сына, молодого графа Карла, которому пытается привить целомудрие, и… она молится. Но без особой надежды. Когда вы замужем за взбесившимся сластолюбцем…
Капитан вздохнул и умолк. Он подошел к столику, налил себе полный кубок вина и опрокинул его залпом под задумчивым взглядом своей посетительницы.
– Вы же когда-то любили его, – тихо заметила она. – Почему же теперь…
Он так резко повернулся к ней, как будто его ужалила оса.
– Зачем я вам все это говорю! Теперь вы думаете, что я его ненавижу, не так ли? Так вот, это не так, я всегда готов умереть за него и сегодня, и завтра. Боже мой, только бы мне представился случай! Если бы он позволил нам, бургундцам из старой Бургундии, служить ему, сражаться за него, а не отсиживаться в наших замках, как дряхлым старцам. Он же допускает к себе лишь этих жирных и тщеславных фламандцев! В Кале мы видели, к чему это может привести.
– В Кале? – спросила Катрин, которая из-за собственных неурядиц была далека от бургундской политики. Жак гневно посмотрел на нее:
– Ваши овернские горы, видимо, слишком высоки, госпожа де Монсальви, если вы не знаете о нашем позоре. Герцог Филипп решил отобрать у англичан Кале. Купцы Гента и Брюгге подтолкнули его к этому, ибо со времени Аррасского мира торговля сукном сократилась. Он пошел на эту авантюру с жителями Гента и Брюгге, которые самонадеянно рассчитывали легко управиться с англичанами. Мужчины Пикардии и Бургундии не должны были вмешиваться. Ни при каких обстоятельствах. Только «монсеньеры Гента и Брюгге», как эти болваны себя называли. Все объяснимо: они надеялись хорошо поживиться, ни с кем не делясь. Результат был плачевным. Поняв, что им не осилить противника, они пошли на попятный, отказавшись слушать мольбы, Да мольбы, вы слышите меня, Катрин, – крикнул Жак в приливе ярости, – их сеньора и вернулись домой! За ними следовал безутешный герцог, которому они даже не позволили подождать герцога де Глусестра, вызванного на подмогу. Вот что с нами приключилось! Вот к чему приводят неоправданные знаки внимания Филиппа Доброго! В Бургундии не найдется ни одного рыцаря, который бы до крови не кусал себе кулаки при упоминании о Кале. А мне, капитану сотни молодцов, не остается в это время ничего другого, как охранять короля, весь день напролет сочиняющего стихи, рисующего картинки или наблюдающего за полетом птиц. Охранять его… и пить!
В заключение своей яростной речи Руссе налил себе еще вина. Катрин подождала, пока он поставит кубок, затем нежно прошептала:
– За короля Рене дают такой большой выкуп, что он – настоящее сокровище, мой друг Жак. Охранять сокровище – это почетно. По крайней мере, это доказывает, что герцог вам доверяет. Я думаю, вы превосходно справляетесь с возложенной на вас обязанностью.
– О, что касается охраны, то она действительно надежна. Его стерегут, как преступника, с той лишь разницей, что он не в подземелье и может видеть солнце. Уж вы мне поверьте, что, кроме добротной солдатской пищи, писания поэм и марания бумаги, ему здесь ничего больше не позволено. Для меня пленник есть пленник, независимо от титула.
– Но ведь он король! – возмущенно воскликнула молодая женщина. – Вы не можете обращаться с ним как с преступником!
– Хотели, чтобы я сделался надсмотрщиком, я им стал! ударив кулаком по столу, сказал Жак. – Я исполняю приказ.
– И вы никого к нему не пускаете?
– Никого, даже служанку, хотя он жалуется на вынужденное воздержание. Да, но в декабре я пустил к нему посланника могущественного сеньора Филиппо-Мариа Висконти герцога Миланского, который хотел узнать от короля тайные желания герцога Филиппа.
– Тайные желания? – удивилась Катрин. – Разве выкуп в миллион золотых его не устраивает?
