Текст книги "Необыкновенные приключения экспедиции Барсака"

Автор книги: Жюль Габриэль Верн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– Мне звонил Гарри Киллер, – сказал он своим странным голосом, из которого никакое волнение не вытесняло обычной кротости. – Он знает, что вы здесь.

– Уже! – вскричал Барсак.

– Да. Кажется, нашли какого-то Чумуки. Открыли брошенную лодку на реке и связанного часового у завода. Выйти ночью из города, по словам Киллера, невозможно, и он заключил, что вы здесь. Я не стал отрицать. Он потребовал выдать вас. Я отказался. Он настаивал, в гневе угрожал взять вас силой. Это меня рассмешило, и я прекратил разговор.

Гости Камаре встали.

– Бесполезно говорить, что вы можете рассчитывать на нас, – уверил Барсак от имени всех. – Но нам нужно оружие.

– Оружие? – улыбаясь, повторил Камаре. – Зачем? Думаю, что здесь нет ни одного ружья. Тем не менее, не беспокойтесь. У нас есть другие средства.

– Средства бороться с пушками дворца?

– Да, и с пушками и с другим оружием. Если бы мне пришла фантазия разрушить город, я мог бы сделать это в одно мгновение. Но, думаю, мы не дойдём до такой крайности. Пушки дворца останутся немы, будьте уверены: Гарри Киллер знает моё могущество, да и не

осмелится разрушить завод, на котором основана вся его власть. Он попытается отбить вас у меня атакой. Но и это ему не удастся.

Как бы в ответ на утверждения Камаре, в нижнем этаже раздались глухие удары.

– Что я вам сказал? – кротко улыбнулся инженер. – Вот они атакуют главную дверь, Но она крепка.

– А если они направят на неё пушку? – спросил Сен-Берен, которого безмятежность Камаре успокаивала лишь наполовину.

– Даже в этом случае им нелегко её пробить: чтобы привезти пушку из дворца на набережную, требуется время, а пока люди действуют тараном. Но они могут колотить целый век. Если хотите, пойдёмте понаблюдаем за осадой. Спектакль будет интересен.

Они прошли через мастерскую не останавливаясь. Машины работали, как всегда, но рабочие не занимались делом с обычным усердием. Собравшись группами, они обсуждали новости. В мастерской был беспорядок, легко объясняемый событиями, и Камаре сделал вид, что ничего не замечает. Пройдя через мастерскую, все поднялись на площадку башни. Башня завода отличалась от дворцовой лишь тем, что на ней возвышался непонятный металлический пилон, верхушка которого поднималась в воздух больше чем на сто метров. Здесь, как и на дворцовой башне, был циклоскоп, расположенный внутри опор пилона. Камаре пригласил войти туда спутников.

– Этот циклоскоп, – объяснил он, – не направлен за пять километров, как тот, который я построил для Гарри Киллера. Благодаря серии наклонных зеркал, расположенных на верхушке заводской стены, он позволяет наблюдать всё, что находится поблизости. Вы увидите отсюда наружную часть нашей стены вплоть до основания.

В самом деле, эспланада, набережная и дорога для караула хорошо были видны в циклоскопе, который давал изображения значительно более мелкие, чем дворцовый аппарат, носато более ясные. В его стёклах спутники Камаре увидели большую толпу. Одни тащили лестницы и бегали вокруг завода, а человек тридцать бесплодно пытались разбить дверь.

– Как я и предвидел, – заметил Камаре, – будет штурм. Вот теперь станет интересно.

Штурм, действительно, начался. К стене было приставлено несколько лестниц, по которым поднимались Весёлые ребята. Достигнув вершины стены, некоторые без всяких опасений схватились за неё руками. И тотчас же произошло нечто необычайное. Руки нападавших будто приклеивались к стене. Подвешенные к гребню её, люди танцевали какую-то дьявольскую пляску, как паяцы, которых дёргают за верёвочку.

– Все это очень просто, – объяснил Камаре. – Гребень стены покрыт металлическим сплавом моего состава, электропроводность которого в сто раз больше, чем у меди. Я пустил по облицовке постоянный ток приличного напряжения, и вот вам результат.

В это время некоторые из нападавших, что были на нижних ступеньках, схватили за ноги верхних, беспорядочные движения которых были им непонятны. И тотчас неосторожные подверглись таким же конвульсиям к большому удивлению тех, кто не последовал их примеру.

