Текст книги "Выстрел. Дело, о котором просили не печатать"

Автор книги: Жюль Мари

Соавторы: Аллен Апворд
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

VI

Они виделись каждую ночь, как и условились. Днем ничто в их отношениях и обращении друг с другом не изменилось. Ни человеку предубежденному, ни даже самому внимательному наблюдателю не удалось бы угадать в их взглядах или движениях ни малейшего следа той пылкой страсти, которая соединяла их друг с другом.

Гонсолен, влюбленный в свою жену, даже не подозревал о ее измене. Другая на месте Мадлен, чтобы усыпить бдительность мужа, удвоила бы свое внимание к нему. Обыкновенно случается, что по мере того, как приближается падение женщины, она становится нежнее по отношению к супругу. Госпожа Гонсолен была слишком скрытна, слишком осторожна, чтобы демонстрировать мужу большую привязанность, чем прежде. Она всегда оставалась чрезвычайно сдержанной и холодной, а он пользовался любым представившимся случаем, чтобы удовлетворить самые прихотливые ее фантазии.

После тех ссор, что происходили в первое время их совместной жизни в Бушу, молодая женщина с ледяным равнодушием и мраморным лицом принимала доказательства любви, расточаемые ей Гонсоленом. Прошли годы, не смягчив этой неприязни. Мадлен не любила Гонсолена, она не могла ему простить отказ. Его упрямство разрушило ее мечты и планы, которые она строила, рассчитывая на его богатство. После нескольких месяцев глубокого спокойствия, во время которого ни один намек не напоминал о прошлом, теперь, когда у нее был любовник, теперь, когда она любила страстно, когда была принуждена к постоянной осторожности, не стоило пробуждать подозрений у Гонсолена, не стоило проявлять к нему чувства, к которым он не привык. Следовало предвидеть, что торговец лесом удивится этой внезапной привязанности, постарается узнать причину и станет следить за своей женой. Правильнее всего, конечно, было – что, впрочем, и согласовалось с философией молодой женщины – с прежней суровостью и прежней сухостью принимать безграничную преданность и смешанную с тревогой нежность Гонсолена. До сих пор ни малейшее сомнение не закрадывалось в душу старика.

Мадлен без раздумий показалась бы в объятиях Франсуа на публике, если бы он потребовал от нее этого доказательства любви. Но, поскольку случай мог открыть их тайну, поскольку в глубине души Мадлен боялась, что муж жестоко поступит с Франсуа, если когда-нибудь узнает о нанесенном ему оскорблении, она предпочитала окружать свою связь таинственностью. С необыкновенным хладнокровием она предпринимала все предосторожности, которые было только возможно.

Особенно ее тревожил Томас Луар. Мадлен спрашивала себя, не будет ли он проницательнее ее мужа, не станет ли подозревать ее и следить за ней. Этого действительно надо было опасаться. Однако те две недели, которые семейство Горме провело в Бушу, прошли в безмятежном спокойствии, и ничто не заставляло любовников тревожиться за будущее. По прошествии этого времени Франсуа и Мадлен продолжали встречаться, никогда не забывая о предосторожностях и стараясь сделать все, чтобы сохранить свою тайну.

С Томасом Луаром Мадлен вела себя как прежде. Все ее мысли были заняты Франсуа, однако она сохранила присутствие духа и власть над собой, чтобы скрыть поглощавшую ее страсть от лесоруба, запальчивости и ревности которого она опасалась.

Их прогулки продолжались, но в разговорах было меньше романтических излияний, и если Луар выказывал прежнее восхищение по отношению к своему предмету обожания, то Мадлен, слушая его, со своей стороны начинала испытывать утомление и скуку. Прежде ее развлекало это приключение, теперь же признания крестьянина надоедали ей и звучали в ее ушах фальшиво. Прежде, когда плохая погода вынуждала Мадлен оставаться дома, Луар писал ей письма. Если его отправляли в город по делам и он не мог увидеть Мадлен до отъезда, то подбрасывал письмо в ее комнату. Теперь она даже не читала того, что он ей писал.

