Текст книги "Выстрел. Дело, о котором просили не печатать"

Автор книги: Жюль Мари

Соавторы: Аллен Апворд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

XIV

Следствие продолжалось еще несколько дней. Всех свидетелей, чьи показания могли оказаться полезными, допросили. Томасу Луару устраивали очную ставку с крестьянами, но это так и не разъяснило таинственного дела. Ничего не изменилось и через две недели: лесоруб на допросах по-прежнему сохранял спокойствие и взвешивал каждое слово.

– Я могу заверить вас только в одном – в своей невиновности, – повторял он. – Я не намерен объяснять свое присутствие в саду в момент убийства. Да, я любил Мадлен, но ее любовником не был. И никакого сообщника у меня нет.

Несмотря на то что Томас Луар продолжал стоять на своем и тем самым заводил следствие в тупик, ему продолжали задавать одни и те же вопросы. Однажды он не выдержал и выкрикнул с гневом в голосе:

– Из всего, что я слышу, явствует, что госпожа Гонсолен была свидетельницей преступления. Допросите ее, и вы узнаете всю правду!

Дампьер возразил ему:

– Вы так говорите, потому что знаете, что госпожа Гонсолен не может сообщить нам никаких подробностей об этом преступлении. Она помешалась!

– Так вылечите ее.

– Надо иметь терпение, – произнес судебный следователь каким-то странным тоном и пристально посмотрел на лесоруба, который, однако, не потупил взгляд.

Несколько раз Томаса Луара приводили в больницу на очную ставку с Мадлен, чтобы пробудить воспоминания молодой женщины о преступлении, но все тщетно. Состояние госпожи Гонсолен не улучшилось, напротив, оно ухудшалось день ото дня. За ней постоянно наблюдали: ни одно ее движение, ни один взгляд, ни одно слово не оставались без внимания. Мадлен еще не подвергли усиленному лечению, потому что Маньяба продолжал считать ее помешательство мнимым. Доктор хотел дать симптомам болезни, настоящим или притворным, возможность проявиться, чтобы составить окончательное заключение.

Итак, загадочное дело об убийстве господина Гонсолена с первого дня не продвинулось ни на шаг: главным подозреваемым по-прежнему оставался Луар, его сообщник так и не отыскался, Мадлен хранила молчание.

Судебный следователь Дампьер, которому поручили дело, очень усердно производил дознание. Для него это была хорошая возможность отличиться, а такие случаи в провинции, как известно, редкость. Дампьер занял место следователя не по протекции, а добился собственным трудом. Он был беден, его родные, не имевшие связей ни в политике, ни в магистратуре, не могли помочь ему с повышением, так что это преступление, как бы странно это ни звучало, стало для него истинной удачей. Ему было даже приятно столкнуться с непреодолимыми на первый взгляд затруднениями. Он нисколько не сомневался в том, что рано или поздно распутает эту интригу, и надеялся, что силой своего ума преодолеет все препятствия.

XV

Нетрудно догадаться, что убийство Гонсолена наделало в Сен-Клоде немало шума. Каждый по-своему пытался объяснить тайну, покрывавшую это преступление. Люди, бывавшие у докторов Маньяба и Франсуа Горме, у судебного следователя Дампьера или у прокурора Фульгуза, донимали их бесконечными расспросами и пытались узнать, на чем остановилось следствие.

Читатели наверняка еще помнят, как в начале этой драмы они незримо присутствовали при объяснении генерала Горме с Дампьером. Тогда, на вечере у префекта, генерал счел нужным сообщить молодому человеку, влюбленному в его дочь, об отношении к нему Сюзанны. Кроме того, господин Горме пригласил следователя на обед, чтобы тот мог объясниться с девушкой.

Убийство Гонсолена, помешательство Мадлен, поиски сообщника, державшего в своих руках ключ к разгадке интриги, и прочие трудности этого запутанного дела не могли заставить Дампьера позабыть о приглашении генерала Горме и о своих чувствах к Сюзанне.

В городе знали, что на этот обед приглашено много гостей. В надежде на то, что у доктора Горме и Дампьера можно будет выяснить что-то новое, любопытные горожане прилагали все силы, чтобы получить приглашение к генералу.