– Но почему не падают эти бездельники? – вскричал Сен-Берен.

– Они не могут, бедняги, – сказал Марсель Камаре. – Они останутся на стене до тех пор, пока мне будет угодно… Но я сделаю ещё лучше.

Он повернул рукоятку. Тотчас же лестницы опрокинулись, будто отброшенные невидимой рукой, и те, кто на них был, полетели кучей, оставив на стене гроздья человеческих тел, продолжавших отчаянно биться.

– Не отвечаю за разбитые головы, – спокойно заметил Камаре. – Хотите знать причину того, что произошло у вас на глазах?

Когда все ответили утвердительно, он продолжал:

– Все это очень просто. По-моему, все силы – это колебания эфира в той или иной форме. Свет считают серией колебаний между определённым минимумом и максимумом частоты, а электричество – другая серия колебаний, отделённая от первой промежутком, природа которого нам ещё неизвестна. Я склоняюсь к мысли, что эти промежуточные колебания имеют отношение к теплоте. Я могу их вызывать и заставляю производить любопытные эффекты, доказательство чего я вам дал.

В продолжение этих объяснений гроздья человеческих тел продолжали неистовый танец.

– Игра длится слишком долго, – сказал Марсель Камаре, поворачивая другую рукоятку.

Немедленно люди-паяцы отделились от стены и упали с десятиметровой высоты на землю, где и остались лежать без признаков жизни. После вполне понятного колебания их компаньоны решились поднять убитых и унести.

– Конец первого действия, – объявил Камаре обычным голосом. – Я думаю, оно разыгралось не в пользу Гарри Киллера, у которого вышло из строя человек тридцать. Давайте теперь займёмся этими олухами, которые упрямо колотят в дверь.

Марсель Камаре взял трубку телефона.

– Ты готов, Риго? – спросил он.

– Да, сударь, – ответил голос, слышный во всех частях циклоскопа.

– Отправляй! – приказал Камаре.

Тотчас же, как будто самостоятельно повинуясь приказу, странный инструмент появился у подножия башни. Это было нечто вроде вертикального цилиндра, оконечность которого, направленная к земле, заканчивалась конусом. На другом конце четыре винта – один горизонтальный и три вертикальных – вращались с головокружительной быстротой. Странная машина поднялась в воздух и направилась к ограде. Когда она миновала её, полет стал горизонтальным, и машина двинулась, строго следуя вдоль стены. За первой машиной показалась вторая, третья, ещё несколько. Гости Камаре насчитали их двадцать. С правильными промежутками машины вылетали из башни, как птицы из гнезда, проделывая один и тот же манёвр.

– Это мои «осы», – сказал Марсель Камаре, подчёркивая слово «мои». – Я потом объясню вам, как они действуют. Пока же полюбуйтесь их работой, – он снова взял телефонную трубку. – Предупреждение, Риго! – Он обратился к своим новым друзьям: – Зачем убивать этих бедняг, которые, к тому же, мне ещё ничего не сделали? Достаточно будет предупреждения, если они захотят его понять.

С момента провала их попытки те из нападающих, которые хотели взобраться на ограду, оставались в бездействии. Унеся пострадавших товарищей, частью убитых, частью тяжело раненных, они очистили караульную дорогу, столпились на эспланаде, откуда созерцали заводскую стену с остолбенелым видом.

Напротив, атаковавшие дверь не прекращали своё дело. Они упрямо продолжали колотить огромным тяжёлым бревном, которое раскачивали сорок крепких рук; но прочная сталь, казалось, не поддавалась их усилиям.

«Осы», как окрестил их Марсель Камаре, одна за другой пролетали над группой бандитов, не обращавших на них никакого внимания. Вдруг одна из машин выстрелила, и картечь усыпала землю на пространстве радиусом з пятьдесят метров. При звуке выстрела нападающие подняли головы. Они ещё не поняли, в чём дело, когда раздался выстрел из второй машины и снова вылетела туча картечи. На этот раз смертоносное пространство приблизилось к ним. Несколько человек упали, задетые пулями. Остальные не долго раздумывали: бросив таран, они подхватили раненых и убежали. Наблюдавшие эту сцену не верили своим глазам.

После выстрела каждая «оса» послушно возвращалась в свою ячейку у подножия башни, а минуту спустя, снабжённая новым зарядом, вылетала, чтобы занять место в общем хороводе машин.

