Текст книги "Страсти по императрице"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
А в это время в Шенбрунне император пишет жене письмо: «Я был рад почувствовать бодрое состояние духа из твоих писем и твое удовлетворение погодой, климатом и твоими апартаментами…» Потом он провел остаток дня за работой с документами и подготовкой больших маневров. В половине пятого дня, при появлении своего адъютанта графа Паара, он отрывает голову от бумаг.
– Что случилось, дорогой мой Паар?
– Ваше Величество… Ваше Величество не сможет уехать сегодня вечером. Я только что получил, увы, очень плохое известие!
– Из Женевы? – Выхватывает телеграмму из рук графа, читает ее и вздрагивает.
– Должна прийти еще одна телеграмма! Телеграфируйте сами! Телеграфируйте! Постарайтесь все узнать подробнее!…– И не успевает закончить фразу – появляется другой адъютант, с новой телеграммой: «Ее Императорское Величество только что скончалась…»
Император с рыданиями падает на стул, обхватив голову ладонями. Слышно, как он шепчет:
– Значит, на этой земле у меня ничего уже не осталось…
Ужасная новость уже разлетается по всему свету, доходит до старшей дочери Жизели, находящейся в Мюнхене, и до Марии-Валерии. Обе немедленно приезжают к отцу. Они остаются там, а с ними и вся Европа, до 16 сентября, когда перед останками Елизаветы открываются бронзовые ворота склепа церкви Капуцинов – там ей покоиться рядом со своим сыном и шурином, двумя другими жертвами проклятия графини Батиани.
Что касается Луккени, он не только не выразил ни малейшего раскаяния в содеянном преступлении, но и высказал в ходе судебного процесса свое возмутительное удовлетворение. Согласно швейцарским законам его приговорили к пожизненному тюремному заключению. Но он, считавший себя чуть ли не древнеримским героем, не вынес режима тюремной жизни и спустя два года повесился в тюремной камере на собственном ремне.
Окровавленная корона Мексики
Трагический роман Шарлотты и Максимилиана
ЕВРОПЕЙСКОЕ ТУРНЕ ЭРЦГЕРЦОГА
Когда раздался первый удар курантов дворца Хофбург, отбивавших полночь, Иоганн Штраус постучал палочкой по пюпитру и оркестр прекратил играть. Бал завершился. Только что кончился скоромный вторник, с первыми минутами следующего дня начинался пост. Танцевавшие пары разошлись, дамы присели в реверансах, а кавалеры отвесили им предусмотренные протоколом поклоны. Эрцгерцогиня София встала; поднялись и все дамы, дремавшие с прямыми спинами на стульях, стоявших вдоль стен танцевального зала. Внезапно разбуженная графиня Дитрихштайн – она дремала сжав кулаки и иногда даже похрапывала – вскочила на ноги с испуганным вскриком.
Инкрустированный бриллиантами лорнет эрцгерцогини остановился по очереди на каждом из четырех ее сыновей: на императоре Франце Иосифе, провожавшем на место свою партнершу по танцу, соблазнительную графиню Угарте; эрцгерцогах Карле Людовике и Людовике Викторе, занятых тем же, на эрцгерцоге Максимилиане, самом высоком из всех четверых. Максль, как его фамильярно называли близкие, явно с большой неохотой расставался со своей юной партнершей, красивой белокурой графиней фон Линден, дочерью посла княжества Вюртенберг. В этот вечер она была обворожительна – в простом платье из белого тюля, с великолепным букетом флердоранжа, – что заставило придворных кумушек говорить о ней весь вечер. Но зря герцогиня кашлянула, и молодой человек, вспомнив о приличиях, подвел наконец девушку к ее матери.
– До скорой встречи! – прошептал он.– И спасибо за то, что сегодня на вас был мой букет…
Эта невинная фраза, к несчастью, долетела до ушей гувернера принца, графа Бомбеллеса, исполнявшего обязанности распорядителя бала, и стала причиной целой истории.
