Текст книги "В стране мехов"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

3. ОБСЛЕДОВАНИЕ ОСТРОВА

Лейтенант Гобсон и его помощники решили, начиная с этого дня, вести наблюдения, как это принято на кораблях, и в случае благоприятного состояния атмосферы определять и записывать точное местонахождение острова Виктории. И в самом деле, не был ли отныне этот остров своего рода потерпевшим крушение кораблем без руля и без ветрил, который несся по волнам неизвестно куда?

На следующий день Джаспер Гобсон установил, что остров, оставшийся на той же широте, был отнесен еще на несколько миль к западу. Лейтенант отдал распоряжение мастеру Мак-Напу приступить к постройке вместительного бота. В качестве объяснения он сказал, что намерен обследовать будущим летом северное побережье вплоть до Русской Америки. Удовлетворенный этим, Мак-Нап немедленно занялся подбором корабельного леса, облюбовав для верфи песчаную отмель у подножья мыса Батерст, откуда легко было опустить судно на воду.

В тот же день лейтенант Гобсон решил привести в исполнение задуманное им обследование территории острова, на котором он и его товарищи оказались теперь настоящими узниками. Ледяной остров, подвергаясь постоянному влиянию переменной температуры океана, мог претерпеть значительные изменения, а потому необходимо было определить его теперешнюю форму, площадь, а в некоторых местах даже и толщину. Особенно тщательно надо было обследовать место разлома, который произошел, по-видимому, у перешейка. На этом, еще свежем месте разлома можно будет, вероятно, изучить строение почвы острова: его нижний, ледяной, и верхний, земляной, пласты.

Но через несколько часов небо внезапно потемнело, а к вечеру налетел шквал, сопровождавшийся густым туманом. Вскоре все заволокло тучами и хлынул проливной дождь. По крыше дома забарабанил крупный град, и даже послышались отдаленные раскаты грома – явление весьма редкое в северных широтах.

Путешествие пришлось отложить в ожидании, пока успокоятся разбушевавшиеся стихии. Однако три дня – 20, 21 и 22 июля – погода не прояснялась. Буря продолжала свирепствовать, по небу неслись черные тучи, водяные валы с оглушительным шумом разбивались о берег. Целые потоки воды обрушивались на мыс Батерст с такой силой, что можно было опасаться за его, теперь весьма сомнительную, прочность. Ведь этот мыс был всего лишь нагромождением земли и песка и не имел даже надежной опоры. Суда, застигнутые в море подобным ураганом, достойны жалости! Но огромный блуждающий остров не ощущал этих бешеных ударов волн и равнодушно встречал неистовый гнев океана.

В ночь с 22 на 23 июля буря неожиданно утихла. Сильный северо-восточный ветер разогнал остатки тумана, висевшего над горизонтом. Барометр поднялся на несколько делений, и лейтенант Гобсон нашел, что погода вполне благоприятствует задуманной им экскурсии.

Сопровождать его должны были миссис Барнет и сержант Лонг. Они могли пробыть в отсутствии один-два дня, и это никого из обитателей фактории не удивило бы. Путешественники захватили с собой немного вяленого мяса, галет и несколько фляжек бренди, которые не сильно отягощали их дорожные сумки. Дни были в эту пору очень длинные, и солнце уходило за горизонт всего на несколько часов.

Встречи с хищными животными бояться, по-видимому, не приходилось. Медведи, наделенные особенно развитым инстинктом, очевидно, покинули остров Викторию; когда он был еще полуостровом. Однако из предосторожности и мужчины и миссис Барнет взяли ружья. Кроме того, лейтенант и сержант захватили с собою ножи и топорики для льда – орудие, с которым полярные путешественники никогда не расстаются.

На время отсутствия лейтенанта Гобсона и сержанта Лонга управление фортом согласно военной иерархии переходило в руки капрала Джолифа, а вернее – его маленькой жены, и Джаспер Гобсон прекрасно знал, что на нее вполне можно положиться. Что касается Томаса Блэка, то никто и не рассчитывал, что он захочет присоединиться к исследователям; но астроном все же пообещал усердно вести наблюдения за северным горизонтом и отмечать возможные перемены на море или в положении острова.