Из вежливости господин Горме пригласил и доктора Маньяба, но старый ученый нелегко забывал обиды. Когда дело касалось правосудия или науки, он не был врагом Франсуа (поэтому он и не отказался поработать вместе с молодым человеком), но в частной жизни его подсознательная ненависть обычно брала верх, и он не принял приглашение.

Ожидания гостей, жаждавших узнать новые подробности расследования, жестоко обманулись. Судебный следователь был неприступен и сделал только одно заявление о том, что дело Томаса Луара не будет разбираться в следующем месяце, а, несомненно, будет отложено до второй сессии. Все предвидели подобный оборот и ничуть не удивились этой новости.

– Госпожа Гонсолен помешалась. Вылечим мы ее или нет, я не знаю. Спросите об этом Маньяба, он опытнее меня. Возможно, у него есть на этот счет особое мнение, которым он не захотел со мной поделиться, – сообщил публике Франсуа.

После обеда перешли в гостиную. Генерал, беседовавший со своим сыном, вдруг прервался.

– Я должен исполнить одно обещание, – сказал он.

– Какое? – удивился Франсуа.

– Я обещал Дампьеру устроить разговор с твоей сестрой. Он влюблен в нее…

– Но разве Сюзанна готова ответить ему взаимностью? – не своим голосом произнес молодой человек.

– Не думаю…

Не заметив внезапного волнения юноши, генерал оставил Франсуа. Господин Горме не смог сразу же подойти к Сюзанне, потому что в ту минуту девушка была занята беседой со своими знакомыми. Франсуа, взглядом следивший за отцом, заметил это и быстрым шагом направился к сестре.

– Сюзанна, – обратился он к девушке, которая уже стояла одна, – мне надо поговорить с тобой.

– В чем дело? – забеспокоилась она, почувствовав тревогу брата. – Ты как будто чем-то озабочен.

Было заметно, что юноша колебался, но это длилось недолго.

– У меня есть к тебе очень важная просьба.

– Что случилось? Ты пугаешь меня!

– Напрасно ты пугаешься, – возразил он, стараясь выдавить улыбку. – Это всего лишь мой каприз. Просто сейчас тебя позовет отец и…

– Отец?

– Да, и скажет тебе, милая Сюзанна, что Дампьер любит тебя. Отец попросит тебя поговорить с судебным следователем наедине.

– Но этот разговор ни к чему не приведет.

– Потому что ты не любишь Дампьера, так ведь?

– Да, я не люблю его. И отцу, от которого я ничего не скрываю, это должно быть известно.

– Он это знает, но хочет, чтобы ты сама объяснилась с Дампьером и лишила его надежды.

– Я так и сделаю.

Франсуа снова замялся, но потом очень тихо произнес:

– Нет, не нужно… Об этом-то я и хотел тебя попросить… Это и есть мой каприз.

Сюзанна пристально посмотрела на брата, пытаясь проникнуть в его мысли и понять смысл необычной просьбы. Выдержав этот взгляд, Франсуа проговорил:

– Так надо.

– А если я не соглашусь?

– Ты не можешь поступить так жестоко, ведь я прошу тебя.

– У тебя должна быть на это веская причина.

– И она есть.

– В таком случае я имею право ее знать.

– Конечно, имеешь, но не теперь… Дай мне немного времени на раздумья…

– Разве ты не доверяешь мне?

– Не настаивай, Сюзанна, – продолжал увещевать молодой человек, обеспокоенный нерешительностью сестры. – Просто сделай так, как я прошу…

– Но что, если я люблю другого?

– Кого же?

– Разве я не могу кого-нибудь полюбить?

– Это было бы большим несчастьем.

– Нет, если отец одобрит мой выбор…

– Это обернется большим несчастьем, повторяю тебе, – резко перебил девушку Франсуа, – потому что тебе, к сожалению, придется забыть этого человека…

– Я не понимаю тебя.

– Я не могу сейчас объяснить тебе всего. Дампьер скоро придет. Он человек честный и не скажет тебе ничего такого, чего не стоило бы слушать. Он любит тебя, так дай же ему надежду.

– Исполнить твою просьбу значит совершить чудовищную жестокость. Извини, Франсуа, но я не могу этого сделать.