Бомбеллес – старый, ворчливый и придирчивый человек, тем более суровый, что его собственная жизнь отнюдь не всегда была безупречной. Вначале он любовник, а затем третий муж любвеобильной Марии-Луизы, вдовы Наполеона I и генерала Нейперга. Глядя теперь на тощего, сморщенного как печеное яблоко старика, с трудом верилось, что им владели когда-то бурные страсти. Лишившись возможности нравиться женщинам, Бомбеллес мстил всем мужчинам, которые еще в состоянии иметь у них успех. Протокол стал единственным смыслом его существования. Как только гости разошлись, он попросил аудиенции у эрцгерцогини и доложил ей об услышанном.
Спустя еще час обо всем уже знал император. Вначале он отказывался воспринимать это всерьез.
– Вы, мама, действительно считаете, что это так серьезно? – спросил с улыбкой Франц Иосиф.– Преподнести девушке букет цветов вовсе не преступление.
– Преступление, если ты эрцгерцог Австрийский и букет составлен из цветов апельсинового дерева. Франц, как ты не понимаешь – ведь юной Линден в голову теперь взбредет уйма безумных мыслей. Уверена – она уже видит себя эрцгерцогиней. Надо что-то предпринять… Максль совершенно сошел с ума!
Эта история угнетала императора, очень любившего брата. Как любой нормальный Молодой человек, чувствительный к женскому очарованию, он нашел для брата много смягчающих вину обстоятельств: юная Линден обворожительна, а в двадцать три года, пусть ты и император, трудно оставаться суровым. Но Франц Иосиф хорошо знал мать: будет изводить его, пока не примет решение, совпадающее с ее желаниями. Подумав немного, он предложил:
– Лучше всего отправить Максля путешествовать. Почему бы нам не сделать его моряком – он увлекается всем, что относится к морю. Отправим-ка его в Триест, пусть поплавает.
С лица эрцгерцогини Софии слетела озабоченность.
– Великолепная мысль, дорогой мой Франц! Пусть уезжает туда завтра же. Мы не должны допустить, чтобы он снова увиделся с этой малышкой… очень скоро он ее забудет.
Так и сделали: на другой день Максимилиана, ничего не понимавшего, направили на голубые берега Адриатического моря для инспектирования австрийского флота. Он согласился, что это очень интересно, но все же продолжал вздыхать по своей юной графине. Однако императора мучили угрызения совести – проводил его без подобающих почестей и без звуков труб и барабанов,– хотя, конечно, хватило и просто объяснения между братьями. И Франц-Иосиф спустя две недели вызвал Максля назад, ничего не сказав матери.
Максимилиана, естественно, не пришлось просить дважды – не теряя времени, он вернулся в Вену. Но прежде чем прибыть во дворец, остановил карету у цветочного магазина на Ринге и послал графине фон Линден огромный букет палевых роз.
Вечером того же дня в Опере – императорская семья направилась туда в полном составе – графиня держала в руках, затянутых в белые перчатки, этот букет роз и весь вечер их нюхала, меланхолично поглядывая в сторону императорской ложи, а Максль поедал ее глазами. Эрцгерцогиня София готова была от ярости удушить его. В двадцать один год человек не имеет права вести себя с таким преступным легкомыслием, если он брат императора.
Семейный совет прошел бурно, а невыносимый Бомбеллес, возмущенный больше других, только подлил масла в огонь. Вздыхая про себя, Франц Иосиф принял решение снова отослать виновного, но теперь гораздо дальше. На этот раз речь шла о длинном познавательном путешествии на Ближний Восток. Эта поездка также и официальная: в ходе ее эрцгерцог нанесет визиты турецкому султану и всем остальным восточным правителям, с кем удастся увидеться. В спутники ему назначили венгерского графа Юлиуса Андраши, любезного аристократа и человека высоких моральных устоев. Бедного влюбленного внезапно возвели в чин контр-адмирала, и, покинув Вену с отчаянием в душе, он отправился в свое восточное турне. А в это время его брат-император собирался поехать в Ишль, чтобы увидеться со своей кузиной Еленой Баварской, которую София прочила ему в жены.
