Текст книги "Мера любви"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Об этом как раз и пишет моя матушка, – вздохнул он. – Идет сбор золота, политики пытаются убавить аппетиты Филиппа, но, как пишет матушка, даже ценой собственной жизни, я не должен уступать герцогство Бар.
Теперь вы и на это согласны?
Нет, конечно, нет! Хотя я бы согласился отдать все земли, чтобы оживить Раво…
– Сир, – вмешался Жак, – теперь я должен унести его, чтобы предать земле.
– Так скоро? – И он снова разразился слезами. Оставьте мне его еще ненадолго…
– Чем дольше вы на него смотрите, тем больнее будет расставание. -
Катрин была расстроена, чувствуя себя невольной виновницей смерти собаки, так как, не урони она кубок с вином на пол, Раво был бы жив. Внезапно ей в голову пришла спасительная мысль, она сдернула с головы шапочку и освободила свои роскошные волосы. Они упали на плечи золотым дождем, подчеркивая ее красоту.
– Монсеньор, – прошептала она, – вы потеряли одного друга, но нашли другого, верного друга, который сделает все, чтобы смягчить боль утраты!
Он взглянул на нее, глаза его расширились, словно стены тюрьмы вдруг рухнули и комнату залил поток солнечного света.
– Как вы прекрасны! – изумленно произнес он. Недовольный Руссе нахмурил брови, но промолчал. Король осторожно опустил на пол бездыханное тело, встал и, взяв Катрин за руки, помог ей подняться. Он сильно еж ее руки, восхищенный красотой. Казалось, ее волосы ожили в мерцающем пламени свечи. Это «золотое руно» многие годы был не в силах забыть герцог Бургундский, пока создал престижный рыцарский орден.
Пользуясь тем, что король был поглощен ею, Катрин взглядом указала Руссе на труп собаки. Капитан понял намек, взял пса на руки и, бросив подозрительный взгляд на мужчину и женщину, стоящих так близко друг к другу, с насупленным видом вышел из комнаты. Он решил, что, как только король придет в себя, он просто набросится на красавицу. Молодая женщина и сама была недалека от этой мысли. Рене по-прежнему молчал, а в его взгляде она прочла волнение, которое привыкла видеть. Он разжал руки и погрузил их в струящийся шелк ее волос, подобно скупому, надолго разлученному со своим сокровищем. Как только пальцы короля перестали перебирать блестящие пряди, а руки сильно сжали плечи, Катрин отступила назад.
– Сир, – мягко остановила она его. – Я сказала-другом.
Он смущенно улыбнулся.
– Друзья бывают разные! Не хотите ли вы стать моим сердечным другом? Вы так прекрасны, а я так одинок!
– Как можете вы чувствовать себя одиноким и покинутым, когда такая любовь хранит вас, подобно маяку на берегу? У вас есть чудесная супруга, мать, нежность которой мне хорошо известна, сестра, королева Франции, к которой вы так сильно привязаны, и все те незнакомые вам девушки и женщины ваших государств, которые собирают выкуп за вас и молятся Богу об освобождении своего короля. Все знают, как вы добры, милосердны, благородны. В мире мало найдется мужчин, которых бы так любили. А вы говорите мне о разбитом сердце!
– Точнее сказать, об опустошенном сердце, которое жаждет наполниться вами. Голод снедает мое несчастное тело. Не одарите ли вы меня милостью, полюбив? При вашей красоте вы должны быть великодушны. – Он приблизился к Катрин. Она оказалась прижатой к стене и не могла уже ускользнуть от его жадно протянутых рук.
– Если бы я не была во власти своего супруга, – пробормотала она, – я думаю… что уступила, но я замужем… мать семейства… и я люблю своего мужа!
– И вы никогда не обманывали его? Ваша красота, должно быть, зажгла огонь в груди многих мужчин. Вы не загорались ни от одного?
Упершись руками о стену, он прижался к ней всем телом. Катрин чувствовала его упругие мускулы, на удивление сильные для затворника. Лицо обожгло его дыхание, тубы коснулись ее щеки…
– Сир! – пробормотала она в замешательстве. – Я вас Прошу! Сейчас вернется капитан… через минуту он будет здесь!
