Текст книги "Страсти по императрице"
Автор книги: Жюльетта Бенцони
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Ее звали Сисси.
СИССИ И ЗАМУЖЕСТВО
Покупая в 1834 году замок Поссенхофен вблизи красивого озера Штарнберг, в восьмидесяти километрах от Мюнхена, герцог Макс Баварский намеревался сделать его летней резиденцией своей семьи, пока еще немногочисленной – у него лишь один, рожденный в 1831 году, сын Людовик,– но он надеялся ее значительно увеличить.
Поссенхофен – это и тогда (и поныне) довольно массивное сооружение, с четырьмя башнями по углам и с большим количеством комнат. Расположение по соседству с озером, посреди поросших лесом холмов, и великолепный парк с восхитительными розариями делали его очаровательным местом. Мало-помалу он затмил дворец в Мюнхене и стал настоящим семейным домом для герцогского выводка – домом, который все обожали.
В порядке появления на свет этот выводок состоял из вышеупомянутого Людовика, Елены, по прозвищу Нене, родившейся в1834 году, спустя несколько недель после приобретения замка, ставшего «дорогим Посси»; Елизаветы, которую все звали Сизи (или Сисси), словно посланной небом накануне новогодних праздников 1837 года; Карла-Теодора, или, по-другому, Гакеля, увидевшего свет в 1839 году; Марии, рожденной в 1841 году и не получившей никакого известного нам прозвища; Матильды, 1843 года рождения, которую называли Воробышком по причине хрупкого здоровья; Софии, увеличившей семейство только в 1847 году, и, наконец, последнего отпрыска, Карла Эммануэля, по прозвищу Мапперль, чье рождение имело место двумя годами позже.
Все члены счастливого и веселого семейства небрежно воспитаны папашей, хотя и страдавшим хронической непоседливостью, но полным нежности и изобретательности, имевшим артистический дар и необычайную человеческую теплоту души, а также матерью, находившейся в состоянии безмерного восхищения супругом и детьми, в отношении которых, честно говоря, она строила весьма честолюбивые планы. Урожденная принцесса Баварская, Людовика, выйдя замуж за своего двоюродного брата Макса, сделала самую скромную партию в семье – остальные три ее сестры вышли замуж более удачно: одна стала королевой Пруссии, другая – королевой Саксонии, а старшая, София, стала бы императрицей Австрии, не заставь она мужа отказаться от трона в пользу своего сына Франца Иосифа.[2]2
Все четыре принцессы – сестры короля Людовика I Баварского.
[Закрыть]
Титул герцогини Баварской для Людовики не означал никакого повышения статуса, но, если все взвесить, она, несомненно, единственная из сестер, познавшая счастье в жизни, и это компенсирует все остальное. Титул герцогини она приняла добровольно, что никоим образом не мешало ей мечтать о более достойной судьбе для своих девочек.
С верой в это Людовика и жила летом 1853 года – жила словно на раскаленных углях, поскольку вот уже несколько месяцев между ней и ее сестрой эрцгерцогиней Софией, мозгом всего семейства, происходили оживленная переписка и встречи, имевшие целью организовать брак императора Франца Иосифа и Елены, старшей дочери Макса и Людовики.
Этот план давно уже зрел в голове у Софии – она очень хотела объединить вокруг себя максимально возможное число знатных семейств. Решимость реализовать этот план особенно усилилась, когда ее сын, этот невинный мальчик, в свои двадцать четыре года заявил, что хочет взять в жены дочь князя – наместника Венгрии, очень красивую и умную девушку, внушившую ему довольно бурные чувства. София пресекла зло в корне всего несколькими словами:
– Венгрия – наша подданная провинция и должна таковой оставаться. Венгерка не может делить с тобой трон.
Франц Иосиф в то время еще слепо подчинялся матери и потому заглушил свои чувства во имя интересов государства и больше об этом проекте не заикался. Впрочем, он знал о видах Софии на его кузину Елену; у девушки превосходная репутация, и он не видит препятствий к тому, чтобы сделать ее своей женой, если она так красива и очаровательна, как все говорят… По крайней мере София.
– Она превосходна со всех точек зрения! – постоянно твердила эрцгерцогиня.