Максль добросовестно исполнил свои обязанности посла и проявил себя добросовестным и любознательным туристом. Он даже посетил невольничий рынок в Смирне, где полюбовался очень красивыми, очень обнаженными созданиями, о чем красочно доложил в письме своему семейству – у эрцгерцогини случился припадок мигрени. Этот мальчишка, решила она, он явно склонен к распутству, лучше поскорее найти ему жену. И пока Максимилиан в середине лета 1854 года был на пути к дому, София начала кампанию по поиску второй невестки, по вкусу себе лично… Потом что к этому времени Франц Иосиф женился, не последовав выбору матери.
Вернувшись в Вену, Максль обнаружил, что жизнь его семейства все более утрачивает свое очарование. Император завален работой на благо империи, эрцгерцогиня София все свое время проводит в попытках воспитать Сисси в своих принципах, доставляя тем самым молодой женщине невыносимые страдания, а другие братья еще очень юны. Кроме того, посол фон Линден переехал с семьей из Вены в Берлин. А больше ничего интересного нет.
В дополнение ко всему эрцгерцогиня София однажды утром объявила сыну столь милым ей безапелляционным тоном, что отныне он жених принцессы Екатерины де Браганс и в его же интересах постараться привыкнуть к этой идее.
На сей раз Максль воспротивился:
– Я не люблю ее, я ее даже не знаю! Она мне не нужна!
– Тебя никто не спрашивает, хочешь ты этого или нет. Запрос сделан, и мы не будем рисковать войной с Португалией из-за тех глупых причин, которые ты только что высказал.
Злой и подавленный, поскольку не мог забыть свою большую любовь, Максль пришел поделиться своими несчастьями с Сисси. Со свояченицей его связывала крепкая дружба. Оба страстно любили лошадей и часто совершали вместе продолжительные верховые прогулки, что только раздувало скрытый гнев в душе Софии: Сисси Ждет ребенка, а ведет себя как сумасшедшая.
– Пока ты не женился,– сказала ему Сисси,– не стоит впадать в отчаяние. Никто не знает, что еще может произойти.
Юная императрица как в воду глядела. Пока полным ходом происходили приготовления к свадьбе, в Хофбург прилетела нежданная весть: принцесса Браганс внезапно скончалась, и пришлось вместо праздничных нарядов надевать траурные одежды. Максль, естественно, сохранял подобающее обстоятельствам выражение скорби на лице, но, оставшись один, глубоко, с облегчением вздыхал: наконец-то его оставят в покое. И возобновил конные прогулки с Сисси.
Тогда, решив, что от него начинает слишком сильно пахнуть конюшней, герцогиня снова обратилась к Бомбеллесу – не может ли он дать совет?
Бомбеллес мог дать сколько угодно советов, если речь заходила о протоколе. Почему бы не отправить Максля путешествовать суше – пусть на этот раз посетит все европейские дворы, чтобы получить представление о различных формах правления. И посмотрит при случае принцесс на выданье.
В очередной раз эрцгерцогиня обрадовалась и сказала, что без Бомбеллеса ни за что не справилась бы со своими заботами. Он поблагодарил, поклонился, вернулся к себе и лег спать. А вскоре умер, вероятно, оттого, что его утомили собственные блестящие идеи. А Макслю в очередной раз пришлось укладывать чемоданы.
Стремясь, насколько возможно, избегнуть опасности или по крайней мере, отодвинуть ее от себя, эрцгерцог начал свое путешествие с Испании. Там нет незамужних принцесс, следовательно, бояться нечего.
Королева Изабелла II ждала появления своего первого ребенка и приняла его очень сердечно. Он посетил Эскуриал, Севилью и Гренаду, увидел бег быков и заявил, что очень доволен. Затем направился во Францию и прибыл туда 17 мая 1856 года.
Посещение этой страны ничуть не опаснее, чем пребывание в Испании. Прошло всего три года со дня женитьбы Наполеона III на красавице-княгине де Теба, Евгении де Монтихо, и австрийский принц безбоязненно окунулся в приятную парижскую жизнь, не опасаясь появления на горизонте зловещей тени какой-нибудь принцессы.