– Я думаю, не стоит больше заниматься этими людьми, – сказал Марсель Камаре. – Если вам угодно посетить завод…

ЗАВОД В БЛЕКЛАНДЕ

Гости поспешили принять предложение. Камаре сказал:

– Прежде чем спуститься с башни, куда мы, впрочем, вернёмся, закончив осмотр, сначала познакомьтесь с общим расположением завода. Он занимает, как видите, прямоугольное пространство, в длину, параллельно реке, триста шестьдесят метров и в ширину двести пятьдесят метров. Его общая площадь девять гектаров. Западная часть, представляющая три пятых всего прямоугольника, отдана под сады.

– Зачем вам сады? – перебил Амедей Флоранс.

– Они обеспечивают некоторую долю нашего пропитания, остальное получаем извне. Только другая часть, примыкающая к набережной, шириной в сто метров, где мы находимся, составляет собственно завод. Посредине мастерские и моё личное жилище сгруппированы на протяжении двухсот пятидесяти метров у подножия этой башни, занимающей центр. С каждой стороны, где остаётся свободным пространство в пятьдесят пять метров, поднимаются, перпендикулярно реке, два ряда домов для рабочих, разделяемые широкой улицей. В каждом ряду семь четырехэтажных домов, и мы располагаем ста двадцатью квартирами.

– Какова численность вашего персонала? – спросил Барсак.

– Ровно сто человек, но некоторые женаты и имеют детей. Как вы можете видеть, мастерские состоят из одного этажа и покрыты толстым слоем земли с травой наверху. Снаряды мало опасны для них. Теперь, когда вы знаете главное, мы можем спуститься и начать осмотр.

Прежде чем последовать приглашению, слушатели Камаре бросили последний взгляд вокруг себя. Положение не изменилось. «Осы» продолжали свою круговую прогулку, и нападающие уже не осмеливались проникать в опасную зону.

Успокоенные слушатели покинули платформу.

Сначала Камаре повёл их в тот этаж башни, который называл «ульем» и откуда двадцать «ос» вылетали из двадцати ячеек, между которыми находились аппараты для заряжания. Потом прошли ряд цехов: сборочный, столярный, кузнечный, литейный – и вышли в сад со стороны, обращённой к дворцу.

Высокая стена скрывала дворец. Но, когда они отошли от неё метров на пятьдесят, башня Гарри Киллера показалась над гребнем стены. Тотчас же с вершины башни прозвучал выстрел, и над гуляющими пронеслась пуля. Они поспешно отступили.

– Дурак! – пробормотал Камаре и поднял руку.

По его сигналу послышался сильный свист. Гости Камаре невольно повернулись к заводу! Но инженер показал на дворец. Циклоскоп, венчавший дворцовую башню, исчез.

– Это его проучит, – сказал Камаре. – У меня тоже есть воздушные мины, и побольше, чем у него; ведь это я их фабрикую. А циклоскоп я сделаю другой, вот и всё.

– Но, сударь, – заметил Амедей Флоранс, – раз у вас есть снаряды, почему вы не воспользуетесь ими против Гарри Киллера?

– Я? – глухо ответил инженер. – Я буду атаковать свою работу?

Не возражая, Амедей Флоранс обменялся взглядом с товарищами. Да, этот удивительный человек имел изъян, и его изъяном была гордость. Путь продолжался в молчании. Урок был понят дворцом. Ничто более не беспокоило группу гуляющих, которая покинула сад, пройдя его насквозь.

– Мы попадаем в интересную часть, – сказал Камаре, открывая дверь. – Здесь старое машинное отделение, вот паровой двигатель, который мы топили дровами за неимением другого горючего. Это было неудобно, так как дрова приходилось привозить издалека, а нам их требовалось много. К счастью, это продолжалось недолго: как только в реке появилась вода после первых вызванных мною дождей, мы устроили гидроэлектростанцию в двенадцати километрах от города вниз по течению и пользуемся её энергией. С тех пор мы уже не применяем этой устаревшей техники, и дым не идёт из трубы, ставшей ненужной. Мы ограничиваемся тем, что трансформируем для наших нужд энергию, которую посылает нам станция.

Следуя за Камаре, они прошли в другую залу.

– Здесь, – сказал он, – и в следующих залах, наполненных, как и эта, трансформаторами, динамо, катушками, иногда очень внушительными, царство электричества.