VII

Гонсолен мало-помалу проникся доверием к лесорубу. Он возложил на него управление лесопильным заводом, стал поручать ему продажу и покупку леса. Аккуратность молодого человека, его честность, понятливость и смышленость в делах наконец преодолели инстинктивную антипатию, которую в первое время чувствовал к нему Гонсолен.

В конце лета торговец лесом поручил своему мастеру уладить одно дело, которое требовало его присутствия в Париже в течение нескольких дней. Накануне Мадлен уехала в Безансон провести неделю у родных; Луар, радуясь развлечению, которое представилось ему во время отсутствия Мадлен, охотно принял предложение Гонсолена. Он немедленно приготовился к поездке и на другой же день отправился в путь. Первые три или четыре дня он занимался делами Гонсолена, юноша не мог и думать об утонченных развлечениях этого города, который знал по рассказам, по описаниям в романах и который представлялся его воображению в романтическом ореоле.

В один из вечеров, закончив неотложные дела, Луар решил побродить по бульварам. Была вторая половина октября, но день стоял на редкость теплый. Наступивший вечер не принес никакой прохлады. По всей линии бульваров светились огни витрин, демонстрируя при газовом свете товары из бронзы, бриллианты и жемчуг, сверкавшие на темном бархате футляров, великолепие всевозможных материй. Толпы гулявших по городу горожан заполняли улицы. Томас Луар с любопытством рассматривал малейшие детали. Он не торопясь шел мимо магазинов, засунув руки в карман, с улыбкой на губах. По улицам беспрерывно мчались фиакры, экипажи и омнибусы. На небе собирались тяжелые тучи.

Луар несколько раз останавливался на тротуаре и с удовольствием смотрел на бесконечный ряд экипажей. На углу улицы Шоссе-д’Антен сверкал огнями театр «Водевиль». Томасу захотелось войти, но еще не было семи часов. На улице возле кофейни со столиками сидели мужчины, женщины проходили мимо, накинув на руки длинные шлейфы и демонстрируя края вышитых юбок. Луар спросил, где находится Комеди Франсэз. Ему указали. Он отправился туда. Играли комедию Мюссе. Он купил билет и вошел.

После второго акта Луар вышел на улицу освежиться. В зале, набитой зрителями и освещаемой газом, было ужасно жарко. Томас прохаживался под арками у здания театра, с интересом поглядывая в сторону Лувра. Вдруг он остановился. Мимо него прошел высокий молодой человек, и Луар узнал в нем сына генерала Горме; в Бушу он часто видел, как доктор беседовал с Мадлен. Франсуа никогда не обращал внимания на Луара и с трудом узнал бы его.

Томасу пришло в голову подойти к Франсуа и заговорить с ним. Он бросился в толпу, протянул контрамарку контролеру и поднялся по лестнице наверх. В коридоре его задержала толпа и разлучила с доктором в ту самую минуту, когда он уже подходил к нему, однако Томас успел заметить, как Франсуа постучался в ложу, как отворилась и таинственно затворилась за ним дверь. Мелькнула рука в белой перчатке.

Начинался третий акт. Томас прошел на свое место, взволнованный сам не зная почему. Он чувствовал странное беспокойство, необъяснимая боль сковала ему сердце.

Его не интересовало, что происходит на сцене, он неотрывно смотрел на ложу, куда вошел Франсуа, и старался рассмотреть женщину, сидевшую рядом с ним, но незнакомка упорно оставалась в тени. Франсуа время от времени наклонял голову, рассеянно оглядывался, а потом опять исчезал в тени.

В начале следующего антракта Луар уже стоял в коридоре, подстерегая Франсуа, но на этот раз дверь ложи не отворилась. Из залы невозможно было приметить, что за женщина так старательно прячется от чужих глаз. «Очевидно, – думал Томас Луар, – доктор встретился со своей любовницей. Его сестра не стала бы прятаться таким образом. Она хорошенькая, и ей нечего опасаться любопытных взоров, к тому же она настолько кокетлива, что охотно позволила бы любоваться собой».