– Послушай, – не унимался юноша, – вон идет отец, и я вынужден тебя оставить. Но помни: никому ни слова о нашем разговоре!

– Это я тебе обещаю.

– Когда ты останешься с судебным следователем наедине, подумай о том, что я тебе сказал. Подумай о том, что, вытягивая из меня объяснение, ты вынуждаешь меня посеять страх в твоей душе. Дело касается чести нашего отца и твоей чести, милая Сюзанна… Речь идет и о моей жизни, – прибавил он тихо, когда генерал был уже совсем близко.

– Что это с тобой? – добродушно поинтересовался господин Горме, заметив, что Сюзанна вся трепещет. – И что это Франсуа так быстро убежал?

Девушка, набравшись мужества, ответила:

– Он меня отчитывал.

– Позвольте поинтересоваться, мадемуазель, за что же? Или вы совершили какой-нибудь серьезный проступок?

– Да, – проговорила она с улыбкой, меж тем как ее растерзанное сердце билось так сильно, что корсаж вздымался.

– Могу я узнать, в чем же он заключался, и должен ли я рассердиться?

– Франсуа упрекал меня за то, что меня слишком долго не было в гостиной, и советовал лучше исполнять обязанности хозяйки дома.

Девушка взяла отца под руку, и они молча прошлись по комнате. К счастью, старик, занятый мыслями о предстоящем разговоре, не приметил бледности Сюзанны. Решившись наконец, он сообщил дочери о том, что читателям уже известно, – о чувствах Дампьера и о том, что произошло между ним и судебным следователем. Когда генерал закончил свою речь, Сюзанна сказала:

– Что ж, мое уважение к господину Дампьеру столь велико, что я не боюсь вступить с ним в такие щекотливые объяснения.

Как раз в эту минуту к ним подошел судебный следователь, уже давно разыскивавший их. Между ним и Сюзанной возникло некоторое замешательство, но девушка совладала с собой первая и уверенно начала разговор:

– Папа предупредил меня обо всем, месье Дампьер. Я намерена ответить вам с той откровенностью, которой заслуживает ваше предложение.

Генерал оставил их одних в углу гостиной. Все танцевали, и лишь изредка кто-нибудь, проходя мимо, бросал на них равнодушный взгляд.

Дампьер помнил слова генерала. Молодой человек ждал объяснения, от которого могло разорваться его сердце, и теперь, увидев так близко восхитительное лицо Сюзанны, ее голубые глаза, кротко смотревшие на него, он почувствовал сумасбродное желание убежать. Дампьер предпочел бы не видеть ее никогда, чем услышать от нее беспощадное: «Я вас не люблю». В то же время он понимал всю важность этой минуты и не мог не заметить всей прелести, нежности, благородства этой хорошенькой девушки, которая будто опасалась опечалить его и привести в отчаяние.

Молчание, длившееся несколько секунд, не казалось тягостным, однако волнение Сюзанны и Дампьера было очевидным, и их сердца учащенно бились. Но, если бы эта пауза затянулась, она вызвала бы неловкость. Дампьер поспешил заговорить:

– Мое положение очень непростое. Генерал, должно быть, сообщил вам о предложении, которое я намерен сделать. Я ищу вашей руки и чести дать вам мое имя…

– Да, папа сказал мне об этом, месье Дампьер…

– Генерал не подарил мне никакой надежды, предупредив о том, что я, может быть, заслужил ваше уважение, но никак не чувство более горячее. Ваш отец хотел избавить меня от жестоких страданий и поспособствовал нашему объяснению.

– Простите ему это. Он говорил с вами резко, но чистосердечно, как и подобает военным. Если вы желаете, я выскажусь откровенно…

– Говорите…

– До сих пор я никого не любила, – продолжала Сюзанна с нерешительностью в голосе. – Я даже не думала, что когда-нибудь испытаю это чувство… Что кто-нибудь, кроме моего отца или брата, будет любить меня. Я была так легкомысленна и беспечна, что не приметила чувства, которое внушила вам…

Тут она остановилась и побледнела: последние слова брата все еще звучали в ее ушах.

