355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жюльетта Бенцони » Марианна в огненном венке. Книга 2 » Текст книги (страница 15)
Марианна в огненном венке. Книга 2
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 19:18

Текст книги "Марианна в огненном венке. Книга 2"


Автор книги: Жюльетта Бенцони



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Хорошо, вы поедете дальше! Этот обоз тоже идет в Польшу. Что мешает вам остаться здесь? Я доверю вас Мурье.

– И под каким предлогом? Здесь все считают меня вашим секретарем, кроме Мурье, который уверен, что я ваша любовница!

– Вы можете заболеть, испугаться климата, мало ли что еще? Бравый генерал влюблен в вас, готов поклясться. Он будет в восторге, избавившись от меня…

– Это именно то, чего я не хочу, – сказала она сухо, больше ничего не объясняя.

Изменение отношения Мурье к ней было ей неприятно. Лучше уж выслушивать непристойности, чем защищаться от неумелого ухаживания, которое с каждым днем становилось все более назойливым. Уже много раз она сдержанно предупреждала его. Он просил извинения, обещал следить за собой, но сейчас же в его взгляде снова появлялось жадное выражение, по меньшей мере непонятное стороннему наблюдателю. Нет, продолжать путешествие в таких условиях, особенно без Барбы, – невозможно! И Марианна говорила себе, что сто раз предпочтет пойти пешком, чем непрерывно защищаться от домогательств, которым рано или поздно ей придется уступить.

В этот вечер молча следившая за разговором с Бейлем Барба подошла к ней, когда она остановилась у костра.

– Не беспокойтесь, – прошептала она. – Я найду другой выход! У меня еще меньше желания продолжать поход в таких условиях.

– Почему, Барба? У вас неприятности?

Под нагромождением шалей полька пожала своими широкими плечами.

– Я единственная женщина в обозе, – буркнула она. – И я решительно отказываюсь заниматься моим прежним ремеслом.

– А что вы посоветуете мне?

– Сейчас ничего. Сначала надо попасть в Смоленск. Там посмотрим!..

Попасть в Смоленск! Это стало как навязчивый припев. Никто не представлял себе, что этот город так далеко. Невольно казалось, что он, словно в дурном сне, отступал по мере того, как к нему приближались. Некоторые утверждали, что обоз сбился с дороги и в город не попадет никогда. Поэтому вечером второго ноября встретили с изумлением и недоверием новость, прилетевшую с головы обоза:

– Мы прибываем! Перед нами Смоленск!

Все солдаты уже проходили здесь и узнавали его, а Бейль – один из первых.

– Действительно, – вздохнул он с облегчением, – вот и Смоленск.

Подошли к глубокой долине, где ртутью поблескивал Борисфен, и город предстал перед ними. Зажатый в корсет высоких стен, он казался дремлющим на правом берегу реки среди покрытых соснами, елями и березами холмов, которым свежевыпавший снег придавал праздничный вид. Этот гигантский пояс укреплений с тридцатью восемью башнями, его высокие гладкие стены, которые на протяжении трех веков противостояли времени и людям, представляли бы зрелище одновременно архаичное и прекрасное, если бы не свежие следы войны: сломанные деревья, разрушенные или сожженные дома, наспех отремонтированные бревнами мосты. От предместий почти ничего не осталось.

Над стенами виднелись купола церквей, дымы из труб, вызывающие в памяти вечернюю трапезу, хорошо протопленную комнату… Зазвонил колокол, пропел рожок, проиграла труба под аккомпанемент барабана – все это свидетельствовало о военной жизни за этими стенами древней эпохи, хранившими секрет вечной молодости.

Город имел до такой степени утешительный облик убежища, что единодушный крик радости вырвался из груди тех, кто еще способен был кричать. Наконец-то можно будет отдохнуть, поесть, согреться. В это просто трудно поверить!..