– Если бы только Анжу мог его заплатить, – усмехнулся Руссе, – но это ему никогда не удастся, и наш «добрый» герцог согласится на его графство Бар, которое ему не очень-то нужно, так как он теперь король Неаполитанский сицилийский и других земель на побережье!
Катрин не верила своим ушам. На самом деле, бургундцы сильно изменились. Ей давно известна алчность герцога Филиппа и отсутствие у него угрызений совести в политике, но такие способы лишить пленного его исконной земли были недопустимы, как и то, что милый юноша Жак де Руссе превратился в злобного ключника. Позволив хозяину в третий раз освежиться вином, Катрин села у камина на лавку с красными подушками, расправив складки коричневого бархатного платья так, что они подчеркнули стройность ее фигуры. Подняв свою изящную головку, она спокойно посмотрела фиалковыми глазами в покрасневшие глаза своего друга..
– Жак, – начала она решительно, – я хочу увидеть короля!
Ее слова с трудом проникли сквозь легкий туман в опьяненное сознание капитана.
– Кого вы хотите видеть? – произнес он недоверчиво.
– Вы правильно поняли: я хочу видеть короля Рене, узника Новой башни, если вам так понятнее.
– Но это невозможно!
– Если я правильно поняла, это возможно для посланника. Так я и есть посланник. Жак расхохотался.
– Вы – посланник? Боже, не смешите меня! И чей?
Без тени волнения Катрин вытянула левую руку, на указательном пальце которой сверкал большой квадратный изумруд, который она никогда не снимала.
– Мудрейшей и благороднейшей госпожи Иоланды, по воле Бога графини д'Анжу, королевы Сицилийской, Неаполитанской, Арагонской и Иерусалимской, Вот кольцо, на котором изображен ее герб. Я служу ей. Она прислала меня к своему сыну с письмом. Вот оно, – добавила она, расстегивая корсаж своего платья, чтобы достать послание. – Я даю вам слово, что в этом письме нет плана побега, а лишь выражена материнская нежность и беспокойство.
Серьезный тон посетительницы впечатлял Руссе. Ничего не ответив, он поставил кубок на место. По всей видимости, он не мог решить, чью сторону ему принять. Но Катрин не дала ему времени на размышление.
– Так что? – спросила она спустя минуту. Жак беспомощно развел руками.
– Я не знаю, что и ответить, Катрин. Я охотно признаю в вас посла, но у посла герцога Миланского было перед вами одно преимущество: специальное разрешение бургундского канцлера, монсеньора Николя Роллена…который когда-то был моим другом и, конечно, не отказал бы мне в этом. Жак, у меня нет ни времени, ни желания ехать за этим разрешением во Фландрию. И потом, вы тоже мой друг, мы давно знакомы, и вы знаете, что я не способна причинить вам зло, Вы знаете, что я никогда не сделаю ничего, что могло бы хоть немного повредить вам. Во имя нашей старой дружбы, отведите меня к королю, я вас умоляю! Необходимо, чтобы я его увидела своими глазами. хотя бы для того, чтобы убедиться, что он жив,
– Как это жив? – покраснел Руссе. – Конечно, он жив! За кого вы меня принимаете. Катрин! Неужели я похож на человека, который убивает государственных заложников. чтобы от них отделаться?
– Я не так выразилась… Не сердитесь, друг мой, Я хотела сказать, жив ли он именно сейчас, ибо не уверена, что так будет завтра или даже сегодня вечером.
– Почему, черт возьми, что-то изменится? Сегодня утром я нашел его в прекрасном здравии. Боже, Катрин, о чем вы думаете? Я хорошо исполняю свою работу, даже если не люблю ее. Я вам сказал, что пленник хорошо охраняется. Он защищен от всего, что могло бы причинить ему зло.
– В этом-то я как раз и не уверена. Успокойтесь, пожалуйста, сядьте на минутку сюда, рядом со мной, и выслушайте, что я вам расскажу. Это недолго.
– Хорошо, я вас слушаю, – ответил капитан, тяжело опустившись на лавку.
Быстро и по возможности ясно Катрин рассказала Руссе о последних событиях в Шатовилене. Она с удовлетворением отметила, что по мере того, как говорила, Жак становился все более сосредоточенным. Когда она закончила свой рассказ, отсутствующее и несколько оскорбленное выражение его лица сменилось мрачным и озабоченным.