– Если вы меня любите, месье Дампьер, – сказала она, краснея и боясь уязвить мужское сердце, – то, может быть, простите, если мои слова вас огорчили…

– Следует ли мне отказаться от всякой надежды? Теперь, когда вам известны мои намерения, должен ли я продолжать искать вашего присутствия в тех домах, где мы можем встречаться? Или, напротив, мне стоит избегать вас?

– Зачем же?

– Затем, что мое присутствие может стать если не тягостным для вас, то по крайней мере обременительным…

– Нет, не изменяйте ваших привычек.

– Это надежда?

– По крайней мере не отказ, – произнесла она, силясь улыбнуться.

На этом их разговор закончился, и Сюзанна, печальная и задумчивая, покинула следователя, желая теперь выслушать объяснения брата. Случай скоро представился. После вальса она подошла к Франсуа и взяла его под руку. Молодой человек замешкался. Казалось, теперь он желал избежать разговора с сестрой.

– Я говорила с Дампьером, – сказала девушка.

– Ну и что же?

– Он признался, что любит меня.

– Что ты ему ответила?

– Что я не люблю никого, но позволяю ему надеяться. Ты ведь этого хотел?

– Да.

– Теперь я имею право узнать причину.

– Я тебе уже сказал.

– Нет, мне этого недостаточно. Ты дал мне понять, что дело касается твоей жизни и чести нашей семьи.

– Это правда.

– Я слушаю тебя, Франсуа. Говори!

– Нет, не сейчас. Не приставай ко мне с вопросами. Здесь, в присутствии гостей, которые на нас смотрят, которые нас слушают, разве я могу делать такие признания?

– Иди в свой кабинет, я тоже приду туда.

– Прояви хоть немного терпения.

– Не хочу.

– Но что, если это не моя тайна? Что, если я не могу открыть ее тебе?

– Стало быть, то, чего ты не смеешь мне сказать, настолько ужасно?

– Да.

– Ты отказываешь мне?

– Прошу тебя, Сюзанна, не настаивай.

– Тогда я обо всем расскажу отцу. Он должен знать, что я ответила Дампьеру.

– Рассказать обо всем отцу значит принудить его к расспросам!

– То, что ты не хочешь сказать мне, ты скажешь ему.

– Это убьет его.

Разговор брата и сестры происходил шепотом. Реплики были коротки и отрывисты. Волнение сжимало их сердца, взгляды, словно опасаясь встретиться, не пересекались. Они были очень бледны, особенно Франсуа. На лице Сюзанны, обычно таком кротком, теперь читалось раздражение.

– Я хочу знать правду, – резко заявила она. – Ты должен решиться открыть ее мне, как бы она ни была ужасна.

– Хорошо, пойдем со мной.

Франсуа и Сюзанна незаметно скрылись. Когда они вошли в кабинет, молодой человек прислушался, не идет ли кто за ними, и запер дверь на ключ.

– Сколько предосторожностей! – заметила Сюзанна, безуспешно пряча страх за улыбкой.

– Они действительно необходимы, – сказал Франсуа, опустившись в кресло и обхватив голову руками. – Извини меня за то, что я тебе скажу, сестра, потому что мои слова разобьют твою жизнь. Прости мне и то, что я оскорблю твой слух подробностями, которых тебе не следовало бы знать, но рок вынуждает меня сообщить тебе все.

Вдруг слезы выступили на его глазах, и судорожные рыдания вырвались из груди.

– Боже мой, что случилось? – спросила Сюзанна, с нежностью сжимая руку брата.

– Не дотрагивайся до меня! – воскликнул он, выдернув руку.

Девушка в испуге отшатнулась. Смахнув слезы, Франсуа снова заговорил почти шепотом:

– Тебе известны подробности дела Томаса Луара, арестованного по обвинению в убийстве нашего знакомого Гонсолена?

– Да, кое-что я слышала. Но какое отношение это ужасное дело может иметь к тому, что ты собираешься мне сказать?..

– Ах!

– Решайся! Как бы ни была жестока истина, она во сто раз лучше неизвестности, в которой ты меня оставляешь.

– Томас Луар не виновен.

– Откуда ты знаешь?

– Несмотря на улики, которые имеются против бывшего работника Гонсолена, следствие не может доказать его вину.