Странное, безотчетное беспокойство, похожее на предчувствие, овладело Томасом.

– Что мне за дело? – тихо пробормотал он. – Разве меня волнуют любовные похождения Франсуа Горме?

И все же словно какая-то таинственная сила заставляла его подсматривать за Франсуа. Опасаясь, что молодой человек в последнем акте выйдет из ложи и ускользнет, Томас не вернулся в театр, а стал в дверях у подъезда, прислонившись к пьедесталу статуи. Наконец по шуму шагов и громким голосам Луар догадался, что спектакль кончился. Толпа спускалась по лестнице, женщины накидывали на шеи платки, мужчины надевали пальто. Между тем полил дождь, загремел гром. Отовсюду слышалось:

– Дождь, дождь!

Томас, спрятавшийся за статуей, смотрел на людей, что проходили мимо него. Постепенно толпа начала редеть. Томас не увидел Франсуа. «Может быть, я ошибся, – говорил он себе. – Принял за него незнакомого мне человека…»

Вдруг Луар страшно побледнел, и обе его руки, опиравшиеся о пьедестал статуи, мгновенно ослабели. По лестнице очень медленно спускалась женщина под руку с молодым человеком; нежность и счастье сияли в ее глазах, во всем ее лице, несколько утомленном духотой театра. Это были Франсуа Горме и Мадлен.

Каким образом они очутились в Париже и какой странный случай свел их с Томасом? Читатели помнят, что Мадлен уехала из Бушу раньше лесоруба. Следовательно, она не знала, что Гонсолен пошлет Томаса в Париж. Она провела в Безансоне у родных всего лишь несколько дней, потом Франсуа Горме написал из Сен-Клода, что будет ждать ее в Париже, она и приехала к нему туда. Молодые люди чувствовали потребность пожить на свободе, не опасаясь взоров окружающих. Несмотря на старания, которые Мадлен постоянно прикладывала, чтобы не выдать свою влюбленность, радость свиданий в Бушу отравлял естественный страх. Здесь же, в Париже, они могли гулять в толпе, среди равнодушных людей. Они собирались провести в городе только два дня, чтобы не возбудить подозрений. И вот вечером, на второй день пребывания в столице, Мадлен в Комеди Франсэз лицом к лицу встретилась с Томасом.

При виде молодой женщины, идущей под руку с Франсуа, лесоруб забыл, где находится, и пробормотал, сам не зная, что говорит:

– Негодная! Негодная!

Когда Мадлен прошла мимо него, в двух шагах от статуи, за которой он прятался, он хотел было броситься к ней, схватиться обеими руками за ее белую, длинную, грациозную шею, склонившуюся на плечо к Франсуа, и сдавить ее. Но ноги его задрожали и подогнулись, голова закружилась. Несколько секунд в глазах Луара стоял туман, капли пота выступили на лице, а по телу пробежала дрожь. Когда слабость прошла, влюбленные уже ушли, он остался один. Подошел сторож.

– Вам пора идти, – сказал он Томасу.

Шатаясь, Луар вышел из театра. Дождь все еще лил, кое-кто из поклонников Мельпомены [3]3
  Мельпомена – греческая муза трагедии.


[Закрыть]ждал экипажей. Подъезжали извозчики и увозили пассажиров. Под аркой галереи стояла женщина, закрывая лицо капюшоном плаща. Луар был уверен, что это Мадлен. Франсуа оставил ее, чтобы найти карету, а она пряталась, будто боялась катастрофы. Луар подошел к незнакомке, схватил ее за руку, крепко сжал и пробормотал:

– Что вы здесь делаете?

Женщина испугалась и невольно вскрикнула:

– Томас Луар!

Ее карие глаза метали молнии, а между тем она, казалось, едва держалась на ногах.

– Уходите, – тихо сказала она.