– Как? – вскричал ошеломлённый Флоранс. – Неужели вы могли привезти сюда эти машины!

– Только небольшую часть, – ответил Камаре. – Остальное мы сделали сами.

– Но ведь нужен был материал, – возразил Амедей Флоранс. – Кой черт доставил его в пустыню?

– Конечно! – сказал Камаре и остановился в задумчивости, как будто эта трудность впервые пришла ему на ум. – Вы правы, господин Флоранс. Как привезли сюда эти первые машины и материалы, из которых мы создали остальное? Признаюсь, я над этим никогда не думал. Я требовал, мне давали. Я не смотрел слишком далеко. Но теперь, когда вы обратили моё внимание…

– Какие же понадобились человеческие жертвы, чтобы перетащить все это через пустыню, пока вы ещё не имели планёров!

– Это верно, – сказал побледневший Камаре.

– А деньги? Вся эта штука сожрала целую кучу деньжищ! – вскричал Флоранс на своём фамильярном языке.

– Деньги? – пробормотал Камаре.

– Да, деньги. Вы, верно, очень богаты?

– Я?! – запротестовал Камаре. – С тех пор как я здесь, у меня и пяти сантимов не было в кармане.

– Тогда?

– Это Гарри Киллер… – робко начал Камаре.

– Ну, ясно! А откуда он их брал? Что он, миллиардер – ваш Гарри Киллер?

Камаре развёл руками с видом полнейшего неведения.

Казалось, он был совершенно расстроен вопросами Амедея Флоранса, и его глаза снова приняли то блуждающее выражение, которое затуманивало его взор при малейшем волнении. Принуждаемый разрешать проблемы, столь отличные от тех, с которыми он привык иметь дело и которые так внезапно возникли, он чувствовал головокружение перед новыми, неизвестными ему горизонтами. Вид у него был совершенно растерянный. Доктор Шатонней сжалился над ним.

– Мы потам разберёмся в этом, – сказал он, – а пока будем продолжать осмотр.

Чтобы прогнать назойливые мысли, Камаре провёл рукой по лбу и молча прошёл в следующую залу.

– Здесь компрессоры, – заговорил он изменившимся от волнения голосом. – Мы употребляем воздух и другие газы в жидком виде. Как вы знаете, все газы способны сжижаться, если их сжимать и в достаточной степени понижать температуру; но, предоставленный самому себе, жидкий газ нагреется и более или менее быстро испарится. А если его содержать в закрытом сосуде, стенки сосуда подвергнутся такому давлению, что он может разлететься на куски. Одно из моих изобретений изменило это. В самом деле, я нашёл вещество абсолютно нетеплопроводное, то есть непроницаемое для тепловых лучей. Отсюда следует, что жидкий газ, например воздух, находящийся в сосудах из этого вещества, всегда сохраняется при одной и той же температуре, в виде жидкости, и не стремится взорваться. Это изобретение позволило мне осуществить некоторые другие, и особенно планёры с большим радиусом действия, которые вы знаете…

– Ещё бы нам не знать! – вскричал Амедей Флоранс. – Скажите, что мы с ними чересчур хорошо познакомились! Так и это ваше дело – планёры?!

– А вы хотите, чтобы чьё оно было? – возразил Камаре, внезапно охваченный новым приступом болезненной гордости.

По мере того как он говорил, его волнение понемногу рассеивалось. Оно бесследно исчезло, когда он снова вернулся к научным вопросам.

– Мои планёры имеют три главные особенности, относящиеся к устойчивости, подъёму и движущей силе, о чём я дам понятие в немногих словах. Начнём с устойчивости. Когда на птицу налетает порыв бури, ей не приходится делать расчёты, чтобы поддержать равновесие. Её нервная система или, вернее, та часть нервной системы, которую физиологи называют рефлексами, заработает и восстановит равновесие инстинктивно. Вы мои планёры видели и знаете, что они состоят из двух крыльев, помещённых на вершине пилона высотой в пять метров; у подножия пилона находится платформа, несущая мотор, водителя и пассажиров. Таким образом, центр тяжести находится внизу. Соединение пилона с крыльями подвижное. Пока он не закреплён частично или полностью посредством рулей направления и глубины, он может описывать маленькие дуги во всех направлениях вокруг вертикали. И вот, если крылья независимо от руля наклоняются поперёк или вдоль, пилон, увлекаемый своим весом, стремится составить с ними другой угол. В этом движении он тотчас приводит в действие противовесы, скользящие параллельно или перпендикулярно крыльям, и в тот же момент крылья занимают надлежащее положение. Таким образом, немедленно – автоматически, как я уже сказал, – выправляются невольные уклонения планёра.