– Это правда, но…

– Подожди. Есть еще один человек, которого также подозревают и разыскивают…

– Сообщник Томаса Луара?

– Сообщник или нет, это все равно. Он может распутать интригу, разгадать тайну, в которой запуталось судебное следствие…

– Ты его знаешь?

– Это я!

– Ты? – испуганно вскрикнула она и недоверчиво улыбнулась. – Полно! Ты смеешься надо мной!

– Это я! – повторил он глухим голосом.

Повисло молчание. Красные лихорадочные пятна выступили на лице Сюзанны.

– Разве ты был тогда в Бушу? – спросила она.

– Был.

– У Гонсолена?

– Да.

– Почему же ты не сообщишь Дампьеру о том, что тебе известно? Если этот Томас Луар не виновен, почему бы тебе не избавить его от тюрьмы?

– Я не могу.

– Почему? – воскликнула она запальчиво. – И ты хочешь, Франсуа, чтобы эту нерешительность я не приняла за трусость?

– Я не могу, – повторил он, – потому что освободить Томаса Луара значит выдать убийцу.

– Так что же тут такого?

– То, что убийца – я.

Сюзанна, словно сумасшедшая, нервно расхохоталась.

– А! Убийца – ты? Ты?.. – прошептала она и упала без чувств.

Франсуа кинулся к ней и перенес на диван. Известие будто громом поразило девушку: она не шевелилась, и взгляд ее потух.

В эту минуту в дверь постучали. Франсуа, стоявший на коленях возле Сюзанны, прислушался. Постучали настойчивее. Молодой человек отворил. На пороге стоял его отец.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Боже мой, что с ней? – вскрикнул генерал, увидев, что дочь лежит без чувств. – Неужели разговор с Дампьером так сильно ее взволновал?

– Сюзанне сделалось дурно, – сделав над собой усилие, произнес Франсуа, – и я увел ее. Когда мы входили в кабинет, она почувствовала слабость и потеряла сознание.

– Странно… – нахмурившись, пробормотал старик.

Обморок был весьма продолжителен, но девушка все же пришла в себя. Открыв глаза, Сюзанна удивилась тому, что находится в кабинете брата.

– Что это со мной? – спросила она, прижимая руку к горячему лбу.

Испуганно посмотрев на отца и брата, она вдруг все вспомнила.

– Чувствуешь ли ты в себе силы вернуться к гостям, милое дитя? – спросил генерал.

– Да, это просто головокружение. Мне уже лучше… – собравшись с духом, ответила девушка, приняв решение скрыть от отца страшную тайну.

Взяв отца под руку, Сюзанна пошла в гостиную, хотя ей казалось, что сердце вот-вот разорвется. Франсуа последовал за ними.

– Мне определенно нехорошо, – прошептала она.

– Хочешь вернуться в свою комнату? – спросил отец.

Сюзанна чуть было не согласилась, но взгляд Франсуа остановил ее.

– Нет, я попробую потанцевать. Вероятно, это скоро пройдет, не правда ли, Франсуа? – обратилась она к брату.

Тот лишь кивнул в ответ – его горло сжимали судороги, и говорить он не мог.

Несмотря на страшное открытие, Сюзанна танцевала. Теперь она чувствовала своим долгом притворяться – надо было спасать брата от эшафота, а отца от бесславия. Но как Франсуа дошел до этого гнусного преступления? Зачем он убил Гонсолена? Вот что занимало ее мысли. На тот момент девушка желала только одного – поскорее освободиться от этого общества, которое теперь тяготило ее, и расспросить обо всем брата.

Когда Дампьер подошел проститься с ней, он, пожимая ее руку, сказал:

– Вы подарили мне надежду, и я ухожу с легким сердцем.

Сюзанна улыбнулась в ответ, хотя душу ее тяготил страшный груз.

XVI

Франсуа, не дожидаясь конца вечера, ушел к себе. Признание, которое он вынужден был сделать сестре, лишило его сил. Теперь ему хотелось побыть одному и хорошенько подумать о том, как держаться, чтобы не навлечь на себя подозрений.