Бейль поежился и забрюзжал:

– Наверно, то же чувствовали крестоносцы, увидев Иерусалим. Отсюда ничего не разберешь, стены слишком высокие, но внутри осталось не больше половины города! Тем не менее я надеюсь, что нас всех смогут разместить… и я найду плоды деятельности курьеров, которых я посылал из Москвы.

Он старался выглядеть равнодушным, но его темные глаза сияли радостью, и Марианна чувствовала, что он так же доволен, как самый простой из смертных, несмотря на его скептический вид.

Расстояние, которое предстояло покрыть до ворот города, было преодолено в рекордное время. К тому же обоз заметили часовые, и солдаты сбежались с приветственными криками, помогая въехать в город.

Проходя под аркой ворот с гербом города: пушка и фантастическая птица Гамаюн, символ мужества, Марианна не могла удержаться, чтобы не улыбнуться Бейлю.

– Думайте обо мне что хотите, но я, как и все, очень рада прибытию сюда. Надеюсь, вы предложите что-нибудь еще, кроме гнилой и мерзлой картошки…

Не одна она мечтала о еде. Вокруг них солдаты только и говорили о добром ужине, который они получат, и в Смоленск они вошли с таким чувством, словно там их ждал праздник. Но восторги немного утихли, когда, пройдя укрепления, увидели разрушения, скрывавшиеся за ними.

Снег милосердно укрыл руины, но он не мог заполнить трагическую пустоту улиц, где зажигались светильники за промасленной бумагой, заменившей выбитые стекла.

С обеих сторон улицы, куда углубился обоз, из оставшихся домов выходили люди и молча наблюдали за проходом новоприбывших. В их взглядах горела ненависть. Радость Марианны сразу угасла, больше, чем в Москве, она почувствовала себя на вражеской территории.

Мурье, остановившийся у въезда поговорить с капитаном карабинеров, догнал их. Он был заметно озабочен.

– Похоже, что с тремя сотнями солдат мы желанные гости! Я думал, что мы найдем здесь весь 9 – й корпус маршала Виктора, но от него почти ничего не осталось.

Маршал ушел с большей частью войск к Полоцку, где, как говорят, Сен-Сир терпит неудачи. Даже губернатор исчез…

– А кто он? – спросил Бейль.

– Генерал Баргей д'Ильер, он должен был быть здесь с иллирийской дивизией, вышедшей из Данцига 1 августа. Он отправился занять позицию на дороге возле Ельни, оставив Смоленск генералу Шарпантье, начальнику штаба 4 – го корпуса, бывшему губернатором Витебска. Я задаюсь вопросом: что мы найдем здесь с таким слабым гарнизоном и подобной губернаторской чехардой?

По мере того как он говорил, Бейль на глазах мрачнел. У него возникло множество вопросов в связи с продовольствием, заказы на которое он везде рассылал. И когда вышли на большую площадь, он внезапно покинул своих спутников, чтобы броситься к гостинице, на пороге которой как раз показались временный губернатор Смоленска и какой-то штатский, оказавшийся губернским интендантом де Вильбланшем. Именно с ним объяснялся Бейль коротко и бурно, а когда он вернулся к Марианне, несчастный управляющий снабжением тыла был как пришибленный.

– Это ужасно! И четверти того, что я заказывал, не собрали! Я должен молить небо, чтобы император не нагрянул сюда, иначе мне грозит если не смерть, то бесчестие. Пойдемте! Здесь нам нечего делать. Самый момент расстаться с обозом и познакомиться с армейскими складами. Мне надо воочию убедиться. Там уж найдется, где разместиться всем.

Но это оказалось не так легко, как он воображал, ибо в битком набитом доме интендантства господину управляющему могли предложить только матрас в тесной комнате, где уже жили двое его коллег. Женщин, естественно, поместить негде. Надо найти что-то другое.