– Вы подумали о яде? сказал он наконец.
– Конечно. Это первое, что пришло мне в голову, когда я узнала, что кузен Жако работает на кухне.
– Слишком рискованно. К тому же не все повара готовят для короля.
– Это не так сложно, как вы думаете. Блюда пробуют перед тем, как подать королю?
– Нет. Я не счел это необходимым. Здесь только надежные слуги герцога, по крайней мере, я так считал. Да и пища, которую подают, проста, очень проста! Даже если это хлеб с водой, отравление возможно.
– И существует не только яд. Вы ведь не знаете Дворянчика?
– – Лишь понаслышке, но и этого достаточно.
– Вы ошибаетесь, слухи приуменьшены: это дьявол во плоти. Мне хотелось бы знать, что произойдет с капитаном Жако де Руссе в случае преждевременной кончины столь ценного заложника? Как бы к этому отнесся монсеньер Филипп?
Руссе сделался такого же зеленого цвета, как и его камзол.
– Я не могу себе этого даже представить! Мне тогда ничего другого не остается, как отдать Богу душу, проткнув себя шпагой, дабы избежать публичной казни.
– Тогда принимайте меры, чтобы избежать этого. Я вас предупредила. Я думаю, это достаточное доказательство моей дружбы, может быть, и вы со своей стороны…
– Например, позволить вам встретиться с пленником? – нерешительно проговорил он.
– Вы весьма сообразительны, друг мой, – нежно ответила Катрин.
Вдруг он схватил ее за плечи и крепко поцеловал в губы, прежде чем она успела пошевелиться.
– Вы или ангел, или дьявол, моя дорогая! В любом случае я вас обожаю. – Объятия Жака не доставили ей удовольствия – от него разило вином, но она не оттолкнула его.
– Даже если я на самом деле дьявол?
– В таком случае ад мне кажется заманчивее рая. Ради вас я пойду куда угодно. Впрочем, вы об этом знаете уже давно, не так ли? Послушайте, Катрин, я не завидовал ни короне, ни землям, ни богатству герцога Филиппа, но вы принадлежали ему! Этому я безумно завидовал и… безнадежно, за одну ночь любви…
Без излишней резкости, но решительно, Катрин высвободилась из его объятий.
– Жак! – мягко упрекнула она его. – Мне кажется, мы забыли о теме нашего разговора! Уже давно вам незачем завидовать герцогу, а я хочу остаться верной женой. Давайте вернемся к пленнику…
Руссе тяжело вздохнул и неохотно поднялся.
– Да, действительно. Вы хотите, чтобы я убедился, что он еще жив?
– Нет, я хочу в этом убедиться сама.
– Это невозможно, по крайней мере, в такой час и в таком наряде. Вы можете достать мужское платье и коня?
– Конь у меня есть, а достать платье несложно.
– Прекрасно. Тогда возвращайтесь к себе. Приходите после ужина и представьтесь караульному как мой кузен Ален де Майе. Скажите, что у вас ко мне срочное дело. Я буду у короля… Я иногда с ним играю в шахматы, чтобы его немного развлечь. – Смущенный вид Руссе позабавил Катрин. – Внешняя охрана не так бдительна в это время, так как я сам охраняю короля. Я прикажу пропустить вас.
Катрин в порыве благодарности бросилась на шею де Руссе и поцеловала его в щеку.
– Вы самый чудесный мужчина в мире, Жак. Мне с вами никогда не рассчитаться! Не беспокойтесь, я сумею сыграть свою роль и не вызвать подозрений.
– Я в этом ничуть не сомневаюсь. И найдите костюм поприличнее, мы ведь не бродяги.
Катрин рассмеялась и подошла к зеркалу, чтобы поправить прическу, несколько испорченную объятиями. В зеркале она встретилась взглядом с Руссе. Он пожирал глазами ее шею, плечи.
– Как вам удается быть всегда такой красивой? – прошептал он. – С вашим уходом померкнет свет в этой комнате.