Она действительно превосходна – Людовика приложила для этого много сил. Ее научили всему, что должна знать императрица Австрийская: говорить на нескольких языках, танцевать, ездить верхом, принимать гостей, свободно чувствовать себя присутствии большого числа людей, даже грациозно скучать, часами неподвижно сидя в кресле, представлявшем трон.
В один прекрасный июньский день в замке начался великий переполох – герцогиня во время семейного завтрака прочла письмо сестры и воскликнула, светясь счастьем:
– Радуйтесь, дети мои! Ваша тетка София приглашает в Ишль в августе на встречу Нене, Сисси и меня. Император тоже туда приедет…
При этой новости Елена покраснела от удовольствия, поскольку всю жизнь мечтала выйти замуж за Франца Иосифа, а Елизавета проявила лишь недоверчивый энтузиазм:
– А Карл Людовик тоже там будет?
Эрцгерцог Карл Людовик, младший брат Франца Иосифа, ее верный рыцарь еще с той поры, когда подростки тремя годами ранее повстречались в том же Ишле. Они переписывались, юный принц даже направил даме сердца красивые подарки – перстень и браслет – с одобрения матери, которая загодя планировала устроить второй союз с дочерьми сестры.
– Конечно, он там будет! – воскликнула Людовика, обнимая свое пятнадцатилетнее чадо.– Ты будешь рада увидеться с ним?
– Думаю, да… он очень мил и нравится мне.
После этих громких слов все принялись готовиться к отъезду, причем каждая почему: герцогиня и Елена бросились к платяным шкафам при поддержке воспитательницы принцесс баронессы Вульфен, а Сисси убежала в сад – покормить своих любимых животных и рассказать им о последних событиях, происшедших в доме. Пятнадцатого августа три принцессы с полуторачасовым опозданием приехали в отель Ишля,[3]3
В то время императорская вилла еще не принадлежала императору, он ее снимал.
[Закрыть] где узнали, что эрцгерцогиня ждет их к чаю на императорской вилле. Да ведь это катастрофа – в их распоряжении чуть более получаса, а багаж еще не прибыл. Зато император уже там…
– Тем хуже! – сказала герцогиня со слезами на глазах.– Время назначено, и будь даже багаж на месте, у нас нет времени переодеться! Пойдем в таком виде, как есть.
– Ваша светлость! – воскликнула баронесса Вульфен.– Это невозможно! Вся одежда в пыли!…
– Пыль – это одно, протокол – другое. Мы должны идти!
На вилле эрцгерцогиня София ждала их в своих апартаментах. Она успокоила сестру: девочки и так очаровательны; надо просто позвать ее камердинершу, чтобы привести в порядок прическу Елены. Сисси удовольствовалась простой щеткой для волос; посему сделали все возможное, чтобы уложить роскошные волосы Нене, но камеристка, которой это поручили, не удержалась от восхищения волосами юной Сисси, этим сверкающим каштановым каскадом с золотистым блеском и светлыми желтыми прядками.
За несколько минут баварские дамы приняли вид вполне презентабельный, чтобы приступить к чаепитию и предстать пред взором императора. Все направились в салон, где и предстояла встреча с ним.
Первый контакт получился не очень торжественным. Красная от смущения, Елена едва смела поднять глаза на двадцатичетырехлетнего императора, которого прочили ей в мужья, а тот повел себя любезно, но несколько натянуто: принялся сравнивать девушку с прекрасной венгеркой и понял, что его собираются женить вопреки его воле. Рассматривая Елену, он находил ее безусловно красивой – высокая, стройная, полна скромности и элегантности,– но не мог помешать себе увидеть в ней некоторые черты энергичности и даже жестокости, а это не соответствовало его ожиданиям.
А потом внезапно вообще перестал ее видеть: позади нее обнаружил очаровательное создание, с мечтательным личиком и полными звезд глазами, с восхитительной фигуркой… Конечно, это еще юная девочка, но так хороша, так привлекательна, что одного ее присутствия хватает, чтобы затмить все окружающее, вычеркнуть других из памяти… С того момента он видел только ее, тем более что очаровательная Сисси не обращала на него никакого внимания – счастлива была снова видеть своего друга Карла-Людовика; кажется, еще немного, и эти двое попросят разрешения пойти поиграть в сад.