Марсель Камаре, опустив глаза, давал объяснения с безмятежностью профессора, читающего лекцию. Он не колебался, не подыскивал слов, они приходили к нему сами. Без запинки он продолжал все так же:

– Перейдём ко второму пункту. В момент подъёма крылья планёра опускаются и складываются около пилона. В то же время ось винта, подвижная в вертикальной плоскости, перпендикулярной к крыльям, поднимается; плоскость крыльев становится горизонтальной, и аппарат превращается в геликоптер. Но когда он достигнет достаточной высоты, крылья открываются, ось винта одновременно наклоняется вперёд и становится горизонтальной. Винт становится толкающим, и геликоптер превращается в планёр. Что касается движущей силы, то её доставляет жидкий воздух. Из резервуаров, сделанных из нетеплопроводного материала, о котором я вам говорил, и регулируемых системой клапанов, жидкий воздух вытекает в тонкие, постоянно прогреваемые цилиндры. Там он мгновенно переходит в газообразное состояние под огромным давлением и приводит в движение мотор.

– Какой скорости достигают ваши планёры? – спросил Амедей Флоранс.

– Четыреста километров в час и проходят без посадки пять тысяч километров, – ответил Камаре.

„Nu admirariI", – сказал Гораций[58]58
  Гораций (65-8 годы до нашей эры) – знаменитый римский поэт.


[Закрыть], что означает: не следует удивляться ничему. Однако слушатели Камаре не могли удержать восхищения. Они не могли подобрать достаточно восторженные слова, чтобы прославить этого гения, когда вернулись в башню. Но странный человек, который иногда выказывал крайнее тщеславие, оставался равнодушен к этим похвалам, точно на него действовали только те, которые он сам себе расточал.

– Сейчас мы в сердце завода, – сказал Камаре, когда все возвратились наверх. – В этой башне десять этажей, заполненных различными аппаратами. Вы, конечно, заметили на её вершине высокий металлический пилон? Это «прожектор волн». Впрочем, вся поверхность башни покрыта множеством прожекторов меньшего размера…

– «Прожекторы волн», говорите вы? – спросил доктор Шатонней.

– Я не хочу читать вам курс физики, – с улыбкой сказал Марсель Камаре, – но некоторые объяснения необходимы. Я вам напомню, если вы знаете, и расскажу, если это вам неизвестно, что знаменитый немецкий физик Герц давно уже заметил, что, когда между полюсами индукционной катушки проскакивает искра, она вызывает колеблющийся разряд: каждый полюс поочерёдно становится то положительным, то отрицательным. Скорость этих колебаний, или их частота, может быть очень большой – до ста миллиардов в секунду. И они не ограничиваются теми точками, между которыми происходят. Эти разряды колеблют эфир, заполняющий все мировое пространство и промежутки между молекулами материальных тел. Эфирные колебания, распространяющиеся все дальше и дальше, называются волнами Герца. Я понятно говорю?

– Восхитительно! – провозгласил Барсак, который, как политический деятель, менее всех понимал в научных вопросах.

– До меня, – продолжал Камаре, – волны Герца рассматривались как лабораторный курьёз. Ими электризовали без соприкосновения более или менее удалённые металлические предметы. Основной недостаток этих волн в том, что они распространяются во все стороны, как концентрические круги в луже от брошенного в неё камня. Из этого вытекает, что их начальная энергия, распространяясь все дальше, уменьшается, слабеет, как бы улетучивается, и уже в нескольких метрах от своего источника даёт лишь незначительные проявления. Ясно?

– Ослепительно! – уверил Амедей Флоранс.

– Ещё до меня заметили, что эти волны, как и световые, могут отражаться, но не сделали отсюда никаких выводов. Благодаря открытию сверхпроводника, – это им покрыт гребень заводской стены, – я устроил рефлекторы, направляющие почти все испускаемые волны куда я хочу. Начальная энергия волн, таким образом, без потерь посылается в определённом направлении и там преобразуется в такую, которая может совершить работу. С другой стороны, средство изменять частоту колебаний известно, и я могу вообразить приёмники волн, которые будут чувствительны лишь к определённой частоте. В физике это называется «настройкой». Приёмник будет реагировать на волны той частоты, на которую он настроен, и только на них. Число же возможных частот бесконечно. Я могу устроить бесчисленное множество двигателей, среди которых не будет двух, отвечающих на одну и ту же волну. Вам все понятно?