– Не надо восторгов, ведь мы старые друзья, Жак. Кстати, если вы так рады меня видеть, как объяснить то, что вы не пришли к госпоже Симоне, как обещали. Вы были очень заняты?
Капитан казался смущенным. Он помолчал, потом грубо ответил:
– Да… впрочем, нет! Мне было неудобно. Я был зол на моих людей и на самого себя.
– Бог мой, почему?
– Потому что… о! Все равно вы об этом узнаете:
Филиберта посадили в тюрьму… но девица Ля Верн сбежала от нас. Мы не смогли ее найти, и я боялся, что вы на меня рассердитесь.
Катрин нахмурилась. Новость ее не обрадовала. Ей было не по себе при мысли, что женщина, хладнокровно приговорившая добросердечного Матье к медленной ужасной смерти, безнаказанно гуляет на свободе. Но, так как Жак был нужен, она решила не проявлять свое недовольство.
Стараясь не думать о том, что бегство Амандины означало прибавление в стане ее врагов, она беспечно пожала плечами.
– То, что брат у вас, это уже неплохо… Это поможет вам разыскать сестрицу. Она больше не опасна для дядюшки. Если он от своей страсти не излечился после всего, что пережил, то нечего и говорить о мужском благоразумии.
– Не существует благоразумного мужчины, если речь идет о желанной женщине, – ответил Руссе таким мрачным тоном, что Катрин, опасаясь, как бы он снова не вздумал обнимать ее, сделала вид, что не расслышала, и направилась к выходу. Капитан со вздохом проводил ее.
Глава четвертая…И СЛЕЗЫ КОРОЛЯ
Башня была невысокой, но лестница казалась бесконечной. Факел в руке мужчины, указывающего путь, горел плохо, дымил, почти ничего не было видно. Молодая женщина старалась не споткнуться на старых ступеньках. Стояла тихая холодная ночь. Осенняя сырость ощущалась даже в башне. Хорошо, что Катрин надела теплую одежду и плотную накидку. Достать мужской костюм оказалось проще простого. Графиня де Монсальви отвела Беранже к портному и прилично одела своего пажа. Он немного подрос, и его размер стал почти таким же, как и у хозяйки.
– В любом случае, вам нужно было покупать зимнюю одежду, – ответила она на его возражения. – Выбирайте сами, но отдавайте предпочтение неброской расцветке, – мягко добавила она, зная приверженность юноши к ярким цветам.
Получилось неплохо. Беранже понравился камзол и штаны сочного зеленого цвета. Это был цвет герцогской гвардии, он прекрасно сочетался с золотистыми волосами Катрин и темно-каштановой шевелюрой Беранже. Черная накидка и зеленая шапочка завершали костюм. Переодетой таким образом Катрин не стоило никакого труда выдать себя. за молодого Алена де Майе, кузена бургундского капитана из Пуату.
Если бы не топот ног, в башне было бы тихо, как в склепе. Эта тишина еще больше усиливала необъяснимое беспокойство, которое Катрин испытала, выходя из дворца Морелей-Совгрен. Быть может, оно было вызвано исчезновение Готье?
Беранже напрасно прождал его весь вечер.
– Где он? Куда пошел? постоянно повторял он. Хозяйка старалась его отвлечь, демонстрируя спокойствие, которого на самом деле не было и в помине. Она бы дорого заплатила бы за то, чтобы ответить на вопросы пажа. Хорошо зная притоны Дижона, она понимала, что любой мог пропасть там среди бела дня, не оставив никаких следов, так же как и в парижском Дворе Чудес. С тяжелым сердцем Катрин отправилась к Новой башне. Ночь, видимо, будет долгой. Если по возвращении она не увидит Готье, то отправится на его поиски.
Добрались до лестничной площадки. Солдат, шедший впереди лже-Алена де Майе, остановился перед дверью, закрытой на железные задвижки и огромные замки. Рядом, вперив горящие глаза в стену, сидели на табуретах двое мужчин. Провожатый сказал что-то через решетчатое отверстие, украшающее дверь, которая тотчас же отворилась. Катрин увидела довольно большую комнату, окна которой сплошь были покрыты такой частой решеткой, что почти не пропускали дневного света.
