Текст книги "Констанция. Книга четвертая"

Автор книги: Жюльетта Бенцони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Огромный холодный дворец на скромное жилище, на такое, каким был дом Филиппа Абинье. Ей больше нравилось общаться с простыми людьми, честными и искренними.

Сложив перед собой руки, глядя в жарко пылающий камин, Констанция зашептала слова молитвы. Она просила господа Бога, чтобы он избавил ее от страданий, чтобы как можно скорее вернулся Арман и чтобы души тех, кого она когда-то любила, нашли успокоение.

ГЛАВА 6

День тянулся за днем, недели проходили за неделями. Констанция чувствовала себя всеми покинутой и забытой. Вести из Мадрида приходили очень редко, а письма ее мужа графа де Бодуэна были прохладными и в конце каждого письма была приписка, в которой граф де Бодуэн извинялся, что вынужден задержаться вИспании, потому что вопрос, который должен был решить, оказывается, не так прост, и испанский король должен собрать совет, должен со всеми переговорить, прежде чем дать ответ.

Эти приписки с извинениями уже изрядно надоели Констанции. Она чувствовала по тону писем, что разлука предстоит еще довольно долгая, и король Пьемонта Витторио явно не спешит возвратить своего подданного на родину.

«Ну почему все против меня? Почему Арман не хочет как можно скорее вернуться домой, не хочет обнять меня, прижать к груди Мишеля? Почему его поездка в Испанию оказалась столь длинной? Ведь король обещал, что она будет длиться не более месяца, а если и больше, то совсем не намного, может быть, от силы на пару недель. А разлука затянулась и уже почти полгода граф не возвращается на родину».

Констанции казалось, что вокруг нее образовалось некое отчуждение. Старая графиня де Бодуэн смотрела на свою невестку свысока, она явно чувствовала себя полноправной хозяйкой в доме, часто без повода набрасывалась на слуг, бранила их, а с Констанцией почти не общалась. Она даже не утруждала себя сообщить, что пишет ей сын. И в последнее время Констанция все чаще и чаще думала о том, что напрасно она согласилась на брак с графом де Бодуэном, напрасно покинула Париж, где при дворе чувствовала себя вполнесносно. Зачем ей, молодой и красивой женщине, понадобилось вот так вдруг порвать все связи, бросить приятное общество и покинуть Париж? Зачем она приехала сюда, в Пьемонт, поселилась в этом большом дворце, холодном и чужом, где все вещи были не ее, где все на нее смотрели отчужденно?

Вот и сейчас она, задержавшись на прогулке, поздно возвратилась домой. Старая графиня де Бодуэн уже давно спала и во дворце царила гнетущая тишина. Констанция медленно поднялась по широкой лестнице на свою половину дворца. Отворила первую дверь и вошла в темную гостиную. Сквозняк раскачивал тяжелые занавески и какие-то зыбкие тени скользили по стенам, по старым картинам, по скульптурам, по мебели. Констанции сделалось неуютно и она почувствовала, как вновь смертельная тоска охватывает ее душу.

«Боже, как мне все это надоело! Может, подняться к сыну? Нет не надо, не стоит его будить, не стоит его беспокоить, ведь и так в последнее время он капризничает, а сон его некрепок». Она взяла со стола светильник, долго смотрела на колеблющийся огонек, а потом медленно двинулась через анфилады комнат, отворяя одну дверь за другой, в свою спальню.

«Как здесь пусто! Какое здесь царит смертельное уныние! И почему ничто не радует мою душу?»

Она сама задавала себе вопросы и тут же отвечала на них. Вдруг она услышала какой-то странный шорох, похожий на тяжелый вздох. Женщина замерла, светильник Дрогнул в ее руке. Но затем Констанция преодолела свой страх и уже более решительно двинулась вперед.

Ее длинная тень двинулась по старым обоям, по раскачивающимся тяжелым шторам. Перед входом в свою комнату Констанция замерла, как бы предчувствуя что-то недоброе, какую-то скрытую угрозу. Она помедлила перед дверью, не решаясь положить ладонь на холодную, начищенную до блеска ручку.