– Вы обманывали меня! Вы издевались надо мной!

– Молчите, на нас смотрят.

Мадлен выдернула руку и оттолкнула его. В эту минуту смятения и удивления силы почти оставили ее. Она сказала опять:

– Уходите, я не хочу, чтобы вас увидели…

– Чтобы он увидел меня? – спросил Томас тихим голосом, в котором звучали свирепые интонации. – Он? Если он увидит меня, если услышит, что я говорю с вами таким тоном, он захочет узнать причину. Тогда мне придется рассказать ему все, вот что пугает вас!

Вдруг Мадлен выпрямилась. Надо было прогнать Луара во что бы то ни стало, угроза разоблачения заставила ее опомниться. Холодным надменным тоном она произнесла:

– По какому праву вы расспрашиваете меня?

– Я вас люблю, а вы насмехались над моей любовью…

Она презрительно улыбнулась, а потом безжалостным тоном произнесла:

– Я приказываю вам оставить меня.

Луар глядел на нее, не опуская глаз. Им овладела ярость. Лицо его побледнело. Он судорожно сжал кулаки и воскликнул:

– Мне хочется убить вас обоих!

– Полно! – улыбнулась женщина, пожав плечами; она изо всех сил старалась скрыть свой страх.

Мадлен попятилась от лесоруба. В эту минуту остановился фиакр, и Франсуа вышел подать руку Мадлен. Молодая женщина стремглав бросилась в карету, Франсуа сел возле нее, дверца захлопнулась, и фиакр тронулся.

Оторопевший Томас не успел остановить их. Жестокость этой женщины растоптала его чувства. Мимо проезжали кареты, на которые лились потоки дождя, а Томас, не отрывая глаз, следил за той, которая увозила Франсуа и Мадлен. Молодая женщина прислонилась к плечу доктора, приписывая своей любви и стыдливости то волнение, которое почувствовала при встрече с Луаром. А Томас оставался нечувствителен к дождю и порывистому ветру. Он шел, обезумев от горя, опустив голову, не зная, куда идет, наудачу. Томас прошел площадь, добрел до улицы Гренель, миновал Люксембургский сад и вышел на набережную.

Дождь продолжался. Луар остановился возле моста, облокотился на парапет и посмотрел на Сену. Заметив лестницу, он машинально спустился по ней и очутился возле воды. Мысль о самоубийстве мелькнула его в голове. Он чувствовал отвращение к жизни, тоска сжимала его грудь, и лишь смерть, казалось, могла освободить его.

Томас простоял у реки несколько часов. Дождь перестал. Луар уже не думал о самоубийстве. Его остановили не воспоминания о матери, которую он оставил бы без всяких средств к существованию, а мысли о женщине, которая разбивала ему сердце и которую ему безумно хотелось лицезреть. Ему казалось, что она не выдержит свидания с ним, что он сделает ее жизнь невыносимой. Им овладела жажда мести, и в то же время пришла мысль воспользоваться этой тайной, которую случай дал ему в руки, чтобы, в свою очередь, заставить страдать Мадлен. Но его любовь, вместо того, чтобы получить смертельный удар, стала лишь сильнее от отчаяния.

Он поднялся по лестнице и опять очутился на набережной. Начинало светать, улицы были пусты. Томас направился к Лувру. Свежесть утра успокоила его. У Нового моста он встретил двух полицейских и спросил, как ему найти гостиницу, которую ему указал Гонсолен. Вернувшись в свою комнату, он уложил чемодан, велел найти извозчика и поехал на железную дорогу.

В Сен-Клод Луар прибыл ночью и тотчас отправился в Бушу. Ему хотелось оказаться там поскорее, он думал, что Мадлен еще не вернулась. Он решил собраться с мыслями, прежде чем увидит ее, подумать о том, как ему теперь поступать. Мадлен вернулась через день, из Парижа она проехала в Безансон, где так и не увиделась с родными, и взяла билет в Юра.