Вдруг Сисси почувствовала, какое внимание уделяет ей Франц Иосиф; тут же смутилась и покраснела, с нее слетела естественная игривость, которая заставляла хмурить брови тетку Софию. Она ухватилась за своего друга Карла Людовика как за спасательный круг: не смела смотреть ни на императора, чей улыбающийся взгляд проводил ее в непонятное ей самой смятение, ни на Елену – боялась увидеть на ее лице разочарование, понять которое так легко.
Почувствовал разочарование и еще один человек – Карл Людовик. Страстно влюбленный в красивую кузину, юный эрцгерцог прекрасно понял, какое значение имеет взгляд брата, и вечером того же дня, после ужина, в кругу семьи высказал матери свою боль – не мог скрывать:
– Сисси очень понравилась Францу, мама, гораздо больше, чем Нене. Вот увидишь – он предпочтет ее сестре.
– Ты не бредишь? – Эрцгерцогиня пожала плечами.– Такую девчонку?! Это было бы катастрофой!
Вполне возможно, она просто-напросто старалась успокоить себя – ведь глаз у нее наметанный. Но ее иллюзиям не пришлось длиться долго: на следующий день, едва она успела встать с постели, к ней, не дав даже возможности позавтракать, явился Франц Иосиф; он весь светился.
– Знаешь,– сказал он,– Сисси просто прелесть!…
– И ты врываешься ко мне в такой час, чтобы сказать это?
– Тысячу извинений, мама, но я должен тебе это сказать! Она обворожительна, восхитительна!
– Но она всего лишь ребенок!
– Конечно, она очень молода, но посмотри на ее волосы, глаза, на ее очарование, на всю ее личность! Она изысканна.
– Но ведь есть Елена. Та Елена, которая…
– Елена – ничто! Она прекрасна, но ее не видишь, когда есть Сисси.
– Ладно, успокойся! Ты еще сам не знаешь, что тебе нужно. Следует поразмыслить. Время на это у тебя еще есть, не стоит торопиться! Никто не требует, чтобы ты немедленно обвенчался.
Но попробуйте остановить поток в его неумолимом движении! Широко улыбнувшись, молодой император нежно обнял мать:
– Мне кажется, лучше не затягивать с этим. Я немедленно постараюсь увидеться Сисси – до обеда.
И тут же ушел заниматься своим делами самодержца, озаренный мыслью – сможет побыть наедине с той, которую уже считал своей любимой… К несчастью, он ее не нашел и с хмурым выражением лица, несколько раздраженный, сел за стол рядом с Еленой, на которую продолжал не смотреть. Эта несчастная даже не услышала звука его голоса. Он глядел только на Сисси, сидевшую в другом конце стола – между эрцгерцогиней Софией и принцем Гессенским.
А девушка, чрезвычайно смущенная пристальным улыбающимся взглядом, которого он с нее не спускал, практически не притронулась ни к одному из поданных блюд, чем вызвала удивление соседки по столу.
– Сисси, видно, решила, что сегодня постный день! – засмеялась эрцгерцогиня. Отведала только овощного супа и русского салата.
На следующий день на императорской вилле предстоял большой бал; в ходе его, как всем при дворе известно, котильон – решающий танец… Это знали все, кроме Сисси, продолжавшей упорно считать сестру будущей императрицей Австрийской – вопреки ледяному выражению лица Елены.
Когда сестры появились в большом зале, среди присутствовавших пробежал шепот восхищения, адресованный, увы, скорее Сисси, чем Елене, а ведь девушка, в блестящем белом платье, с гирляндой плюща в темных волосах, так красива… Но ее младшая сестра, словно окутанная облаком из розового муслина, с маленькой бриллиантовой стрелкой в волосах,– неотразима. А когда настало время котильона, именно ей Франц Иосиф преподнес традиционный букет, приглашая на танец.
И всем стало ясно: ставки сделаны, они присутствуют при рождении императрицы. Эрцгерцогине Софии пришлось употребить все свое самообладание, чтобы не выказать неудовольствия. Что касается Елены, она удалилась в пустой салон, чтобы скрыть печаль.
Добавить, собственно, нечего: на следующий день Франц Иосиф направился к матери, чтобы уговорить ее попросить за него руки его кузины Елизаветы,– если только та согласится выйти за него замуж.
– Умоляю вас, мадам, убедить тетю Людовику, чтобы она не оказывала никакого давления на Сисси. Бремя мое, Бог свидетель, настолько тяжело, что разделить его со мной – удовольствие малоприятное. Я хочу, чтобы ей это сказали!