«Ерунда, это все нервы… Нервы расшалились», – успокоила себя женщина, нажимая на ручку и переступая порог.

Свет вырвал из темноты знакомые вещи: кресло, диван, клавесин, картины в тяжелых резных рамах, на которых тускло поблескивала позолота. С этих картин на Констанцию смотрели незнакомые ей люди – это были предки графов де Бодуэнов. Мрачные лица, неприятные женщины с какими-то тяжелыми взглядами.

«Эти предки де Бодуэнов очень похожи на графиню, она такая же желчная, сварливая и вечно чем-то недовольна. Ей все не так, она всех готова осуждать, о любом сплетничать. Вообще, она несноснаясварливая женщина». Вдруг Констанция напряглась. Ей показалось, что в соседней комнате кто-то есть. Она немного опустила светильник, дрожащий в ее руке, прислушалась.

«Да нет же, нет, мне показалось, это ветер где-то стучит в ставни, а может, тяжелая штора раскачивается сквозняком и шуршит. Нет-нет, там никого не может быть». Но сердце сжимал какой-то странный холодок. И вдруг из-за колонны, отбрасывая длинную тень, вышел мужчина в тяжелых охотничьих сапогах и черном камзоле. Сверкали золоченые пуговицы, сверкали глаза, отражая зыбкий светсветильника. – Это я, – вдруг произнес мужчина, и Констанция вздрогнула, едва не выронив светильник.

Она отпрянула в сторону, прижалась к стене, но тут же спохватилась. Она низко склонила в поклоне голову, ведь перед ней всего в нескольких шагах стоял сам король Пьемонта Витторио. Констанция как ни старалась, не смогла рассмотреть выражение лица короля. Единственное, что она видела – это сверкающие глаза.

– Вы вынудили меня, графиня, прокрасться сюда.

– Я?! – изумленно прошептала Констанция.

– Да-да, вы, графиня, заставляете меня вести себя так, будто я мелкий воришка. Но ведь я король!

– Ваше величество… – Констанция, произнеся начало фразы, не знала, что скажет.

– Говорите, говорите, графиня, – король улыбнулся. Констанция заметила, как сверкнули его зубы.

– Ваше величество, вы здесь, в моем доме в столь поздний час?

– Не беспокойтесь, графиня, меня никто не видел, я пробрался в ваш дом тайно.

– Слуги? Старая графиня? – испуг появился на лице Констанции, ее грудь тяжело вздымалась, а дыхание было тяжелым и прерывистым.

– Неужели вы, графиня, не видите, неужели вы не знаете, что со мной происходит?!

– А что я должна видеть и что должна знать?

– Не прикидывайтесь и не притворяйтесь, графиня, вы меня губите.

– Я – вас?.. – каким-то странным молящим голосом произнесла Констанция.

– Да, вы, графиня, – как-то равнодушно и даже буднично ответил король, – вы и только вы, ведь во всем моем королевстве нет ни одной женщины, которую я так страстно желал бы.

– Ваше величество, не говорите так, не надо…

– Я чувствую, графиня, я знаю, моя душа разрывается на части, будто ее терзает страшный зверь.

– Ваше величество… – прошептала Констанция.

– Да, да, как будто этот страшный дикий зверь пробрался в мою душу и терзает меня изнутри, впиваясь в мое сердце своими острыми когтями. Я постоянно думаю о вас, Констанция, вижу вас во сне. Стоит мне только закрыть глаза, как ваше лицо появляется рядом, я пытаюсь прикоснуться к щекам, но тут же осознаю, что это всего лишь сон, всего лишь страшное видение.

Констанция грустно улыбнулась.

– Я сказал что-то смешное, графиня? – обиженно осведомился король Витторио.

– Нет-нет, ваше величество, – поспешила успокоить короля графиня.

– У меня никогда не было любовниц, никогда, решительно сказал король, будто бы произнося словаприговора.

– И теперь не будет. Нет, не буду я вашей любовницей! – бросила прямо в лицо королю Констанция.

Король будто бы что-то преодолел в себе, будто бы разрубил нить, которая-удерживала его и двинулся к Констанции. Его тяжелые шаги гулко отдавались под тяжелым сводом, даже пламя в светильнике затрепетало. Констанция прижалась к стене, ощущая холод мраморных плит.