В Англии тоже можно не опасаться ловушек. У королевы Виктории – она вот уже шестнадцать лет замужем за принцем Альбертом Сакс-Кобургом – есть, конечно, дочери, но старшая уже обещана другому, а остальные слишком юны для замужества. Кроме того, эрцгерцог не может жениться на принцессе католического вероисповедания. Максимилиан ходил на скачки, посещал военные училища, играл в крикет и в бадминтон на лужайках Виндзорского дворца, описывая, что вошло у него в привычку с самого начала путешествий, все свои впечатления в многочисленных письмах родным.
Но любая добрая компания рано или поздно распадается – устав от Англии, эрцгерцог переправляется морем в Бельгию. После революции 1830 года, разделившей католические Нидерланды от Нидерланды от протестантских и образовавшей независимую от Голландии страну под названием Бельгия, страна эта получила нового короля. Им стал Леопольд I, из дома Сакс-Кобургского, к которому принадлежал и принц Альберт, муж королевы Виктории Английской. Бельгийский король, человек строгих правил, цельный и предприимчивый, умело управлял своей небольшой страной. Оставшись вдовцом после смерти английской принцессы, повторно женился на принцессе Луизе Орлеанской, старшей дочери короля Луи-Филиппа, и испытал горе утраты второй жены в 1850 году. Но у него остались дети и среди них – шестнадцатилетняя темноволосая принцесса, очень красивая. Была она и очень чувствительная, и визит австрийского эрцгерцога сильно ее взволновал.
В мае 1856 года Максимилиан, не зная, что его приезд породил бурю чувств в сердце девушки, въехал в Брюссель и так сильно заинтересовал Шарлотту, что она только нем и говорила.
– Какой высокий! И какой красивый! У него голубые глаза, он такой нежный, романтичный!… А какая очаровательная бородка!
В тот день мадемуазель де Стеенхаульт, ее наперсница, оторвала взор от вышивания и нежно улыбнулась девушке:
– Особенно необычна эта бородка. Признаюсь, никогда не видела, чтобы так стригли бороды. Эрцгерцог сам вводит моду.
В самом деле, Максимилиан долго думал, как ему стричь бороду. Чтобы не походить на других, решил выбрить посреди подбородка полоску и разделить бороду на две равные пряди, которые игриво загибались к щекам. Бородка имела замечательный светло-золотистый цвет, все это вместе являло шедевр стрижки, и перед ним не устояло слабое сердце юной бельгийской принцессы, особенно если еще посмотреть на великолепный мундир императорского флота.
– Вашему Высочеству ведь известна истинная причина путешествия принца. Его мать эрцгерцогиня хочет, чтобы он как можно скорее нашел себе жену. Вот он и просматривает всех европейских принцесс… но до сих пор никого не нашел.
Шарлотта так и зарделась от смущения – и сделалась еще милее. И правда, ей не занимать очарования: темноволосая, необычные глаза – черно-зеленые, с золотыми блестками; кожа напоминает о камелии; изящные, нежные черты лица и тонкая талия, какую редко у кого увидишь. Но глядя на компаньонку, она принялась крутить концы своего пояска.
– Как вы полагаете, моя милая… есть у меня шанс ему понравиться?
Мадемуазель де Стеенхаульт от всего сердца рассмеялась.
– Да если он посмотрит на вас всего однажды,– клянусь, не сможет остаться равнодушным, мой ангел! – нежно заверила она.– Убеждена – вы одна из самых красивых принцесс Европы!
Шарлотта, вздохнув, покачала головой.
– Говорят, императрица Елизавета так прекрасна – с ней не сравнится ни одна женщина.
– Конечно, но императрица есть императрица, не думаю, что она еще раз выйдет замуж. Но вы вполне выдерживаете сравнение с ней.
Немного ободрившись, Шарлотта ушла выбирать платье для вечернего бала. Отец проявил чрезвычайную щедрость и подарил ей накануне визита эрцгерцога несколько туалетов. Перед Шарлоттой встал очень серьезный вопрос: понравится она ему в светло-зеленом платье или в белом?