– Туговато, – признался Барсак. – Но понемножку тянемся.

– Я, впрочем, кончаю, – сказал Камаре. – Пользуясь этим, мы построили большое количество сельскохозяйственных машин, которым передаётся на расстоянии энергия от того или другого прожектора башни. Так же мы направляем и «ос». При каждом из четырех винтов находится маленький мотор, настроенный на известную волну. И этим же способом я могу разрушить весь город, если мне придёт фантазия.

– Вы отсюда можете разрушить город?! – вскричал Барсак.

– Очень просто. Гарри Киллер просил меня сделать Блекланд неприступным, и я это выполнил. Под всеми улицами, домами, под дворцом и даже под заводом заложены большие порции взрывчатых веществ, снабжённые взрывателями, настроенными на частоты, известные одному мне. Чтобы взорвать город, мне достаточно послать в направлении каждой мины волны определённой частоты.

Амедей Флоранс, лихорадочно черкавший в записной книжке, хотел спросить, не следует ли покончить этим способом с Гарри Киллером, но вспомнил, какой малый успех имело предложение употребить для этой же цели воздушные мины, и благоразумно воздержался.

– А большой пилон, что поднимается на башне? – спросил доктор Шатонней.

– К этому я и перехожу, и на этом кончу, – ответил Камаре. – Очень любопытно, что герцевские волны падают на землю, точно подверженные притяжению, и там теряются. На далёкое расстояние их надо отправлять с высоты. Я же хочу посылать их не только далеко, но и высоко, что ещё труднее. Все же мне удаётся это с помощью пилона, присоединённого к передатчику, и изобретённого мною рефлектора, находящегося у оконечности пилона.

– Зачем же посылать волны в высоту? – спросил Амедей Флоранс, ничего не понимавший.

– Чтобы вызывать дождь. Вот принцип изобретения, которое я проектировал, когда познакомился с Гарри Киллером, и которое он помог мне осуществить. Посредством пилона и зеркала я посылаю волны к тучам и электризую до насыщения воду, которую они содержат в капельном состоянии. Когда разница потенциалов туч и земли или двух соседних туч сделается достаточной, разражается гроза и падает дождь. Превращение пустыни в плодородные поля доказывает возможность такого процесса.

– Однако надо иметь тучи, – заметил доктор Шатонней.

– Разумеется, либо достаточно влажную атмосферу. Но в тот или иной день тучи появляются. Задача в том, чтобы они разразились дождём здесь, а не в другом месте. Когда же возделаны поля и растут деревья, то устанавливается правильный кругооборот влаги, и тучи появляются все чаще. Лишь только приходит туча, я поворачиваю рукоятку, и волны передатчика в тысячу лошадиных сил начинают бомбардировать её миллиардами колебаний.

– Чудесно! – воскликнули слушатели.

– Даже в данный момент, хотя вы того и не сознаёте, – продолжал Камаре, постепенно воодушевляясь перечнем своих изобретений, – волны текут с вершины пилона и теряются в бесконечности. Но я мечтаю найти для них другую будущность. Я чувствую, я знаю, я даже уверен, что для волн можно создать сотню других применений. Например, можно телеграфировать или телефонировать по всей земле, не нуждаясь в соединении сообщающихся пунктов.

– Без проводов! – вскричали слушатели.

– Без проводов. Что для этого нужно? Очень мало. Просто надо изобрести подходящий приёмник. Я ищу. Я почти у цели, но ещё не достиг её.

– Мы начинаем ничего не понимать, – признался Барсак.

– Нет ничего проще, – уверил Камаре, все более возбуждаясь. – Вот аппарат Морзе, употребляемый при обычном телеграфировании, который я для своих опытов включил в замкнутую цепь. Мне остаётся лишь орудовать клавишей, – и, говоря это, он в самом деле ею орудовал, – чтобы ток, испускающий волны, зависел от это» цепи. Когда клавиша поднята, прожектор не испускает герцевских волн. Когда она опущена, волны вырываются из пилона. Их нужно послать не к небу, а в направлении предполагаемого приёмника, соответственно управляя рефлектором, который их собирает и отражает. Если местоположение приёмника неизвестно, достаточно убрать зеркало, как я делаю вот при помощи этого рычага. Волны будут распространяться в окружающем пространстве, и я могу телеграфировать в полной уверенности, что приёмник получит их, если существует. К несчастью, он не существует…

– Вы сказали телеграфировать? – спросила Жанна Бакстон. – Что вы под этим понимаете?