– Тем хуже! Мое желание безумно! Если он вознамерится, отнять вас у меня, один из нас умрет.
Она уже не могла бесшумно выскользнуть из его рук, не привлекая внимания охраны. С неожиданной силой он обнял ее одной рукой, а другой взял за подбородок. Рене поцеловал ее долгим, жадным поцелуем, как припадают к источнику посреди пустыни. После такого поцелуя сопротивление Катрин ослабело. Ее тело, тоскующее без любви, сыграло с ней плохую шутку, как было уже не раз: в объятиях Пьера де Брезе, в саду Гранады и в доме Жака Кера. Она забыла, как от горячего поцелуя становится безвольным ее тело. Когда рука короля овладела ее грудью, она почувствовала, что дрожит с головы до пят. Рене был молод, страстен и полон сил. Теперь она не только не хотела отталкивать его, но все ее естество ринулось навстречу радостям любви.
Но как только рука короля коснулась ее живота, она услышала гневный возглас:
– К черту этот глупый маскарад! Разденься! – Грубый окрик разрушил очарование и отрезвил ее. Король разжал объятия. Катрин, воспользовавшись этим, выскользнула из его рук, отбежала к камину, и проговорила, тяжело дыша:
– Это невозможно, сир! Я же вам сказала, что сеньор! де Руссе сейчас войдет. Что он скажет, увидев меня голой?.
Как будто в подтверждение ее слов, дверь открылась с привычным лязганьем задвижек, и появился Жак.
Он бросил быстрый взгляд на Катрин, затем на покрасневшего, с горящими глазами Рене.
– О! – только и мог он произнести. Это восклицание подстегнуло желание короля. В 6ешенстве он закричал:
– Выйдите! Выйдите вон! Я хочу остаться наедине этой женщиной.
– Ваше величество заблуждается! Я здесь не вижу ни какой женщины, а лишь моего кузена Алена де Майе! – холодно ответил Руссе. – Приведите себя в порядок, Катрин, следуйте за мной, королю пора отдохнуть…
Он не успел закончить. Словно кошка, Рейе прыгнул нему, сорвал с его пояса шпагу и отступил к окну. – Я сказал, выйдите!
– Что вы собираетесь делать? – гневно воскликнув Руссе. – Будьте благоразумны. Верните мне оружие!
– Я вам приказал выйти. Одному. Если вы сейчас же это не сделаете, я убью себя!
Рене направил острие шпаги себе в сердце, Катрин задрожала. Он был вне себя: лицо его выражало такую решимость, что можно было не сомневаться в его словах. Твердо, но спокойно она приказала:
– Делайте то, что он просит, Жак! Оставьте нас с королем одних.
– Вы сошли с ума, Катрин? Вы собираетесь уступить…
– То, что я собираюсь сделать, касается лишь нас двоих. Оставьте нас на минуту, но не уходите далеко, иначе охрана заподозрит неладное.
Ни слова не говоря, возмущенный, но укрощенный Руссе развернулся и вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась. С тем же спокойствием Катрин подошла к Рене, взяла из его рук оружие, которое он больше не удерживал, положила на стол, затем, повернувшись к королю и глядя прямо ему в глаза, начала расстегивать свой камзол, сняла-его и бросила на скамью. Перед тем как расстегнуть просторную белую рубашку, заправленную в облегающие штаны, она вызывающе и несколько презрительно улыбнулась королю.
– Мне продолжать, сир? холодно спросила графиня де Монсальви. – Кажется, вы приказали мне раздеться… так, как если бы я была развратницей, доставленной сюда для вашего удовольствия, а не посланницей вашей матери.
Рене отвел взгляд. Его била дрожь, трясущейся рукой он провел по лбу и отвернулся.
– Простите меня! – прошептал он. – Я забыл, кто вы. Я потерял рассудок! Вы само искушение! Почему моя мать послала ко мне не самую уродливую из своих приближенных, а Венеру во плоти? Она ведь меня знает! Она знает, как трудно мне пропустить прелестное личико, красивое тело, а вынужденное затворничество лишь обострило мои желания. И все-таки она послала мне вас, самое прекрасное создание, какое я когда-либо видел!
– Она знала, что я еду в Бургундию, она доверяет мне… – Катрин умолкла. Неожиданно в голову ей пришла странная мысль: не было ли у Иоланды намерения, посылая се к сыну, порадовать его немного? В принесенном ею письме не было ничего политически важного. Однако, передавая Катрин послание, королева горячо поцеловала ее со словами «Вы мне сторицей вернете то, что я сделала для вас…» Иоланда прекрасно знала Катрин, ее сомнительные приключения, чтобы предположить, что она не откажет в часе любви несчастному пленнику. Матери позволительны такие странные мысли, и она может попросить подругу о подобной услуге. Катрин тихо подошла к Рене, стоявшему к ней спиной, слезы на его щеках блестели при свете свечей. Ее тонкая рука с изумрудом, сверкающим словно глаз колдуньи, сжала руку короля.
– Это я должна просить у вас прощения, сир! Ваша мать прекрасно знает, что делает! Если я вам нравлюсь, я ваша…
Она почувствовала, как дрожит его тело. Он повернулся к ней, обнял за плечи и посмотрел на нее долгим взглядов такую изящную и хрупкую в этих облегающих штанах, подчеркивающих округлость бедер, стройность ног, золотисты волосы, дождем ниспадающие на белую рубашку.
– Вы не только прекрасны, но и милосердны, моя дорогая. Но вы слишком дороги мне, чтобы я воспользовался вашей добротой. О! Я не отказываюсь от мысли любить вас. Наоборот, я буду жить отныне в ожидании ночи, когда вы сами, без принуждения приедете ко мне и будете не жалеть меня, а хоть немного полюбите,
Он нежно поцеловал ее в лоб, поднял сброшенный камзол и помог одеться, затем отошел к камину, чтобы лучше видеть, как она причесывает волосы и прячет их под шапочку. Рене протянул ей накидку и, прежде чем накинуть Катрин на плечи, взял ее руку в свою ладонь и поцеловал.
– Вот вы опять сеньор де Майе, – вздохнув, сказал он. – Пора позвать вашего «милого» кузена.
Жак, видимо, был недалеко, так как появился, словно чертик из ларца.
«Он, должно быть, лишь прикрыл дверь и подслушивал, – подумала Катрин. – Слава Богу, что его мучение не было долгим!»
Руссе с облегчением выпустил Катрин из комнаты. Он так торопил ее, что она едва успела попрощаться с королем подобающим образом. Он сгорал от нетерпения увести ее t! подальше и задать вопрос, который жег ему язык.
– Что произошло? – отчеканил он, схватил Катрин за край накидки на первой же лестничной площадке. Она едко улыбнулась:
– Ничего, друг мой, ровным счетом ничего.
– Он вас не…
Она пожала плечами.
– За десять минут? Вы не слишком обходительны, мой дорогой капитан! В любом случае я надеюсь, что вы вылечились от вашей подозрительности?
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что вы должны время от времени пускать сюда миловидную молоденькую и довольно глупую служанку, хотя бы для того, чтобы привести в порядок этот сарай, куда вы посмели поместить короля. Спокойной ночи, мой дорогой «кузен». Да, чуть не забыла, вы позволите дать вам еще два совета?
– Почему бы нет? Продолжайте.
– Хорошо, сначала постарайтесь найти двух-или трехмесячного щенка, хоть немного похожего на несчастного Раво, и еще, возьмите себе за правило заставлять пробовать все, что подается вашему пленнику.
– Вы решили, что я сам бы до этого не додумался? – вне себя от гнева закричал Руссе. – Вы принимаете меня за дурака, мой «кузен».
Катрин рассмеялась, ловко вскочила на лошадь, которую подвел слуга, и, пришпорив ее, галопом выскочила из дворца бургундских герцогов и скрылась в лабиринте темных дижонских улиц.
Приехав во дворец Морелей-Совгрен, Катрин увидела, что Готье наконец вернулся. Явно уставший, он сидел с Беранже на кухне и жарил каштаны, попивая красное вино.