– Да, я король, король Пьемонта, зовут меня Витторио. Но даже несмотря на то, что я король, у меня манеры простого крестьянина.

Мужчина приблизился к женщине почти вплотную, между ними был только светильник, и Констанция прикрывалась им как оружием. Ее грудь прерывисто вздымалась, тонкая жилка на шее трепетала, а огромная жемчужина фамильного медальона становилась то розовой, то золотистой. Король как загипнотизированный смотрел на эту жемчужину, которая находилась как раз в ложбинке между высоких грудей. Жемчужина подрагивала, и король жадно облизал пересохшие губы.

– Вы, графиня, единственная женщина, вообще единственный человек в королевстве, который не боится меня. Король приподнял руку, пытаясь прикоснуться к сверкающей жемчужине. Констанция от испуга дрогнула и выронила светильник. Он опрокинулся, масло пролилось и тут же вспыхнули язычки пламени. Они заплясали прямо у ног женщины, прямо у подола ее сверкающего шелкового платья.

А король смотрел в испуганные глаза Констанции, даже не обратив внимания на то, что у его ног разгорается пламя.

– Мне надо было поехать в Мадрид, ваше величество.

– Вам?

– Да-да, мне, или Арману не надо было туда ехать, ведь он там ничего не делает, – с мольбой взглянула Констанция на короля.

Тот улыбнулся в ответ краешком губ, как бы понимая, о чем сейчас думает женщина.

– Это мог сделать любой, любой из ваших придворных, вы могли послать маркиза Лоренцетти или барона Леграна. Да вообще, любого, ваше величество.

– Нет, нет, – прошептал король, – вы, графиня, замечательная женщина и во всем королевстве нет равной вам.

Только сейчас Констанция заметила, что пламя подбирается к подолу ее платья. Она отшатнулась от стены и склонилась на колени, думая, как бы погасить пламя. Король тоже опустился. Мужчина и женщина стояли друг против друга на коленях, а между ними вздымались золотистые языки пламени.

– Графиня, я мог бы послать в изгнание всю вашу семью, всю… и вас.

Тут король осекся и как бы принюхался. Констанция напряглась и огляделась по сторонам.

– Даже ваш запах, графиня, преследует меня повсюду. Он не похож ни на чей другой, – ноздри короля хищно трепетали, а глаза сверкали безумным огнем.

– Нет, нет, ваше величество, не говорите так! Король протянул руку, пытаясь приблизиться к полуобнаженному плечу Констанции, но та судорожно рванулась в сторону, отклоняя руку короля.

– Огонь! Огонь! – испуганно вскрикнула она. – Мы сейчас сгорим!

– Да успокойтесь вы, графиня, – король протянул руку, схватил подушку и быстро, несколькими движениями погасил пламя. – Вы понимаете, графиня, что я, король Пьемонта, мог бы с вами сделать?

– Да все я знаю, – как-то горестно и очень по-женски ответила Констанция.

Король протянул руки, пытаясь взять голову Констанции в свои ладони и притянуть к себе.

Но женщина вновь судорожно рванулась в сторону вскочила на ноги и прижалась спиной к стене.

– Ну чего? Чего ты боишься? – король бросился к Констанции и схватил ее за руки. – Да я люблю тебя люблю! Чего ты боишься? Чего?

– Нас могут услышать!

– К черту! Плевать мне на всех, плевать! – воскликнул король Витторио. – Если ты хочешь, я могу открыть все окна, пусть все видят, пусть все знают, что король в твоем доме. Я могу в любой момент взять тебя силой и никто не сможет меня остановить! – Но я этого не хочу, – Констанция опустила голову, понимая, что король Витторио говорит чистую правду.

Король тяжело вздохнул и решительно направился к двери. Он толкнул ее и замер, обернувшись к Констанции.

– Не обманывай себя, не обманывай. В один прекрасный момент ты сама придешь ко мне.

– Нет, нет, – прошептала Констанция, все еще вполне веря в то, что говорит.