Бейль бросил там саквояж и с провожатым из интендантов пустился на поиски квартиры для его «секретаря»и кухарки. В конце концов нашли в доме старого немецкого еврея возле нового рынка что-то вроде мансарды, снабженной тем не менее печкой и из-за этого показавшейся женщинам верхом комфорта. Чтобы жить с Барбой, Марианне пришлось вернуть свой женский облик, о чем ей не пришлось жалеть. Соломон Левин и его жена Рахиль оказались славными людьми и проявили трогательную заботу при виде впалых щек и бледности молодой женщины. Они не задавали никаких вопросов и были удовлетворены, подтвердив, что обеим женщинам будет у них хорошо, а благородный господин может спокойно идти по своим делам. Контакт, впрочем, установился очень быстро, когда они узнали, что Марианна говорит по-немецки так же хорошо, как они.

И, успокоенный за судьбу своих подопечных, Бейль покинул их, пообещав вернуться на следующий день утром.

Торговец мехами, а вместе с тем и другими товарами первой необходимости, Соломон Левин поддерживал с оккупантами если не сердечные, то вполне корректные отношения, которые позволили ему продолжать вести торговлю в городе, где не осталось конкурентов. А это значило, что у него с голоду не умрешь.

Благодаря заботам толстухи Рахиль в мансарде появились матрасы, простыни и одеяла, а также большая медвежья шкура, которая привела Марианну в восторг, но она едва не заплакала т радости, когда Рахиль и ее маленькая служанка внесли большое корыто, два объемистых кувшина с горячей водой, полотенца и кусок мыла.

Восемнадцать дней после отъезда из Москвы она не снимала обувь и не меняла белье. Никогда еще она не чувствовала себя такой грязной. При виде этой роскоши она непроизвольно обняла старую женщину и расцеловала ее.

– Пока жива, я буду благословлять ваше имя, мадам Левин, – сказала она ей. – Вы не представляете, что значит для меня это!

– Я таки думаю, что да! Наш дом не богатый, не красивый и даже не так, чтобы уж очень уютный, но главное в нем – чистота, ибо так принято у наших, кто придерживается законов Моисея. Давайте одежду, вашу и вашей служанки, мы ее выстираем…

Рахиль сначала говорила с большим достоинством.

Но, дойдя до этого места, она остановилась, затем с какой-то неуверенностью продолжала:

– А я тем более не забуду вас, сударыня, ибо я никогда не поверила бы, что дама с Запада когда-нибудь осчастливит меня. Разве вы забыли, что я принадлежу к презираемому народу?

Внезапная грусть этой старой женщины сжала сердце Марианны. Она взяла ее руку.

– Вы отнеслись ко мне, иностранке, как к другу. А я всегда целую моих друзей.

И она снова поцеловала Рахиль в обе щеки, не подозревая, к каким последствиям приведут эти поцелуи, вызванные симпатией и признательностью. Жена Соломона сразу ушла, предупредив Барбу, что она может выкупаться на кухне, оставив Марианне возможность с наслаждением погрузиться в корыто.

Когда полька вернулась после купания, она принесла с собой большое блюдо, на котором соседствовали мясное рагу, гречневая каша и блины со сметаной. В кувшине дымился чай.

Давно уже Марианна и Барба не пробовали такое угощение. Они набросились на него, как голодающие, каковыми они, собственно, и были. Затем, словно еда истощила остатки их сил, они растянулись на своих матрасах и, ублаготворенные, уснули крепким сном, который для Марианны закончился только после полудня следующего дня.

Тогда она с радостью констатировала, что такой длительный отдых буквально возродил ее. Давно она не чувствовала себя так хорошо. Нормальная еда вернула ей силы и боевой дух. Это выразилось в настойчивом желании продолжать дорогу в Париж, ибо с тех пор, как она увидела Смоленск, ей и в голову не приходило задержаться тут даже в теплой и дружеской атмосфере дома Левина.

Она закончила туалет, с чувством облегчения снова надев женскую одежду, которую она хранила в небольшом узле, когда появился Бейль.