Скоро на лестнице послышались осторожные шаги, и раздалось несколько ударов в дверь. Франсуа догадался, что это его сестра. Сначала он хотел не отвечать, чтобы избежать расспросов, но девушка, вероятно, поняла его намерение и постучала еще настойчивее. Он открыл, Сюзанна вошла.

– Все уехали, – сказала она. – Отец у себя. Он думает, что я в своей комнате. Нас никто не побеспокоит.

Девушка села, а точнее, в изнеможении опустилась в кресло. Она смотрела на брата неподвижным испуганным взглядом. После минутного молчания Сюзанна обратилась к Франсуа прерывающимся от волнения голосом:

– Итак, ты сказал мне правду, Франсуа?.. Это правда?

Молодой человек, потупив взгляд, безмолвно склонил голову. Она продолжала скороговоркой, как будто спешила закончить:

– Ты мне не все рассказал… Не скрывай от меня ничего из этой ужасной истории… Признайся во всем.

– Зачем?

– Я так хочу! – ответила она неожиданно строгим голосом.

– То, что я должен сказать, ужасно.

– Бог даст мне мужество выслушать тебя до конца. Говори!

Франсуа опустился перед сестрой на колени и тихим дрожащим голосом начал:

– Мадлен Гонсолен была моей любовницей. Мы виделись редко, но я часто писал ей. Если мне случалось бывать в окрестностях Бушу, я оставлял письма в условленном месте. Недавно мне довелось несколько дней подряд приезжать к одной больной в деревушку Мусьер. Я воспользовался тем, что эта деревня расположена недалеко от Бушу, и снова отправил Мадлен послание, в котором назначил ей свидание на следующий день. Она ждала меня. Неожиданный отъезд Гонсолена не возбудил наших подозрений, но это оказалось уловкой: он следил за нами. Кто и каким образом предупредил его, я не знаю и, вероятно, не узнаю никогда. Гонсолен застал нас вместе, он вошел в гостиную в ту минуту, когда я был там с Мадлен. Подслушав разговор, он узнал о наших чувствах. Впрочем, Мадлен и не собиралась ничего отрицать. В припадке бешеного гнева Гонсолен бросился на нее и ударил по голове. Она же, обвив его шею руками и вонзаясь в нее ногтями, пыталась задушить его. Зрелище было отвратительное. Появление Гонсолена, эта драка – все произошло так быстро… На столике стоял ящик с заряженными револьверами. Вдруг какая-то безумная ярость овладела мной. Мадлен, вырвавшись на секунду, едва переводя дух, прокричала мне: «Убей его! Убей!» В следующий миг Гонсолен ринулся на меня, но я схватил револьвер и выстрелил. Пуля пробила ему голову, и он тяжело повалился на пол. Перед тем как лишиться чувств, Мадлен прошептала мне: «Беги, беги, или я погибну!» Выпрыгнув в окно, я повредил руку о шпалерник. Оказавшись на земле, я прислушался, не идет ли кто. Все было тихо. Тогда я побежал в лес через сад. Добравшись до Мусьера, где меня ждала лошадь, я вернулся в Сен-Клод. Бал у префекта еще не кончился. Я отправился туда, чтобы отвести от себя подозрения, и первым делом сообщил это известие отцу. По дороге из Мусьера в Сен-Клод меня догнал лесничий Гиде и поведал мне о драме, невольным участником которой я стал. Меня никто не видел, следовательно, я в безопасности. Меня беспокоит только одно: что в это время мог делать в саду тот, кто теперь обвинен в преступлении, – Томас Луар? Это мне пока не ясно. Он слывет моим сообщником. Против него много улик, но я не думаю, что его осудят. Я не допущу этого. Суд назначил меня вместе с Маньяба наблюдать за Мадлен, поэтому Дампьер не скрывает от меня почти никаких подробностей следствия. Иногда я даже даю ему советы. Судебный следователь, ни о чем не подозревая, делится со мной своими надеждами и разочарованиями. Он рассказывает мне о том, как собирается отыскать незнакомца, который держит в своих руках ключ к разгадке тайны, то есть меня самого. Если мне будет угрожать опасность, то я первый узнаю об этом и сумею ее избежать. Мадлен помешалась и ничего не скажет суду, а что касается Томаса Луара… Если бы он видел меня на месте преступления, то уже давно заявил бы об этом. Я принял все предосторожности. Расследование ни к чему не приведет, и все позабудут об этом убийстве. Отец ничего не узнает, а когда все уляжется, я обязательно найду благовидный предлог, чтобы уехать отсюда…