– Дорогое мое дитя, почему ты считаешь, что женщина не почувствует себя счастливой, если облегчит тебе выполнение трудной задачи своим очарованием и веселостью? Однако все будет сделано так, как ты желаешь.
Вечером того же дня герцогиня Людовика с некоторым беспокойством и с сильным волнением передала Сисси просьбу императора, тщательно подбирая слова и в точности выполняя пожелание Франца Иосифа.
– Этот брак, как ты прекрасно понимаешь, возможен, только если ты любишь Франца,– если ты любишь его достаточно сильно, для того чтобы согласиться разделить с ним всю тяжесть короны. Любишь ли ты его?
– Как же я могу его не любить? Но почему он подумал обо мне? Я ведь такая молодая, такая незначительная… Я сделаю все, чтобы он был счастлив… Но смогу ли я это сделать? Конечно же, я его люблю! Но чувствовала бы себя еще счастливее, не будь он императором!
В ближайшее воскресенье, по окончании мессы в церкви Ишля, Франц Иосиф взял Сисси за руку, подвел к епископу, закончившему службу, и громко произнес:
– Монсеньор, соблаговолите благословить нас! Вот моя невеста!
23 апреля 1854 года, накануне свадьбы, Елизавета смотрела сквозь стекла окна дворца Шенбрунн, как садовники занимаются весенними работами, когда к ней в комнату, почти шатаясь под тяжестью своей ноши, вошла графиня Эстергази, ее будущая первая фрейлина. Она притащила два толстых тома и положила их на стол.
– Ради бога, графиня, что это вы принесли?!
– Предметы чрезвычайной важности, ваша светлость. Вот эту книгу (она приподняла огромный фолиант – больше переплета, чем текста) вашей светлости достаточно пролистать: здесь описан свадебный церемониал, принятый при австрийском дворе.
Будущая императрица послушно полистала книгу и рассмеялась:
– Боже всемилостивый! Как все сложно! Я вижу там такие выражения: «светлейшие дамы и высокосветлейшие дамы», «пажи и носители шлейфа», «придворные дамы и дамы в апартаментах»… Кто же такие эти «дамы в апартаментах»?
– Это те, кто, в отличие от дам, имеющих широкий доступ и ограниченный доступ, имеет право появляться в апартаментах только в строго отведенное время и только по предварительному приглашению.
– Не понимаю, кому пришло бы в голову явиться сюда без приглашения. А что в другой книге?– Она очень важна. Вашей светлости придется не только оставить ее у себя на вечер, но и выучить наизусть.
– Наизусть? – с ужасом воскликнула Сисси.– Но она такая огромная!
– Это не совсем так, там крупный шрифт. Она называется «Нижайшие напоминания» и предписывает поведение вашей светлости во время всех свадебных церемоний.
– Церемоний? Их так много? Не без усилий, связанных с ее пятьюдесятью шестью годами, графиня Эстергази присела в реверансе, который так подходил к суровому выражению ее лица.
– Конечно, их много, но вашей светлости давно пора ими заинтересоваться. Выйти замуж за императора – это не то что за простого гвардейского офицера, а эрцгерцогиня София настаивает, чтобы вы, ваша светлость, начали изучать эти документы.
И она удалилась.
Сисси оказалась наедине с ужасными книгами, содержавшими, кстати очень неприятные, выдержки из знаменитого австрийского этикета, который императоры позаимствовали из испанского этикета Карла V и Филиппа II. Повернувшись спиной к садовникам и рассаживаемым ими цветам невеста смело, но не без вздохов принялась за чтение.
Вечером, увидевшись с женихом во время семейного ужина, она поделилась с ним своими опасениями относительно количества и сложности церемоний дня завтрашнего и последующих.
Франц Иосиф расхохотался.
– Это все не столь ужасно – увидишь! А когда мы отделаемся от всех этих обязанностей, ты станешь моей сладкой женушкой и мы очень скоро забудем о них в нашем прекрасном Лаксенбурге…
Елизавета улыбнулась ему в ответ.
– Хорошо! Если это просто неудобство, через которое надо пройти, мы постараемся смело сделать все что нужно.