– То, что понимают обычно. Мне только нужно работать клавишей, применяя азбуку Морзе, известную всем телеграфистам. Но вы лучше поймёте на примере. Будем действовать, как будто приёмник есть. Вы ведь постарались бы выйти из вашего теперешнего положения, я полагаю?

– Без сомнения, – ответила Жанна.

– Хорошо! В таком случае, кому вы хотите телеграфировать? – Камаре сел у аппарата.

– В этой стране я не знаю никого, – улыбаясь, сказала Жанна. – Разве только капитану Марсенею, – прибавила она, слегка покраснев.

– Пусть будет капитану Марсенею, – согласился Камаре, работая аппаратом Морзе и выстукивая точки и чёрточки этого алфавита. – Где он, этот капитан?

– Сейчас, я думаю, в Тимбукту, – нерешительно сказала Жанна.

– Тимбукту, – повторил Камаре, продолжая действовать клавишей. – Теперь, как вы говорите, капитану Марсенею. Я думаю, что-нибудь в этом роде: «Жанна Бакстон…»

– Простите, – перебила Жанна, – капитан Марсеней знает меня под фамилией Морна.

– Это неважно, так как депеша всё равно не дойдёт, но поставим «Морна». Я телеграфирую: «Придите на помощь Жанне Морна, пленнице в Блекланде…» – Марсель Камаре прервал передачу. – Блекланд неизвестен миру, и я добавляю: «Северная широта 15°50', долгота…» – Он быстро вскочил. – Вот как! Гарри Киллер выключил ток!

Его гости столпились вокруг, не понимая.

– Я уже вам говорил, что мы получаем энергию с гидростанции, расположенной в двенадцати километрах по реке. Гарри Киллер изолировал нас от неё, вот и всё.

– Но тогда, – сказал доктор, – машины остановятся?

– Они уже остановились, – ответил Камаре.

– А «осы»?

– Они упали, это несомненно.

– Значит, Гарри Киллер овладеет ими? – вскричала Жанна Бакстон.

– В этом я не уверен, – возразил инженер. – Поднимемся наверх, и вы увидите, что все это пустяки.

Они быстро поднялись на башню и вошли в циклоскоп. Как и прежде, они увидели наружную часть стены и окаймляющий её ров, в котором валялись неподвижные «осы».

На эспланаде Весёлые ребята испускали победные крики. Они уже возобновили атаку. Некоторые спрыгивали в ров, чтобы расправиться с мёртвыми «осами», которые раньше так устрашали их. Но едва дотронувшись до «ос», они в ужасе отпрыгивали и пытались вылезть изо рва. Никому это не удалось: все падали на дно без признаков жизни.

– Я не дам и двух су за их шкуры, – холодно сказал Марсель Камаре. – Я ведь предвидел, что произойдёт, и принял меры. Выключив ток со станции, Гарри Киллер тем самым привёл в действие приспособление, заставившее сосуды с жидкой углекислотой вылить в ров их содержимое, немедленно перешедшее в газообразное состояние. Этот газ, более тяжёлый, чем воздух, остался во рву, и те, кто попал в него, погибли от удушья.

– Бедные люди! – сказала Жанна Бакстон.

– Тем хуже для них, – ответил Камаре. – Я не могу их спасти. Что же касается наших машин, я тоже принял предосторожности. Начиная с этого утра они будут работать на жидком воздухе, которого у нас неисчерпаёмый запас. Вот машины уже заработали, «осы» вылетают снова.

Винты «ос», в самом деле, завертелись, возобновляя своё головокружительное вращение, и аппараты начали совершать свой обход. Толпа Весёлых ребят отступила к дворцу, оставив часть своих лежать во рву.

Марсель Камаре повернулся к гостям. Он был возбуждён, и беспокойный блеск все чаще мелькал в его глазах.

– Мы, кажется, можем спать спокойно, – заметил он, переполненный простодушным тщеславием.