Сюзанна выслушала этот рассказ от начала до конца, ни разу не прервав брата, в котором она теперь видела убийцу. Лишь когда он замолчал, она, не глядя в его сторону, сдавленным голосом спросила:

– Но, если ты не боишься ничего, если ты принял все предосторожности, зачем ты заставил меня солгать Дампьеру? Зачем заставил подарить ему надежду? К чему все это?

– Если понадобится, я пожертвую жизнью, лишь бы о моем преступлении не стало известно. Сюзанна, я попросил тебя пожертвовать счастьем, надеждами, любовью, которая, быть может, живет в твоей душе, чтобы избавить вас с отцом от страшного позора.

– Я тебя не понимаю…

– Хотя против меня нет ни малейшей улики, хотя все указывает на то, что меня даже не потревожат, может случиться так, что судебный следователь обо всем узнает и вынудит меня признаться в содеянном. Сейчас я уверен в своей безопасности, но рок способен все разрушить… Слушай же, что я решил сделать в таком случае. Не отказав Дампьеру, ты даришь ему надежду и можешь, если захочешь, отдать ему свою руку. Отец этому не воспротивится. Положим, ты не любишь его, но уважаешь и согласишься на этот брак, которого он желает всем сердцем. Но ты вольна пожертвовать мной и предать бесславию нашего отца, если предпочитаешь свою любовь отцу и мне. Я поступаю так не из малодушия, не жизнью дорожу. Я хочу спасти отца и Мадлен, которую обожаю. Я прошу тебя помочь мне. Когда Дампьер станет твоим мужем, когда он будет частью нашей семьи, он, может быть, не решится внести в нее несчастье, если доказательства моей вины попадут ему в руки…

– Словом, ты потребуешь от него, чтобы он скрыл твое преступление, обесчестил себя, изменив делу правосудия, и меня хочешь вовлечь в эту низость…

– Если когда-нибудь все раскроется, я не заставлю Дампьера выбирать между его служебным долгом, который потребует выдать меня, и любовью, которую он будет питать к тебе. Нет, не бойся, этого не произойдет.

– Что же ты сделаешь?

– Я попрошу у него именем нашего отца, твоим именем, Сюзанна, именем той семьи, членом которой он стал и где нашел счастье, на которое не смел, может быть, и надеяться, не предавать огласке доказательств, свидетельствующих против меня. Я попрошу его все скрыть, чтобы спасти нашу честь. А так как без жертв тут не обойтись, то, конечно, ей стану я.

– Что же ты намерен делать?

– Разве ты не догадываешься?

– Самоубийство?.. Но это все равно бесславие…

– Не самоубийство, а случайность. Меня найдут на дне оврага с раздробленной головой. Это все-таки лучше, чем тюрьма или гильотина!..

Сюзанна, заломив себе руки, встала.

– Это ужасно! – пролепетала она.

Девушка не плакала, но ее глаза и щеки горели. Ни единого рыдания не вырвалось из ее груди, хотя горе ее было ужасно.

– Да, – сказала она вдруг, – если случится так, как ты говоришь, ты должен умереть, должен…

Франсуа, опустившийся на колени во время этого тяжелого признания, поднялся, вытер лоб, на котором проступил холодный пот, и сказал глухим голосом:

– О, кто может подозревать меня? Кто может обвинить меня? Кто может иметь улики против меня?.. Никто!..

Немного помолчав, он продолжил:

– Я не умру… Я даже от этого горя избавлю отца… Я уеду из Сен-Клода, если только ты не откажешься поддержать надежду, поданную Дампьеру, если не откажешься, когда понадобится, выйти за него…

Сюзанна ничего не говорила, она стояла опустив голову, словно погруженная в какой-то страшный сон.

– Ты мне не отвечаешь, – встревоженно заметил Франсуа.

Девушка, медленно покачивая головой, словно сама не понимая, что говорит, пролепетала:

– Я послушаюсь тебя… Послушаюсь тебя во всем…