Томас, занятый делами, никогда не приходил днем в дом Гонсолена, только вечером он проводил час у хозяина, чтобы отчитаться о сделанной работе и получить новые указания. Когда Луар вечером вошел в залу, Мадлен беседовала с мужем. Подойдя к ней поклониться, Томас был так бледен, а слабость его была так очевидна, что Гонсолен спросил его с вовсе несвойственным ему добродушием:

– Что с тобой, мой милый? Не болен ли ты? С тех пор, как ты вернулся из Парижа, ты постоянно чем-то озабочен.

Луар сослался на усталость. Мадлен обернулась к нему с жестоким равнодушием, выдержав пристальный взгляд молодого человека.

Гонсолен и Томас заговорили о работе. Во время их беседы Мадлен встала и вышла из комнаты. Луар простился с хозяином и отправился к себе. В ту минуту, когда он свернул на тропинку, которая вела от лужайки к лесу, молодая женщина предстала перед ним.

– Мне надо поговорить с вами, – резко произнесла она.

При виде Мадлен Томас бессознательно отступил:

– Что вы хотите мне сказать?

Повисло молчание. Тропинка привела Мадлен и Луара в лес. Стемнело, и они могли не бояться, что кто-нибудь увидит их. Вдруг Томас заговорил тихим, прерывающимся от волнения голосом. Жгучие вопросы и упреки срывались с его губ.

– Вы хотите оправдаться?

– Нет.

– Я имею право потребовать от вас отчета в вашей измене.

– Измены не было, потому что не было обещания.

– Вы жестоко издевались надо мной.

– То, что вы принимаете за жестокость, было состраданием. В чем вы можете упрекнуть меня? Я и сейчас отношусь к вам со всей искренностью и чистосердечием. Но я никогда не смогла бы стать для вас кем-то, кроме преданного друга, снисходительного и сдержанного. Сказала ли я вам хоть одно слово, которое заставило бы вас усомниться в моих намерениях? Я отказалась стать вашей любовницей. Я говорила вам это не раз. Почему же теперь вы упрекаете меня за мою любовь?

– Стало быть, вы любите этого человека?

– Глубоко.

– И он вас любит?

– Страстно.

– И давно?

– Да.

– И это на моих глазах! Все это время вы не переставали улыбаться мне, ласково обращаться со мной. Какое вероломство! У вас не хватило смелости прогнать меня!

– Вы собираетесь угрожать мне?

– Я ненавижу его.

– Пусть так. Но из любви ко мне, если вы знаете нашу тайну, вы будете молчать. Вы не захотите сообщить обо всем моему мужу, я уверена, что вам будет противно прибегнуть к такому мщению.

– Да, это было бы низостью, поэтому я отомщу вашему любовнику.

– Я запрещаю вам.

– Я ослушаюсь.

– Стало быть, вы замышляете убийство?

Томас пожал плечами:

– Я оскорблю его, и он будет драться.

– Вы этого не сделаете!

– Кто же меня удержит?

– Я.

– Каким образом?

Мадлен молчала. Сердце ее бешено колотилось в груди. Томас безжалостно продолжал:

– Вы не в силах помешать мне. Я накажу вас обоих. У вас никогда не хватит мужества сказать вашему любовнику о том, что произошло между нами.

Женщина подошла к Луару и взяла его за руку:

– Томас, вы не сделаете того, что замышляете.

– Я убью вашего любовника, или он меня убьет.

– Это безумие! – Сжав руку Луара, она привлекла его к себе. – Что может исправить эта дуэль? Если один из вас будет ранен или убит, разве от этого не пострадаю я? Будьте рассудительны, Томас, выслушайте меня. Я люблю Франсуа, это правда. Но неужели вы думаете, друг мой, что я останусь равнодушной к вашей смерти? Я глубоко и искренне привязана к вам. Разве моя вина, что эта привязанность – не любовь? Зачем упрекать меня за это? Могу ли я приказывать своему сердцу? Нет, вы не будете драться, друг мой. Это невозможно. Говорите! Вы не отвечаете мне. Вы прячете глаза и не смеете на меня взглянуть. Вы колеблетесь?