Сразу стало видно, что аудитора Государственного Совета не осчастливили таким же комфортом, как Марианну. Он был бледен, и его измятое лицо нервно подергивалось, выдавая глубокое беспокойство. Вид Марианны, свежей, чистой и отдохнувшей, явно вызвал у него раздражение. И в самом деле, он был изрядно грязный, и всю ночь ему не давали спать насекомые. Тем не менее он не стал жаловаться и сразу перешел к делу.

– Обоз отправляется завтра, – заявил он. – Хотите ехать с ним или нет?

– Вы прекрасно знаете, что нет. Моя роль секретаря закончилась здесь, и у меня нет никакого желания оставаться на протяжении нескольких сотен лье единственной женщиной, не считая Барбы, среди доброй тысячи одичавших мужчин. Спросите у Барбы, что она об этом думает: она против!

– Это бессмысленно и глупо! Вы же знаете, что Мурье защитит вас…

– Что вы знаете об этом? Нет, друг мой, только не говорите о рыцарстве, галантности и прочей дребедени, которая не имеет места в подобной ситуации. Одним словом, у меня нет никакого желания быть изнасилованной не знаю сколько раз, прежде чем попасть в цивилизованные края. Кроме того, разве вы забыли ваши обещания? В Москве вы уверяли, что по прибытии сюда вам будет легко помочь мне продолжить путешествие.

Он буквально взорвался.

– Как я могу что-нибудь сделать? Вы же видели, что осталось от этого города, на который мы все возлагали столько надежд? Гарнизона нет, продовольствия нет, связи с другими городами нет, население враждебно и только ждет момента, чтобы нас уничтожить.

– Вы должны были быть готовы к этому.

– Абсолютно нет! Смоленск считался нашим главным резервным складом, но после того, как маршал Виктор покинул его, похоже, что эти резервы загадочно улетели.

А из того, что я заказал в Могилеве и Витебске, почти ничего не пришло. И я ничего не знал, ничего! Меня послали сюда, не предупредив. Этот несчастный Вильбланш был полумертвым от страха, получая мои письма, и не решился предупредить меня. Но признаюсь, что теперь я разделяю его страх и отчаяние. Вы знаете, что в наличии у нас всего несколько центнеров муки, немного риса, гречки, несколько пригоршней овса и сена, гора капусты, два-три десятка тощих цыплят и… о да, бочки с водкой, чтобы прокормить около ста тысяч человек, которые свалятся нам на голову не позже чем через две недели. Так как же вы хотите, чтобы я нашел время и средства заниматься вами, когда я вот-вот сойду с ума?

– Около ста тысяч человек? Что вы хотите сказать?

Он горько улыбнулся.

– Что вместо титула барона, на который я скромно надеялся в награду за мой труд, я рискую оказаться в немилости, такой же полной, как и бесповоротной! Император никогда не простит мне… как и граф Дюма и мой кузен Дарю. Я человек конченый, обесчещенный!

– Да перестаньте ныть, – разозлилась Марианна, – и объясните толком, откуда возьмутся ваши сто тысяч человек?

– От императора! Только что пришел гонец – пришел, потому что его лошадь сломала шею на обледенелом спуске. Его величество отступает сюда.

Мрачный тон ясно говорил, какую радость он испытывает от предстоящего приезда. В беспорядке, словно избавляясь от ненужного груза, он выложил все новости. 24 октября принц Евгений разбил под Малоярославцем войска русского генерала Дохтурова, но эта победа, кстати, неполная, дала понять Наполеону, что за Дохтуровым русская армия реформируется в не поддающихся исчислению размерах. В связи с тем, что численность его войск значительно уменьшилась, он решил, пока не поздно, отступить, и когда гонец покидал главную квартиру, французская армия уже была в Боровске.