– Слава Богу, вы здесь! – воскликнула Катрин со вздохом облегчения. – Куда вы пропали? В какую еще авантюру пустились? Вы не знаете Дижона, и, только приехав, вы…
– Пусть я не знаю Дижона, но я знаю мужчину, за которым следил, он из отряда Дворянчика: я за ним ходил весь день, он меня познакомил с этим городом. А вы сами, госпожа Катрин, не пускаетесь в авантюры? Вы возвращаетесь со службы в таком наряде?
Графиня пожала плечами, сняла перчатки и, подойдя к огню, протянула свои озябшие руки. Она чувствовала себя уставшей, но голова была удивительно ясной.
– Мне удалось повидать короля, к счастью, так же, как вы обнаружили кого-то из отряда Дворянчика, я встретилась с другим в Новой башне. Да к тому же за делом: сегодня вечером была совершена попытка отравить Рене д'Анжу!
Готье на минуту перестал помешивать каштаны на сковородке и удивленно поднял брови:
– В тюрьме, во дворце?
– Именно так, ему подали отравленное вино. К тому же если бы я не узнала этого человека, то сейчас был бы мертв не только король, но и капитан де Руссе и я. Быстрая и безболезненная смерть!
Катрин рассказала о том, что произошло в башне. Беранже прерывал ее возмущенными восклицаниями, а Готье все больше и больше хмурился.
– Выполнив свое грязное дело, этот человек исчез, не дождавшись исхода, – вздохнула она. – Несмотря на предпринятые попытки, найти его не удалось. Интересно, Готье, что вас так развеселило в этой истории? – добавила она, заметив, что ее конюх перестал хмуриться, улыбнулся и принялся чистить горячие каштаны, аромат которых наполнил всю комнату.
– Просто Провидение вмешивается, когда дьявол уже заканчивает свою работу. Как выглядел ваш мужчина?
– Белое плоское, ничем не примечательное лицо, слегка рыжеватые волосы. Впервые мы его увидели в церкви Монтрибур, в разоренной деревне. Он составлял опись награбленного. Вы припоминаете?
– Я так хорошо все помню, что следил за ним весь день, прождал его весь вечер перед дверью на птичий двор и…
– Вы знаете, куда он пошел?! – воскликнула Катрин. – Это невозможно. Это было бы слишком большой удачей.
– Почему бы нет? Я вам сказал, что вмешалось Провидение. Госпожа Катрин, послушайте, сядьте на эту лавку, съешьте несколько каштанов и выпейте стакан вина, – вы выглядите уставшей.
– Устала я или нет, мне сейчас не до отдыха, – нетерпеливо возразила она. – Вы пойдете со мной во дворец и покажете капитану де Руссе, где прячется этот человек. Мы схватим его до восхода солнца. Ну же, пошли!
Но Готье уселся поудобнее на лавку и положил еще горсть каштанов на сковороду.
– Надо дождаться, пока на рассвете откроются городские ворота, госпожа Катрин.
– Откроются ворота?
– Да, он укрылся за городскими стенами в укромном местечке…
Готье рассказал, как после длительного ожидания он увидел, как этот человек быстро вышел из дворца и побежал по улице в северном направлении. Заметив городские стены, Готье решил, что преследование окончено, но беглец подошел к потайной двери, охранник которой уже крепко спал. Чтобы его разбудить, ему пришлось громко кричать, и Готье прекрасно все слышал.
Его пропустили. Не успел охранник снова заснуть, как подбежал пытающийся настигнуть беглеца Готье.
«Вот уже десять минут, как я бегу за ним, – поведал он караульному, – если я не задержу этого человека, завтра он совершит величайшую ошибку в своей жизни».
Затем, что-то сообразив, Готье выкрикнул пароль: «Вержи» и попросил охранника его подождать, так как он не хотел проводить остаток ночи за городскими стенами.
Все произошло, как он и задумал. Караульный пропустил его. К счастью, ночь была не слишком темной, и он заметил беглеца, направляющегося к постройкам, увенчанным шпилем, которые находились далеко в стороне от всех деревенских домов, около рощицы.
– Я видел, как он вошел туда, – заключил Готье, – и вернулся домой. Я смогу найти это место, к сожалению, я не знаю, как называется эта окраина, а спросить у охранника не осмелился. Что же касается построек, то скорее это монастырь. Большой двор, обнесенный высокими стенами, а напротив, у обочины, огромный каменный крест. Не скрою, местечко показалось мне пустынным и жутким.
– Надо перейти речку, чтобы туда добраться? – спросила Катрин таким мрачным голосом, что юноши с удивлением посмотрели на нее.
– Да, действительно. Мужчина прошел по маленькому мостику. Это место окружено речушкой. Вы так побледнели! Это монастырь…
– Это не монастырь. Это ля Маладьер, лепрозорий, если так понятнее. Если Жако де ля-Мер там прячет своих гостей, то это надежное укрытие. Нам ни за что не удастся убедить солдат войти туда. Людям Дворянчика, видимо, хорошо платят. Жилища прокаженных и тех, кто за ними ухаживает, четко разделены, но все же…
Новая волна воспоминаний охватила Катрин. Это были самые ужасные воспоминания, вызванные страшным словом «лепрозорий». Она старалась удержать их в темных глубинах памяти. Катрин, желая забыться, схватила полный стакан Готье и выпила его залпом. Вино обожгло ее, подобно огню, и отбросило назад страшные тени прошлого. Она провела рукой по холодному лбу, затем посмотрела на юношей:
Беранже сидел с исказившимся от ужаса лицом, обхватив Руками колени, Готье погрузился в задумчивость. Надо было прервать это оцепенение.
– Вы не знали, что это было, – сказала она, пытаясь придать своему голосу твердость, – почему же вы сказали, что надо подождать рассвета, чтобы отправиться туда? Почему? Ночью наше появление было бы неожиданно.
– Вполне возможно, но надо осмотреть значительную территорию, а беглецу легче в темноте скрыться в траве, перелезть через стену. Днем никто не сможет ускользнуть. К тому же ночью вооруженный отряд наделал бы много шума. Днем же часто можно видеть солдат, выходящих за пределы города. Впрочем, мы все это сейчас обсудим с вашим другом капитаном.
Озадаченная, Катрин пожала плечами.
– Зачем? Самые бесстрашные солдаты пугаются, когда речь заходит о Маладьер. Это проклятое место, где царит страшное зло. Если только было бы возможно окружить его, чтобы никто не смог выйти! Хотя, чтобы вытащить людей Дворянчика, надо туда сначала войти.
– Но ведь сбежавшие преступники и люди Дворянчика входят туда! Ваш капитан, может быть, так же смел, как они, и сможет найти нескольких отважных мужчин. Я готов!
– И я, – промямлил ему в тон Беранже, стараясь перебороть свой страх.
– Прекрасно! Тогда, госпожа Катрин, если мы хотим атаковать на рассвете, надо решиться сейчас. Посмотрим, насколько храбр ваш друг.
То, что произошло в Новой башне, было слишком серьезно, чтобы Руссе позволил виновному проскользнуть сквозь пальцы. Не могло быть и речи, чтобы кто-то из его людей отказался выполнить свой долг. Впрочем, капитан никогда не оставлял за ними права выбора.
– Тех, кто отступит, ждет виселица! – объявил он своим солдатам, ни живым ни мертвым при мысли о посещении Маладьер. Но, заботясь о безопасности отряда, Pycce приказал выдать воинам повязки и уксус, чтобы их смачивать.
Через два часа беглец и несколько головорезов, превративших ночные улицы Дижона в вертеп, были задержаны, но не в лепрозории, а на соседней ферме, где разместилась прислуга из таверны Жако де ля-Мера. Они были закованы в цепи и под охраной доставлены в тюрьму.
В этот день сомнительное заведение даже не открыло ставни. Простая табличка украсила входную дверь. Она гласила, что из-за похорон в провинции таверна несколько дней будет закрыта.
Глава пятая. СОШЕСТВИЕ В АД
Площадь Моримон, лобное место Дижона, имела странный, жутковатый вид. На ней было установлено специальное приспособление – острое, как нож гильотины.
Посреди площади, прямо напротив могущественного аббатства Моримон, возвышался сам эшафот – прямо -
Угольное двухметровое сооружение с двумя лестницами по бокам.