Комната была скромно обставлена: простая кровать, покрытая саржей, широкий стол с двумя скамьями и огромный сундук без всяких украшений. Единственной роскошью был узкий камин, где горело несколько поленьев, да шахматная доска на столе, между двумя сидящими мужчинами. Перед камином, свернувшись клубком, спала пушистая собака.
Раздался громкий голос Руссе.
– Кузен, как неожиданно! Когда мне о вас доложили, я не поверил своим ушам. Вы так далеко уехали от милого вашему сердцу Пуату?
Он поднялся и так сильно хлопнул вошедшего по спине, что тот закашлялся.
– Мне необходимо серьезно поговорить с вами о наших родных, кузен, а у меня так мало времени, – ответила Катрин, довольная тем, что Небо наградило ее мягким, низким голосом. Разговаривая с Руссе, она не могла оторвать взгляда от человека, сидящего за столом и обдумывающего следующий ход.
Она знала, что ему было двадцать семь лет, но он казался моложе, хотя был коренаст и крепкого телосложения. Видимо, виной были белокурые волосы, мягкие, как у младенца, свежая кожа и огромные глаза такой необыкновенной голубизны, что забывалось, что они были несколько навыкате. Кроме природного изящества, ничто не говорило о его королевском происхождении: он оброс, одежда была в беспорядке. Рене д'Анжу не обратил никакого внимания на вошедшего, его королевское достоинство было оскорблено бесцеремонностью Жака де Руссе, устраивающего частные визиты в его комнате.
Дабы привлечь его внимание, Катрин добавила:
– Тысяча извинений за мою настойчивость, я вовсе не хочу показаться назойливым. Кузен, не могли бы вы принять меня в другом месте?
– Мы, монсеньор и я, только что начали партию, и очень не хотелось бы прерывать ее. К тому же, мой дорогой Ален, я сначала попросил у короля на то разрешение.
– Сир, – добавил он, обращаясь к заключенному, – король позволит представить ему моего юного кузена, Алена де Майе, который приехал сюда прямо из провинции, как я уже имел честь ему сообщить?
Король Рене д'Анжу бросил холодный безразличный взгляд.
– Пожалуйста, сеньоры… но я вас прощу забыть о моем присутствии. Я подумаю над продолжением партии, а вы сможете спокойно поговорить, сидя на этом сундуке. Так, – добавил он с королевским высокомерием, – мы не будем мешать друг другу.
– Монсеньор очень добр. Эй, солдат, узнайте, что это нам никак не принесут кувшинчик вина. Проследите, чтобы его сейчас же подали!
Солдат вышел. Катрин последовала за Руссе к указанному сундуку, ее низкий поклон не удостоился даже взгляда пленника. Дверь закрылась с тем же грохотом задвижек и замков, что и раньше. Чтобы убедиться в полной безопасности, Руссе подошел к окошечку, затем вернулся, улыбнувшись Катрин, которая не отрывала от него глаз. В порыве она бросилась на колени перед узником, срывая перчатку с левой руки, чтобы показать заветный изумруд.
– Сир! – прошептала она. – Да соблаговолит ваше величество уделить мне минуту для беседы! Меня послала ваша августейшая мать.
Рене д'Анжу вскочил. Он повернулся к Руссе, все еще стоявшему у двери.
– Но… что это значит?
Капитан улыбнулся.
– Я бы не осмелился, сир, допустить к вашему величеству моего кузена, каким бы хорошим он ни был… и вот у ног вашего величества прелестный посланник королевы Иоланды, вашей матери.
– Моей матери?
– Да, сир, – горячо ответила Катрин, – ваша мать оказала мне честь своим доверием, дав мне это кольцо со своим гербом… и послание!
В ее руках появилось письмо. Рене схватил его, сорвал печать, развернул лист, наклонившись поближе к свече…
Катрин увидела, как дрожат его руки. Это были первые за несколько месяцев новости, которые он получил от матери. Его сильное волнение растрогало молодую женщину.