Императорские приказы категоричны: надо все приготовить в Смоленске, чтобы принять около ста тысяч солдат, оставшихся у императора, да еще несколько тысяч гражданских, покинувших Москву вслед за армией, – Но это не все! – продолжал Бейль, все больше распаляясь. – Император надеется найти здесь мощное подкрепление: 9 – й корпус, который ушел на помощь Сен-Сиру. Маршал ранен, он должен покинуть двинский кордон. Что касается 2 – го корпуса Удино, который имеет в своем составе четыре надежных швейцарских полка, то он понес тяжелые потери. Соответственно Виктор не может сейчас вернуться сюда, если хочет удержать дорогу до Вильны, а без него нельзя быть уверенным, что Наполеон сможет действительно противостоять большому наступлению русских, если Кутузову придет фантазия броситься за ним.

Марианна с ужасом слушала, испытывая замешательство из-за его мрачного монотонного голоса. Бейль словно повторил урок… который он плохо знал. Затем внезапно лицо его побагровело, и он завопил:

– Как видите, сейчас не время говорить о вашей щекотливости и душевном состоянии! Поймите же, что у вас нет выбора, Марианна! Если вы не уедете с обозом, вы скоро попадете в руки императора. Так что нравится вам или нет, я решил, что вы уедете с ранеными.

Она сейчас же возмутилась, оскорбленная его наглым тоном.

– Вы решили, говорите вы… без моего согласия?

– Именно так! Завтра на заре Мурье заедет за вами в карете… ибо я смог еще достать для вас такое чудо! Вы не пойдете пешком! Вы должны быть благодарны!

– Благодарной? Кто вам позволил давать мне приказы?

Гнев начал охватывать ее. По какому праву этот малый, который, собственно, был для нее ничем, позволяет себе этот тон хозяина? Он помог ей во время пожара, но разве она не расплатилась, ухаживая за ним?

Стараясь сохранять спокойствие, она сказала, отчетливо выговаривая слова:

– Смешно подумать, что я стану исполнять ваши указы, друг мой! Позвольте мне сдержать свое слово: я не поеду.

– А я сказал, что вы поедете, потому что этого хочу я. Возможно, теперь вы предпочитаете встретиться с Наполеоном. После всего ваша прошлая любовная связь с ним может дать вам надежду смягчить его гнев, но я тут ни при чем и не собираюсь усугублять свое положение. Если в момент, когда я вынужден буду признать мое полнейшее фиаско с этими проклятыми резервными запасами, он еще узнает, что это я прятал, помогал и спасал вас, мое положение станет безнадежным! Тюрьма… может быть, расстрел…

– Не говорите глупости! Откуда он сразу обо всем узнает? Мы больше не живем вместе, и я не думаю, чтобы император искал квартиру в еврейском доме. Обоз уйдет, и никто больше не знает о вашей помощи мне.

Мурье один раскрыл, что я Женщина…

– А эти из интендантства, для которых ваш маскарад был слишком наивным? Эти люди, приютившие вас?

– Правильно! Однако… может быть, это вас удивит, но, по-моему, их бояться нечего, наоборот. Ничто не помешает мне остаться спрятанной в этом доме до тех пор, когда я смогу наконец спокойно уехать.

Бейль яростно передернул плечами.

– Вы будете скрываться здесь в течение месяцев?

Вы определенно сошли с ума! В наше время нет ничего менее надежного, чем дом еврея. Допустим, что русские снова возьмут Смоленск! Эти люди, которые вам так нравятся, вышвырнут вас при малейшей опасности, и я готов поспорить, что вы и теперь не останетесь у них долго, если они узнают, в каких отношениях вы с Наполеоном! Если вас обнаружат у них, им не поздоровится!

Но довольно об этом! Завтра на рассвете вы уедете, ибо я сегодня вечером получу от губернатора ордер на ваш арест и высылку. Причин будет достаточно. И дом перероют от подвала до крыши, если вас не будет на месте. Теперь вы поняли?