Миссис Полина Барнет пыталась было успокоить бедного ученого, но он ничего и слышать не хотел. Он считал, и не без основания, что природа зло подшутила над ним, и поклялся никогда не простить ей этого.

Обменявшись крепкими рукопожатиями с остающимися, миссис Барнет и ее спутники вышли из форта и, повернув на запад, направились вдоль длинной излучины берега, между мысом Батерст и мысом Эскимосов.

Было восемь часов утра. Косые лучи солнца заливали берег, оживляя его своими рыжеватыми отблесками. Тысячами слетались обратно рассеянные бурей птицы: белые межняки, кайры, тупики, глупыши. Стаи уток торопились добраться до берегов озера, не подозревая, что их уже ждет котелок миссис Джолиф. Кое-где путешественникам попадались полярные зайцы, куницы, мускусные крысы, горностаи. При виде людей они не спеша исчезали. Казалось, животные, чувствуя общую с человеком опасность, старались держаться поближе к нему.

– Они хорошо знают, что со всех сторон окружены морем, – заметил Джаспер Гобсон, – и что им не убежать с острова.

– А разве эти грызуны – зайцы и другие, – спросила миссис Барнет, – не переселяются осенью куда-нибудь на юг, где зима потеплее?

– Конечно, сударыня, – ответил лейтенант, – но если им на этот раз не удастся переправиться туда по льду, они останутся здесь такими же узниками, как мы с вами. И зимой большинство из них наверное погибнет от холода и голода.

– А мне сдается, что эти животные окажут нам услугу и помогут перезимовать, – вставил сержант. – Нашему лагерю просто повезло, что бедные зверушки не послушались своего инстинкта и не убежали, пока остров не оторвался еще от перешейка.

– Но птицы, конечно, улетят от нас? – спросила миссис Барнет.

– Разумеется, сударыня, – отозвался Джаспер Гобсон. – Все эти пернатые улетят с первыми же морозами. Они легко преодолевают огромные расстояния и, будучи удачливее нас, доберутся до суши раньше, чем мы.

– А не могут ли они послужить нам гонцами? – спросила путешественница.

– Это мысль, сударыня! – вскричал лейтенант Гобсон. – Великолепная мысль! Почему бы нам не наловить несколько сот птиц и не прикрепить им ошейники с описанием нашего таинственного приключения? Еще Джон Росс в тысяча восемьсот сорок восьмом году пытался известить подобным образом оставшихся в живых членов экспедиции Франклина о том, где в полярных льдах стояли его корабли «Энтерпрайз» и «Инвестигейтор». Он поймал в ловушки несколько сот белых песцов, запаял им вокруг шеи медные полоски, на которых было вырезано то, что надо было сообщить, и пустил в разных направлениях.

– Должно быть, кое-кто из этих вестников и попал в руки потерпевших кораблекрушение? – спросила миссис Полина Барнет.

– Возможно, – ответил лейтенант. – Во всяком случае, я помню, что одна из лисиц, уже состарившаяся, была поймана капитаном Гаттерасом во время его путешествия с целью открытия новых земель. На шее у нее сохранился наполовину стершийся ошейник, который-будто врос в ее густой белый мех. Ну, а раз нам нельзя воспользоваться четвероногими, мы приспособим к этому птиц!

Разговаривая и строя планы на будущее, двое мужчин и их спутница продолжали свой путь вдоль побережья. Здесь пока не было заметно никаких перемен. То были все те же отвесные берега, покрытые слоем земли и песка; они были целы, и ничто не указывало на то, что за последнее время периметр острова изменился. Однако можно было опасаться, что ледяная опора острова, попав в более теплые течения, начнет таять и становиться тоньше. Это сильно беспокоило лейтенанта Гобсона.

К одиннадцати часам утра путешественники прошли те восемь миль, что отделяли мыс Батерст от мыса Эскимосов. Вскоре они наткнулись на следы стоянки семьи Калюмах. От снежных хижин, разумеется, не осталось и следа, но давно остывшая зола и тюленьи кости указывали путь, по которому ушли эскимосы.

Миссис Полина Барнет и ее спутники решили отдохнуть здесь, а затем идти дальше и провести эту короткую ночь у Моржовой бухты, куда рассчитывали попасть через несколько часов. Они расположились позавтракать на небольшом бугре, покрытом тощей травкой. Перед ними тянулась четкая линия ясного морского горизонта. Ни парус, ни айсберг не оживляли безбрежной водной пустыни.

– Мистер Гобсон, – обратилась к лейтенанту миссис Барнет, – вы были бы очень изумлены, если бы перед нами вдруг появился корабль?

– Изумлен? Нет, миссис Барнет, – ответил лейтенант, – но, признаюсь, был бы весьма приятно поражен. В летнее время китобойные суда нередко заходят в эти широты, особенно с тех пор, как Северный Ледовитый океан превратился в гигантский садок для кашалотов и китов. Но теперь уже двадцать третье июля, лето в разгаре, и, должно быть, вся китобойная флотилия стоит сейчас в заливе Коцебу, у входа в Берингов пролив. Китобои недаром опасаются всяческих сюрпризов со стороны Северного Ледовитого океана. Они боятся его льдов и все время следят за тем, чтобы не попасть к ним в плен. А у нас, наоборот, – только и надежды, что на айсберги, торосы, заторы и ледяные поля, мы только к ним и взываем о спасении!

– Они появятся, лейтенант, еще немного терпения! – воскликнул сержант Лонг. – Каких-нибудь два месяца, и волны океана перестанут биться о скалы мыса Эскимосов!

– Мыс Эскимосов! – улыбнулась миссис Барнет. – Боюсь, что давать это наименование, как и все те, что мы давали разным бухтам и выступам полуострова, не имело большого смысла. У нас уже нет ни порта Барнет, ни реки Полины, – кто знает, не исчезнут ли в свою очередь мыс Эскимосов и Моржовая бухта?

– Исчезнут и они, сударыня, а вслед за ними и самый остров Виктория, – сказал Джаспер Гобсон. – Его уже ничто не связывает с континентом, и он обречен на верную гибель. Конец его неизбежен, и все наши труды, потраченные на подыскание географической номенклатуры, пропадут зря! Впрочем, все эти наименования еще не утверждены Королевским географическим обществом, и почтенному Родерику Мурчисону[8]8
  в то время председатель Королевского географического общества (прим. авт.)


[Закрыть] не придется вычеркивать их со своих карт.

– Ну, одно название все-таки надо будет вычеркнуть! – заметил Лонг.

– Какое?

– Мыс Батерст.

– И в самом деле, сержант! Вы правы. Мыс Батерст придется исключить из полярной картографии.

Двухчасовой отдых восстановил силы путешественников, и в час пополудни они приготовились продолжать свой путь.

Но прежде чем уйти, лейтенант Гобсон бросил с высоты мыса Эскимосов последний взгляд на окружавшее их море. Не заметив ничего, что могло бы остановить его внимание, он сошел вниз и присоединился к ожидавшим его спутникам.

– Сударыня, – обратился он к миссис Барнет, – вы не забыли семью эскимосов, которую мы встретили как раз в этом месте незадолго до конца зимы?

– Нет, лейтенант, напротив, – об этой милой маленькой Калюмах у меня сохранилось самое лучшее воспоминание. Она даже обещала еще раз побывать у нас в форте Надежды. Но теперь ей, пожалуй, не удастся выполнить свое обещание. А почему вы меня спросили об этом?

– Мне вдруг вспомнилось одно обстоятельство. Тогда я не придал ему особого значения, но сейчас оно почему-то пришло мне в голову.

– Какое обстоятельство?

– Вы помните, как были удивлены и встревожены эскимосы, увидев, что мы построили факторию у подножья мыса Батерст?

– Еще бы не помнить!

– А вы не забыли, как я старался узнать, догадаться, в чем дело, но безуспешно?

– Да, конечно.

– Так вот теперь я понимаю, почему они качали головой, – сказал лейтенант. – По сохранившейся ли у них легенде, или по опыту в связи с каким-либо случаем, или еще по какой-нибудь причине, но этим эскимосам было, видимо, известно происхождение и природа полуострова Виктории. Они знали, что мы построили факторию на гиблом месте. Но так как полуостров существовал века, то они и сами не верили в неизбежность катастрофы и потому не высказались определеннее.

– Так оно, должно быть, и было, – заметила миссис Барнет, – но, очевидно, Калюмах не знала того, о чем подозревали ее соплеменники, иначе бедняжка не побоялась бы предупредить нас.

Лейтенант Гобсон согласился с этим.

– И надо же нам было, – заметил Лонг, – попасть на этот остров как раз в такое время, когда он вздумал отколоться от материка и пуститься в странствие по морям! Вот роковое совпадение! Ведь он давным-давно примерз к материку и оставался в таком виде, наверно, целые века! Не правда ли, лейтенант?

– Вы не ошибетесь, сержант, если скажете: тысячи и тысячи лет! – ответил Джаспер Гобсон. – Представьте себе только, что эта заросшая растительностью почва, по которой мы сейчас ступаем, была нанесена ветрами частичка за частичкой, а песок долетал сюда по крупинке! Подумайте же, сколько времени понадобилось, чтобы семена этих сосен, берез и, скажем, толокнянки размножились и превратились в кустарники и деревья. Быть может, льдина, на которой мы плывем, образовалась и соединилась с материком еще до того, как на земле появился человек!

– Ну, так этой сумасбродной льдине, – воскликнул сержант, – надо было бы повременить еще несколько столетий, прежде чем пускаться в плавание. Это избавило бы нас не только от множества тревог, но, пожалуй, и от многих опасностей.

На этом вполне резонном замечании сержанта разговор оборвался, и все молча зашагали дальше.

Начиная от мыса Эскимосов и до Моржовой бухты берег тянулся почти прямо с севера на юг, следуя направлению меридиана. Вдали, милях в четырех-пяти, виднелся сверкающий на солнце краешек озера, а еще дальше за ним – нижние уступы лесистых склонов, обрамлявших его. Рассекая воздух могучими взмахами крыльев, в небе парили орлы-свистуны; притаившись за песчаными буграми или спрятавшись в редких кустах ивняка и толокнянки, пушные звери – куницы, росомахи, горностаи – с любопытством следили за путниками. Они, казалось, понимали, что сейчас им нечего бояться ружейных выстрелов. Джасперу Гобсону попалось на пути и несколько бобров. Должно быть, сбитые с толку исчезновением своей речушки, они брели куда глаза глядят. Без крова, лишенные ручья, где они могли бы построить свои поселения, бобры с наступлением сильных холодов были обречены на гибель. Сержант Лонг видел даже, как через широкую поляну пробегала стая волков.

Итак, было очевидно, что все полярные животные оказались пленниками плавучего острова; поэтому с приходом зимы хищники, лишенные возможности искать себе пропитания в более теплых краях, изголодавшись, могли стать опасными для обитателей форта Надежды.

В фауне острова Виктории недоставало – и жалеть об этом вряд ли стоило – лишь белых медведей. Правда, сержанту Лонгу почудилась было сквозь зелень березовой рощи какая-то медленно двигавшаяся белая туша, но, приглядевшись внимательнее, он решил, что ошибся.

Часть побережья, примыкавшая к Моржовой бухте, вообще едва поднималась над уровнем моря, а в некоторых местах берег совсем сливался с водной поверхностью, и последние завитки волн, пенясь, катились по песку, словно только здесь им и удалось по-настоящему разгуляться. Вид этой части острова заставил наших исследователей заподозрить, что почва осела тут совсем недавно, но отсутствие каких-либо прежних ориентиров мешало им установить и самый факт изменения местности и размеры этого изменения. Джаспер Гобсон пожалел о том, что перед уходом не позаботился расставить опознавательные знаки в окрестностях мыса Батерст, чтобы установить затем возможное оседание почвы или обвалы на побережье. И он дал себе слово заняться этим немедленно по возвращении в форт.

Само собой разумеется, что осмотр местности задерживал продвижение лейтенанта и его спутников. Они то и дело останавливались для исследования почвы, проверяли, нет ли где трещин, которые могли распространиться на береговую полосу. Для этого им порою приходилось забираться на целые полмили вглубь острова. К тому же сержант Лонг решил сразу принять меры на будущее и расставить вехи из ивовых или березовых прутьев, чтобы заметить места, требующие постоянного наблюдения, особенно там, где почва была сильно размыта и грозила осесть. Это давало возможность определить изменения поверхности, если они произойдут.

Между тем путники все же двигались вперед и в три часа пополудни были уже в трех милях от Моржовой бухты, лежавшей дальше к югу. Лейтенант Гобсон уже мог сам отметить и обратить внимание миссис Барнет на весьма серьезные изменения местности, вызванные подземным толчком.

Раньше юго-западная сторона горизонта была заслонена длинной, слегка закругленной цепью холмов, образующих побережье большого залива Ливерпул. Теперь же там тянулась широкая полоса воды. Континент исчез. Остров заканчивался здесь резко обрывавшимся углом, который образовался, по-видимому, в месте разлома перешейка. Казалось, стоит только обогнуть этот угол, и взору откроются безбрежный океан, омывающий весь южный, когда-то несокрушимый на вид берег мнимого полуострова Викторий, от Моржовой бухты до залива Уошберн.

Миссис Барнет не без волнения взирала на этот новый пейзаж. Он не был для нее неожиданностью, и все же сердце ее сильно билось. Она искала глазами исчезнувший, с горизонта материк – материк, оставшийся на юге, более чем за двести миль от них. Теперь ее нога уже не ступала по американской земле. Людям с чуткой душой незачем долго объяснять такие вещи, и надо заметить, что и лейтенант Гобсон и сержант Лонг разделяли волнение своей спутницы.

Все трое прибавили шаг, чтобы поскорее добраться до этого круто обрывавшегося угла, которым заканчивалась теперь южная часть острова. В этом месте побережья почва еще немного поднималась над водой. Здесь слой земли и песка был толще, что объяснялось близостью настоящего материка, который некогда был соединен с островом так плотно, что, казалось, составлял с ним одно целое. Очевидно, с веками ледяная глыба и пласт земли постоянно утолщались, и перешеек держался до тех пор, пока сильный подземный толчок не разрушил его. Землетрясение 8 января коснулось только самого американского материка, но довольно было толчка, чтобы мнимый полуостров откололся и сделался игрушкой океана.

В четыре часа путешественники достигли, наконец, угла острова. Моржовая бухта, которая когда-то образовалась из глубокой выемки в побережье, исчезла. Она осталась связанной с материком.

– Сказать по правде, сударыня, – с серьезным видом заметил сержант, обращаясь к миссис Барнет, – ваше счастье, что мы не дали этой бухте имя Полины Барнет!

– Вы правы, сержант, – ответила миссис Барнет, – я и сама начинаю думать, что роль крестной в географии мне не дается!

4. НОЧНОЙ ПРИВАЛ

Итак, Джаспер Гобсон не ошибся относительно места разлома: действительно, перешеек не выдержал подземных толчков. Сейчас здесь не осталось и следа американского материка. Исчезли скалистые утесы, исчез вулкан на западной стороне острова. Куда ни глянешь – море.

Угол, образовавшийся на юго-западе острова после отрыва льдины, рисовался теперь в виде довольно острого мыса. Омываемый более теплыми водами, незащищенный от всевозможных толчков, мыс этот, конечно, не мог долго противостоять грозившему ему в будущем разрушению.