Она отрицательно закивала головой:

– Никогда! Никогда не приду! – она говорила так тихо, что король не мог слышать ее слов.

– Да, ты придешь ко мне, я в этом абсолютно уверен, – король громко хлопнув дверью, решительно двинулся к выходу.

Констанция, прижавшись к холодной стене, прислушивалась к удаляющимся шагам короля.

«Боже, зачем ты ввергаешь меня в подобную пытку? Зачем? За что? Чем я провинилась перед тобой?»

Всю ночь Констанция не могла сомкнуть глаз. Ей чудилось, что в спальню входит король, наклоняется к ней, хватает ее за плечи, трясет и жадно, до боли, целует. – Нет! Нет! – шептала Констанция, вскакивая с постели. Она даже не разделась, а лежала на постели в платье боясь, что каждую минуту может вернуться король Витторио. Она смотрела, как горят свечи у изголовья кровати, как медленно стекает золотистый воск. Потом смотрела на поленья, догоравшие в камине, скользила взглядом по стене. – Боже, боже, – шептала она, – когда же наступит рассвет? Почему эта ночь такая длинная и никак не может кончиться? Когда же взойдет солнце?

Услышав шорох или стук ставен, Констанция вскакивала с постели и подбегала к окну. Там, в темноте, она видела проходящего под окнами сторожа.

– Боже, боже, когда же придет утро? Неужели мне вот так вот и мучиться?

Но утро наступило, померк свет свечей. Констанция, облокотясь на подоконник, смотрела на улицу. Клубился туман и даже старых деревьев парка не было видно.

– Боже, какой густой туман! Может, он никогда не рассеется, может весь мир утонул в нем?

Ей было не по себе. Она чувствовала ужасную тоску, все тело болело, будто она несколько дней подряд занималась тяжелым физическим трудом. Нервы были напряжены до предела. Дворец постепенно оживал. Констанция слышала голоса слуг, слышала, как бранится на дворецкого старая графиня де Бодуэн, слышала плач Мишеля. Но она будто оцепенела, будто замерзла, превратясь в ледяное изваяние. Она неподвижно сидела на краю постели, зажав в коленях дрожащие руки.«Надо уехать, надо как можно скорее уехать отсюда, забрать Мишеля и покинуть Турин. Скорее в Париж, а из него в Мато, в родной дворец. Там все знакомо, там все принадлежит мне, там я буду в безопасности, и король Витторио не сможет меня преследовать… Нет, это глупо…»С этими мыслями Констанция прилегла на край подушки. По ее лицу текли слезы…

Несколько дней Констанция не выходила из комнаты. Наконец, затворничество невестки вконец надоело старой графине де Бодуэн. Она позвала нескольких слуг и приказала взломать дверь.

Старый грузный дворецкий предварительно постучал.

– Графиня, графиня, откройте дверь, иначе мы ее взломаем.

– Нет, уходите! Я не открою!

– Ломайте! – грозно приказала старая графиня де Бодуэн.

Перекрестившись, дворецкий отошел на несколько шагов от двери, потом пригнулся и всем телом ударил в дверь. Щелкнул замок и, отломив большой кусок доски, упал на пол. Дверь распахнулась. Старая графиня де Бодуэн в сопровождении слуг вошла в комнату своей невестки.

– Как ты себя ведешь, Констанция? – первое, что сказала старая графиня де Бодуэн.

– Я хочу домой, я хочу в Париж, – не оборачиваясь к графине, резко произнесла Констанция.

– Подите прочь! – приказала слугам графиня. Те, пятясь, покинули комнату Констанции.

– Я не понимаю, Констанция, как ты можешь быть такой эгоисткой?

– Я эгоистка? – искреннее и неподдельное изумление было в голосе Констанции.

– Да-да, ты, дорогая, ты не желаешь думать о будущем моего сына, своего мужа, не желаешь думать о будущем Мишеля, моего внука. Ведь их родина здесь.

– Я хочу домой, я хочу в Париж, я устала от всего этого, от преследований, от сплетен, от склок, от грязных пересудов, от нечистоплотных намеков.