– Нет.

– Значит, вы хотите, чтобы я жила, опасаясь катастрофы, которой вы угрожаете мне? Это решено?

– Да, Мадлен, решено.

– Томас!

– Я отомщу!

Мадлен побледнела, услышав последние слова лесоруба. Она надеялась, что имеет над ним власть, что сможет его убедить, но она столкнулась с человеком, душа которого была глубоко уязвлена и который слушался только голоса собственной обиды. Тогда она испугалась не за себя: Томас Луар все еще любил ее и не будет ей мстить. Мадлен задрожала от страха за Франсуа. Томас, не в силах справиться с охватившим его безумием, бросился в лес. Постояв несколько минут в нерешительности, Мадлен вернулась домой.

VIII

В последующие дни Томас и Мадлен несколько раз встречались, но не говорили друг с другом. Женщина несколько раз пыталась увидеться с ним наедине, но лесоруб старательно избегал этих встреч. Сложившееся положение было ужасно для молодого человека, и он жестоко страдал. Томас старался скрыть от всех то глубокое отчаяние, в которое был погружен. Дикая натура Томаса с трудом поддавалась подобному притворству. Он попросил Гонсолена найти ему преемника. Тот посмотрел на него с удивленным видом, думая, что ослышался.

– Что это ты говоришь, мой милый? – спросил он.

Мадлен, которая присутствовала при этом разговоре, подняла голову и с беспокойством посмотрела на Луара. Томас повторил:

– Некоторые причины вынуждают меня оставить вас, господин Гонсолен.

– Могу я узнать эти причины?

– Они вас не касаются. Позвольте мне не объяснять.

– Твой поступок весьма странный. Ты недоволен кем-нибудь?

– Нет.

– Хочешь прибавки жалования?

Луар отрицательно покачал головой:

– Того, что вы мне даете, вполне хватает моей матери и мне.

– Может быть, ты нашел другое место?

– Нет. Я хочу опять стать лесорубом. Надеюсь, что вы не откажете мне в этой работе. Ничего больше я не прошу.

– Стало быть, ты хочешь оставить мой дом?

Луар не отвечал.

– Я имею право знать причины этого намерения, которое удивляет меня и смущает. Тебе известны мои дела, а я знаю, что ты ответственный человек. Твой отказ очень некстати. Я уже стар. У меня уже нет прежних сил. Разве причины, о которых ты говоришь, настолько важны?

– Очень важны.

– Почему ты не хочешь сообщить их мне?

– Я не могу!

– Стало быть, твое намерение твердо? Ты хочешь уйти? Настаивать бесполезно?

– Вы меня обяжете, если не станете настаивать.

Гонсолен, раздосадованный, прохаживался по комнате, заложив руки за спину. Лицо его было озабочено, брови нахмурены. Вдруг он сказал:

– Конечно, если ты непременно хочешь уйти, я не стану тебя удерживать. Только вспомни, при каких условиях ты пришел сюда, и пойми, по крайней мере, что я считаю странным такой поспешный и беспричинный отказ.

Томас не отвечал. Он видел Мадлен в каминное зеркало. Она сидела у окна и занималась рукоделием, слушая молодого человека. Ее щеки, обыкновенно бледные, горели ярким огнем, и каждый раз, когда она поворачивала голову к мужу, под длинными черными ресницами сверкал ее влажный, полный немой тревоги взор. Луар протянул руку Гонсолену, который крепко ее пожал.

– До свидания, мой милый, – сказал он. – Если когда-нибудь передумаешь, не забудь, что я на тебя не сержусь и что мой дом всегда для тебя открыт.

Подходя к Мадлен, Томас колебался. Однако он простился с ней без трепета. Молодая женщина протянула ему руку, он подержал ее секунду в своей, затем пошел к двери, остановился и обернулся в последний раз; смертельная бледность покрыла его лицо, голова его закружилась, и глаза затуманились. Шатаясь, он спустился по лестнице и, словно пьяный, побрел по аллее.