Исследователи снова пустились в путь, продолжая идти вдоль линии разлома; они двигались теперь почти по прямой, с запада на восток. Линия эта была удивительно ровной – словно льдина была отрезана от материка каким-то острым орудием. Кое-где по срезу можно было проследить расположение пластов почвы. Этот крутой берег, сложенный наполовину изо льда, наполовину из земли и песка, поднимался футов на десять над водой. Он падал совершенно отвесно, без всякого откоса; но на некоторых его участках и выступах видны были свежие следы обвала. Сержант Лонг показал на две-три небольшие льдины, отделившиеся от берега; очутившись в открытом море, они почти совершенно растаяли. Вполне понятно, что во время прибоя более теплая вода размывала эту новую береговую линию острова, еще не успевшую одеться в защитный покров из песка и снега, какой лежал на всем остальном побережье. И это обстоятельство было, конечно, малоутешительным.

Миссис Полина Барнет и оба ее спутника решили, прежде чем останавливаться на отдых, закончить обследование этой южной оконечности острова. Солнце, описывавшее в небе сильно удлиненную дугу, должно было закатиться не раньше одиннадцати часов вечера, и до сумерек было еще далеко. Сверкающий солнечный диск медленно опускался к западному краю горизонта, и его косые лучи отбрасывали перед пешеходами их непомерно длинные тени. Порой разговор оживлялся, но затем путники снова надолго затихали и шли молча, вопрошая море и думая о будущем.

Джаспер Гобсон намеревался устроить ночной привал возле залива Уошберн. Дойдя до него, наши исследователи сделали бы в этот день восемнадцать миль, то есть – если их расчеты были правильны – половину всего пути вдоль берегов острова. Лейтенант предполагал, что, отдохнув несколько часов и восстановив свои силы, миссис Барнет будет в состоянии возобновить путешествие, и, обогнув восточное побережье, они возвратятся в форт Надежды.

Обследование части вновь образовавшегося побережья – между бухтой Моржовой и заливом Уошберн – прошло без всяких приключений. В семь часов вечера лейтенант Гобсон и его спутники прибыли к месту привала. Здесь они нашли те же разрушения. От бухты Уошберн на побережье сохранилась только продолговатая излучина, которая когда-то огибала эту бухту с севера. Она тянулась на семь миль, до так называемого мыса Майкл, и нисколько не пострадала от разрыва перешейка. Молодые сосны и березы, разросшиеся поодаль от берега, в это время года были покрыты густой зеленью. На полянах прыгало множество пушистых зверьков.

Путешественники решили здесь остановиться. Если северная часть горизонта была закрыта от их взоров, то южный горизонт был им наполовину открыт. Солнце описывало такую низкую дугу, что лучи его, заслоненные рельефом местности, подымавшейся к западу острова, уже не достигали побережья бухты Уошберн. Нет, это была еще не ночь и даже не сумерки, ибо лучезарное светило не исчезло.

– Скажите, лейтенант, – произнес вдруг сержант Лонг самым серьезным тоном, – если бы чудом сейчас раздался звон колокола, что бы он, по-вашему, возвестил?

– Что время ужинать! – ответил Джаспер Гобсон. – Надеюсь, сударыня, вы со мной согласны?

– Вполне! – подтвердила путешественница. – А так как нам стоит лишь сесть, и стол будет готов, то прошу садиться. А вот и скатерть! Она из мха и, признаться, не совсем свежа, но зато словно разостлана для нас самой природой.

Развязали сумку с провизией. В меню вошло: вяленое мясо, паштет из зайца, приготовленный на кухне миссис Джолиф, и несколько галет.

Четверть часа спустя ужин был окончен, и Джаспер Гобсон вновь вернулся на побережье, чтобы обследовать юго-восточный угол острова. Миссис Барнет уселась отдохнуть под чахлой елью с наполовину опавшими ветвями, а сержант Лонг стал готовить место для ночлега.

Лейтенант Гобсон хотел исследовать структуру льдины, служившей основанием острова, и, по возможности, разобраться в системе ее последовательных напластований. Спустившись по небольшому откосу к самому морю, он очутился перед отвесной стеной разрушенного берега.

В этом месте остров поднимался всего на три фута над уровнем моря. Верхний слой береговой толщи состоял из тонкого пласта земли и песка, смешанного с ракушечной пылью; нижний же представлял собою плотную, твердую, почти как металл, массу льда. Толщина надводной части льдины была не больше одного фута. По свежему срезу можно было точно определить ее слоистое строение. Горизонтальные слои льдины указывали на то, что последовательное оледенение ее происходило в сравнительно спокойных водах.

Известно, что замерзание начинается обычно с верхних слоев жидкости; и если мороз крепнет, толщина ледяного панциря увеличивается сверху вниз. Это верно по крайней мере для стоячих вод. Процесс замерзания проточных вод идет, наоборот, снизу, со дна, где, как установлено наблюдениями, образуется так называемый донный лед, который затем всплывает на поверхность.

Что касается льдины, служившей основой острову Виктория, то она, несомненно, образовалась у побережья американского материка, в условиях спокойных вод. Замерзание ее происходило, очевидно, начиная с верхних слоев, и, рассуждая логически, следовало предположить, что таяние ее начнется с нижних слоев. Когда под влиянием нагретых вод толщина тающей льдины станет уменьшаться, остров глубже погрузится в воду.

В этом и крылась главная опасность.

Как уже было сказано, Джаспер Гобсон обнаружил, что твердая опора острова, то есть льдина, поднималась над уровнем моря приблизительно на один фут; при этом согласно законам физики четыре пятых ее оставались под водой. Для любого ледяного поля или айсберга на один фут его надводной части приходится пять футов подводной. Следует, однако, заметить, что плотность, или, если угодно, удельный вес, плавучих льдов различен и зависит от способа их замерзания или от их происхождения. Льдины, образовавшиеся из морской воды, пористые, ноздреватые, непрозрачные, окрашиваемые проходящими сквозь них световыми лучами в голубоватый или зеленоватый цвет, весят меньше, чем льдины, образовавшиеся из пресной воды. Их выпуклая поверхность выступает над уровнем океана немного больше. Поэтому можно было не сомневаться, что льдина, составлявшая основу острова Виктории, образовалась из морской воды. Исходя из всех этих свойств морского льда и приняв во внимание вес покрывавшего льдину минерального слоя и растительного покрова, Джаспер Гобсон пришел к заключению, что толщина подводной части льдины составляла приблизительно от четырех до пяти футов. Что касается рельефа острова, то более или менее значительные возвышенности были образованы, очевидно; из верхнего слоя – слоя земли и песка, и не оказывали заметного влияния на глубину погружения плавучего острова, которая не превышала пяти футов.

Это открытие весьма встревожило Джаспера Гобсона. Всего лишь пять футов! Ведь не говоря уже о том, что ледяное поле постепенно подтаивало, одного серьезного толчка могло оказаться достаточно, чтобы поверхность его треснула. Бурный напор волн, сильный порыв урагана – все, это могло привести к смещению слоев ледяного поля, раздроблению, а затем и к полному его разрушению. Ах, скорей бы зима, мороз, замерзший столбик ртути в стеклянной трубке! Вот чего жаждал лейтенант Гобсон. Только свирепая стужа полярных стран, морозы арктической зимы могли скрепить, увеличить толщу ледяной основы острова и установить сообщение между «им и континентом.

Лейтенант Гобсон возвратился на место стоянки и застал Лонга за устройством ночлега. Сержант не собирался спать под открытым небом, хотя миссис Барнет готова была покориться этой необходимости. Он объявил Джасперу Гобсону, что хочет вырыть в земле нечто вроде ледяной хижины или «снежного дома», в котором свободно поместятся три человека и где можно будет укрыться от ночной стужи.

– В стране эскимосов, – сказал он, – разумнее всего жить на эскимосский лад.

Джаспер Гобсон согласился, но посоветовал сержанту не углубляться слишком в толщу льда, так как она не больше пяти футов.

Сержант принялся за дело. Работая топориком и ножом, он вскоре расчистил землю и прорыл нечто вроде коридора, отлого спускавшегося до ледяного пласта, а затем принялся и за эту хрупкую массу, которая столько веков была укрыта землей и песком.

Ему понадобилось не больше часа, чтобы вырыть это подземное убежище, или, вернее, ледяное логово, прекрасно сохранявшее тепло и, следовательно, вполне пригодное для того, чтобы провести в нем несколько ночных часов.

Пока сержант Лонг работал подобно термиту, лейтенант Гобсон, подойдя к путешественнице, стал рассказывать ей о результатах обследования геологического строения острова Виктории. Он не скрыл от нее, что состояние острова внушает ему серьезные опасения. По его мнению, недостаточная толщина ледяного основания острова должна была вскоре вызвать на его поверхности трещины, а затем и переломы, которые невозможно заранее предвидеть, а значит, и предупредить. Плавучий остров, вследствие изменений в удельном весе мог в любую минуту начать постепенно погружаться в воду или – что еще того хуже – распасться на отдельные более или менее крупные островки, разумеется, недолговечные. В заключение лейтенант Гобсон заметил, что впредь обитатели форта Надежды не должны уходить далеко от фактории и им следует быть, по возможности, вместе, чтобы разделить общую участь.

Их разговор был прерван каким-то криком. Они вскочили и обвели взглядом заросли, поляну, море.

Никого!

Но крик раздался громче.

– Сержант! Сержант! – вскричал Джаспер Гобсон и вместе с миссис Барнет бросился к месту ночлега.

Не успел он добежать до зияющего спуска в ледяной дом, как увидел висящего над ямой сержанта. Лонг вцепился обеими руками в вонзенный в ледяную стену снежный нож и, не теряя хладнокровия, продолжал громко звать на помощь.

Видны были только его голова и руки. В то время как сержант долбил стены подземелья, лед под ним внезапно треснул, и он до пояса погрузился в воду.

Джаспер Гобсон произнес только: «Держитесь!» – и бросился на землю.

Дотянувшись до края отверстия, он подал сержанту руку. Почувствовав крепкую опору, тот выбрался из ямы.

– Боже, что это с вами случилось, сержант? – вскричала миссис Барнет.

– А то, сударыня, – ответил Лонг, отряхиваясь, как мокрый пудель, – что подо мной провалился ледяной пол, и волей-неволей пришлось искупаться.

– Значит, вы, – сказал Джаспер Гобсон, – не обратили внимания на мое предупреждение и стали рыть слишком глубоко.

– Виноват, лейтенант! Но вы сами видите, что я соскоблил всего каких-нибудь четырнадцать дюймов ледяной толщи. Дело в том, что в ней была, должно быть, какая-то пустота, что-то вроде пещеры. Лед торчал горбылем, и я провалился сквозь него, как сквозь треснувший потолок. Не сцепись я в свой снежный нож, плавать бы мне сейчас под островом. А ведь досадно было бы пропасть из-за такой глупости, не правда ли, сударыня?.

– Даже очень досадно, мой добрый сержант! – согласилась миссис Барнет и дружески протянула руку этому достойному человеку.

Сержант Лонг дал совершенно правильное объяснение. В этом месте льдина неизвестно почему, – быть может, от скопления, в ней воздуха, – образовала выпуклость с довольно тонкой стенкой, прилегавшей непосредственно к земляному пласту острова. Роя подземный ход, сержант задел верхний слой этой стенки, отчего она сразу обрушилась под его тяжестью.

Такое явление, происходившее, возможно, и в других местах ледяного поля, создавало серьезную опасность. Не было никакой уверенности, что нога ступает по надежному грунту, который не поддастся под тяжестью человека. У кого не дрогнет сердце, будь оно самое мужественное, когда он представит себе под этим тонким слоем земли и льда бездну океана?