Закончив чтение, он нежно поцеловал подпись, сложил письмо и сунул его за ворот камзола. Затем повернулся к коленопреклоненной Катрин, посмотрел на нее долгим взглядом, не произнося ни слова.
– Сир… – начала было она вопреки этикету. Одно это слово возымело действие. Рене д'Анжу вздрогнул, как будто проснувшись, и покраснел.
– О! Простите меня! – воскликнул он, наклоняясь к ней, чтобы помочь подняться. – Вы решите, что я мужлан, – добавил он с улыбкой, которая сразу напомнила о его молодости. – Женщину! Такую красивую я держу у своих ног!
– Вы знаете, кто я?
Он рассмеялся. Смех его был таким звонким и заразительным, что сразу развеял мрачную обстановку.
– Не такое уж это чудо. Королева, моя мать, называет вас госпожой де Монсальви и так подробно описывает, что ошибиться нельзя, несмотря на этот нелепый наряд. Не могли бы вы на минуту снять мантию и капюшон, чтобы я лучше вас разглядел? Я так давно не видел красивых женщин. а моя мать пишет, что не найти красивее вас…
– Сир, – вмешался обеспокоенный Руссе, – ваше величество не должно забывать, что сейчас принесут вино и госпожа Катрин должна для всех остаться моим кузеном. Как только она разденется, вскроется подлог.
– Хорошо, подождем вино, но потом, я вас умоляю, доставьте мне радость увидеть настоящее женское лицо, волосы… Нет ничего прекраснее женских волос! Но любопытно, сеньор де Руссе, с чего это вы так старались, чтобы провести ко мне посланницу моей матери? Ведь ваш долг – охранять меня, и до сегодняшнего дня вы выполняли возложенную задачу с примерным рвением, достойным самых горячих похвал вашего господина.
Легкая ирония скрывала упрек, и капитан нахмурился.
– Госпожа де Монсальви – мой старый дорогой друг, которому я не могу ни в чем отказать. К тому же я хорошо знаю, что она не может заставить меня нарушить мой долг или причинить мне зло. Наконец, я знаю, что, если бы она захотела попросить разрешение у самого монсеньера герцога Филиппа, он бы ей его с легкостью дал, как в прошлом году миланскому послу.
– Хорошо, – сказал король, улыбнувшись Катрин. – Мне кажется, это достойная похвала. Выпьем за того, кто ее заслужил, вот и вино!
Снова открыв дверь, вошли охранники, пропуская вперед камердинера, который осторожно нес оловянный поднос с кубками и откупоренной бутылкой.
– Каждый раз, когда король играет со мной, он любезно соглашается отведать вино из моих запасов, – не без гордости заметил Руссе.
– Я не хочу быть невежей, – ответил Рене. – Это настоящее вино, достойное короля. Капитан знает в нем толк!
Камердинер подошел к столу и поставил поднос. Катрин оказалась напротив него, и взгляд ее непроизвольно упал на его лицо. При свете свечей оно казалось ничем не примечательным. У Катрин создалось впечатление, что она уже где-то его видела.
Пока он заученными движениями наливал бургундское вино в кубки, она напрасно силилась вспомнить, где раньше встречала это бесцветное лицо. Она была уверена, что это не было связано с приятным событием, но каким, ей вспомнить не удалось. Мужчина ушел. Дверь закрылась. Жак подошел к столу, взял кубок и, поклонившись, подал его Королю.
Тот не стал пить сразу. Он грел вино в своих ладонях, любуясь отблеском свечей в темной жидкости и вдыхая его аромат.
– Райский запах, – заметил он через минуту, – а цвет ада, цвет крови, которую я однажды видел в церкви на полу…
Страшный образ, вызванный Рене, пробудил в Катрин поток воспоминаний. Она вдруг снова увидела церковь Монтрибура, лесную деревню близ Шатовилена, отданную на разграбление головорезам Дворянчика под командованием капитана Грома, или Арно де Монсальви. Она вспомнила несчастных девушек, которых пьяные грабители заставляли танцевать голыми, угрожая острыми шпагами, добычу, сваленную у алтаря, и солдата, производящего учет награбленного. Она вспомнила! Теперь он был в ливрее герцога Бургундского, наливал вино в кубок пленного короля.