На этом постаменте из почерневшего дерева, блестящем от запекшейся крови, был установлен крест. По обе стороны эшафота находились виселица и колесо, похожее на остов катафалка. Орудия смерти уже не пугали привыкших ко всему людей. Более того, это место стало их излюбленным местом развлечений, когда одному или нескольким приговоренным к казни случалось играть первую роль.
В это серое ненастное осеннее утро площадь была черна от народа. Зрители разместились даже на крышах редких домов и на мельнице.
Ожидаемое представление обещало быть необычным и интересным. На этот раз мэтр Арни Синьяр, дижонский палач, задумал сварить приговоренных живьем. Котел использовался редко, он предназначался фальшивомонетчикам и дорожным грабителям.
Городские жители решили ничего не пропустить. Публика, отгороженная ровным кордоном вооруженных солдат в шлемах, завороженно смотрела на палача и его подручных. Мэтр Синьяр был одет в облегающие штаны кроваво-красного цвета, заправленные в черные кожаные сапоги; голову его покрывал красный капюшон. Он был похож на дьявола со своими узловатыми руками, на которых извивались, словно синие гадюки, проступившие вены. Палач наполнил огромный медный котел водой и маслом и зажег огонь.
– Неужели они собираются бросить живых людей в эту кастрюлю? – прошептал Беранже, дергая Готье за рукав. – Я не уверен, что хотел бы смотреть на это.
Юноши устроились на невысоком каменном парапете, окаймляющем Сюзон. Таким образом они, особенно Готье, который был намного выше своего юного друга, оказались в выгодном положении по сравнению с людьми на площади. Бывший студент дружески похлопал пажа по плечу.
– Я тоже, – ответил он с ободряющей улыбкой. – Но мы здесь не для того, чтобы любоваться этой каннибальской расправой, а посмотреть, не произойдет ли что-нибудь важное, не попытается ли Дворянчик спасти своего человека из котла Люцифера. Как раз на это и рассчитывает сеньор де Руссе. Посмотри, он там, около судейской трибуны. Он не только удвоил число лучников, поставив своих людей, но и сам вооружился, словно собирался покорить провинцию. Капитан плохо выглядит и не перестает вглядываться в толпу. Он кого-то высматривает. Если хочешь знать мое мнение, я Уверен, что ему так же приятно, как и тебе, вдыхать этот ужасный запах масла, ему все равно» – повесят или выпотрошат преступника, в любом случае лучше, чем сварят живьем. Руссе надеется, что Дворянчик вылезет из своей норы, и он сможет рассчитаться с ним.
– Ты думаешь. Дворянчик придет?
– Это зависит от того, насколько ему дорог преступник. Но я в этом сильно сомневаюсь. Мы здесь уже три недели, и король Рене по-прежнему жив. До сих пор заговор не удался. Я не думаю, чтобы Роберт легко смирился с поражением, к тому же оно второе после Шатовилена. Появиться здесь – это безумие, но, может, у него достаточно сил справиться со всем гарнизоном, тогда он быстро овладеет городом!
– Пошли отсюда, ты же сам говоришь, что здесь ничего не произойдет!
– Я не говорил, что ничего не произойдет, я сказал, что не уверен. Ты же сам видишь, сейчас невозможно сделать и шага. О! Кажется, ведут смертников!
Стало светать, колокола соседней церкви Святого Иоанна пришли в движение, огласив город мелодичным перезвоном. Болезненная дрожь овладела толпой. Беранже свернулся калачиком на парапете.
– Я не хочу этого видеть! Достаточно, что я услышу…
Ничего не ответив, Готье, наоборот, поднялся на цыпочки. На площадь въехали две ломовые лошади, окруженные лучниками. Каждая тащила клетку с привязанным к ней полуголым мужчиной.
Участь этих людей была так ужасна, что толпа, обычно выкрикивающая проклятия и непристойности, на этот раз хранила гробовое молчание. Слышны были удары колокола да потрескивание костра.
Готье нашел Жака де Руссе сидящим верхом на лошади. Капитан не обращал ни малейшего внимания на смертников, он по-прежнему наблюдал за толпой, надеясь на появление Дворянчика. Если отравитель короля попадет в котел, то это все благодаря Руссе, который руководил приговором судей, настояв на том, что преступники были фальшивомонетчиками.
Нельзя же объявить народу, что была совершена попытка убить короля, и она чуть было не удалась. Такое заявление поставило бы командующего дворцовой гвардией в сложное положение.
Заодно с отравителем осудили и мнимого Филиберта Ля Верна, которого, как выяснилось на следствии, в действительности звали Колен Длинный: он недавно избежал правосудия, лионского котла, куда его завел талант изготовлять фальшивые пистоли.
Лошади остановились у котла. Смесь воды и масла в нем уже кипела, разбрызгивая обжигающие капли. Между двух клеток, скрестив руки на распятии, стоял монах и молился за смертников. Подручные палача отвязали преступников. Филиберт, рыдая, умолял сжалиться над ним, другой же смертник, казалось, оцепенел или безучастно ожидал чего-то.
Вдруг глаза Готье заметили в толпе профиль, виднеющийся из-под черного капюшона. Это была Амандина. Бледная, с сжатыми губами и пылающим взором, она приготовилась к смерти своего любовника. Она не плакала. Каждая клеточка ее существа источала беспомощную ненависть. Готье решил, что она вправду любила своего псевдо братца, ибо осмелилась появиться в толпе с непокрытым лицом;
Ведь ее по-прежнему разыскивали. Ни за что на свете, несмотря на все ее прегрешения, юноша не выдал бы эту женщину, она сама себя подвергла самому страшному наказанию…
Погрузившись в размышления, Готье не мог оторвать глаз от Амандины; она почувствовала, что на нее смотрят, обернулась и на какой-то миг их взгляды пересеклись. Видимо, она его узнала, так как сразу же глубже натянула капюшон, отступила назад и исчезла.
Колокола умолкли.
– Еще не все? – спросил Беранже бесцветным голосом. Он не только закрыл лицо, но и заткнул уши.
– Лучше бы я остался с госпожой Катрин, а тебя отпу… Вдруг он еще больше съежился и застонал в ответ на страшный вой несчастного Филиберта. Арни Синьяр и его подручные бросили его в котел.
Толпа, казалось, тоже съежилась.. Конь Руссе загарцевал, когда палачи схватили второго смертника.
– Сейчас или никогда! – выдохнул Готье, ставший одного цвета со своим серым камзолом: с него градом катился пот, как будто он чувствовал жар костра.
Но ничего не произошло. Во второй раз послышался вой, еще страшнее первого, и тошнотворно запахло вареным мясом. Роберт де Сарбрюк не счел нужным применять силу Для спасения своего товарища от ужасной смерти.
– Я так и думал, – пробормотал Готье себе под нос, – Дворянчик не покончил с пленником Новой башни и потому предпочитает не обнаруживать свое присутствие.
Пистоль – старинная золотая монета (здесь и далее примечаниг переводчиков.
Как только нечеловеческие крики умолкли, Готье спустился со своего пьедестала и наклонился к Беранже, хлопая его по плечу.
– Все кончено, – сказал он. – Мы можем уходить. Не так легко, сын мой, приобрести желудок мужчины, – добавил он, увидев позеленевшее лицо подростка. – Когда ты станешь рыцарем и отправишься на войну, тебе еще придется увидеть…
– На войне пленных не варят живьем!
– С ними иногда поступают еще хуже! Может, ты забыл Монтрибур… и подвиги капитана Грома?
Беранже сделал вид, что не понял намека. Он знал, что его друг ненавидел Арно де Монсальви. Беражне считал того своим господином и не одобрял нынешнего поведения, но все-таки не осуждал его. Лучше было сменить тему разговора, и юноша попытался улыбнуться.
– Я готов! – поднявшись, ответил он. – Пошли отсюда.
Легко сказать! Толпа не двигалась с места, поскольку спектакль еще не закончился. Предстояло увидеть, как мэтр Синьр и его первый помощник вскарабкаются на эшафот рядом с котлом и при помощи длинных крючков вынут обваренные тела преступников. Их перевезут на дорогу рядом с Ушскими воротами, прицепят на виселице и оставят разлагаться в назидание прохожим. Оба юноши приготовились и это терпеливо вынести, как вдруг одно из свинцовых облаков, с утра нависших над городом, разразилось ледяным ливнем. Толпа зашевелилась. Началась давка, и Готье с Беранже оказались прижатыми к парапету. Они вынуждены были ждать под проливным дождем. Юноши не заметили небольшой отряд, приближающийся по берегу реки под прикрытием каменной стены…
Как раз в то время как толпа схлынула и они могли, наконец, двинуться с места, их схватили чьи-то невидимые грубые руки.
Никто не заметил, как минутой позже их увозили, слов-, но неподвижные мешки, в неизвестном направлении.
Ни за что на свете Катрин не согласилась бы участвовать в варварском зрелище на площади Моримон. К тому же, зная заранее, как Беранже отреагирует на смерть в одном из самых диких ее проявлений, она сделала все, чтобы помешать ему пойти с Готье. Но паж, догадавшись, что у его друга было серьезное основание туда пойти и что поход был не безопасен, решился не отпускать его одного.
Катрин вынуждена была сдаться. Ей же необходимо было перед отъездом из Дижона заняться делами дядюшки. Здоровье его внушало опасения: после двухдневной эйфории больной погрузился в оцепенение. Он отказывался от пищи, и в течение нескольких дней Катрин думала, что старик долго не проживет.
Но, к счастью, тревога оказалась ложной. Крепкое здоровье спасло Матье и на этот раз. Благотворную роль сыграл и заботливый уход Бертиль, которая с каждым днем все сильнее привязывалась к больному. Катрин начала уже задаваться вопросом, не закончится ли все это женитьбой, что было для всех не лучшим решением.
В день казни молодая женщина выехала за город на одну из дядюшкиных ферм, чтобы разрешить там возникший спор.
Она убедилась, что дела Готрэна не пострадали от вмешательства Амандины Ля Верн, так как та собиралась стать единственной наследницей и мудро вела хозяйство.
Возвращаясь из поездки, Катрин подумала, что надо сегодня же вечером с Бертиль и Симоной поговорить о будущем дядюшки. Из-за Матье она и так надолго задержалась в Дижоне. Да и вообще она устала заниматься делами других, в то время как ее собственные были так плохи.
Когда Катрин выезжала из Шатовилена, она лишь немного отставала от Арно, и если бы ей не надо было мчаться на помощь пленному королю, спасать от смерти дядю и возвращать его на путь истинный, ведущий к спокойной старости, она бы уже наверняка догнала своего супруга. Состоялось бы еще одно бурное объяснение, но она бы покончила с недоразумениями, ревностью, обидами…
Графиня де Монсальви чувствовала в себе достаточно сил, чтобы открыть ему глаза и вырвать из обманчивых иллюзий относительно новоявленной Жанны д'Арк. Она провела несколько дней рядом с Орлеанской Девой и могла развеять двусмысленность, заставив самозванку снять маску. Уже сейчас все бы вернулось на круги своя, и они вместе поспешили бы домой, чтобы провести Рождество со своими Детьми. Но лишь Богу известно, где сейчас Арно. Богу… или дьяволу.
Всегда, когда Катрин думала о муже, она не могла разобраться в своих чувствах. Конечно, она его по-прежнему любила, так как эта любовь умерла бы лишь вместе с ней, но чувство ее уже не было столь кристально чистым, как в первые годы. Ревность, возмущение жестокостью Арно, обида за недоверие к ней смешивались с жалостью матери к своему несчастному чаду. Арно выжил, но затянулись ли раны на его теле и в его душе? Это как раз больше всего и волновало Катрин. Чтобы узнать, что с ним, она и ехала в Лотарингию.
К тому же через несколько дней Симона де Морель собиралась уехать из Дижона с детьми и половиной домочадцев. Она отправлялась в Лилль к герцогине Изабелле, пригласившей ее на рождественские праздники. Катрин собиралась проехать часть пути вместе. Вот почему пора было заканчивать хлопоты с дядюшкой.