– А ты хоть понимаешь, что все эти сплетни, интриги, разговоры из-за тебя! Его величество заперся в Риволи, никого не подпускает к себе, государственные дела запущены! Даже министры не могут попасть к своему королю, не говоря уже о королеве и ребенке. Король сказал, что не появится до тех пор, пока ты, Констанция, не приедешь к нему.

– Я? Почему я должна ехать к нему? Я что, его жена? Пусть скорее возвращается Арман, он сможет

Защитить меня! Я отправлю курьера, чтобы Арман поскорее вернулся.

– Нет, ты не отправишь никаких курьеров! Не губи, не губи карьеру моего сына! Я не позволю, Констанция, сделать тебе этого и не позволю похоронить его карьеру!

– Но ведь он мой муж, а я его жена. Мы перед алтарем клялись в верности друг другу. Я уеду из Турина, покину Пьемонт.

– А вот это ты не сможешь сделать, потому что для подобного шага нужно решение либо твоего мужа, либо в его отсутствие – короля, – графиня развернулась и семенящей походкой покинула комнату Констанции.

А та, как подкошенная, рухнула на разобранную постель и уткнувшись лицом в подушку, зарыдала.

– Боже, Боже, за что эти несчастья на мою голову? За что?! Констанция плакала безутешно, как ребенок. Все ее тело сотрясалось от рыданий, слезы ручьями лились по щекам и вскоре подушка была мокрой.

Выплакавшись, Констанция немного успокоилась и уснула. Но сон ее не был крепким. Постоянно клубился туман и из него выплывало то лицо короля с хищными сверкающими глазами, то вообще, она брела, потом бежала в тумане, спотыкаясь о какие-то странные предметы под ногами.

И вдруг она услышала тонкий пронзительный крик ребенка. Констанция остановилась, еще не понимая, во сне или наяву она слышит этот крик.

– Да нет, нет, это все во сне, – утешила себя женщина, – это только лишь сон, тяжелый сон. А может быть, я действительно слышу плач сына?

Констанция бросилась на голос ребенка, пробиваясь сквозь густой липкий туман, который обволакивал ее тело, не давая двигаться быстро и уверенно. Какие-то мохнатые ветви, шершавые стволы деревьев появлялись из тумана тут и там. Констанция, выставив вперед руки, пыталась бежать, но ее движения былинеуверенными и двигалась она очень медленно. Голос Мишеля звучал все ближе и ближе.

Констанция попробовала ускорить шаги, но ничего не получилось. Туман был настолько густым, что Констанция вязла в нем как в зыбком песке. И еще деревья их жесткие колючие листья. Чем быстрее она шла, тем глуше и глуше слышался голос ребенка. Вдруг она услышала где-то совершенно рядом, на расстоянии протянутой руки слабый детский крик.

– Что это? – замерла Констанция, окруженная со всех сторон густыми клубами тумана. – Кто это? – позвала она. Ребенок снова вскрикнул.

Где ты? Где ты? – Констанция наклонилась и, разведя руки в стороны, принялась ощупывать холодный влажный туман.

– Я здесь, мама, – вдруг послышался тонкий голосок.

– Мишель! Мишель! Где ты?! Констанция безумно испугалась и заплакала. Она даже во снечувствовала, как по ее щекам катятся крупные горячие слезы.

– Мишель! Малыш! – повторяла она, но голоса уже не было слышно.

«Неужели это сон? Может это явь?»– во сне подумала Констанция.

Но тут она услышала слабый, как бы тонущий в густом тумане детский плач и догадалась, что голос сына она слышит по-настоящему. Глаза открылись и она вскочила с кровати.

– Мишель! Мишель! – позвала Констанция, быстро направляясь к двери. Она бежала из комнаты в комнату, слуги шарахались от своей госпожи. Она бежала в комнатку своего сына.

Дверь в детскую была распахнута. На креслах, стульях, повсюду были разбросаны детские вещи. В постели ребенка не было, в соседней комнате не было и няни.

Констанция подбежала к одному из слуг и глядя ему прямо в глаза, зашептала:

– Где? Где мой сын?

Слуга развел руками и кивнул в сторону выхода во двор.

Что, там, на улице? Слуга снова согласно кивнул и быстро удалился за дверь.

Что он там делает? Почему его вынесли на улицу, ведь там дождь, там холодно? – зашептала графиня де Бодуэн, подскакивая к окну и отводя тяжелую бархатную штору.

Посреди двора стоял экипаж, запряженный четверкой черных лошадей. Старая графиня де Бодуэн отдавала какие-то распоряжения дворецкому. Слуги привязывали чемоданы и сундуки. Няня с ребенком на руках забиралась в карету.

– Что это такое?! Что это?! Констанция попыталась распахнуть окно, но задвижку заклинилои ее усилия оказались тщетными. Тогда она бросилась по широкой мраморной лестнице вниз, она уже поняла, что задумала старая графиня де Бодуэн.

– Но зачем?! Зачем она это делает?! Зачем она забирает у нее сына?!

Констанция сбежала вниз и, выскочив на крыльцо, тяжело перевела дыхание.

Старая графиня де Бодуэн повернула голову в сторону своей невестки и презрительно надменно усмехнулась. А затем быстро встала на ступеньку, забралась в карету и, захлопнув за собой дверь, громко крикнула:

– Пошел! Пошел!

Кучер, натянув вожжи, щелкнул кнутом и четверка лошадей быстро выехала со двора.

– Стойте! Стойте! – иступленно закричала молодая графиня, бросаясь вдогонку.

Но было уже поздно. Она увидела, как мелькнуло лицо старой графини де Бодуэн за стеклом и Констанции ничего не оставалось, как стоя посреди двора, заломив руки, горестно зарыдать.

Констанция, охваченная горем, не заметила, что на крыльце стоял облаченный в черную сутану священник. Это был один из тех двоих священников, которые пытались уговорить Констанциюотдаться королю. Этот священник приходился дальним родственником де Бодуэнам.

– Поди сюда, дочь моя, я тебе кое-что объясню.

– Нет! – воскликнула Констанция, но подошла к священнику.

– Дитя мое, ты должна смирить гордыню.

– Нет! Нет! – иступленно вскрикнула Констанция, сбрасывая руку священника со своего плеча. – Этого никогда не будет! Никогда!

– Вот видишь, у тебя забрали сына, – немного каркающим, дребезжащим голосом заговорил священник.

– За что?! Почему?! – сама себе задавала вопрос Констанция, хотя прекрасно знала ответ.

– А потому, дитя мое, что все мы принадлежим королю – я, ты, твой сын, твой муж, графиня, министры, военачальники, епископы… – все. Все мы принадлежим только королю Пьемонта Витторио. И если кто-то из подданных ведет себя плохо, это отражается на всех нас.

– Но ведь у меня есть муж, граф де Бодуэн, ваш внучатый племянник, святой отец!

– И он принадлежит королю Витторио, как все мы.

– Я принадлежу ему, я перед алтарем клялась в верности!

– Это ничего не значит, дитя мое, мы все должны думать о короле. Ты своим упорством, дитя мое, довела короля почти до безумия. Он уехал, покинув двор, он никого не принимает, забросил все государственные дела. И страдает не только он, а все мы, все королевство, все подданные – тысячи людей, – нравоучительно склоняясь к Констанции все ниже и ниже, бубнил старый священник.

– И что же я должна делать?

– Ты должна утешить короля, только ты сможешь это сделать, больше никто.

– Ну почему я?

– Король желает этого.

– Мало ли чего он еще может пожелать? Может быть, ему захочется, чтобы у него вместо свечей во дворце горела луна?

– Нет, дитя мое, он желает реального.

– Но святой отец, как вы можете это говорить?

Морщинистое лицо дрогнуло, глубоко посаженные глаза сверкнули под густыми бровями, а крючковатый нос стал похож на клюв птицы.

Я все понимаю, дитя мое, но этого, наверное, желает бог.

– И вы, вы, священник, можете говорить подобное?

– Да, могу, дитя мое.

Священник положил руку на плечо Констанции и, склонившись к самой ее голове, зашептал:

– Тебе, дитя мое, уже отпущены все грехи, те, которые ты совершила, совершаешь и которые совершишь. Милость божья безгранична и всепрощение его безмерно.

– Святой отец, вы толкаете меня в ад! Все! Вы хотите, чтобы я горела в огне, вы хотите, чтобы моя душа погибла.

– Нет-нет, дитя мое, твоя душа будет спасена, и ты будешь спасена и невинна.

– Нет, никогда! – отрицательно покачала головой Констанция. – Я не преступлю эту черту, не преступлю ее только лишь потому, что вы все, все до единого человека, желаете этого, потому что вы все бросили меня и толкаете в пропасть.

– Да нет же, нет, дитя мое, никакая это не пропасть, а благое дело, угодное церкви, угодное королю. Ты должна его спасти, он мается, страдает, чувства обуревают душу и плоть короля. Ты должна, смирив свою гордыню…

– Нет, никогда! – вновь воскликнула Констанция, но не смогла сдвинуться с места, старик своей рукой, будто ястреб когтистой лапой, держал ее за плечо и бубнил на ухо.

– Смири гордыню, смири гордыню, дитя мое, и господь возрадуется. Иди к королю, иди, ведь он хочет тебя.

– Конечно хочет, конечно, король Витторио как блудливый пес, захотел меня и не може! найти себе места. Но я не такая, в моих жилах течет кровь Аламберов и никогда я не покорюсь ему. Никогда!

– Дитя мое, одумайся! Остановись! Смири гордыню!Священник стоял на ступеньку выше, чем Констанция. Та решительно сбросила его руку со своего плеча и не оглядываясь, гордо вскинув голову, стала подниматься на крыльцо. Дверь перед ней распахнулась, пожилой слуга, слышавший весь разговор, низко склонился. А Констанция тяжело вздохнула и, непряча слез, бегущих у нее по щекам, двинулась в свою комнату, в ту, в которой была сломана дверь.

Как назло от Армана де Бодуэна уже вторую неделю не было писем. Констанция чувствовала себя одинокой, всеми брошенной и забытой. Она одна была во дворце. Конечно же, были слуги, но о чемона могла с ними поговорить? Друзей у нее в Турине не было, к тому же, все знали безумную страсть короля и боялись встречаться с графиней де Бодуэн. Дни тянулись медленно и тоскливо.

Констанция и сама не могла себе ответить точно, чего же ей хочется, почему она в последнее время все чаще и чаще думает о церкви. Но ей не хотелось видеть священников, она прекрасно помнила то, чему они ее учили. Ей просто хотелось побыть в тишине, хотелось сосредоточиться, глядя, как горят свечи у алтаря. Исамое главное – ей хотелось помолиться, ей хотелось, чтобы бог услышал ее молитву и помог израненной душе.

Поэтому когда на Турин опустились сумерки и здания дворцов потонули в голубоватом мареве, Констанция, накинув на лицо темную вуаль, пошла в церковь. Она выбрала собор на маленькойулочке, куда обычно ходили простолюдины.

Она отворила тяжелую дверь и вошла в гулкую тишину, наполненную запахом воска и шепотом молитв. В церкви никого не было, поэтому Констанция подняла вуаль и направилась к алтарю, на котором полыхало несколько дюжин больших свечей. Ее шаги гулко отдавались под сводами.

– Боже, Боже, – шептала Констанция, приближаясь к алтарю, – помоги мне, услышь мои слова, спаси от короля. Она преклонила колени и истово перекрестилась. – Помоги, господи!

Она молитвенно сложила перед собой руки, прикрыла глаза и все равно сквозь ресницы видела колеблющиеся огоньки свечей, похожие на горящую цепочку, видела продырявленные ступни спасителя, слегка приподняла голову и широко раскрыв глаза, взглянула на огромное скульптурное распятие.

И вдруг Констанция услышала столь же истовый шепот молитвы. Она повернула голову и увидела у колонны фигуру молящейся женщины.

– Господи, – прошептала Констанция, – это же королева.

Та, прервав молитву, обернулась.

– Графиня де Бодуэн? – негромко произнесла королева.

– Да, это я, ваше величество, – склонила голову Констанция.