Катрин с ужасом взглянула на ярко-красную жидкость, кубок с которой держала в руке и к которой ни она, ни Руссе еще не притронулись, почтительно ожидая, пока выпьет король. Она посмотрела на короля. Улыбаясь, прикрыв глаза, он поднес кубок к губам, готовый насладиться прекрасным вином.
Вскрикнув, Катрин бросилась к нему, с силой отбросив кубок, который покатился по полу, забрызгав одежду короля.
– Задержите слугу, который только что вышел! – крикнула она осипшим от волнения голосом. – Найдите его и приведите сюда!
– Вы сошли с ума? – произнес король, с удивлением глядя на красный ручеек у камина. От шума падающего кубка проснулась собака.
– Я умоляю вас простить меня, сир, но это вино… Я почти уверена, что оно таит опасность.
– Опасность? Какую опасность, кроме дурмана?
– Госпоже де Монсальви грезятся повсюду яд и отравители, – смущенно улыбаясь, объяснил Руссе, что еще больше разозлило Катрин.
– Чего вы ждете и не делаете, что я сказала? Бегите, ради Бога! Человек, который только что вышел отсюда, – из отряда Дворянчика! Я в этом уверена. Я его узнала! – Катрин схватила с подноса нетронутый кубок и протянула его капитану. – Отведайте это вино, друг мой! Ведь это ваше вино!
Жак де Руссе взял кубок, понюхал вино, затем поставил на место и, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Слышно было, как он позвал охрану. Катрин и король остались наедине. Рене, не глядя на Катрин, машинально взял с сундука салфетку и вытер ею лицо и руки. Казалось, он забыл о ее присутствии. Глубокая морщина обозначилась на его лбу, он размышлял.
– Вы сказали-Дворянчик? – спросил он через минуту. – О ком идет речь? Он ведь не из Коммерси?
– Да, монсеньор. Роберт де Сарбрюк, если быть точнее.
– Это невозможно! Он ведь находится в Баре у меня под стражей за бесконечные мятежи и злодеяния, которые причинил моим жителям в Лотарингии.
– Он больше не в плену. Сир, поверьте мне, не так давно я с ним столкнулась при обстоятельствах, которые не смогу забыть. Он убежал, сир, или его отпустили.
– Это невозможно. Королева Изабелла, моя добродетельная супруга, не допустила бы такой оплошности. К тому же его сын был у нас в заложниках и…
– С ним не было детей, и я бы удивилась, если бы он обременял себя детьми, так же, впрочем, как и угрызениями совести. Я держу пари, что он убежал, не заботясь о ребенке, цинично рассчитывая на известную доброту вашего величества, чтобы не пожалеть о своем побеге. И, наконец, последнее. Он руководил осадой Шатовилена, откуда я держу свой путь. Там он полностью показал себя – бродяга, головорез и вор. К тому же у меня есть все основания полагать, что он сейчас в Дижоне, готовится к убийству его величества, что, как он считает, поможет освободить его сына. Со своей стороны…
Вдруг жалобно заскулила собака. Катрин и Рене одновременно повернулись к камину. Животное уткнулось модой в пол, его светлая шерсть была запачкана красным вином, из пасти текла слюна, глаза закатились, лапы судорожно сжимались. Король с криком бросился к собаке и осторожно дотронулся до остывающего тела.
– Раво! Мой пес! Мой верный Раво! Что с тобой?
– Видимо, он лизнул это проклятое вино, сир, – прошептала Катрин. – Это лишь подтверждает мои догадки. Он отравлен…
– Боже мой! Молока! Пусть мне принесут молока! Катрин, скорее скажите, чтобы мне сейчас же принесли молока! Катрин в ответ лишь покачала головой.
– Это бесполезно, сир! Вы видите… все уже кончено!
Жалобно взвизгнув и дернувшись в последний раз, собака замерла в руках хозяина. Она была мертва.