Такое неудобство для любой другой девушки сделалось бы, несомненно, чем-то вроде апофеоза из сказки фей: никакой спектакль, самый сказочный, не сравнился бы блеском с церковью Августинцев в Вене, когда на следующий день в половине седьмого вечера в нее вошел свадебный кортеж. При свете тысяч свечей сверкала позолота гигантского алтаря, переливались украшения на присутствующих женщинах, блестели ордена на груди мужчин. Белые цветы, расставленные повсюду в виде огромных букетов, наполняли своим ароматом все помещение. И вот под удары колокола император ступил на красный ковер – наступила абсолютная тишина.
Худощавый, стройный, очень высокий красивый в фельдмаршальском мундире молодой монарх в одиночестве твердым шагом шел к алтарю, где его ожидал князь архиепископ Венский кардинал Раушер. Появление Елизаветы встретили чем-то на подобие вздоха – она шла между своей матерью и эрцгерцогиней Софией. Никогда еще под сводами старинной часовни не проходила более прекрасная невеста.
В пышном белом платье, расшитом золотом и серебром и украшенном миртом, Елизавета была поразительно красива. Ее шея, руки и великолепные золотисто-каштановые волосы были убраны знаменитыми украшениями из бриллиантов и опалов, принадлежавшими эрцгерцогине Софии и подаренными своей невестке; на груди прикреплен букет белых роз. Наконец, вслед за ней простиралась бесконечная вуаль из дорогих белых кружев. Будущий супруг не сдержал счастливой улыбки, увидев, как невеста приближается к нему… Только она такая бледная и серьезная, какой никто никогда еще ее не видел. Впервые поняв всю тяжесть своего титула, юная, шестнадцатилетняя Елизавета, вероятно, едва-едва осознала, что значит стать императрицей Австрии; волнение ее было так очевидно, что она не удержалась от испуганного движения, когда на улице раздался залп ружей, а вслед за ним пушечная канонада – в этот момент Франц Иосиф твердой рукой надевал на ее дрожащий пальчик золотое кольцо.
Тепло его ловкой руки вернуло ей храбрость, и, подняв полные слез глаза на нежное лицо мужа, она ухватилась за эту руку, и ей удалось улыбнуться. Но все остальные этапы этой бесконечной церемонии прошли для нее как во сне. Она желала лишь одного: пусть все это поскорее кончится, и она окажется наедине и в покое с этим коронованным мужчиной, которого любит всем сердцем…
Увы, праздникам суждено продлиться несколько дней – начиная с дня, следующего за церковной церемонией, Сисси пришлось столкнуться с невыносимым императорским этикетом. А этот этикет предусматривал: семья каждое утро собирается за завтраком, как любая австрийская семья, и не допускается ни малейшего отклонения на тот день, что наступает вслед за первой брачной ночью.
Никто не знает, какова была эта ночь у Елизаветы и Франца Иосифа, но мы вполне понимаем, как тягостно ребенку шестнадцати лет, такому пугливому, как юная императрица, оказаться – поднявшись с кровати, где она стала женщиной,– в присутствии свекрови и других членов семьи за прозаическим столом и кофе с молоком. Тут больше подошли бы «неприличные французские обычаи, предусматривающие завтрак в постели. А еще лучше – отправиться бы сразу после религиозной церемонии в какое-нибудь тихое, безлюдное место, главное – безлюдное!
После досадного завтрака начиналась серия приемов, церемоний, в которых надо участвовать – под непрерывным руководством эрцгерцогини Софии, решившей взять в свои руки императорское воспитание невестки.
Можно многое порассказать об эрцгерцогине Софии, ставшей для истории самим воплощением этикета, суровых вековых традиций, определявших поведение императриц. Она – великолепная свекровь и мало кто взял на себя труд узнать истинное лицо этой баварской принцессы: замуж она вышла неудачно – за человека, оказавшегося совершенно неспособным стать императором; пережила смерть в заточении единственного любимого человека, очаровательного и несчастного принца, носившего титул герцога Рейхштадтского, сына Наполеона I и Марии-Луизы.
Когда Франц ушел из ее жизни, София, не скрывавшая отвращения к семейным похождениям Марии-Луизы, бывшей французской императрицы, жила только для своих сыновей и обеспечила старшему Францу Иосифу, императорскую корону, которую могла бы носить сама.
Сына обожала, и он был воспитан, даже выдрессирован для исполнения этого долга – тяжесть его и связанные с ним лишения София прекрасно понимала. Вот почему, когда настало время выбирать ему жену, она обратила взор на старшую племянницу Елену, обученную, она это прекрасно знала, для того, чтобы взойти на трон.