Очутившись в лесу, один среди кустов, покрытых первой зимней изморозью, и деревьев, поднимавших к лазурному небу свои исхудалые остовы, он почувствовал неизмеримую тоску, упал на сухие листья и заплакал как ребенок.

Когда Томас вернулся домой, он узнал, что его мать занемогла. Старая женщина уже давно чувствовала себя все хуже и хуже. А тут захотела встать, натолкнулась на стул, упала и, ударившись об угол шкафа, ушибла себе голову. К счастью, один из лесорубов услышал ее стоны, вошел, положил женщину на кровать, оказал ей первую помощь и побежал к Гонсолену сообщить об этом Томасу. Он не нашел молодого человека и из дружбы и сострадания сидел у изголовья старушки в ожидании Луара.

В Бушу врача не было. Томас тотчас послал в Сен-Клод за доктором Маньяба, но, когда тот приехал на другой день на рассвете, было уже поздно. Ночью старушка умерла, не приходя в сознание. Глубокое горе отвлекло мысли Томаса от дома Гонсолена и Мадлен.

Однажды утром Гонсолен пришел к Томасу. Тот еще не выходил.

– Милый мой, – произнес с заботой в голосе торговец лесом, – ты теперь один, может быть, жизнь кажется тебе тяжелой. Не хочешь ли ты занять свое прежнее место? Оно ждет тебя. Я так и не взял никого тебе на замену.

Томас покачал головой:

– Нет, господин Гонсолен, благодарю вас.

Старик настаивал, но напрасно, ему не удалось преодолеть сопротивление лесоруба.

– Странный человек, – пробормотал Гонсолен, уходя. – Тут есть какая-то тайна, которую скрывают от меня и которую я должен разузнать. Все это весьма странно…

Дни проходили печально и скучно для Томаса. Теперь он не пытался увидеть Мадлен, а, напротив, избегал ее. Он боялся ее, ее больших глаз, метавших молнии, ее красоты. При виде ее он трусил, мужество его покидало, решительность ослабевала. Два раза он писал Франсуа Горме, требуя свидания, – он хотел вызвать его для объяснения, которым грозил Мадлен, – и дважды воспоминания о ней заставляли его разрывать письма. Намерение наказать Мадлен, убив ее любовника, все еще оставалось, но уже появились сомнения. К чему было мстить? Разве он имел на нее право? В чем он мог упрекнуть ее? Она сжалилась над ним, как и заявила ему. Разве в течение нескольких месяцев он не наслаждался безмерным счастьем жить возле нее? Разве не разделяла она с ним тайну? Притом он ли не первым будет страдать от горя, которое ее постигнет? Не лучше ли забыть ее? Забыть! Возможно ли, когда при одной мысли об этой женщине он теряет рассудок? Эта страсть жгла его, словно раскаленный металл. Так что же делать? Убить себя? Томас боялся смерти. Принудить Мадлен принадлежать ему, пригрозив в ином случае все рассказать Гонсолену, было бы низостью… Уехать куда-нибудь? Но он не мог сделать этого, не повидавшись с Мадлен… один раз… последний… не сказав ей, что эту жертву он приносит для нее, не получив по крайней мере одного доброго слова, быстрого пожатия руки, взгляда…

Томас написал письмо:

«Я навсегда оставляю Бушу. Вы больше не увидите меня никогда. Но прежде позвольте мне увидеть вас еще раз, сказать вам, как я вас люблю. Если вы согласны, будьте в одиннадцать часов в конце сосновой аллеи возле сарая. Стена, отделяющая сад от луга, не очень высока в этом месте, и я легко перелезу через нее. Там я буду ждать вас, Мадлен».

На конверте он сделал надпись: «Госпоже Гонсолен». Затем, чтобы избежать подозрений и не желая заходить к Гонсолену, он отправился в Сен-Клод, бросил письмо в почтовый ящик и вернулся.

На другой день торговец лесом нашел это письмо среди своей корреспонденции и отложил его в сторону для Мадлен, которая еще не выходила из своей комнаты. Никогда переписка жены не тревожила его, он относился к ней с полным доверием. У молодой женщины было несколько приятельниц в Сен-Клоде, письма от них со штемпелем этого города меньше всего привлекали его внимание. Правда, теперь одно обстоятельство поразило его. В конверте было что-то знакомое, хотя он не мог с точностью определить, что именно. Гонсолен принялся за работу. Но бессознательно взгляд его то и дело устремлялся на конверт, надписанный крупным почерком.

– Странно, – пробормотал он, пожав плечами.

Гонсолен приводил в порядок бумаги, оставшиеся после ухода Томаса, и вдруг ему попалась на глаза ведомость, составленная Луаром. Он вздрогнул: почерк был тот же, что и на конверте с письмом, адресованным Мадлен.

– Какого черта он пишет моей жене?

Гонсолен встал из-за письменного стола и, задумавшись, стал ходить большими шагами по кабинету. Старик размышлял, не смея принять какое-либо решение. Затем опять сел за письменный стол и начал вертеть в руках письмо. Подозрение закралось в его душу. «Вероятнее всего, в письме заключается объяснение поспешной отставки Томаса, – думал он. – Но что общего все это может иметь с Мадлен?»

Наконец Гонсолен решился. Он разорвал конверт и развернул письмо. Когда он дочитал написанное до конца, ему показалось, что он так ничего и не понял. Он опять принялся читать. Его толстое лицо, обыкновенно красное, в эту минуту было смертельно бледным. Он пролепетал:

– Так… так они любят друг друга… и, без сомнения давно…

Старик с перекошенным от гнева лицом скомкал письмо в руке и запустил пальцы в свои седые волосы, остриженные под гребенку. «Почему Томас Луар уезжает, если он любит Мадлен?» – думал он. Эта мысль не давала ему покоя. Тут снова скрывалась какая-то тайна.

– Я узнаю все! – пробормотал он глухим голосом. – Я узнаю все сегодня же!

Так как конверт был разорван, письмо не могло быть передано Мадлен, она не узнает ничего и не придет на свидание. «Но, – подумал Гонсолен, – если она не придет, Томас, возможно, отважится пробраться в дом и постарается увидеться с ней». Гонсолен решил притвориться, что уезжает, вернуться вечером и проследить за лесорубом. Через час он предупредил Мадлен о своем отъезде.

– Куда ты едешь, друг мой? – спросила она.

– Хочу провести два дня у Обюрто в Мусьере. Ты знаешь, что меня давно приглашали на охоту. Вернусь послезавтра.

Мадлен подставила ему лоб, как делала всегда, и старик запечатлел на нем холодный поцелуй. Она проводила его до калитки сада. На прощание муж сказал ей:

– Кстати, сегодня утром я получил письмо от Франсуа Горме. Он, конечно, передает тебе поклон. Ты найдешь письмо на моем письменном столе.

Гонсолен уехал. При последних словах мужа Мадлен вздрогнула. Она вспомнила, что Франсуа сказал ей в самом начале их романа. «Когда я напишу Гонсолену, это будет означать, что в условленном месте тебя ждет письмо». Она провела немного времени дома, чтобы убедиться, не передумает ли ее муж, потом побежала в лес и приподняла мшистый камень под сосной. В ее действиях не было ни малейшей нерешительности. Обнаружив письмо, она распечатала его и лихорадочно пробежала глазами.

«Уже несколько дней, – писал Франсуа, – я езжу к больному в Мусьер, но в Бушу смог попасть только вчера. В эту ночь я буду здесь, буду тебя ждать. Лошадь я оставлю в Мусьере. Я постараюсь увидеться с тобой без лишних свидетелей, ради нашей общей безопасности и из опасения возбудить подозрение слишком частыми визитами. До свидания, увидимся вечером».