Катрин вздрогнула, спина ее покрылась холодным потом. Если бы Провидение не помогло ей узнать мнимого слугу, сейчас бы на тюремном полу лежало три трупа: короля, Жака и ее самой. Дворянчик и его сподручные, видимо, очень спешили и потому использовали такой сильный яд. Какой злодейский план! Если бы он удался, то несчастный Руссе, даже если бы умер сам, все равно оказался бы виновником гибели короля.
А поскольку все знали, что он безгранично был предан своему господину, ответственность за эту смерть легла бы на герцога Бургундского. Вспыхнула бы война между Францией и Бургундией, и никакой договор не смог бы их примирить.
Глаза Катрин увлажнились, она безмолвно посмотрела на молодого короля. Не вставая с колен, держа на руках своего любимца, он громко рыдал, как безутешный ребенок. Время от времени Рене шептал имя собаки, как будто надеялся вопреки реальности, что голос хозяина пробудит ее от вечного сна. Катрин хотела помочь ему, утешить, но не смела даже положить руку на опущенные плечи.
Вернулся Жак де Руссе. Он обвел комнату взглядом, увидел безутешного короля, мертвую собаку и женщину, молча стоящую у камина. Когда глаза их встретились, Катрин заметила, как сильно Руссе побледнел. Скорее всего, он подставил то, что должно было здесь произойти.
– О! – только и мог он произнести. И через какое-то время:
– Вы оказались правы… – Вы нашли того мужчину?
Капитан, нахмурившись, покачал головой.
– Он как будто провалился сквозь землю или растворился в вечернем тумане. Видимо, он ушел через окно, никто не видел, чтобы камердинер возвратился на кухню.
– Он мог уйти через скотный двор. Вы выяснили его имя?
– Нет. Главный повар сказал, что он работал всего лишь три дня, заменяя отсутствующего повара, некоего Вержю, который порезался, разделывая гуся…
– Этот Вержю наверняка приходится кузеном Жако – этого развратника и доносчика.
– Да, скорее всего.
– Ну что же, друг мой, я думаю, вы знаете, что вам надо делать. Перевернуть вверх дном таверну этого закоренелого мошенника, который уже давно попирает закон…
– … и который оказывает ему иногда ценные услуги. Не сердитесь, – поспешно добавил Руссе, – я уже отправил туда сержанта и десять лучников, чтобы обыскать дом и задержать подозрительных лиц. Но я сомневаюсь, чтобы они что-нибудь нашли с.
– Я тоже, – резко ответила Катрин. – Жако де ля-Мер слишком хитер. Кузен сам себя поранил, а поскольку он не отвечает за того, кто его заменяет, эти бандиты будут вопить о своей невиновности. При обыске у Жако не найдешь никого, кроме пьяниц, игроков и девок. Те, кого он действительно укрывает, редко появляются в его таверне.
Разочарованная, Катрин умолкла. Руссе был уже не тот. Раньше он сам обыскал бы таверну, арестовал двух-трех подозреваемых, а палач бы уж заставил их говорить. В Дижоне царило полное безразличие к самым важным делам, и главным девизом его жителей стало: «Лишь бы ничего не вышло». Однако, если бы что-то случилось с важным пленником, Руссе скорее всего заплатил бы за это ценой собственной жизни. А может быть, он и не хотел больше жить в такой скуке?
Не возвращаясь больше к этой теме, Катрин опустилась перед Рене на колени. Если бы не редкие всхлипы, можно было бы подумать, что он тоже умер.
– Сир, – тихо обратилась она, – не плачьте, не надо гак огорчаться…
Он поднял заплаканное лицо, во взгляде его была такая мука, женщина почувствовала, как сердце ее готово разорваться от жалости.
– Вам меня не понять! Это мой друг. Я его вырастил. Он всегда был рядом со мной. Когда я попал в плен в битве при Бюльневиле, мне разрешили взять его с собой… потому что он помог мне выжить. Как я теперь буду жить без него?
– Вам недолго осталось жить в плену. Я не знаю, что вам написала королева, ваша мать, но я могу сказать, что во Франции предпринимаются усилия для вашего освобождения.