К несчастью, Максимилиан на нее даже не взглянул. Его все больше увлекала эта роль императорского туриста, а когда он смотрел на даму, всякий раз мысленно сравнивал с прелестной графиней фон Линден… И та, которая привлекла внимание, переставала его интересовать. Зато само пребывание в этой стране его очаровало, и он продолжал посылать домой многочисленные письма с пространными и тщательными описаниями страны и ее двора. Вот пример: «Культура выращивания цветов здесь самая замечательная из всех, что я когда-либо видел. Во всех городах меня ожидали прекрасные кареты. Однако меблировка дворцов не очень красива. Пригород Лекена славится тем, что там находится прекрасная резиденция, но королевский дворец в Брюсселе не имеет даже каменной лестницы. Мне кажется, все здесь построено из дерева…»
Другой темой писем стала его кузина, эрцгерцогиня Генриетта, ставшая герцогиней Брабантской и отказавшаяся от своей детской привычки распрягать пони молочников, чтобы покататься на них верхом. Утешилась тем, что поглощала в громадном количестве пищу, обретя фигуру почти квадратную.
Однако, надеясь развлечь родных сплетнями и описаниями, Максимилиан заблуждался. Эрцгерцогиня София, решив, что он над ней издевается, окунула перо в самые ядовитые чернила и написала сыну одно из тех писем, что умела сочинять только она: «После всего Генриетта пристроена и больше не представляет интереса. Но ты-то, Максимилиан, дал ли себе труд взглянуть на дочь Леопольда? Или намерен стать профессиональным мемуаристом?»
Получив взбучку, эрцгерцог открыл глаза, посмотрел на Шарлотту и обнаружил: да она и впрямь очаровательна, к тому же смотрит на него восторженными глазами. На наивном, нежном личике так явно читается любовь… на какое-то время молодой человек почувствовал волнение. Но боязнь за обещание пересилила все: он не решался навсегда связать свою судьбу с другой женщиной, не с Паулой фон Линден,– только она заслуживает такого подарка на всю жизнь.
И на следующий день Максимилиан сообщил королю Леопольду о своем намерении продолжить поездку.
– Мне еще надо навестить наших кузенов в Голландии и в Ганновере.– Он чувствовал себя смущенным под строгим взглядом короля.– Они ждут меня, не могу их разочаровывать.
Леопольд I покачал головой и заставил себя оставаться бесстрастным, как он всегда делал. Но в душе имел желание проучить наглеца: ради него пришлось пойти на большие расходы, а он, кажется, не обратил никакого внимания на Шарлотту. Хотя в Вене эрцгерцогиня София намекнула, что у нее на девушку совершенно определенные планы. Теперь этот простак собрался уезжать… Дрожа от сдерживаемой ярости, король отвечал:
– Пусть так. Посмотрите на Голландию и на Ганновер! Мудрый Габсбург должен все увидеть…
Итак, для молодого эрцгерцога дверь оставалась открытой, ему протягивали спасательный шест. Он мог еще сообщить, что по окончании протокольных визитов вернется в Бельгию, но нет, Максимилиан этого не сказал. Важно попрощался с отцом и дочерью, а также со всей королевской семьей, сел в карету и уехал не оглядываясь.
Для Шарлотты это оказалось слишком: девушка со стоном отчаяния упала в объятия отца и зарыдала.
– Все кончено, отец, все кончено!… Он уезжает, я ему не понравилась… А я его люблю… о, вы не знаете, как я его люблю!…
Король нежно погладил мягкие темные волосы, бросив поверх головы дочери злобный взгляд на коляску, выезжающую за ворота Лекена.
– Надо быть рассудительной, Шарлотта. Я тоже питал надежду… но все эти Габсбурги такие непостоянные, переменчивые, никогда не знаешь, что они на самом деле думают.
– О, я это знаю! – Девушка все еще рыдала.– Он меня не любит… это ужасно.