Однако сердце Франца Иосифа выбрало великолепную, диковатую Елизавету, вовсе не готовую выполнить столь трудную задачу, и тем нарушило все материнские планы. София, естественно, уступила – мать не заставит сына страдать,– но, смирившись с неизбежностью, не отказалась от мысли дать Австрии настоящую монархиню, а сыну – супругу, которая видит свое предназначение только в том, чтобы сделать его счастливым. Одним словом, как ни грубо это звучит, София решила поработать над тем, что ей досталось. Несчастье в том, что она не проявила при этом достаточно дипломатичности и ловкости.
Понимая, что имеет дело с ребенком, относилась к невестке как к безответственной девчонке, которая очень нуждается в подходящем воспитании. И эта женщина, которая, взойди она на трон, сделалась бы, возможно, второй Марией Терезией, отметилась в истории тем, что прослыла свекровью-садисткой. Возможно, ее никто и не упрекнул бы, но, к несчастью, ее невесткой стала самая очаровательная, самая романтическая женщина тех времен. Женись Франц Иосиф на какой-нибудь коронованной уродине, никому и в голову не пришло бы хоть в чем-то обвинить Софию. Но попробуйте напасть на героиню из романа!
В дни, что последовали за свадьбой, у Сисси сложилось впечатление, что она попала в какой-то монастырь со строгим уставом, где настоятельница – София, а воспитательница новичков точь-в-точь как ее личная фрейлина при дворе, эта мало любезная графиня Эстергази. Особенно невыносимыми Сисси казались официальные приемы: «Держи спину ровней!», «Надо приветствовать гостей более любезно!», «Ты не уделила внимания этой даме, но была слишком любезна с этим господином» И т. д. и т. п.
Это так действовало на нервы, что на четвертый день Ее Императорское Величество решила объявить забастовку. Нет, она не даст аудиенции! Нет, она не поедет ни на какой прием! Она хочет, чтобы ее оставили в покое. Кто слышал о медовом месяце, организованном подобным образом?
Эрцгерцогиня, естественно, попыталась заставить ее пересмотреть свое решение, но впервые убедилась – это грациозное дитя обладает железной волей. Впрочем, на сей раз ее поддержал супруг: ему тоже так хотелось покоя и побыть наедине с женой… И потому молодожены сели в карету и спокойненько отправились прогуляться в Пратер…
Увы, прогулка оказалась всего лишь эпизодом в их странном медовом месяце. Поселившись в Лаксенбурге, Сисси вскоре поняла, что этот так называемый месяц проводит скорее в обществе свекрови, чем мужа,– верная своему долгу эрцгерцогиня последовала за молодой четой в замок в окрестностях Вены… А Франц Иосиф, как добросовестный чиновник, каждое утро уезжал в Вену для выполнения своей императорской работы.
Вынужденная полностью следовать предписаниям протокола в течение дня, Елизавета находила утешение со своими домашними животными – перевезла некоторых из Поссенхофена. Часами стояла перед вольером или сидела в своей комнате, сочиняя стихи. Это занятие, естественно, не вызывало энтузиазма у эрцгерцогини – она все упорствовала в лучших своих стремлениях: сделать представительную монархиню из строптивой девчонки.
Однажды Сисси надоело, что дорогой Франц уезжает без нее в Хофбург, и она выразила желание его сопровождать. И тогда София заявила:
– Императрице не подобает бегать за мужем и метаться туда-сюда, словно лейтенантишка!
Молодая женщина пропустила это мимо ушей, но вечером, по возвращении, ей пришлось выслушать упрек, который смазал все удовольствие от проведенного дня.
– Я – императрица! Первая дама государства! – заявила она раздраженно свекрови.
– В таком случае веди себя подобающе! Никто не собирается оспаривать твое положение, Сисси… как только ты начнешь полностью ему соответствовать. У императрицы, дитя мое, к сожалению, намного больше обязанностей, чем прав. Боюсь, нам придется приложить много стараний, чтобы внушить тебе это.
В довершение ко всем несчастьям венская весна, обычно ласковая и теплая, в тот самый год выдалась ужасной. Весь май шли непрерывные дожди, превратившие парк Лаксенбурга в болото или в залитую водой прерию. Летний замок располагал ограниченными средствами для отопления, пребывание там вскоре обернулось катастрофой. Сисси простыла, начала кашлять. Франц Иосиф пришел в ужас.