Какое-то время они стояли друг против друга, напыженные, как боевые петухи. Марианна смертельно побледнела, а Бейль стал красный от гнева, но оба сжимали кулаки. Молодая женщина дрожала от возмущения, обнаружив, что могут сделать эгоизм и страх из человека, обладавшего не только светлым, но даже значительным интеллектом. За время их совместного житья она поняла, что у этого маленького дофинца данные большого писателя. Только его вынудили оставить изнеженную жизнь, чтобы ввергнуть в адское пекло войны. Он изведал усталость, голод, грязь, страх. И теперь к этому добавилась боязнь немилости, ибо в наивной гордости он приписал себе всю ответственность за недостаток продовольствия… конечно, причина уважительная, чтобы выйти из себя. Однако Марианна решила не поддаваться панике.

– Вы сильно изменились! – ограничилась она замечанием, внезапно успокоившись, как море перед бурей.

Ее спокойствие отрезвляюще подействовало на Бейля. Постепенно вернулся естественный цвет лица, он опустил голову, раскрыл и тут же закрыл рот, сделал беспомощный жест рукой, затем пожал плечами и повернулся кругом.

– Завтра я приду попрощаться перед вашим отъездом, – сказал он только и исчез.

Замерев посреди комнаты, Марианна прислушалась, как гаснет в глубине дома эхо их возбужденных голосов, затем медленно повернулась к Барбе. Сложив руки на животе, та стояла возле печки. Взгляды женщин встретились, и если в глазах Марианны уже блеснули слезы, глаза польки выражали только спокойное удовлетворение.

– Ну что ж! – вздохнула молодая женщина. – Я думаю, что у нас нет выбора, Барба! Нам надо уступить и остаться в обозе. Мы постараемся защитить себя…

– Нет! – сказала Барба.

– Как… нет? Вы хотите сказать; что мы не будем защищаться?

– Нет… потому что мы не поедем с ними!

И прежде чем удивленная Марианна смогла потребовать объяснений, она подошла к двери и открыла ее.

– Идите, госпожа, – сказала она. – Нам нельзя терять времени! Наш хозяин уже должен ждать нас в салоне.

– В салоне?

– Да-да, – Барба чуть улыбнулась. – В этом доме есть салон. Надо только знать, что он есть.

Действительно, дом Соломона Левина, хотя он был самый большой и красивый на длинной улочке гетто Смоленска, представлял собой узкое строение с двумя комнатами на каждом этаже. На первом – почерневшая от времени лавка и склад с выходом на кухню, на втором – хлебный амбар, мансарда, где разместились женщины, и комнаты хозяев, тогда как салон был выдвинут над лавкой. Это была темная комната, обтянутая выцветшей зеленой тканью, но безукоризненной чистоты. Главной мебелью являлся покрытый ковром стол с большой книгой в черном переплете и медным канделябром. Несколько деревянных стульев редкой чередой стояли у стен.

Когда Рахиль ввела туда Марианну и Барбу, канделябр горел, а старый Соломон в черной шелковой ермолке, с полосатой шалью на плечах и очками на носу читал в большой книге – это был Талмуд, – с полным набожности вниманием. При появлении женщин он закрыл книгу и стал поглаживать переплет бледной, костлявой, но удивительно красивой рукой. Затем, привстав для поклона, он указал на стулья, снял очки и некоторое время молча смотрел на Марианну.

Она подумала, что у него вид усталого пророка. Длинная борода казалась какой-то дряблой, как и кожа, а из-под ермолки спадали беспорядочные лохмы волос, когда-то, может быть, завивавшихся в локоны. Но в темном взгляде еще читалась сила и воля.

– Женщина, – сказал он наконец, – та, что тебя сопровождает, сказала мне, что ты здесь против желания и в опасности и очень хочешь вернуться домой, только не с солдатами. Это правда?

– Да, это правда.

– Может, я смогу тебе помочь, но мне необходимо знать, кто ты. В это ужасное время лица бывают двойными или фальшивыми, а души тем более, и за невинным взглядом скрывается подлое сердце. Если ты хочешь, чтобы я тебе поверил, ты должна прежде всего довериться мне… и, женщина, ты вошла сюда в костюме мужчины.