– Вы пришли в эту церковь ради меня, графиня? Констанция утвердительно кивнула, но тут же поняла, что совершила что-то не то.

– Нет, нет, ваше величество, я пришла просто помолиться.

Королева поднялась с колен, подошла к Констанции и стала рядом с ней.

– Я не имею никакого значения, абсолютно никакого, – как-то растерянно покачала головой из стороны в сторону королева, – абсолютно никакого значения, – тихо повторила она.

Констанция смотрела в изможденное бледное лицо королевы, в заплаканные, запавшие глаза, на тонкие бескровные губы, и в ее сердце появилась жалость к этой несчастной женщине.

– Подойдите ближе, Констанция, – приказала королева, и графиня де Бодуэн сделала несколько шагов.

Женщины стояли друг против друга на расстоянии вытянутой руки. Трепетное пламя свечи делало их лица золотистыми, а густая тишина, заполнявшая собор, делала слышным дыхание.

Констанция чувствовала, как гулко стучит и груди сердце.

– Вы любите своего мужа, графа де Бодуэна? – глядя в зеленоватые глаза Констанции, спросила королева.

– Да, ваше величество, – просто ответила Констанция.

– Я тоже люблю своего мужа, я тоже люблю короля.

Констанция подняла голову и посмотрела в лицо королевы.

– И поэтому, графиня, вы должны помочь нам.

– Кому это нам?

– Всем, всему королевству? Констанция прикусила нижнюю губу.

– Это не просто роман, графиня, это уже стало делом государственной важности. Вы слышите меня, Констанция, слышите? – голос королевы дрогнул.

Констанция прикрыла глаза, будто бы ее наотмашь били по щекам.

– Да, я все слышу, – горько произнесла она. Королева приблизилась к ней вплотную и взяла руки Констанции в свои ладони.

– Мы, женщины, во всех этих делах не столь важны, самое главное – король, – каким-то странным, будто замогильным голосом вещала королева.

– Но я замужняя женщина, ваше величество.

– Я умоляю вас! – как крик прозвучали из уст королевы эти слова, хотя она говорила шепотом, и королева опустилась на колени перед Констанцией и приложила ее руки к своим губам.

– Ваше величество! Ваше величество! – воскликнула Констанция, пытаясь выдернуть свои руки, опускаясь на колени.

И вот сейчас уже две женщины стояли на коленях друг перед другом и смотрели одна другой в глаза. Во взгляде королевы была мольба.

– Констанция, сжальтесь, сжальтесь надо мной! Простите, я сама не знаю, что говорю… я вам просто завидую. Уходите, уходите… – как будто в забытьи страстно шептала королева. – Уходите… – она несильно

Отталкивала Констанцию, но все равно продолжала сжимать ее ладони, – уходите…

Констанция встала, поклонилась и пошла к выходу, убыстряя и убыстряя шаги.

«Зачем я пошла в церковь? Это не принесло мне никакого успокоения», – думала она, выходя на улицу и вдыхая прохладный, уже ночной воздух.

А королева осталась стоять на коленях, повернувшись спиной к алтарю, глядя на голубеющий проход, где растворилась фигура графини де Бодуэн, женщины, которую так страстно любит король Пьемонта Витторио, ее муж, человек, с которым она была обвенчана, человек, от которого у нее уже большой сын.

– Господи, зачем ты ослепил короля? Господи, зачем эта женщина появилась у нас в Турине? Господи, я прощаю ее, прощаю, я не держу на нее зла. Ведь она сильная и дай ей силы устоять, излечи короля от этого страшного недуга, верни его мне, верни, господи! – шептала королева, глядя на голубеющий дверной проем, на едва заметную капельку звезды.

И королева почувствовала, что свет далекой звезды как игла ранит ее прямо в сердце.

– Боже, дай мне силы вытерпеть все это! Спаси короля и наследника, дай нам всем сил и дай сил графине де Бодуэн, она мужественная женщина.

Королева поднялась с колен и уже повернувшись к алтарю, осенила себя крестным знаменем. А потом еще долго, будто изваяние, стояла посреди пустой церкви, ее губы беззвучно шевелились и с них как едва различимый шелест слетали слова…