– Она не может оставаться здесь! – заявил он вечером матери.– Мне невыносимо видеть ее страдающей. Я отправлю ее в Ишль – туда к ней может приехать мать.
Эрцгерцогиня София пожала плечами.
– Попробуй, но не удивлюсь, если это у тебя не получится. Сисси откажется расставаться не с Лаксенбургом, а с тобой. Она жалуется, что мало тебя видит. А ты поехать с ней не можешь…
– Что же делать?
– Почему бы тебе не отправиться в Богемию и в Моравию? Ты ведь обязан представить своим подданным их новую монархиню. Это ее развлечет… Да и я отдохну! Ты этого не знаешь, мой милый Франц, но Сисси такая особа, что наблюдать за ней – это труднее всего на свете.
Уехали 9 июня, когда наступила солнечная погода. В этом поистине чудесном путешествии, наполненном радостью, красками и праздниками, большое значение придавалось красочности костюмов, что приводило юную императрицу в восторг. А красота ее творила чудеса и завоевывала все сердца.
В ходе путешествия Елизавета, возможно, впервые испытала удовольствие от своей роли государыни. Ей понравился чешский народ, и она почувствовала, что и он испытывает по отношению к ней чувство обожания. А кроме того, она постоянно находилась рядом со своим дорогим мужем, вдали от Софии,– предвкушение рая. Увы, путешествие кончилось, надо возвращаться в Лаксенбург, причем одной – Франц Иосиф задержался из-за военных маневров в Богемии. Но Сисси в последние дни испытывала от путешествия меньше удовольствия – только усталость и смутное отвращение…
Это означало, естественно, то, чего все ожидали: 29 июня эрцгерцогиня София сообщила сыну в письме, что императрица ждет счастливого события. Но, оставаясь верной своим принципам, воспользовалась случаем, чтобы порекомендовать императору «поберечь» в ближайшие недели юную супругу. Что касается последней, то и ей надо бы изменить образ жизни. «Полагаю, – писала совершенно серьезно София,– что ей не надо бы столько времени заниматься своими попугаями: если женщина в течение первых месяцев слишком долго смотрит на животных, возникает опасность, что дети будут на них похожи. Ей лучше смотреть в зеркало и глядеть на тебя. На таком созерцании я и буду всегда настаивать…»
Все те же благие намерения. Этими благими намерениями София, сама того не подозревая, мостила для невестки дорогу в маленький ад повседневной жизни! 5 марта 1855 года Сисси родила девочку и согласилась, без энтузиазма, дать ей имя эрцгерцогини, ставшей крестной матерью младенца, Как будто ей не хватало одной Софии!
Увы, по мере того как шло время, вначале не очень глубокая пропасть, что разделяла эрцгерцогиню и ее невестку, становилась все глубже и вскоре превратилась в бездну – преодолеть ее оказалось невозможно.
Взгляды обеих женщин на то, какой должна быть императрица Австрийская, очень различались – Сисси хотелось, вероятно, быть только женой и матерью, и она демонстрировала опасную склонность к свободе, несовместимой с ее положением. Однако ей пришлось смириться с тем, что ее детей, а их у нее было четверо, сразу после рождения забирали в апартаменты бабушки. И только последняя дочь, по имени Мария-Валерия, осталась при Елизавете – в результате утомительной борьбы, которая породила в душе молодой женщины, ставшей очень нервной, настоящую ненависть к той, кого она считала своей личной Немезидой.
Мало-помалу у Сисси, чье состояние здоровья потребовало пребывания на острове Мадейра, появился вкус к путешествиям – невинный грех ее отца герцога Макса. Прикованный к своему императорскому рабочему столу, Франц Иосиф очень от этого страдал, но потом потихоньку смирился и довольствовался теми восхитительными моментами, когда его любимая Елизавета соглашалась остаться на какое-то время а дом с ним. Она к тому времени стала таи замечательной, такой соблазнительной женщиной, что ее очарование поражало всех от мала до велика, кому выпало счастье к ней приблизиться.
Возможно, она слишком хорошо это поняла и впоследствии даже злоупотребляла этим. Но как много встречалось мужчин, не претендовавших на большее, чем обожание.