– Какое значение может иметь для вас мое имя? – тихо сказала Марианна. – Мы принадлежим к таким далеким друг от друга мирам. Мое имя вам ничего не скажет… и вы не сможете узнать, солгала я или нет.

– Скажи все-таки! Почему ты отвечаешь сомнением на дружеское предложение? Эта книга, – добавил он, слегка похлопывая по переплету, – говорит: «Гусь ходит, согнув шею, но от его глаз ничто не ускользает».

Мы, евреи, как гуси… и мы знаем бесконечно больше вещей, чем ты можешь представить. Среди другого мне знакомы многие имена… даже в твоем мире!

– Ну, ладно! – сказала Марианна. – Я княгиня Сант'Анна и вызвала гнев императора, устроив побег из тюрьмы человека, заменившего мне отца и которого должны были казнить! В свою очередь, предупреждаю вас, что, помогая мне, вы сильно рискуете.

Вместо ответа старик вынул из кармана своего старого лапсердака лист бумаги и протянул его Марианне. С изумлением она узнала один из касающихся ее плакатов.

– Ты видишь, – заключил Соломон, – у меня было средство проверить твою искренность.

– Откуда это у вас? – спросила она дрогнувшим голосом.

– С почтовой станции. Похоже, что курьеры оставили их во всех местечках по дороге к Неману. А я всегда собираю напечатанные бумаги. В них много интересного бывает.

Марианна ничего не ответила. Ей казалось, что она летит в бездонную пропасть. Она никогда не подумала бы, что Наполеон до такой степени хочет поймать ее. Ведь текст-то был другой! О «подруге императора» больше не упоминалось. Просто предлагалось немедленно арестовать княгиню Сант'Анна… и обещанная сумма была удвоена!

Что-то сломалось в ней. Это ее мир обрушился на нее. Если Наполеон питал к ней такую ненависть, ей не будет больше ни сна, ни отдыха. Его гнев будет всюду преследовать ее, пока не настигнет! Она одна, совершенно безоружная, в центре гигантской империи, где никто не сможет скрыться от императорской злобы. Как молния промелькнула мысль о Париже, об Аделаиде, которая, возможно, уже имеет неприятности с полицией… о Коррадо! Кто может утверждать, что Наполеон, в яростном желании найти Марианну, не заставит произвести обыск, не конфискует ее добро?

Коснувшаяся ее плеча рука Соломона заставила ее вздрогнуть. Она настолько погрузилась в свои безрадостные мысли, что не заметила, как он встал и подошел к ней. Когда он заговорил, она поняла, что он практически повторяет ее мысли.

– Тебе надо вернуться домой! – сказал он ласково. – Ты рисковала всем ради спасения родственника, и Всевышний не оставит тебя. Наш закон говорит еще, что лучше быть проклятым, чем достойным проклятия, и это рука Всевышнего привела тебя в мой дом. Ты знатная дама. И тем не менее ты поцеловала мою старую жену! Мы твои друзья… а великий император, может быть, никогда не покинет Россию.

– Что вы хотите сказать?

– Что дорога во Францию длинная, что русская зима грозная… и что казаки атамана Платова как саранча: они обрушиваются несметным числом, а когда их отбивают, чудом возникают в другом месте. Ты хорошо сделала, сознательно отказавшись от обоза: может быть, он никогда не дойдет.

– Но что же мне делать? Что со мной будет?

– За час до рассвета я провожу тебя к нашему кладбищу за стенами укреплений. Это место уединенное, и христиане туда не ходят. Там есть разрушенная синагога. И там будет ждать тебя карета с хорошей Лошадью и провизией, которая позволит вам доехать до Ковно. Но ты должна согласиться сойти за одну из наших! Если ты послушаешься меня, твое путешествие пройдет без задержек и без опасности.

– Без опасности? – вскричала Барба, еще не принимавшая участия в разговоре. – То есть мы рискуем, что на нас могут напасть как французы, так и русские… хотя бы чтобы обворовать нас?

– Конечно, нет! Слушайте сюда!