Король ничего на это не сказал. Да и что тут сказать, какими словами унять эту боль…
А в это самое время Максимилиан ехал на север с чувством, что избежал большой опасности. Маленькая Шарлотта, бесспорно, очаровательна и обещает стать очень красивой женщиной. А как мил этот полный любви взгляд!… Но жениться, когда любишь другую, на женщине, которая так в тебя влюблена, не означает ли надеть на шею худшую из всех цепей? Нет, он повел себя мудро – уехал, не оставив надежды.
Пребывание Максимилиана в Голландии походило на отдых: ни одной незамужней, принцессы, даже ни единого ребенка. Но этот приятный отдых все же пришлось прервать – отправиться в Ганновер. Там принцесс хватало, и путешественник дал себе слово тщательно взвешивать слова и улыбки, сами взгляды, чтобы не зародить в женских сердцах пустых надежд. Он чувствовал, что все меньше расположен жениться.
Однако в Берлине должно что-то произойти.
Бал в королевском дворце достиг апогея. На сверкающем паркете огромного зала в ритме вальса кружились пары, увлекая вихрь танца блестящие мундиры кавалеров и огромные кружевные кринолины дам.
Стоя под балдахином рядом с хозяйкой, Максимилиан наблюдал все это рассеянным взглядом и никак не мог решить, с какой из принцесс ему следует влиться в толпу.
Рядом с ним под балдахином дремал король Фридрих-Вильгельм IV. Упадок умственных сил, которому суждено вскоре полностью отстранить его от правления, уже проявлялся достаточно зримо. А пока монарх усердно посапывал, не обращая ни малейшего внимания на звуки музыки, исполняемой оркестром.
Вдруг Максимилиан вздрогнул: ему показалось… в толпе, над платьем из черных кружев и белыми плечами,– очаровательное лицо, золотистые волосы под бриллиантовой диадемой… Сердце его учащенно забилось; эта дама… но ведь это она, о разлуке с ней он так сожалел,– Паула, его единственная любовь!…
Он сбежал по ступеням, остановился на краю танцевальной площадки: очаровательное видение исчезло в потоке танцующих, унеслось в руках высокого, худого мужчины во фраке, увешанном орденами и лентами. Спустя мгновение принц снова увидел ее; он положил дрожащую ладонь на руку соседа, какого-то дипломата – лица его даже не видел,– и спросил:
– Скажите, эта дама, в черном платье, не графиня фон Линден? Посмотрите, вон там… рядом с зеркалами, в бриллиантовой диадеме…
Тот, к кому он обратился, выразил некоторое удивление – принц так бледен.
– Графиня фон Линден? Не думаю, Ваше Высочество… Дама, о которой вы говорите,– баронесса фон Бюлов. Кстати, она танцует с мужем.
– Баронесса фон Бюлов? Вы уверены?
– Совершенно уверен, Ваше Высочество. Они недавно поженились. Но кажется, да, теперь припоминаю: девичья фамилия баронессы фон Линден. Ее отец работал вместе с моим, мы служили вместе…
Дипломат долго еще говорил бы, но Максимилиан его уже не слушал. Широко раскрытыми глазами – вот-вот в них появятся слезы – смотрел он на стройную фигуру молодой дамы, теперь уже ее можно было хорошо рассмотреть. Внезапно встретил поверх плеча мужа ее взгляд – глаза тоже расширились, а свежие губы, напротив, сомкнулись. Паула сделала движение, словно хотела протянуть к нему руку, но спохватилась, опустила взор, словно ее внезапно охватила глубокая грусть. Волна вальса вновь растворила ее в массе танцующих.
Максимилиан медленно вернулся к трону, поднялся по ступеням. Король все еще спит… Распорядитель бала почтительно склонился перед принцем:
– С какой из юных принцесс желает танцевать Ваше Высочество?
Максимилиан покачал головой.
– Сегодня годовщина одной невероятно горестной потери. Я не могу танцевать, извините…
И вскоре покинул бал, оставив растерянного церемониймейстера в отчаянных раздумьях относительно того, что это за годовщина столь тяжелой для Габсбургов потери.
На следующий день Максль покинул Берлин. Не в состоянии продолжать это утомительное путешествие, он вскоре оказался на дороге, ведущей в Вену. В столицу попал вечером, под проливным дождем; когда направлявшаяся в старый дворец карета проезжала мимо магазина цветов на Ринге, эрцгерцог отвернулся и закрыл глаза. На шелковистую светлую бородку, предмет восторга Шарлотты, скатилась слеза – темнота стыдливо ее прятала…
Возвращение его, как и ожидалось, мать не встретила восторженными возгласами.
– Не знаю, что с ним делать,– сообщила она однажды вечером, когда собралось все семейство.– Из этого путешествия он вернулся более печальным и хмурым, чем я его когда-либо видела. Все дни проводит, запершись в своих покоях, не выходит, не хочет никого видеть.
Император ничего не ответил. В скромном генеральском мундире, что так ему нравился, он стоял у окна, постукивая пальцами по стеклу, и смотрел на улицу: двор заливает дождем… Свекрови тихо ответила императрица:– Он снова увидел в Берлине графиню фон Линден. Это нанесло ему глубокую рану.
Эрцгерцогиня рухнула на стул и ужасом посмотрела на невестку.
– Боже праведный, Сисси, что ты сказала?! Он снова встретился с ней… но ведь это ужасно!
Сисси пожала плечами.
– О, нет, не встретился, только увидел. Она замужем, и вам больше нечего опасаться. Но Макслю очень плохо. Думаю, что надо оставить в покое на некоторое время, его горе само пройдет.
Франц Иосиф обернулся, медленно подошел и встал между матерью и женой.
– Сисси права, мама,– дадим ему время оправиться и посмотрим, как все обернется.
– Оставить его в покое, оставить его в покое… Легко сказать… время идет, Франц, твой брат не становится моложе.
– Мама, двадцать четыре года не самый поздний возраст. Дадим ему полгода на раздумья.
– Хорошо,– вздохнула София, – как скажешь. В конце концов, я уже устала бороться за него. Что ж, оставим его с собственными мечтами. Но мои мечты в плачевном состоянии.
Закрывшись в своих покоях, Максимилиан переживал охватившее его горе и разочарование. Ему всегда казалось: та, которую он так любил, проводит дни в ожидании его, укрывшись в укромном уголке Европы, как делал он сам. Разве установившиеся между ними узы не сильнее, чем все остальное? И вот он обнаруживает ее измену – вышла замуж за другого, потеряна для него навеки… Но постепенно образ блондинки стирался в его душе. Его место занял другой образ: юная темноволосая принцесса в белом кружевном платье, девушка со странными глазами необычного цвета – зеленого, с черным и золотым отливом… В глазах этих стоят слезы… Она-то его любит; сумела, несмотря на свою печаль, сохранить достоинство принцессы; она-то заслуживает счастья… Человек не может всю свою жизнь проводить, бродя по покоям, пусть это и покои принца. Когда наступило Рождество, Максимилиан отправился к матери и попросил разрешения жениться на принцессе Шарлотте Бельгийской. София едва не лишилась сознания от радости и неожиданности. Но эта умная женщина умела держать себя в руках и знала – железо надо ковать, пока горячо.
На следующий день после этой столь желанной вести из Вены в Брюссель выехал чрезвычайный посланник граф Арквинто: он вез письмо императора, в котором тот просил руки принцессы Шарлотты для эрцгерцога Максимилиана.
27 июля 1857 года В своей комнате королевского дворца Шарлотта смотрелась в зеркало. Она теперь невеста, ослепительно красивая в бриллиантах короны, под вуалью из драгоценных кружев, доставшихся ей от матери, белокурой Луизы Орлеанской; она уже не обиженный ребенок, как весной прошлого года. Она счастлива – представляет, как перед ней открывается счастливое будущее, полное любви и радости.
На улице в лучах жаркого летнего солнца вовсю звонили колокола. Большая позолоченная карета ждала невесту, чтобы доставить ее в собор Сент-Гюдюль – там, под его торжественными сводами, ждет ее тот, чья любовь с каждым днем становится все сильнее. На улицах празднует это событие народ – кричит от радости и нетерпения.
– Я буду счастлива! – вполголоса обещала самой себе Шарлотта.– Я буду счастлива – и он тоже. Я так хочу!
В качестве свадебного подарка Франц-Иосиф сделал брата вице-королем Венеции и Ломбардии. Едва кончилась свадебная церемония, как молодожены отправились по классическому маршруту свадебных путешествий – в Италию. Продолжительный прекрасный медовый месяц молодая чета провела в самом красивом дворце Милана, где Максимилиан преисполнился глубокой лю6овью к молодой жене. Любовь его была столь велика, что тронула даже души итальянцев, враждебно относившихся к иностранной оккупации. Шарлотта итальянизировала свое имя и стала называться Карлоттой, разучила несколько итальянских романсов. Она тоже научилась радоваться тому, что стала почти королевой, и принимать гостей в большом дворце. У нее фрейлин – целый двор, у нее есть Максль… Чтобы быть счастливой, у нее есть все, не хватает разве что столь желанного ребенка.
Время проходило мимо этой счастливой пары – казалось, истории суждено о ней забыть. Но история редко забывает тех, кто отмечен судьбой. Вскоре на горизонте их счастья появились темные тучи. Поддерживаемые Наполеоном III итальянцы сбросили австрийское иго. На следующий день после битвы под Сольферино Шарлотте и Максимилиану пришлось бежать и укрыться в замке Мирамар, роскошном сооружении, который Максимилиан построил неподалеку от Триеста,– господствовавший над голубыми водами Адриатики, он принадлежал в свое время австрийской короне. С тех пор они стали скучать: Максимилиан вынужден заниматься делами поместья, Шарлотта – домашними заботами. Неужели они рождены, чтобы провести так остаток своей жизни – бесславно, скучно, грустно и пресно, вдали от мировых событий и грохота великих дел… Оба уже познали вкус власти, рождены на ступеньках трона. Больше они не могут удовлетворяться тем, что для многих других людей – вершина счастья: жизнью вдвоем под солнцем Италии, в сказочном доме. Время идет, но выносить его ход все тягостнее. Максимилиан играл на органе и выращивал цветы, Шарлотта вышивала и играла на арфе. Дети пока не намечались…
Запертые в золотой клетке, изолированные от остального мира супруги спрашивали себя, что их ждет впереди. И вот однажды утром весной 1862 года в Мирамаре появился элегантный и велеречивый господин. Послан он был по поручению императора Наполеона III, звали его Гуттьерес Эстрада, мексиканец. Он сделал удивительное и увлекательное предложение:
– Ах, принц, не согласитесь ли вы стать спасителем Мексики? Окажите ей помощь от вашей великой страны – частью ее моя несчастная, разоренная страна некогда была, как одно из самых прекрасных украшений короны Карла V.
Гуттьерес Эстрада умел говорить красиво. Маленький мексиканец дал выход своему латинскому красноречию, подогретому тропическим солнцем энтузиазму, произносил свои речи так увлекательно, что эрцгерцог Максимилиан и эрцгерцогиня Шарлотта – они сидели в креслах в салоне Мирамара, окна выходили на великолепные сады и голубой простор Адриатики – слушали его удивленные и уже счастливые. Чувства обоих супругов выразила Шарлотта:
– Править Мексикой? Вы предлагаете нам корону вашей страны? Это нечто невероятное!
– Я предлагаю вам,– снова заговорил Эстрада,– возродить мощную некогда империю ацтеков, взойти на трон Монтесумы. Мексика нуждается в порядке. Только высокородный император – с неоспоримыми корнями, возвышающийся над всеми этими вышедшими из ниоткуда бунтарями, носитель христианской религии, против которой борются революционеры-анархисты – способен совершить это чудо. Мадам, Мексика – самая красивая в мире страна…– и мексиканец неудержимо продолжал свою цветистую речь.