Соломон Левин объяснил, что в соответствии с указами царя Александра I, покровителя торговли, евреи могут жить в городах и местечках, пользуясь специальными пропусками, которые уважает полиция. Только казаки иногда представляют опасность, потому что на них нет никакой управы.

– Но, – уточнил Соломон, – вы женщины. Одна будет моей сестрой, другая – племянницей. Это в известной степени убережет вас, ибо казаки избегают замарать себя связью с еврейкой. Кроме того, юная дама будет больна… заразной болезнью. Таким образом, снабженные письмами, которые я дам для моих братьев в Орше, Борисове, Сморгони и Вильне, вы от города до города приедете к Неману. В Ковно вы найдете моего кузена Исаака Левина. У него вы оставите карету и лошадь, которые вернут мне позже. В Ковно вы будете уже в Польше, где казаки не страшны. Кроме того, Исаак даст вам средства, чтобы добраться до Данцига.

А там, с небольшим количеством золота, вы сможете решить, что делать дальше. Данциг – это порт, и контрабандистов там больше, чем государственных кораблей. Что касается власти императора, там ее почти нет.

Вы сами сможете выпутаться.

Порт! Одно слово сразило Марианну. Это же море, превосходная возможность бегства. С тех пор как ее пушинкой завертело и понесло по этой гигантской стране, она почти забыла, что может существовать нечто подобное. Мгновенно воскресли прежние мечты, угасшие в тревогах безысходных серых дней. Данциг! Это туда она хотела увлечь Язона, там она надеялась получить с благословения Наполеона корабль, чтобы уйти через океан к земле свободы! Там, может быть, приоткроются гигантские тиски, грозившие раздавить ее…

Ее внезапно охватило желание, безумное, неудержимое, попасть в этот город, этот порт… Бриллиант, что ей удалось сохранить, спрятав в саше, позволит договориться с контрабандистами. И затем… холодное море, опасные берега и другой порт, другой корабль и необъятный океан, в конце которого будет Америка и Язон!

Она так погрузилась в мечты, что не заметила, что Соломон умолк и ждет ответа.

– Итак? – спросил он наконец.

Она вздрогнула и виновато улыбнулась.

– Это чудесно! – вздохнула она. – Как я смогу отблагодарить вас за все?

Старый еврей устало пожал плечами, подошел к стене и открыл тайник. Он вынул из него грязную тряпку и вложил в руки Марианны, непонимающе смотревшей на него.

– Вы отдадите это Исааку. Скажете ему, что он может использовать половину, как он знает, а за другую пришлет товары.

Марианна машинально развернула тряпку и вскрикнула от изумления. Среди складок блестели шесть великолепных жемчужин…

Когда Марианна посмотрела на него, старик закашлялся, потрепал бороду и сказал:

– Во время боя я их… нашел в церкви Успения.

Если бы узнали, меня б повесили.

– А если их найдут у нас?

– Гм… я думаю, вы рискуете тем же, но это по крайней мере избавит вас от невыносимого груза признательности! Если это попадет к Исааку… мы будем в расчете!

В обстановке не было ничего смешного, однако Марианна едва не рассмеялась при мысли о сверкающей слезе, по-прежнему покоившейся у нее на груди. Бриллиант знаменитой воровки и теперь жемчужины, похищенные у русской мадонны. Если ее убьют, грабитель получит богатство, какое ему и не снилось. Но опасность никогда не пугала ее, особенно если благодаря ей она могла выйти из отчаянного положения.

– Решено! – сказала она весело. – Я выполню ваше поручение… и, несмотря на все, еще раз скажу вам спасибо!

Часом позже, когда Марианна и Барба уже спали сном праведниц, Соломон Левин, закутавшись в подбитый мехом плащ, незаметно покинул дом и по заснеженным улицам достиг стены укреплений, пролез через пробитую французским ядром брешь и быстро направился к еврейскому кладбищу. На ходу он улыбался в бороду и время от времени потирал руки. Возможно, чтобы согреться…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю